Текст книги "Обязанности человека"

Автор книги: Джузеппе Мадзини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Они боролись во имя благосостояния, которым, как им казалось, они не обладали в той мере, в какой заслуживали. Одних преследовали за свободу убеждений; другие, сильные умы, считали себя обойденными, пренебреженными при назначении на должности, которые занимались людьми, гораздо менее способными, нежели они. Тогда они пылали негодованием при виде бедствий народа. Тогда они писали горячо и убежденно о правах, принадлежащих каждому человеку. Потом, когда они добились признания своих собственных политических и интеллектуальных прав, когда им был открыт свободный доступ ко всем должностям, когда они завоевали себе благосостояние, к которому стремились, тогда они забыли народ, забыли о тех миллионах, стоящих ниже их по образованию и стремлениям, которые так же, как они, жаждали признания своих прав и добивались благосостояния, – они вполне успокоились и продолжали заботиться только о себе самих. Почему же вы называете их изменниками? Почему вместо того не назовете вы предательским их учение? В это же время во Франции жил и писал один человек, которого вы не должны забывать, человек более сильного ума, чем все они вместе взятые; он был тогда нашим врагом; но он верил в долг, в обязанность каждого жертвовать личным благом для блага общего во имя торжества Истины: он изучал внимательно людей и эпохи, не поддавался ни обольщениям рукоплесканий, ни обманам унижений; он пытался сперва пойти по одной дороге и заблудился; тогда он избрал другой путь, который должен был привести к общему благу; и тогда, с течением времени, он увидал, что существует лишь единственное средство, способное достичь этого, когда народ показал себя гораздо более достойным и верующим, чем те, которые изъявили притязания руководить им, тогда он, Ламенне, автор «Слов верующего», которые вы все, конечно, читали, сделался самым ревностным апостолом учения, объединяющего нас всех. Итак, в лице его и людей, о которых я вам говорил, вы можете видеть различие между людьми долга и проповедниками прав.

И в среде угнетенного народа, где борьба несет с собою опасности совсем иного рода, где каждый шаг вперед запечатлен кровью мучеников, где дело борьбы с царящей несправедливостью по необходимости должно совершаться в тайне, не ожидая известности и славы, – в этой среде какое обязательство, какой постоянный стимул сможет поддержать на пути добра людей, ведущих священную социальную войну, за которую мы стоим, и не превратить ее в борьбу за свои права? Я говорю, разумеется, вообще, так как среди всех этих доктрин имеются и исключения. Разве, когда успокоится волнение умов и движение реакции против деспотизма, естественно побуждающей молодежь к борьбе, разве тогда после стольких лет труда, усилий, после разочарований, неизбежных в подобном деле, эти люди не могут утомиться? Разве не предпочтут они какой бы то ни было покой жизни, полной тревог и опасностей, которая рано или поздно может окончиться тюрьмой, виселицей или изгнанием? Такова, к сожалению, история слишком многих итальянцев нашего времени, проникнувшихся старыми французскими идеями; история весьма печальная; но как прекратить все это, не изменив принципа, на котором все основано? Каким образом убедить их, что опасности и разочарования должны сделать их только более сильными, что они должны бороться не несколько лет, а всю свою жизнь? Что может сказать человеку: продолжай бороться за твои права, когда эта борьба будет стоить ему дороже, чем полный отказ от них? И кто может даже в обществе, построенном на гораздо более справедливых базисах, чем наше, убедить человека, основывающегося единственно на теории прав, что он обязан жить общественной жизнью и заняться развитием социальных идей? Представьте себе, что он бунтовщик; представьте себе, что он чувствует свою силу и скажет вам: я не хочу знать никаких социальных условий, мои стремления, мои способности призывают меня к другому: я имею священное, неотъемлемое право развивать их и объявляю войну вам всем; какой ответ дадите вы ему, ведь он основывается на своей доктрине? Какое право имеете вы на том основании, что вас большинство, приказывать ему повиноваться законам, которые не согласуются с его желаниями, с его индивидуальными наклонностями? Какое право имеете вы карать его, если он их нарушит? Права принадлежат в равной степени каждому индивидууму: социальное сожительство не дает преимуществ никому. Общество имеет больше силы, чем индивидуум, но не более прав. Каким же образом убедите вы индивидуума, что он должен сообразовать свою волю с волею своих собратьев по отечеству или по человечеству? При помощи палача и тюрем? Общества, существовавшие до сих пор, поступали именно так. Но это война, а мы хотим мира; это тираническое подавление, а мы хотим воспитания.

Воспитание, сказали мы: в этом великом слове заключается вся сущность нашего учения. Жизненным вопросом нашего века является вопрос о воспитании. Речь должна идти не об установлении нового порядка вещей насилием, ибо новый строй, созданный путем насилия, всегда тираничен, если он даже лучше старого: речь должна идти о том, чтобы ниспровергнуть силой грубую силу, противящуюся ныне всякой попытке улучшения, предложить с согласия нации, получившей свободу выражать свою волю, порядок, который будет лучше, и воспитывать всеми возможными средствами людей для согласного труда. Проникшись теорией права, мы можем восстать и устранить препятствия; но не создать прочную, продолжительную гармонию всех элементов, составляющих нацию. С теорией счастья, благоденствия как цели жизни мы сделаем людей эгоистами, поклонниками материи, которые внесут старые страсти в новый строй и испортят его несколько месяцев спустя. Речь идет, следовательно, о том, чтобы найти воспитательный принцип, превосходящий такого рода теории, – принцип, ведущий людей к лучшему, научающий их постоянному самопожертвованию, связывающий их с собратьями без принуждения со стороны одного или многих. И таким принципом является долг. Нужно убедить людей, что они, как дети единого Бога, являются здесь, на земле, выполнителями одного закона, что каждый из них должен жить не для себя, но для других, что целью их жизни должно быть не стремление сделаться счастливыми, но стремление к усовершенствованию себя и других, что борьба с несправедливостью и заблуждением для блага ближних является не только правом, но и обязанностью, которой нельзя пренебрегать безнаказанно, обязанностью на всю жизнь.

Рабочие Италии, братья мои, поймемте друг друга лучше. Когда я говорю, что одного сознания своих прав недостаточно для людей, чтобы создать значительные и длительные улучшения, то я не требую отказа от этих прав; я говорю только, что права являются следствием выполненных обязанностей и что нужно начинать с последних, прежде чем приступать к первым. Когда же я говорю, что, предлагая как цель жизни стремление к счастью, благосостояние, материальные интересы, мы рискуем создать эгоистов, то я вовсе не намереваюсь запретить вам заниматься этим. Я говорю только, что преследование одних материальных интересов, понятых не как средство, а как цель, всегда приводит к самым печальным результатам. Римляне времен императоров, все стремления которых ограничивались требованием хлеба и зрелищ, представляли собой самую презренную нацию, которая, претерпев сначала безумную и жестокую тиранию императоров, попала затем в рабство к варварам-завоевателям. Во Франции и в других странах враги всякого социального прогресса сеют зло и пытаются отвратить умы от идеи реформы стараниями развить как можно более материальную деятельность. И мы будем помогать врагу собственными руками? Материальные улучшения существенны, и мы будем бороться за их достижение, но не потому, что для людей имеет значение одно только хорошее питание и жилище, а потому, что сознание своего достоинства и ваше моральное развитие не могут иметь места, пока вы будете находиться в том состоянии беспрестанной борьбы с нищетой, в каком находитесь теперь. Вы работаете десять, двенадцать часов в сутки – откуда же вам взять время для самовоспитания? Многие из вас зарабатывают ровно столько, сколько нужно для содержания себя и своей семьи, откуда же вам взять средства для этого воспитания? Непостоянность и перерывы в вашей работе заставляют вас переходить попеременно от усиленной деятельности к состоянию полного безделья: каким же образом приобретете вы стремления к порядку, к регулярности, усидчивости? Скудость вашего заработка отнимает у вас всякую надежду на сбережения, которые пригодились бы на черный день вашим детям или помогли бы вам самим под старость: как же будете вы воспитывать их в принципах бережливости? Многие из вас благодаря нужде принуждены лишать своих детей пищи, не говорю уж забот – какие заботы о воспитании можно требовать от бедных жен рабочих, – но материнского присмотра и любви, посылая их на фабрики, где они работают за несколько сольди: как же при подобных условиях могут развиться, облагородиться семейные чувства? Вы не имеете гражданских прав, не принимаете участия в выборах и в проведении законов, управляющих вашими действиями и вашей жизнью: как же можете вы сознавать себя гражданами, любить свое государство и питать искреннее уважение к своим законам? Правосудие неодинаково относится к вам и к другим классам: как же можете вы научиться почитать правосудие? Общество не питает к вам ни малейшей симпатии: каким же образом можете вы почувствовать симпатию к обществу? Следовательно, вы нуждаетесь в перемене ваших материальных условий, чтобы получить возможность морально совершенствоваться: вы должны меньше работать, для того чтобы иметь возможность посвящать несколько часов в день для своего развития; вы должны получать за свой труд столько, чтобы быть в состоянии откладывать сбережения, спокойно относиться к будущему, избавиться от всякого чувства зависти, побуждений к мести, от всякой несправедливой мысли по отношению к тем, кто поступал с вами несправедливо. Следовательно, вы можете стремиться к этому изменению, но пусть это стремление будет служить средством, а не целью, пусть оно будет вашей обязанностью, а не правом, пусть оно сделает вас лучшими, чем вы есть, а не только материально счастливыми. Если же это не так, то какая же разница между вами и вашими тиранами? Ведь они являются таковыми именно в силу того, что стремятся к одному только благосостоянию, наслаждениям, власти.

Стать лучше – вот в чем должна заключаться цель вашей жизни. Если вы не будете к этому стремиться, то вы никогда не достигнете прочного счастья. Тысячи тиранов возникнут в вашей среде, если вы будете бороться лишь во имя материальных интересов или известной организации. Мало поможет делу, если вы измените организацию, а сами сохраните теперешние страсти и эгоизм; организации подобны некоторым растениям, которые, смотря по тому, кто с ними обращается, дают либо отраву, либо целебные свойства. Хорошие люди делают хорошими плохие организации, а дурные и хорошую организацию превратят в дурную. Дело идет о том, чтобы сделать лучше и привести к сознанию своих обязанностей классы, которые теперь вольно или невольно угнетают вас; но вы не можете успеть в этом, если не начнете прежде всего с усовершенствования себя самих.

Итак, когда люди, проповедующие вам необходимость социального переворота, будут говорить при этом единственно о ваших правах, то поблагодарите их за добрые намерения, но не примыкайте к ним. Нужды бедных известны отчасти состоятельным классам; известны, но не понятны. Посреди общего равнодушия, порождаемого недостатком веры, эгоизмом, неизбежным следствием долголетней проповеди материальных благ, те, кто не терпит лишений, привыкают мало-помалу смотреть на эти лишения как на печальную необходимость, которая, однако, вполне в порядке вещей, и предоставлять заботы о средствах против этого будущим поколениям. Трудность заключается не в том, чтобы убедить их, а в том, чтобы вывести их из состояния бездействия, принудить их действовать в силу убеждения, ассоциироваться, соединиться с вами в делах создания социальной организации, которая положит конец, поскольку позволят это условия человечества, вашим страданиям и их насилиям. Это совершит вера – вера в божественное назначение, данное человеку здесь, на земле, вера в ответственность, тяготеющую над всеми, кто не исполняет его; вера в долг, заставляющий каждого трудиться и жертвовать собою во имя Истины. Все учения о правах и о материальном благосостоянии могут повести только к попыткам, которые, оставаясь изолированными и опираясь исключительно на ваши силы, не будут иметь успеха. Они подготовят только самое тяжкое из социальных преступлений, а именно гражданскую войну между классами.

Рабочие Италии! Братья мои! Когда Христос пришел в мир и совершил в нем переворот, он не говорил о правах богатым, не имеющим нужды в их приобретении; не говорил о них и бедным, которые, быть может, злоупотребляли бы ими по примеру богатых; не говорил о выгоде и материальных интересах народу, который погубила выгода и материальные интересы, но говорил о долге, говорил о любви, о самопожертвовании, о вере, и сказал: больший из всех да будет всем слугою. И эти слова, раздавшиеся в среде общества, которому нечем уже было жить, воодушевили его, покорили миллионы, покорили весь мир и подвинули далеко вперед воспитание человеческого рода. Рабочие Италии! Мы живем в эпоху, подобную той. Мы живем в среде общества, в котором все одряхлело и омертвело, как некогда в Римской империи, и которое так же настоятельно нуждается в том, чтобы кто-нибудь поднял его, вдохнул новую жизнь, нуждается в преобразовании, целью которого будет ассоциация всех его членов, соединенных одною верой, одним законом, одною целью: идти к свободному развитию и усовершенствованию всех способностей, вложенных Богом в душу его созданий. Будем стремиться к тому, чтобы царствие Божие осуществилось на земле, чтобы земля могла быть приготовлением к небу, чтобы общество приближалось, все более совершенствуясь, к идеалу божественной мысли.

Но в каждом деянии Христа отражалось то учение, которое он проповедовал, и вокруг него были апостолы, всею своею жизнью запечатлевшие веру, принятую ими. Будьте подобны им, и вы победите. Проповедуйте о долге людям тех классов, которые притесняют вас, и исполняйте, насколько возможно, ваш собственный долг; проповедуйте о добродетели, о самопожертвовании, о любви; и сами будьте добродетельны и готовы к самопожертвованию и любви. Говорите смело о ваших нуждах и идеях; но без гнева, без ненависти, без угрозы: самой могущественной угрозой послужит ваша твердость, а не призыв к восстанию. Пропагандируя среди своих товарищей идею их будущего назначения, идею государства, которое даст им имя, воспитание, труд и пропорциональное вознаграждение, идею сознания миссии людей, внушая им необходимость борьбы, к которой они должны приготовиться, чтобы победить мрачные силы, правящие ими, и свергнуть иго чужестранцев, стремитесь в то же время к образованию, усовершенствованию, воспитывайте себя, чтобы быть в состоянии полнее осознать и совершеннее исполнить свои обязанности. В большей части Италии этот труд является непосильным для масс: никакой план народного воспитания не может быть осуществлен у нас без перемены материального положения народа и без политического переворота: льстящие себя этой надеждой и проповедующие это как необходимый подготовительный шаг ко всякой попытке эмансипации, проповедуют бездействие, и ничего больше. Но те немногие среди вас, которые находятся в более лучших условиях и имеют более свободного времени, должны, поскольку это будет возможно, отдавать его воспитанию. И если хоть немногие из вас проникнутся истинными принципами, от которых зависит воспитание народа, то и этого будет достаточно для того, чтобы распространить их между тысячами, направить по истинному пути и сохранить от софизмов и лжеучений, которые будут стремиться к их искажению.

II
Бог

Происхождение ваших обязанностей лежит в Боге.

Определение ваших обязанностей дано в его законе.

Прогрессивное выявление и применение этого закона принадлежит Человечеству.

Бог существует. Мы не должны и не желаем доказывать вам это: всякая подобная попытка казалась бы нам богохульством, равно как попытка отрицать это – безумием. Бог существует, потому что мы существуем. Бог живет в нашем сознании, в сознании Человечества, в окружающей нас Вселенной. В самые торжественные моменты радости или горя наше сознание взывает к Нему. Человечество могло изменять, искажать, но никогда не могло уничтожить его святое имя. Вселенная возвещает его порядком, гармонией, разумностью своего устройства и своих законов. Среди вас нет неверующих: если бы таковые и оказались, то они были бы достойны не презрения, но сожаления. Тот, кто может отрицать Бога посреди беспросветного мрака, перед гробом самых дорогих для него существ, перед лицом страданий, тот или в высшей степени несчастен, или в высшей степени безнравствен. Первым атеистом был, без сомнения, человек, совершивший преступление против людей и думавший, отрицая Бога, избавиться от единственного свидетеля, от которого нельзя было бы это утаить, и заглушить угрызения совести, мучившие его. Быть может, то был тиран, посягавший вместе со свободой на часть души своих братьев и пытавшийся заменить поклонением грубой силе веру в долг и бессмертную справедливость. Вслед за ним там и сям из века в век появлялись люди, благодаря заблуждениям философии проникавшиеся атеизмом, но их было немного, и они имели совесть; наконец, незадолго до нашего времени появились во множестве люди, которые в своем возбуждении против идеи о Боге, искажаемой и изменяемой в целях собственной выгоды кастой или тиранической властью, отрицали и самого Бога; но это был один момент, и в этот момент они поклонялись – такова была их потребность в Боге – божественному Разуму, божественной Природе. В наше время есть люди, которые с отвращением отворачиваются от всякой религии, видя испорченность современных сект и не желая верить в чистоту будущих, но никто из них не может назваться атеистом; есть священники, торгующие именем Божьим по корыстным расчетам; есть тираны, прикрывающиеся им и призывающие его в целях защиты своей тирании; но разве, если солнечный свет часто омрачается и затемняется грязными испарениями, мы можем отрицать самое солнце и живительное влияние его лучей на Вселенную? Разве можно проклинать свободу, если из этой свободы злые люди иногда создают анархию? Вера в Бога сияет бессмертным светом, несмотря на все обманы и искажения, которые люди нагромождают вокруг его святого имени. Обманы и заблуждения проходят, как проходят и тирании; Бог остается, как остается народ, образ Бога на земле. Подобно тому как народ, несмотря на гнет, страдание и бедность, завоевывает себе мало-помалу свободу, власть и сознание, так священное имя Бога восстает на обломках поверженных культов, окруженное сиянием культа более чистого, более пылкого и более разумного.

Итак, я говорю вам о Боге не для того, чтобы доказать его существование или сказать вам, что вы должны поклоняться ему, вы поклоняетесь ему, не называя его, всегда, когда чувствуете и сознаете свою жизнь и жизнь близких вам существ, но для того, чтобы сказать вам, как вы должны поклоняться ему, чтобы предостеречь вас от заблуждения, царящего посреди большинства людей, принадлежащих к тем классам, которые вами правят, или, по их примеру, и среди многих из вас, заблуждения тяжелого и пагубного, каковым является атеизм.

Это заблуждение есть, более или менее ясное, отделение Бога от его создания, от земли, на которой вы должны совершить путь вашей жизни.

Вам говорят с одной стороны: «Будьте покойны; Бог есть; но вы можете только признать его и поклоняться ему. Отношения же его к людям никто не в силах ни понять, ни объяснить. Этот вопрос противен Богу и вашей совести. Думайте по этому поводу все что вам угодно, но не предлагайте своего мнения другим; не ищите его приложения к современному порядку вещей. Политика – одно, а религия – другое. Не смешивайте эти две вещи.

Предоставьте каждому думать и верить по-своему: занимайтесь вообще только земными делами. Материалисты или спиритуалисты, все равно, ведь вы верите в свободу и в равенство людей? Хотите благосостояния большинства? Хотите всеобщего избирательного права? Так соединяйтесь же вместе для достижения этой цели; нет никакой нужды поднимать для этого вопросов, касающихся неба».

С другой стороны, вам говорят: «Бог есть; но он так велик, настолько выше всего созданного, что вы не можете надеяться достичь его.

Земля – прах. Жизнь – один день. Отдаляйтесь от первой, насколько возможно; цените вторую не больше, нежели она того заслуживает. Что значат в конце концов все земные интересы по сравнению с бессмертною жизнью вашей души? Думайте о ней; смотрите на небо. Не все ли вам равно, как проживете вы здесь, на земле? Вы умрете, и Бог будет судить вас по вашим мыслям не о земле, а о нем. Вы страдаете? Благословляйте Господа, посылающего вам эти страдания. Земная жизнь есть испытание. Вы изгнанники на земле. Презирайте земное и будьте выше его. Посредством страданий, нищеты, рабства вы можете скорей обратиться к Богу и сделаться святыми, почитая его и прибегая к нему в молитвах, с верою в будущее, когда вам воздастся сторицею и с презрением ко всему мирскому».

Из тех, кто так говорит, первые не любят Бога, вторые его не знают.

Человек неделим, скажите первым. Вы не можете рассечь его надвое, и религии управляют миром. Индусы, верившие, что они произошли одни из головы, другие от рук, третьи от ног Брахмы, из божества, разделили соответственно этому свое общество на касты, предписав одним занятие интеллектуальным трудом, другим – военным делом и сделав из третьих рабов, причем права каждой касты были наследственными; этим они осудили себя на неподвижность, и они остаются в таком положении и останутся в нем до тех пор, пока не потеряют веры в этот принцип. Когда христиане объявили миру, что все люди – братья, потому что все они – дети единого Бога, то никакие учения законодателей и философов древности, утверждавшие существование двух человеческих пород, не могли помешать уничтожению рабства и отсюда – коренному переустройству общества. Каждому шагу вперед в области религии соответствует в истории человечества шаг вперед в области социального прогресса: следствием же вашей доктрины об индифферентизме в религии является не что иное, как анархия. Вы сумели разрушить, но не можете ничего создать: опровергните это, если можете. В силу преувеличения одного из принципов, содержащихся в протестантизме, от которого в настоящее время он хочет отделаться, – в силу выведения всех идей единственно из независимости личности вы пришли к чему? К анархии, то есть к притеснению слабого, в людских отношениях к свободе, то есть к издевательству над слабым, у которого нет ни средств, ни времени, ни уменья для отстаивания своих прав в вашем политическом строе; к эгоизму, то есть к оставлению на произвол судьбы слабого, не могущего помочь себе, – в морали. Мы же хотим Ассоциации[50]50
  Ассоциация – то же, что и кооперация. – Прим. ред. первого издания.


[Закрыть].

Каким образом достичь ее прочности, если она не будет состоять из братства, которое верит в одни правящие принципы, которое соединяет одна религия, которое клянется одним и тем же именем? Мы хотим воспитания; но как же должно оно совершаться, если не в силу принципов, содержащих выражения наших верований относительно происхождения, предназначения, законов, управляющих жизнью человека на этой земле? Мы хотим общего воспитания; но как осуществить его, если не будет общей веры? Мы хотим образования нации; но как достичь этого, если у нас нет веры в общую цель, в общий долг? И каким путем придем мы к сознанию общего долга, если не путем идеи о Боге и его отношения к нам? В самом деле, всеобщее избирательное право превосходная вещь; это единственное законное средство, благодаря которому страна может управляться без жестоких кризисов; но вообще избирательное право в стране, где царит одна вера, способствует выражению стремлений и воли нации; в стране же, лишенной общности убеждений, само собою, получат выражение лишь интересы, более сильные в численном отношении, следствием чего явится угнетение одних другими.

Все политические реформы в каждой антирелигиозной или равнодушной к религии стране будут продолжаться до той поры, пока этого будут хотеть каприз или интересы индивидуумов, но не далее. Опыт последних пятидесяти лет достаточно научил нас.

Другим, которые говорят вам о небесах, разграничивая их от земли, вы должны ответить, что небо и земля составляют одно, подобно тому, как составляют одно путь и конечная цель пути. Не говорите, что земля – прах, земля создана Богом; Бог создал ее затем, чтобы через нее мы возвысились до Него. Земля – не страна искупления или испытания; это место, где мы должны трудиться для конечного совершенствования, чтобы перейти затем к сфере высшего существования. Бог создал нас не для созерцания, но для деятельности: он создал нас по образу своему, а он есть Мысль и Действие, ибо нет в нем мысли, которая тотчас же не превращалась бы в действие. Мы должны, говорите вы, презирать все мирское и попрать земную жизнь, чтобы обратиться к небесной; но что же такое земная жизнь, если не прелюдия к небесной, не стремление к ее достижению? Разве вы не замечаете, что, благословляя последнюю ступень лестницы, по которой должны подняться все мы, и проклиная первую, вы обрываете наш путь? Жизнь души священна в каждом из периодов своего существования; в период земной, равно как и в других, которые последуют; ибо каждый период должен служить приготовлением к другому, каждое временное развитие должно послужить для постоянно восходящего совершенствования жизни бессмертной, которую Господь даровал каждому из нас и всему человечеству. Итак, Господь поселил вас здесь, на земле. Господь поселил вас посреди миллионов существ, вам подобных, коих мысль питается вашею мыслью, совершенствование идет вперед вместе с вашим, и жизнь оплодотворяется вашею жизнью; он даровал вам, чтобы спасти вас от опасностей одиночества, потребности, которых вы не в состоянии удовлетворить, оставаясь разобщенными; он даровал вам преобладающие социальные инстинкты, которые дремлют в дурных людях и отличают вас от этих последних; он поселил вас в том мире, который вы зовете Материей, – мире, исполненном красоты и жизни, той жизни, которая, не забывайте этого, каждый миг дает вам почувствовать, что она отмечена Богом, но которая тем не менее зависит в своих проявлениях от вас самих, и в степени своего могущества – от интенсивности и успешности вашей деятельности; он даровал вам способность горячего сочувствия, и вы испытываете чувство жалости к тому, кто страдает, радости за того, кто счастлив, гнева против того, кто притесняет живое создание, непрестанного стремления к Истине, восхищения перед Гением, открывающим нам часть этой истины, энтузиазма по отношению к тому, кто передает эту истину всем с целью достичь общего блага, религиозного преклонения перед тем, кто, не имя возможности добиться ее торжества, умирает мучеником, запечатлев своею кровью свидетельство о ней, и вы отрицаете, презираете эти указания вашего назначения, дарованные вам Богом, и даже проклинаете их, призывая нас сосредоточить все силы в деле внутреннего очищения, несовершенного и невозможного, когда оно является единичным! И разве Бог не карает того, кто испытывает его таким образом? Не унижает раба? Не погружает в чувственные интересы, в слепую бессознательность того, что вы зовете Материей, – половину души бедного поденщика, вынужденного забыть, погасить в себе божественную жизнь, – посреди бесконечного физического труда, без светоча образования? Разве религиозная вера была живее в лице русского крепостного, чем в лице поляка, сражающегося в битве за родину и свободу? И любовь к Богу – более горячей в лице униженного подданного папы или короля-тирана, чем в лице ломбардца-республиканца двенадцатого века и флорентинца четырнадцатого? Там, где Дух Божий, там и свобода, сказал один из могущественнейших апостолов, которых мы знаем; и религия, которую он проповедовал, провозгласила уничтожение рабства; кто может постигнуть и достойно чтить Бога, пресмыкаясь у ног его творения? Ваша вера не есть религия, это секта людей, которые позабыли о своем происхождении, о битвах, в которых их отцы сражались против омертвевшего общества, и о победах, изменивших лицо земли того мира, который так презирается вами, созерцателями.

Всякая сильная вера, возникающая на обломках старых, преобразовывает существующий социальный порядок, потому что всякая сильная вера стремится обнять все отрасли человеческой деятельности; потому что земля всегда, во все эпохи, стремилась слиться с небом в том, во что она верила; потому что вся история человечества повторяет под различными формами и в различной степени, согласно с эпохой, слова Молитвы Господней: «Да приидет царствие Твое яко на небеси и на земли». Да приидет царствие Твое яко на небеси и на земли: о, братья мои, поймите и примените их лучше, чем прежде, эти слова вашей веры, эту вашу молитву. Повторяйте ее и старайтесь, чтобы она осуществилась. Пусть другие пытаются убедить вас в необходимости пассивного повиновения, равнодушия ко всему земному, подчинения всякой временной власти, хотя бы и неправедной, приводя вам в доказательство следующие неправильно понятые слова: «ВоздадитеКесарево Кесарю, а Божие – Богу». Но могут ли они назвать что-нибудь, не принадлежащее Богу? Ничто не Кесарево, если не согласно с божественным законом. Кесарь, иными словами, временная власть, гражданское правительство, является лишь уполномоченным исполнителем, поскольку позволяют его силы и время, того, что начертано Богом; если он изменяет своему назначению, то не только ваше право, но ваш долг сменить его. Разве не призваны вы здесь, на земле, трудиться над развитием понятия о Боге, поскольку это в ваших средствах и в вашей сфере? К чему послужит проповедь веры в единство человеческого рода, являющееся необходимым следствием Единства Божия, если вы не будете трудиться над его осуществлением, борясь с произвольным разделением, враждою, разобщающей различные народы, которые образуют тем не менее единое Человечество? К чему послужит вера в человеческую свободу, основания человеческой ответственности, если мы не будем стремиться к тому, чтобы разрушить все препятствия, стоящие на пути к первой и порочащие вторую? К чему говорить о братстве, когда мы допускаем, чтобы наши братья были унижаемы, презираемы и попираемы каждый день? Земля есть наша мастерская: не будем проклинать ее, но будем ее благословлять. Материальные силы, которые мы находим вокруг себя, – это наши орудия труда; не будем отвергать их, но будем направлять их на доброе.