Текст книги "Сэру Филиппу, с любовью"
Автор книги: Джулия Куин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
ГЛАВА 7
…Я очень скучаю. Колин, ты должен вернуться домой. Никогда я еще так не скучала, как сейчас без тебя. Еще минута – и я не выдержу этой скуки. Ради Бога, вернись! Видишь, я уже начала повторяться – третий раз пишу про скуку, а это верный признак того, что я действительно ее испытываю.
Из письма Элоизы Бриджертон брату Колину, когда тот путешествовал по Дании. На это письмо Элоиза так и не получила ответа.
Весь остаток дня Элоиза провела в саду, лежа в роскошном и очень удобном шезлонге, привезенном, как она решила, из Италии – по ее наблюдениям, ни англичане, ни французы, какими бы искусными мастерами они ни слыли, все же не умели делать такую удобную мебель, как итальянцы.
Элоиза не привыкла подолгу отдыхать в шезлонгах, на диванах и кушетках. Но поскольку Филипп, похоже, на весь день предоставил ее самой себе, да к тому же она была не совсем здорова, Элоизе не оставалось ничего другого.
Ровным счетом ничего другого, кроме как лежать в уютном шезлонге, не думая ни о чем и наслаждаясь природой. О чем, скажите на милость, ей думать? Не о том же, что маленькие чудовища сэра Филиппа (Элоиза готова была поклясться, что в письмах своих он ни разу о них не упоминал) наградили ее синяком, а сам Филипп на весь день покинул ее!
А день сегодня очень неплохой – безоблачное небо, легкий, приятный ветерок… В такой день можно позволить себе не думать ни о чем.
Но никогда еще Элоиза не испытывала такой скуки. Сидеть весь день неподвижно и смотреть на облака было не в ее характере. Натура Элоизы требовала хотя бы какого-нибудь действия – прогуляться по дорожке, посмотреть на растения в саду, только не сидеть, бессмысленно уставившись на горизонт.
А если уж и сидеть в шезлонге, то хотя бы не одной, а в чьей-нибудь компании. Вдвоем даже смотреть на облака было бы веселее – один мог бы сказать другому: “Смотри, вон то облако похоже на кролика, а то на овечку, правда?”
Но сэр Филипп занят, как всегда, в своей оранжерее – со своего места Элоиза могла видеть оранжерею и мелькавший время от времени за ее стеклом силуэт. Ей хотелось бы присоединиться к нему хотя бы уже потому, что его растения все-таки интереснее, чем облака.
Но понравится ли это Филиппу после того, как он весьма прозрачно намекнул ей, что желает побыть один? Филиппа явно не устраивала ее компания, и это казалось Элоизе очень странным. Ведь они уже начали так хорошо ладить – и вдруг он ни с того ни с сего заявляет, что его ждет работа, и бежит от своей гостьи, словно от прокаженной. Странный мужчина!
Элоиза взялась за книжку, которую прихватила с собой из библиотеки Филиппа. Нужно хотя бы почитать, а то эта скука ее совсем доконает!
Но Элоиза открывала книгу уже в четвертый раз и все никак не могла сдвинуться с первой страницы. Мысли ее были слишком далеки от того, что она пыталась прочитать.
Что ж, сама виновата – взяла первую попавшуюся книжку, даже не посмотрев на ее название. Ну что это такое? “Папоротниковые растения”? Неудивительно, что она не понимает в этой книге ни строчки! Не хватало еще, чтобы Филипп увидел ее с этой книжкой – подумает, что она и вправду интересуется ботаникой, как и он. Придется ей тогда выслушивать от него научную лекцию о том, чем размножение папоротников отличается от размножения каких-нибудь мхов…
Элоиза все-таки заставила себя прочитать пару страниц, но, попроси ее кто-нибудь пересказать прочитанное, она не смогла бы этого сделать и под дулом пистолета. То ли действительно текст был слишком заумным, то ли просто мысли ее были заняты другим…
Нет, это невозможно! Отложив книгу, Элоиза поднялась и решила немножко пройтись – хотя бы для того, чтобы проверить, в каком она состоянии. Походив немного и убедившись, что злополучное бедро болит не так уж сильно, Элоиза направилась к густым зарослям шиповника, росшего неподалеку. Склонившись над одним из цветков, Элоиза понюхала его. Бутон еще не полностью раскрылся, для этого было еще слишком рано – ведь еще только май, – но уже имел запах и…
– Эй, что вы здесь делаете, черт побери?
От неожиданности Элоиза чуть было не свалилась в колючий куст, но от новой травмы ее спасло то, что в последний момент она все-таки смогла взять себя в руки. Она обернулась.
– Ах, это вы, сэр Филипп! – удивленно проговорила Элоиза, хотя, собственно, трудно было ожидать, что это мог быть кто-то другой.
– Вы, кажется, собирались отдыхать! – Взгляд Филиппа был суровым.
– А я что делаю? – пожала плечами она.
– Но вы должны были сидеть в шезлонге!
– Мне стало скучно, – призналась Элоиза.
– Но ведь вы, по-моему, собирались читать книгу?
– Я ее уже всю прочитала, – солгала его гостья. Филипп недоверчиво посмотрел на нее.
– При вашем состоянии вам нужно сидеть! – Филипп был все так же суров.
– Ей-богу же, сэр, со мной все в порядке! – Элоиза легонько потерла бедро. – Уже не болит – разве что только чуть-чуть…
С минуту Филипп пристально смотрел на нее, словно хотел что-то сказать, но не знал, что. Судя по его виду, он покинул свою оранжерею в большой спешке – руки его и рубаха были перепачканы землей, земля под ногтями… Встретив подобного субъекта где-нибудь в Лондоне, Элоиза, пожалуй, была бы перепугана не на шутку, но здесь, в сельской глуши, неухоженность Филиппа придавала ему даже некоторое очарование. Было в нем что-то первобытное в хорошем смысле этого слова…
– Мисс Бриджертон, я не смогу работать, если не уверен, что с вами все в порядке! – проворчал он.
– Тогда не работайте! – фыркнула Элоиза.
– Но то, чем я занят, нельзя бросить на середине! – Филипп сейчас напоминал Элоизе упрямого ребенка.
– Хорошо, тогда я буду присутствовать при вашей работе. – Не дожидаясь ответа Филиппа, Элоиза направилась мимо него к оранжерее. Может быть, такая навязчивость и не очень вежлива, но как еще они решат, смогут ли подойти друг другу, если не будут общаться?
Филипп хотел было схватить ее за руку, однако вовремя вспомнил, что его руки перепачканы землей.
– Мисс Бриджертон… – начал он.
– Разве я не смогу вам пригодиться в качестве помощницы? – передернула плечами она.
– Спасибо, не надо, – не терпящим возражений тоном произнес Филипп.
Элоиза остановилась и в упор посмотрела на него.
– Сэр Филипп, – проговорила она, – могу я задать вам один вопрос?
Обескураженный таким поворотом разговора, Филипп лишь слегка кивнул.
– Почему вчера вы были… совсем другим?
Филипп недоумевающе посмотрел на нее.
– Простите, не понимаю! – пробормотал он.
– Сэр Филипп, – Элоиза едва удерживалась от того, чтобы скрестить руки на груди и заговорить менторским тоном, – у меня создается впечатление, что сейчас передо мной совсем другой человек – не тот, с которым я вчера сидела за ужином, который водил меня по дому, показывая портреты, а потом по оранжерее… Тому, как мне показалось, нравилась моя компания!
Филипп с удивлением посмотрел на нее.
– Мне нравится ваша компания, мисс, – сказал он, наконец.
– Тогда почему вы оставили меня одну? Я скучаю уже целых три часа!
– Не три часа – вы преувеличиваете, – невозмутимо отрезал он.
– Ну, два…
– С тех пор как я покинул вас, прошло всего сорок пять минут.
– Хорошо, пусть будет по-вашему – сорок пять минут… – Не по-моему, а так, как есть на самом деле.
– Хорошо, – согласилась Элоиза, понимая, что Филипп, скорее всего, прав – трех часов уж никак не прошло.
– Мисс Бриджертон! – произнес Филипп. Тон его был все так же резок.
“Он явно избегает называть меня Элоизой. Как не похож его голос на тот, каким был вчера, когда он называл меня по имени и целовал…”
– Мисс Бриджертон, – продолжал Филипп, – как вы и сами могли бы догадаться, после того, что случилось сегодня утром, у меня плохое настроение. Не желая отравлять его и вам своей кислой физиономией, я поспешил покинуть вас.
– Понятно. – Элоиза была немного задета высокомерием, прозвучавшим в его тоне.
– Ну вот и хорошо, – проговорил Филипп.
Но Элоиза так не думала. Несмотря на ее ответ, единственное, что ей было понятно, – это то, что Филипп явно чего-то недоговаривает. Нет, это правда – сегодняшний инцидент и в самом деле испортил ему настроение, но, похоже, есть и еще какая-то причина, почему он избегает ее общества.
– Пожалуйста, – проговорила Элоиза, – оставайтесь, если хотите, наедине с вашей работой.
Филипп внимательно посмотрел на нее.
– А что собираетесь делать вы? – спросил он.
– Ну, прогуляюсь по саду…
– Нет, – категорически заявил он, – гулять вы не будете.
“Так-то он заботится обо мне! – недовольно подумала Элоиза. – Что это за командный тон?!”
– Сэр Филипп, смею заверить вас, что со мной все в порядке. Выгляжу я, может, и неважно, но чувствую себя вполне…
– Лучше бы было наоборот, – проворчал он, – чувствовали бы вы себя хуже, но выглядели бы получше!
Элоиза поморщилась. Да, со своим огромным черным синяком на бледном лице она действительно выглядела так, что способна была напугать кого угодно, но стоило ли Филиппу ей об этом напоминать?
– Что ж, – усмехнулась она, – если мой вид вас пугает, то постараюсь не попадаться вам на глаза!
Филипп молчал, но был явно недоволен – от взгляда Элоизы не укрылось, как вздувается жила у него на виске. Элоиза отметила это не без злорадства – стало быть, ей удалось-таки задеть его за живое!
– Я пойду, сэр Филипп. – Элоиза повернулась и направилась в ближайшую аллейку.
– Подождите! – Одним прыжком Филипп оказался у нее на пути. – Я запрещаю вам гулять!
Элоиза хотела было спросить: “И как вы этого добьетесь? Уж не свяжете ли меня?”, – однако в последний момент она все-таки прикусила язык: а вдруг ему и впрямь придет в голову воспользоваться этой идеей?
– Сэр Филипп, – проговорила она, – я не понимаю, почему… Что вы делаете, сэр?!
Подхватив Элоизу, словно пушинку, Филипп понес ее к шезлонгу, ворча себе под нос что-то о женском упрямстве. Дойдя до шезлонга, Филипп довольно грубо опустил на него Элоизу.
– Лежите здесь! – строго скомандовал он.
– Вы не смеете приказывать мне! – Элоиза была вне себя.
– Черт побери, Элоиза, с вами не хватит никакого терпения!
Элоиза нахмурилась.
– Как мне еще заставить вас не покидать этого шезлонга? – уже немного остыв, проговорил он.
– Вы не сможете меня заставить.
– Хорошо, черт с вами – гуляйте где хотите, хоть отправляйтесь пешком до самой Франции… Я умываю руки!
– Пешком до Франции? От Глостершира?
– С вашим упрямством вы дошагаете и до Индии! С вашего позволения, мисс.
И Филипп удалился, оставив Элоизу в том самом шезлонге, с которого она встала минут десять назад. Элоиза была так поражена его внезапным уходом, что даже забыла о своем намерении прогуляться.
* * *
Если поначалу Филипп еще сомневался, что, встретив Элоизу в саду, повел себя как идиот, то отказ гостьи разделить с ним ужин окончательно уверил его в этом. Элоиза заявила, что предпочтет поужинать в своей комнате. После того, как Филипп покинул ее и ей пришлось провести день в одиночестве, этот жест был явно демонстративным.
В результате Филипп сейчас сидел за столом один. Впрочем, к этому ему было не привыкать. При жизни Марина почти не покидала своей спальни, а после ее смерти и вообще некому было разделить с Филиппом трапезу. Казалось бы, ужин в одиночку не был для Филиппа чем-то из ряда вон выходящим. Так почему же сейчас, когда рядом нет Элоизы Бриджертон, он не знает, куда деться от щемящей тоски? В течение всего ужина Филипп был молчалив, угрюм, ворчал на ни в чем не повинных слуг только потому, что причина мрачного настроения хозяина для них не была секретом – они знали, что мисс Бриджертон отказалась с ним ужинать.
Ворча что-то себе под нос, Филипп рассеянно жевал бифштекс. Он пытался убедить себя, что хозяин не должен обращать на слуг внимания, но быть объектом сплетен – пусть даже в кругу собственных слуг – было малоприятно. Те, что не прислуживают ему сейчас за столом, наверняка уже смакуют все подробности инцидента у себя на кухне…
Филипп сердито отправил в рот еще один кусок бифштекса. Интересно, съел ли кто-нибудь из слуг ту злополучную рыбу, которую Элоиза подложила Аманде?
Филипп все еще сидел за ужином, лениво ковыряя пудинг, хотя уже был сыт после супа и бифштекса. Но он не спешил подниматься из-за стола – а вдруг Элоиза все-таки передумает и присоединится к нему? Хотя надежда, конечно, была слабой, учитывая ее упрямый характер…
Наконец, когда уже не осталось сомнений, что к ужину она не явится, Филипп стал размышлять, не пойти ли ему самому к ней.
Филипп был убежден, что Элоиза хотела бы, чтобы он пришел к ней, но пришел с извинениями. И даже не обязательно произносить их вслух, надо только своим видом дать понять, что он признает вину.
И Филипп был готов на это, он готов был переступить через свою гордость. Он даже готов был умолять Элоизу выйти за него замуж на коленях, если бы она хоть одним словом обмолвилась, что согласна остаться и заменить его детям мать.
Да, Филипп готов был это сделать. Более того, он хотел бы сделать это сейчас же, не откладывая. И если медлил, то не из-за нерешительности – просто не знал, как именно это сделать.
Эх, если бы он был таким, как Джордж – покойный брат! Привлекательный, галантный мужчина, Джордж не сомневался в своей неотразимости для женщин. Он не стал бы беспокоиться, что слуги станут сплетничать о нем за его спиной – и не потому, что ему не было до этого дела, а потому, что суждение слуг о нем всегда было неизменным.
“Сметлив же, однако, наш молодой хозяин!” – говорили обычно они, одобрительно кивая головами.
Филипп же, в противоположность брату, рос тихим, задумчивым и гораздо меньше, чем Джордж, подходил на роль отца семейства и хозяина огромных владений. Филипп намеревался навсегда покинуть Ромни-Холл и осесть где-нибудь поближе к Кембриджу. Джордж же, как предполагалось, должен был вступить во владение отцовским поместьем, жениться на Марине и произвести с ней на свет с полдюжины очаровательных детей, которые смотрели бы на Филиппа как на чудаковатого дядю, живущего где-то далеко от них и с головой погруженного в одному ему понятные эксперименты с растениями.
Но человек, как говорится, предполагает, а Бог располагает. Все изменилось в одночасье – красавцу и ловеласу Джорджу суждено было погибнуть на поле брани в далекой Бельгии, а Филиппу – обосноваться в Глостершире, как бы унаследовав судьбу, которую все прочили его старшему брату.
Англия, в конце концов, вышла победительницей из той войны… Но что радости в этом было Филиппу, если отец отозвал его из университета? Против увлечения Филиппа ботаникой Томас Крейн не возражал, считая, что раз поместье достанется старшему сыну, то младшему придется зарабатывать на жизнь своим трудом – пусть тогда будет, как он сам хочет, ученым. Теперь же, когда Филиппу предстояло стать наследником большого хозяйства, отец решил, что университетская наука ему ни к чему – пусть лучше постигает премудрости управления поместьем.
По сути дела, отец задался целью сделать из Филиппа второго Джорджа – Джордж всегда был его любимчиком. Но Филипп-то понимал, что они с братом абсолютно разные.
А потом у отца случился сердечный приступ. После этого он стал угасать буквально на глазах и очень скоро умер. В глубине души Филипп подозревал, что понимает, в чем причина смерти отца. Крейн-старший был явно растерян, не зная, как вести себя с сыном – тот стал взрослым, и теперь его уже не положишь на колено и не задашь порку. А обращаться с детьми по-иному Томас, по-видимому, не умел.
Так Филипп стал сэром Филиппом, баронетом, со всеми вытекающими отсюда правами и обязанностями, которых, Бог свидетель, он вовсе не хотел.
Без сомнения, Филипп любил своих детей. Но как с ними обращаться, как их воспитывать? Этому ведь ни в каком университете не учат… Филипп чувствовал, что дети словно все время ускользают от него.
Что же касается поместья, то здесь Филипп мог быть спокоен. Видимо, не зря он все-таки обучался ботанике в университете: применив свои знания, Филипп добился того, что поля стали давать такие урожаи, каких не было и при покойном отце.
Филипп тяжело вздохнул. В этом-то и штука – с растениями, увы, гораздо проще: привил, удобрил как надо – и полный порядок… А вот с детьми… Едва ли не каждый день приносил новые сюрпризы, по сравнению с которыми прежние были уже мелкими и невинными шалостями, хотя, казалось бы, после приклеенных волос мисс Локхарт и подбитого глаза Элоизы трудно было что-нибудь придумать. Филипп пытался воздействовать на детей и по-хорошему, и по-плохому… Но каждый раз, что бы Филипп ни делал, это оказывалось совсем не тем, что было нужно, и не давало никакого результата, если не считать потрепанных нервов.
Так было всегда – до вчерашнего вечера. В первый раз, наконец, Филипп нашел нужные слова, нужный стиль поведения, чтобы приструнить Аманду. И помогло ему в этом, как ни странно, присутствие мисс Бриджертон. То, что она была рядом, словно придавало Филиппу уверенности, ясности в мыслях, спокойствия в поведении. Главным, пожалуй, было то, что, взглянув на ситуацию ее глазами, Филипп впервые заметил в ней смешную сторону. До этого увидеть ее ему, очевидно, мешал гнев, мутивший его разум.
И это тоже убеждало Филиппа в том, что Элоиза должна остаться и стать его женой. Значит, он должен немедленно пойти к ней и попытаться помириться.
Должен ли? Нужны ли здесь объяснения, не рискует ли он лишь испортить все еще больше? Стоит ли возвращаться к этому случаю – ведь, по сути дела, он не стоит и выеденного яйца? Может, лучше просто забыть о нем?
* * *
Элоиза проснулась рано – впрочем, в этом не было ничего удивительного, если вспомнить, что вечером она легла уже в половине девятого. На душе у нее было муторно. Не успела она вчера послать Филиппу записку, чтобы он не ждал ее к ужину, как сразу же начала жалеть о том, что обрекла себя на добровольное заточение.
Весь прошлый день Элоиза злилась на Филиппа, потому и не могла мыслить здраво – эмоции, как известно, заглушают разум. Элоиза терпеть не могла ужинать в одиночку, когда тебе нечего делать, кроме как сидеть, уставившись в стоящую перед тобой тарелку с картошкой. Это в сто раз хуже, чем общество сэра Филиппа, даже если он в гнуснейшем настроении.
Был в недовольстве Элоизы и практический момент: несмотря на все их с Филиппом размолвки, Элоиза пока не сделала окончательного вывода, что они не подходят друг другу. Для того чтобы склониться к тому или иному решению, нужно изучить Филиппа получше. А как она это сделает, если они не будут общаться?
Да, большую часть времени Филипп выглядит мрачным, нелюдимым медведем, но Элоиза же видела, каким он может быть, когда улыбается! Она вдруг поняла, почему многие молодые леди без ума от ее брата Колина, который самой Элоизе казался вполне заурядным. Все дело в его обворожительной улыбке…
Стоило Филиппу улыбнуться, как он преображался. В глазах его начинали играть озорные искорки, взгляд становился лукавым, словно его обладателю были известны некие тайны бытия, недоступные простым смертным. Взгляд Филиппа выражал мудрую, немного грустную иронию.
Элоизе не раз приходилось видеть обворожительные мужские улыбки – все-таки она же привлекала к себе внимание мужчин. Но Элоиза принадлежала к гордому, независимому семейству Бриджертонов и имела достаточно сильный иммунитет, чтобы не таять от взгляда каждого встреченного ею привлекательного мужчины.
По крайней мере, так было до сих пор… Но в улыбке сэра Филиппа было что-то особенное. В ней была некая застенчивость, словно бы он не привык улыбаться женщинам. Было в этой улыбке и что-то еще, говорившее Элоизе, что, если им с Филиппом все-таки суждено будет стать мужем и женой, он будет всю жизнь дорожить ею. Полюбить ее он, возможно, так и не полюбит, но ценить ее достоинства, несомненно, будет.
Именно поэтому Элоиза не спешила собирать вещи и уезжать, несмотря на то что поведение Филиппа казалось ей не особенно вежливым.
Почувствовав урчание в желудке, Элоиза поспешила в столовую, однако лакей сообщил ей, что хозяин уже позавтракал и покинул дом. Элоиза решила все-таки не делать из этого вывода, что Филипп по-прежнему намеренно избегает ее общества. Просто, должно быть, он подумал, что она встанет не слишком рано, и не стал ждать ее.
Элоиза решила поискать Филиппа в оранжерее, но и там его не было. Куда же он пошел? Но вместо того чтобы выяснять это, Элоиза вдруг решила провести время в другой компании. Оливер и Аманда ведь обещали как-нибудь посвятить ей день, не так ли?
Элоиза решительно направилась снова к дому. Почему бы, в конце концов, не погулять с ними сейчас?
– Не хотите искупаться?
Оливер посмотрел на Элоизу словно на сумасшедшую.
– Я лично хочу, – проговорила она. – А вы как?
– Нет, – проворчал мальчик, словно маленький старичок.
– А я хочу! – заявила Аманда.
Брат, покосившись на нее, скорчил недовольную гримасу, но и Аманда не осталась в долгу – показала ему язык.
– Я люблю купаться, – продолжала девочка, – и Оливер тоже. Просто он все еще злится на вас, потому и не признается.
– Не думаю, что это хорошая идея, мисс, – проронила няня.
Элоизе сразу не понравилась эта мрачная дама неопределенного возраста. Вид у няни был такой, словно она находила садистское удовольствие в том, чтобы тянуть детей за уши и выкручивать им руки. Куда смотрел Филипп, нанимая для детей такую няню?
– Почему? – пожала плечами Элоиза. – Вода сейчас уже теплая – весна в этом году выдалась очень ранняя. Искупаться будет и приятно, и полезно для здоровья.
– Тем не менее… – начала няня, явно недовольная, что какая-то неизвестно откуда взявшаяся девица посмела покуситься на ее авторитет.
– Обещаю, что время пройдет для них с пользой, – заявила Элоиза. – Я расскажу им о чем-нибудь, это заменит им урок. На данный момент, если не ошибаюсь, они лишены гувернантки?
– Да, она ушла, после того как эти маленькие чудовища приклеили…
– Из-за чего бы она ни ушла, – прервала ее Элоиза, не собираясь выслушивать, что они сделали с гувернанткой, – я думаю, после ее ухода на вас легла двойная нагрузка. Неужели вы не хотите, чтобы я вам помогла? На сегодня вы можете быть свободны, мисс! Неужели вас это не радует?
– Откровенно говоря, – призналась та, – отдохнуть денек я бы не отказалась. Съездила бы в город…
– Хорошо. Считайте, что это решено. – Элоиза мысленно поздравила себя с маленькой победой. – Желаю вам приятно провести время, мисс.
Дама, все еще ошеломленная, поспешила к выходу. Элоиза, не дожидаясь, пока она передумает, закрыла за ней дверь. Затем она с победным видом повернулась к детям.
– Вот здорово! – не скрывая своего восхищения, воскликнула Аманда. – Вы молодец, мисс Бриджертон!
Оливер лишь слегка кивнул, по-прежнему выдерживая характер, но, судя по всему, он тоже был согласен с сестрой.
– Ненавижу мисс Эдвардс! – поморщилась Аманда.
– О взрослых так не говорят, – одернула ее Элоиза, хотя в душе была готова поддержать девочку.
– Она такая мерзкая! – фыркнул Оливер.
– Мы бы хотели, чтобы к нам вернулась мисс Милсби, – заявила его сестра. – Но она не может – ухаживает за матерью. Она больна.
– То есть, – пояснил Оливер, – Аманда хотела сказать, что больна ее мать, а не мисс Милсби.
– Я поняла, – кивнула Элоиза. – И давно здесь эта мисс Эдвардс?
– Очень давно, – вздохнула Аманда. – Пять месяцев.
– Мне кажется, – начала Элоиза, – она не такая уж и плохая, эта мисс Эдвардс…
– Она ужасная! – перебил ее Оливер.
Элоиза понимала: она должна повторить, что о взрослых так говорить нельзя, но защищать эту Эдвардс ей совершенно не хотелось.
– Не важно, – махнула она рукой. – Как бы то ни было, этот день вам предстоит провести со мной.
Робко шагнув вперед, Аманда взяла ее за руку.
– Вы мне нравитесь, мисс Бриджертон! – призналась она.
– Ты тоже мне нравишься, – заявила Элоиза, с удивлением почувствовав, как на глазах ее выступают слезы.
Оливер молчал. Элоиза не обижалась на это – со временем и он оттает, как и его сестра. Неудивительно, что эти дети так нелюдимы – мать оставила их. Не бросила – умерла, но ведь лишиться матери так тяжело, особенно, в столь юном возрасте.
Элоиза отлично помнила, как долго, в течение нескольких месяцев, она не могла прийти в себя после смерти отца, как цеплялась все время за мать. Элоиза тогда постоянно старалась держать мать за руку или хотя бы просто быть рядом с ней, словно боялась, что и мама может уйти вслед за отцом.
Удивительно ли, что дети принимали в штыки новую няню? Прежняя, мисс Милсби, возможно, была их няней с младенчества, и пережить после смерти матери еще и разлуку с любимой няней наверняка было для них вдвойне тяжело…
– Простите нас! – проговорила Аманда, покосившись на подбитый глаз Элоизы.
– Ничего, пройдет, – улыбнулась та. – Синяк мой страшен только на вид, а чувствую я себя нормально.
– Выглядит ужасно! – покачал головой Оливер. “Кажется, парнишка уже начал оттаивать!” – не без удовлетворения отметила про себя Элоиза.
– Да, – гордо кивнула она, – но для меня он словно боевой шрам для бойца, гордящегося своей победой!
– Вы считаете себя победившей? – скептически скривился Оливер.
– Конечно, – не моргнув глазом, заявила Элоиза. – Всякий, кому удалось вернуться домой с войны, уже может считать себя победителем.
– Выходит, дядя Джордж проиграл войну? – задумчиво спросила Аманда.
– Брат вашего отца?
– Да, – кивнула девочка. – Он погиб, когда мы еще не родились.
Элоиза задумалась: а знают ли они, что их мать должна была стать женой Джорджа? Скорее всего, нет.
– Ни в коем случае, – поспешила она заверить детей. – Ваш дядя герой!
– Значит, папа не герой? – заключил Оливер.
– Ваш папа не мог пойти на войну, потому что у него было много обязанностей дома… Но это слишком серьезный разговор, лучше пока отложим его. Сегодня такой солнечный день, давайте искупаемся?
– Давайте! – хором воскликнули дети.
Через несколько минут Аманда и Оливер, переодевшись в купальные костюмы, уже бодро шагали вслед за Элоизой к пруду.
– А по пути займемся арифметикой! – предложила она. К удивлению Элоизы, это предложение было встречено с бурным восторгом. Впрочем, близнецы даже не ожидали, что выяснять, сколько это шесть плюс восемь, будет совсем не скучно, а очень даже интересно…
