Текст книги "Изумрудное пламя"
Автор книги: Джулия Грайс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)
Глава 26
В эту ночь Эмеральде снились странные сны, хаотические и пугающие. Она и Одинокий Волк наконец уснули на разных меховых кроватях, обнаженные и опустошенные. Но и во сне она не была от него свободна. Музыка флейты, вибрирующая и чувственная, казалось, преследует ее даже во сне.
Много раз за ночь, полусонная, она чувствовала, как он входил в нее, двигаясь медленно и ритмично, приводя ее в такой экстаз, что она кричала от наслаждения. Потом опять проваливалась в черноту.
И снова ей снился сон: она стоит возле вигвама. Над ней небо в серебряных облаках. Ей страшно и одиноко. Но она не одна: с отвесного откоса у дальнего края поляны спускается волк. Его янтарно-желтые глаза с темными бездонными зрачками притягивают ее к себе, завораживают, лишают воли.
И вдруг раздался выстрел. Грудь волка разорвалась, и из нее брызнул фонтан крови.
Эмеральда проснулась, заскулив от страха. Она села. Сердце ее колотилось как бешеное. Должно быть, она плакала во сне, так как лицо ее было влажным. Она была в вигваме, на хорошо продубленных кожаных стенах висела такая же кожаная одежда с изображением воинов, бьющихся друг с другом.
Она медленно перевела взгляд туда, где спал Одинокий Волк. Он был наг и лежал на боку. Во сне он выглядел обычным человеком: таким же уязвимым и беззащитным, как и все спящие.
Эмеральда села и оглядела себя: крутые бедра, округлые пышные груди. Она вспомнила звуки флейты, вкус горького напитка, руки и губы Одинокого Волка на своем теле…
Стыд и смятение охватили ее.
Все дело в этом зелье, подумала она, конечно, в нем. Наверно, оно содержит какой-то природный наркотик, который действует как средство, возбуждающее сексуальный инстинкт. И еще флейта, витая волшебная флейта, плод тайных знаний индейских шаманов. Это они лишили ее разума.
Неудивительно, что она отдала себя в его власть.
Одинокий Волк, продолжала она рассуждать, считает ее своей женой и может держать ее при себе столько, сколько захочет. И если он будет постоянно поить ее этим зельем, жизнь с ним покажется ей даже желанной.
Рано или поздно она приспособится, выучит их язык, будет носить индейскую одежду, научится выделывать бизоньи шкуры и готовить их еду. Она забеременеет от Одинокого Волка и родит ему ребенка. Со временем она примирится со своей судьбой, может быть, даже полюбит Одинокого Волка…
Она останется с индейцами, а Мэйс дойдет до Калифорнии без нее, решив, что она погибла. Он, конечно, когда-нибудь женится, может, на Труди Вандербуш, и она никогда больше не увидит его. Паника охватила ее. Индейцы воспитают Тимми по своим законам. Они научат его охотиться и делать оружие, считать скальпы и носить перья на голове. Тимми еще очень мал и легко поддается обучению, в нем есть та храбрость, которая их восхищает. Когда-нибудь он станет таким, как Перо, и забудет о своем происхождении…
Этого нельзя допустить, подумала Эмери, что-то должно произойти, что поможет им спастись. Но что?
Она придумывала то одно, то другое, но все тут же отбрасывала как неосуществимое. Во-первых, она не знала, где индейцы держат Тимми, но даже если ей удастся найти его и взять с собой, то как достать лошадей, пищу, воду, чтобы добраться до каравана, а без всего этого они просто погибнут от голода и жажды или их разорвут дикие звери. Да и где теперь искать этот караван? И все же они с Тимми должны попытаться. Эта мысль не покидала Эмеральду…
Она медленно сползла с меховой кровати, но еще до того, как успела дотянуться до своей одежды, Одинокий Волк проснулся. Секунду назад он сладко спал, а уже в следующую сидел – прямо на своем ложе. Движения его были легкими и быстрыми, как у рыси, глаза еверкали, усиливая сходство.
– Ой! – Эмеральда закрыла руками тело.
– Куда ты собралась, Зеленоглазая Женщина? – спросил он очень спокойно, но тон его был такой, что Эмери вздрогнула.
Ни один человек не может проснуться так сразу, подумала Эмери, разве что кошка.
– Я… Я собиралась одеться, – растерянно ответила она. – Мне холодно. И меня зовут не Зеленоглазая Женщина, а Эмеральда. Разве ты не знаешь? Эмеральда!
– Ты Зеленоглазая Женщина. Это твое индейское имя.
– Но я не хочу носить индейское имя! И я хочу вернуться к своим, к людям из каравана.
– Ты останешься здесь и будешь моей женой. Я видел это во сне.
– Во сне! Мне наплевать на твои сны! – Она понимала, что ведет себя вызывающе опасно, но ничего не могла с собой поделать. – Сон – это несерьезно, вот что я думаю! Человек не должен слепо верить снам.
Одинокий Волк помрачнел. На мгновение ей показалось, что он готов ударить ее. Но вместо этого он потянулся за штанами и затянул их вокруг талии.
– Прикрой свое тело, Зеленоглазая Женщина. – Лицо его оставалось жестким и холодным.
Эмери схватила кожаное платье и швырнула его в дальний угол вигвама.
– Я хочу свое платье! – шумела она, все больше распаляясь. – Куда вы его дели? Мне не нравится индейский костюм. Ты меня слышишь?
Одинокий Волк взглянул на нее с высокомерием, словно на невоспитанного ребенка.
– Ты будешь носить индейское платье или вообще никакого. Моя жена должна вести себя как индианка.
Эмеральда встретилась с ним глазами. Не выдержав его взгляда, она опустила глаза и, потянувшись за платьем, принялась натягивать его через голову. Резким движением она затянула пояс.
– Зачем было брать в жены меня? Почему бы тебе не жениться на другой девушке, например, на Встающем Солнце? Я уверена, что она была бы рада стать твоей женой.
Одинокий Волк скривил губы.
– Она вдова моего брата и тоже станет моей женой. Таков наш обычай. Чем больше жен, тем больше рук будут на меня работать. Встающее Солнце – искусная женщина. Она сможет сделать много красивой одежды.
«Господи, так у них многоженство!» – с ужасом подумала Эмери.
– У меня тоже умелые руки, – гордо ответила она. – Я хорошо рисую и тоже буду делать красивые вещи.
– Не сомневаюсь. – Он улыбнулся.
Она поняла, что Одинокий Волк ждал от нее именно этих слов: «Тоже буду делать красивые вещи». Это означало, что она его жена и остается с ним.
Не зная, как поставить его на место, Эмери решила рассказать ему свой сон о волке с янтарно-желтыми глазами.
– Ты говорил, что породнен с волками? – спросила она.
– Да.
– И ты видишь волков в своих видениях?
– Да.
– Ну так вот, прошлой ночью я тоже видела во сне волка с желтыми, как у тебя, глазами.
Она театральным жестом ткнула в него пальцем и с удовольствием отметила про себя, что ей удалось его смутить. Но он очень быстро вернул лицу обычное невозмутимое выражение.
– Расскажи мне свой сон, Зеленоглазая Женщина.
– Мне снилось, будто я стою у вигвама или, может, где-то еще, не помню, зато про волка я запомнила все. Я видела его с близкого расстояния. Он смотрел на меня. Он… наблюдал за мной долго, не двигаясь. Глаза у него были янтарно-желтые. А затем… Затем внезапно раздался выстрел. И волк был ранен, и он… – Она замешкалась.
– Продолжай, я хочу слышать твой сон.
– А затем он умер, – медленно сказала она. – Кровь брызнула из его груди. Он упал на траву и не поднялся.
– Это все?
– Да.
– Приготовь утреннюю еду, Зеленоглазая Женщина. Я голоден. – Он открыл полог вигвама и вышел.
Эмеральда растерянно смотрела ему вслед. Что она должна делать? Она не умела готовить индейскую пищу, и никто ей не мог показать. Она не знала, как делать ту работу, которая возлагалась на женщин, да и не собиралась учиться.
Отчаяние овладело ею. Она останется с индейцами навсегда, теперь она была в этом уверена. Ей придется стать индейской женщиной. Она никогда больше не увидит Мэйса Бриджмена, никогда не испытает прикосновения его рук, не увидит Калифорнию, куда так стремилась с радужными надеждами.
Эмери едва не закричала от боли. Но плакать нельзя. Собрав волю в кулак, она отбросила мысли о безысходности своего положения и вслед за Одиноким Волком вышла из вигвама.
Она кое-как приготовила варево, использовав остатки вчерашней трапезы. К ее удивлению, когда они оба поели, Одинокий Волк сообщил, что они возвращаются в лагерь.
Она искоса взглянула на него. На нем была яркая рубаха, а на шее бусы из когтей и раковин, костяной медальон, головной убор украшали перья. И вновь он превратился в странное бронзовое изваяние.
– Но мы ведь только пришли, – начала было она и тут же заставила себя замолчать.
Наверняка Одинокий Волк планировал праздновать свой «медовый месяц» несколько дней. Но сейчас он решил возвращаться. Не ее ли сон стал причиной тому? Если так, то удача улыбнулась ей: она встретится с Тимми. Эмери не собиралась бежать без него, и, кроме того, может, у мальчика есть какие-нибудь идеи…
– Собери вигвам, Зеленоглазая Женщина, – сказал Одинокий Волк. Он сел в тень под высокой сосной и наблюдал за ней.
– Собрать? – удивленно спросила она. – Но… я не знаю, как это делается, я даже не знаю, с чего начать. – Она испуганно смотрела на вигвам. Сооружение достигало тринадцати футов в высоту и казалось тяжелым, как гранитная глыба.
– Ты научишься.
– Но…
– Моя жена должна уметь делать женскую работу, – невозмутимо ответил он.
Эмеральда зло посмотрела на него:
– Женская работа! Покорно благодарю!
Она подошла к вигваму поближе. Она знала, что он наблюдает за ней, развлекаясь, и это приводило ее в еще большее бешенство.
Итак, он хочет, чтобы она выполняла «женскую работу», даже не удосужившись показать, как это делается. Ну что ж, она докажет ему, что белые женщины тоже на что-то способны.
Эмери несколько раз вдохнула поглубже, чтобы успокоиться, и огляделась. Тягловая лошадка мирно паслась на другом конце лужайки, широко расставив передние ноги. Когда она разберет вигвам, ей нужно будет сложить его и погрузить на повозку, как это делали индейские женщины.
С минуту она, подбоченясь, смотрела на вигвам. Он состоял из нескольких сшитых бизоньих шкур, натянутых на каркас из жердей. Дверь была сделана из двух отдельных шкур, укрепленных на отдельных деревянных планках.
Эмери решила начать с двери, и у нее получилось. Она потянула за шкуры, и они сползли вниз, обнажив скелет вигвама из десяти установленных конусом жердей, возвышающихся над беспорядочной кучей из меха и кожаных баулов с поклажей.
Эмеральда ухватилась за один из шестов и изо всех сил потянула его на себя, предварительно раскачав. Затем взялась за другой, и вскоре все они упали на землю, подняв облако пыли.
– Отлично, – пробормотала девушка. – С этим покончено.
Она посмотрела на Одинокого Волка, чтобы увидеть его реакцию. Но тот, отвернувшись, прогуливался взад-вперед по поляне, окруженной скалами, как форт стенами.
Эмеральда вспотела, сворачивая тяжелое меховое полотнище вигвама. Эту работу должны были выполнять по меньшей мере две женщины, а то и три. Наконец, справившись с этим, она потащила тюк к пасшейся рядом лошадке.
Животное фыркнуло и оскалило зубы, но Эмеральда была слишком разозлена, чтобы испугаться. Невдалеке она нашла седло и, как могла, закрепила его на лошади и затянула подпруги. Затем она принесла два шеста и прикрепила их к седлу. Закинув тюк на волокушу, она постаралась, крепко привязать его.
Потом Эмери принялась стаскивать многочисленные нарядные мешки и меховые подстилки. Те, которые не поместились, она приторочила к седлу.
«Вот так женская работа, – подумала она, смахивая пот со лба. – Ставить и разбирать вигвам, делать всю работу по лагерю, от снабжения водой до разделки убитых животных на мясо и выделки шкур, – все это входит в обязанности женщин. При этом мужчины отдыхают, как сейчас Одинокий Волк. Видно, индейские женщины вполне примирились и со своей участью, и с той работой, которую им приходится выполнять, но я никогда не смирюсь с этим».
Одинокий Волк стоял неподалеку и, нахмурившись, что-то рассматривал в пыли.
– Я закончила погрузку вигвама, – сказала она.
Он кивнул, даже не взглянув на нее, и Эмеральда вспыхнула от злости. В ее обществе тяжелая работа считалась мужской работой, а никак не женской.
Они оседлали коней и направились в лагерь. Эмери жадно всматривалась вдаль, надеясь увидеть Тимми.
Но когда они приехали в лагерь, Тимми нигде не было видно. Она должна была немедленно поставить вигвам на прежнее место, так сказал Одинокий Волк. На этот раз ей помогала Женщина с Отрезанным Носом. Увидев, как неумело Эмери нагрузила повозку, она расхохоталась.
Из соседнего вигвама вышла Встающее Солнце и тоже принялась смеяться над ней. Ее шею по-прежнему украшал изумруд Эмери.
– Смейся сколько влезет, воровка! – задыхаясь, крикнула Эмери. – Хотела бы я посмотреть, как бы ты управлялась с большим домом, как у нас в Батон-Руже!
Когда вигвам был почти установлен, Эмеральда услышала крики и, обернувшись, увидела группу мальчишек, бегущих по лагерю. Среди них был и Тимми, одетый, как и все дети, в одни кожаные штаны. Эмери внимательно присмотрелась к нему, заметив, что он гораздо увереннее держится на своей деревянной ступне, чем накануне. Хотя бег его и не отличался изяществом, но он уже не отставал от остальных мальчишек. Перо что-то сказал ему, и Тимми рассмеялся в ответ.
Надо поторопиться с бегством, подумала Эмери. Мальчик все больше привязывается к Перу, и вскоре он может так привыкнуть к образу жизни индейцев, что не захочет с ними расставаться.
Эмери на коленях выбралась из вигвама и, следуя примеру Женщины с Отрезанным Носом, стала укреплять колышками низ. Они уже заканчивали работу, когда она заметила, что на дальнем конце лагеря что-то происходит. На взмыленной лошади в лагерь ворвался гонец и что-то возбужденно сказал Одинокому Волку.
Она увидела, как Одинокий Волк весь напрягся. Он о чем-то спросил мужчину, и тот ответил чередой быстрых фраз, сопровождая их жестикуляцией. Женщина с Отрезанным Носом и Встающее Солнце прислушивались к разговору.
Одинокий Волк обернулся и что-то сказал им. Короткая фраза звучала как приказ. Эмеральда закричала от удивления и боли, когда Женщина с Отрезанным Носом вдруг схватила ее за косы обеими руками и потащила к ручью на дальнем конце лагеря.
Эмеральда принялась отбиваться, но Женщина с Отрезанным Носом просто распустила одну из ее кос и заткнула ей рот волосами, как кляпом. Ладонь ее пахла потом и индейской пищей.
Эмеральда изогнулась и попыталась ударить Женщину с Отрезанным Носом ногой, но та была намного сильнее ее. Казалось, она даже не почувствовала удара и продолжала тащить ее.
Ладонь старухи закрывала Эмери лицо, и ей трудно было дышать. Эмеральда отбивалась отчаянно, лягалась, толкалась локтями, легкие ее саднило и кожа на голове горела огнем. Кашляя и задыхаясь, Эмери начала слабеть. Перед глазами поплыли багровые круги, но, прежде чем потерять сознание, она поняла: пришел Мэйс, чтобы вызволить их с Тимми.
Эмеральда очнулась, лежа ничком на земле. Она почувствовала на лице грязь, смешанную с травой. Две индианки, склонившись над ней, запихивали ей грязь прямо в рот.
Она услышала выстрелы. Сердце подпрыгнуло. «Мэйс!» – кричало у нее внутри.
Эмери со всей силы ударила Женщину с Отрезанным Носом и сама удивилась своей жестокости. Она извивалась, кусалась, царапалась. Из легких вырывались хриплые звуки, похожие на всхлипывания. Но силы были неравными: индианок было две. Одна из них стукнула ее по лицу и, похоже, разбила ей нос, По крайней мере Эмери почувствовала сильнейшую боль. Они все наседали. Наконец им удалось прижать ее к земле. Они уселись на нее сверху, придавив весом своих тел.
– Нет, нет! – кричала Эмеральда.
Женщины перевязали ей рот кожаным ремнем, больно сдавившим губы, и снова сунули ее лицом в грязь. Она вдыхала тяжелый запах гумуса и опавшей листвы. Маленький острый камень врезался ей в подбородок.
Эмери почувствовала, что силы оставили ее. Она обмякла и теперь мечтала только об одном: не расплакаться в присутствии этих двух женщин, которым явно доставляло удовольствие видеть ее в таком положении. Прошло несколько секунд. Эмеральда втянула в себя воздух и попыталась расслабиться. Она лежала, совершенно беспомощная, придавленная к земле весом по-прежнему сидящих на ней верхом индианок.
Внезапно они слезли с нее и руками принялись копать землю. Пригоршни земли с сосновыми иголками и опавшей листвой попадали Эмери за шиворот, на голову, забивали глаза. Изворачиваясь, она думала лишь о том, чтобы земля не забилась ей в нос и в рот, но индианки опять сунули ее лицом в грязь. Земля скрипела у нее на зубах, и она вынуждена была вдыхать ее вместе с воздухом.
Теперь до нее дошло: эмигранты вплотную подошли к лагерю, и женщины таким образом старались спрятать ее и себя.
Подлесок в этом месте был достаточно густой. Разведчики вполне могут не найти их и вернуться к каравану ни с чем, а они с Тимми так и останутся у индейцев.
Окапывание было завершено, и все три женщины оказались по уши в грязи, словно кабаны. Многозначительные пинки и тычки в ребра лучше всяких слов подсказали Эмери, что она должна погрузиться в эту жижу. Теперь уже ни ей, ни Тимми никогда не выбраться отсюда. Эмеральда сдавленно зарыдала. Слезы, мешаясь с грязью, потекли по: щекам.
Встающее Солнце больно ткнула ее в бок и шикнула в ухо. Эмери знала, что эта женщина ненавидит ее и от всей души желает ее смерти. Если бы не Одинокий Волк, она наверняка убила бы ее прямо сейчас.
И вдруг что-то изменилось в настроении Эмеральды. Слезы пропали, осталась одна злость. Она умудрилась так извернуться, чтобы посмотреть в глаза Встающему Солнцу.
Сейчас она не выглядела ни красивой, ни даже привлекательной. Руки ее были в земле, ногти обломаны и кровоточили. Грязь коркой лежала на ее лице, волосах и платье из оленьей шкуры. Она больше походила на животное, чем на женщину. Эмеральда представила, что и сама, вероятно, выглядит не лучше. Как поразится Мэйс, когда увидит ее! «Если, конечно, найдет», – в отчаянии добавила она.
Глава 27
Они пролежали так несколько минут, когда вдруг услышали еще один выстрел. Казалось, он раздался с противоположной стороны лагеря, с того места, где полянка сужалась в неширокий проход между двумя утесами.
Эмеральда почувствовала, как напряглись тела индианок, но увидеть ничего не могла, кроме земли у себя перед носом да густого подлеска, окружавшего их.
Она слышала тяжелое дыхание женщин. Ветер шелестел листвой огромного тополя у них над головами. Заливисто лаял в лагере щенок, журчал ручей, гудела пчела. Но больше никаких звуков.
Эмери вздрогнула от странного предчувствия. И вдруг услышала стук копыт.
– Эмеральда, Эмеральда! – звал ее Тимми.
Эмери была уверена, что это он. Она слышала, как под копытами коня хрустят ветки. Тимми был совсем рядом.
Эмери вновь начала вырываться, стараясь сбросить с себя индианок. Ей удалось разжать потную ладонь индианки, зажимавшую ей рот, и закричать.
Женщина с Отрезанным Носом больно вонзила ногти ей в плечо, пытаясь пригнуть к земле. Но пробудившаяся надежда утроила силы Эмери.
Резким движением она сбросила с себя одну из индианок и изо всех сил ударила ее коленом в живот. Женщина с Отрезанным Носом издала какой-то странный хрюкающий звук, прозвучавший как сигнал тревоги, и перегнулась пополам.
Эмеральда локтем ударила Встающее Солнце по носу, разбив его в кровь.
Вскочив на ноги, она быстро огляделась. Темно-гнедая лошадка была недалеко, и хоть на ней вместо седла была индейская попона, сомнений не было: это Ветерок Тимми. За гриву коня уцепилась чья-то рука. И тут Эмеральда увидела Тимми, взбирающегося на лошадку справа, как принято у индейцев.
Эмери во весь дух побежала навстречу Тимми. В этот момент воздух прорезала первая стрела. Она пронеслась всего в нескольких дюймах от Ветерка, по счастливой случайности не задев его.
Вслед за первой, словно по сигналу, полетели другие стрелы. Из-за утеса стреляли из ружья. Запахло порохом, белый густой дым заклубился между утесами. Стреляли сразу несколько ружей. Кто-то из мужчин закричал и упал на землю.
Казалось, Тимми стоит на месте. Эмери бежала к нему, но расстояние между ними все не сокращалось. Еще одна стрела едва не задела Ветерок.
– Эмери, Эмери! – кричал Тимми.
Ее кто-то догонял. Она прибавила шагу, хватая воздух колючими, сдавленными глотками, слыша за спиной свист стрел.
Она почти добежала до Тимми, когда Встающее Солнце свалила ее с ног. Эмери тяжело упала на землю, прямо на острые камни, и они обе покатились по земле. Эмери пускала в ход все средства: локти, кулаки, зубы, ногти… Сейчас она была похожа на самку дикого зверя, отчаянно сражающуюся за свою жизнь.
Словно откуда-то издалека слышала она голос Тимми:
– Эмери, Эмери, ты должна успеть! У нас только один шанс, другого не будет!
Но Эмери ничего не могла сделать. Индианка была сильнее, и не только ее, она наверняка превосходила в силе даже мужчину. Кроме того, Встающее Солнце ненавидела ее так, как может ненавидеть женщина, и это делало ее еще сильнее. Индианка пригибала голову Эмери к обломку скальной породы. Еще мгновение, и острый, как нож, камень буквально проткнет ей череп. Невыносимая боль пронзила ее, вызвав прилив тошноты.
Индианка медлила. Она чуть откинулась. На покрытом грязью лице ее глаза сверкали сладострастной жестокостью. Она праздновала победу, оттягивая последний кровавый аккорд.
Тимми все еще звал ее, но теперь его зов потерял всякий смысл. Эмеральда хотела крикнуть ему, чтобы он убегал без нее, но не могла. Слова застряли в горле…
И в тот самый момент, когда она уже приготовилась принять смерть, что-то отбросило от нее индианку.
Кто-то поднял ее. Кто-то в таких знакомых кожаных штанах и коричневой шляпе, кто-то, кто всегда носил за поясом охотничий нож с красной рукояткой.
– Мэйс, – прошептала она, – это ты.
Его лицо со слегка раздвоенным подбородком, с широкой счастливой улыбкой показалось ей таким родным, что на глаза навернулись слезы. Ей хотелось, чтобы он держал ее так долго-долго.
Но он оттолкнул ее.
– Садись на Ветерка и скачите вдоль ручья. Вы оба! Быстро! Я вас прикрою.
– Но… – Эмери изумленно посмотрела на Встающее Солнце, которая корчилась в пыли, глядя на окровавленные ладони.
– Ты что, оглохла? Я сказал, быстро!
Эмери тупо повиновалась.
К ночи они подъехали к каравану.
Никогда еще Эмери не смотрела с такой радостью на запыленную парусину повозок, на тесный кружок палаток, раскинувшихся на маленькой полянке, на стадо, мирно пасущееся неподалеку, на приветливый дымок костров. И удивительно, кто-то догадался протянуть между повозками веревку. Отполированная множеством рук, выбеленная на солнце, она выглядела словно узорная салфетка где-то на уютном столике в теплом и добром доме. Эмери готова была разрыдаться от умиления.
На обратном пути, сидя с Мэйсом вдвоем на лошади, она узнала историю их спасения. Десять мужчин выследили индейцев в их лагере, но подходящая возможность для штурма представилась только через два дня. Мэйс вскарабкался на гору и устроил наблюдательный пункт в двух шагах от лагеря, в густом подлеске. Его чуть было не обнаружила одна дряхлая старуха, совершавшая у ручья утренние омовения.
– О! – воскликнула Эмери, представив, какой опасности он подвергал себя. – Что, если бы тебя заметили их собаки? Они не оставили бы тебе ни одного шанса! Ты…
– Я сидел в ручье, в бегущей воде. Она уносила мой запах. Как бы там ни было, я должен был пойти на это.
Мне только надо было убедиться, что это то самое племя, которое захватило тебя, и что ты жива. И пока я не убедился в этом, не было смысла атаковать.
Эмеральда промолчала. Много белых мужчин нападали на индейские лагеря, не давая себе труда разобраться, те это индейцы или совсем другие.
– Почему мы молчим? – спросил Мэйс, когда они проехали в тишине порядочное расстояние.
– Я все думаю о Встающем Солнце, о девушке, которая едва не убила меня.
– Отчего?
– Она… Она красиво разрисовывала бизоньи шкуры. Как ты думаешь, она сможет работать после того, как ты прострелил ей руки?
Эмеральда не могла избавиться от стоящей перед глазами картины: Встающее Солнце, стоя на коленях, удивленно рассматривает свои окровавленные руки.
Мэйс нахмурился.
– Думаю, сможет. По крайней мере я надеюсь на это. Индейцы – крепкий народ, Эмеральда, и искусный в медицине. Они умеют сращивать сломанные кости, у них есть особые рецепты лекарств из целебных трав, и некоторые из них удивительно эффективны.
– Я… Я полагаю, что так.
– Все в порядке, Эмеральда. Что с тобой? Ты так расстроилась из-за того, что я ранил эту девушку? А что я, по-твоему, должен был делать? Позволить ей убить тебя? Ведь все шло к тому. Если бы я ее не остановил, ты была бы уже мертва.
– Я знаю, но…
– Да я должен был пристрелить ее, глупышка. – Голос Мэйса стал хриплым.
Какое-то время они ехали молча. Эмери чувствовала себя крайне неуютно в такой тесной близости с Мэйсом. Хотя его мысли были очень далеки от нее. В последнюю их встречу они поссорились – она что-то нелицеприятное сказала о Труди. Может, он сейчас об этом думает? Интересно, как много успел он рассмотреть, наблюдая за индейским лагерем? Понял ли он, что она стала женой Одинокого Волка?
– Мэйс, – наконец решилась она. – Я должна тебе кое-что рассказать…
– Не надо мне ничего рассказывать, Эмеральда. Я никогда не спрошу тебя ни о чем. Что было, то было, и не надо ворошить прошлое.
Она вздохнула, вспоминая безумную ночь с Одиноким Волком и то удовольствие, которое он сумел доставить ее телу.
– Да, наверное, ты прав…
Мили пути остались позади, и вот уже показался лагерь. Тимми и остальные приотстали.
– Иди в лагерь, Эмеральда. Уверен, что тебя встретят с радостью. Я вернусь назад, посмотрю, как там остальные. Лошадь Тетчера подвернула ногу и требует особого внимания.
Эмери неохотно спешилась возле круга повозок. Мэйс помахал ей рукой и ускакал назад, и Эмеральда пошла к повозкам. Было темно, и повозки отбрасывали лиловые тени.
Первой, кого она увидела, была Труди. Она сидела на скамеечке возле своей повозки и кормила Кальфа из грубой самодельной бутылочки. Труди подняла глаза и, увидев Эмери, вскочила на ноги.
– Эмери, Эмери! – с криком выкатилась из повозки Сюзанна, кудряшки ее развевались на бегу. Она упала в объятия Эмеральды и прижалась к ней. – Эмери, ты вернулась! Как хорошо!
Вот она и дома.
Вокруг нее стали собираться женщины. Они наперебой расспрашивали ее. Где Тимми? Что с мужчинами? Все ли они живы-здоровы? Запинаясь, Эмери заверила их, что все прошло хорошо, единственная неприятность постигла лошадь Уайта, но и она всего лишь подвернула ногу, что Мэйс с остальными вот-вот будут на месте.
Труди вздохнула с облегчением.
– Значит, с Мэйсом все в порядке, – удовлетворенно произнесла она.
– Да, не волнуйся. Труди опустила глаза:
– Вчера мы похоронили Маргарет и Оррина. Билл Колфакс прочел заупокойную молитву. Мы положили камень на их могилу и выцарапали их имена.
– Ох…
И тут Эмери заметила любопытные взгляды, которыми женщины оглядывали ее необычную одежду и прическу. Только сейчас до нее дошло, как она выглядит в их глазах. Лицо и руки ее были в грязи, исцарапаны, покрыты ссадинами и синяками. В грязи были волосы и одежда.
– Боже! На тебе индейское платье! – услышала она женский голос. Чей? Наверное, Кэтти.
– Да. Они забрали мою одежду. Не знаю, что они с ней сделали, – неохотно объяснила Эмеральда. Ей вовсе не хотелось отвечать на вопросы. Больше всего ей хотелось забраться в повозку, с головой закутаться в одеяло и плакать, пока не иссякнут слезы.
Но женщины продолжали смотреть на нее, все, включая Труди.
– Я не хочу больше ни о чем тебя расспрашивать, – шепнула она Эмери. – Представляю, как тебе хочется скорее все забыть.
Девушки переглянулись. «Она знает, – подумала Эмеральда. – По меньшей мере часть из того, через что мне пришлось пройти».
Она почувствовала себя грязной в прямом и переносном смысле. Радость от возвращения домой померкла. По дороге она думала о малыше Кальфе, представляла, как будет нянчиться с ним, но сейчас сердце ее обледенело.
– Знаешь, Кальф оказался крепким малым, – сказала Труди, – по крайней мере сосет он прекрасно. Бен Колт сделал ему бутылочку из старой спринцовки. Представляешь, сработало!
Эмеральда села на землю и взяла малыша на руки, как учила ее Маргарет. Малыш был сухой и чистый. Он крутил головкой и размахивал кулачками.
– Привет, Кальф, – сказала она.
Малыш посмотрел на нее. Его голубые глаза были яркими и тревожными, как у птицы. И в них было что-то, что внезапно напомнило ей Маргарет. Эмери склонилась над ним и заплакала.
Через несколько минут подъехали остальные. Эмеральда положила ребенка в корзину и пошла им навстречу. Мгновенно они с Тимми оказались окруженными толпой эмигрантов. Все они, и те, кто был поближе, и те, кто оказался позади, с пристальным вниманием смотрели на нее.
Уайт Тетчер хвастливо сообщил всем, что едва не угодил под стрелу индейца. Зато сам убил двоих и одного ранил.
– Мы убили то ли шесть, то ли восемь этих дикарей, – продолжал он. – Вы бы видели, как они убегали! Как куропатки, бросились врассыпную. Мы их выбили почти всех, по крайней мере мужчин. Мэйс не дал нам расправиться с женщинами и детьми. Сказал, что от них вреда не будет. По мне, хороший индеец – мертвый индеец, не важно, самка или детеныш.
Эмери в ужасе смотрела на него. Они с Тимми ждали остальных в низине, возле ручья. Они слышали перестрелку, но не видели боя. А Мэйс ничего не сказал ей об этом.
– Вы хотите сказать, что выбили весь… весь их лагерь? – еле слышно спросила она, думая об Одиноком Волке.
– Почти. – Уайт усмехнулся. – По крайней мере попытались. Эй, что с тобой? Только не говори, что тебе жалко этих дикарей!
– Мне… нет…
– После того что они сделали? Они, должно быть, обращались с тобой как с королевой, если ты так убиваешься из-за того, что кое-кого из них пришлось пристрелить.
Она вспыхнула.
– Нет, они не обращались со мной как с королевой, они…
– Они сняли скальпы с Маргарет и Оррина, это чтобы ты освежила свою девичью память, – резко перебила Марта Ригни. – Или ты в это время занималась продолжением рода этих ублюдков и поэтому ничего не заметила?
Глаза ее шарили по фигуре Эмеральды.
– Может, вы решили, что я сама напросилась к ним в плен?! – возмущенно воскликнула Эмери.
– Ну. – Марта сморщила нос. Взгляд, которым она смотрела на Эмеральду, все еще одетую в индейскую одежду, был весьма красноречив.
Кровь прилила к щекам Эмеральды. Но тут кто-то мягко тронул ее за плечо.
– Пойдем, дорогая, пойдем к костру, – сказала Гертруда Вандербуш. – Тебе надо отдохнуть, почиститься. Побудь с нами, пока привезут повозку Уайлсов. У Труди найдется платье, которое придется тебе в пору. И не обращай внимания на Марту – у нее мозги направлены только в одну сторону. Незамужние девушки словно кость у нее в горле, особенно такие симпатичные, как ты.
