Текст книги "Отрава"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Нет, – ответил Уиллис.

– Я так и думала, – сказала Мэрилин. – Во всяком случае, я прожила одна где-то около года, а за несколько месяцев до моего семнадцатилетия меня нашла мама. Она сказала, что вышла замуж за техасского миллионера... ну, этого Джесси, моего отчима... и я стала жить с ними в Хьюстоне. Счастливый финал, правда? Я обожаю истории со счастливым концом, а ты?

День постепенно перешел в вечер. И поскольку она была с ним так откровенна, так свободно и раскованно отдала ему тело и душу, поверив свои секреты, он тоже стал рассказывать ей о том, что он чувствовал, когда много лет назад застрелил двенадцатилетнего мальчика, однако внимание ее на этот раз было занято совсем другим.

– Никогда не знаешь, как обернется жизнь, – говорила она. – Ну, давай, я хочу, чтобы он опять встал. Вот моя знакомая, она одно время позировала для Нелсона Райли, ты с ним встречался, это художник, ну давай, малыш, – так вот, она была танцовщицей, никак не могла найти работу, но не желала сдаваться и, наконец, все же договорилась о просмотре с хореографом. Во-вот, так уже лучше, я забыла ее имя, одна из самых известных хореографов, и вот теперь моя подруга танцует в балете Айсолы, ого, ну и огромный же ты стал... – И в конце концов он снова навалился на нее, и она снова кричала в оргазме так, что звенели стекла всех домов в городе.

Теперь она его слушала.

Теперь, когда желание утолено, когда их тайна была подтверждена и спокойно лежала между их еще покрытыми испариной телами среди сбитых простыней, когда сквозь окна стали проникать ночные звуки этого города – вот теперь она действительно слушала.

Они накрылись одеялом, и она лежала в его объятиях, а он шептал в ночной тишине, пытаясь рассказать ей свою тайну, свой страшный секрет, снова рассказать ей об этих двух мертвых женщинах и владельце винного магазина, лежащих на полу, и о пистолете в руках двенадцатилетнего мальчика, и о его взгляде.

– "Опусти пистолет", – сказал я, но он приближался. Я выстрелил дважды, прямо в грудь, но он продолжал двигаться, и я сделал последний выстрел в голову, прямо между глаз. Я все же думаю, что он уже был мертв и двигался чисто рефлекторно, как курица с отрубленной головой. Последний выстрел был не нужен. Я уверен, что попал ему в сердце. – Он помолчал. – Его мозги забрызгали меня с ног до головы...

Наступила долгая пауза. Он слышал, как она тяжело дышала, лежа рядом с ним.

– Бедняжка, – наконец сказала она. – Но ты не должен мучиться из-за этого, ей-богу. Ты выполнял свою работу, он уже убил троих...

– Да, но...

– Он бы убил и тебя тоже, если бы ты позволил ему. Ты просто выполнил свою работу.

– Ты не понимаешь!

– Да нет, я понимаю. Ты...

– Мне это понравилось, – сказал Уиллис.

Она снова замолчала. Ему хотелось знать, о чем она думает. Наконец она сказала: «Перестань терзать себя» – и стала устраиваться поудобнее, собираясь заснуть. Она перекинула на него одну ногу и обняла за талию. Но сон не шел к нему. Он все время думал над своими словами: «Мне это понравилось».

Они проснулись в одиннадцать утра.

– Привет, лапуся, как поживает страшный убийца? – Она зевнула, затем потянулась, села и, бросив взгляд на часы, моментально вскочила с кровати.

– О Господи, мне же в двенадцать надо быть у врача! Боже, мы должны были завести будильник. Поставь, пожалуйста, кофе, – с этими словами она исчезла за дверью ванной.

Он спустился на кухню, вынул из холодильника пакет с апельсиновым соком и поставил на конфорку кофейник. Мэрилин появилась минут через десять в очень элегантном, очевидно сшитом на заказ, костюме такого же цвета, как ее глаза, блузке и туфлях на маленьком каблуке.

– Ты помнишь, что говорил вчера ночью? – сказала она, усаживаясь напротив него. – Налей, пожалуйста, кофе. О том, что тебе понравилось? Убивать?

Он снял с плиты кофейник и стал разливать кофе по чашкам. Их взгляды встретились.

– Так вот, это все нормально, то, что тебе это понравилось. Понимаешь, я в своей жизни много что делала, иногда совершенно ужасные вещи, но вынуждена признать, – потом я понимала, что мне это нравилось. А потом, пойми, это ГОРОД. А значит, здесь могут происходить самые ужасные вещи... хотя ты и так это знаешь, ты же полицейский. И ты или сдаешься и позволяешь задавить себя, или выбрасываешь все это из головы и выживаешь. Который час?

– Половина двенадцатого.

– Думаю, что успею. Просто он обычно устраивает скандал, если хоть чуть-чуть опоздаешь. Я пытаюсь тебе объяснить вот что – ты или позволяешь городу отравить себя, или же пьешь эту отраву как мед. Значит, ты убил человека, и тебе это понравилось. Ну и что такого? Забудь об этом. – Она допила кофе, вынула из сумочки зеркальце и помаду.

Тайны.

Секреты.

Она выпятила губы, подкрашивая их в ярко-красный цвет. Затем приложила салфетку, на которой тут же отпечатались кроваво-красные следы. Бледная лошадка, бледный всадник, интересная бледность.

– Ну ладно, не такая уж я баба-яга.

– Ты прекрасно выглядишь, – похвалил он.

– Ах ты, лапочка, – она коснулась его щеки. – Мне надо бежать.

Она поставила чашку в мойку.

– Ты вернешься? – спросил он. – Я свободен до четырех.

– Я бы с удовольствием, лапуля, но у меня весь день забит. Давай до завтра, договорились? Ты сможешь освободить для меня завтрашний день?

– Сделаю, – пообещал он.

– Вот и хорошо, – она посмотрела на его ширинку и улыбнулась, потом поцеловала в щеку, слегка сжала его член и, выходя из кухни, бросила: – Завтра утром, ладно? В десять?

– В десять, – повторил он.

– Не опаздывай, – сказала она уже в дверях, затем остановилась и снова повернулась к нему. – Будешь выходить, просто захлопни за собой дверь, ладно? Я включу автоответчик, так что к телефону подходить не обязательно. Значит, и внутреннюю, и входную дверь просто как следует захлопни.

– Я тоже скоро пойду. Мне бы хотелось только принять душ и...

– Можешь не торопиться. – Она бросила на него нежный взгляд, затем снова подошла и крепко поцеловала. – М-м-м, – шепнула она, – это будет здорово, а? – резко отступила и вышла.

Он слышал, как она спустилась по лестнице, включила автоответчик в гостиной, как за ней захлопнулась дверь.

Он пошел наверх в ванную, принял душ и оделся.

Уиллис вышел из дома в начале первого.

И хотя его дежурство начиналось без четверти четыре, он сразу же направился в участок.

Глава 7

Работа в участке шла по трехсменному графику, и график этот несколько отличался от того, к которому они привыкли – его ввел новый шеф следственного отдела. Однако исключений всегда было больше, чем правил, и детективы часто работали по своему собственному расписанию.

Тем не менее дневная смена обычно начиналась в восемь утра и заканчивалась в четыре дня. Вечерняя продолжалась с четырех до полуночи, а ночная смена (прозванная здесь «кладбищенской») – с полуночи до восьми утра. Детективы старались так организовать свое расписание, чтобы работать пару недель в дневную смену, потом две недели – в вечернюю, потом столько же – в ночную – так было легче привыкнуть к режиму и наладить сон.

Без четверти час в участке заявился Уиллис. Клинг и Браун сидели за столом Клинга и ели бутерброды, запивая их кофе. Когда Уиллис прошел через турникет, отделяющий рабочее помещение от коридора, Браун с удивлением уставился на него.

– Ты нацелился в начальники? – поинтересовался он. Уиллис не ответил. За многие годы работы он усвоил, что если начнешь отвечать на все шутки и подначки сослуживцев, то ни на что другое времени уже не останется.

– Смотрите-ка, он пришел на три часа раньше, – покрутил головой Клинг. – Этот тип чрезвычайно предан своему делу.

Уиллис вздохнул.

– Существует три типа копов, – сказал Браун, и Уиллис знал, что так начинается большинство розыгрышей и шуток в их кругу. – Есть перегоревшие копы...

– Которые перегорают через четыре минуты после начала работы, – добавил Клинг.

–...И они стараются сделать как можно меньше, причем так, чтобы Лут не заметил, что они бездельничают.

Браун и Клинг славились в их участке своим «парным конферансом» и теперь начинали очередной клоунский спектакль «Пат и Паташон». Трудно было сыскать людей более непохожих, чем огромный, черный, как ночь, почти двух метров роста и более центнера веса Лерой Браун (Артур, но в участке его звали Арти), и высокий, светлый, тоненький Берт Клинг, больше похожий на деревенского пастушка из какой-нибудь Индианы. Покрытое нежным пушком лицо, невинные добрые светло-карие глаза придавали ему вид человека, готового поверить в любую слезливую историю какого-нибудь воришки. Вдвоем они составляли отличную клоунскую пару: «Послушай, Арти, мне, действительно, кажется, что мы задержали его по ошибке», и тут на сцену выходил свирепый, похожий на рассерженного медведя, Браун, готовый, кажется, разорвать задержанного в клочья. «Отдай-ка его мне, Берт, я сейчас из него всю душу вытрясу!» Буквально через минуту воришка кидался к Клингу, умоляя о пощаде, готовый признаться даже в убийстве незамужней тетки двенадцать лет назад. Однако сейчас...

– А еще есть копы-педанты...

– Они делают все тютелька в тютельку...

– И чтобы минутка в минутку...

– И все печатают в трех экземплярах...

– И безропотно ходят в суды...

– И соглашаются работать в Рождество и на Новый год...

– Защитники невиновных...

– Убежденные поборники справедливости...

– Которые не сделают ни на грамм больше того, что положено по долгу службы, – Браун оскалился по-волчьи. – а еще бывают копы вроде нашего Уиллиса.

– Он двадцать четыре часа проводит на работе...

– Он не расстается с пистолетом даже в постели...

– "Не волнуйся, малышка, это всего лишь мой пистолет"...

– Ловит вооруженных грабителей даже в свободное от работы время.

– Постоянно выслуживается, чтобы получить повышение...

– Приходит на работу за три часа до начала смены, чтобы отпустить товарищей...

– Усерднейший работник...

– Впервые появившийся в Америке...

– Самый настоящий...

– Детектив третьего класса...

– Но стремящийся ко второму...

– Харольд Оливер Уиллис.

– Поклонись, Оливер, – сказал Браун.

«Интересно, – подумал Уиллис, – как они докопались до моего второго имени?» Он поднял над головой руки и зааплодировал. Затем подошел к столу Клинга и бросил на бумажную тарелку монету в двадцать пять центов.

– Отлично, ребята! Огромное вам спасибо.

– Мог бы дать и побольше, – проворчал Браун, засовывая монету в карман.

– Стив оставил тебе на столе записку, – сказал Клинг, направляясь к двери.

– А мы пошли. Как я понимаю, ты нас отпускаешь.

– Никуда я вас не отпускаю. Садись, – Уиллис подошел к своему столу и взял записку Кареллы.

Тот просил его дождаться информации из Управления по продовольствию и лекарствам, куда Карелла звонил накануне (пока Уиллис забавлялся с Мэрилин, о чем, разумеется, Карелла не знал), чтобы попытаться выяснить, не используется ли никотин в приготовлении каких-либо продуктов. Он также предупреждал Уиллиса, что может задержаться и прийти позже четырех, поскольку собирается еще раз опросить соседей Бэзила Холландера по дому, хотя детективы 12-го участка уже это сделали: «Поскольку теперь это наше дело, я хочу убедиться, что все происходит как надо».

«Интересно, – подумал Уиллис, – к какой категории по классификации Брауна – Клинга относится Карелла?»

Уиллис также размышлял о том, что произошло вчера днем и ночью в доме Мэрилин, ему не давала покоя одна мысль – не пустила ли она его к себе в постель лишь для того, чтобы отвлечь, не было ли это специально придуманной тактикой?

Вчера он сказал ей, что считает себя куском дерьма, хотя, разумеется, вовсе так не думал. Он никогда не пользовался особым успехом у женщин, в основном из-за того, что ему всегда нравились женщины высокие, и шутки типа: «Может быть, принесешь лестницу?» – преследовали его всю жизнь. Он считал себя середняком в мире, где, по его мнению, появлялось все больше и больше красивых мужчин. Он знал, что не вышел ростом, знал, что коротышки считаются людьми драчливыми и неуживчивыми, сердитыми на весь мир за генетическую несправедливость, за то, что злая природа лишила их нескольких дюймов, мешающих чувствовать себя уверенно в этой стране долговязых. Наверное, он бы чувствовал себя лучше в Японии. Или Индии. Однако ему было суждено жить в США, где с каждым поколением, в результате хорошего питания и медицинского обслуживания, население становилось все выше и крепче, и даже обычный таксист выглядел как спортсмен-профессионал.

В результате той давней перестрелки (Господи, ну зачем надо было ей об этом рассказывать, зачем он так перед ней раскрылся?) он чувствовал отвращение к оружию. Почти сразу же после этого самого страшного дня в своей жизни он записался в школу дзюдо, а затем посещал занятия по каратэ в полицейской академии. Теперь он мог за десять секунд расправиться с любым воришкой, не хватаясь за смертоносное оружие. Ему доставляла радость эта тайная власть и сила, которой он обладал. Ах, ты пытаешься что-то изображать перед Коротышкой? Хорошо, дружок, а как насчет сломанной руки и распухших яиц? Надо только сильно ткнуть указательным и средним пальцами в точку между верхней губой и носом, и осколки костей вонзятся противнику в мозг, не нужно никаких пистолетов.

За несколько часов, проведенных с Мэрилин, он успел рассказать ей о себе больше, чем какой-либо другой женщине. В ней было что-то особенное. Откровенность – истинная откровенность – требовала ответной откровенности. И все же он не мог ее понять. Красивая, очень красивая женщина, пытается соблазнить невзрачного коротышку. Почему? Он не был куском дерьма, и хорошо знал это. Он был человек по имени Харольд Оливер Уиллис – даже имя как нельзя лучше подходило невысокому человеку – детектив третьего класса, ловкий, опытный, хитрый, но, очевидно, немного одураченный женщиной, чьи близкие друзья с удивительной скоростью отправлялись на небеса. В ее списке было четыре человека, двое из них уже покинули этот мир. Оставшиеся тоже намечены к уничтожению? И не включен ли теперь и он пятым в список избранных, тех, кто делит с Мэрилин постель и наслаждается ее откровенностью и честностью.

Если только это действительно честность и откровенность.

Она говорила ему, что отчима зовут Джесси Стюарт.

Крупный нефтепромышленник.

В Хьюстоне, штат Техас.

Рискуя вызвать неудовольствие начальства малооправданным междугородным звонком, он выяснил через справочную полиции номер телефона в Хьюстоне, узнал, что главное полицейское управление там именуется «Хьюстон Централ», и тут же набрал номер отдела расследований. Трубку снял человек по имени Мейнард Терстон. Уиллис мысленно представил себе краснолицего здоровяка в ковбойской шляпе. Он сообщил Терстону, что ведет дело по двойному убийству и будет чрезвычайно благодарен, если техасская полиция даст ему сведения по нефтепромышленнику по имени Джесси Стюарт.

– Он нарушил закон? – поинтересовался Терстон.

– Да нет, не думаю. Это богатый нефтепромышленник.

– У нас все нефтепромышленники богатые, – сказал Терстон. – Почему вы звоните в отдел расследований, если он не нарушал закон?

– Я подумал, что вы работаете оперативней, – польстил Уиллис. – Можно, конечно, позвонить в Торговую палату...

– Ну и почему вы этого не сделали?

– Однако я знаю по опыту, – заискивающим голосом заговорил Уиллис, – что полицейский всегда готов помочь коллеге в случае чего.

Наступила пауза.

Затем Терстон хмыкнул.

Уиллис молчал.

– Так вы говорите, двойное убийство? – переспросил Терстон.

– Да, – ответил Уиллис. – Отравление и нож.

– Я вот тут как раз вожусь с хорошеньким дельцем: какой-то тип буквально искрошил семерых мотопилой.

Уиллис ждал. Хорошо, что он не работает в «Хьюстон Централ». Хотя отравление и убийство ножом – тоже дела малоприятные.

– Если будет время, постараюсь что-нибудь для вас добыть, – сдался Терстон. – Если можно, то пару дней...

– В любом случае буду чрезвычайно благодарен...

– Как пишется его имя – С-Т-Ь-Ю... или С-Т-Ю?

– С-Т-Ю, – сказал Уиллис.

– Оставьте свой номер, постараюсь помочь.

Уиллис продиктовал ему номер телефона.

– Я действительно очень вам признателен, – еще раз поблагодарил он.

– Пока не за что, – ответил Терстон и повесил трубку.

Уиллис взглянул на стенные часы.

Ровно два.

Осталось двадцать часов до десяти утра завтрашнего дня, когда он снова увидит Мэрилин.

Звонок из «Хьюстон Централ» раздался в восемь вечера того же дня, когда работала вечерняя смена.

К тому времени Карелла опросил большую часть жильцов дома, в котором проживал Холландер. Как и сообщил Ларкин, все они, кроме одного, который видел Холландера в лифте в половине восьмого, были слепы, глухи и немы, что неудивительно в этом городе, особенно когда речь идет об убийстве. Лучше ни во что не впутываться. Лучше идти своей дорогой. В этом равнодушном городе, где жильцы редко знают по имени даже своих ближайших соседей, рискованно говорить о том, что видел или слышал. Все боялись мести. Если кто-то убил соседа, то почему бы ему не убить и тебя? Зачем высовываться и рисковать? Работа полицейского в наши дни чертовски нелегка.

Когда позвонили из Хьюстона, они ломали голову над планом дальнейших действий.

Карелла не исключал возможности, что оба убийства связаны с ревностью. Ревнивый любовник убивает своих соперников. В этой версии главными подозреваемыми становились Нелсон Райли и Чип Эндикотт. Вечный трагический треугольник в данном случае оказался с четырьмя углами, что невозможно в геометрии, но вполне допустимо при расследовании преступлений. Однако, как предположил Карелла, существовала и другая версия – отвлекающий вариант – дама убивала своих любовников, в надежде, что подозрение падет на...

– Нет, я так не думаю, – сразу же опроверг его Уиллис. – Стив, она здесь ни при чем.

– Почему это? Что она тебе рассказала?

– В ту ночь, когда убили Холландера, она была с Эндикоттом. Я говорил с ним, он подтверждает, что...

– Да, но это не исключает сговора.

– Не думаю, что она связана с этим делом, – продолжал настаивать на своем Уиллис. – Эндикотт мог потихоньку встать из кровати...

– Да? Так ведь они были в одной кровати.

– Да... ну да, – замялся Уиллис.

– Что случилось? – неожиданно спросил Карелла.

– Ничего.

– У тебя такой вид... никак не пойму... странный какой-то.

– Да нет, все нормально, – Уиллис попытался улыбнуться.

Карелла по-прежнему не спускал с него глаз. Уиллис открыл свою записную книжку, стараясь избегать его взгляда.

– Я только хочу сказать, что Эндикотт вряд ли мог выйти из дома так, чтобы она этого не заметила, а также пройти мимо привратника – дважды – и остаться незамеченным...

– Ты говорил с привратником?

– Да. Он видел, как они вошли в дом где-то в начале десятого, что полностью совпадает с их показаниями – и не видел, чтобы кто-нибудь из них выходил.

– Когда он сменился?

– В полночь.

– А ты говорил с его сменщиком?

– Он все подтверждает.

– И когда они вышли из дома?

– В восемь утра на следующий день.

– Это сказал ночной привратник.

– Нет, уже третий. Он взял для них такси.

– Из дома есть другой выход?

– Еще одна дверь выходит во двор, где стоят баки для мусора. Однако и лифт, и лестница видны из комнаты привратника.

– Есть ли еще какая-нибудь охрана? Только привратник?

– Да.

– Значит, ты считаешь, что все эти привратники всю ночь не сомкнули глаз?

– Они мне показались вполне надежными свидетелями, – сказал Уиллис.

– Таким образом, Эндикотт и эта женщина, Холлис, исключаются?

– Похоже, что так.

– Значит, остается только Нелсон Райли. По тому списку, что она нам дала. Если, конечно, это убийство из ревности. – Он помолчал, затем сказал: – Но ведь он ездил кататься на лыжах, когда это случилось с МакКенноном. – Он опять помолчал. – Если, конечно, они с Холлис не замешаны в этом деле оба. Тогда алиби в выходные...

– Да нет, я считаю, что она ни при чем, Стив.

– Как скажешь.

– Ну давай, предположим на минутку... но где же мотив, Стив? Зачем им – а если они оба лгут насчет поездки на лыжах, то он наверняка замешан в этом деле тоже...

– Наверняка.

– Так зачем им убивать двух человек, которые были ее друзьями? А я искренне верю, что они были друзьями, Стив. Мне кажется, что здесь она говорит правду.

– Может быть, оба упомянули ее в своем завещании, кто знает? – предположил Карелла.

– Да ладно тебе, – возразил Уиллис, – она богата и ни от кого не зависит. Ее отчим, нефтепромышленник...

– О! Ее отчим?

– Да.

– И он поселил ее в этом роскошном доме на Лейн?

– Ну, как я понял с ее слов, они очень близки. Это не так уж редко встречается, Стив. Иногда отношения между отчимом и...

– Да, разумеется, – сказал Стив.

– Я только хочу сказать... даже если и имеются подобные завещания... Хотя и ты сам в это не очень-то веришь...

– Можно проверить в отделе по наследственным делам, – пожал плечами Карелла.

– Нет, я не думаю, что здесь главным мотивом являются деньги. Очень маловероятно.

– Для убийства существуют только два мотива, – сказал Карелла. – Любовь или деньги. Если только мы не имеем дело с сумасшедшим – тогда обо всех правилах надо забыть.

– Но во всяком случае, я не считаю, что здесь замешаны деньги.

– Тогда остается любовь.

– Или сумасшедший.

– И что же это, по-твоему? – спросил Карелла.

– Не знаю. Однако я нутром чувствую, девушка в этом не замешана.

– А что ты нутром чувствуешь относительно Райли?

– Ну, если он в те выходные катался с ней на лыжах... То есть, если она невиновна и говорит правду...

– Тогда и Райли невиновен.

– Да.

– Тогда у нас никого не остается.

– Или остается еще кто-то. Кто-то, связанный и с МакКенноном, и Холландером. А может быть, эти два убийства не имеют друг к другу никакого отношения. Это не так уж невозможно, Стив. Слишком уж разный почерк.

– А то я не знаю, – вздохнул Стив.

Зазвенел телефон.

Карелла снял трубку.

– Восемьдесят седьмой участок, Карелла слушает.

– У вас там есть такой Уиллис? – поинтересовался голос на другом конце провода.

– Кто спрашивает?

– Детектив Колворти из «Хьюстон Централ».

– Секундочку, – Карелла, прикрыв трубку рукой, спросил: – Ты звонил в Хьюстон?

– Да, – Уиллис взял трубку. – Детектив Терстон? Говорит Хэл Уиллис, вы...

– Это детектив Колворти. Терстон просил меня передать вам кое-что. Вы хотели получить информацию о человеке по имени Джесси Стюарт?

– Да, это так.

– И говорили, что он наш нефтепромышленник?

– Да.

– У нас здесь нет нефтепромышленников с таким именем, – сказал Колворти.

– А вообще есть люди с именем Джесси Стюарт?

– Этих навалом, – ответил Колворти. – Джесси – достаточно распространенное имя, да и фамилия не из редких. Сюда попадут и пара-тройка десятков преступников. Только нефтепромышленников среди них нет.

– А кто они?

– Приятель, ты просил узнать насчет нефтепромышленника, и мы все выяснили. Если тебе нужна перепись по роду занятий, то ты не туда звонишь.

Неожиданно для себя Уиллис спросил:

– А нет ли у вас информации о женщине по имени Мэрилин Холлис?

– Что значит «информации?» Мы же не станем снова изучать телефонную книгу.

– Я имею в виду криминальную, – уточнил Уиллис и сам удивился, почему ему в голову пришло именно это слово. Не далее, как несколько минут назад он уверял Кареллу, что она чиста, как белый снег.

– Подождешь немного, пока я тут поковыряюсь в компьютере?

– Да, конечно, – Уиллис повернулся к Карелле. – У них нет никакой информации о Джесси Стюарте.

– А кто этот Джесси Стюарт?

– Ее отчим, – ответил Уиллис. – Миллионер, поселивший ее в роскошном особнячке в центре города.

– Уиллис, – послышался голос в трубке, – ты меня слушаешь?

– Да, да.

– Ничего на Мэрилин Холлис.

Отлично, подумал Уиллис.

– Но у нас есть досье на Мэри Энн Холлис, если это тебя интересует. Задержана семь лет назад по статье 43.02.

– А что это за статья?

– Проституция, – ответил Колворти. – Ее сутенер заплатил за нее штраф, и мы больше о ней никогда не слышали.

– У вас есть словесный портрет? – спросил Уиллис, затаив дыхание.

– Белая, – сказал Колворти, – в то время ей было семнадцать. Светлые волосы, голубые глаза, рост пять футов восемь дюймов, вес – 64 килограмма, ни шрамов, ни татуировок.

Уиллис тяжело вздохнул.

– Как звали ее сутенера? – спросил он.

– Джозеф Сиарт, – ответил Колворти.

Глава 8

Завтра? Нет, это необходимо решить немедленно, он должен пойти и поговорить с ней о Мэри Энн Холлис, чей словесный портрет полностью совпадал с ее обликом. Мэри Энн Холлис, задержанной семь лет назад по статье 43-02, проститутке, чьим сутенером был Джозеф Сиарт – не очень-то отличается от Джесси Стюарта. Ну почему у преступников совсем нет фантазии? Надо поговорить с ней прямо сейчас и получить ответы на кое-какие вопросы.

Когда он подъехал к дому на Харборсайд Лейн, было уже начало десятого.

Теплый весенний день сменился довольно прохладным вечером, и, подходя к дому, он поднял воротник пальто. На звонок никто не ответил. Он снова позвонил. «О, лапочка, я бы с удовольствием, но у меня весь день забит». И ночь тоже? Он с остервенением жал на кнопку звонка, однако никто не отвечал. «Хорошо, – подумал он. – Времени у меня полно. А может быть, и нет. Может быть, время играет против меня и Мэрилин Холлис?» Он сам не понимал, почему он, собственно, беспокоится о ней.

Он прошел к своей машине, стоящей на противоположной стороне, открыл ее и сгорбился на переднем сиденье, наблюдая за входом в дом номер 1211. Без десяти десять к дому подъехало такси. Оттуда вышла Мэрилин, в том же костюме, что и утром, лишь сверху наброшен легкий плащ. Она заплатила шоферу и направилась к входной двери, шаря в сумке в поисках ключей. Уиллис выскочил из машины, сильно хлопнув дверцей. Она тут же обернулась:

– Привет, привет, какой сюрприз!

– Ага, – сказал он, направляясь в ее сторону.

Она поцеловала его в щеку.

– Ты пришел рано.

– Да почти на двенадцать часов раньше.

– Ну все равно заходи.

– Давай, лучше пройдемся, – предложил он.

– Холодновато для прогулок, – улыбнулась она.

– Ничего, подышим свежим воздухом. – Он внимательно разглядывал ее лицо, пытаясь что-то прочитать в ее глазах при свете уличного фонаря.

– Ладно, – Мэрилин взяла его под руку, и они пошли в сторону реки.

Этот город с пренебрежением относился к реке, омывающей его северную часть. Прямо вдоль берега шла автострада, так что для прогулочной дорожки не оставалось места. Нет, это не река влюбленных, хотя сегодня здесь был не вчерашний влюбленный, а просто полицейский, выполняющий свою работу. «Мне гораздо больше нравится, когда ты не просто полицейский, выполняющий свою работу». Еще бы, подумал он. Когда они вошли в небольшой сквер напротив ее дома, со стороны реки подул свежий ветер, и она сильно вцепилась в его руку. Да, девушка, теперь тебе надо держаться покрепче!

– Кто такой Джозеф Сиарт? – спросил он.

Прямо в солнечное сплетение.

Она ответила не сразу. Но рука не дрогнула, выражение лица не изменилось. Очень спокойное выражение.

– Старый знакомый.

– И чем он занимается?

– Зачем спрашивать, если ты и так все знаешь.

– Он сутенер, да?

– Когда я его знала, он был сутенером. Я не видела его по крайней мере лет шесть.

– Думаю, даже семь, – сказал Уиллис. – С того самого момента, как он заплатил штраф за проститутку по имени Мэри Энн Холлис.

– Ну и что? Я же говорила тебе, что делала в своей жизни ужасные вещи.

– Ты также говорила, что тебе это нравилось.

– Да, мне было очень весело, ты это хотел услышать? Так вот, значит, чем занимаются друзья? – она покачала головой, в голосе ее звучала ужасная обида, – этакая несчастная обманутая детка. – Проверяют прошлое?

– Именно этим и занимаются полицейские.

– Вчера ночью ты был совсем другой.

– Но сегодня вечером я полицейский. Значит, ты под этим именем жила в Хьюстоне? Там, где ловила клиентов?

– Это мое настоящее имя, – сказала она.

– Мэри Энн Холлис.

– Да, Мэри Энн Холлис. Я изменила его на Мэрилин, когда переехала сюда, на восток.

– Почему? Разве тебя разыскивают в Хьюстоне?

– Нет, конечно! – ответила она.

И это было правдой. Колворти говорил ему, что после того задержания они больше о ней не слышали.

– А Джесси Стюарт существует на свете?

– Нет.

– Нет никакого отчима-миллионера?

– Нет.

– Так кто же платит за этот райский уголок на той стороне улицы?

– Я сама.

Она по-прежнему держала его под руку. Он был удивлен, что она не отпускала его. Так рука об руку они шли по парку, как пара любовников, каковыми, в техническом смысле этого слова, и являлись. Случайный прохожий мог бы подумать, что они решают вопросы своей будущей жизни. А они говорили о прошлом – и о возможном завершении настоящего.

– И откуда у тебя такие деньги? – спрашивал он.

– Я их заработала.

– Проституцией?

– Это нелегкий труд, можешь мне поверить.

– Но дом стоит по крайней мере мил...

– Семьсот пятьдесят, – подсказала она.

– Пусть так. И ты хочешь сказать мне, что заработала эти деньги, лежа на спине.

– Чаще – стоя на коленях.

– Должно быть, работала круглые сутки?

– Я много лет этим занималась.

– И Сиарт позволял тебе брать эти деньги себе?

– После того случая я порвала с ним отношения.

– И он тебя отпустил? Кому ты рассказываешь?

– Он меня не отпустил, я просто убежала. Прямо до Буэнос-Айреса.

– Где и заработала семьсот пятьдесят...

– Даже больше. В Аргентине полно богачей. Я работала без крыши. Все деньги, каждый цент, я оставляла себе.

– А тебя не разыскивают за что-нибудь в Аргентине? – вдруг спросил он.

– Меня никто нигде не разыскивает! Что с тобой сегодня?

– Так почему же ты сменила имя?

– И из-за этого меня теперь надо считать сбежавшей преступницей? Что особенного в том, что я изменила имя? Может быть, просто поняла, что хватит? Порвала с прошлым, приехала сюда и начала новую жизнь...

– Ты продолжаешь заниматься проституцией?

– Я же говорю, нет.

– Нет, ты мне этого не говорила!

– Я сказала, что начала новую жизнь, разве нет? По-моему, это не подразумевает проституцию.

Теперь они ссорились. Как настоящие влюбленные.

– А разве этот ворюга Микки не был твоим клиентом?

– Да просто одна моя подруга попросила меня...

– А все эти мужчины на твоем автоответчике?

– Просто знакомые, случайные знакомые.

– Это и значит – клиенты.

– Ничего это не значит, засранец чертов! – закричала она.

– Ничего себе выраженьице для приличной женщины.

– Я приличная женщина! – воскликнула она.

– Если ты не занимаешься проституцией, на что же ты живешь?

– Я уехала из Буэнос-Айреса с двумя миллионами долларов.

– О, ты работала даже больше, чем я предполагал.

– Гораздо, – сердито сказала она. – Я хорошо работала, у меня и сейчас неплохо выходит. – Она помолчала, затем добавила тихонько: – Ты и сам знаешь.

– Но не в профессиональном плане, да?