Текст книги "Свет без тени"
Автор книги: Дзюнъити Ватанабэ
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
– Между прочим, на днях Дзюнко Ханадзё потеряла сознание прямо на сцене. Надеюсь, с вами этого не случится?
– Со мной все в порядке, – усмехнулась певица.
– Берегите себя. А то, знаете, стоит упасть одной звезде, а за ней – и другие. Как бы не началась эпидемия. Впрочем, что это я? Аппендицит не заразен.
– Ах, что за страсти! – Девица рассмеялась, потом жеманно поднесла к губам микрофон.
– Аппендицит?.. – растерянно пробормотал Кобаси. Он ведь не ослышался: ведущий только что совершенно ясно сказал: «аппендицит»… А она ответила: «Ах, что за страсти!» – и оба рассмеялись.
«Вот как… Значит, для публики у Дзюнко аппендицит…»
Кобаси охватило мучительное предчувствие. Он явно сказал по телефону то, чего никоим образом не следовало говорить. Кобаси выключил телевизор и спустился к медсестрам. Каваай в одиночестве чертила что-то красным карандашом на температурном листе.
– А где Такаги?
– Пошла взглянуть на старичка, которого привезла «скорая помощь».
Кобаси сел на диван и отрешенно уставился на стену. Полочка с лекарствами, шкафчик с инструментами… гирлянда колб для капельниц…
– Его родственники не приезжали?
– Только что приехала жена.
– Детей у него нет?
– Кажется, нет.
– А как у него со страховкой?
– Недавно звонили из полиции. Кажется, он получает пособие для нуждающихся. Правда, это пока не точно.
– Помощь живущим в крайней бедности… Кобаси пришел в уныние: «Опять главный врач скорчит кислую мину!»
Он нервно поднялся и заходил по комнате. Наконец вернулась Акико. Увидев Кобаси, она доложила:
– У больного начался озноб, температура тридцать девять.
Кобаси предполагал, что обморок мог быть вызван гипотонией. Но похоже, все обстояло отнюдь не так просто.
– У него что-нибудь болит?
– Нет. Но дыхание слегка учащенное.
– Очень странно…
Кобаси ничего не мог понять. Что это за болезнь?..
– В любом случае надо ввести жаропонижающее. Метилон, одну ампулу.
Кобаси тяжело вздохнул и поднял глаза на Акико. Она держала в руках больничное судно.
– Это его?
– Нет. Дзюнко Ханадзё.
– Ну и ну… За ней даже выносят?
Кобаси был шокирован. Акико приподняла судно, и желтоватая жидкость заколыхалась.
– Она побежала на сцену сразу же после операции! Чего ради теперь так трястись над ней?!
– Ей следует очень беречься. У нее уже было осложнение.
– Ей давно пора ходить!
– Она все время спит.
– А ты выносишь за ней судно. Тоже мне принцесса!
– Вы не правы!
Акико сердито протянула судно слушавшей разговор Томоко.
– Иди вылей.
Послушно кивнув, Томоко вышла из комнаты. Когда дверь за Томоко закрылась, Кобаси спросил:
– Послушай, разве это секрет – насчет Ханадзё?
– Конечно. Доктор Наоэ велел говорить всем посторонним, что у нее аппендицит.
– Значит, все-таки аппендицит… – с досадой повторил Кобаси.
– А что такое? – насторожилась Акико.
– Мне тут звонил какой-то человек…
– Знаю. Он просил дежурного врача, и я дала ему ваш номер.
– Он сказал, что его фамилия Мураи и он хорошо знает Дзюнко Ханадзё…
– Что ему было нужно? – Акико села на стул напротив Кобаси.
– Я сказал ему правду…
– Неужели?! – ахнула Акико.
– Да. Он ведь отрекомендовался близким другом Ханадзё…
– Вряд ли. Скорее всего, какой-нибудь репортер.
– Мне-то откуда было знать!..
– Может, спросим у самой Ханадзё-сан?
– Пожалуй. Хотя нет, постой, – Кобаси заколебался.
– А вы не спросили, откуда он, кем работает?
– Нет. Вопросы задавал он.
– Если это репортер… Ох, что будет!..
– А что, правду знает только импресарио?
– Он, секретарь Ханадзё и президент телекомпании. А больше никто. Посетителей в палату не пускают. С ними разговаривает сам импресарио.
– Вон оно как…
Кобаси до боли стиснул пальцы. Какую же он сделал глупость!
– Так я спрошу Ханадзё-сан?
– Не надо. Теперь это уже не поможет.
– А вдруг они и в самом деле знакомы? У вас же сразу камень с души свалится!
– Это к делу не относится. – Неожиданно Кобаси вспылил: – Между прочим, врач не обязан выяснять личность и репутацию каждого, кто справляется о здоровье больного!
– Но Ханадзё-сан – не простая смертная.
– Что значит «не простая»? Как будто это имеет какое-то значение. – У Кобаси мелко задрожали губы. – Подумаешь, «звезда»! Она такой же человек, как и этот старик, которого привезли сегодня. В этой клинике слишком любят знаменитостей!
– Но ее положение…
– Для медиков это не имеет значения.
– А разве доктор Наоэ не предупреждал вас?
– Что-то не припоминаю.
– Странно. Сегодня приходил корреспондент женского еженедельника, и доктор Наоэ сказал ему, что у Ханадзё аппендицит, а потом старшая сестра собирала нас, предупреждала, чтобы мы, не дай бог, не проболтались.
– Мне об этом ничего не известно.
В комнате зазвонил телефон, и Акико сняла трубку. Кобаси не отрываясь глядел в окно. Он и в самом деле ничего не знал об официальной версии болезни Ханадзё, но сейчас это было слабым утешением.
– Минуточку, – Акико прикрыла трубку ладонью. – Явились! Из «Сюкан лейди».
– Что им надо? – Кобаси недовольно насупился.
– Да все то же. Опять насчет Ханадзё-сан!
– Скажи им, что меня нет.
Акико кивнула и прижала трубку к уху.
– Доктор Кобаси уже ушел домой… Да, совершенно неожиданно… Что? Нет, этого я не знаю.
Обменявшись с собеседниками еще несколькими малозначащими словами, она положила трубку.
– Назойливый тип.
– Что он сказал?
– Сказал: «Доктор Кобаси должен быть здесь. Свяжите нас с ним. Это очень важно».
– Должен быть здесь? – удивился Кобаси. Акико задумалась.
– А этот Мураи, он, случайно, не из «Сюкан лейди»?
– Не может быть…
– Они настаивали, что всего час назад вы были здесь. Откуда бы им это могло быть известно?
– Да-а…
– К тому же они просили именно хирурга Кобаси. Кобаси вспомнил, что в разговоре с Мураи сам назвал свою фамилию.
– Конечно же, это был репортер! Потому он и знает Ханадзё.
Кобаси, с досадой прищелкнув языком, поднялся.
– Ну и подонок же он в таком случае!
– По-моему, надо рассказать обо всем доктору Наоэ. Акико потянулась к висевшему над столом списку телефонов.
– Подожди. – Кобаси злобно посмотрел на Акико. – Не нужно звонить.
– Почему?
– Сказал «не нужно», значит, не нужно!
– Но он же может попасть в неловкое положение. Завтра этот репортер чуть свет примчится сюда.
– Ну и пусть.
Кобаси беспокойно заерзал на стуле.
– Если двое врачей из одной и той же клиники утверждают разные вещи, не покажется ли это странным?
– Безусловно. Но ничего не поделаешь.
– Что за дурацкое упрямство!
В спорах Акико быстро теряла самообладание и в запальчивости разговаривала с Кобаси так, как могла позволить себе только любовница – без всяких церемоний.
– Ах, упрямство?!
– Ты понимаешь, что ты натворил? Из-за тебя может пострадать репутация Наоэ!
– Какая чушь! Это на мою репутацию всем наплевать. Это мне никто и не подумал сказать, что у Ханадзё Дзюнко «аппендицит». Я – врач, а со мной считаются меньше, чем с какой-нибудь медсестрой.
Честность и прямодушие уживались в Кобаси с безудержной вспыльчивостью. Акико нравилась его мальчишеская запальчивость, но порой ей становилось страшно за него.
– Вряд ли доктор Наоэ не сказал тебе нарочно. Просто забыл, – предположила она.
– Голова у него работает превосходно. Не думаю, чтобы он мог «просто» забыть.
– Давай я сама расскажу ему, будто между прочим. Вернулась Томоко, и Акико шепотом закончила:
– Тогда тебе не придется ничего объяснять.
– Не лезь, куда тебя не просят!
– Но…
– Я сказал лишь то, что знал. И не считаю нужным оправдываться, – отчеканил Кобаси и решительно направился к двери.
Как и следовало ожидать, на другой день позвонили из редакции «Сюкан лейди» и поинтересовались, что именно случилось с Дзюнко Ханадзё. В регистратуре ответили, что доктор Наоэ еще вчера все подробно объяснил и добавить к этому нечего.
Тем не менее в обеденный перерыв в клинику неожиданно явились репортеры.
– Мы пытались их выпроводить, но они заладили: «Ничего, мы подождем». И до сих пор не думают уходить, – пожаловалась Наоэ дежурный регистратор, которой было приказано отваживать непрошеных гостей.
– Вот нахалы!
Наоэ, игравший после обеда с рентгенотехником Савадой в го,[14]14
Го – японская игра типа шашек.
[Закрыть] закончив партию, нехотя поднялся.
Репортеры ждали, сидя в приемной. Их было двое: один – высокий и тощий, второй – полная противоположность – маленький и толстый.
– Извините, что оторвали вас от дел…
Тощий протянул Наоэ визитную карточку. Его звали Танабэ. Толстый оказался фоторепортером.
– Я уже ответил на все ваши вопросы.
– Да. Но мы хотели… – начал тощий, и в это мгновение сверкнула вспышка. Фоторепортер подскочил к Наоэ сбоку.
– Вы полагаете, моя физиономия вам пригодится?
– Это на всякий случай. Ведь вы лечащий врач Ханадзё.
За фотографа на правах старшего разговор вел тощий.
Наоэ недовольно поморщился.
– Скажите, доктор, у нее действительно аппендицит?
– Сколько раз мне надо вам это повторять?
– А мы слышали совсем другое: Ханадзё сделали аборт.
Репортер впился взглядом в Наоэ, но у того лицо оставалось невозмутимым.
– И в обморок она упала потому, что недолечилась. Слишком рано вышла из больницы… Что вы на это скажете?
Наоэ пристально рассматривал репортеров. Потом еще раз взглянул на визитную карточку.
– Кто вам это сказал?
– Так, один человек…
– Повторяю, у Ханадзё аппендицит.
– Поверьте, – не унимался тощий, – мы ничего не придумали. Сведения из самого достоверного источника.
Репортеры настороженно следили за Наоэ. Он безразлично пожал плечами.
– Ну и что из этого следует?
– Мы желаем услышать от вас правду. Не надо водить нас за нос. – Репортер держался уверенно и нагло. – Ведь так все и было?
– Нет.
Наоэ задумчиво созерцал стеклянную дверь.
– У нас есть неопровержимые доказательства.
– Это вам так кажется.
– Хорошо. Мы все скажем – только не упадите от удивления. Человек, который рассказал нам об этом, работает в вашей клинике.
Репортер опасливо огляделся. В приемной не было ни души. Дежурная в регистратуре вязала кружева.
– Как вы полагаете, кто?
– Понятия не имею.
– Что ж, можем помочь догадаться. Вот вам намек – это врач.
По лицу Наоэ скользнула тень, но лишь на мгновение. В следующую секунду оно снова было бесстрастным.
– Хирург, как и вы. Улавливаете? Доктор Кобаси! – Репортер победно ухмыльнулся. – Вчера вечером мы позвонили сюда справиться о здоровье Ханадзё. К телефону подошел доктор Кобаси и совершенно неожиданно выложил все начистоту. Наоэ молча кивнул.
– Что вы теперь скажете? По-прежнему утверждаете, что у нее «аппендицит»?
Снова сверкнула вспышка. Наоэ покосился на камеру, затем смерил репортера презрительным взглядом.
– И это все?
– Да. Вам мало? – деланно изумился тощий. – Будете нас обманывать, мы об этом так и напишем.
– Вы собрались писать про эту историю?
– А как же? Дзюнко Ханадзё, любимица публики, теряет сознание у всех на глазах. Дзюнко Ханадзё беременна. С таким-то невинным лицом! Кто бы поверил! – Репортер захлебывался от возбуждения. – Непременно напишем! Это будет такая сенсация, что все ахнут. Лучший репортаж из всех, что мы о ней публиковали!
Наоэ разглядывал аквариум за спиной репортеров. В воде вяло двигались пестревшие зелеными и желтыми полосками тропические рыбки.
– Короче, у нее не аппендицит?
– Аппендицит.
– Сэнсэй, не упрямьтесь. Мы ведь все равно напишем.
– Можете писать, что вам вздумается.
– Значит, «да»?
– С чего вы взяли?
– Почему же вы тогда говорите «можете писать»?
– Потому, что вы сказали, что все равно напишете. Репортеры устало вздохнули.
– Я лечащий врач Дзюнко. И говорю вам, что у нее аппендицит. Если вы мне не верите, поступайте как знаете.
Наоэ повернулся и зашагал к лифту. Репортеры проводили взглядом его длинную худую фигуру.
– Твердый орешек, – растерянно пробормотал тощий, когда Наоэ скрылся в лифте.
Ютаро Гёда беседовал в канцелярии с Цуруё Сэкигути. Рицуко в клинике сегодня не было, и в канцелярии две конторщицы самостоятельно заполняли счета на выплату страховки.
– Диагноз пока не ясен?
Ютаро заглянул в историю болезни.
– Сегодня больного смотрел сам доктор Наоэ. Он склоняется к мысли, что это связано с кровью.
– Заболевание крови?..
– Он велел сделать серию анализов, так что в течение пяти дней все окончательно прояснится.
– М-да… – мрачно проворчал Главный, листая историю болезни.
Речь шла о старике, которого вчера доставила «скорая помощь». Часа через два после этого в клинику прибежала пожилая женщина и подтвердила, что больного действительно зовут Кокити Уэно. Раньше он был старьевщиком, но несколько лет назад у него неожиданно отказали ноги. Бывали дни, когда он не мог даже подняться с постели. А потом и жена его, заболев ревматизмом, была вынуждена уволиться из закусочной, где работала судомойкой, и теперь супруги существовали только на пособие.
Главный врач терпеть не мог бедняков, и особенно тех, кто получал «пособие для нуждающихся».
– Подумать только, на вид совсем старик. А ведь ему всего пятьдесят два!
– Да, ни за что не поверишь, – покачала головой старшая сестра. – Выглядит на шестьдесят с гаком.
Пятьдесят два – почти столько было и Ютаро Гёде. Но жалость для бизнесмена – непозволительная роскошь.
– Живет на пособие, а положили его в палату третьего класса. Она же дороже общей. Разве он сможет заплатить разницу?
– Пожалуй, нет, – вздохнула Сэкигути.
– «Пожалуй»… – передразнил ее Гёда. – Зевать не надо! Следила бы получше за порядком.
– Это доктор Кобаси распорядился. Он вчера дежурил. Медсестры и так и эдак урезонивали его, а он ни в какую.
– Им нужно управлять! А уж это – ваше, медсестер, дело. Кобаси недавно с университетской скамьи, пылу в нем еще много. Все рвется в бой. Только и знает: «справедливость, справедливость». Жизни еще не нюхал.
– Какой-никакой, а все-таки врач. Как посмеет молоденькая медсестра заявить врачу: «Не кладите больного»?!
– Никто ее и не заставляет так говорить. Можно было сказать: «Больным, живущим на пособие, лучше лежать в общей палате. Не стоит помещать его туда, где ему надо будет доплачивать разницу». А тут еще из-за этого отказывать человеку, который вот-вот должен поступить в клинику!
– Но в общей палате не было мест. Не могли же мы выставить его за дверь.
– Отказать тоже можно по-умному: «Мы бы со всей душой, но у нас нет мест, вы уж извините, вам придется отвезти его в другую больницу». И никто бы не обиделся.
– Доктор Кобаси рассчитывал, что больной поправится быстро. Вот и результат.
– Эти умники из университетов только и умеют вести никому не нужные исследования и пустые споры! Им не понять, как трудно живется частным врачам.
– Лучше бы вам самому намекнуть доктору Кобаси. Ведь медсестры обязаны беспрекословно выполнять распоряжения врача.
– Этим молодым… говори не говори – все без толку.
Главврач попросил конторщиц приготовить чай. Старшая сестра, спохватившись, взглянула на часы.
– Мне пора…
– Насколько я понимаю, в таком состоянии больного трогать нельзя?
– Ни в коем случае.
– К нему кто-нибудь ходит?
– Жена. Она все время при нем.
– Беда с этими оборванцами! Деньги за их лечение всегда приходят с опозданием, через месяц, а то и позже, а потом еще всякие комиссии замучают… Начнут придираться к каждому пустяку. Заявят, что лекарств прописали больше, чем требовалось, возьмут и вычеркнут их из счета… Даже университетские врачи должны это понимать, – проворчал Ютаро.
– Как видно, в университетах этому не учат. – Старшая сестра была мастерицей говорить гадости с самым невинным видом.
– Ничего. Откроет частную практику, тогда поймет. – И Ютаро раздраженно протянул Цуруё историю болезни. – Да, кстати, как там Дзюнко Ханадзё?
– Без особых изменений.
– Все спит?
– Ненадолго просыпается и снова засыпает.
– Эх, взглянуть бы на нее хоть одним глазком!
– Фу, сэнсэй! – Старшая сестра укоризненно нахмурилась.
– Я серьезно. Все хочу к ней зайти, только никак не придумаю подходящий предлог.
– А вы как будто с обходом, – посоветовала Сэкигути.
– Может, и в самом деле?
– Нет, пожалуй, не стоит. Вы же не гинеколог.
– Как же быть?..
– Придумала! Вам проще всего пойти вместе с доктором Наоэ.
– А что, это идея! Он же ходит к ней, когда хочет.
– Ай-я-яй! – Старшая сестра сурово сдвинула брови, и сидевшие за спиной Ютаро девушки захихикали. Будь здесь Рицуко, Сэкигути вряд ли позволила бы себе такие вольности, да и Ютаро не осмелился бы на подобные шутки.
– Прячете от меня такую прелестную куколку, а сами любуетесь?
– Между прочим, она уже в третий раз…
– Да ну?!
Маленькие заплывшие глазки главврача изумленно округлились.
– Да, – поджала губы Цуруё. – Так написано в истории болезни.
– Не понимаю я этих женщин… – Ютаро тяжело вздохнул.
– Так я скажу доктору Наоэ?
– Скажи. – Откинувшись на подушки дивана, Ютаро погрузился в сладостные мечты.
Глава IX
Норико Симура встретилась с рентгенотехником Савадой в субботу, на четвертый день после операции Дзюнко Ханадзё.
В клинике и в субботу хватало дел, больные валили валом, и поэтому свидание состоялось только в пять часов. Норико попросила Саваду встретиться с ней в небольшой чайной «Пони». Она находилась на полпути к Догэндзака, и Норико частенько встречалась там с Наоэ.
Из клиники они вышли порознь, но не прошло и пяти минут, как следом за Норико в чайной появился и Савада.
– Будете что-нибудь пить? – спросила Норико.
– Пожалуй, чаю.
– Стакан чаю с лимоном, – сказала Норико подошедшей официантке и повернулась к Саваде: – Вас никто не заметил?
– Да как будто нет.
– Вот и хорошо.
Норико с облегчением вздохнула и, достав из сумочки пачку «Хай-лайт», закурила. К сигаретам ее приучил Наоэ. В клинике курили многие медсестры; даже совсем молоденькая Каору Уно и та, случалось, баловалась. После трудной операции или ночного дежурства было так приятно сбросить халат и выкурить сигаретку…
Норико, глядя на других, тоже не раз пробовала курить. Но уже после третьей затяжки ей становилось нехорошо, и она никак не могла понять, что же люди находят в курении. Наоэ, едва познакомившись с ней, стал настойчиво предлагать Норико закурить. Однажды в постели он сказал ей: «Когда женщина курит хорошие сигареты, на нее приятно смотреть!» Именно с этого дня Норико и стала курить всерьез.
Наоэ смеялся, когда она, давясь горьким сигаретным дымом, захлебывалась от кашля. «Губы надо чуть вытягивать вперед и выпускать дым спокойно, вот так, это красивее». Под руководством Наоэ она быстро пристрастилась к курению, хотя не настолько, чтобы страдать, когда курить было нечего. В день она выкуривала четыре-пять сигарет.
Савада с удивлением посмотрел на курившую Норико, потом спросил:
– Так о чем вы хотели со мной поговорить?
Вчера вечером Норико попросила его прийти сюда для какого-то важного разговора.
По вечерам Савада учился на курсах рентгенотехников и формально еще не имел права работать с рентгеноустановкой. Делать снимки разрешалось только врачам. Однако в «Ориентал», как, впрочем, и в других частных клиниках, всю работу выполнял именно техник.
– Разговор у меня несколько необычный… Норико стряхнула пепел с сигареты и посмотрела на Саваду изучающим взглядом.
– Я вас слушаю.
Савада был на три года моложе Норико и немного робел перед ней.
– Скажите… Наоэ приходит к вам делать снимки? У Савады от удивления дернулась щека.
– Только не надо обманывать. Мне все известно. Савада что-то промямлил.
– Примерно раз в десять дней. Правильно? Саваде было явно не по себе. Норико поняла, что находится на верном пути.
– Вот я и хотела спросить вас… Зачем ему это? Скажите мне правду. Я ведь видела снимки.
– Этого не может быть! – выпалил Савада.
– Почему же? Вас это удивляет?
– Где вы их видели?
– Неважно. Видела, и все.
Норико вовсе не собиралась признаваться, что видела их в шкафу у Наоэ.
– Непонятно…
– Что?
– Как вам стало это известно.
– Тем не менее факт остается фактом.
– Неужели доктор Наоэ сам вам рассказал? – Савада одним глотком допил чай и снова подозрительно уставился на Норико. – Он же попросил меня спрятать так, чтобы никто не мог их увидеть.
– Не беспокойтесь. Я видела их не у вас.
– Ну и дела. – Савада покрутил головой.
– Успокойтесь. Скажите честно: Наоэ делает эти снимки для научной работы? Или… он болен?
Савада молчал.
– Я вас очень прошу. – Норико умоляюще прижала руки к груди.
– Ладно, – смилостивился Савада. – Только никому.
– Клянусь вам!
– Видите ли, доктор Наоэ не велел мне про это говорить…
– Да, конечно, понимаю.
– Дело в том, что он ведет научную работу.
– Научную работу? – Теперь уже Норико посмотрела на Саваду с подозрением.
– Он сам мне это говорил, так что можете не сомневаться.
– Но почему он изучает только себя? И только позвоночник?
– Вовсе нет. И ребра, и кости конечностей тоже.
– А вы меня не обманываете?
– Зачем мне врать? Я же сам делаю все снимки.
– Довольно странное исследование.
– Доктор говорит, это жутко интересно!
«Что уж тут интересного – снимать собственный позвоночник? – подумала Норико. – Непонятно…»
– Он приходит к вам каждые десять дней?
– Да.
– И каждый раз вы делаете целую серию снимков? Савада кивнул.
– Разве в клинике разрешают тратить столько пленки на научные исследования?
– За все платит сам доктор.
– Ах так? Он тратит на это свои деньги?..
– Я для него покупаю пленку отдельно. Оптом. Прямо у фирмы.
«Не слишком ли Наоэ усердствует? Если это всего лишь исследование…» – подумала Норико.
– Когда же вы делаете эти снимки?
– По воскресеньям или вечерами, если доктор дежурит.
– Как, прямо во время дежурств? А я и не подозревала.
– Мы всегда закрываемся на ключ, чтобы никто не вошел.
– Так вот куда он исчезает!..
– Обычно он говорит, что идет выпить, – ухмыльнулся Савада.
– Но ведь такое тоже бывает! Он и в самом деле ходит в бар.
– Ад. Но чаще в рентгенкабинет.
– Кто бы мог подумать!..
В Норико боролись противоречивые чувства. Она не знала, разозлиться ей или вздохнуть с облегчением. Вся эта история была весьма странной.
– Только я вас очень прошу, не говорите никому. Он меня каждый раз предупреждает, чтоб я молчал.
– Ладно.
Норико поднесла к губам чашку с остывшим кофе.
Репортажи, живописующие происшествие с Дзюнко, начали появляться в прессе лишь на пятый день ее пребывания в клинике.
«Звезда падает». «Внезапный приступ аппендицита. Срочная операция». «Пресс-конференция прервана обмороком». «Бабочка теряет сознание»…
Некоторые журналы ограничивались сообщением о том, что Дзюнко упала в обморок от переутомления, другие помещали фотографии, запечатлевшие Дзюнко без чувств, однако все репортеры сходились в одном: во время пресс-конференции Дзюнко Ханадзё внезапно потеряла сознание и была доставлена в клинику, где ей сделали операцию аппендицита. Лишь голос женского еженедельника «Сюкан лейди» звучал диссонансом дружному хору.
«Подозрительный недуг Дзюнко Ханадзё. Аппендицит ли это?
«Мы уже рассказывали нашим читателям о состоянии Дзюнко Ханадзё после того, как она потеряла сознание в гостинице Р. и была доставлена в клинику «Ориентал». Однако версия врача И. значительно отличается от заявления врача К. Из слов последнего мы смогли заключить, что болезнь Дзюнко Ханадзё вызвана отнюдь не аппендицитом, как говорилось ранее, а…»
Далее журнал подробно излагал содержание разговора с Кобаси. Всем в клинике было ясно, что Н. – это Наоэ, а К. – Кобаси. На другой день после выхода этого номера «Сюкан лейди», когда Наоэ во время утреннего обхода заглянул к Ханадзё, импресарио протянул ему журнал.
– Доктор Кобаси действительно мог заявить это? – Когда импресарио злился, он говорил невнятно, глотая слова.
Наоэ раскрыл журнал, пробежал глазами злополучную статью.
– Разве может врач позволить себе такое? Что теперь делать?
– Здесь какая-то ошибка.
– Чем вы это объясняете?
– Я разберусь, – заверил его Наоэ.
Во время их разговора Дзюнко угрюмо глядела в окно и не проронила ни слова.
После обхода, записав назначения в истории болезни вновь поступивших больных, Наоэ перед приемом в амбулатории пригласил Кобаси в ординаторскую.
– Ты, конечно, в курсе дела? В «Сюкан лейди» ссылаются на твои слова.
– Да, мне уже об этом сказали медсестры, – беспечно ответил Кобаси.
– Как это вышло?
Наоэ встал и, подойдя к окну, взглянул на зажатый между каменными стенами крохотный внутренний дворик.
– В тот вечер в клинику позвонил какой-то человек, представился хорошим знакомым Ханадзё…
– И ты ему сразу все выложил?
– Не все, конечно, но… – Кобаси потупился.
– Разве ты не знаешь, что по телефону такие разговоры вести не положено? Только лично, с глазу на глаз. Это непростительное легкомыслие.
Кобаси молчал.
– Это неслыханно – врач разглашает медицинскую тайну!
– Но… – Кобаси вскинул голову. – Я же сказал правду. Ничего не сочинил, не выдумал, сказал только то, что есть на самом деле.
Наоэ, резко обернувшись, смерил Кобаси недобрым взглядом.
– По-твоему, врач имеет право выбалтывать все, что ему известно?
– Зачем же так? – возразил Кобаси. – Но лгать больным и их родственникам так, как это делаете вы, – недопустимо.
– На что ты намекаешь?
– Да вот хотя бы эта история с Исикурой.
– Кобаси, раковый больной – это случай особый. Нельзя равнять Исикуру и Ханадзё.
– Что ж, пожалуй.
– Но каждый больной вправе хранить свою болезнь в тайне, и святая обязанность врача – эту тайну не разглашать.
Кобаси, понурившись, молчал.
– Ханадзё не простая смертная. Она – актриса. Звезда. За ней следят миллионы любопытных глаз. Следовало ожидать, что репортеры так просто не успокоятся.
– Возможно. Только… Раз это так существенно, почему же вы не предупредили меня?
– О чем?
– Что у нее «аппендицит». Если бы я хоть краем уха слышал про такую версию…
Наоэ, не оборачиваясь, перешел к другому концу подоконника.
– Даже медсестрам сказали. А мне ни слова! Разве бы я проболтался?!
Наоэ наконец оглянулся и посмотрел Кобаси в глаза.
– Ты отдаешь себе отчет в том, что ты врач?
– Конечно.
– Ты не девчонка-практикантка и не сиделка, а врач. Понимаешь – врач! Тебе доверены тайны больного. Неужели ты сам не в состоянии сообразить, что можно, а что нельзя говорить?
– Я… э-э…
– В этом, между прочим, тоже специфика нашей профессии.
– Согласен. – Кобаси наконец обрел дар речи. – Но так опекать больную лишь потому, что она звезда, по-моему, неверно.
– Ты не прав.
– В чем же?
– Не в том дело, больной звезда или заурядный человек. Врач обязан охранять тайны всех больных в равной мере. Мне не хочется повторять тебе прописные истины, но… – Наоэ отошел от окна и сел на стул перед Кобаси. – Тебе случалось когда-нибудь читать «Закон о врачах»?
Кобаси растерянно наморщил лоб. По правде говоря, он только слышал об этом документе, но держать его в руках ему не доводилось.
– В университетах профессора и врачи интересуются только научными статьями и исследованиями, а в «Закон о врачах» или в «Закон о страховании на случай болезни» даже не заглянут. Ведь и ты не читал?
Наоэ попал в точку. Кобаси смущенно спрятал глаза.
– Охрана тайны больного – основа основ этого «Закона».
Кобаси нечего было возразить, но так быстро складывать оружие было не в его привычках. В принципе Наоэ прав. Но речь-то идет о какой-то девчонке, которой едва-едва исполнилось двадцать. Ну и что с того, что она довольно мило распевает песенки? Значит, уже звезда?.. Может, врачебная тайна и в самом деле важна, но столько шуму из-за какой-то певички? Кобаси еле сдерживал раздражение.
– В общем так, – сухо сказал Наоэ. – Впредь, кто бы ни спрашивал тебя о Ханадзё, будь осторожней.
– Ясно. – Кобаси был уже по горло сыт всей этой историей.
– А про статью скажем, что репортер, вероятно, сам что-то пронюхал и пытался вытянуть из тебя пикантные подробности, а ты дал уклончивый ответ.
– Неужели из-за такой чепухи и в самом деле могут возникнуть какие-то проблемы? – не выдержал Кобаси.
– В «Ориентал» лечится много знаменитостей. Если поползут слухи, что врачи клиники не умеют держать язык за зубами, все больные разбегутся.
– Это так важно – знаменитости?
– Они занимают самые дорогие палаты. А таких палат в клинике большинство. Следовательно, знаменитости – наши самые желанные гости.
– Я противник подобной сегрегации. – В глазах Кобаси заплясали злые огоньки. – Мне отвратителен дух наживы, который насаждает в клинике главный врач!
Наоэ придвинул к себе стоявшую на середине стола пепельницу и стряхнул в нее пепел.
– Кое в чем ты не прав. Главный врач действительно стремится увеличить доходы, но не он повинен в существовании подобной системы.
– Это почему же? Разве не он приказал большую часть палат превратить в люксы?!
– Он. Но одного его желания было бы недостаточно.
– То есть?
– Предложение рождается спросом. На палаты люкс существует спрос. Есть люди, готовые, не раздумывая, платить по пятнадцать тысяч в день за палату лучше, чем у других.
Кобаси не нашелся что ответить.
– Когда профессора в университетских клиниках берут деньги, которые больные суют им в конвертах, в этом прежде всего повинны сами больные, готовые заплатить любую сумму, чтобы попасть на прием к «светилу». Так что и в этом случае виноваты обе стороны.
– О профессорах я судить не могу.
– Это потому, что ты пока – пустое место. Мелко плаваешь – откуда тебе знать?
У Кобаси от возмущения перехватило горло.
– Значит, и вы, когда работали в университете…
– И я, – весело признался Наоэ. – Давали – брал.
Зажав в зубах сигарету, он рассмеялся.
– А… если вы не получали за операцию дополнительный «гонорар»?
– Тоже особо не горевал. Наоэ выпустил дым.
– Все-таки какая несправедливость! Везде деньги, одни деньги. Только они помогают попасть к первоклассному врачу, в первоклассную палату, получить первоклассное лечение.
– Ай-я-яй, – усмехнулся Наоэ.
– Разве я не прав? Бедняк или богач – их жизнь имеет одинаковую ценность. Разве можно лечить людей по-разному только потому, что у одного есть деньги, а у другого нет? Средневековье какое-то, Мэйдзи[15]15
Мэйдзи – исторический период (1867–1912).
[Закрыть] или Эдо.[16]16
Эдо – исторический период (1604–1867).
[Закрыть] Даже хуже!
– Ну уж это ты хватил… Незачем так углубляться в историю. Даже до недавнего времени, скажем в начале Сёва,[17]17
Сёва – исторический период с 1926 г. по наше время.
[Закрыть] бедняк не привередничал: хороший врач или плохой. У него вообще не было никакого врача. Хорошо, если врач приходил к нему хотя бы раз в жизни – перед смертью. Теперь все иначе.
Кобаси обескураженно молчал.
– Видишь, для тебя проблема заключается не просто в том, лечат или не лечат больного. Тебя волнует уже другое: лучше или хуже врач, лучше или хуже палата. Ты хочешь, чтобы больного окружал комфорт. То есть тебя беспокоит качество медицинского обслуживания.
– Верно.
– Правда, у нас еще остались деревни, где не налажена медицинская помощь, но если исключить отдельные случаи, то, в общем, в современной Японии к врачу может попасть каждый.
– Только к какому?..
– Совершенно верно. Безусловно, далеко не одно и то же, когда тебя лечит опытный врач или зеленый юнец, только что закончивший университет. Но страховка таких нюансов уже не предусматривает.
