Текст книги "Серые волки, серое море. Боевой путь немецкой подводной лодки «U-124». 1941-1943"

Автор книги: Э. Гейзевей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 5

Еще будучи вахтенным офицером на германской подводной лодке во время Первой мировой войны, адмирал Карл Дениц предвидел неизмеримо высокое значение подводного флота в деле установления контроля над морями.

В противоположность тем, кто полагал, что возникновение гидролокации окончательно обречет подводный флот, Дениц был убежден, что настоящий век боевых субмарин еще впереди.

Возникновение гидролокаторов и проводка судов под охраной кораблей военно-морских сил нанесли непоправимый ущерб боевой деятельности субмарин в Первой мировой войне, однако ни одна из этих мер не была достаточно действенной, чтобы изощренный ум Карла Деница не нашел способа их обойти.

Конечно, гидролокатор представлял большую опасность для субмарины, однако Дениц не верил в то, что это был достойный противник для субмарины, управляемой умелой рукой командира.

Различия в температуре и солености разных слоев морской воды приводили к искажениям и рассеиванию ультразвуковых импульсов гидролокаторов, поэтому гидроакустику-оператору было очень непросто обнаружить местоположение субмарины с достаточной точностью. Тем более, что для повреждения ее прочного корпуса требовалось, чтобы глубинная бомба взорвалась на расстоянии не более нескольких метров от него.

А когда эсминец набирал скорость, преследуя субмарину, перед его форштевнем возникало некоторое пространство, недоступное для проникновения импульсов гидролокатора. По этой причине в самый решающий момент преследования терялся контакт с субмариной, поскольку за этот небольшой промежуток времени, если командир субмарины своевременно уловил его, он мог внезапно увернуться от преследователя, что окажется незамеченным для последнего.

Далее, что еще более важно, гидролокатор был в состоянии обнаруживать субмарину, находящуюся в подводном положении. В надводном положении она была недоступна для гидролокатора. И уже вахтенные офицеры эсминцев времен Первой мировой войны смогли убедиться в том, что всплывшие в ночное время субмарины гидроакустика практически не обнаруживает даже на очень малых дистанциях.

Тактика нападения субмарин, разработанная Деницем, основывалась на атаке, проводимой в надводном положении в ночное время. Он развивал в командирах своих подлодок умение скрываться от гидроакустики противника, находясь в надводном положении и выжидая шанс для незаметного проникновения внутрь построений конвоев. Попав туда, лодки могли без особого труда выбирать цель для атаки с близкого расстояния и с короткими интервалами выстреливания торпед. Такая атака несколькими подлодками сразу причиняла огромный ущерб конвою и в то же время обеспечивала относительную безопасность самих подлодок, несмотря на то что находились в надводном положении и в гуще грузовых судов конвоя.

Охрана конвоев не обнаруживала лодки даже с помощью осветительных ракет, в больших количествах выпускаемых судами конвоя, поскольку игра света и тени на волнах, возникающая при этом, сводила на нет эффект освещения, чему способствовало еще и незначительное выступание корпусов лодок над поверхностью моря.

Кульминацией этой стратегии явилась серия атак, в которых горстка германских субмарин полностью расстраивала ряды конвоев, делая их беспомощными против жестокости таких атак.

Каждой подлодке в такой «волчьей стае» присваивались позывные, так что любая из них могла легко принять и расшифровать сообщения, поступающие как для нее одной, так и для всей группы, поскольку «стая» централизованно управлялась из главного командования соединения подводных лодок.

Служба «В» (военно-морская криптографическая служба) весьма преуспела к этому времени в дешифровке английских секретных кодов и благодаря этому могла успешно определять местоположение английских военных конвоев. Как только эта служба сообщала Деницу о каком-либо конвое, он тут же наносил эти сведения на оперативную карту, занимавшую целую стену оперативного отдела штаба, на которой одновременно указывались позиции, занимаемые германскими подводными лодками, обозначенные флажками на булавках, втыкаемых в карту.

Дениц наносил на карту предполагаемый курс конвоя, а затем направлял ближайшую «стаю» на разведку в указанный район. Он всегда старался так расположить свои субмарины, чтобы они могли перехватить конвой в дневное время, что снижало до минимума возможность его ухода от преследования в ночное время. Подлодки занимали свои позиции так, чтобы находиться в пределах видимости, достаточно близко друг к другу – это исключало незамеченное проскальзывание конвоя между ними.

А если конвой не появлялся в предполагаемое время, главное командование подводных сил перемещало «стаю» в расчете все-таки его обнаружить.

Иногда такие перемещения приходилось проводить до пяти раз, прежде чем конвой наконец обнаруживали. После чего успех операции зависел только от абсолютной точности сообщений лодок об их местонахождении и дистанции до конвоя, поскольку даже небольшая ошибка создавала возникновение промежутков между ними, достаточных для того, чтобы конвой мог незаметно проскочить между ними.

Это была очень эффективная система для вышколенных и крайне дисциплинированных «серых волков», способных вести преследование жертвы в течение многих дней и при этом с такой точностью и слаженностью, которая позволяла им, подобно демонам, в подходящий момент набрасываться на конвой.

Дело доходило до того, что в такой погоне командиры просто валились с ног из-за недосыпания, а команды оказывались измученными не меньше своих командиров. Но тем не менее, духовно и физически измученные экипажи лодок должны были действовать с максимальной эффективностью в тот момент, когда «стая» настигала свою жертву. И именно эта необычайная выносливость, проявленная экипажами германских подлодок, делала эти «волчьи стаи» грозой конвоев союзников.

Когда лодка устанавливала контакт с конвоем, ее командиру не разрешалось немедленно атаковывать его. Он должен был прежде сообщить в оперативный штаб координаты конвоя, его скорость и курс следования. И в том случае, если это сообщение не перехватывали другие лодки «стаи», оно транслировалось им из штаба, и они все вместе спешили к месту обнаружения конвоя, начинали наблюдение за ним, находясь в надводном положении, но вне зоны видимости охраны конвоя, сообщая обо всех изменениях движения конвоя, не предпринимая, однако, атак до тех пор, пока о таком контакте не сообщит, по крайней мере, еще одна лодка «стаи». Это гарантировало обнаружение конвоя всеми лодками «стаи» до того момента, когда будет совершена первая атака на конвой.

А на тот случай, если первая обнаружившая конвой лодка была вынуждена погрузиться и вследствие этого теряла с ним контакт, всегда оказывалась по крайней мере еще одна лодка, которая могла бы сообщить в штаб сведения о местоположении конвоя и навести на него остальные лодки «стаи». Это было особенно важно, когда после первой атаки конвой внезапно изменял курс.

Но как только подавался сигнал к началу атаки, всякий контроль за действиями лодок со стороны штаба прекращался, и каждому командиру лодки предоставлялось право действовать по своему усмотрению.

Единственной его заботой с этого момента в отношении других лодок становилась забота об исключении столкновений с ними.

Охота группы лодок за конвоем могла продолжаться в течение нескольких дней, когда они, скрытно следуя за ним, обменивались сигналами в дневное время, а с наступлением темноты начинали жестокое бесчинство «волчьей стаи».

Такой, в общих чертах, была знаменитая тактика, развитая Деницем и блестяще воплощенная горсткой людей, которые были тщательно подготовлены к ее реализации.

В сражении за конвой, ставшем известным как «ночь длинных ножей», конвой SC-7, состоявший из 34 судов и следовавший из Новой Шотландии, был перехвачен северо-западнее отмели Рокхопп, примерно в 250 милях от побережья Ирландии. Первый контакт с ним осуществила подлодка «U-48» (командир – капитан-лейтенант Блейхордт) в ночь с 16 на 17 октября 1940 года. Однако этот контакт был утерян, когда лодку атаковал глубинными бомбами один из эсминцев эскорта.

После этого Дениц дал приказ другим лодкам выйти на пересечение предполагаемого курса конвоя, и контакт был восстановлен во второй половине дня 19 октября. Группа из семи подлодок окружила конвой и атаковала его с наступлением темноты, потопив 17 судов в течение одной ночи.

На следующую ночь 5 лодок потопили еще 14 судов из конвоя НХ-79А, а затем, встретив конвой НХ-79, – еще 7 судов. В общей сложности 8 германских подлодок, совершивших эти ночные атаки из надводного положения, потопили 38 судов, принадлежавших трем различным конвоям. Ни одна германская подлодка при этом не была потеряна.

С того момента, как Деницу было поручено создание и командование подводным флотом Германии, он постоянно исходил из того, что в любой будущей войне Германии придется столкнуться с Англией. Он хорошо понимал, что, пока Англия правит морями, ее невозможно победить. Он полагал также, что подводный флот, как вид оружия, позволит Германии лишить Англию этого преимущества, поэтому настоял на строительстве 300 подводных лодок большого и среднего водоизмещения как абсолютного минимума, с которым можно начинать войну с Великобританией. Располагая таким числом подлодок, он мог сразу разместить 100 субмарин на оперативных направлениях в любое время, допуская, что треть их будет находиться в портах и доках, а другая треть – на пути к зонам боевых операций или возвращаться из них.

К моменту начала войны он уже располагал 57 лодками, 46 из которых были боевыми. А из этих последних только 22 (типа VII или IX) были пригодны для операций на океанских просторах, тогда как остальные предназначались для прибрежных операций.

В течение первого года войны было потеряно 28 подлодок и введено в строй 28 новых, то есть численность подводного флота Германии осталась неизменной. Но уже на второй год войны Германия располагала всего лишь 27 подлодками оперативного назначения, поскольку еще многие, только что построенные, проходили ходовые испытания, а некоторое их количество пришлось использовать для обучения экипажей.

В течение войны в оперативном использовании находилось 863 лодки. 753 из них были уничтожены с потрясающей потерей личного состава – 32 тысячи человек из 39 тысяч общего числа подготовленных подводников. В то же время ими было потоплено 148 и серьезно повреждено 45 боевых кораблей союзников, потоплено 2759 грузовых судов с общим тоннажем 14 119 413 регистровых тонн.

Несмотря на то что численность подводного флота Германии к началу войны была более чем скромной, качество этого вида оружия и уровень подготовки его экипажей были блестящими.

С момента оккупации Франции и создания германских баз подводного флота на побережье Бискайского залива подводный флот Германии сделал большой шаг вперед и наступил его золотой век. Англичане, обеспокоенные своими все более растущими потерями, начали группировать свои суда в конвои, но германские подлодки продолжали умелые атаки, действуя как группами, так и в одиночку.

«U-124» Шульца вышла из Лорьяна в очередное патрулирование 16 декабря вместе с подлодкой «U-95». Установленная для лодки оперативная зона располагалась к западу от Гебридских островов, в Северной Атлантике. И на этот раз он должен был действовать в составе «волчьей стаи».

К моменту прихода лодки к месту патрулирования она попала в полосу жестоких штормов, длившихся неделями и сделавших эту зиму самой холодной за многие годы. Планы совместных действий лодок группы пришлось отложить из-за неблагоприятных погодных условий, и лодкам была предоставлена возможность свободной охоты по усмотрению их командиров.

Произошли изменения и в офицерском составе лодки. Генриха Хирзакера сменил в качестве первого вахтенного офицера блистательный Йохен Мор. Молодой и неугомонный Мор уже до этого зарекомендовал себя исключительно способным и одаренным офицером. Во время испанской гражданской войны в 1936 году в возрасте 19 лет он очень удачно провел специальную миссию, когда переодетый в гражданское платье был высажен с борта тяжелого крейсера «Дойчланд» с целью тайной эвакуации группы германских дипломатов с острова Тенерифе.

Вскоре после этого, когда планировалась еще одна аналогичная миссия, естественно, выбор пал на Мора, и командиру крейсера было направлено предложение с просьбой об освобождении Мора от службы на крейсере. На это командир крейсера дал грубый ответ: «Нет, Мор не выполнил еще своих обязанностей». С такой же характеристикой, выраженной в более мягкой форме, Мор встретится еще раз при совершенно иных обстоятельствах.

Он служил флаг-адъютанатом при адмирале Маршале на двух надводных кораблях – «Шарнхорст» и «Гнейзенау» вплоть до 1940 года, когда поступил в школу подводного плавания в Норвегии. И с этого момента Мор душой и сердцем сделался преданным подводной службе. Прирожденный лидер, он, казалось, обладал всеми необходимыми для офицера-подводника качествами. И с того момента, как он вступил на палубу «U-124», его жизнь стала неразрывна с ней.

Экипаж этой лодки был привычен к дискомфорту подводного корабля, патрулирующего зимнюю Северную Атлантику. Поскольку на лодке не было никаких систем обогрева воздуха, температура внутри корпуса мало чем отличалась от температуры забортной воды. Работающие дизели почти ничего не давали для подогрева воздуха пребывающей в холодных водах Северной Атлантики лодки, хотя в тропиках их влияние вкупе с безжалостным тропическим солнцем поднимало температуру внутри лодки до 60 градусов по Цельсию.

Вечно влажный воздух внутри лодки покрывал все внутри нее плесенью и вносил свою лепту в специфический запах, царящий в ней повсюду, тягостный запах, в котором соединялись запахи готовящейся еды с камбуза, соляра, потных тел, трюмной воды с обманчиво-ароматной примесью «Колибри» – дурно пахнущего одеколона, который использовался для удаления с лиц и рук морской соли, ну и, конечно, запахи «трубы номер семь».

Обо всех этих ежедневно отравляющих жизнь вещах люди старались забывать, игнорируя их или подшучивая над ними.

И вот теперь, когда сильно штормило и порывы ветра обжигали лица вахтенных на мостике, жизнь на борту лодки становилась просто невыносимой. Она раскачивалась, ныряла носом, как бешеная, и приходилось постоянно хвататься за что-нибудь, чтобы не свалиться с ног. Стало невозможно регулярно приготовлять горячую пищу, и приходилось довольствоваться бутербродами, держа их в одной руке и хватаясь другой за что-нибудь прочное, чтобы не упасть.

Видимость была настолько плохой, что не удавалось разглядеть что-нибудь даже вблизи. Десятиметровые волны и бешеный ветер, достигающий 7 баллов, снижали видимость до 5 миль при продолжительности светлого времени суток, не превышающей восемь часов, а в ночное время видимость вообще была нулевой.

И когда дни сливались в недели, не принося ни единого шанса выпустить хоть одну торпеду, усталость и напряжение стали овладевать всеми на борту лодки. Обжигающий холодный ветер хлестал по лицам вахтенных на мостике брызгами соленой воды, и часто волны полностью накрывали рубку лодки. Людей на мостике спасало от опасности быть смытыми за борт только наличие у них страховочных поясов, которыми они пристегивались к поручням мостика. И когда заканчивалась их вахта и они, полузамерзшие и измотанные, шли ко входу в рубочный люк, все, что они могли увидеть за время вахты, был лишь безжалостный шторм Северной Атлантики.

И даже во время, свободное от вахты, невозможно было отдохнуть по-настоящему в этой бешено раскачивающейся, как сошедший с ума маятник, лодке. Было трудно забраться в койку, чтобы задремать и наконец уснуть, поскольку, когда мышцы засыпающего расслаблялись, его тут же бросало либо вверх к подволоку, либо вниз. Несмотря на наличие достаточно высоких штормовых ограждений на койках, спящих людей часто выбрасывало из них или даже бросало с верхней койки одного борта на нижнюю противоположного. Эта борьба с беспощадной стихией напрягала нервы людей до предела, их тела и души испытывали болезненное ощущение крайней усталости. Обычно спокойные разговоры, даже между близкими друзьями, превращались в яростные споры, и людей подчас приходилось растаскивать, чтобы не допустить рукоприкладства. После чего они, ворча, возвращались к своим койкам, чтобы лежать там, глядя на холодную сталь подволока, отчаянно кляня все на свете.

Обычно тактичные и дружески настроенные офицеры и старшины становились невыдержанными и раздражительными. Шутки, которые до этого сглаживали острые ситуации, возникавшие на борту, совсем исчезли из обихода. Внутренность лодки уже не оглашал смех с тех пор, как все усилия людей были направлены на преодоление ежеминутных трудностей и крайнего дискомфорта. Даже вечно жизнерадостный и веселый Мор стал молчаливым, и его жизнерадостность была окончательно раздавлена жестоким штормом, превратившим лодку в стальное чистилище. И лишь командир сплачивал людей своей выдержкой и железной самодисциплиной. Казалось, он рассматривал беспощадное буйство океана всего лишь как досадное недоразумение, не более того.

Он стойко выполнял свои обязанности как внутри лодки, так и на мостике, четко и компетентно, и побуждал всех остальных поступать так же. Его исключительно спокойное поведение служило постоянным примером для всего экипажа, а несгибаемый моральный дух поддерживал всех.

И лишь один раз Кессельхайм, который в дополнение к своим основным служебным обязанностям выполнял еще и обязанности вестового, увидел командира потерявшим обычную выдержку. Он зашел в каюту Шульца и увидел его сидящим на краю койки с низко опущенными плечами и закрытым руками лицом. Когда Кессельхайм обратился к нему, Шульц приподнял голову и на его лице отразилось все напряжение и усталость этих адски трудных дней шторма.

Однако он так преуспел в искусстве маскировки своей усталости, что до этого момента Кессельхайму ни разу не удалось подметить, что трудности этого похода хоть как-то отразились на душевном состоянии командира.

Он с удивительной ясностью понял в этот момент, что первым принимал на себя всю тяжесть непосильной ноши их командир.

Никто, кроме Шульца, не понимал, насколько устала и отчаялась команда лодки, и просто молил Бога о том, чтобы им встретилось хоть какое-то вражеское суденышко. Он думал о том, что даже небольшая победа сразу же взбодрит экипаж и внесет хоть какой-то смысл в эти страдания, которые им приходилось переносить. Но несмотря на эти невыносимые условия, было бы жестоко вернуть их на берег, не дав потопить ни одного судна, чтобы как-то оправдать все эти мучения. Однако было трудно рассчитывать на то, чтобы увидеть какое-либо судно, не говоря уже о возможности его потопления.

В сочельник гидроакустик услышал звуки вращающихся гребных винтов, приближающиеся к лодке, вскоре вдруг стихшие. Они предприняли попытку догнать это судно, пробиваясь сквозь водяные валы, но так его и не обнаружили.

Это было печальное Рождество для команды «U-124». Маленькая рождественская елочка, которую подводники соорудили собственными руками, украсив самодельными украшениями, не смогла хоть как-то разрядить гнетущую обстановку. В действительности она только напомнила им о более счастливых днях их жизни дома, на берегу, рядом с близкими и любимыми, в том мире, где нет этой проклятой сырости и этого пронизывающего холода.

В это время в море находились только три германские подлодки. Впоследствии адмирал Дениц будет с горечью вспоминать, что «война против Англии, этой могучей морской державы и нашего основного противника, была начата при численности личного состава нашего подводного флота всего лишь в 1200–1400 человек».

Горячие молитвы Шульца были услышаны, и 6 января он заметил в перископ английское грузовое судно «Эмпайер сандер». Судно водоизмещением 6000 тонн оказалось очень трудной мишенью, поскольку его раскачивали волны высотой с дом. Шульц быстро проделал расчеты с необходимой точностью, поскольку понимал, что в условиях сильного шторма сможет произвести не более одного пуска торпеды и этот выстрел должен быть точным.

Торпеды были подготовлены к стрельбе, и он выбирал подходящий момент для выстрела.

Однако первая торпеда прошла мимо, Шульц выстрелил второй, но и она не достигла цели. Лодка неотступно следовала за судном, чтобы не потерять контакта с ним.

Шульц снова занял позицию для атаки и, время от времени посматривая в перископ, выпустил еще одну торпеду. Торпеда попала в носовую часть судна, и оно остановилось. Шульц прицелился и выстрелил еще раз, но торпеда оказалась неисправной и, к его ужасу, начала циркуляцию, угрожая поразить саму лодку. Она проскочила всего лишь в нескольких метрах от лодки, а затем исчезла. Выведенный из равновесия, он выпустил еще одну торпеду.

– Дай бог чтобы попала! – прошептал он, как только торпеда вышла из трубы торпедного аппарата.

Она попала в кормовую часть судна, и отважный транспорт, опрокинувшись на левый борт, пошел ко дну. Шульц наблюдал за этой трагедией с непроницаемым выражением лица.

Что бы теперь ни случилось, они вернутся в базу, одержав победу.

Спустя несколько дней ему показалось, что лодка находится вблизи конвоя, но он так и не смог до конца проследить его движение из-за сильного шторма. Внезапно он оказался рядом с английским эсминцем, по огромные волны сделали атаку невозможной. Эсминец угрожающе устремился в их сторону, но не смог навести на подлодку свои орудия. Таким образом, враги могли лишь бессильно взирать друг на друга, борясь с общим врагом – разбушевавшейся стихией.

На какое-то мгновение бушующие волны, безжалостно трепавшие обоих, защитили их друг от друга.

«U-124» вернулась в Лорьян 22 января 1941 года одновременно с «U-38» и «U-96» после одного из самых изматывающих и обескураживающих походов, какие только знала.

На причале их встречал адмирал Дениц, шокированный превращением, которое за каких-то шесть недель претерпела команда «U-124», еще совсем недавно выглядевшая бодрой и свежей.

Его закаленное сердце было тронуто жалостью к этим исхудавшим и бесконечно уставшим морякам, замершим в строю для приветствия адмирала. Их лица, изрезанные ранними морщинами от перенесенных невзгод, и вызывающая тревогу потеря веса – от 8 до 12 килограммов – красноречиво свидетельствовали о перенесенных лишениях и нервном напряжении, усугубленными разочарованием от отсутствия каких-либо заметных побед за время этого похода.

Ведь это были его люди, как и множество экипажей других лодок, находящихся под его командованием. Он принимал личное участие в их тренировках и лично знал всех офицеров и большинство членов экипажей подводных лодок.

Этот холодный гений точного расчета, которого его подводники называли Большим Львом, очень тепло относился к своим «серым волкам» и проявлял большую заботу об их материальном обеспечении. Всякий раз, когда представлялась такая возможность, он появлялся на пирсе, чтобы лично встретить вернувшуюся из похода подлодку. Вначале он приветствовал всю команду, а затем спускался в кают-компанию для встречи с офицерами, во время которой ему докладывали о результатах похода и всех проблемах, которые требовали срочного вмешательства командования.

Позднее, после того как командир лодки использовал шанс хоть немного отдохнуть, он отправлялся к адмиралу со своими дневниками для более обстоятельного доклада. И горе тому командиру, который не смог дать внятного объяснения своим записям, из которых следовало, что он не проявил должной агрессивности в своих действиях во время патрулирования.

Среди командиров германских субмарин в то время было распространено мнение, что проще вступить в бой с английским эсминцем, чем встретиться с рассерженным адмиралом Деницем. И разносы, которые он устраивал проштрафившимся командирам, заставляли этих в общем-то смелых и решительных людей чувствовать себя отшлепанными мальчишками. И уже не один командир лодки, входивший в его кабинет с гордо поднятой головой и поблескивая орденами на отутюженной форме, выходил после аудиенции, удивляясь тому, как это такой безмозглой дубине, как он, могли доверить командование германской субмариной. И лишь много часов спустя, когда он сидел за кружкой пива или стаканом вина в компании друзей-подводников, к нему возвращалась прежняя самоуверенность.

– Боже! – вздыхал он, рассказав друзьям о своей встрече с адмиралом. – Лучше бы на меня напал настоящий лев!

Адмирал ожидал от всех них только наивысших достижений и ничего меньшего знать не хотел. Его немыслимо высокие стандарты и их собственная способность месяц за месяцем следовать этим стандартам, как в хорошие, так и в плохие времена, способствовали возникновению исключительной гордости и веры в свои силы у экипажей всех германских субмарин.

Их моральный дух все более укреплялся, и, несмотря на до смешного малую численность, германские субмарины становились ужасом морей, угрожали каждому союзническому кораблю и судну, а иногда отправляли на дно целые конвои. И это достижение оставалось непревзойденным, несмотря на опустошающие их ряды потери в течение последних горьких для них месяцев этого года, за время которых в базы возвращались только две из пяти подлодок.

И всегда за ними стоял Большой Лев, требующий проявления максимального мужества, выдержки и боевого мастерства, но также яростно защищающий своих львят независимо от того, откуда исходила угроза для них: то ли со стороны английских ВМС, то ли со стороны высших чинов германского Генштаба.