Текст книги "Продажная любовь"

Автор книги: Джулия Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Энн не сразу взяла протянутую руку. Некоторое время она чувствовала себя неуверенно после качки на катере.

– Осторожно, здесь ступеньки, – тихо напомнили он ей.

Она послушно шла по ночному саду, вдыхая густой аромат волшебной греческой ночи.

– Эфимия устроила великолепный, изумительный сад. Не знаю, как ей это удается. Именно в этой точке вы как будто входите в мир запахов. А ночной воздух делает их более интенсивными, правда?

Он остановился на пересечении садовых дорожек рядом с небольшой купой жасмина, белеющего под звездным небом. Энн тоже остановилась. Отсюда, с довольно высокого места открывался сказочный вид. Ночь была безлунной, но звезды, отражавшиеся в море, и подсвеченный бассейн причудливо озаряли все вокруг.

– Прекрасно, – тихо сказала Энн.

Она все еще была под впечатлением от музыки и танца в таверне. Душистый ночной сад, загадочное освещение только усиливали фантастические ощущения вечера. И вино…

Но… Она не должна стоять здесь и любоваться, вдыхать эту сказку. Она должна… Точно известно, что она должна. Быстро пройти в свою комнату. Также быстро снять макияж, принять душ, надеть ночную пижаму, расчесать волосы, лечь в постель и немедленно уснуть.

А не стоять в этой потрясающей ночи, ощущая присутствие Никоса Теакиса и эту руку на спине. И не мечтать, чтобы эта рука притянула ее…

Нет!

Она чуть шагнула вперед, и это маленькое движение вернуло ее в реальность.

– Я должна идти.

Она обвела взглядом фасад виллы – где же вход?

– Вот сюда, – мягко сказал Никоc.

Энн автоматически пошла в указанном направлении. Хотя и было возвращение в реальность, состояние какой-то сверхчувствительности не ушло, она обостренно, всем телом ощущала присутствие Никоса за спиной. А в остальном была словно слепа – все проходило мимо сознания. Настолько, что, когда он, чуть зайдя вперед, открыл застекленную дверь, чтобы пропустить ее, она вошла.

И остановилась. Это были не гостиная и не холл – эту комнату она никогда не видела.

Спальня.

Она повернулась. Никос закрывал дверь.

Потом пошел к ней.

Энн автоматически, инстинктивно отступила.

– Что?..

Он тихо хохотнул и с удивлением в голосе сказал:

– Не будьте наивной, Энн.

Он подошел, глядя на нее сверху вниз. В комнате горела единственная лампочка над кроватью – над большой двуспальной кроватью. Энн вдруг ощутила себя очень-очень слабой и беспомощно смотрела на него, приоткрыв губы и учащенно дыша.

Никос видел это, видел ее реакцию, видел, что такая реакция неосознанная, спонтанная.

– Это ждало нас с того момента, на пляже… – Он говорил тихо, но удивительный тембр голоса словно пронзал ее, вызывал трепет. – Тогда было не время, но теперь… Теперь, Энн, у нас столько времени… все оно наше…

Никоc взял рукава своего свитера, по-прежнему накинутого на ее плечи, и потянул ее за эти рукава к себе. Некоторое время она сопротивлялась – неизвестно, долго или нет – пропал привычный ход времени. Знала только, что должна удрать через дверь за спиной. Подальше от этого человека, от которого не может отвести глаз. Но он тянет ее к себе. Его руки уже на ее спине… А сейчас большим пальцем он легко касается ее груди…

Ей стало трудно дышать, грудь отвердела. И он, уловив реакцию ее тела, улыбнулся. Медленно и чувственно. Продолжая наблюдать…

– Как чудесно, Энн, – бормотал он, как будто рассуждая про себя, – просто замечательно. Все это.

Он стал медленно касаться губами ее лица, обводя контур губ, мягко целуя уголки рта – словно гурман, который растягивает удовольствие, с особым чувством пробует изысканное блюдо, всячески продлевая пиршество.

А Энн обмирала, плохо осознавая себя, действительность, время, свои чувства…

Она смутно догадывалась, что происходит: кровь кипит в ее венах, как, горячий поток, Никоc Теакис целует ее, обнимает, крепко держит, искушает…

Да, вот что происходит, но она не в силах это остановить. Все рациональные мысли ушли, растаяли. Остались только чувства, ощущения – сладкие, эротические, соблазнительные… И сопротивляться нет никакой возможности – мед не может не плавиться на горячей ложке.

На секунду он отпустил ее. А затем аккуратно и неспешно снял блузку. Шелк легко спланировал из его пальцев на пол. Вновь его рука оказалась на ее спине, на сей раз, все так же неторопливо, он расстегнул бюстгальтер, который тоже оказался на полу.

Обнаженная по пояс, она стояла перед ним, и было совершенно ясно, что ее грудь, ее тело изнывает от желания.

Темные глаза в длинных ресницах смотрели на нее, обволакивая этим горящим, сверкающим взглядом.

Ленивым, медленным движением он поднял руку и легонько, так же лениво, костяшками пальцев стал водить по обнаженной груди. Из ее горла вырвался низкий, глухой стон. Учащенный пульс, горящие щеки, затуманенный взгляд – девушка и не пыталась управлять эмоциями.

– О, Энн, ваша грудь мне не давала покоя, я все время думал о ней, как одержимый. А теперь любуюсь, трогаю – могу ее осязать!

И его пальцы нежно коснулись отвердевших сосков. Она снова застонала. Этот стон стал для него сигналом. Он быстро снял с нее юбку, перенес и уложил Энн на кровать и замер на мгновение, просто любуясь. Она беспомощно и неподвижно лежала под его взглядом, не отрывая от него глаз, чувствуя только, что желание захватило ее всю без остатка и что ее безудержно тянет к этому высокому, стройному, склонившемуся над ней мужчине.

– Никос…

Имя сорвалось с ее губ. Она выговорила его имя? Зачем? Просила? Звала?..

Звала его?

Он опустился на кровать рядом с ней, не сводя с нее взгляда.

Она ощутила его руки, его губы, его тело. И словно провалилась в другой мир, о существовании которого и не подозревала. Его ласки будили неведомые чувства. Голова металась по подушке, тело вздымалось под его руками, она стонала. Это была сладкая мука, паренье в белом облаке с неожиданными падениями, словно в невесомость – и снова вверх. Казалось, через мгновение возникнет вершина блаженства, которая разрушит ее, потому что человек не в силах вынести такой наплыв чувств, такое безумие восторга. Она стонала и ощущала его дыхание, потом снова его губы и новый вихрь испепеляющего и ласкающего огня.

Он что-то говорил ей, но она не слышала, в пространство ее эмоций не доходили звуки извне. Но когда он громко застонал, почти закричал, она закричала вместе с ним, объятая нестерпимо сладостным пламенем.

Потом все замерло. Энн постепенно приходила в себя, обретая дыхание, медленно возвращаясь в реальность.

Возврат этот стал шоком.

Секс с человеком, который абсолютно презирал ее!

У нее были причины ненавидеть его больше, чем кого-либо из живущих на земле!

Боже, что я натворила?

Она вся сжалась в ужасе. Но по краям этого ужаса, вокруг него, было призрачное ощущение новых эмоций, которые только что полностью поглощали ее. Она могла лишь беспомощно, неподвижно лежать, видя рядом с собой другое лицо.

Какое-то время не было никаких движений. Ничего. Неожиданно Никоc вскочил, пересек комнату и скрылся в ванной.

Несколько секунд Энн оставалась инертной, словно замершей. Потом вскочила и, быстро надев юбку и блузку, выбежала через застекленную дверь.

Спустя минуту она закрывала дверь своей комнаты, дрожа от нервного озноба. Все свое существо она ощущала как сплошную рану. Быстро нырнув под одеяло, она обхватила себя руками, словно это могло умерить нестерпимую боль.

Что я сделала? Что я сделала?

Этот вопрос хлестал ее все больнее, все злее.

Струи душа были как иглы, как ножи, как наказание, которое он заслужил.

Как он мог повести себя так безрассудно, так тупо? Несколько дней назад, в этой же ванной, стоя перед этим зеркалом, он говорил себе, что нельзя играть с огнем.

Я же знал, четко понимал – нужно оставить ее в покое. Это было абсолютно ясно!

Но удалось убедить себя, что это лишь неуемное мужское желание – удовлетворив его, он снова будет в безопасности. А сейчас… А сейчас он помнит, что в момент близости с ней мир растворился и исчез…

И он закричал…

Никогда раньше он не испытывал ничего подобного.

Вместе с этой мыслью возникли другие, которые заставили его выключить воду и выйти из душа.

Он знал, что не должен был прикасаться к Энн Тернер. Знал, что не должен был затаскивать ее в свою постель. Знал, что никогда не должен быть с ней близок.

Но теперь знал и еще кое-что.

Надежда, что, осуществив свое желание, он выздоровеет, исчезла. Он снова так же страстно желал эту женщину.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Солнце только взошло, а Энн уже давно не спала. Эта ночь была мучительной, не сон, а ускользающее забытье. И ужасающая мысль: надо уехать с Соспириса. Других вариантов нет. Оставаться невозможно!

Я должна придумать, что скажу Ари и миссис Теакис. Что-нибудь – все что угодно!

Что угодно, кроме правды. Даже сейчас, в постели, она почти впадала в истерику при одной мысли о том, что миссис Теакис может узнать…

Как я буду смотреть ей в лицо? Как буду завтракать с ней – зная, где была и что делала?

И все же придется спуститься в столовую. Взять себя в руки и вынести все. И придумать разумную причину для отъезда в Лондон.

Еще одна ужасная мысль: Ари! Ари будет страшно расстроен! Достаточно того, что он Тину теряет. А тут и Энн собирается покинуть его.

Навсегда.

Разве что произойдет чудо и миссис Теакис еще раз пригласит ее, а Никоc будет в этот момент в Австралии – нет, лучше в Антарктиде. Или сама миссис Теакис еще раз приедет с Ари в Лондон.

Но Энн никогда не окажется рядом с Никосом Теакисом.

Никогда больше не увидит Никоса Теакиса…

Где-то в уголке сознания неожиданно мелькнула порочная, бесстыдная мысль. Даже не мысль, скорее эмоция. Но Энн в тот же миг подавила эту вспышку.

Как вообще такое случилось? Как она могла так пасть? Никоc Теакис считал ее нижайшей из низших. Он говорил злые, гадкие вещи про ее сестру. Никоc Теакис, которого сама Энн ненавидела долгих четыре года, – как можно было позволить этому человеку заниматься с ней любовью?

Все в ней напряглось. Заниматься любовью? Она, наверное, тупая. Никос Теакис не «занимался с ней любовью»! Это был просто секс! Вот и все, что было все, чего он хотел. Ее охватило горькое унижение. Как же она могла улечься с ним в постель? Только потому, что он выглядел как греческий бог? Потому, что у нее слабели колени, когда она смотрела на него? Как у большинства – нет, у всех женщин, которые подолгу смотрели ему вслед.

Можно бесконечно так пролежать, глядя в потолок, ненавидя себя почти так же сильно, как Никоса Теакиса, измышляя правдоподобные объяснения причин отъезда с Соспириса. Бегства от Никоса.

Но то, что казалось непременным во время мучительного бессонного лежания в кровати, реализовать оказалось невероятно трудно.

– Уехать? – София Теакис удивленно распахнула глаза и взглянула на дверь. – Нет, конечно нет! Никоc! Энн говорит, что ей нужно вернуться в Лондон.

Энн замерла. Никакая сила не заставит ее посмотреть в сторону входящего Никоса. Но голос она слышала:

– Об этом не может быть и речи. Мы же договорились, что Энн может уехать только после свадьбы Тины, чтобы меньше расстраивать Ари. Ведь так, Энн?

Энн повернула голову и сразу покраснела. Никоc был в рубашке поло очень дорогой марки, с еще влажными волосами, свежевыбрит. Взгляд упал на его губы, и в памяти сразу ожила прошлая ночь. Ее обдало жаром.

– Я… Мне… просто нужно… – ничего сколько-нибудь разумного сказать не удавалось.

Выражение глаз Никоса изменилось. Она могла поклясться – это было удовлетворение.

– Хорошо. Решено. После свадьбы Тины вы еще здесь побудете, а потом посмотрим. Кто знает, что может произойти после свадьбы Тины, хм? Сегодня Ари занят, а позже Тина привезет поиграть его приятеля из Махоса. Думаю, я покажу вам красивые места Соспириса, их гораздо больше, чем вы видели.

Он спокойно пил апельсиновый сок. Энн встревожено посмотрела на миссис Теакис, как будто та могла спасти ее от такой ужасной судьбы. Пожилая женщина со странным выражением переводила глаза с гостьи на сына. Это продолжалось всего мгновение, может быть, Энн показалось?

– Какая замечательная мысль, Никоc. На Соспирисе так много красивых мест. Сын вам их покажет.

Энн с огромным усилием изобразила удовольствие.

***

Никоc нетерпеливо завел джип. Где же она? Если решила не ехать, он просто пойдет и приведет ее. Но она поедет. Мама проследит за этим.

Не слишком хорошо, что сцена разыграна на маминых глазах. Более того – ради нее, хотя она, конечно, этого не знает. При таком хорошем мнении матери об Энн он не может открыть ей глаза на истинную натуру этой женщины, но освободить ее от такой пиявки должен. Правда, способ для этого выбран им не очень удачный.

Но сожалеть уже поздно! И это предупреждение самому себе насчет игры с огнем – тоже запоздало. Он не просто играл с огнем – он устроил пожар в собственной постели! Пожар! Все сожаления, все предупреждения – все насмарку. Совершенно ясно одно: выйдя из ванной и увидев пустую кровать, он начал считать часы, когда же вновь будет с Энн.

Остаток ночи он провел без сна – потому что его кровать пуста, а ему хотелось, чтобы в ней была она – Энн. Он чуть не пошел за ней. Почему она удрала? Хотела узнать, побежит ли он за ней? Решила демонстрировать добродетели, которыми не обладает?

Да нет и тени добродетелей! Продать родную кровь! Но на миг что-то мелькнуло в его мозгу. Яркое воспоминание о прошлой ночи, когда они были вместе. Могла ли женщина, которая воспламенилась так искренне и чисто, из-за которой он застонал в самый жгучий момент их единения – глубокого и сильного, какого никогда не испытывал, – могла ли та же женщина так жадно схватить чек за родного ребенка?

И все же это так. Одна в двух лицах. И как бы сильно она ни захватила его, он не должен забывать об этом ни на секунду.

Но вот она наконец вышла. Не глядя на него, молча уселась в джип, игнорируя протянутую им руку. Никоса разозлило ее намерение не обращать на него внимания. И он понесся на высокой скорости, краем глаза видя, что Энн мрачно держится за поручень.

Он не останавливался до того самого дальнего пляжа, где они были с Ари. Он намеренно привез сюда Энн. Не потому, что здесь их никто не побеспокоит, а потому что пляжный домик идеально подходил его целям. Домик вовсе не был роскошным, но в нем было главное – кровать.

Заглушив двигатель, он взглянул на девушку. Она все еще держалась за поручень с застывшим лицом. На ней была та же одежда, что и в тот день, когда они приезжали с Ари, – футболка с длинными рукавами и джинсы. Думает, закрытая футболка остановит его? Смешно.

Пора покончить с этим. Сейчас.

– Энн, я не понимаю, в какую игру вы играете, но…

Повернув голову, она посмотрела на него уничтожающе:

– Играю? Я ни во что не играю. Не представляю, что вы задумали, но…

Он расхохотался. Просто не сдержался. Ее взгляд стал еще более уничтожающим. Он невольно отметил, что глаза у нее от этого еще ярче.

– Я задумал, Энн, вот что…

Он порывисто потянулся к ней. Еще за завтраком появилось это неодолимое желание – обнять, прижать ее к себе. Это и было слабым местом его плана.

В первую секунду она оказалась податливой в его руках, и он потянулся к ней губами. Но в следующий момент сделалась жесткой, уперлась руками в его грудь, отвернула лицо.

– Дайте выйти! Отпустите…

Он заглушил эти восклицания, поймав ее губы. Его рука легла ей на затылок, пальцы утонули в шелке волос. Господи, какое наслаждение целовать ее! Сладкая, медовая, мягкая…

Ее сопротивление исчезло, растопилось в его поцелуе. Руки, крепко упиравшиеся ему в грудь, обмякли.

Поцелуй был долгим, глубоким, возбуждающим – и не только ее. Никос почувствовал реакцию собственного тела, неодолимое желание.

На мгновение он отстранился и, переведя дыхание, все еще не отпуская Энн, заглянул ей в глаза. Они были огромны.

– Ты что-то сказала? – глухо спросил он. Минуту она смотрела на него невидящим взглядом, затем высвободилась. Никоc не противился – он уже показал свою власть над ней. По-мужски. Ее лицо напряглось.

– Я этого не хочу. – Слабый голос, сжатые кулачки лежат на коленях. – Не хочу.

– Энн, не надо играть. Поздно. Прошлая ночь ясно показала все. Очень ясно.

Он снова потянулся к ней, но в этот раз Энн была быстрей. Распахнула дверцу джипа и выскочила. Никоc со смесью гнева и недоверия смотрел, как она направилась по дороге обратно. С ума сошла? Пешком до виллы не меньше часа, солнце высоко и жарит со всей силы. Он скрипнул зубами и пошел за ней. Конечно, с ее стороны это какой-то жест, но зачем?

Он догнал ее и забежал вперед. Она была напряжена, губы сжаты.

– Уберите от меня руки. Сказала, я не хочу! Вы это понимаете?

– Это? – он поднял руку и легко провел пальцем по ее лицу сверху вниз, глядя в глаза.

И опустил руку.

Она не отвернулась, не убежала. Просто стояла на дороге. С беспомощным лицом.

– Это я не понимаю, Энн. Стоит мне тронуть вас… Я вижу, как вы реагируете. И даже когда не трогаю…

Он продолжал смотреть на нее, томясь желанием.

– Думаете, я не хотел вас, когда впервые увидел такой красивой? Не было возможности, – его рука опять поднялась к ее лицу.

На этот раз он провел пальцем по подбородку, погладил волосы, поиграл с мочкой уха. Она не двигалась. Только опустила глаза. Подняв вторую руку, он провел пальцем по ее губам. Она стояла так же неподвижно, с прикрытыми глазами. Никоc придавил подушечкой пальца нижнюю губу. Затем наклонился и прижался к ее губам своими.

Он понял, что она сдалась. Ее губы раскрылись, напряженность уходила, она оттаивала понемногу, тело начинало откликаться. Как долго длился поцелуй, он не знал, но в какой-то момент он отстранился, осторожно взял ее за руку и повел к пляжному домику. Она пошла, не сопротивляясь.

Он же знал, что так и будет.

Свет пробивался через закрытые деревянные жалюзи, рисуя на кровати узкие полоски: темные и светлые. Такие же штрихи были на сильном лице рядом с Энн. С минуту она рассматривала его. Спокойное лицо, глаза закрыты. Он выглядел… удовлетворенным. Это слово пришло в голову, и оно подходит. А она – она опустошена и измучена. Измучена всем – эмоциями, желаниями. Может лишь лежать здесь обнаженная, с ним рядом. Разум – как дым, как облако – плывет в непонятном состоянии. Она где-то вне собственного сознания. Иначе как можно было сделать это? Невозможно.

Просто безумие…

Господи, попалась на том же, что и вчера. И все это исходит от человека, который презирает ее, издеваясь, дал ей деньги за Ари и за приезд сюда. Неужели с этим мужчиной она познала такой исступленный восторг, такую бурю ощущений и эмоций, о существовании которых и не подозревала?

Кажется, это не просто два разных человека, а два человека с разных планет…

Но это именно тот самый человек…

Мысль такая четкая, что Энн ощутила сжимающую боль.

Тот же?

Разум говорил «да», но тело… тело всеми силами отказывалось соглашаться с фактами.

Энн в неосознанном порыве положила руку на теплое, крепкое тело рядом с собой. Как приятно гладить эту золотую кожу…

Длинные ресницы поднялись, и взгляд Никоса сразу же обратился к ней, взгляд, проникающий внутрь. Она почувствовала себя нагой…

– Энн…

Он произнес только это, но в голосе чувствовалось удовлетворение. Так и было. Протянув руку, он погладил ее плечо. Не сексуально, не возбуждающе. Просто потому, что она здесь. В его постели. Возле него.

– Энн, – повторил он и теснее прижал ее к себе, устраиваясь удобней, наслаждаясь ощущением приникшего к нему изящного девичьего тела.

Какое это удовольствие… но с ней все удовольствие. И он опять нежно погладил ее по плечу. Его наполняло ощущения покоя, близкого к счастью. Через некоторое время он снова начал ласкать ее.

На этот раз возбуждающе.

И еще раз Энн пошла за ним туда, куда он хотел.

На обратном пути Никос спокойно и неспешно вел джип. Дурное утреннее настроение улетучилось бесследно. Энн устроила вначале неуклюжий, нелепый спектакль. Ему удалось легко сломить эту демонстрацию сопротивления, хватило нескольких минут.

Что же, с улыбкой думал Никос, решительно и неопровержимо Энн доказала, что абсолютно неспособна сопротивляться ему. Он это и так знал. Правильное решение – сделать ее своей любовницей. Правда, придется перевезти ее в Афины. Там главный офис их семейной компании, и они с Энн будут там свободны и бесконтрольны.

– Мы должны соблюдать приличия, понимаешь? Я постараюсь устроить так, чтобы уделять тебе больше времени. – Говоря это. Никос не отрывал глаз от сложной дороги. – Энн, – повторил он, не получив ответа. – Энн?

Казалось, она не слышала его.

– Энн! – еще раз, уже с легким раздражением проговорил Никос.

– Я слышу, спасибо.

Он взглянул на ее профиль. Она не поняла его? Вообразила что-то другое? Неважно. Он знает способ сделать ее очень приятной.

И это не только секс…

Энн сидела на кровати в своей комнате. Закрытые жалюзи прятали ее от солнца и от внешнего мира. Она передала через горничную, что останется в комнате из-за мигрени.

Пустота. Частью разума она знает, что пустота – это своеобразный защитный механизм, подобно анестезии блокирующий все извне. Пустота позволяет быть спокойной, очень спокойной. Немного позже, но не сейчас она подумает, что ей делать. Но не сейчас. Еще не сейчас. Вскоре.

Пойти повидать Ари. Она здесь для этого. Но не сейчас. Нужно время. Побыть наедине с собой, отгороженной от мира, в безопасности от мира.

В безопасности от Никоса.

От него нельзя спастись. Достаточно ему коснуться ее – и она пропала.

Бессмысленно злиться на себя, стыдиться. Боролась, старалась противиться – и проиграла. Абсолютно.

Да и как может любая женщина сказать нет Никосу Теакису?

Но нужно, любой ценой.

Она не совладала с ситуацией. Но почему?

Этот вопрос не оставлял ее в покое. Почему?

Почему Никос Теакис сумел соблазнить ее? И почему соблазнял? Есть же много женщин его круга, так зачем ему возиться с ней, с особой, которую он открыто презирает? Конечно, не для того, чтобы доказать ей, что он это может. Ему не понравилось ее сопротивление. Дело только в этом? Страдает его мужское «эго»? Хотел, чтобы и она также млела и обожала его, как любая женщина?

Если так, он получил то, чего хотел! Его «эго» может успокоиться – она не сумела сказать «нет», расплавилась, как медиа горячей ложке!

Беспокойство не оставляло. Она ходила – скорее металась – по комнате, потом приняла горячий душ.

После душа так и не стало ясно, почему Никос Теакис имеет над ней такую власть, но это уже неважно.

Потому что отныне она всеми способами будет следить за тем, чтобы не оставаться с ним наедине. Если потребуется, будет врать, изворачиваться – но это защитит ее.

Трусливое решение. Да. Но оно позволит ей быть с Ари!

А сейчас надо написать письма в Лондон, открытки у нее есть. Это занятие поможет ей – напомнит, что есть мир за пределами Соспириса, мир, который составляет большую часть ее реальной жизни.

Она не пойдет на чай в детскую. Ари сегодня играл с приятелем из Махоса, он не заметит отсутствия тети. Для остальных она уже сослалась на мигрень. Можно остаться в комнате. Спрятаться.

Укрепиться в своем решении. Возвести внутренние барьеры.

И молиться, чтобы они выстояли.

Никоc шел по коридору в настроении радостного ожидания. Придя сегодня на предобеденный коктейль, он неожиданно узнал, что из-за мигрени Энн осталась у себя. Черт побери, вероятно, слишком буквально она поняла его слова о соблюдении приличий. Поэтому, сославшись на срочные дела, он постарался уйти сразу после обеда и направился в комнату Энн.

Подойдя к двери и коротко постучав, он сразу же вошел. Он уже тосковал по ней, казалось, пляжный домик – далекое прошлое.

Она лежала в постели, просматривая английский лингвистический журнал.

– Добрый день, Энн, – по-гречески поздоровался он, входя в комнату.

Журнал упал как камень. На ее лице был явный шок. Никос подошел и сел на кровать.

– Прости, что заставил себя ждать. Но я работал и только что узнал, что ты здесь. Извини меня, – он протянул руку к ее лицу – очень хотелось погладить кожу.

Она дернулась, как от удара током. Никоc улыбнулся. Такая реакция на него – хорошо.

Она заговорила, как будто его прикосновение что-то в ней включило:

– С какой стати вы здесь? – Голос звучал хрипло.

– Я был очень осторожен, все прилично, не волнуйся, – он тихонько смеялся.

– Прилично, – слово в ее устах прозвучало почти как брань.

– У мамы свои понятия о приличиях, я не хочу их нарушать, хоть это и вызывает трудности.

Было не слишком приятно говорить это, но ведь в конечном счете именно ради матери он делает Энн Тернер своей любовницей – чтобы убрать эти хищные коготки подальше от денег семьи Теакис.

– Вызывает трудности, – глухо повторила она, глядя на него с непонятным выражением.

– Энн, сейчас иначе невозможно, но после свадьбы Тины я увезу тебя в Афины и…

– Меня в Афины?

Это начинало раздражать Никоса. Зачем она все повторяет?

– Сначала в Афины, потом куда захочешь, но я должен работать. Как-нибудь совмещу с…

Он так и не закончил фразу.

Ее лицо, казалось, закрылось. Как закрывается дверь, оставляя тебя снаружи. Совершенно определенно снаружи.

– Я с вами никуда не собираюсь. У меня с вами не будет никаких любовных интрижек. Уходите. Сейчас же!

– Энн, достаточно, – сверкнул глазами Никос. – Сегодня фарс уже был. Я не люблю спектаклей. Особенно повторяющихся. Нам и так пока трудно бывать вместе, давай не тратить драгоценное время на ритуальную демонстрацию слова «нет». Так…

Он смолк на полуслове, потому что Энн вскочила с другой стороны кровати. Лампа освещала сзади ее фигуру в ночной рубашке. Через прозрачную ткань он видел контуры прелестного тела. Боже! Как она прекрасна! Его тело среагировало мгновенно. Он хотел ее, жаждал, изголодался по ней, не мог больше ждать…

– Энн, – порывисто двинулся он к ней, обходя кровать и уже чувствуя ее в своих руках.

Но, не веря самому себе, увидел, как, коротко вскрикнув, она метнулась в ванную, и услышал щелчок замка. Затем стало тихо.

Он стоял и тупо смотрел на дверь, ощущая гнев и злость. Гнев и недоумение.

Потом, как зомби, вышел из комнаты.

Не веря в то, что сейчас произошло.