Текст книги "Русская рулетка"

Автор книги: Джульетто Кьеза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Глава 5
УМИРАЮЩИЙ СЕВЕР

Бывает, что судьба нации, народа зависит от какого-нибудь события в прошлом, от обычая, от генетических истоков, которые скрыты в дальнем и потайном углу. куда не хочется оглядывать или существование которого отрицается. Для России такой «тайник» – Великий Север, на первый взгляд пустынный и второстепенный, если судить по географическим признакам. Но он остается Великим во всех своих проявлениях: его бескрайние просторы простираются от Финляндии до Берингова пролива по всей верхней части России – страны, размеры которой вызывают подозрения и страх. Широкая полоса Русского Севера с негостеприимным климатом, но невероятными природными богатствами начинается от арктического Полярного круга и простирается вширь на 11 часовых поясов. Таков Великий Север.

Русский Север всегда был. несмотря на вечную мерзлоту, источником огромных надежд, сравнимых, может быть; только с утопическим стремлением построить новое общество. Новый мир на Севере строился на железобетонных сваях, чтобы дома не сгибались и не уходили в землю, как старые бревенчатые избы. Надо помнить, что само присутствие человека на севере уже поражает воображение. И беспокоит Вселенную.

Однако планы социалистического строительства не имели прямой цели преобразования Вселенной. Они предусматривали всего лишь новый порядок, в котором природа подчинена человеческому разуму. В период индустриализации советская власть построила на Севере 1400 городов и поселков: от таких больших промышленных центров, как Норильск, возведенный с нуля на границе с тундрой, до средних и мелких населенных пунктов, появлявшихся рядом с залежами полезных ископаемых, рядом с лесом нефтепромысловых вышек или фабрик первичной переработки сырья. Иногда города и поселки строились рядом со старыми поселениями коренных жителей Севера, постепенно поглощая и растворяя их. Но чаще всего преобладал принцип целесообразности развития социалистической индустрии. Об условиях для самих строителей социализма особенно не заботились. А тем временем города росли, похожие друг на друга, как детские кубики.

Эти города казались островками в море вечной мерзлоты на расстоянии в тысячи километров друг от друга, не связанные между собой ни автомобильными, ни железными дорогами, построить которые на вечной мерзлоте изначально невозможно. В каждом городе был свой аэропорт с отполированными до блеска ветром взлетно-посадочными полосами. Кому-то это нравилось, кому-то нет. Кое-кто насмехался над пролетарским Прометеем, который осваивал ледяную пустыню, похожую на лунный ландшафт, а кое-кто просто не понимал, зачем все это было сделано.

Но бесстрастная статистика говорила сама за себя. В 1991 году на Крайнем Севере жили 13 миллионов человек. Они ехали туда, движимые энтузиазмом или желанием заработать, по заданию партии или в поисках приключений. Такой сплав устремлений вряд ли с чем можно сравнить. Это нельзя сравнивать с покорением Дикого Запада в Америке: слишком большая разница в климате, в мотивации людей, в истории двух стран. Советские первопроходцы были движимы различными, может быть, даже противоречивыми устремлениями. У многих из них были личные причины, которые не отражались в партийных «характеристиках», составлявшихся для винтиков этого большого механизма. (Мы не говорим здесь о репрессиях, лагерях и принудительном труде. речь идет о тех, кто ехал на Север добровольно, в частности и на заработки.) Бывало, что людей влекло туда любопытство, или, может быть, ими двигало желание уйти из-под всесильного и повсеместного контроля партии. Кроме того, в самых отдаленных краях, вроде Колымы, оставались бывшие лагерники и их надзиратели, которые не могли уехать из привычных мест (им просто некуда было ехать) или которых навсегда приворожила к себе красота сурового края.

Освоение Севера было гигантским по размаху предприятием. Оно было настолько массовым, что даже теперь, 10 лет после крушения советской системы, население Крайнего Севера в 4 раза превышает население в подобных зарубежных районах: в Канаде, Гренландии, на Аляске. Впрочем, тогда определение «Севера» было достаточно широким: «Районы Крайнего Севера и прилегающие к ним территории». Под это определение попадали и остров Рудольфа (82° северной широты), и Курильские острова на 32° южнее. Коэффициенты заработка варьировались, хотя и приблизительно, в зависимости от продвижения на север, но они заметно отличились от аналогичных коэффициентов, принятых в капиталистических странах. «Северный коэффициент», установленный канадским географом Амденом. представляет собой довольно сложную шкалу от 0 до 1000 единиц, состоящую из 10 параметров, которые включают географические, природные и социально-экономические факторы. Например, за 0 принимается 45° северной широты, а за 100 – Северный полюс. Еще один параметр – состояние почвы: если земля не может «восстанавливаться», т. е. размораживаться хотя бы в верхних слоях, на 4 месяца в году, прибавляется еще 20 единиц, если на 3 месяца –50 единиц: максимальное число единиц (I00) прибавляется в случае почв, в которых вечная мерзлота проникла на 450 м вглубь. Другой параметр – вид растительной зоны: хвойные леса – так называемая тайга, покрывающая большую часть Сибири, где средний европеец вряд ли смог бы долго продержаться, – оцениваются в 0 единиц, тундра – в 80, а каменная пустыня, где не растет даже мох, оценивается максимально: 100 единиц. И еще: проживание в северных условиях в поселке с пятьюстами жителей оценивается в 75 единиц, но. когда число жителей не превышает 25 человек, – 90 единиц. Ученые-географы из Кольского филиала Академии наук на основании шкалы Амдена недавно рассчитали «северный коэффициент» для российского Севера. Для Архангельска он составляет 231 единицу, Якутска – 302, острова Врангеля – 800, а для Земли Франца Иосифа – 875 единиц.

В странах, которые принято называть «цивилизованными» (США и государства Европы), считается, что люди могут более-менее нормально работать при 200400 единицах по этой шкале и при условии, что они обеспечены необходимым питанием, одеждой, теплом: в районах с более суровым климатом люди работают вахтовым методом: там не строят города на вечной мерзлоте – слишком велики затраты. (В связи с этим Канада, например, никогда не стремилась построить атомный ледокол.) Советский Союз, естественно, имел не только другие критерии, но и другие потребности. И в мире никогда не было страны, которая так бы, как он, стремилась быть независимой от всего остального света. Россия унаследовала от СССР весь Крайний Север. В мире нет другой страны с такой протяженностью и с такими запасами природных ископаемых в столь труднодоступных местах.

Самая главная причина титанических усилий в освоении Севера заключается в том, что пятая часть внутреннего национального продукта Советского Союза приходилась на северные регионы. И до сих пор это так, несмотря на то, что население там сократилось до 11,9 миллиона человек (включая 158 тысяч представителей малых народностей – коренных жителей Крайнего Севера, которых нельзя причислять к переселенцам). С Крайнего Севера поступает 60 % всего энергетического экспорта России. После проведенной приватизации в частных руках оказались такие богатства, которые не снились арабским шейхам: 90 % запасов газа. 75 % нефти, 90 % олова, свыше 80 % золота и более 50 % всех рыбных ресурсов страны.

Таким образом, мы подходим к ответу на ранее поставленный вопрос. В борьбе против Запада автократичный Советский Союз стремился обеспечить свою независимость во всем. Покоренный и освоенный Великий Север имел для СССР многостороннее значение. С одной стороны – стратегическая важность для экономики, с другой – недоступность для потенциального врага, кем бы он ни был. Для достижения поставленной цели все средства были хороши, приемлема любая цена.

С точки зрения экономических понятий, которые называются «рыночными», – это чистой воды абсурд, поскольку нет смысла добывать нефть, если стоимость одного барреля в 3–4 раза выше, чем на мировом рынке. Абсурд исчезает, если представить, что страна не собирается никоим образом зависеть от мирового рынка, но он возвращается, как только тяготеющая к изоляции политико-экономико-социальная система перестает существовать. На первый взгляд в этом случае, казалось бы, достаточно «вернуться к нормальной экономике». Но что делать с теми 1400 городками и поселками —»лунными станциями», которыми так гордилась советская власть? Что делать с 13-ю миллионами людей, которые там живут и работают? Начинают планировать закрытие и переселение сотен поселков. Россия прощается с мечтой покорения Великого Севера, забывая, однако, что эта мечта родилась не в СССР – это была мечта многих поколений русских людей на протяжении последних трех веков.

Но главное – в другом: приходится констатировать, что без Великого Севера Россия, пусть без социалистической плановой экономики, с неутопической и неавтократичной экономикой, умрет. Потому что для выхода на мировые рынки нужны товары для продажи, а не только благие намерения. А страна, разрушенная руками ее собственных жителей, не имеет товаров на продажу, помимо тех, что ей достались в наследство от самой природы. И следовательно, мы возвращаемся к тому, с чего начали: освоение Cевера – важнейшнее необходимое условие для перехода России к рыночной экономике; задача настолько же важная, насколько для Советского Союза было необходимым обеспечить себе мировое господство.

Конечно же, речь идет о вещах, которые требуют разного подхода и в чем-то противоречат друг другу. Но основное различие между этими двумя устремлениями заключается в том, что второе, несмотря на всю иллюзорность, проводилось правящим классом решительно и сознательно, с фанатическим упорством (но крайней мере, на определенном историческом этапе) в достижении поставленной цели как для торжества идеалов интернационализма (без этого не удалось взять власть в свои руки), так и в национальных интересах. Современная российская правящая элита демонстрирует неспособность выработать какую-либо программу, не имеет никакой национальной идеи, которая могла бы сплотить волю народа.

Рынок – это следствие, результат длительных процессов в экономике, технологии, политике, структуре государственного управления. Он не зависит от воли одного человека или тысячи людей и не является знаменем, с которым идут на приступ крепости. Еще хуже. если люди. размахивающие им как знаменем, оказываются впоследствии заурядными мошенниками и ворами, действующими исключительно в своих личных интересах. Эти интересы так далеки от нужд собственной страны и ее народа, что их можно воспринимать только в контексте мирового финансового сообщества. Вот такие они – новые «интернационалисты», олицетворяющие единственный признак современности, или лучше сказать– стремления идти в ногу со временем, который имеет посткоммунистическая элита, рожденная в тайном браке между отбросами советского общества и низшими партийными и государственными чиновниками в самый расцвет «единомыслия» в мире финансовой глобализации. Российские олигархи отдались душой и телом идее своего личного преуспевания, совершенно пренебрегая историей и насущными проблемами своей страны. В этом они нашли полное понимание и поддержку со стороны западных проповедников новой религии – абсолютного либерализма и экономике. Случается, что в хороших семьях вырастают как нормальные дети, так и мошенники. Не все рекомендации, за которыми Анатолий Чубайс и Егор Гайдар ездили в Гарвард, оказались мудрыми и беспристрастными. 17 августа 1998 года покачало, что распахнутые двери для не ограниченной ничем конкуренции привели Россию к катастрофе. Когда я пишу эти строки, такая же, равная по своим последствиям катастрофа произойдет, если под прикрытием аргумента, что «финансировать его экономически нецелесообразно», Север будет брошен на произвол судьбы. Где-то на этот счет уже принято решение (может быть. на основании расчетов какого-нибудь калифорнийского университета), что для сокращения расходов необходимо сократить «избыточное население» в северных районах. Оно соответствует логике мультинациональных корпораций, которые для того, чтобы «остаться на рынке», выбрасывают десятки тысяч людей за ворота своих филиалов, разбросанных по всему свету. Но такая логика вряд ли приемлема, когда речь идет о таком конкретном историческом и человеческом явлении (в противном случае это неслыханное насилие). Чтобы положить конец делу, которое подходит к своему финалу, посткоммунистические правители России применили и отношении Севера тот же подход, что и их предшественники, только с обратным знаком (что было. естественно, гораздо легче). Им достаточно было перестать заботиться о Великом Севере как о чем-то, что могло пригодиться. За отсутствием других предложений подумали, что для решения проблемы достаточно прекратить снабжение. Разумеется, людям было сказано, что им окажут помощь в обустройстве на новых местах, и что Москва возьмется за организацию массового переселения «избыточного» населения. Но уже очень скоро стало ясно, что, поскольку вся Россия погрузилась в бесконечный кризис, переселяться некуда. Никто не ждал этих людей, никто не готовил для них жилье. Словом, для них не нашлось ни места, ни сочувствия, как и для 25 миллионов русских, которые неожиданно для себя оказались за пределами родины в момент, когда Ельцин – Кравчук – Шушкевич решили покончить с СССР.

Работы не было и нет не только на Крайнем Севере, поскольку вся российская экономика пошла под откос. Ждать же, что у федерального правительства, совершенно неспособного думать о национальных интересах, найдутся средства для Севера, не приходится. А поскольку прожиточный минимум на Крайнем Севере (кстати, основанный на устаревших и очень оптимистических данных) вдвое больше среднего прожиточного минимума по России, впервые за многие десятки лет возникла тяжелая проблема для населения огромных территорий: в подавляющем большинстве люди оказались на грани нищеты: на каждое рабочее место приходятся десятки претендентов. В самом лучшем положении находится Ямало-Ненецкий автономнный округ, где на каждое рабочее место очередь в 9,2 человека, так как на общем фоне он выглядит «арабским эмиратом»: на чукотских биржах труда на одно вакантное место приходятся 72 кандидата, в Корякском автономном округе – 66.

Неизбежно: те, кто может уехать, уезжают без колебаний. Но для этого надо иметь силы. Надо быть готовым к тому, что «из огня попадешь в полымя». Прежде всего уезжает молодежь. Остаются самые слабые, пенсионеры, инвалиды – те, о ком не заботится ни федеральное правительство, ни местная власть. В Магадане, на берегу Охотского моря, уже 50 % населения составляют пенсионеры. Это рекорд, к которому приближается Карелия – более 30 % населения. Такая ситуация похожа не на организованное отступленне, а на бегство с криком «спасайся, кто может». Москва просто погасила свет, выдернув шнур из розетки, и повернулась лицом в другую сторону. Куда более интересно следить за интригами в Кремле или проводить время в роскошных казино. Только в 1998 году завоз в районы Крайнего Севера товаров, продуктов и горючего сократился на 1 млн. т по сравнению с предшествующим годом. Для десятков тысяч людей это грозило холодом и голодом на протяжении долгой и суровой северной зимы. Число медицинских работников в этих районах сократилось на треть по сравнению с тем, что было 6 лет назад.

Уезжают все, кто может, пока не закрылись, как закрываются ворота заброшенного кладбища, последние авиалинии. Отменены уже почти все маршруты, связывавшие северные районы Сибири с южными. Раньше самолетом люди могли хотя бы на короткое время слетать на юг, чтобы глотнуть теплого воздуха, увидеть живые цветы, погреться на солнце, от которого не болят глаза, уставшие от яркого отраженного от льда и снега света. Но теперь из Анадыря (север Камчатки) самый короткий путь в Петропавловск, который находится на юге полуострова… через Москву. Не существует транспортного сообщения по морю. Средняя продолжительность жизни чукчей, одного из 158 коренных народностей Великого Севера, сократилась до 34 лет. Остальные народности приближаются к этому показателю. Алкоголизм и туберкулез косят всех без разбора. Русские, украинцы, белорусы, которые остались там, с тоской вспоминают времена. когда в районы Крайнего Севера поставлялось все необходимое и легко переносились 60° мороза, когда постоянно работали отопление в домах и можно было чувствовать себя надежно и защищенно. Времена, когда покорителям Крайнего Севера был везде почет и уважение, ушли безвозвратно. Великий Север умирает вместе с Россией, опережая ее.

Глава 6
РОССИЙСКАЯ ПЕРЕМЕННАЯ

И Европа, и Китай, и Япония – все они рассматриваются Америкой как орудия своей политики и никому не позволено сделать иной выбор. При таком сценарии России необходимо найти ответы на два ключевых вопроса: а) какую роль в долгосрочном плане она хочет играть в Евразии и б) какой она видит себя в международном контексте с учетом безвозвратной утраты своего статуса мировой державы?

Как это ни горько для россиян, точка отсчета находится теперь именно здесь, что наступило неизбежно – больше десяти лет они делали все возможное для разрушения собственного дома, отдаваясь в чужие руки, распродавая собственность и достоинствo. Сегодня, похоже, в России нет однозначного ответа ни на один из этих вопросов. Точнее, ответов множество и самых разнообразных. В основном они не имеют ничего общего с действительностью. Ни один из них не может пока стать сплачивающим фактором для нового правящего класса. И вряд ли ответ будет найден до тех пор, пока российские элиты не оглянутся вокруг и не станут считаться с реальным положением вещей. Без этого обязательного условия России неизбежно придется смириться и молча принять существующее – и крайне невыгодное ей – соотношение сил. Два других доминирующих региона, Европа и Китай, уже сейчас неизмеримо мощнее России в экономическом плане. Всего десять лет назад Россия далеко опережала Китай, теперь же отстает от него даже в плане общественной модернизации. В таких условиях всерьез предполагать, что Россия хоть отчасти вернет себе статус глобальной сверхдержавы – просто нереально. Бжезинский обрисовывает эту ситуацию с безапелляционной лаконичностью, отличающей всю его прозу: «Слабая российская конфедерация, состоящая из европейской России и республик Сибири и Дальнего Востока, оказалась бы в более благоприятных условиях для тесных экономических связей с соседями. Каждый из членов конфедерации сможет развивать свой локальный творческий потенциал, веками душившийся тяжелой бюрократической рукой Москвы. Децентрализованная Россия, в свою очередь, будет менее склонной возвратиться к империи» (Foreign Affairs. 1997. № 5. С. 56).

Как бы выглядела такая «слабая конфедерация»? Республика Европейской России не будет включать в себя Северный Кавказ. Ему уготовано отдельное от Москвы будущее. Возможно, подразумевается, что он неизбежно будет втянут в орбиту возрождающейся амбициозной и динамичной Турции – члена НАТО и будущего члена Европейского Союза. Даже в этом случае новая Российская Республика имела бы весьма солидную площадь – около 4 200 000 км2. Почти на 800 тыс. км2 больше, чем вся Западная Европа (за исключением Восточной Европы и Балкан). Ее население будет около 111 млн. человек. Но следует учитывать, что это огромное государство сохранит лишь минимальную часть сырьевых ресурсов нынешней Российской Федерации – в основном газ и нефть северных регионов, где затраты на добычу и транспортировку становятся все выше из-за отсутствия надлежащей инфраструктуры. По сравнению с советскими временами ситуация выглядит еще более угрожающей, если вспомнить, что все последнее десятилетие прошло под знаком постоянного вертикального падения инвестиций в эту отрасль. Кроме того, новое государство практически утратит российский контроль над каспийской нефтью – на нее станут претендовать еще четыре конкурирующие с ним (и между собой) страны: Иран, владеющий южным побережьем Каспия, а также Казахстан, Туркмения и Азербайджан, ставшие после распада СССР независимыми государствами. А в, случае потери Северного Кавказа, на Каспии появится еще один конкурент – Дагестан. Каждое из этих государств, за исключением Ирана, уже полностью подпало под покровительство США и зависит от инвестиций крупных транснациональных нефтяных компаний как в добыче, так и в транспортировке нефти. В дальнейшем мы увидим, что политика США в последние годы привела к эрозии российского влияния и на остальном Кавказе – в Грузии и в Армении, завершив в Черноморском регионе постепенное вытеснение России из Средиземноморья. Так что, несмотря на то, что предполагаемое новое европейское государство унаследует от России большую часть ее промышленного и интеллектуального потенциала, оно будет обречено десятилетиями прозябать на обочине «цивилизованной» Европы, став просто огромным рынком для ее потребительских товаров, поставщиком энергии и дешовой рабочей силы: оно будет вечно оставаться в подчиненном положении, очень напоминающем ситуацию классической неразвитой страны. Сибирская Республика, соответствующая, по мысли Бжезинского. нынешней Западной Сибири, получила бы площадь, равную 6 550 000 км2 – почти в 2 раза больше Западной Европы, и 24 млн. человек населения. Ее сырьевой потенциал значителен, промышленный же устарел, как и в европейской части, и на нем также висит бремя требующих конверсии военных предприятий. Уже в силу своих размеров и отсутствия капиталов подобное государство окажется не в состоянии справиться ни с одной из неизбежных проблем промышленной и общественной реорганизации. К тому же оно будет практически лишено собственного производства продуктов питания. А теперь взгляните на карту и посмотрите на его южных соседей: Китай и Казахстан. А южнее Казахстана лежат Узбекистан, Таджикистан, Туркмения. Киргизия, все более склоняющиеся к исламу и переживающие демографический рост. Туманная судьба их нового соседа, очевидно, будет зависеть от тех колоссальных аппетитов, которые у них разгорятся при его появлении на географических картах.

Еще более специфическим и слабым образованием стала бы новорожденная Дальневосточная Республика – огромный кусок земли (6215000 км2), население которого уже сегодня едва достигнет 8 миллионов человек. Ее богатства – уголь, золото, алмазы – способны при правильном использовании повлиять на мировую цену всех наиболее значимых природных ресурсов. Разумеется. такое государство немедленно превратится в протекторат крупных транснациональных компаний и инвестиционных банков. На юге эта территория граничит с Монголией и Китаем, а также краешком соприкасается с КНДР, на ее востоке – Япония. Излишне разъяснять, что произойдет, вернее, что уже происходит в качестве пролога к переменам, которые неотвратимо грядут в первой половине нового века. К северу от границы – 8 млн. человек населения, не владеющего капиталами и в большинстве своем готового уехать, и почти ничего не производящие промышленность и сельское хозяйство. К югу от границы – 200250 млн. китайцев, уже мирно завоевавших северные земли своими товами и динамичными предпринимательством и сельским хозяйством. Даже самое мирное и наименее склонное к экспансии правительство в Пекине бессильно будет затормозить неизбежную миграцию своего населения. В качестве примера можно привести полемику между федеральным правительством и губернатором Хабаровского края Виктором Ишаевым по поводу закона о купле-продаже земли. Губернатор считает, что, если закон будет принят, земли региона «немедленно будут скуплены гражданами КНР» и Россия «потеряет весь Дальний Восток». Тем более, что китайцы уже «заполняют пустоты, образовавшиеся с отъездом русских. С начала реформ уехало уже 800 тысяч человек, а это –10 % населения Дальнего Востока» (ИТАР-ТАСС. 1999. 6 июля). Спустя 30 лет весь азиатский пейзаж радикально изменится, независимо от того, сможет ли Россия (а сейчас это кажется крайне маловероятным) выдержать ожидающие ее внутренние и международные потрясения. Что станет со «слабо конфедеративной» Дальневосточной Республикой? Пусть читатель сам ответит на этот вопрос.

Что же до «соседей» такой «слабой конфедерации», им будут активно помогать с тем, чтобы они помешали России вновь, несмотря на ее слабость, впасть в соблазн и поддаться имперской ностальгии. На юго-западном фланге Украине позволят в среднесрочной перспективе вступить в НАТО и Европейский Союз. В то же время Беларусь, возможно, ждут наказания и дестабилизация, чтобы искоренить в ней любую надежду на полное объединение с Россией. Азербайджану, Узбекистану, Казахстану, Киргизии и Таджикистану помогут справиться одновременно с двумя задачами: сдерживать возможные российские претензии на вмешательство в их внутренние дела и не пасть жертвами исламского экстремизма. Это может быть проделано с относительно небольшими финансовыми и иного рода затратами. Учитывая низкий стартовый уровень и сельскохозяйственный или монокультурный характер экономики этих стран, нетрудно создать в них достаточно покорную и дешевую в содержании «компрадорскую» буржуазию. Такой процесс уже запущен.

Особая роль отведена трем республикам, выходящим на нефтеносное побережье Каспия, – Казахстану, Азербайджану и Туркмении. Им предстоит помешать России вернуть себе главенство на этом геополитическом пространстве. Турции также отводится важнейшее место как на кавказском и ближневосточном театре, так и по отношению к тюркоязычным республикам бывшего СССР и тюркским народностям самой России. Чтобы привлечь ее к активным действиям, необходимо прежде всего убедить европейцев кооптировать ее в ЕС, сделав новым ключевым партнером в деле сдерживания российских интересов и новым фактором контроля над попытками европейцев добиться самостоятельности относительно американских планов. Турецкие амбиции будут удовлетворены по крайней мере по двум направлениям: во-первых, гарантируя Анкаре контроль над значительной частью нефти, транспортируемой с Каспия западным потребителям: во-вторых, пресекая все попытки дальнейшей борьбы курдов за автономию. От севера Ирака будет «отрезано» курдское государство, что позволит поймать сразу трех зайцев: наказать Ирак, порадовать Турцию и удовлетворить требования курдов. Все вышеописанное – не дело отдаленного будущего, а активная, полным ходом развивающаяся политика. Ниже мы это продемонстрируем.

Сказанное касается южного фланга бывшего советского региона. На востоке положение гораздо менее сложное и с географической. и с геополитической точки зрения. Приграничных стран всего четыре – Китай, Монголия, КНДР и Япония (последняя – ближайшая к российскому региону держава, отделенная от него лишь узкой полоской моря). Из них только две играют заметную роль. Согласно американской стратегии – по крайней мере в изложении Бжезинского – Китай не станет глобальной сверхдержавой раньше чем через 20 лет, т. е. еще примерно добрых четверть века он не сможет проводить свои интересы за пределами собственного региона. За это время Америка должна успеть построить стратегию для долгосрочной «восточной оси американского присутствия в Евразии», которая, однако, не препятствовала бы желанию китайцев утвердиться в качестве главной региональной державы.

«Большой Китай» (как и «Большая Европа» на западе) не обязательно рассматривается как вступающее в противоречие с американскими стратегическими интересами государство. Лишь бы он, как и Европа, подчинялся этим интересам и разделял их. Более того, «Большой Китай» может стать важнейшим союзником в щекотливом деле сдерживания возможных российских притязаний на бывшие братские республики Средней Азии. По всем расчетам, по мере своего развития Китаю потребуется расширить энергетическую сеть и, следовательно, добиваться прямого доступа к каспийским месторождениям, что будет противоречить стратегическим интересам России. Еще «Большой Китай» полезен для сдерживания все более населенной н обладающей ядерным оружием Индии, которая по-прежнему упрямо держится за сотрудничество с Россией. И наконец, Китаю вместе с Японией будет поручено (что, впрочем, можно считать и наградой) инвестировать в безлюдные и богатейшие земли Сибирской и Дальневосточной республик. Поначалу речь, наверное, пойдет о чем-то вроде совместного японо-китайского предприятия. Впоследствии. с вероятным ростом аппетитов обеих стран, именно США возьмут на себя роль арбитра и миротворца, упрочив таким образом свое положение мирового лидера.

Эта стратегия могла бы быть выражена эффектным газетным заголовком: «Кооптировать Китай». Следует, однако, обратить внимание на немаловажную деталь картины, нарисованной Бжезинским. Европеец по происхождению, он ни словом не упоминает всю прошлую историю российско-европейских отношений, особенно в нашем агонизирующем веке. В своих расчетах он не учитывает, например, памяти о второй мировой войне и роли, сыгранной в ней Россией-победительницей. Однако, когда его внимание перемещается на азиатский плацдарм, европеец Бжезинский вдруг вспоминает прошлое: дескать. Великобритания «унизила» Китай, в то время как Америка никогда так с ним не поступала и, следовательно, может рассчитывать на симпатию, которая еще долго будет недоступна далекой европейской державе, особенно после того, как она недавно столь неохотно рассталась с Гонконгом.

Тот же критерий применяется и тогда, когда под беспощадное увеличительное стекло американских интересов попадает Япония. Бжезинский краток: «Японии не придется играть в Азии никакой роли первого плана»: как континентальная держава она «незначительна». Если уж выбирать главного союзника. – а такой выбор, без сомнения, предстоит, – то это Китай и только Китай. Не столько потому, что Пирл Харбор был японской, а не китайской выходкой, сколько из-за того, что у Японии нет – и в ближайшие годы, похоже, не будет – глобального видения мировой политики, что делает ее малоинтересной в качестве партнера и малоопасной как конкурента. А потом – и вот снова история «оправдывает» геополитические решения – невозможно забыть крайне неприятное поведение Японии во второй мировой войне по отношению к Китаю, Корее и всему азиатскому Юго-Востоку. Короче говоря, новым правителям мира придется вежливо убедить Токио не вмешиваться в большую игру. За исключением, разумеется, тех маленьких ролей, которые время от времени будет поручать ему главный режиссер.