Текст книги "Головоломка"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Глава 7

Ничто не может так подтолкнуть расследование, как убийство.

Альберт Вейнберг был застрелен в грудь с близкого расстояния из пистолета 32-го калибра. Это событие послужило причиной горячего спора Брауна с молодым врачом, который настаивал на госпитализации и отказался вернуть ему брюки. Тогда Браун позвонил Карелле и тот привез своему партнеру брюки, чистую рубашку и свой личный револьвер. Пока Браун одевался, они провели короткое совещание и решили, что Карелла, знающий итальянский, должен ехать в Калмз-Пойнт для встречи с Лючией Ферольо, невесткой покойного Кармине Бонамико. А Браун отправится в “Фергюсон-гэллери”, скорее всего, закрытую в воскресенье, проникнет туда (незаконно, но какого черта!) и немножко пошарит в офисе Кана. Медсестра вошла в палату как раз в тот момент, когда Браун застегивал брюки.

– Почему вы не в постели?! – накинулась она на Брауна.

– Я охотно вернусь туда, если вы составите мне компанию, – бесстыдно ухмыльнулся тот, и медсестра помчалась по коридору, зовя врача. Когда врач вошел в палату, детективы были уже в вестибюле и договаривались, каким образом будут поддерживать связь. Они коротко кивнули друг другу, вышли на июньское солнце и направились каждый по своим делам.

Целью Кареллы была церковь Святого Духа на Эйнхарт-бульвар в Калмз-Пойнте. Сначала он заехал на квартиру Лючии Ферольо, но соседи сказали, что старая леди каждое воскресенье посещает девятичасовую мессу. Когда он подъехал к церкви, месса уже началась. Карелла спросил у сторожа, не знает ли он Лючию Ферольо и сможет ли показать ее, когда верующие начнут расходиться? Казалось, что сторож ни слова не понимает по-английски, но стоило Карелле опустить пять долларов в ящик для пожертвований, как тут же выяснилось, что сторож очень хорошо знает Лючию Ферольо и будет счастлив показать ее, как только она выйдет из церкви.

Сторож кивнул на нее, когда она спускалась по залитым солнцем ступеням. Карелла быстро подошел к ней и сказал по-итальянски:

– Простите, синьорина Ферольо?

В молодости Лючия, похоже, была настоящей красавицей; Карелла не мог понять, почему она осталась старой девой. Хотя ей было уже за семьдесят, она по-прежнему сохранила твердую походку, преисполненную чувства собственного достоинства. В ее внешности было что-то от старинной римской знати – снежно-белые волосы, орлиный нос, полные чувственные губы, высокие брови и миндалевидные глаза.

Женщина обернулась с легкой улыбкой на губах, вопросительно приподняв брови.

– Да, это я. В чем дело?

– Меня зовут Стив Карелла. Я детектив из 87-го участка. – Он открыл бумажник и показал ей свой значок. – Мы не могли бы немного побеседовать?

– Конечно, – кивнула Лючия, и они пошли рядом.

Похоже было, что Лючию вовсе не раздражает беседа с полицейским; она говорила на сицилийском диалекте, который Карелла понимал лишь отчасти, и обещала рассказать все, что ей известно о фрагменте фотографии, полученном в наследство от сестры. Хотя, как вскоре выяснилось, она совсем ничего о нем не знала.

– Я не понимаю, – нахмурился Карелла. – Разве вы не говорили страховому инспектору, что на целой фотографии показано место, где спрятано сокровище?

– Какое сокровище? – удивилась Лючия.

– Сокровище, – повторил Карелла. – Разве вы не говорили мистеру Кратчу о сокровище? Когда передавали ему список и фотографию?

– Я ничего не знаю ни о каком сокровище, – сказала Лючия. – И что еще за список? Я отдала ему только маленький кусочек фотографии.

– И вы не давали ему списка с именами?

– Нет. Кстати, мистер Кратч так и не заплатил мне обещанную тысячу долларов. Вы знаете этого человека?

– Да, знаю.

– Не могли бы вы попросить его прислать мне эти деньги? Я отдала ему фотографию, и со своей стороны вправе ожидать, что он расплатится со мной по справедливости. Я женщина небогатая.

– Дайте подумать, мисс Ферольо, – озадаченно произнес Карелла. – Так вы не давали Кратчу никакого списка имен?

– Никогда.

– И вы ничего не говорили мистеру Кратчу о сокровище?

– Если я ничего не знаю, то о чем же я могла ему рассказать?

Она неожиданно повернулась к Карелле, улыбнувшись весьма соблазнительно для женщины ее возраста. – А там действительно есть какое-то сокровище, синьор?

– Это одному богу известно, синьорина, – улыбнулся в ответ Карелла.

Самые лучшие взломщики на свете – это полицейские. В основном используются три различные системы сигнализации. На служебном входе Фергюсон-гэллери стояла замкнутая система. Это означало, что ее нельзя вывести из строя, просто перерезав провода, как это обычно бывает с самыми дешевыми системами. Слабый ток постоянно проходит по проводам замкнутой системы; если вы их перережете, нарушив тем самым подачу тока, зазвучит сирена. Поэтому Браун замкнул провода кусочком проволоки, а затем открыл дверь с помощью полоски целлулоида. Это оказалось очень просто и заняло не более десяти минут. Средь бела дня.

В галерее было тихо и пусто.

Солнечные лучи пробивались сквозь широкие застекленные витрины, выходившие на Джефферсон-авеню. Белые стены были чистыми и безмолвными. Только картины “кричали” своими яркими красками. Браун направился к голубой двери в дальней стене, открыл ее и вошел в офис Брэмли Кана.

Он начал с письменного стола. Там он нашел письма художникам и ответы на них, письма Кана клиентам, макет брошюры, анонсирующей выставку какого-то художника, запланированную галереей на август, какие-то заметки, письмо из одного филадельфийского музея, еще одно – от музея Гуггенхейма в Нью-Йорке, роман “История О” в твердой обложке (Браун перелистал несколько первых страниц и так увлекся, что чуть не забыл, зачем он сюда пришел); несколько красных и синих карандашей. В нижнем ящике лежали запертая металлическая коробка для хранения денег и “смит-и-вессон” 32-го калибра. Браун обернул револьвер платком, взял за рукоятку и понюхал дуло. Несмотря на то, что Альберт Вейнберг, его покойный партнер, был застрелен из оружия 32-го калибра, не было похоже, чтобы из этого револьвера недавно стреляли. Браун открыл барабан револьвера – все шесть патроном были на месте. Он закрыл револьвер, положил его в ящик и потянулся к коробке, как вдруг зазвонил телефон. От неожиданности Браун чуть не выпрыгнул из брюк, одолженных у Стива Кареллы. Телефон прозвонил раз, другой, еще, еще, еще... и умолк.

Браун продолжал смотреть на аппарат.

Телефон зазвонил снова – на этот раз было восемь звонков.

Браун подождал еще, но больше телефон не звонил.

Тогда он вытащил серую металлическую коробку из нижнего ящика стола. Замок был очень простой; он открыл коробку секунд за тридцать. В ней было все, что угодно, кроме денег. Браун обнаружил копию делового соглашения между Каном и Джеральдиной Фергюсон, сертификат на двести акций компании “Ай-би-эм”, завещание Кана, три пятидесятидолларовые облигации и маленький белый ненадписанный и незапечатанный конверт.

Браун открыл конверт. Там был обрывок белой бумаги.

Каким бы неудачливым грабителем ни был Кармине Бонамико, он определенно хорошо придумывал головоломки. Если эта бумажка не была второй половиной списка, который Кратч принес в участок, то Браун был готов съесть список, фотографию, первую главу “Истории О” и, может быть, даже и саму “О”. Он быстро переписал имена в блокнот, сунул обрывок обратно в конверт, спрятал конверт и все остальное в коробку, запер ее и положил в нижний ящик стола. Его внимание привлекла картина на противоположной стене. Он подошел к ней, приподнял ее за один край и заглянул за полотно. Взявшись за картину обеими руками, он снял ее со стены и увидел маленький черный сейф. Браун знал, что люди, постоянно пользующиеся сейфами или замками с шифрами, часто оставляют наборный диск всего в одном-двух делениях слева или справа от последнего номера комбинации. Это значительно облегчает дело – все, что нужно, это повернуть диск на одно деление; это лучше – чем потом каждый раз набирать всю комбинацию заново.

Он уже собрался было повернуть диск влево, как вдруг услышал, что кто-то открывает дверь черного хода галереи. Браун проворно и бесшумно спрятался за дверью офиса и откинул полу пиджака. Рукоятка одолженного у Кареллы револьвера торчала из кобуры на поясе. Он вытащил револьвер и прислушался к шагам – посетитель явно направлялся к офису Кана. Шаги замерли прямо у открытой двери. Браун затаил дыхание. Человек стоял на пороге, его тень падала на ковер. Больше всего на свете Браун не хотел, чтобы этот человек оказался Брэмли Каном. Взлом и проникновение – это все-таки взлом и проникновение, и Браун не хотел судебного иска против полиции; Браун не хотел вылететь с работы и возвращаться в гетто, откуда он сумел выбраться.

Первое, что он увидел, были толстые черные усы и сияющие голубые глаза.

– Привет, Кратч, – сказал Браун.

Ирвинг Кратч резко обернулся.

– Фу, – с облегчением выдохнул он. – Привет.

– Вы что, не видели объявления на двери? Это помещение охраняется “Сигнализационной системой Бакли”.

– А я замкнул провода, – сказал Кратч.

– Как и я. Это вы звонили минут десять назад?

– Да. Хотел убедиться, что здесь никого нет.

– Кое-кто здесь уже был.

– Да уж вижу.

– Вам что здесь понадобилось, Кратч?

– То же, что и вам. Мы ведь вместе этим занимаемся, припоминаете?

– Мне казалось, что вы решили положиться на нас.

– Я подумал, что вам может понадобиться рука помощи.

Браун сунул револьвер в кобуру, подошел к сейфу, и передвинул наборный диск на одно деление влево, потом на два, потом на три, пробуя открыть сейф после каждой попытки, но это не дало никаких результатов. Он попробовал делать то же самое, поворачивая диск вправо, и когда опять ничего не получилось, повернулся к Кратчу и сказал:

– Вот теперь мне нужна рука помощи. Возьмите картину за этот край.

– Нашли что-нибудь? – спросил Кратч.

Браун заколебался.

– Нет.

Они подняли картину и повесили ее на место. Браун отступил на шаг, потом подошел и поправил угол.

– И немного с другой стороны, – подсказал Кратч.

– Как теперь?

– Отлично.

– Ну ладно, пошли отсюда, – сказал Браун.

– Мне бы очень хотелось знать, что в этом сейфе.

– Мне бы тоже. Какие у вас предположения?

– Маленький кусочек фотографии.

– Вы как насчет открывания сейфов?

– Никак.

– Вот и я тоже. Давайте, пошли отсюда.

– Куда вы собираетесь? – спросил Кратч.

– Вы сейчас пойдете и приведете в порядок сигнализацию, а я поеду к Джеральдине Фергюсон.

– Сигнализацию?! Да меня могут арестовать, если застукают за этим делом!

– Кстати, и я могу вас арестовать. Вы здесь незаконно.

– Вы тоже.

– Полицейский на обходе. Шел мимо, увидел открытую дверь, вошел – и пожалуйста – ограбление в самом разгаре.

– Но я же ваш партнер, – запротестовал Кратч.

– У меня уже был один партнер, Альберт Вейнберг; сейчас он в морге.

– Я здесь ни при чем.

– А кто говорит, что вы при чем?

– Карелла.

– Ну, может быть, он просто очень подозрительный человек...

– А вы? Вы что думаете?

– Я думаю, что вы проводили время в компании молодой леди по имени Сюзи Эндикотт с семи тридцати до тех пор, пока к вам не пришел Карелла. Ведь вы ему именно это сказали, правда?

– Да.

– Ну, а почему я должен сомневаться?

– Послушайте, Браун...

– Слушаю.

– Я хочу найти пропавшие деньги, очень хочу. Но не настолько, чтобы из-за этого убивать. Это слишком высокая цена. Даже для моей карьеры.

– О'кей.

– Я просто хочу, чтобы между нами все было ясно.

– Лично мне все ясно, – сказал Браун. – А теперь давайте выметаться отсюда к чертовой матери!

Джеральдина Фергюсон была еще в пижаме, когда открыла дверь и увидела Брауна.

– Черт побери! – выругалась она.

– Именно так, мисс Фергюсон, – отозвался Браун. – К вам пожаловал легавый.

– И он это признает?! – удивленно улыбнулась она. – Входите. Люблю честных людей.

Ее гостиная представляла собой продолжение галереи – белые стены, неброская мебель, огромные яркие полотна, изогнутые скульптурные формы на подставках. Джерри прошлась по ковру походкой танцовщицы, покачивая плотно обтянутыми голубой пижамой крепкими бедрами и собранными в хвост волосами.

– Хотите выпить? – спросила она. – Или еще слишком рано?

– Уже почти час дня, – сказал Браун.

– Что вам налить?

– Я на работе.

– Ну и что? С каких это пор полицейские стали такими неженками, простите за выражение.

– Когда я на работе, то предпочитаю иметь ясную голову.

– О'кей, имейте ясную голову, – пожала плечами Джерри. – А я выпью, если не возражаете. Воскресенье – такой скучный день... Тем более, что я уже прочитала комиксы и статью Мартина Левина, а заняться больше нечем.

– Кто такой Мартин Левин?

Джерри подошла к бару, над которым висела картина (белое полотно, заляпанное извилистыми потеками черной краски), щедро плеснула себе виски, положила лед, подняла стакан и со словами: “За улучшение расовых отношений” выпила, неотрывно глядя на Брауна поверх стакана.

– Мисс Фергюсон...

– Джерри, – поправила она.

– Джерри, сегодня ночью был убит человек...

– Кто? – резко спросила она и поставила стакан на крышку бара.

– Человек, который приходил к вам несколько раз.

Тот самый, который назвался Элом Рейнольдсом. Или Элом Рэндольфом.

– Как его звали на самом деле?

– Альберт Вейнберг. – Браун сделал паузу. – Вы когда-нибудь слышали о нем?

– Нет, – покачала головой Джерри и снова взяла стакан. – А как ваше настоящее имя?

– Артур Браун.

– Вы меня разыгрываете, – улыбнулась Джерри.

– Нет, это так. Детектив второго класса, 87-й участок. Хотите покажу свой значок?

– Зачем?

– Вообще-то я ждал, что вы попросите мое удостоверение.

– Не люблю делать того, чего от меня ждут.

– В среду вечером...

– Как это мы вдруг перескочили на среду?

– Просто я взял, да и перенес вас туда, – примирительно сказал Браун. – В среду вечером два человека убили друг друга в драке...

– Кто?

– Это неважно, Джерри. Важно то, что в кулаке одного из них нашли клочок фотографии...

– Опять все по новой? Я уже сказала...

– Мисс Фергюсон, – перебил Браун, – я хочу задать вам несколько вопросов, касающихся убийства и вооруженного ограбления. Предпочел бы задать эти вопросы здесь, в приятной обстановке, но с такой же легкостью я могу задать их вам в участке.

– Это что, угроза?

– Нет, это реальное положение дел.

– И это после того, как я так любезно предложила вам выпить? – с улыбкой сказала Джерри. – Давайте дальше, обещаю вести себя спокойно.

– Спасибо. У нас есть веские основания считать, что фрагмент в руке убитого был частью большой фотографии, на которой указано местонахождение денег, украденных у “Национальной ассоциации сбережений и кредитов” шесть лет назад. Кроме того, есть основания считать, что у вас имеется еще один фрагмент, и он нам нужен. Все очень просто.

– Интересно, что это выкурило вас наружу, Артур? – спросила она. – Что вас заставило отказаться от фальшивой маски? Вы боитесь, что могут убить еще кого-нибудь?

– Да, это возможно.

– Меня?

– Не исключено. Все, у кого есть части фотографии – в опасности. Для вашей собственной безопасности...

– Чушь! – сказала Джерри.

– Прошу прощения?

– День, когда полиция начинает беспокоиться о чьей-нибудь безопасности, это... – Джерри со стуком поставила стакан. – Кого вы думаете провести, Артур?

– Мисс Фергюсон, я не...

– И остановитесь на чем-нибудь одном, черт возьми! Или мисс Фергюсон, или Джерри! Или так, или этак.

– Мне кажется, я бы предпочел “мисс Фергюсон”.

– А что так? Вы меня боитесь? Большой сильный черный супермен боится маленькой девушки?!

– Слушайте, давайте оставим в покое всю эту чушь про черных суперменов! – сказал Браун.

– Вы когда-нибудь были в постели с белой девушкой? – неожиданно спросила Джерри.

– Нет.

– Хотите попробовать?

– Нет.

– Почему нет?

– Хотите верьте, хотите нет, мисс Фергюсон, но в мои фантазии не входят большой черный “кадиллак” и маленькая белая блондинка.

– Я не блондинка.

– Знаю. Просто я...

– Перестаньте нервничать. Готова поспорить, что у вас ладони вспотели.

– Мои ладони сухие, – спокойно сказал Браун.

– А мои – нет, – сказала Джерри и отвернулась, чтобы налить себе еще. В комнате наступила тишина. – Вы женаты? – спросила она.

– Да.

– Тогда все о'кей. Я уже была в постели с женатыми черномазыми.

– Мне не нравится это выражение, мисс Фергюсон.

– Какое выражение? “Женатые”? – спросила она и обернулась к нему, облокотившись на бар. – Пора подрасти, Артур.

Браун поднялся с дивана.

– Мне кажется, нам и в самом деле будет лучше проехаться до участка, – сказал он. – Будьте добры, оденьтесь.

– И не подумаю, – нахально улыбнулась Джерри, отхлебывая виски. – В чем вы собираетесь меня обвинить? В попытке изнасилования?

– А я и не обязан предъявлять вам никаких обвинений, мисс Фергюсон. Я провожу расследование убийства и уполномочен...

– Ну ладно, ладно, не лезьте в бутылку. Сядьте, Артур. Ох, да сядьте же вы! Лучше я поговорю с вами здесь, чем в каком-то дурацком участке.

Браун сел.

– Ну вот, разве так не лучше? Теперь – что вы хотите узнать?

– У вас есть часть фотографии?

– Да.

– Откуда она у вас?

– Мне дал ее мой зять.

– Лу Д'Амур?

– Да.

– Когда?

– Перед самым ограблением.

– Что он вам сказал об этой штуке?

– Только то, что я не должна с ней расставаться.

– А как получилось, что он дал ее вам, а не вашей сестре?

– Моя сестра порядочная бестолочь, всегда была такой. Уж Лу-то знал, у кого из нас двоих есть мозги.

– Он также дал вам и список?

– Какой список?

– Список имен.

– Я ничего не знаю, ни о каком списке.

– Это ложь, Джерри.

– Нет, клянусь! Какой еще список?

– Список, в котором среди других есть и ваше имя.

– Никогда его не видела.

– Вы лжете, Джерри. У вашего партнера есть половина этого списка. Где он мог его взять?

– Говорю вам, я ничего не знаю ни о каком списке. Что он должен означать?

– Ладно, забудем об этом, – сказал Браун. – Где ваша часть фотографии?

– В галерее в сейфе.

– Вы нам ее дадите?

– Нет.

– По-моему, вы сказали...

– Я сказала, что отвечу на ваши вопросы. О'кей. Я это сделала. Нет такого закона, по которому я должна отдавать свое личное имущество полиции.

– Один закон я могу напомнить.

– Да? Интересно, какой?

– Как насчет параграфа 1308 Уголовного законодательства? “Персона, которая укрывает, утаивает или содействует укрытию или утаиванию какого-либо имущества, зная, что оно является краденым...”

– Это фотография – украденное имущество?

– На ней показано, где находится украденное имущество!

– Откуда мне это знать? Лу дал мне крошечный кусочек фотографии и попросил сохранить его. Это все, что я знаю.

– О'кей, я говорю вам, что на фотографии показано, где спрятаны украденные деньги. Теперь вы в курсе.

– И вы можете это доказать? – улыбнулась Джерри. – Не думаю, Артур. До тех пор, пока вы не найдете деньги, вы даже не можете сказать наверняка, существуют ли они на самом деле! А вы не сможете их найти, пока не сложите всю фотографию целиком. Да, ну и проблема! Почему бы нам не пойти в соседнюю комнату и не поразвлечься немного?

– Спасибо, не стоит.

– Я сведу вас с ума, Артур.

– Вы уже это сделали, – мрачно сказал Браун, направляясь к выходу.

Глава 8

Ситуация была не настолько уж сложной, как предполагала Джеральдина Фергюсон. Все, что надо было сделать Брауну, это явиться в суд и заявить под присягой, что по полученным им лично сведениям, существует вероятность того, что в сейфе в Фергюсон-гэллери по адресу Джефферсон-авеню, 568, хранится улика, которая может помочь раскрытию преступления, и попросить у судьи ордер на обыск этого сейфа. Потом прийти в галерею, открыть сейф, обыскать его и забрать эту улику. Но он не мог сделать этого сегодня, потому что было воскресенье, и даже судьи имеют право на выходной день. Только крайняя необходимость могла заставить Брауна поднять человека с постели и потребовать ордер на обыск. Впрочем, он был уверен, что Джерри не кинется сломя голову в галерею, чтобы взять фотографию из сейфа. Во всяком случае, Браун не сделал ничего такого, что навело бы ее на мысль, что он способен заставить ее открыть сейф на законных основаниях. Он не сомневался, что фото будет по-прежнему в сейфе, когда он вернется на следующее утро со всеми необходимыми документами, и потребует у нее предъявить фрагмент фотографии.

В три часа он встретился с Кареллой в участке, чтобы обсудить полученные результаты. Сложив две половины списка – половину, предоставленную им Кратчем (которую, по его словам, он раздобыл у Лючии Ферольо, которая, в свою очередь, это отрицала) и половину, найденную Брауном в столе Кана (и о которой Джеральдина Фергюсон якобы ничего не знала), – они получили семь имен:

Альберт Вейнберг

Дональд Реннинджер

Юджин Э. Эрбах

Элис Бонамико

Джеральдина Фергюсон

Доротея Макнелли

Роберт Кумбс

Первые четверо из этого списка были уже мертвы. Пятая признавала, что у нее есть часть фотографии, которую они надеялись получить не позднее следующего утра. И вот теперь, положив перед собой телефонные справочники всех пяти районов города, они начали искать двух оставшихся.

Один Роберт Кумбс жил в Риверхеде, другой – в Беттауне.

По всему городу было разбросано сто шестьдесят четыре человека по фамилии Макнелли, но не было никого по имени Доротея. Только у одного из них полное имя было не указано – вместо этого в книге значилось “Макнелли, Д.” – Адрес был: Саут-Хомстед, неподалеку от Скид-Роу.

– С кого начнем? – спросил Карелла.

– Давай отложим Беттаун до завтрашнего утра. Чтобы туда добраться, нужно садиться на паром, а бог знает, как они ходят по воскресеньям.

– О'кей, – согласился Карелла. – Тогда почему бы мне не взять на себя Кумбса из Риверхеда, а оттуда не поехать домой?

– Прекрасно. А я займусь Макнелли.

– Как это получается, что в последнее время тебе достаются одни женщины?

– Справедливость торжествует, – сказал Браун. – В кино они нам никогда не достаются.

Это был город контрастов.

Пройдите по Эспланэйд-авеню до того места, где из туннеля на поверхность выходят поезда Центральной и Северо-восточной линий, и всего через квартал местность изменится на ваших глазах – здания с балкончиками и швейцарами у подъездов уступают место мрачным кирпичным коробкам, а хорошо одетые обеспеченные прохожие таинственным образом превращаются в оборванных и голодных нищих.

Пройдите по любой из улиц 87-го округа, пересекающих Мэйсон-стрит, Калвер-авеню и Эйнсли-авеню, и вы окажитесь в трущобах, которые расползаются по городу подобно раковой опухоли. Однако и они неожиданно заканчиваются, и вы попадаете в респектабельный район Сильвермайн Овал, центральная часть которого – Смоук Райз – застроена шикарными деревянными виллами, – хотя до трущоб отсюда рукой подать.

А если пересечь деловую часть города, то вы окажитесь в Куортере – в шумном мире богемы с его магазинчиками, торгующими антиквариатом, маленькими театрами; аллеями, мощенными камнем, отремонтированными старинными домами из бурого камня с фасадами, начищенными песком, свежепокрашенными балюстрадами и зарешеченными окнами, с ярко раскрашенными цветочными горшками над арочными дверями со сверкающими медными рукоятками и дверными молотками.

Сверните на запад – и вот вы уже в “Маленькой Италии” – гетто, таком же мрачном, как и в верхней части города. Принюхайтесь к запаху кафе “эспрессо”, к густым ароматам неаполитанской кухни, смешанным с запахом жареной свинины, принесенным из Чайнатауна, который находится всего в квартале отсюда. Здесь телефонные будки похожи на миниатюрные пагоды, но где телефоны, как и их собратья во всем городе, редко работают. (Вам здорово повезет, если вы найдете исправным аппарат, когда срочно понадобится помощь полиции.)

Потом пройдите несколько кварталов к югу, пересеките широкую авеню, где когда-то пролегала железная дорога (теперь от нее не осталось и следа), походите мимо ночлежек и забегаловок, мимо обшарпанных винных лавочек и магазинчиков, торгующих всем, чем угодно, начиная с конторского оборудования и кончая списанными электронными деталями...

Д. Макнелли жила в двух кварталах к югу от Скид-Роу – широкой улицы, протянувшейся почти на полмили. Здесь было раздолье для бродяг и пьяниц и прекрасные охотничьи угодья для полицейских. Если уж начальству приспичивало похвастаться “статистикой по искоренению преступности”, то полиции ничего не стоило наскоро сцапать тут нескольких оборванцев за бродяжничество или за хулиганство. Пусть посидит в кутузке, а потом их снова вышвырнут на улицу – всегда найдутся более достойные клиенты.

Браун прошел мимо двух пьяниц, тупо сидевших на крыльце. Ни один не обратил на него внимания. На мостовой перед домом, свесив ноги в канаву, сидел третий. Сняв рубашку, черную от вшей, он тщательно выискивал паразитов в своем одеянии и давил их ногтем большого пальца на мостовой. Кожа его была бледная, нездорового вида, спина и руки покрыты язвами.

Свет в вестибюле не горел; после ярко освещенной солнцем улицы, темнота казалась непроглядной. Наконец, Браун рассмотрел ряд сломанных почтовых ящиков и на одном из них обнаружил надписанную от руки карточку, на которой значилось “Д. Макнелли, кв. 2А”. Он поднялся по лестнице, постоял, прислушиваясь, и постучал.

– Да? – отозвался женский голос.

– Мисс Макнелли?

– Да, – сказала она. И прежде чем Браун успел возвестить, что вот, дескать, к вам пожаловал Закон, дверь открылась.

Стоявшей на пороге женщине, полной и коренастой, было под пятьдесят. Ее непричесанные и торчавшие в разные стороны волосы, выкрашенные в ярко-оранжевый цвет на фоне мертвенно-бледного лица напоминали праздничный фейерверк; поблекшие голубые глаза были подкрашены толстыми мазками черной туши, брови подведены карандашом, на губах – помада кровавого цвета. На ней был шелковый халат в цветочек, неплотно стянутый на талии, в глубоком вырезе которого торчали дряблые белые груди. На одной из грудей возле соска виднелся след укуса, лиловый цвет которого резко контрастировал с ее очень бледной кожей. Было похоже, что женщина играет роль увядшей старой шлюхи в любительском спектакле.

– Я не обслуживаю ниггеров! – выпалила она и попыталась закрыть дверь, но Браун успел сунуть ногу между дверью и косяком, так что теперь закрыть дверь было невозможно. Через узкую щель Д. Макнелли повторила на этот раз более выразительно: – “Говорят тебе, я с неграми не путаюсь!” – Браун не знал – смеяться ему или возмутиться. Перед ним стояла опустившаяся проститутка, скорее всего, готовая лечь с кем угодно за бутылку дешевого вина, но она, видите ли, не обслуживает ниггеров! Это показалось ему забавным.

– Да мне нужно-то всего ничего, – сказал он.

– Нет! – встревоженно ответила Д. Макнелли. – Нет. Пошел вон!

– Меня мой друг сюда послал.

– Какой еще друг? – подозрительно спросила Д. Макнелли. – Я с ниггерами не путаюсь!

– Лейтенант Бернс.

– Солдат?

– Нет, полицейский, – сказал Браун, решив покончить с этой игрой. – Я детектив, леди, откройте-ка дверь!

– Ты не детектив, – неуверенно возразила она.

Браун лениво сунул руку в карман и показал в щель свой значок.

– Чего ж вы сразу не сказали? – бросила Д. Макнелли.

– А что? Ниггеров-детективов вы обслуживаете?

– Я не хотела вас обидеть, – она открыла дверь. – Заходите.

Браун вошел. В квартире было всего две комнаты – кухня и спальня. На кухне лежала гора грязной посуды, кровать была не застелена, комната пропахла застоялым запахом пота, дешевой выпивки и еще более дешевых духов.

– Вы из полиции нравов?

– Нет.

– Я этим делом больше не занимаюсь. Потому-то я сразу велела вам убираться. Вот уже шесть-семь месяцев, как я в эти игры не играю.

– Ну, конечно, – сказал Браун. – Ваше имя Доротея Макнелли?

– Да, верно. Вы знаете, я нарочно поставила в телефонную книгу и на почтовый ящик “Д. Макнелли”, потому что в этом городе полно разных психов, которые звонят и говорят разные гадости. Терпеть не могу всяких сальностей!

– Ручаюсь, что так.

– Когда я занималась проституцией, у меня была прекрасная клиентура.

– Угу.

– Джентльмены.

– Но не ниггеры?

– Вы уж не обижайтесь, а?

– Нет, конечно, нет. Почему я должен обижаться на такое безобидное замечание?

– Если вы собираетесь втравливать меня в неприятности только потому, что я сказала...

– Леди, я не собираюсь доставлять вам никаких неприятностей.

– ...потому что, если собираетесь, послушайте... я согласна, хоть сейчас. Мужик есть мужик, белый он или черный.

– Или даже фиолетовый, – сказал Браун.

– Ну да, хоть фиолетовый. Только не делайте мне ничего такого, и все. – Она сделала паузу. – Хотите?

– Нет. Большое спасибо.

– Ну, – она пожала плечами, – если вы все-таки передумаете...

– То я дам вам знать. Между прочим, я пришел, чтобы поговорить о фотографии.

– Да вы проходите, – сказала она, указывая на спальню. – Что толку стоять здесь в этой грязи?

Они прошли в другую комнату. Доротея села на кровать и скрестила ноги. Браун встал рядом с кроватью, глядя на Доротею сверху вниз. Она позволила халату сползти чуть пониже, и след укуса на ее отвисшей груди стал особенно заметен.

– Фотография, да? – переспросила Доротея.

– Именно.

– Слушайте, ребята, уж кто-кто, а вы умеете откапывать давние истории, – покачала головой Доротея. – Я-то думала, что вы обещали не делать мне никаких неприятностей.

– Так оно и есть.

– Да я позировала для этих карточек лет двадцать назад! Вы хотите сказать, что они до сих пор еще попадаются? – Она изумленно тряхнула головой. – Да-а, в те времена я действительно кое-что представляла! Мужики приезжали посмотреть на меня аж из Сан-Франциско. Приезжают в город и сразу за телефон: “Алло, Доротея, это старина Брюс. Ты готова, крошка?” В те дни я всегда была готова и знала, как сделать мужчине хорошо. Я и сейчас еще не старая карга. Хотя, как я сказала, этим уже не занимаюсь.

– Когда вас в последний раз арестовали за проституцию? – спросил Браун.

– Я же сказала, шесть-семь...

– Да бросьте вы! Я в любой момент могу это проверить...

– Ну ладно, в прошлом месяце. Но с тех пор чиста. Для такого человека, как я, такая жизнь не годится. И тут вы приходите насчет этих карточек... Господи, да за такие дела я могу влипнуть в серьезную историю, правда? – Она неожиданно улыбнулась. – Почему бы тебе не подойти ко мне поближе, приятель, и мы забудем об этих карточках, о'кей?

– Карточка, о которой я говорю – не порнография.

– Нет? Тогда что?

– Это фотография, которая могла попасть к вам шесть лет назад.

– Господи Иисусе, да кто же помнит, что было шесть лет назад.

– Только что вы запросто вспомнили, что было двадцать лет назад.

– Да, но это было... ну, вы знаете, девушки помнят такие вещи. Это было всего один раз, когда я делала что-то подобное... ну, позировала для этих картинок с каким-то парнем. Я позволила снять только один ролик, и все, только один, и получила за это пятьдесят долларов, это даже больше, чем мне платили... ну, сами знаете, за что. Безо всяких фотографий.