Текст книги "Четыре столицы Древней Руси. Старая Ладога, Новгород, Киев, Владимир. Легенды и памятники"

Автор книги: Е. Нелидова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава II

Введение христианства. – Владыки новгородские. – Церкви и монастыри. – Юродство. – Паломничество. – Ереси.

^{Новгород. Софийский собор и памятник Тысячелетия России}

По рассказу летописи, Добрыня привез с собой из Киева нового истукана Перуна, главного бога славян-язычников. На левом берегу Волхова, при истоке его из озера Ильменя, на небольшом холме среди темного леса, был поставлен новый идол, богато изукрашенный. Но не долго пришлось ему красоваться тут и принимать кровавые жертвы, между которыми бывали и человеческие. В Киеве готовились перемены, о которых и не думали еще в Новгороде.

Купцы, варяги и славяне, издавна ездили в чужие страны, жители которых были христианами. Стройное, проникающее в душу богослужение в христианских храмах Греции производило сильное впечатление на людей, привыкших к грубому и мрачному идолопоклонству. Христианская проповедь добра и милосердия будила в них неизвестные до сих пор чувства. Сначала из любопытства заходили они в невиданные храмы, потом заражались примером, увлекались проповедью и переходили в христианство. Когда князь Игорь заключал торговый договор с Грецией, то часть его дружины клялась богом Перуном, оружием и щитами, а другая часть принимала присягу в киевской церкви Св. Илии. Наконец, и жена Игоря, Ольга, поддалась влиянию окружающих христиан и крестилась в Константинополе. Святослав, проведший всю жизнь в боевых походах, мало интересовался религиозными вопросами, но его сыновья воспитывались уже под влиянием бабки христианки. Сделавшись князем, Ярополк покровительствовал киевским христианам, и христианство распространялось все больше и больше.

На севере, среди жителей дремучих лесов и мало проходимых болот или среди суровых морских разбойников, дольше и упорнее хранилось язычество с его жестокими обрядами. Владимир привел с собой целые полчища язычников, сам усердно служил идолам и враждебно относился к христианам. Но, очевидно, христианство в то время уже осиливало язычество, и Владимир стал думать о перемене веры. Крестившись сам, он призвал священников из покоренного им города Корсуня и заставил креститься всех киевских язычников.

Из Киева греческие священники поехали вверх по Днепру, на север. По торговому пути, где шли товары с юга на север, распространялась проповедь христианского учения. Тот же Добрыня, который привез за несколько лет перед тем нового Перуна в Новгород, приехал теперь туда с первым русским митрополитом Михаилом и греческими священниками крестить новгородцев. Сначала дело шло удачно. Они крестили многих людей и построили первую церковь. Но язычество далеко еще не было сокрушено, когда преемник умершего вскоре Михаила прислал в Новгород епископа, Иоакима корсунянина. На этот раз новгородцы встретили Добрыню и епископа далеко не дружелюбно. Они собрались на вече и решили не давать в обиду своих старых богов. Разметав мост на Волхове и завалив реку бревнами, они вышли все вооруженные. Жрец Перуна Соловей и тысяцкий Угоняй бегали по улицам и подстрекали народ к обороне. Вывезли две камнестрельные машины и поставили их на берегу. Епископ Иоаким с священниками были на противоположном берегу Волхова, на торговой стороне. Они ходили по торгам и улицам, учили людей, сколько могли, и в два дня успели окрестить несколько сот. Между тем Угоняй ездил по другой стороне и кричал: «Лучше нам помереть, чем дать богов наших на поругание». Рассвирепевшая толпа с яростными криками разграбила дом Добрыни и убила его жену и родных. Тогда тысяцкий Путята, присланный Владимиром с пятьюстами воинов из города Ростова, принявшего уже христианство, обманом переправился через Волхов, взял в плен Угоняя и еще нескольких важных людей и отправил их к Добрыне. После этого началась злая сеча. Церковь Преображения разрушили, стали грабить и жечь дома христиан. Добрыня, со своей стороны, приказал жечь дома язычников. Наконец, новгородцы смирились, и самые знатные пошли просить мира у Добрыни. Добрыня собрал войско, прекратил грабеж, но тотчас же велел сокрушать идолов – деревянных жечь, а каменных разбивать и бросать в реку. В Волхов полетел и нарядный Перун с холма, на котором выстроен был потом Перынский монастырь. Поплыл, говорит предание, Перун по Волхову и бросил по пути палку на мост, чтобы раздоры никогда не прекращались в народе, оттолкнувшем его. А Добрыня энергично принялся крестить язычников. Посадник Воробей ходил по торгам и сзывал народ к Волхову.

Епископ Иоаким сорок один год управлял паствой в Новгороде. Он возобновил разрушенную церковь Преображения, построил деревянную церковь Иоакима и Анны и такую же во имя Софии Премудрости Божьей. Ему же приписывают основание первой школы в Новгороде.

В конце десятого века утвердилось христианство в Новгороде, но еще и в двенадцатом новгородскому духовенству приходилось бороться с остатками языческих верований и привычек. Народ не проникся еще христианством, да и церковь, управляемая первое время присылаемыми корсунянами, греками или, позднее, киевлянами, была для него совершенно чужая. До второй половины двенадцатого века новгородская церковь была в полной зависимости от киевского митрополита. Он назначал епископов по своему усмотрению, судил и наказывал их. Новгородцам, во всем стремившимся к самостоятельности, церковь стала ближе, когда освободилась от киевской зависимости. Народ стал выбирать тогда духовенство из своей среды и вполне слился с ним. Духовенство принимало участие во всех делах города так же, как и город входил во все интересы церкви.

Владыка архиепископ выбирался всем народом на вече. Если выбор был единогласный, то весь город с князем, весь клир Св. Софии, все священники городские, игумены и чернецы отправлялись за избранным архиепископом и торжественно вручали ему управление церковью новгородской области. Если при выборах происходили разногласия, то клали жребий на святой трапезе и посылали вынуть слепца или ребенка. Выбирали иногда владыку и по указанию князя, но в таком случае его удаляли со смертью или удалением избравшего его князя. Иногда власти юрода, по постановлению веча, просили престарелого или оставлявшего кафедру владыку указать своего преемника – «кого, отче, благословишь на свое место пастуха нам и учителя». Большинство голосов на вече решало участь указанного преемника.

Новгородскому владыке было подчинено все духовенство не только в Новгороде, но и во всех пригородах и отдаленных волостях. В его ведении был надзор за общественной нравственностью как духовных, так и мирских людей во всех новгородских владениях. Все дела новгородцев – семейные, имущественные и даже торговые – подлежали его суду. Владыка, вместе с софийским клиром и старостою церкви Иоанна Предтечи на Опоках, заведовал всеми торговыми мерами и весами и судил за обманы при купле и продаже.

Владыка был также защитником всех нуждающихся в защите, потому в его ведении были все богоугодные заведения и странноприимные дома. Для заведывания всеми этими делами при нем был особый штат из духовных и мирских лиц, известных в летописях под именем софиян.

^{Угловая, Митрополичья башня Новгородского кремля после реставрации. Современная фотография}

Значение владыки в Новгороде было очень велико. Он был первый сановник в городе, имел своих бояр и полки ратных людей со своим знаменем и своими воеводами. Полки эти содержались на личные средства владыки и находились в его полном распоряжении. Он был богатейшим землевладельцем. Ему принадлежали многие села и земли вблизи Новгорода и даже целые волости и города в отдаленной области реки Северной Двины – Заволочье. Во всех переговорах и делах Новгорода с князьями, во всех сношениях с Киевской Русью, Швецией, Данией, Ливонским орденом или Литвою владыка принимал деятельное участие. Все договорные грамоты писались по его благословению и утверждались его печатью. Нередко и издержки, во время войны или при отправке посольства для заключения мира, владыка брал на себя. По обязанности пастыря и учителя, он имел также большое влияние на усмирение враждующих партий в городе. Раздача земель и выдача жалованных грамот от веча делались также по благословению владыки. В случае старости или болезни его вече выбирало ему помощников из мирских людей.

Некоторые из владык имели особенное влияние на жизнь новгородцев и пользовались их особенной любовью. Память о них переходила из поколения в поколение, и вокруг их имен создавались всевозможные легенды, известные до сих пор в народе. Некоторые из них причислены к лику святых, и народ верил в чудеса, творимые ими при жизни и их гробницами или мощами после их смерти. Особенной известностью из таких владык пользовался Иоанн, живший в XII столетии. На «владычном дворе» возле Софийского собора один из старых архиерейских домов до сих пор носит название иоанновского корпуса. До сих пор показывают покои, где жил Иоанн, узкую впадину в стене, где он молился, и старый медный рукомойник в углу. Предание рассказывает, что в этот рукомойник забрался однажды бес, плесканьем воды нарушал тишину кельи и мешал молиться святителю. Подойдя к рукомойнику, Иоанн перекрестил его, после чего бес не мог выйти оттуда. Бес взмолился, и святитель согласился выпустить его только под условием, что он свезет его на заутреню в Иерусалим. Врагу рода человеческого оставалось только согласиться. Превратившись в быстроногого коня, он свез святителя к заутрени в Иерусалим и привез обратно, получив тогда прощение. При этом же владыке Новгород был спасен иконою Знамения Пресвятой Богородицы от осаждавших его суздальцев. Другой из известных владык – Евфимий отличался построением множества церквей в городе, но главной его заслугой жизнеописатель считает то, что он громил своим пастырским словом гордость богатых и сильных и обличал их неправду. Преемник Евфимия, Иона, жил в XV веке, при царе Иване III, когда Новгород терял уже свою самостоятельность. Он часто ездил в Москву и отстаивал новгородцев перед царем.

Летопись говорит, что мир и благодать почивали над Новгородом во время пастырства Ионы. Граждане, внимая поучениям его, воздерживались от междоусобий; плодороднее обыкновенного были поля Новгородской земли, изобиловала страна овощами; радость, веселье, тишина, мир и любовь царствовали повсюду. Однажды только постигла при нем Новгород смертоносная болезнь. Тогда он утешал скорбящих людей и так поучал их: «Язва сия постигла нас за то, что мы упитались, как тельцы и, живучи в довольстве, забыли Бога».

Новгородское общество, князья, владыки, богатые граждане, купеческие общины и уличане строили церкви в Новгороде, потому их было там всегда очень много. Во время моровых поветрий, когда жители в отчаянии искали защиты у Бога, они строили общими силами церкви-обыденки, которые в один день и ставили и освящали. Но самой главной церковью, под покровительством которой был Великий Новгород со всей землей, являлся собор Св. Софии. Еще в конце десятого века была выстроена в крепости, или Детинце, как тогда называли, деревянная церковь во имя Софии Премудрости Божией о тринадцати верхах. Вероятно, она разрушилась со временем, а в XI веке была снова выстроена, но уже каменная и в другом месте Детинца. Она строилась пять лет. Для расписки стен ее были выписаны греческие художники. Рассказывают такую легенду об образе Спасителя в куполе: иконописцы писали Спасителя по обычаю с благословляющей рукой. Но на другой день они нашли руку не благословляющей, а сжатой. Они поправили руку и через ночь нашли ее снова сжатой. Так поправляли они три раза, наконец, на четвертое утро услышали голос: «Писари, писари, о писари! Не пишите меня с благословляющей рукой, а со сжатою! Я держу в этой руке Великий Новгород, а когда Моя рука разожмется, тогда будет граду сему скончание». Подобное же предание соединено с медным отбеленным голубем, сидящим на верху креста среднего купола, – когда слетит голубь, тогда будет конец Новгороду.

^{Теплый Софийский собор и колокольня}

«Умрем за Св. Софию», – говорили новгородцы, когда шли бороться за свою родину. «Хотим поискать Св. Софии пригородов и волостей», – говорили они, когда московские князья отнимали у них земли, которые они считали своими. На площади Св. Софии собиралось и вече, особенно когда выбирали нового владыку. Казна собора была очень велика, но составляла как бы собственность Великого Новгорода, который и брал из нее в случаях особой важности. В соборе хоронили владык, иногда князей и тех граждан, которые удостаивались такой высокой чести, оказав особые услуги городу или сложив голову в бою за веру и новгородскую свободу.

Вообще церковь в Новгороде тесно сливалась со всеми делами города. В церковных подвалах, за тяжелыми железными дверями, хранились товары, а в самих церквах держались лари, где лежали книги с записями разных торговых сделок. У многих старых обветшалых церквей Новгорода и до сих пор сохранились темные подвалы с железными проржавленными дверями.

Обвеянные разными легендами, стоят эти старые церкви, как хранилища истории верований, мыслей и обычаев прежних людей. Почти каждой церкви в Новгороде насчитывается несколько сот лет, почти в каждой, помимо ее архитектуры, сохранилась или часть древней живописи, или какие-нибудь иконы, принимавшие участие в важных событиях города. Пожары или вражеские руки уничтожили бесчисленное количество памятников древнего искусства. Только одной из новгородских церквей посчастливилось почти целиком сохранить древнюю стенную живопись, которой считают более семисот лет. Как видно из летописи «Софийского временника», Спасо-Нередицкая церковь была построена в 1198 году князем Ярославом Владимировичем в местности Нередицы, прозванной так потому, что была не в ряду города, а за чертой Словенского конца.

Стоит церковь Спасо-Нередицы в версте от Рюрикова городища, за рекой Малым Волховцем. Волховец разливается весной, затопляет окрестные луга, и маленькое бедное село с церковью, в которой служат только раз в год, стоит одиноко, окруженная водой. Несколько лет назад церковь была исправлена, причем были сохранены древняя архитектура и весь внутренний вид. Странное и какое-то жуткое впечатление производит полутемная церковь со скудной, обветшалой обстановкой. Сырость и затхлость могильного склепа обхватывает, когда входишь в нее, а со стен смотрят яркие, причудливые образы апокалипсических чудовищ и кроткие лики святых. Направо от входа стена занята целой картиной, изображающей строителя церкви, стоящего перед Спасителем на троне. Князь держит в руках каменную церковь с одной главой, очень похожую на церковь Спасо-Нередицы. На голове у него мягкая княжеская шапка с узорчатым верхом, на плечах узорчатая мантия, под нею светло-голубая ферязь с зеленым оплечьем.

^{Н.К. Рерих. Церковь Спаса на Нередице}

Проповедь строгой жизни и удаления от мира с его соблазнами пришлась по сердцу многим жителям угрюмого севера. Среди необозримых лесов, в дуплах вековых деревьев скрывались и жили первые новгородские отшельники. Их пример увлекал других, и мало-помалу образовывались небольшие скиты, разраставшиеся потом в богатые и многолюдные монастыри. Уже в XII столетии по летописям насчитывается в Новгороде и окрестностях до 20 монастырей. Благочестивые иноки, распространяя христианское учение, были вместе с тем и колонизаторами в пространных и диких пустынях и лесах Новгородских владений. Около монастырей и скитов образовывались селения частью из местных жителей, частью из бродячих дикарей. Первые, вместе с христианством, воспринимали новгородские обычаи и новгородское устройство, вторые обращались в оседлых земледельцев при помощи средств, даваемых монастырями на обзаведение. По всей пустынной стране на северо-восток от Новгорода до северного поморья была раскинута сеть монастырей. От берегов озер Ладожского, Онежского и окрестных рек монастыри проникли до дальнего севера. Там, у холодного, неприютного Белого моря, построили в XV веке преподобные Зосима и Савватий известный и теперь Соловецкий монастырь.

^{Новгород. Юрьев монастырь. Открытка 1910-х гг.}

Из монастырей в окрестностях Новгорода самыми древними считают Перынский скит, основанный на месте сброшенного в Волхов Перуна, и Юрьевский монастырь, построенный, как говорят, Ярославом Мудрым в 1030 году. Юрьевский монастырь горел и приходил в упадок несколько раз, пока не был восстановлен в первой половине XIX в. на средства графини Орловой-Чесменской. Теперь это один из богатейших монастырей России. Издалека виднеются золотые главы его церквей, возвышающихся на правом берегу Волхова, против Рюрикова городища.

Большой известностью пользуются также монастыри Антониевский и Хутынский. О первом рассказывают, что он был основан в честь Антония Римлянина в начале XII века. Богатый юноша, уроженец Рима, Антоний рано проникся мыслью о ничтожестве земных богатств. Он сложил свои сокровища, золото и серебро в бочку, забил ее и пустил в море. Двадцать лет после этого он молился в пустыни. Найдя себе приют на скале у моря, он стоял там день и ночь, погруженный в молитву. Однажды поднялась сильная буря, всколыхались морские волны, оторвали часть скалы и понесли ее по морю с незамечающим ничего подвижником. Скала проплыла в Балтийское море, вошла в Неву, в Ладожское озеро, понеслась по Волхову, против течения, и остановилась у подгородного села Волховского в ту минуту, когда в новгородских церквах раздался благовест к заутрене. Святой думал, что находится у берегов Рима, но собравшиеся вокруг него люди говорили на непонятном чужом языке. По молитве и Божьему промыслу он постиг русский язык и стал говорить на нем. В ознаменование чуда прибытия Антония епископ Никита построил на этом месте монастырь. По указанию Антония рыбаки выловили сетями бочку с сокровищами, которые пошли на украшения монастыря.

Хутынский монастырь находится в 10 верстах от Новгорода. Основан он тоже в XII веке одним богатым новгородцем, постригшимся в монастырь под именем Варлаама. Не удовольствовавшись монастырской жизнью, Варлаам хотел подвергнуть себя большим трудам и лишениям. Он ушел в пустынное дикое место над Волховом, где, по преданию, гнездилась нечистая сила и пугала мимоходящих привидениями. Место это называлось Худынь от слова «худой». Варлаам поселился там с намерением выдержать искушения врага. Несколько лет, в полном уединении в тесной келье, сражался он с бесами, являвшимися ему в образах разных чудищ и зверей. Все вытерпел он при помощи молитвы и крестной силы. Бесы увидели, что ничего с ним не поделают, ничем не отвлекут его от молитвы и созерцания Бога, и оставили его в покое. Победитель заклял их в соседнем болоте, и с тех пор холм, на котором жил подвижник, был назван Хутынь. Потом там была воздвигнута церковь, и сподвижники один за другим приходили к Варлааму. Он творил чудеса еще при жизни, а по смерти гроб его был местом всяких чудес и исцелений. Одно из величайших чудес его при жизни было пророчество о снеге и урожае, после чего его стали считать покровителем земледелия.

Разрастались монастыри новгородские, раскидывались по всей громадной области, разрастались и их богатства от щедрых вкладов и пожертвований богомольных новгородцев.

Кроме монашества благочестие выражалось еще юродством и паломничеством к святым местам и в Иерусалим. Многие далеко не глупые люди прикидывались дураками и, под видом разных чудачеств, осуждали нравы и давали уроки жизни часто представителям сильных и влиятельных классов. В Новгороде сохранилось предание о двух юродивых, живших в XIV веке. Оба питались скудным подаянием, ходили босые даже в мороз и разными странными поступками навлекали на себя осмеяние, а иногда и побои от народа. Живя на разных сторонах города, они изображали ссоры новгородских партий. Если Федор появлялся на Софийской стороне, то Николай гнал его кочнами капусты, за что и был прозван Никола Качанов. Перед юродивыми заискивали богачи и бояре, боясь их смелого осуждения, а простой и бедный народ относился к ним с любовью за их заступничество.

Путешествия к святым местам совершались для искупления грехов. Ходили по монастырям, славящимся чудотворными иконами или отшельниками, творящими чудеса, и предпринимали трудное путешествие в Иерусалим. Описанный в новгородской былине Василий Буслаевич, отправляясь в Иерусалим, так говорил о своем путешествии:

 
«Мое дело не охотное:
С молоду бито много, граблено,
Под старость надо душу спасти».
 

Возвратившись домой, паломники рассказывали и правду, и выдумки про далекие страны. Так одни, по их рассказам, были у самого рая. Во время бури судно их прибило волнами к большой горе. На горе был написан-де Иисус неизреченной красоты, и сияние исходило от того места ярче солнечного. И слышали паломники звуки ликования и веселые песни. Вздумали они взобраться на гору и посмотреть, что там такое. Взобрался первый – глянул, всплеснул руками, засмеялся и побежал за гору. Послали другого и наказали ему непременно вернуться назад. Но и тот также обрадовался чему-то на горе и исчез. Тогда третьего привязали уже веревками за ноги и держали. Взойдя на гору, забыл несчастный, что привязан, и рванулся вперед. Но товарищи оттянули его за веревки назад, а он тут и дух испустил. «Видно, не дано нам видеть неизреченного веселья и светлости места сего», – сказали тогда новгородцы и решили, что за горой был рай. А ездившие на запад видели ад и истекающую из преисподней молниеносную реку Морг. Видели на огнедышащем Морге червь не усыпающий, слышали скрежет зубовный грешников.

Паломничество переходило часто в простое бродяжничество из лени и любви к праздношатанию, так что духовенству приходилось бороться с ним. С другой стороны, эти же паломничества, как и торговые путешествия новгородцев, развивали и образовывали их. Они видели другие страны, знакомились с другими людьми, с их обычаями и нравами, учились сравнивать их со своими и судить о том, что лучше и что хуже. Но грамотность распространялась очень медленно в общей массе населения. В первые школы, основанные епископом Иоакимом и Ярославом Мудрым, матери посылали своих детей со слезами. Чем дальше, однако, развивались люди, тем большим уважением пользовались книжники и грамотеи. Несмотря на это, сущность христианской религии долгое время не сознавалась большинством людей, усердно посещавших церковь и строго исполнявших все внешние обряды. Грубые и жестокие нравы язычников долго не поддавались влиянию христианской проповеди. Наряду с полным отрешением от всяких житейских благ, процветала грубая, разгульная жизнь со всеми ее излишествами. Бок о бок с самыми строгими подвижниками-монахами жили корыстолюбивые стяжатели, накоплявшие личные богатства и не стеснявшиеся способами их приобретения. Рядом с образованными и начитанными духовными лицами попадались священники едва грамотные и невежественные. Грубое лицемерие и суеверие пышно разрастались на почве невежества и развращенности духовенства, с одной стороны, и населения – с другой. В результате всех таких разнообразных течений жизни появились ереси, или лжеучения, основанные на сомнениях в святости многих обрядов и установлений церкви. И именно грамотные люди, читавшие сами духовные книги и пытливо вдумывающиеся в смысл написанного, начинали видеть противоречие между словом и делом. Они не удовлетворялись обычным толкованием текстов Священного Писания, толковали их по-своему и распространяли свои суждения среди людей, привыкших слепо подчиняться толкованиям и требованиям церкви. Они восставали также против некоторых обычаев духовенства, не согласующихся с истинным духом христианства.

Например, так называемая ересь стригольников возникла на почве недовольства взиманием платы за посвящение в духовный сан. На это смотрели как на подкуп, или взятку, и считали делом богопротивным и достойным порицания. Вооружаясь против этого обычая, проповедники ереси нападали вообще на богатство духовенства и указывали на нищету евангелистов и первых христиан. Они упрекали священников в жадности и развращенности. «Что за учители – пьют с пьяницами, взимают золото и серебро и порты от живых и мертвых». От этого осуждения духовенства еретики переходили к тому, что и дары Духа Святого, раздаваемые духовенством, не действительны, так как духовное лицо не соответствует своими нравственными качествами возложенному на него сану. «Недостойни суть пресвитеры, по мзде поставляеми; недостойно от них причащатися, каятися к ним, ни крещения от них приимати». Говоря таким образом, еретики подрывали доверие к духовенству и к совершаемым им таинствам и подвергались, конечно, гонениям.

Первых проповедников ереси сбросили с моста в Волхов. Но ересь после этого не прекратилась, так же как не прекратились и злоупотребления духовенства. Через несколько лет появилась и другая ересь, которая заходила в своих учениях еще дальше. Еретики отвергали вообще значение церковных обрядов и таинств, отвергали поклонения иконам, монашество и всякие обряды, прочно укоренившиеся в православной церкви.

Безграмотной массе не под силу было разбираться во всех противоречиях Священного Писания с церковными уставами, и она враждебно относилась к людям, вносившим смуту в верования и понятия, с которыми она сжилась. Власти же, которым мешали эти беспокойные, может быть и ошибавшиеся, но искавшие истины люди, поступали с ними жестоко и не по-христиански. Епископ Геннадий, присланный из Москвы в начале XV века, особенно сурово преследовал еретиков. Он осуждал их на сожжение на кострах, на повешение или на вечное заточение в сырых, смрадных подземельях. Для посрамления еретического учения перед жителями Новгорода он устраивал процессии из осужденных еретиков, одетых в вывороченные одежды, с берестяными шлемами и с соломенными венцами, которые зажигали на их головах. При помощи таких жестоких мер главари еретического учения были истреблены, а немногие оставшиеся в живых последователи рассеялись по всей русской земле.