Текст книги "Серые волки, серое море. Боевой путь немецкой подводной лодки «U-124». 1941-1943"

Автор книги: Э. Гейзевей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Берем этого, Хирзакер, – сказал Шульц, указав на огромный транспорт, появившийся с правого борта. – Приводи 10 градусов вправо, – приказал он рулевому по переговорной трубе. – Лечь на курс 25 градусов.

Хирзакер склонился к прицелу ночного видения. В надводном положении лодки команду на выстреливание торпед давал первый вахтенный офицер, в то время как командир лодки управлял действиями рулевого, находясь в рубке. При атаке из подводного положения команду на выстреливание подавал командир.

– Пеленг цели 25 градусов! – выкрикнул Хирзакер. – Скорость 10 узлов. Собственная скорость 4 узла.

Вся эта информация вводилась в приборы стрельбы, находящиеся внутри лодки, после чего торпедные аппараты подготавливались к выстреливанию.

Хирзакер впился глазами в в приборы ночного видения. Наконец судно вошло в перекрестье прицела. На часах было 23.50.

– Аппарат один, пли! – скомандовал он.

Лодка слегка приподняла нос после того, как торпеда покинула аппарат, и с этого момента внимание всего экипажа было приковано к этой рыбине, несущей 350-килограммовый заряд тротила и устремившейся в сторону цели на дистанции 800 метров.

Ровно через минуту после выстреливания первой торпеды была выпущена вторая.

– Корабль прямо по курсу! – сообщил вахтенный офицер.

– Стреляй в него, Хирзакер! – яростно выкрикнул Шульц.

– Цель по пеленгу 10 градусов, – выкрикнул Хирзакер, – пли!

На часах было 23.53.

– Право на борт!

Лодка начала менять курс, когда Шульц резко ушел с пути следования судна.

– Господин каплей, [5]5
  Каплей – жаргонный, сокращенный вариант воинского звания офицера ВМФ капитан-лейтенант.


[Закрыть]– сообщил первый вахтенный офицер, – первое судно поражено торпедой. Тонет.

– И второе поражено в середину борта, господин каплей! – добавил второй вахтенный офицер.

– Наблюдайте, тонет ли и оно, – приказал Шульц.

До тех пор пока вахтенные не убедятся в том, что судно тонет, говорят только о его поражении торпедой.

– По правому борту корабль, очень близко!

– Право руля! – загремел голос Шульца.

Судно выглядело необычайно огромным, а его форштевень казался очень острым и угрожающим, когда лодка проходила с наветренной стороны по курсу, ведущему к столкновению.

– Бринкер, самый полный ход!

– Есть самый полный! – выкрикнул Бринкер, не находивший ничего особенного в том, что ему приказывают увеличить число оборотов вдвое против числа оборотов полного хода.

Волшебная рука механика придала лодке такую прыть, что она в последний момент смогла уйти от столкновения с транспортом, который прошел так близко от нее, что едва не врезался.

Конвой был охвачен панической суетой после атаки Шульца. Никто не мог сказать, находилась ли здесь одна субмарина или их было несколько, поскольку торпеды приходили со всех направлений.

– А вот смотрите, какой большой, господин каплей! – Хирзакер указал на корабль, находившийся прямо перед лодкой.

– Отлично, – ответил Шульц.

В 23.56 была выстрелена четвертая торпеда, покинувшая четвертую трубу торпедного носового аппарата. Она разрушила машинное отделение, после чего судно перевернулось и почти мгновенно затонуло.

«U-124» уже покинула поле сражения, оставив после себя следы огромных разрушений, когда пересекла курс внешней колонны конвоя.

Все присутствовавшие на мостике лодки смогли наконец свободно вздохнуть от пережитого и насладиться наступившим покоем. И вдруг их ослепил луч прожектора эсминца. Несколько мгновений командование лодки находилось в таком же замешательстве, в каком оказался злополучный транспорт, попавший в засаду в темноте ночи.

Эсминец яростно, как разъяренный бык, разбрасывающий глубинные бомбы направо и налево, уже находился в опасной близости от лодки. Для нее не оставалось иного выхода, как скрыться в глубине раньше, чем он врежется в них точно ангел мщения.

– Боевая тревога! – выкрикнул Шульц. – Срочное погружение!

Он впрыгнул в люк после вахтенных офицеров.

– Люк задраен! – крикнул он.

Бринкер кивнул с отсутствующим видом в ответ на это сообщение. В нарушение всех инструкций он, как говорится, уже успел передернуть затвор, когда услышал команду «Боевая тревога», не ожидая доклада о том, что лодка загерметизирована. И уже в тот момент, когда командир задраил входной люк и сообщил об этом Бринкеру, лодка находилась в состоянии срочного погружения, что сберегло драгоценные секунды.

Этот рискованный обычай, введенный в практику Бринкером, основывался на абсолютном доверии к действиям членов команды и полном исключении каких-либо ошибок с их стороны при совершении этих действий. Любая ошибка или упущение в герметизации прочного корпуса лодки перед погружением были чреваты опасностью ее затопления, а с учетом дифферентного угла погружения в этом случае уже не представлялось возможным вернуть ее к всплытию. По этой причине было строжайше запрещено совершать погружение до поступления всех сообщений о ее герметизации. И Бринкер поступал так всегда.

Лодка еще проваливалась в глубину, когда мощный удар потряс ее носовую часть, и она приостановила свой ход. Зловещая дрожь пробежала по всему корпусу лодки и, наверное, по телам людей на ее борту, пока она не достигла глубины 90 метров и не зависла на этой глубине, все еще содрогаясь в молчаливых объятиях морской пучины.

В центральном посту к командиру были обращены лица всех присутствующих там с выражением крайней тревоги и озабоченности.

– Скала, – ответил он на молчаливый вопрос, написанный на лицах присутствующих. – Мы напоролись на подводную скалу. Запросите о повреждениях в носовых отсеках, Кунт.

А между тем эсминец достиг места их вынужденной остановки, и теперь лодку сотрясал гром бешено вращающихся гребных винтов эсминца, возросший до невыносимого крещендо, когда он прошел прямо над их головой.

Шульц повернулся к сидящему у пульта гидроакустика Кессельхайму.

Кессельхайм также повернулся к нему лицом, и их глаза встретились. Внезапно Кессельхайм сорвал с себя наушники, а командир был вынужден схватиться за край штурманского стола.

Прошла первая серия глубинного бомбометания, безжалостно сотрясая корпус лодки и сбивая с ног сидящих в центральном посту людей. Этим жестом Кессельхайма, услышавшего щелчки срабатывания запалов глубинных бомб и поспешившего снять наушники во избежание разрыва барабанных перепонок, командир был предупрежден о начинающемся бомбометании, взрывы которого последовали секундой позже за этими щелчками.

Лодка вздрогнула и застонала всеми своими скрепами под действием волн сжимаемой взрывами воды. Шульц вцепился в край штурманского стола, на его лице при этом отразилась тревога и выражение сосредоточенности, как у тигра, готовящегося к прыжку. Но в то же время на нем не было никаких следов страха. Он отдавал команды жестким и решительным голосом. И вся его манера держаться в этой обстановке была пронизана уверенностью в себе, доходящей до степени некоего высокомерия и надменности.

Страх заразителен – такова его природа. Достойное поведение командира под огнем противника действовало успокаивающе на его подчиненных, и они уже думали не столько о том, удастся ли им избежать худшего, сколько о том, как Биллем сумеет вытащить их из этой опасной ситуации.

– Лево руля, 5 градусов! – приказал он рулевому.

Они вышли на ту часть конвоя, которая была ближе к берегу, где мелководье лишало их возможности погружения на большую глубину, чтобы уйти от преследования эсминца. Теперь их лучшим оружием было полное безмолвие.

– Погружайтесь не торопясь, Бринкер, и положите лодку на грунт.

– Так точно, господин каплей, – ответил Бринкер.

И пока эсминец совершал циркуляцию для возвращения к месту бомбометания, лодка уже легла на грунт на глубине почти 100 метров и хранила полное молчание по приказу командира «соблюдать режим абсолютного молчания в отсеках». Был даже выключен гирокомпас, чтобы он не выдал своим жужжанием их местоположение.

Люди непроизвольно поглядывали наверх, следуя глазами за перемещением шума от винтов эсминца.

Свист гидролокатора, ощупывающего ультразвуковым лучом корпус лодки, бил по нервам, и холодный пот страха покрывал тела людей, хранящих полное молчание.

Свист становился все громче и громче по мере того, как эсминец приближался к месту погружения лодки, но стал стихать после того, как эсминец прошел над их головой. Взрывы глубинных бомб теперь раздавались не столь близко, как раньше, и после еще одного взрыва шум гребных винтов эсминца замолк где-то вдали.

– Всплыть на перископную глубину, Бринкер! – скомандовал Шульц. – Томми оказались слишком нетерпеливыми, – добавил он с ноткой презрения в голосе.

Однако Шульц хорошо представлял себе, какие опасности подстерегали лодку, преследуемую на таком мелководье. Если бы противник поохотился за ними чуть подольше, ему представилась бы блестящая возможность поднять лодку со дна взрывами глубинных бомб, когда она, лишенная возможности скрыться на достаточной глубине и потерявшая маневренность, лежала бы беспомощно на дне мелководья. Шульц прекрасно понимал все это, когда эсминец проходил прямо над их головой, а холодные пальцы его гидролокатора безжалостно нащупывали ее. Когда они наконец всплыли, вокруг было пустынно. В отдалении было видно горящее судно, а рядом с ним мерцал луч прожектора. Конвой исчез. По-видимому, он сменил курс, как только под ним появилась, а затем исчезла субмарина. Все закончилось.

Когда начали подводить итоги проведенной операции, стало ясно, что «U-124» это уже настоящая боевая подлодка, поскольку, выпустив четыре торпеды, она могла считать потопленными три судна общим водоизмещением 17 503 тонны, а еще одно водоизмещением 4000 тонн оказалось поврежденным. Этим последним было «Стакесби», торпедированное всего лишь в 23 милях от порта Бат-оф-Левис и которое пришлось тащить туда на буксире.

Шульц еще не представлял себе, какие повреждения получила его лодка при столкновении с подводной скалой, пока тремя днями позже, когда они обнаружили еще одну потенциальную жертву – одиночное грузовое судно с погашенными ходовыми огнями – и попытались занять позицию для атаки. Командир уже поставил лодку носом к цели и был готов выпустить торпеды.

– Открыть наружные крышки носовых торпедных аппаратов, – скомандовал он и стал ждать обычного в таких случаях ответа: «Наружные крышки торпедных труб открыты», что означало бы, что его приказ был понят и выполнен. Однако на этот раз такой ответ не поступил.

– Наружные крышки не открываются!

– Что? – с удивлением переспросил Шульц.

– Кажется, их заклинило.

Подумав немного, Шульц прорычал:

– Это все проклятая скала!

– Подождите, командир, – раздался голос из торпедного отсека, – нам удалось открыть крышку второй трубы, а первая все-таки не открывается!

Шульц снова заглянул в перископ.

– Пеленг 90 градусов! – выкрикнул он. – Дистанция 1000 метров. Установить глубину 8 метров. Второй – пли! – И принялся с тревогой отсчитывать время движения торпеды к цели. – Я оценил его скорость значительно выше, – пробормотал он.

Одно судно уже ушло за пределы досягаемости и вскоре скрылось из вида, растворившись во мраке ночи.

С наступлением дня Шульц послал водолазов обследовать состояние крышек носовых торпедных труб.

Крышку трубы номер один можно было открыть лишь на четверть, крышка трубы номер два была повреждена, но ее смогли закрыть, крышка трубы номер три была повреждена, но также могла быть закрыта, а крышка трубы номер четыре оказалась целой. Водолазам удалось установить крышки в положение, которое обеспечивало герметизацию труб до глубины не более 40 метров.

Эти повреждения затрудняли проведение торпедных атак. А поскольку они не обеспечивали герметизацию прочного корпуса, погружение на большие глубины лодке оказалось противопоказано. И им еще повезло, что эсминец атаковал их в месте, где глубина не превышала 100 метров, хотя они и сетовали на неудачу в стычке с ним. Погрузись лодка на большую глубину, она, без сомнения, была бы затоплена.

Шульц отправил в штаб флотилии радиограмму о ситуации, в какую он попал, включая и обычный доклад о запасах топлива и оставшемся количестве торпед. Поскольку запасов топлива и продовольствия хватало еще на несколько недель плавания, ему было приказано находиться в занимаемом районе в качестве корабля метеорологического наблюдения, сообщающего каждые два часа о погодных условиях в районе пребывания.

Люфтваффе очень нуждалось в такой информации при проведении своих бомбовых налетов на Англию, и поэтому всем германским подлодкам предписывалось сообщать метеоданные в дополнение к информации о выполнении прямых боевых обязанностей.

В течение последующих дней «U-124» преследовала несколько одиночных судов противника, однако из-за сильного тумана, темноты и недостаточной собственной скорости она оказалась не в состоянии их атаковать.

Поскольку теперь основной задачей лодки стало наблюдение за погодой, Шульц стремился поддерживать на должном уровне моральный дух и боевую выучку экипажа, муштруя его с присущей немцам педантичностью. Хотя и раздавались жалобы на переутомление, команда, тем не менее, все больше гордилась своей выучкой, поскольку каждый член команды так же хорошо, как и сам командир, понимал, что в любой момент может случиться такое, что драгоценными станут даже доли секунды при совершении какого-либо маневра, от которого будет зависеть жизнь экипажа.

Шульц пользовался большим уважением своей команды, доходящим до обожания, и не только как командир, но и как человек. Он был приверженцем простоты в общении с экипажем, сочетаемой с высокой самодисциплиной, вообще присущей подводникам, однако бесконечно более важным для них личным качеством Шульца являлось то, что он был отважным и агрессивным бойцом. Он подбирался к конвоям как ястреб к стае цыплят, и мог схватить сразу четырех из них в течение всего лишь нескольких минут. На германских подводных лодках считалось аксиомой, что наиболее популярным командиром становился тот, за кем числилось больше боевых успехов, и наоборот. Из всех тех качеств, которые хотели видеть в своем командире команды подлодок, наиболее важным считалась способность топить вражеские суда. Экипаж «U-124» высоко ценил своего командира именно за профессионализм, находчивость и опытность. Он был по-настоящему мужественным человеком с сильным характером.

Как офицеры, так и старшинский и рядовой состав экипажа лодки быстро осознали, что Шульц требует от каждого наилучшего исполнения своих служебных обязанностей. И в то же время это был легкодоступный, остроумный и культурный человек, а самое главное – настоящий моряк, чей командирский дар ярко раскрывался в моменты проведения атак на суда противника. Личный состав лодки был хорошо осведомлен о правах командиров других подлодок флотилии, которые при подготовке к атакам гоняли членов экипажа в хвост и в гриву, требуя все новых данных для торпедной стрельбы при изменении пеленга на цель. Часто им не хватало и нескольких вариантов таких данных, и они буквально изводили личный состав центральных постов, прежде чем решались наконец подать команду на выстреливание торпед.

В отличие от таких командиров Шульц мог ждать как угодно долго составления данных для стрельбы, после чего проводил соответствующую их доработку уже в своей голове. Результатом такого метода являлась спокойная, упорядоченная и эффективная атака, которую можно было проводить даже на большой скорости собственного хода. Стрельба под его руководством осуществлялась исключительно аккуратно.

В одну из ночей «U-124», тяжело переваливаясь на крупной зыби, бесцельно пенила воды Северной Атлантики на расстоянии примерно 500 миль к западу от Гебридских островов. Она только что отправила свое самое последнее метеосообщение в штаб флотилии, перехватив такие же, переданные Прином с «U-47», и не имела никакой иной задачи, кроме как передать еще одно метеосообщение через два часа. Половина экипажа, включая командира лодки, спала, а остальные несли свою вахту. У Карла Роде выдалась «собачья» вахта в отсеке электродвижения.

Старшина вахты в центральном посту внезапно вспомнил, что к нему поступила жалоба на какие-то неисправности в трубе торпедного аппарата помер семь.

– Эй, Григоляйт! – позвал он машиниста. – Сходи-ка в корму и посмотри, что там такое с трубой. А после этого хорошенько смажь механизм.

Проворный юный выходец из Восточной Пруссии по прозвищу Григоляйт тут же поспешил в корму разбираться с жалобой.

Прошло несколько минут, и вдруг дверь рубки с треском открылась и на пороге появился Григоляйт с белым, как у мертвеца, лицом и вытаращенными глазами.

Он с ног до головы был облит содержимым «трубы номер семь», в которую поступала забортная вода, причем в больших количествах. Он подскочил к Роде и, размахивая руками, выкрикнул:

– Лодку затопляет!

Роде не нужно было объяснять, что означало поступление в отсек забортной воды.

«Труба номер семь» находилась на несколько метров ниже уровня моря, и шум воды, вливающейся в отсек из-за борта, напомнил ему с таким кошмарным правдоподобием тот день под Нарвиком, что он непроизвольно содрогнулся всем телом.

Обхватив Григоляйта, все еще сжимавшего в руке какой-то предмет, Роде тотчас распознал в нем запорный кран торпедного аппарата номер семь, который должен был быть ввинчен в надлежащее место трубы, а не валяться рядом с ней.

Роде вырвал кран из рук Григоляйта и помчался в торпедный отсек. Ему понадобилось всего лишь несколько минут, чтобы установить кран на место и прекратить поступление воды, а затем откачать помпой поступившую в отсек воду. [6]6
  Вероятно, была неплотно закрыта внешняя крышка торпедного аппарата и он заполнился забортной водой. При открытии внутренней крышки аппарата вода попала в отсек. Матрос Григоляйт испугался и пытался закрыть крышки торпедного аппарата и при этом сломал рукоятку механизма привода одной из крышек торпедного аппарата.


[Закрыть]

И еще не раз в течение месяцев раздавался добродушный смех команды, вспоминавшей дурацкое выражение лица Григоляйта и переполох, который он по своему невежеству вызвал на борту лодки. Однако за этим смехом скрывалась жестокая правда о том, что, если бы это произошло в подводном положении, не помогли бы никакие усилия, чтобы установить на место этот запорный кран, преодолевая давление забортной воды.

Однако командир лодки не нашел в этом эпизоде ничего забавного. Его разбудил леденящий кровь крик: «В лодку поступает вода. Аварийная тревога!» Он мгновенно сбросил с себя одеяло, не зная, что за катастрофа разразилась на борту, и метнулся в ту сторону, откуда слышалось журчание воды. Но к моменту его прибытия в отсек быстрые и умелые действия Роде приостановили развитие неприятного события.

Потрясенный и разъяренный, он в пух и прах разругал старшину центрального поста, которому было разъяснено, какие ремонтные работы должны проводиться в торпедном аппарате помер семь, и вернулся к себе в каюту с чашечкой кофе, бормоча сквозь зубы проклятия в адрес олуха.

Старшина покорно выслушал обрушившиеся на него ругательства, а затем и сам проделал такую же процедуру с Григоляйтом.

После израсходования почти всех запасов топлива и продовольствия лодка получила приказ возвратиться на базу. Ее команда закалилась в этом походе, и все ее члены теперь были просоленными ветеранами подводного плавания. Они знали свою лодку до последнего винтика и относились к ней как к живому существу. Казалось, субмарине доставило большое удовольствие то, что во время похода ей удавалось время от времени попугивать экипаж, но в то же время он вполне мог рассчитывать на нее. На то, что она обеспечит скорость и маневренность чуть побольше той, что вложили в нее создатели. К концу этого похода каждый член экипажа был совершенно уверен в том, что их «маленький пароход» был самым лучшим из всех в океане.

Новое указание, поступившее из штаба флотилии, сопровождалось хорошей новостью: Франция пала. Поэтому вместо возвращения в Киль лодке предстояло прибыть к новому месту базирования в Лорьяне, где теперь должен был располагаться штаб 2-й флотилии.

Глава 4

Увольнение на берег во Франции! Французская кухня, французские вина, французские девушки. Жизнь внезапно и совершенно невероятным образом стала прекрасной!

Не нужно больше нести никаких вахт, не нужно было больше вдыхать отравленный лодочный воздух. Бурное море и опасные сражения остались в прошлом, на какое-то время по крайней мере.

Воспоминания об эсминцах и их глубинных бомбах остались в прошлом, хотя надежно засели в памяти и продолжали преследовать подводников в снах.

Для большинства членов команды лодки это было их первое путешествие во Францию, и они вряд ли могли представить себе, что у них появится такая прекрасная возможность забыть о перипетиях войны. Неплохие французские вина стоили здесь не дороже немецкого пива, а шампанское и коньяк стали повседневностью.

Французы, казалось, были довольны оккупацией и проявляли радушие по отношению к немцам, а языковый барьер оказался не такой уж непреодолимой преградой. Его преодолению сначала служили улыбки и приветственное помахивание руками, и через несколько месяцев как французы, так и немцы в достаточной степени овладели языком друг друга для повседневного общения.

Экипажи германских подлодок были просто опьянены возможностью находиться в полной безопасности на суше, попивать вино и распевать свои песни в кафе. В то же время владельцы этих заведений были более заинтересованы в немецких деньгах, чем в немецком смехе и песенках, о чем эти счастливые морячки, конечно, и не догадывались.

Однако главное, о чем мечтал каждый подводник, вернувшийся с патрульной службы, была настоящая баня с потопом горячей воды, пенящейся от мыла и смывающей с тела пот, глубоко въевшуюся грязь и усталость от пребывания в бурных водах Северной Атлантики. При ограниченном запасе пресной воды на подлодке не могло быть и речи о какой-либо бане. Поэтому после нескольких недель пребывания в тесноте на борту лодки моряки по праву считали самым желанным для себя помыться в бане.

Команды лодок размещались в местном отеле «Моряк Хайни», и французские женщины стирали и гладили их белье и униформу за весьма скромную плату. На немецких моряков производила сильное впечатление и даже удивляла честность этих женщин, которая, по их представлениям, была присуща только немецким женщинам. Уже вскоре они обратили внимание на то, что деньги и личные ценности оставались в их комнатах в полной сохранности.

Карл Роде в компании с несколькими матросами его команды совершил бурные похождения по барам, кафе, ночным клубам и заведениям с красными фонарями.

При первом знакомстве с Лорьяном и его окрестностями они нашли местечко, которое впоследствии навещали чаще, чем остальные, – небольшое респектабельное кафе на берегу моря. И привлекали их не умеренные цены, а исключительно миловидная девушка, работающая за стойкой бара этого кафе.

Вскоре они уже знали, что ее зовут Франциска и что она, увы, собирается выйти замуж. Ей было чуть более 20 лет, и она была такой веселой и живой, что сразу же очаровала моряков с «U-124». Между собой они уже решили, что если бы Франциска захотела выйти замуж за немца, а не за француза, то, естественно, должна была бы выбрать кого-нибудь из них!

Вскоре Роде уже рассматривал это кафе как в некотором роде семейный дом и всякий раз, вернувшись из очередного похода, направлялся прямиком туда. Он всегда был там желанным гостем. Хозяин кафе обнимался с ним и обменивался рукопожатиями. Не менее приветлива бывала и Франциска. Ему доставляла большое удовольствие такая теплота приема, тем более приятная после трудностей и опасностей боевого патрулирования в океане. Особенно приятно было то, что в этом чужом городе кто-то был рад снова видеть его живым и здоровым.

– Бонжур, месье Шарль, – обычно приветствовала Франциска немца, еще небритого и облаченного в кожаную форменную куртку. – Вернулись с Атлантики? Томми никс бум-бум?

– Уи, Франциска, – как всегда со смехом отвечал Карл Роде. – Мои комплименты, мадам.

«U-124» прошла небольшой ремонт в доке Лорьяна, пока ее команда находилась в отпуске, и вышла на очередное патрулирование 5 октября.

В команде появились новые люди. Офицер Хардеген заменил второго вахтенного офицера Кунта. Это был тот самый Рейнхард Хардеген, который впоследствии стал асом подводного флота на «U-123», нанесшей первые торпедные удары в водах, омывающих Северную Америку.

Хардеген стал известен тем, что открыл так называемый «американский охотничий сезон», когда 12 января 1942 года потопил английское грузовое судно «Циклопус» прямо у входа в бухту Нью-Йорка.

Впечатляющий список потопленных им судов чуть ли не в прямой видимости с городов побережья США принес ему Рыцарский крест, посвящение в члены ордена и восторженный прием населением как национального героя по возвращении в Германию.

В составе отряда, состоящего из подлодок «U-28», «U-48» и «U-101», «U-124» в сопровождении эскорта тральщиков миновала собственные минные заграждения и с наступлением темноты, распрощавшись с эскортом, пожелавшим ей счастливого плавания и удачной охоты, вышла в очередное самостоятельное патрулирование.

Теперь лодка плыла совершенно независимо, развив полный ход в надводном положении и совершая противолодочные маневры. Достигнув уже к рассвету глубины 200 метров, она погрузилась, поскольку находилась в усиленно патрулируемой англичанами зоне Бискайского залива. В светлое время суток она будет и дальше двигаться в подводном положении, всплывая только ночью для зарядки аккумуляторов, пока не достигнет 15 градусов северной широты. Достигнув заранее установленной точки, она пошлет радиограмму в штаб флотилии.

Вахту нес первый вахтенный офицер Генрих Хирзакер, когда лодка шла, тяжело раскачиваемая крупной зыбью. Видимость в эту лунную ночь была отменная, и он, как и все находившиеся на мостике, внимательно следил за горизонтом в поисках добычи или признаков возможной опасности.

– Тень по правому борту, – доложил вахтенный сигнальщик.

Хирзакер осмотрел через бинокль указанный сектор, стараясь высмотреть что-то едва заметное. И это «что-то» сверкнуло в ярких лучах лунного света. В обманчивом лунном освещении он ошибся в определении характера объекта.

– Эсминец! – крикнул Хирзакер. – Боевая тревога! Срочное погружение!

Вся команда мостика быстро нырнула в люк, а Хирзакер – последним, захлопнув и задраив за собой крышку. Лодка с дифферентом на нос начала погружение, когда все они, скользя по поручням трапа, спустились в центральный отсек. Уже через тридцать секунд после команды на погружение лодка достигла глубины 20 метров.

– Слышу приближающийся шум гребных винтов, – сообщил гидроакустик. А внимательнее вслушавшись в морские шумы, добавил: – Торпеда!

Звенящий шум быстро вращающегося гребного винта торпеды уже слышен был во всем помещении центрального поста. Все смотрели вверх, словно завороженные этим зловещим звуком, становящимся все громче и громче. Звон достиг пика, когда торпеда промчалась прямо над рубкой, а затем, по мере ее удаления, снизился, пока не исчез совсем, заглушаемый водоворотами, оставляемыми бешено вращающимся гребным винтом.

Судя по всему, торпеда прошла в опасной близости от лодки.

– Томми хорошо прицелились, – проговорил наконец командир. – Погрузись мы секундой позже, Хирзакер, уже отправились бы на дно.

Он снова вернулся к своим занятиям за штурманским столом. Английская субмарина промахнулась, а их лодка сумела вовремя нырнуть. И вот теперь началась жуткая игра в кошки-мышки, когда две противные стороны охотятся друг за другом, совершая осторожные и почти неслышные движения в полном мраке, руководствуясь только показаниями своей гидроакустики.

– Бринкер, велите своим электродвигателям говорить только шепотом, – обратился командир в стармеху. – Мне нужна абсолютная тишина. Даже не дышите! – прикрикнул он на команду.

На лодке воцарилась такая тишина, что был слышен шум собственных гребных винтов.

– Руль помалу влево! – тихо скомандовал Шульц рулевому.

– Есть помалу влево! – ответил рулевой.

Лодка начала медленный разворот влево. Было невозможно точно определить положение субмарины противника или курс ее движения. Шульц маневрировал осторожно, поскольку любые резкие изменения курса облегчили бы противнику определение ее позиции.

Английская лодка находилась так близко от них, что не нужно было и гидроакустики – звук ее гребных винтов и топот ног команды с легкостью проникал через стальную оболочку «U-124». А ее собственная команда стояла на постах неподвижно, с широко открытыми глазами и затаив дыхание. Где был враг? Выше, ниже их? Слышит ли он их? Не столкнутся ли два слепых охотника друг с другом?

– Прямо руль! – прошептал командир.

– Есть прямо руль!

Тихо, как акула, скользящая в морской пучине, лодка вернулась на прежний курс.

Звуки, раздававшиеся с другой лодки, стали тише и через несколько мгновений полностью стихли. Призрачно-кошмарная встреча продлилась всего несколько минут и была типичной для подводной войны ситуацией, когда судьбоносные события развиваются с молниеносной быстротой.

Оперативная зона субмарины Шульца располагалась в Северной Атлантике, к югу от Исландии. И задолго до прибытия в этот район команда лодки втянулась в привычную лямку боевого патрулирования.

Наступило 16 октября – одиннадцатый день с момента выхода из Лорьяна. Команда только что расправилась с обедом, закончившимся шоколадным пудингом – любимым десертом экипажа. Сменившиеся с вахты переговаривались между собой, играли в карты или просто спали. Командир и стармех играли в шахматы в кают-компании. Бринкер только что взял командирского слона.

– Интересно, поступали ли за прошедшую неделю сообщения о конвоях? – спросил Бринкер.

Командир покачал головой:

– Нет. Было потоплено несколько одиночных судов на западных подступах к нашему району, но конвоев никто не заметил.

– Хотел бы знать, где они прячутся.

– Я тоже хотел бы это знать.

Бринкер уже взял командирского ферзя и смотрел на него с улыбкой победителя.

– Гм, – промычал Шульц. – Выиграть бой – это еще не значит выиграть войну, Бринкер, – простодушно проговорил он, хитро поблескивая глазами.

– Какими же маршрутами, по-вашему, они теперь пользуются? Наверное, идут где-то севернее? – спросил Бринкер.

Шульц, соглашаясь, кивнул.

– Скорее всего, как можно ближе к паковому льду, – предположил Шульц. Его рука зависла над шахматной доской, а затем замерла над конем. – Не будьте таким нетерпеливым. Думаю, мы вскоре встретимся с одним из них. – Он сделал ход конем. – Шах и мат!

Бринкер разинул рот, удивленный таким развитием игры. Некоторое время он тупо смотрел на шахматную доску, а затем, придя в себя, воскликнул:

– Вы, конечно, понимаете, что я позволил вам выиграть только потому, что вы старше меня по званию.

– Похожая история! – самодовольно улыбнулся Шульц. – Моя тактика Клаузевица слишком сложна для вас! – Он поднялся с места и потянулся. – Пойду на мостик. Возможно, сегодня удастся кого-нибудь потопить.