Текст книги "Американский детектив"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– Мне позвонили, – подтвердила Моника.

– Я в этом нисколько не сомневаюсь, милая, – сказала ей миссис Травайл и обернулась к детективам: – Просто Моника может и напутать.

– Что значит напутать? – спросила Моника.

– Ты говорила утром по телефону? – улыбаясь, спросил её Клинг.

– Говорила.

– А когда это было?

– Не знаю.

– Она ещё не умеет определять время, – вмешалась миссис Травайл. – Это было сегодня утром. Я оставила её дома, потому что она чихала. Кроме того... я не очень-то доверяю её папаше.

– П-а-п-а-ш-е, – произнесла по буквам Моника.

– После всего, что случилось, с него вполне станет забрать её силком. Пусть лучше сидит дома.

– Тот, кто звонил, знал, что девочка дома?

– Понятия не имею, – сказала миссис Травайл.

– Тот, кто звонил, хотел поговорить именно с тобой, Моника? – задал вопрос Клинг.

– Да, я услышала: "Это Моника Бун?" – и ответила: "Да, это Моника Бун". И мы начали разговаривать.

– А где была в это время бабушка? – спросил Карелла.

– Ходила в магазин, – откликнулась миссис Травайл.

– А кто звонил, мужчина или женщина? – спросил Клинг.

– Не знаю, – сказала Моника.

– Но ты говорила по телефону?

– Да.

– И не поняла, мужчина или женщина?

– Нет.

– Вот я и говорю, что она может что-нибудь напутать, – сказала миссис Травайл.

– Что значит напутать? – снова спросила Моника.

– Это значит ответить не совсем правильно, – объяснил Клинг.

– Ага! – понимающе кивнула Моника.

– Ты слышала этот голос раньше?

– Нет.

– А какой он, этот голос?

– Не знаю.

– Значит, ты говоришь, что не поняла, мужчина это или женщина. Голос был низкий?

– Вроде бы низкий.

– Похож на мужской?

– Вроде бы похож.

– Но ты не уверена?

– Нет. А вдруг женский? Так трудно было разобрать! Как будто... Как будто тот человек говорил в какую-то трубу или коробку. Чудной такой голос.

– Через платок? – предположил Клинг, обращаясь к Карел-ле.

– Не исключено. Так что же этот голос сказал тебе, Моника?

– Сейчас вспомню. Сначала он спросил: "Это Моника Бун?" Я сказала: "Да, это Моника Бун". Потом голос спросил: "Как ты поживаешь, Моника?", а я ответила: "Хорошо, а вы как поживаете?" Бабушка учила меня, как надо вежливо говорить по телефону.

– А потом?

– А потом он...

– Этот человек?

– Голос. Я не знаю, как правильно, он или она.

– Говори "он", голос, – посоветовал Клинг.

– Ладно. Потом голос сказал: "Ты хочешь быть хорошей девочкой?" Я ответила, что хочу. Тогда он спросил: "Ты умная девочка?" Я не люблю хвастаться, но сказала: "Да, умная.

– Что потом?

– Потом голос спросил: "Неделю назад твоя мама получила письмо в голубом конверте. Ты его видела где-нибудь в доме?" Я не помнила, видела я этот конверт или нет, но сказала:

"Может быть, а кто это говорит?"

– И что ты услышала в ответ?

– Голос сказал: "Не важно кто, Моника. Мамин друг". Тогда я спросила: "А как вас зовут?"

– И он назвал себя?

– Нет. Он только повторил: "Это мамин друг. Ты видела письмо?" И тут я вспомнила, что видела. Мама ещё очень расстроилась, когда его получила. Я вспомнила, как она его открывала и потом ходила грустная-грустная. Знаете, как мамы расстраиваются из-за разных там писем и вообще.

– Конечно, – сказал Клинг. – Значит, ты сказала, что видела письмо?

– Ну да.

– И что было дальше?

Сидя на диване, Карелла записывал содержание телефонного разговора. Буквой М. он обозначил Монику, буквой П. – подозреваемого в убийстве. Вопросы Клинга он не записывал. Вот как выглядел в его записи тот телефонный разговор. П. Где ты видела письмо, Моника? М. Не знаю. Видела, когда мама его получила. П. Она говорила тебе о письме? М. Нет, я видела, как она его читала. П. А что там в письме, она тебе не рассказала? М. Нет, она мне про свои письма никогда не рассказывает.

П. Письмо было в голубом конверте? М. Да. П. Ты уверена, Моника?

М. Да. Я ещё сказала маме: "Какой красивый голубой конвертик".

П. И что мама ответила?

М. Ничего. Она очень расстроилась, когда прочитала письмо. П. Она сказала, от кого письмо? М. Нет.

П. И не пыталась угадать? М. Я не понимаю.

П. Она не сказала, например: "Как странно, пришло письмо, но без подписи"?

М. Нет.

П. Но она поняла, от кого письмо? М. Нет. А кто вы?

П. Мамин друг. Теперь подумай хорошенько, Моника. Что мама сделала с письмом, когда прочитала его? М. Не помню. П. А ты постарайся вспомнить.

М. Я вспоминаю. Но ничего не припоминается. Мне надо идти одевать куклу.

П. Подожди, Моника. Она положила письмо в сумочку? М. Нет, она тогда была без сумочки. П. Куда же она его положила?

М. Не знаю. По-моему, она пошла звонить по телефону. П. Кому?

М. Не знаю.

П. В полицию?

М. Не знаю. Я знаю одного полицейского, а вы? Он детектив, у него есть пистолет и все такое. П. Ты ему рассказала о письме?

М. Нет. Зачем ему какое-то старое письмо? Он искал пропавшую маленькую девочку.

П. Ты кому-нибудь рассказывала о письме?

М. Нет. Кому нужно старое письмо?

П. Теперь постарайся подумать хорошенько...

М. Думаю. А о чем?

П. О том, где может быть письмо сейчас.

М. Не знаю.

П. Оно ещё в доме?

М. Наверно.

П. Откуда ты знаешь?

М. Я где-то его видела.

П. А где?

М. Где-то. П. Где именно, Моника?

М. Не помню. Мне уже пора идти. Я не хочу, чтобы Долли простудилась.

П. Она не простудится. Где письмо? М. Я уже говорила. Не знаю. А у вас есть куклы? П. Нет. Подумай, Моника...

М. Господи, я и так все время думаю! Изо всех сил. Но моя кукла Долли...

П. Может, письмо в гостиной?

М. Не знаю.

П. Или в столовой?

М. У нас нет столовой.

П. В маминой спальне?

М. Может быть. Она могла положить его в стол. П. В стол?

М. Господи, ну откуда я знаю! Вы задаете столько всяких вопросов...

П. Просто я хочу помочь твоей маме. Это очень важное письмо. Значит, она положила его в письменный стол?

М. Может быть.

П. Или в шкаф?

М. Или в шкаф.

П. Ты не посмотришь?

M. Прямо сейчас?

П. Конечно.

М. А где посмотреть?

П. В столе и в шкафу.

М. Не хочу. Когда-нибудь потом, ладно? Сейчас мне надо одевать Долли.

П. А когда ты посмотришь?

М. Да не хочу я ничего искать! Мама не разрешает мне лазить в её ящики. Она говорит, что это посягательство на её частную жизнь, если вы, конечно, понимаете, что это означает.

П. А мы ей ничего не скажем.

М. Она все равно узнает. Вернется и сразу узнает. Она сейчас уехала в отпуск.

П. Вот оно что...

М. Ага! Так мне сказала бабушка. Мама уехала и вернется не скоро.

П. А если она вернется не скоро, то как она узнает, что ты залезала в её ящики?

М. Обязательно узнает. От неё ничего не скроешь. Она всегда догадывается, когда я говорю неправду. Она очень умная. Разве вы об этом не знаете?

П. Но если ты сделаешь все аккуратно, она ни о чем не догадается. А когда ты найдешь письмо, то получишь от меня хороший подарок.

М. И что вы мне подарите?

П. Если хочешь, то куклу.

М. У меня уже есть кукла.

П. Вторая кукла не помешает.

М. Нет, у меня есть Долли, других кукол мне не надо.

П. А что бы ты хотела?

М. Ничего.

П. Тебе совсем ничего не хотелось бы иметь?

М. Вообще-то есть одна вещь.

П. Какая?

М. Норковая шуба. Мама много раз говорила, что хотела бы иметь норковую шубу.

П. Ладно, так и быть, куплю тебе норковую шубу. Договорились?.

М. Договорились.

П. Ну, поищешь письмо сейчас?

М. Нет.

П. Но почему, Господи Боже мой!

М. Потому что, если честно, мне не нужна норковая шуба. Мне вообще ничего не нужно. И я очень занята, разве я вам не говорила? Мне нужно одевать Долли.

П. Моника!

М. И пожалуйста, не кричите. Мама говорит, что невежливо кричать, даже по телефону.

П. Моника, прошу тебя...

М. Все, мне пора. До свиданья. Было очень приятно с вами поговорить.

П. Моника!

М. Чего?

П. Может, письмо все-таки в столе?

М. Не знаю.

П. Может, оно в её комнате?

М. Не знаю. До свиданья.

Карелла оторвал взгляд от своих записей.

– Все? – спросил он.

– Да, – сказала Моника. – Я повесила трубку. Мне и правда надо было одевать Долли. И еще, я очень устаю от телефона, особенно когда говорю со взрослыми. Честное слово! Они вечно пристают с вопросами, как я поживаю и хорошо ли себя веду. Они не знают, как надо разговаривать по телефону. А вот

мои подруги знают. Я сама могу набрать номер Марджори, правда, здорово? Хотите, наберу?

– Только не сейчас! – вмешалась миссис Травайл.

– Этот человек не говорил, что позвонит еще? – спросил Клинг.

– Я даже не знаю, он это или она, – сказала Моника.

– Кто бы он ни был, он не говорил, что позвонит?

– Нет, я же повесила трубку.

– И он больше не звонил?

– Нет.

– А где письмо, Моника?

– Не знаю. Наверное, мама его выбросила.

– А почему же ты сказала ему, что...

– Этот человек столько говорил о письме, что я не хотела бы огорчать его. А вдруг мама его и не выбросила?

– Не могли бы мы заглянуть в её комнату? – обратился Карелла к миссис Травайл.

– Пожалуйста.

– Маме это может не понравиться, – предположила Моника.

– Мы осторожно, – сказал Карелла.

– Ну и что? Все равно она будет недовольна. Она всегда следит, чтобы никто не трогал её одежду. Когда я играю в Красный Крест, я беру её шарфы на бинты. Она потом так ругается, просто ужас! Она терпеть не может, когда в её ящиках все перевернуто. Так что смотрите!

– Мы будем очень осторожны, – пообещал Клинг.

– Вы думаете, в этом письме что-то важное? – спросила его миссис Травайл.

– Тот, кто звонил Монике, полагает, что это так, – ответил Клинг. – Да и ваша дочь, насколько я понимаю, тоже так считала. Она сообщила об этом письме Теду Буну – сначала написала ему, потом позвонила.

– Она написала Теодору? – удивленно переспросила миссис Травайл.

– Да, – сказал Клинг. – Кажется, он вам нравился, миссис Травайл?

– Очень.

– Почему же вы не отдадите ему Монику?

– Что, что? – заинтересовалась девочка.

– Мне кажется, ребенка должна воспитывать женщина, – сказала миссис Травайл. – Если бы он согласился забрать нас обеих, я готова хоть завтра.

– Но вы, кажется, говорили, что не доверяете ему.

– В том, что касается Моники, – конечно, нет.

– Анни много пила, миссис Травайл?

– Нет, что вы.

– Вам известно, что мистер Бун хотел вернуть себе дочь из-за того, что Анни была алкоголичкой?

– Впервые слышу. Хотя это меня, признаться, не удивляет. Мне нравится Теодор, но он ни перед чем не остановится, чтобы заполучить Монику.

– Даже перед убийством? – спросил Карелла. Женщина быстро взглянула на Монику.

– Мы проверяли его алиби, – сказал Клинг. – К вашему сведению, Теодор Бун вне подозрений.

– Я вам сразу это сказала.

– О ком вы говорите? – спросила Моника. – О папочке?

– Да, – ответила миссис Травайл. – Мне нравится этот молодой человек. Я была бы рада, если бы он взял опеку над нами обеими. А иначе – судебные тяжбы, склоки... Если бы вы знали, как это противно! Но как иначе дать Теодору понять, что правильно, а что нет.

– Однако в отношении Моники закон на его стороне.

– Наверное, – сказала миссис Травайл, пожав плечами. – Ну, а как насчет того человека, который звонил Монике?

– В каком смысле?

– Это он совершил...

– Очень может быть.

– Что совершил? – спросила Моника.

– Ничего, – ответил Клинг.

– Можно ли узнать, откуда был звонок? – поинтересовалась миссис Травайл.

– Теперь уже нет. И вообще, это непросто, даже если абонент ещё не повесил трубку. Сейчас ведь на телефонных станциях в основном автоматика. И даже когда вас соединяют через оператора, которому вы сообщите номер, это сделать не очень просто, потому что ваш звонок все равно попадает в систему автоматической связи, и тогда ищи иголку в стоге сена. Полиция тут мало чем может похвастаться. В реальной жизни все не так, как в детективных романах.

– Я понимаю, – отозвалась миссис Травайл.

– Если вы не возражаете, мы хотели бы посмотреть комнату Анни, вежливо напомнил Карелла.

– Разумеется, – вежливо улыбнулась миссис Травайл.

– На это уйдет кое-какое время, – сказал Карелла. – Мы не хотели бы торопиться.

Пока убийце везло.

Клинг и Карелла очень тщательно обыскали комнату, но письма не нашли.

ГЛАВА XIV

Из центральной уголовной картотеки в 87-й полицейский участок были присланы с курьером материалы на Чарлза Феттерика. Коттон Хейвз сидел за своим столом и сосредоточенно изучал досье.

Прочитав материалы по второму разу, Хейвз перелистал бумаги, чтобы взглянуть на отпечатки пальцев Феттерика, и снова принялся за чтение. Феттерик отсидел год. Его последнее местожительство – Боксер-лейн, 127, где они тогда нашли его и тотчас же потеряли. В свое время Феттерик пытался взломать сейф в конторе своего хозяина. Впрочем, это было слишком сильно сказано – он просто хотел залезть в сейф, выяснив сначала шифр.

Хейвз снова посмотрел на карточку, выданную компьютером:

"Фотограверные работы. Актон-драйв, Риверхед".

Он пожал плечами, сказал Мейеру Мейеру, что ненадолго отлучится, и вышел из дежурной комнаты.

Владельца граверной мастерской на Актон-драйв звали Сэм Каплович. Это был гигант с грудью колесом и огромными черными усами, которые топорщились, словно малярские кисти.

– Конечно, я помню Чарли, – сказал он. – Как не помнить! Я стреляный воробей и вдруг с ним так прокололся! Это была моя первая ошибка! И, поверьте мне, последняя.

– Сколько времени он у вас проработал, мистер Каплович? – спросил Хейвз.

– Зовите меня Сэм.

– Договорились, – сказал Хейвз. – Так сколько же, Сэм?

– Давно хочу переменить фамилию. Но не потому, что я еврей, не в этом дело. Но Каплович! Слишком длинно. И некрасиво. Противно слышать. Надо бы сократить до Каплана. Тогда всем станет ясно: человек хочет изменить фамилию не для того, чтобы скрыть, что он еврей. Если ты еврей, то фамилия у тебя должна быть еврейская, но не дурацкая. Вот так! Как вам нравится фамилия Каплан?

– Отличная фамилия, – одобрил Хейвз.

– Каплан! – ещё раз произнес Каплович, смакуя сочетание звуков. – А что, возьму и сменю фамилию, почему бы нет? Сначала, конечно, надо будет обсудить это с сыновьями. Название мастерской мы оставим прежним. "Актон-драйв". Так называется наша улица. Но фотограверные работы Капловича! Звучит жутко. Черт знает что. Всякий раз, когда я отвечаю на телефонные звонки, я буквально давлюсь: "Каплович!"

– Так что бы вы могли рассказать об этом молодом человеке, мистер Каплович?

– Сэм, умоляю вас, не Каплович, а просто Сэм!

– Хорошо, Сэм.

– То-то же. Взял я, значит, его к себе в мастерскую. Тогда ему, кажется, было девятнадцать. Ничего-то он не знал и не умел. Я его всему научил. Ох уж этот Чарли Феттерик! У нас его прозвали Зябликом. Так, в шутку, никакого издевательства. За год он выучился у нас на хорошего гравера. Очень даже хорошего.

– А что потом?

– А потом он решил залезть в мой сейф. Не зная шифра, представляете? Полицейские нашли у него клочок бумажки с цифрами. Там было все неправильно. Адвокат пытался на этом сыграть. Хотел доказать, будто Чарли и не думал залезать в сейф. Комедия! Еще как думал. В хорошенькое положение он меня поставил. Я парню доверял. Он мне нравился. И вдруг лезет в мой сейф. Тут мое терпение лопнуло. Знаете, я даже обрадовался, когда его посадили, честное благородное слово, обрадовался!

– Я вас понимаю, – сказал Хейвз.

– С малых лет я сам зарабатывал себе на хлеб, мистер Хейвз, – сказал Каплович. – У меня все руки сожжены кислотой. До сих пор следы остались. Хотя с тех пор много воды утекло. Теперь у меня собственная мастерская, но в жизни ничего не достается даром. У парня были отличные перспективы. У нас он выучился настоящему ремеслу. Но он решил пойти по легкой дорожке. И оказался за решеткой. Каким местом думают эти люди, ума не приложу. Каплович шумно высморкался. – Значит, у него опять неприятности, у Чарли?

– Да.

– Что он натворил? В прошлом году, говорят, его выпустили из тюрьмы. Я, признаться, слегка перетрухнул. Вдруг он затаил на меня злобу и захочет отомстить. Мало ли на что способны типы, которым ничего не стоит залезть в чужой сейф?

– Но он у вас так и не появился?

– Нет.

– И не пришел просить работы?

– Не пришел. Хотите, я вам кое-что скажу? Я бы ни за что не взял его обратно. Кто-нибудь скажет, что это жестоко. Зато честно. Обжегшись на молоке, мы дуем на воду. Конечно, каждый из нас должен сознавать свой долг перед обществом, и все такое, но я не дал бы ему работы, даже если бы он приполз ко мне на брюхе. Я обращался с ним как с родным сыном. Слава Богу, мои собственные сыновья не пытались залезть в мой сейф. Так что же он отмочил на этот раз?

– Ограбил магазин и убил полицейского.

– Плохо. Очень плохо. – Каплович печально закивал головой. – Такого и врагу не пожелаешь. Скверное дело.

– Да, хорошего мало.

– Тут надо ещё подумать, случилось бы с ним такое, не попади он тогда в тюрьму. Надо ещё подумать...

– Не о чем тут думать, мистер Каплович.

– Сэм, умоляю вас.

– Сэм.

– И все-таки надо поразмыслить. Главное, понимаете, если бы у него был серьезный повод лезть в мой сейф. Ну, к примеру, заболела мать или позарез понадобились деньги. Но он у нас неплохо зарабатывал, да и на Рождество получил приличную премию. Не было у него повода. Никакого! Таких типов нечего и жалеть. Но мне все равно его жаль. Плохо, что парень опять натворил дел. Обидно! Теперь ему не позавидуешь.

– Как вы думаете, мистер Каплович, он мог вернуться к своему старому ремеслу, когда вышел из тюрьмы?

– Не знаю. Но могу проверить, если хотите. Все граверные мастерские мне известны, я могу навести справки незаметно, чтобы его не спугнуть в случае чего. Вы только скажите, я проверю.

– Был бы вам очень признателен.

– Будет сделано. Не люблю воров, мистер Хейвз. Я за честность. На честности держится мир.

– Вот моя карточка, – сказал Хейвз. – Если что-нибудь узнаете, пожалуйста, позвоните.

Каплович взял карточку и стал читать.

– Коттон, да? – спросил он. – Послушайте, мистер Хейвз, когда я надумаю менять фамилию, я вам позвоню. Может, захотите составить мне компанию.

– Всегда готов, мистер Каплович, – сказал Хейвз, широко улыбаясь.

– Сэм, – отозвался тот. – Умоляю вас.

Человек, вошедший в дежурную комнату, прижимал шляпу к груди. Глаза у него были красными, как у кролика, из носа текло, и вообще вид он имел тот еще, будто с похмелья. Человек стоял у перегородки и шмыгал носом. Он ждал, когда на него обратят внимание. Первым заметил его Мисколо, который шел по коридору из канцелярии с кофейником в руках.

– Чем могу помочь, приятель? – осведомился он.

– Мне бы, значит... это... Где тут у вас сыщики? Тут, что ли?

– Тут, – сказал Мисколо. – А что стряслось?

Подойдя ближе к неопрятному типу, он почувствовал сильный запах дешевого вина и слегка отодвинулся.

– В чем дело, приятель?

– Мне бы это... поговорить с ребятами, которые расследуют это... как его... убийство в винном магазине.

– Мейер! – крикнул Мисколо. – К тебе! Принимай гостей!

– У тебя что, кофе? – крикнул в ответ Мейер.

– Кофе.

– Тащи сюда.

Мейер встал из-за стола и подошел к перегородке. Он тоже почувствовал перегар, повел ноздрями и, поморщившись, сказал:

– Слушаю.

– Значит, вы расследуете это... про ту дамочку, которую убили в винном магазине, верно?

– Расследуем, отчего же не расследовать, – сказал Мейер. – А ты зачем пожаловал? Хочешь признаться в убийстве, да? Это ты её убил?

– Кто, я? Э, нет, что вы... Не я...

Пришелец не знал уже, как убраться подобру-поздорову. Нахлобучив шляпу, он быстро повернулся, чтобы уйти, но голос Мейера остановил его:

– Я пошутил, приятель. Что там у тебя, рассказывай.

– Джордж... Меня, значит, зовут Джордж... Не называйте меня приятелем. Лучше Джордж.

– Буть по-твоему, Джордж. Что там у тебя?

– Можно это... присесть?

– Конечно. Присаживайся. Кофе хочешь?

– Еще чего? – подал голос Мисколо. – У нас тут не Армия Спасения.

– Налей ему чашечку, – велел Мейер. – Не будь жестокосердным, Мисколо.

– Тут не Армия Спасения, – снова пробурчал Мисколо, но кофе налил. Алкоголик полез в карман, извлек бутылку дешевого вина, откупорил и плеснул немного в кофе.

– Сегодня ни капли во рту не было, – пояснил он. И поднял чашку.

– Значит, ты насчет винного? – напомнил Мейер.

– Вот, вот. Насчет него.

– Тогда выкладывай.

– Я все видел, – сказал Джордж. Мейер поставил чашку на стол.

– Прямо-таки все? – переспросил он.

– Ага!

– Как её убили?

– Нет... Потом... Все остальное.

– А что остальное?

– Как уехала машина.

– Все почему-то видят, как уехала машина, – сказал Мейер. – Как ты это увидел?

– Я... Значит... в общем, лежал на улице у стенки. Не в себе был... выпимши.

– Неужели ты выпиваешь? – удивился Мейер.

– Это... Бывает... Словом, случается.

– И что же там произошло?

– Там стреляли. Жуткое дело. И бутылки – дзынь! Ужас. Чистый ужас.

– Так, давай дальше.

– Я... это... приподнялся слегка. Гляжу, из магазина выбежал кто-то и... значит... в машину. Фьюить! И укатил.

– Мужчина или женщина?

– Леший его знает. Не разобрал.

– Значит, ты видел, как кто-то сел в машину и уехал, но не понял, мужчина это или женщина, так?

– Ага. Я, значит... плохо, значит, соображал. Обалдевши был малость...

– А номер, часом, не запомнил?

– Нет... не запомнил.

– Год выпуска машины?

– Нет.

– Марку?

– Нет.

– Значит, ты видел только, как из магазина кто-то вышел, то ли мужчина, то ли женщина, сел в машину и уехал, верно?

– Ага.

– И все?

– Ага.

– Ты очень нам помог, Джордж. Огромное спасибо, что пришел.

– Чего там, – сказал Джордж.

Он допил кофе, нахлобучил шляпу и вышел из комнаты.

Мейер тяжело вздохнул. Потом, немного поразмыслив, он решил, что даже из такой информации можно кое-что извлечь. У человека, отъехавшего от магазина, по всей вероятности, были водительские права. Его автомобиль где-то зарегистрирован. А если он украл машину и катался на ней без прав?

К столу Мейера подошел Мисколо.

– Как это тебя разыскал твой папаша? – спросил он. Мейер и не подумал обижаться.

– Ума не приложу, – в тон ему сказал Мейер. – Я велел старику держаться отсюда подальше, но он не послушался. Часу без меня прожить не может.

– Ты заметил, как он благоухал? – спросил Мисколо.

– Мой папаша-то?

– Он самый.

– Еще бы не заметить!

– Приятный запах, верно?

– Изумительный. Это его любимый одеколон.

– Он у тебя щеголь, – заметил Мисколо.

– Это за ним всегда водилось. Однажды на конкурсе красоты он чуть было не победил самого Адольфа Менжу*. Самую малость не дотянул до победы. Хочешь верь, хочешь не верь.

– Как тут не поверить! – воскликнул Мисколо. И, внезапно став серьезным, спросил: – Ты от него что-нибудь получил?

Головную боль, – ответил Мейер.

* Адольф Менжу (1890-1963) – американский киноактер.

ГЛАВА XV

Они перебрали всех подозреваемых и поняли, что зашли в тупик.

У подозреваемых были железные алиби, у детективов – сплошные расстройства.

Они гнались за убийцей, которого, похоже, не существовало в природе.

Они гонялись за ним по кругу.

Артур Кордис работал кассиром в банке. Он был знаком с Анни Бун, несколько раз они встречались. Когда появились сыщики и сказали, что хотели бы побеседовать с ним, Кордис слегка занервничал. Он слыл безукоризненно честным человеком, однако и ему стало не по себе, когда в банк, где он работал, заявились сыщики и сообщили, что им нужно с ним побеседовать. Это может бросить тень на репутацию человека, который в жизни не присвоил и десяти центов.

Детективы выглядели уставшими. Одного звали Карелла, другого – Клинг. Карелла был дружелюбен, как кобра. Клинг был не старше Элвиса Пресли. Детективы и Кордис уселись за столом администратора. Все это было крайне неприятно. Неприятно и унизительно. Кордис, не укравший в жизни и десяти центов, чувствовал себя изобличенным преступником. С ним часто случалось такое. Он чувствовал себя кругом виноватым, даже если пропадала скрепка, которую он в глаза не видел.

Такой уж это был человек. Его выводили из равновесия совершеннейшие пустяки.

– Мистер Кордис, – начал Карелла, – насколько мы знаем, вы были знакомы с Анни Бун.

– Да, – сказал Кордис. – Я был с ней знаком. Неужели они считают, что я её убил, пронеслось у него в голове. Разве одного взгляда на него не достаточно, чтобы понять, что он не способен на злодейство? Разве убийцы носят очки?

– Когда вы встречались с ней в последний раз?

– Примерно месяц тому назад. Да, месяц. Вы не меня подозреваете в убийстве?

– Мы просто задаем вопросы, мистер Кордис, – сказал Карелла. – Обычные вопросы.

Он не улыбался. Он выглядел как настоящая змея. Самый отвратительный тип из всех, кого Кордис встречал когда-либо. Интересно, женат ли он, подумал Кордис, и если женат, то какая извращенная психика должна быть у женщины, которая выбрала в мужья такого негодяя!

– Где вы виделись с Анни в последний раз? – спросил Клинг.

– Мы вместе ходили на балет, – сказал Кордис. – Смотрели "Лебединое озеро"...

– Где?

– В нашем культурном центре.

– Понравилось?

– Очень.

– Она была тихой скромной девушкой, так, мистер Кордис?

– Очень интеллигентной.

– Вы когда-нибудь видели, как она играет в бильярд? – спросил Карелла.

– Простите?

– В бильярд.

– Мне так и послышалось... Это в каком смысле? Чтобы Анни Бун...

– Именно. Анни Бун.

– Играла в бильярд? Думаю, что это исключено. Не могу себе даже представить такое.

– Вам известно, мистер Кордис, что она была в разводе?

– Да.

– Вы когда-нибудь видели её дочь?

– Монику? Да.

– Говорили с ней по телефону?

– С кем? С Моникой?

– Да.

– Вроде говорил. Раз или два. А что?

– Вы не говорили с ней на днях?

– Нет, нет. С тех пор, как мы виделись с Анни последний раз, я с Моникой не говорил.

– Где вы были, мистер Кордис, в тот вечер, когда убили Анни Бун?

– Если я не ошибаюсь, это случилось десятого июня, в понедельник, сказал Кордис. – Да, именно десятого. На следующее утро я прочитал об этом в газете. Это ужасно. Очень тихая, скромная девушка и на удивление интеллигентная. Таких теперь почти не встретишь. Она много читала Драйзера, Тек-керея, Бальзака, Достоевского. Обожала книги. На Рождество я подарил ей "Притчу".

– Какую такую притчу?

– Это роман Фолкнера, "Притча", – пояснил Кордис.

– Ей понравилось?

– Не сомневаюсь, что понравилось. Очаровательная девушка, замечательная, просто замечательная. По отношению к ней у меня были самые серьезные намерения.

– Но вы не виделись с ней около месяца, верно?

– Да. Совершенно верно. Именно поэтому я до поры до времени и перестал с ней встречаться. Из-за того, что стал относиться к ней самым серьезным образом.

– Вот как?

– У вас, наверное, возникли сомнения, джентльмены? Знакомлюсь с очаровательной девушкой, потом перестаю с ней встречаться, а потом её находят убитой...

– Вы так и не сказали, где были вечером десятого июня, – напомнил Карелла.

– Вы считаете, что я убил ее?

– Просто нам хотелось бы знать, где вы тогда были, мистер Кордис.

– Я был дома.

– Один?

– Нет.

– С кем?

– С матерью.

– Вы живете с ней вместе?

– Да.

– Значит, в тот вечер вы были дома вдвоем?

– Нет. Еще зашла соседка. Мы играли в джин. Моя мать обожает карты.

– Анни тоже любила играть в карты?

– Не знаю. Я её об этом никогда не спрашивал.

– Вы были с ней близки, мистер Кордис?

– В каком смысле?

– В самом, так сказать...

– А! Нет, нет... Почему это вас интересует?

– Нам просто хотелось бы знать.

– Нет, нет. Мы целовались несколько раз. Да, целовались.

0на была не из таких... Позволить себе с ней какие-нибудь вольности? Трудно представить.

– Когда-нибудь она упоминала человека по имени Джейми?

– Джейми? Не припоминаю. Это сокращение от Джеймса?

– Мы не знаем.

– Джейми... Джейми... Подождите! Да, упоминала. Было такое. Я тогда рассердился. Ну, не то чтобы очень рассердился, "о все же...

– Так вы рассердились или нет, мистер Кордис?

– Честно говоря, рассердился. Она пришла на свидание и вдруг стала рассказывать о другом мужчине. Мне это не понравилось. Все же есть какие-то правила поведения. Я не могу сказать, чтобы Анни была плохо воспитана. Напротив, она не допускала бестактностей...

– Кроме одного раза, – подсказал Карелла.

– Да, это был единственный случай. Я тогда и впрямь рассердился. Мне показалось, что ей очень... очень нравится этот Джейми, уж не знаю, право, кто он такой.

– Что же она о нем сказала?

– Только то, что была у него дома и он оказался очень славным.

– Она не упоминала, где он живет?

– Где-то в Изоле.

– А точнее?

– Она не сказала.

– Что ещё она говорила о Джейми?

– Больше ничего припомнить не могу. Я намекнул ей, что молодой и привлекательной женщине не подобает ходить в гости к мужчине, но она только засмеялась.

– И ничего не ответила?

– Она сказала: "Джейми прелесть, я его обожаю". Что-то в этом роде. Может быть, я не совсем верно передал слова, но смысл примерно таков. Я очень огорчился и повторил, что это неприлично.

– Что она на это сказала?

– Сказала: "Артур, не говори глупостей. Я с ним в такой же безопасности, как и с тобой". Вот что она мне ответила. – Кордис взглянул на Кареллу. – Вам, наверное, смешно?

– Ничуть, – возразил Карелла. – Продолжайте.

– А это, пожалуй, все, – сказал Кордис. – Больше она о нем не упоминала. Я с ней перестал видеться, потому что начал в неё влюбляться. А потом... потом её не стало.

– Если мы правильно вас поняли, в тот вечер, когда её убили, ваша мать и соседка играли в карты?

– Да.

– Как долго?

– Примерно с половины восьмого и до полуночи.

– В это время вы никуда не уходили?

– Нет.

– Как фамилия вашей соседки?

– Миссис Александер.

– Спасибо, мистер Кордис, – сказал Карелла и встал. Поднялся и Клинг, а Кордис остался сидеть.

– Я могу продолжить работу? – спросил он.

– Естественно, – ответил Карелла. – Если мы не дадим о себе знать в ближайшее время, можете вообще забыть о нашем существовании.

Артур Кордис отправился назад в свою клетку. Больше он не встречался с Кареллой и Клингом, поскольку было точно установлено, что вечером десятого июня он действительно играл в карты со своей матерью и миссис Александер.

Миссис Франклин Фелпс ничуть не удивилась, когда снова увидела Мейера и Клинга. Она открыла дверь, улыбнулась и сказала:

– Джентльмены, я ждала, что вы придете. Входите. Через прихожую с тусклым зеркалом детективы проследовали в антикварную гостиную и расположились в креслах.

– Почему вы ждали нас, миссис Франклин? – задушевным голосом осведомился Мейер.

– Потому что рано или поздно вас должно было осенить, что среди подозреваемых в убийстве я на первом месте.

– Видите ли, – спокойно отозвался Мейер, – мы работаем не торопясь. Бредем себе и бредем потихонечку.

– Я рада, что вы зашли, – сказала миссис Фелпс. – Когда Франклина долго нет, мне делается как-то тоскливо.

– Мы бы хотели кое-что проверить, миссис Фелпс, – сказал Мейер.

– Что именно?

– Вы знали, что у вашего мужа был роман с Анни Бун, не так ли?

– Да. И я знала, что он платил ей гораздо больше, чем положено продавщице. Я все это знала и радости, как вы понимаете, не испытывала, но решила подождать, пока увлечение не пройдет само собой. Я уже рассказывала вам об этом, но могу повторить ещё раз. Я не убивала Анни Бун. Поймите раз и навсегда – не убивала.