Текст книги "Нерассказанные приключения. Повелитель Тёмных путей (ЛП)"

Автор книги: Эд Гринвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Повелитель Тёмных путей
Эд Гринвуд

Спонсор перевода VyachyNOS

Смертельный успех

Мерцающий свет начертил две двери в пустом воздухе по оба конца длинного, тёмного помещения. Через ту, что расположилась в дальнем конце, шагнул воин, исчез посередине шага – и появился из другого светящегося прохода, расположенного ближе.

Там он замер на полушаге, и беспомощно содрогаясь от спазмов – через его действующие челюсти вырвался придушенный крик – упал лицом прямо в пол. Его глазные яблоки взорвались, заплескав плитку влагой, которая зашипела и превратилась в текучие струйки дыма, а затем к ней присоединился настоящий потоп изо рта несчастного.

Высокий стройный мужчина в чёрном удовлетворённо кивнул. Шестеро крепких зентиларских воинов нашли одинаковую быструю смерть.

Устойчивые результаты. Его новое заклинание удалось.

Улыбаясь, он вышел из комнаты.

Ещё одна бурная ночь

– Мои начальники в храме? Они, конечно же, думают, что я пытаюсь заставить брата поцеловать Святую Плеть. Кстати об этом: ты ведь примешь в своё сердце Ловиатар прежде всех прочих богов, не так ли, Хандрет?

Волшебник по ту сторону стола ответил ей невесёлой слабой улыбкой.

– Я подумаю об этом, – равнодушно отозвался он, потом ухмыльнулся, по-мальчишески ярко сверкнув зубами. Аянта знала эту улыбку уже целую вечность. Она обнаружила, что улыбается в ответ.

– Так что привело могущественного мага из Глубоководья в холодную, варварскую Зентильскую Твердыню, в которой ненавидят магов?

– Деньги, разумеется. Много денег. И под ненавистью к магам, полагаю, ты подразумеваешь, что Мэншун и его подопечные не терпят других волшебников, кроме себя?

– Я да. Они нет. Будь настороже, Хан.

Она положила длинную шипастую плётку со множеством кожаных хвостов на стол, прошептала над ней практически беззвучную молитву, потом снова подняла взгляд ему навстречу и спросила:

– Кто твой покровитель?

– Купец по имени Амбрам Сарбахо – если то, что ты о нём расскажешь, не отговорит меня нанести ему визит.

Аянта поёрзала на стуле, тесная чёрная кожа и тугие цепи шевельнулись так, чтобы привлекать к себе внимание, и снова ему улыбнулась.

– Значит, прежде чем соглашаться на службу, ты отыскал свою маленькую сестрёнку, чтобы разузнать, как здесь дела делаются. Мне это нравится.

Хандрет пожал плечами.

– Необходим немалый ум, чтобы подняться до звания тёмной плети Ловиатар – и даже просто для того, чтобы так долго выживать на службе Девы Боли. Волшебники быстро узнают, как сложно даётся доверие. У тебя есть ум, и я тебе доверяю. Поэтому мы оказались здесь, в этой чересчур дорогостоящей попытке подражать высококлассным питейным заведениям, и тратим здесь моё золото. Говори.

Его сестра вздохнула.

– Мы не знатного происхождения, так что это лучшее, что может предложить нам Зентильская Крепость. Положи руки на стол, ладонями вверх. Пожалуйста.

– Чтобы ты… ?

– Чтобы я могла хлестнуть тебя по ладоням, если кто-то зайдёт в комнату, заставляя их считать, что тёмная плеть богини боли встретилась наедине с чужеземным волшебником по верным причинам.

Хандрет положил руки на стол ладонями вверх.

– Насколько я помню, я платил за частную комнату.

– Так и есть. В Твердыне есть «частное» и есть частное. Опять же – мы не знатного происхождения. И не из Зентарима.

Хандрет кивнул, давая понять, что осознал смысл её слов. За освинцованными окнами с неожиданным свистом пронёсся ветер. Зима пока что ещё не вонзила свои когти в Зентильскую Твердыню, но уже стремительно наступала и несла с собой холод. Стояла пора кружащихся опавших листьев, холодного ветра и коротких, свирепых, ледяных дождей. На протяжении ближайших десяти дней за ночь лужи будут покрываться слоем хрупкого тонкого льда, который будет таять по утрам. Затем придут снега – задолго до того, как завершится год Пылающего Знака.

– Амбрам Сарбахо – один из богатейших купцов во всей Твердыне, —сказала ему Аянта, понизив голос до шёпота. – Однако его сделают лордом только в случае вступления в Зентарим, а он пока что не высказывает подобных намерений. Он опытный заговорщик, постоянно плетущий небольшие козни и интриги – и, должна тебя предупредить, он нанимает бесконечную череду волшебников-на-месяц, вместо того, чтобы попытаться на долгие годы завоевать верность одного или двух доверенных магов.

– Значит, он проблемный?

– Все успешные купцы в крепости – проблемные, братец. Этот не скрывает своего недоверия к окружающим; пожалуй, он нанимает больше информаторов, чем кто-либо ещё во всём городе – не считая Мэншуна, разумеется. Он… просто недоверчив и всех прочих меряет по себе.

– Я не раз вел дела с его представителями в Сембии и Глубоководье; чем он знаменит дома?

– Он торгует разными мелочами и завозит диковинки из далёких земель.

– Хм, – хмыкнул Хандрет Имбрет. – Человек, который сразу же вызывает подозрения у городского правителя.

Сестра тонко улыбнулась.

– Прошло всего пара месяцев с тех пор, как Мэншун стал первым лордом Зентильской Твердыни, его прислужник лорд Чесс был избран дозорным лордом Совета, жрецы Бэйна стали вести себя, как будто это они – стража, и прямо на наших улицах нам начали читать лекции созерцатели-тираны. В Зентильской Твердыне все подозревают всех. Следи за тылом, братец – и никогда не забывай об этой необходимости.

– Я думал, Мэншун был вчерашним тираном, —задумчиво произнёс Хандрет. – А сейчас здесь в крепости правит какой-то лорд Белландер или кто-то другой.

Его сестра покачала головой.

– Народ на улицах и половина купцов в это верят; у остальных из нас хватает сообразительности, чтобы догадаться, что переворот Белландера был подстроен самим Мэншуном. Он сделал Белландера целью тех, кого привели в ярость новые налоги и действия солдат, превратившие правление городского лорда – правление Мэншуна, на самом деле – в мешок с зубами, предлагая выбор из беспрекословного подчинения или гибели. Белландер – красивый, распутный дурак, мозги которого способны перехитрить разве что вон тот горшок с цветочными лепестками.

– Ага, —кивнул Хандрет. – Я знаком с подобной тактикой; Глубоководье видело такое не раз.

Аянта взяла свою плеть, щёлкнула ею в воздухе и хлестнула ею по столу. Хандрет ловко подхватил свой кубок, не позволив вину расплескаться.

– Мы все знаем, что Мэншун что-то задумал – и что он нанесет удар молниеносно, —объявила она, снова хлестнув по столу, когда дверь отворилась и бесстрастный слуга принёс ещё вина – его даже не пришлось просить. Она молчала, пока слуга не ушёл, затем смахнула новый графин с вином в сторону, где тот упал на пол и разбился – вино так и осталось неиспробованным.

Хандрет одобрительно кивнул, так что она наклонила голову и продолжила.

– Мы пока что не знаем, что он сделает. Все шпионы, которым мы смогли заплатить – и которые сумели остаться в живых после того, как мы им заплатили – говорят, что Фзул, который является голосом Бэйна в этом городе, по-прежнему слишком злится на Первого Мурлыкающего Лорда, чтобы помогать ему, хотя в конце концов они начнут работать вместе… а созерцатели прямо сказали ему, по крайней мере однажды, что пока что он сам по себе. Мне кажется, что они хотят проверить, сумеет ли он установить своё правление над городом, прежде чем они снова начнут ему помогать.

Она прикончила остатки вина в своём кубке, опустила его и добавила:

– Но это лишь подтверждает, что он что-то предпримет; ему необходимо проявить себя, и побыстрее, прежде чем все лорды, которых он разозлил на Совете, сумеют прикончить его или просто занять таким количеством заговоров, переворотов, мелких интриг и предательств, что у него не останется времени ни на что, кроме борьбы с ними. Пока что он продолжает вызывать лордов Твердыни и купцов на частные беседы, на которых исподволь запугивает их, продолжает обучать свои постоянно увеличивающиеся отряды безжалостных воинов и волшебников за магическими печатями, через которые никто не может проникнуть, и продолжает проводить свои дни в уединении, вне всякого сомнения разрабатывая новые ужасные заклинания. Мы всё ожидаем, что двери в его заклинательный покой отворятся, и наружу хлынут големы высотой с крепостные башни, драконы-нежить с шестнадцатью приделанными головами… но пока что наружу выходит только он.

Воцарилось молчание.

Аянта подняла брови.

– Я ещё не запугала тебя достаточно, чтобы ты вернулся в Город Роскоши, поджав хвост, братец?

Хандрет медленно улыбнулся, и его глаза засветились красным.

При взгляде на это тёмная плеть зашипела и напряглась, отпрянув от него на своём стуле.

Затем она с жестоким умением ударила своей плетью, позволяя волшебнику отведать её поцелуя – прямо по лицу.

Его улыбка даже не дрогнула.

– Это, – сообщил он ей, когда плеть неожиданно согнулась в его руках, и её хвосты поднялись, чтобы обернуться вокруг её шеи и начать душить – а затем так же быстро упали, оставляя её обмякшей на стуле, кашляющей и задыхающейся, – звучит интересно.

Двери заклинательной палаты открываются

Высокий, стройный, зловеще-привлекательный мужчина сидел в одиночестве во главе длинного, отполированного стола, переплетя пальцы под подбородком. Он размышлял, скрываясь за фасадом слабой полуулыбки на лице, которая ничего не выдавала.

Чтобы по-настоящему править Зентильской Твердыней – а не просто отдавать приказы через Совет – необходимо сломить силу богатейших и самых успешных городских торговцев. Не говоря уже о волшебниках по найму, что на них работают.

Большую часть знати он уже завоевал – или, по крайней мере, мог легко уничтожить. Ему просто нужно было удержать их от того, чтобы поднять против него оружие и сговориться друг с другом, пока он разбирается с торговцами.

Повелители путей. Шестнадцать людей, которые контролировали всех остальных купцов и лавочников крепости.

Шестнадцать людей, которых нельзя было подавить, оцепив их особняки и склады и правя улицами мечом и кулаком. Купцы, в особняках которых располагались Тёмные пути Зентарима, давным-давно установленные магические врата, соединявшие эти гордые дома с определёнными зданиями в Сембии. Позволяющие этим шестнадцати тайно доставлять воинов, ремесленников, товары и деньги туда и обратно по мановению руки. Преимущество, которое обеспечило их сембийскими инвестициями и сембийскими союзниками, которых они запросто могли призвать себе на помощь.

Так что имя «Повелители путей» подходило им прекрасно, даже если их так звал только Зентарим, и даже среди него – только те, кому был известен источник их власти. Для большинства горожан они были просто влиятельными купцами, которые управляли городской жизнью; людьми, с которыми следовало дружить и честно вести дела, с которыми глупо было враждовать, если не собираешься немедленно покинуть город, сбежать далеко-далеко и никогда не возвращаться. Шестнадцать людей, которые хранили тайну, но представляли собой тесную группу, часто раздираемую склоками, а не политическую клику или гильдию.

Да – несмотря ни на что, это были настоящие лорды Твердыни. Шестнадцать горожан, способных тайно доставить в город целую армию, не пробиваясь через фортификации и не высаживаясь в доках.

Само их существование угрожало правлению любого, кто занимал трон Зентильской Твердыни. Поэтому они должны были погибнуть – и как можно скорее. Зентарим должен взять под контроль их порталы.

Он знал об этом уже много лет, но лишь сейчас приготовил все необходимые заклинания. Только сейчас он мог нанести удар.

Всё дело было в том, чтобы не допустить ни единого неверного шага в его быстром и хорошо продуманном наступлении.

– Если и должен быть Повелитель Тёмных путей, – сказал Мэншун окружающей его пустоте, – так пускай это буду я.

Он улыбнулся тому, сколько информации сумел собрать, притворившись волшебником, которого только что убил, Хандретом Имбретом. Тёмная плеть Аянта кричала долго и громко, оказавшись настолько же крепкой, насколько он и ожидал. Нужно было оставить её в живых, чтобы она ещё разок-другой покричала ему, когда он закончит со всеми делами.

Он протянул руку и дёрнул за шнурок, который давал сигнал слугам открыть двери и впустить в комнату трёх его самых доверенных подчинённых.

Владыки путей, владыки путей повсюду

– Он хочет знать всё, что тебе известно о владыках путей, так что начинай вспоминать, – мерзко заявил Снил.

Келгоран зыркнул на него. Однажды Лоркус Снил зайдёт слишком далеко…

– Не ошибайся, считая воинов Братства дураками, – предупредил Снила Кадатен с таким спокойствием, как будто обсуждал не желающую меняться погоду.

– Не ошибусь, – холодно и сухо отозвался самый успешный шпион Мэншуна.

– Что ж, прекрасно, – учтиво ответил волшебник, которому больше всего доверял Мэншун – поскольку они оба знали, что его Искусство было слишком слабым, чтобы бросить вызов хозяину. – Тогда не ошибайся, позволяя себе подобное поведение с ними. В конце концов это аукнется тебе, когда ты будешь меньше всего ожидать.

– Избавь меня от бабушкиных советов, – прошипел Снил. Он снова повернулся лицом к воину. – Итак?

Орнтен Келгоран был ветераном множества стычек в Таре и дальше, закалённым воином, хорошо знакомым с тем, как делаются дела в людном каменном городе Зентильской Твердыни, и лучшим убийцей тех, кто переходил дорогу Мэншуну. Он улыбнулся.

– Итак что?

Снил вздохнул.

– Не будь…

– Дураком? Снил, хуже твоего высокомерия может быть только твоя способность оценивать других. Как по мне, серьёзный изъян для шпиона.

Прежде чем Снил смог ответить, воин взмахнул своей крепкой рукой в пышном жесте герольда. Шпион вздрогнул от резкого движения.

Келгоран хмыкнул и начал ораторствовать.

– Наиболее влиятельными среди повелителей путей – теми, за кем пойдут остальные—являются пятеро.

Он поднял один волосатый палец.

– Сраббаст Дорлун, торговец текстилем и обувью, жадный, бесстрастно спокойный, гора, а не человек. Мне мало что известно о его наёмном волшебнике, Тантаре из Селгонта, кроме его внушительной репутации: высокие моральные принципы, могущественная магия, опыт путешествий.

Поднялся второй палец.

– Импортёр вяленого мяса и дорогого вина Беснар Калагонт, который серьёзно напоминает мне тебя, Снил. Худой, часто ухмыляется – однако, в отличие от тебя, привлекательный и элегантный. И не женат. Он известная гроза дам—но преданный поклонник Ловиатар, живущий и работающий с двумя молодыми жрицами богини боли, тёмной плетью Аянтой и когтем боли Джессанной. Подозреваю, под этими шёлковыми кафтанами он весь покрыт шрамами.

К первым двум присоединился третий палец.

– Фантарл Халамон, пожалуй, самый богатый из них; он может позволить себе платить двум известным волшебникам: Ардроту Тонтану из Чессенты и красивому, усатому тетирцу, который именует себя Валандро Загадочным и защищается тремя мечами, которые летают вокруг по его приказу. Можешь быть уверен, что господин уделяет ему особое внимание.

– Волшебников оставь господину, – холодно сказал Снил. – Расскажи мне о Халамоне.

– Низенький, уродливый обжора. Хваткий и жадный; он домовладелец и ростовщик, что ещё тут сказать?

– Скажи о его ремесле.

– О, он строитель. И занимается ремонтом большей части Твердыни.

– Прекрасно. Кто четвёртый?

– Мантрас Джозельбур. Торговец металлами и рудами, владеет нашей крупнейшей плавильней, двумя оружейны…

– Тремя. Он владеет тремя и сейчас занят выкупом четвёртой.

– Ну ладно. Тремя оружейными лавками и пятью кораблями, о которых мне известно, —Келгоран замолчал, вызывающе подняв бровь, но Снил просто кивнул, так что воин продолжил:

– Двумя фермами, где выращивают и дрессируют боевых лошадей, и горсткой уличных торговцев.

– Но наибольший интерес представляет собой Дом Грозовых Жезлов. Его собственная школа волшебства, где работает престарелый маг Перимрель из Амна и около дюжины студентов – все молодые. Они называют себя «Грозовыми Жезлами». Джозельбур старый, обладает скверным характером, и…

– Кто из Грозовых Жезлов самый могущественный и может представлять для нас проблему?

– …и не отличается милосердием. Стоит поостеречься двух Грозовых Жезлов: Роримрара и Джонтина. Мои люди и я не раз с ними выпивали по приказу господина. Они… не такие опытные, какими себя считают, но всё равно могут быть опасным.

– Это четверо. Пятый?

– Амбрам Сарбахо…

Из гобеленов перед ними вышли четверо стражников в полных и сверкающих воронёных доспехах, затем свернули гобелены и замотали их цепями. Закрытые шлемы, скрывающие их личность, заставляли голоса грохотать: ближайший приказал:

– Достаточно. Господин нетерпелив. Входите.

Двери широко распахнулись, открывая небольшое облачко дыма, которое заклубилось и поднялось подобно готовой к броску змее.

Трое мужчин никогда не видели подобной магии, но знали, что мешкать нельзя. Они шагнули вперёд, прямо сквозь дым, и стражники захлопнули за ними двери и подошли к своим арбалетам, закреплённым в бойницах, пронизывающих помещение за дверями. Заряженные и готовые к выстрелу болты были смочены ядом, который не причинял вреда лишь Мэншуну – ведь первый лорд Зентильской Твердыни был человеком осторожным.

Цена незаменимости

Мэншун взмахом указал всем троим на поджидающие их с противоположной стороны длинного, отполированного стола стулья, и принялся бесстрастно рассматривать троицу. Это были его самые успешные слуги, что означало – они умели изображать преданность.

Снил, Кадатен и Келгоран были полезны именно в таком порядке, но в то же время в случае необходимости легко могли послужить расходным материалом.

– Как Снил наверняка выдал, не говоря этого напрямую, – сухо сказал он, – я решил освободить Зентильскую Твердыню от тирании повелителей путей. Немедленно.

Он посмотрел на своего шпиона.

– Начинай незаметно распускать слухи через наших обычных сплетников, что Халамон наконец-то устал от Дорлуна и в тайне собирает наёмных головорезов для убийства по одиночке рабочих, поставщиков и клиентов Дорлуна.

Он дождался, пока Снил кивнёт, потом добавил:

– Кроме того, ты распустишь слух, что Джозельбур решил раздавить своего давнего и всё более успешного соперника Калагонта. Более того, ты убедишься, что слуги всех путевых повелителей узнают о том, что первый лорд города набирает силу, чтобы решить, кто возвысится в качестве лордов в Зентильской Крепости, а кого выдавят из ремесла, из города, а в случае необходимости—из жизни в целом. Затем придёшь за дальнейшими указаниями.

Снил кивнул, но не стал вставать. На губах Мэншуна заиграл намёк на усмешку.

– Можешь быть свободен. Не задерживайся, пытаясь подслушать мои приказы этим двоим.

– Разумеется, —ответил Снил, поклонившись ниже стола, прежде чем встать и плавно направиться к двери.

Мэншун дождался сигнала—единственного стука по стене—после того, как двери закрылись за ушедшим главой его шпионской службы. Затем посмотрел на Келгорана и снова заговорил.

– Собери своих худших и самых неуклюжих воинов—тех, кто нуждается в испытании и с кем мы без сожалений можем расстаться – для нападения на особняки Дорлуна, Халамона и Джозельбура. Пускай встретятся в доках, возле бойни и в «Чёрной бочке»; сам решай, кто где. Они не должны уходить, показываться другим или махать мечами, пока я не скажу.

Кивок Келорана был быстрым. Вместе с ним на лице воина появилась довольная улыбка; он уже поднялся, прежде чем Мэншун добавил:

– Да, можешь быть свободен.

Нетерпеливая спешка воина привела к стремительно закрывшимся дверям, а следом за ними—к единственному стуку, оставляя Мэншуна и Кадатена наедине.

В этот момент первый лорд Зентильской Твердыни достал из-под стола маленький и простой кубок из кости, а потом – ещё меньший нож. Кадатен побледнел.

– Обновим заклинание, – спокойно сказал Мэншун, проводя ножом по наружному краю своей руки. Проступила тёмно-красная кровь, и он поднял руку, позволяя ей стекать по пальцам и капать в кубок, а тем временем дочиста облизал нож и толкнул его по столу Кадатену.

Тот ловко прижал его рукой, поднялся и подошёл к кубку, нанёс себе похожую рану, облизал нож и осторожно опустил его рядом с Мэншуном. Его руки едва заметно дрожали.

Когда кубок наполнился, быстрый жест и тихое слово хозяина пробудили заклинание крови. После того, как они оба испили из кубка, любые травмы, полученные Мэншуном, немедленно должны были передаваться Кадатену.

Побледневший волшебник прошептал:

– Зачем это нужно, господин? Снова?

Мэншун улыбнулся.

– Считай это предосторожностью, которая совершенно не навредит преданному Кадатену, но отплатит коварному в мыслях или поступках Кадатену его же монетой. Мне необходимо твоё молчание, однако при этом нужно, чтобы ты знал мой план и мог управлять делами на улицах и в поместьях, чтобы они произвели нужный эффект. Так что слушай внимательно.

Он прочитал заклинание, они оба испили из мерцающего кубка, и Мэншун взмахом приказал Кадатену усаживаться обратно.

Только когда по-прежнему бледный волшебник снова устроился на стуле, Мэншун добавил:

– Повелители путей будут сломлены – или истреблены – при помощи чар, которые я только что довёл до совершенства и которые вскоре будут наложены на все Тёмные пути. Любой, кто пройдёт через эти порталы, погибнет – ужасной смертью и в мгновение ока, поскольку моё заклинание превратит кровь в их венах в мощную кислоту.

Кадатен казался заинтригованным, но обеспокоенным.

– Но разве Тёмные пути не могут представлять для нас пользу – в будущем?

– Могут. Как двери, которые открываются по моему приказу, а не двери, стоящие всегда нараспашку и позволяющие армиям наёмников из Сембии хлынуть в самое сердце Зентильской Твердыни, когда какой-то богатый сембиец или кто-то другой решит, что наши драгоценности и руды стоят того, чтобы заняться грабежом. Даже созерцатели способны разделаться лишь с ограниченным числом солдат, прежде чем их задавят числом и порубят на куски. И если этот чёрный день настанет, волшебники вроде тебя – и меня – проживут гораздо меньше, чем старшие глазные тираны вроде Арглота и Ксаланкслана.

Кадатен заморгал и кивнул.

– Поэтому путешествие через Тёмные пути будет смертельным, за исключением тех случаев, когда я буду снимать свои заклинания, – промурлыкал Мэншун. – И только я буду знать, кто это случится. А значит, я стану слишком ценным для Зентильской Твердыни, чтобы можно было меня убить. Люблю быть незаменимым.

Восход лоскутной луны

Дождь прекратил хлестать по ставням, и наконец-то засиял лунный свет.

Усталый, но очень довольный лорд Белландер приподнялся на локтях и выглянул в окно.

– Ах, – прошептал он. – Лоскутная луна.

– Действительно, – отозвалась обнажённая и прекрасная старшая жрица, лежащая в постели рядом с ним. – Поэтому я здесь.

Белландер поднял бровь.

– О? Не ради меня?

Невеста мрака Орлфарла торопливо села.

– Бог Ужаса открыл священному лорду Фзулу, что следующая лоскутная луна принесёт огромную угрозу дому Белландер. Я здесь, чтобы сохранить тебе жизнь до утра.

– А после этого?

– После этого, лорд Белландер, – холодно сказал Орлфарла, – ваша жизнь будет только в ваших руках. Последние наши видения говорят, что мы будем слишком заняты, пытаясь не позволить Зентильской Твердыне погрузиться в пучину гражданской войны..

Жнецов спустили с поводка

Раздался тяжёлый стук многочисленных копыт и топоров, разбивающих двери – точно в намеченный срок. Его нанятые громилы прекрасно рассчитали время.

В ответ закричали и забегали стражники. Мэншун тонкогубо улыбнулся и прочитал заклинание, которое заставило их кричать по-настоящему.

Они превзошли самих себя. Некоторые из них завопили и бешено помчались через весь особняк, врезаясь в столы и опрокидывая скульптуры и комплекты доспехов.

Сплетённая им иллюзия созерцателя, угрожающе направляющегося вперёд, размахивая всеми своими глазными отростками, закружила по комнате, в которой он сейчас находился.

Комнате, в которой мерцал и сверкал оставшийся в одиночестве и без охраны Тёмный путь повелителя путей Форнлара Дарлтрета.

Его более важное заклинание не потребовало много времени: он читал его уже в десятый раз. Когда он закончил, Тёмный путь на мгновение ярко вспыхнул, как будто разгневанный магией, затем снова успокоился и начал мерцать в точности как и раньше.

Первый лорд Зентильской Твердыни сардонически отсалютовал им и улыбнулся, позволив кольцу перенести его в следующий особняк.

Большинство повелителей путей отсутствовали в своих владениях, собравшись в «Доме Харлстранда», обладавшим лучшим винным погребом и самым величественным пиршественным залом в городе, чтобы обсудить, что делать с выскочкой Мэншуном и его возрастающей властью в городе. Снил очень хорошо сделал свою работу: один-единственный встряхнувший путевых повелителей кризис, созданный быстрее, чем можно было разделаться с хорошим ужином.

Сейчас он оказался в весьма прохладной комнате, завешенной мрачными гобеленами и занятой ещё одним Тёмным путём – и двумя изумлёнными стражниками, поднявшими копья и устремившимися к поднимающему тревогу гонгу.

Мэншун взмахнул рукой и погрузил их в сон. Его солдатам потребуется время, чтобы пересечь улицы и добраться до входа в этот особняк; будет лучше, если тревога не поднимется до того момента, как они начнут штурмовать двери.

Всё шло очень гладко. Он подошёл туда, где мог встать над стражниками и оглядел их на предмет полезной магии, которую мог у них изъять.

– Да начнётся жатва, – произнёс он вслух, – и пускай от путевых повелителей отвернётся удача.

Интерлюдия в Иннарлите

– Чужак! – проревел старший констебль Иннарлита. – Выйди вперёд!

По обеим сторонам его широких, закованных в сверкающие доспехи плеч стояла троица бесстрастных констеблей – в таких же сверкающих доспехах и с жезлами в руках. Лучше как следует подготовиться, когда бросаешь вызов волшебнику.

Старший констебль Лорельд обрушил свою булаву на дверь – скользящий удар оставил отметину, но не проломил её, однако в палате за дверью раздался отразившийся эхом грохот.

– Эльминстер! – проревел он. – Тебя застали за кражей королевских красок и кистей, и ты принёс их сюда! Выходи, вор!

Дверь распахнулась.

Из расположенного за ней озарённого тусклой лампой сумрака выступил высокий, худой, белобородый мужчина – босоногий, и, на самом деле – тут глаза констебля вылезли из орбит – одетый лишь в сотни мазков высохшей краски и дамскую полупрозрачную ночную рубашку, натянутую на тело. Он с небрежным видом опёрся о дверной косяк, приняв позу, которую можно было описать лишь как праздную – и даже беспечную.

– Да? Ты принёс вино?

Старший констебль Лорельд слегка побагровел у висков. Его ноздри раздулись. Констебли вокруг него сменили бесстрастный вид на суровое выражение, торопливо нацелив свои жезлы на мужчину в дверном проёме.

– Ты стоишь в королевской крепости, волшебник! – закричал Лорельд. – Именем Сперенцы, королевского наместника Иннарлита, я арестую тебя, чтобы заставить предстать перед правосудием! Ты украл её художественные принадле…

Эльминстер издал грубый звук и показал ещё более грубый жест.

– Ба! Ничего такого я не делал.

– Ты… ты что, смеёшься надо мной? – старший констебль не мог поверить своим глазам. – Ты весь покрыт красками Сперенцы – с головы до пят! Ты что же, думаешь, я слеп?

– Нет, – процедил Эльминстер, – ты просто глуп.

Он присмотрелся к гостям, чтобы убедиться, что никто из констеблей не сжимает графин у него за спиной, затем добавил:

– По крайней мере, слишком глуп, чтобы принести вино.

– Я не стану обмениваться с тобой колкостями, волшебник! Я требую твоего немедленного подчинения—встань на колени и протяни запястья для кандалов! Ты предстанешь перед Её Превосходительством для понесения наказания и…

– Наказания? Наверное, сперва ты хочешь определить мою вину? А может быть, мою невиновность? Или в Иннарлите нет иного закона, кроме прихотей его старшего констебля?

Лорельд стал уже фиолетовым и весь дрожал.

– Ты… ты действительно заявляешь, что не крал художественные принадлежности, когда свидетели—больше двух десятков слуг и придворных – видели тебя за этим занятием?

– Именно это я и заявляю. Я ничего не крал. И я могу предоставить собственных свидетелей, которые подтвердят моё заявление.

– О? Чужеземцев у тебя на службе? – оскалился старший констебль.

– Нет, персон, о которых могло слышать даже такое толстолобое брехло, как здешний старший констебль. Позвольте мне начать с самой Сперенцы. Затем некий городской лорд-волшебник, Ульдимар Броннет – он может быть известен вам под именем Маркуварл; их сын, принц Хайорн, о да, а ещё принцессы Амельра и Маринтра.

– Ага. Ты знаешь, что дача ложных показаний против королевской семьи Иннарлита – само по себе очень серьёзное преступление?

– Знаю, – подтвердил Эльминстер с улыбкой. – Думаю, ты увидишь, что они с радостью подтвердят мою невиновность по данному вопросу.

Абсолютное недоверие старшего констебля ясно было написано у него на лице.

– О? И, надо полагать, лорд-протектор тоже выскажется в твою защиту?

– Нет, боюсь, что нет, – мрачно ответил Эльминстер. – Однако оба его подчинённых – герцоги Хеннет и Порландур – присутствовали и могут засвидетельствовать…

– Даже не сомневаюсь, – ухмыльнулся Лорельд. – Даже не сомневаюсь. На самом деле, волшебник, я готов даже поставить на это свою карьеру. Если ты не сможешь добиться, чтобы все эти достойные люди поклялись в правдивости твоих слов, ты сгниёшь до костей, посаженный на цепь у самой холодной и сырой стены в самой глубокой из наших темниц, куда приходят умирать крысы! Я сам отведу тебя туда без промедления! Выходи из дверей, иначе мои люди сразят тебя!

– Правда же, – неодобрительно, как добрая, но разочарованная мать разгневанному ребёнку, сказал Эльминстер, – в этом нет необходимости…

– Волшебник, отойди от двери!

Вздохнув и пожав плечами, разведя пустые руки, Эльминстер подчинился приказу. Констебли с готовностью окружили его – и те, что находились прямо у него за спиной, были сметены кем-то другим, подошедшим к дверям.

Новоприбывший оказался высокой, скудно одетой женщиной, черты лица которой были хорошо известны каждому в Иннарлите – как минимум, по изображению на монетах в их кошельках. Она нацелила светящийся скипетр на Лорельда.

– Надеюсь, вы меня узнаёте, старший констебль, —тихо сказала она, не обращая внимания на дрожащих, отступающих констеблей и твёрдо глядя на Лорельда.

Он побледнел, пытаясь удержать свой взгляд выше её подбородка, затем покраснел и торопливо отвёл глаза, пробормотав:

– Д-да, великая Сперенца. Я…

– Так случилось, что лорд Эльминстер провёл со мной ночь. И с моим мужем. После того, как согласился на мою просьбу, доставленную Маркуварлом…

Как по заказу, в этот момент в дверях рядом со Сперенцой возник лорд-волшебник Иннарлита. Его наготу лишь частично скрывал незаконченный портрет у него в руках, изображающий переплетённую обнажённую пару, черты которой – хотя ещё не полностью обозначенные – безошибочно принадлежали правительнице Иннарлита и её мужу. Выпрямив картину, он наградил Лорельда тем, что можно было описать лишь как застенчивую усмешку.