Текст книги "Нечто чудесное"
Автор книги: Джудит Макнот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава 13
Кошмары преследовали Александру до самого пробуждения. Она металась, пытаясь избавиться от ужасного сна, в котором очутилась на церковном дворе в окружении надгробий, и каждое носило имя ее отца, деда или мужа.
Наконец она перевернулась на спину и попробовала разлепить налитые свинцовой тяжестью веки. Когда это в конце концов удалось, она пожалела, что вернулась к реальности. Голова раскалывалась, будто в нее вонзился боевой топор; солнечный свет, льющийся в окна, раздражал глаза. Поморщившись, она отвернулась, и ее взгляд упал на тощую женщину в черной униформе, накрахмаленном белом переднике и чепце, дремлющую в кресле. Наверное, это горничная…
– Почему вы здесь? – прошептала она неузнаваемо слабым, прерывистым голосом. Но горничная продолжала похрапывать, и Александра, с трудом приподняв голову, увидела на столике у кровати бутылку, стакан и ложку.
– Что это? – спросила она, на этот раз громче. Усталая служанка встрепенулась и, заметив, что глаза Александры открыты, вскочила.
– Опий, миледи, и доктор велел вам поесть, как только проснетесь, Я мигом принесу поднос с завтраком.
Слишком сонная, чтобы осознать происходящее, Алекс облегченно прикрыла глаза, а когда открыла их снова, на столике уже красовался поднос, а солнце поднялось гораздо выше. По-видимому, день был в самом разгаре. Перед глазами девушки все плыло, голова кружилась, но спать больше не хотелось.
Горничная теперь бодрствовала и сейчас с тревогой смотрела на хозяйку.
– Господи, вы спали как убитая, – выпалила она, но тут же зажала рукой рот и в ужасе расширила глаза.
Александра с любопытством уставилась на нее и неуклюже села, откинувшись на подушки. Горничная немедленно поставила ей на колени поднос, на котором, согласно обычаю, рядом с блюдами лежали красная роза и свежая газета.
– Почему мне давали опий? – поинтересовалась Александра, раздраженная собственной невнятной речью и неспособностью сосредоточиться.
– Так доктор велел.
Девушка недоуменно нахмурилась и машинально задала вопрос, который неизменно повторяла каждое утро:
– Сэр Джордж уже…
Нестерпимая боль пронзила тело и вырвалась из горла мучительным стоном – воспоминание о вчерашнем приезде Брэдберна всплыло с ужасающей ясностью. Девушка тряхнула головой, словно пытаясь прогнать звучавшие в мозгу несвязные фразы:
…печальная обязанность сообщить… пошел ко дну вместе со всей командой… скорее за доктором… власти уведомлены… Рамзи, уложите ее в постель…
– Нет! – завопила Александра, отворачиваясь, но взгляд ее упал на огромные буквы газетного заголовка.
– Что случилось, миледи? О чем тут говорится? – испуганно повторяла горничная, непонимающе уставясь на слова, которых не могла прочесть.
Зато Александра понимала каждое. В некрологе говорилось, что Джордан Эддисон Мэттью Таунсенд, двенадцатый герцог Хоторн, маркиз Лендсдаун, граф Марлоу, барон Ричфилд мертв.
Александра рухнула на подушки и прикрыла глаза, безразличная ко всему, кроме раздиравшей сердце муки.
– О, мисс… ваша светлость… я не думала вас расстраивать, – шептала горничная ломая руки. – Сейчас побегу за доктором. Он не отходит от леди Хоторн – она очень больна.
Смысл униженных извинений наконец проник сквозь туман безысходного отчаяния.
– Я сейчас же иду к ней, – решила девушка.
– О нет, ваша светлость, все равно этим не поможешь. Креддок сказала мистеру Рамзи, что ее светлость не говорит. Не может. И никого не узнает, просто смотрит…
Тревога вытеснила скорбь, и Александра, не обращая внимания на протесты горничной, села, но тут же схватилась за кроватный столбик, пережидая приступ дурноты. С трудом натянув халат, девушка вышла из комнаты. Она не помнила, как оказалась у спальни герцогини, и постучала.
Дверь открылась, и в коридор вышел врач.
– Как она? – взволнованно спросила Александра. Доктор покачал головой:
– Плохо, очень плохо. Она уже немолода и перенесла ужасное потрясение. Не говорит, ничего не ест, лежит и смотрит куда-то в пространство.
Александра кивнула, вспомнив, как вела себя мать, узнав о существовании любовницы отца. Она тоже слегла, отказывалась от еды, не разговаривала, не позволяла никому ее утешать. И когда вышла из добровольного заключения, уже никогда не была прежней, словно горечь и печаль, угнездившиеся в душе, уничтожили все остальные чувства.
– Она плакала? – пробормотала девушка, зная, как опасно, когда тоска и печаль не находят выхода. – Конечно, нет! Женщины ее положения и воспитания не плачут! Мы с Креддок постоянно ей твердим, что каждое несчастье имеет свою светлую сторону – в конце концов, у нее есть еще один внук, и титул остается в семье.
Мнение Александры о лекарях, и без того достаточно низкое, окончательно упало после разговора с этим напыщенным, бесчувственным человечком.
– Мне бы хотелось повидать ее, с вашего разрешения.
– Попытайтесь ее развеселить, – посоветовал тот, не обращая внимания на презрительный взгляд девушки. – Не заговаривайте с ней о Хоторне.
Александра вошла в полутемную комнату, ощущая, как сжимается сердце от жалости и сострадания к совсем еще недавно властной, надменной, гордой женщине, от которой сейчас осталась лишь тень. Лицо герцогини под короной белоснежных волос было смертельно бледным, в выцветших глазах, обведенных огромными синими кругами, застыла боль. Ни проблеска узнавания не промелькнуло в них, когда Александра подошла ближе и села на край постели.
Испуганная девушка схватила морщинистую, покрытую голубыми венами руку герцогини, бессильно лежавшую на золотом покрывале.
– О, мадам, так больше нельзя! – пробормотала она задыхаясь, взглядом умоляя герцогиню прислушаться. – Нельзя сдаваться! Джордану бы не понравилось видеть вас такой!
Герцогиня ничем не показала, что слышит ее, и Александра с возрастающим отчаянием стиснула тонкие пальцы.
– Да знаете ли вы, как он гордился вашим неукротимым духом и мужеством? Клянусь, это именно так! Ведь он сам хвастался передо мной и говорил, что другой такой на свете нет!
На измученном лице герцогини не дрогнул ни один мускул. Может, она просто не слышит Александру? Или не верит? А скорее всего ей просто все равно…
Неуверенная: в том, стоит ли продолжать, Александра тем не менее удвоила усилия.
– Это правда! Я прекрасно помню тот разговор, перед отъездом из Роузмида. Джордан тогда справился о вас, а я ответила, что вы наверху и, вероятнее всего, не скоро оправитесь после нашей свадьбы. Он улыбнулся… той самой, ослепительной улыбкой, от которой на душе становилось теплее, и знаете, что ответил?
Герцогиня не мигая смотрела в потолок.
– Он ответил, – упорно продолжала Александра, – что такой пустяк, как женитьба, не сломит его бабушку. Она вполне способна сразиться в одиночку с армией Наполеона и выйти победительницей, после чего сам император стал бы взбивать ей подушки и извиняться за дурные манеры и за то, что осмелился пойти войной на Англию. Именно это он…
Глаза герцогини закрылись, и Александра затаила дыхание, когда мгновение спустя из-под ресниц выкатились две слезинки. Девушка решила, что слезы – хороший знак, и очертя голову ринулась дальше.
– Он знал, как вы отважны и сильны… и преданны. Судя по словам Джордана, он считал, что ни одна женщина, кроме вас, не способна хранить верность.
Во взгляде старухи, устремленном на Александру, читались мучительная мольба и сомнение.
Прижав ладошку к щеке сломленной женщины, Александра попыталась, как могла, убедить ее, что не лжет, но остатки сил и самообладания исчезали с такой быстротой, что она едва могла говорить.
– Это чистая правда. Джордан был безоговорочно уверен в вашей преданности и даже утверждал, что, хотя вам не по душе этот брак, вы заживо сдерете шкуру с каждого, кто осмелится сказать про меня плохое слово, и все лишь потому, что я ношу его имя.
По лицу леди Хоторн струились слезы, падая на пальцы Александры. В комнате стояла ничем не прерываемая тишина. Наконец герцогиня, с трудом сглотнув, умоляюще пролепетала:
– Хоторн в самом деле говорил это… насчет Наполеона?
Александра кивнула и попыталась улыбнуться, но следующие слова герцогини острой болью отозвались в душе.
– Я любила его больше, чем сыновей, – зарыдала старуха и, обняв плачущую девушку, которая так отважно стремилась утешить ее, притянула к себе. – Александра, – всхлипывала она, – я… я никогда не говорила ему о своей любви. А теперь уже слишком поздно…
Остаток этого дня и весь следующий девушка не отходила от герцогини. Теперь, когда плотина скорби была прорвана, старая леди, казалось, испытывала неодолимую потребность говорить только о Джордане.
На следующий вечер, часов в восемь, Александра оставила мирно уснувшую женщину и спустилась в голубую гостиную, не желая оставаться в гнетущей атмосфере своей комнаты. Стараясь хоть на мгновение забыться, она раскрыла книгу, но на пороге появился Рамзи и, вежливо откашлявшись, объявил:
– Его светлость герцог Хоторн…
Алекс радостно вскрикнула и, вскочив, метнулась к двери. Рамзи отступил. Из-за его спины выступил герцог Хоторн, и девушка оцепенела. Она не подумала о том, что со смертью кузена герцогский титул переходит к Энтони Таунсенду.
Ярость к этому человеку, посмевшему назваться титулом Джордана, вспыхнула в ее сердце. Энтони Таунсенд – единственный, кто извлекает выгоду из этой трагедии, и, вероятно, даже рад…
Взглянув в гневно горящие глаза, Энтони остановился.
– Вы не правы, Александра, – спокойно предупредил он. – Я отдал бы все на свете, только бы видеть, как он сейчас входит в эту комнату. Знай я, что Рамзи так доложит обо мне, попросил бы его не делать этого.
Искренность и чистосердечие его слов растопили злобу. Александра, раскаиваясь, что плохо подумала о нем, попросила:
– Пожалуйста, простите меня, ваша светлость.
– Тони, – поправил он, дружески протягивая руку. – Как бабушка?
– Сейчас спит, и, по-моему, ей немного лучше.
– Рамзи сказал, что вы были неиссякаемым источником доброты и утешения для нее. Благодарю вас.
– Она держалась очень храбро и смогла обрести волю к жизни.
– А вы? – осведомился Тони, подходя к угловому столику и наливая себе шерри. – Как насчет вас? Выглядите вы ужасно.
Отблеск прежней веселости на миг зажегся в глазах девушки.
– У вас короткая память, ваша светлость, я никогда не считалась красавицей.
– Тони, – настойчиво повторил он, садясь напротив и глядя в мерцающее пламя.
– Ваша бабушка не желает оставаться в Лондоне и подвергаться нашествию соболезнующих визитеров, – сообщила Александра. – Она предпочитает немедленно отправиться в Роузмид после заупокойной службы по Джордану.
Однако Энтони покачал головой:
– Не думаю, что ей стоит запираться одной в Роузмиде, а я смогу провести там не более недели. Хоторн, родовое поместье Джордана, – огромное имение с сотнями слуг и арендаторов, которым необходим хозяин, особенно сейчас, когда среди людей царят растерянность и уныние.
Кроме того, мне следует поучиться вести дела и взять в свои руки управление другими поместьями.
Поэтому я предпочел бы, чтобы бабушка сопровождала меня в Хоторн и отныне жила именно там.
– Да, это будет куда лучше для нее, – согласилась Александра и, решив посвятить Энтони в свои планы, объяснила, что намеревается ехать домой сразу после заупокойной службы. – Мама собиралась путешествовать и немного развлечься. Она обещала писать и сообщать, где находится, так что, если получите ее письма, не сочтите за труд переслать домой. Тогда я смогу написать ей, что мой муж…
Она попыталась сказать «мертв» и не смогла. Невозможно поверить, что этого красивого, полного сил человека, за которого она вышла замуж, больше нет.
Следующим утром старая герцогиня, грозно хмурясь и не обращая никакого внимания на Рамзи, маячившего за спиной, вошла в желтый салон, где Энтони читал газету, а Александра, сидевшая за письменным столом, задумчиво смотрела в пространство.
При виде бледной отважной девочки с глубоко запавшими глазами, которая спасла ее, забыв о собственных терзаниях, выражение лица герцогини смягчилось, но тут же претерпело мгновенную метаморфозу, стоило ее взгляду упасть на Генри, попеременно вилявшего хвостом и тянувшего за подол черного траурного платья Александры.
– Сидеть! – скомандовала она дерзкому животному. Девушка вздрогнула, Энтони подскочил, но Генри лишь задрал хвостик и возобновил неустанные попытки разорвать платье. Застигнутая врасплох столь небывалым открытым неповиновением, старуха попробовала взглядом пригвоздить негодного щенка к полу, но, когда и это не возымело ни малейшего эффекта, обернулась к величественно-невозмутимому дворецкому.
– Рамзи! – повелительно приказала она. – Немедленно уведите это мерзкое создание, и пусть его выгуливают как можно дольше!
– Да, ваша светлость. Сейчас же, – поклонился слуга, очевидно, привыкший ничему не удивляться, и, нагнувшись, подхватил несчастного Генри, но тут же отстранил его как можно дальше от себя.
– А теперь к делу! – резко бросила герцогиня, и Александра поспешно спрятала невольную улыбку. – Энтони уведомил меня, что вы намереваетесь вернуться домой.
– Да. Мне бы хотелось уехать завтра, после заупокойной службы.
– Нет! Вы поедете в Хоторн вместе со мной и Энтони.
Александра сама с ужасом думала о той минуте, когда окажется в Моршеме, где уже ничего не будет таким, как когда-то, и где ей придется влачить прежнее одинокое существование, словно Джордана вообще не было на свете. Но и в Хоторн она не собиралась ехать.
– Но зачем, ваша светлость?
– Потому что вы герцогиня Хоторн и ваше место в семье мужа.
Поколебавшись, Александра качнула головой:
– Мое место дома.
– Вздор! – невозмутимо изрекла старая женщина, и Александра порадовалась, видя, как быстро к ней вернулись непререкаемо-властные манеры. – В то утро, когда вы обвенчались с Хоторном, – решительно продолжала герцогиня, – он сам доверил мне наставлять и воспитывать вас, с тем чтобы вы в свое время смогли занять подобающее вам место в обществе. И хотя моего внука больше нет, думаю, во мне осталось достаточно преданности, чтобы выполнить его желание.
Она намеренно подчеркнула преданности, и Александра вспомнила, как уверяла герцогиню, что Джордан восхищался именно этим ее качеством. Девушка поколебалась, одолеваемая угрызениями совести, сознанием долга и тревогой за свое будущее. Что станется с нею в Хоторне, вдали от тех, кого она знает и любит? Герцогиня мужественно пытается побороть тоску, но не в силах помочь Александре исцелить разбитое сердце. С другой стороны, девушка не была уверена, что способна в одиночку нести это бремя, как в тот раз, после смерти отца и деда.
– Вы сама доброта, мадам, но боюсь, что я все-таки не смогу, – отказалась она наконец, немного подумав. – В отсутствие моей матери я должна позаботиться о других, о ком до сих пор так постыдно забывала.
– Кто эти «другие»? – осведомилась герцогиня.
– Пенроуз и Филберт. Я намеревалась просить мужа принять их в дом, но…
– Кто, – бесцеремонно перебила герцогиня, – эти Пенроуз и Филберт?
– Пенроуз – наш дворецкий, а Филберт – лакей.
– У меня почему-то давно создалось впечатление, что именно слуги должны заботиться о господах, а не наоборот. Однако, – немного оттаяла герцогиня, – я восхищаюсь вашим милосердием. Можете привезти их в Хоторн. Лишние слуги не помешают.
– Они очень стары, – торопливо объяснила Александра, – и не могут выполнять тяжелую работу, но оба горды и считают себя незаменимыми. Я… говоря по правде, поддерживала в них это заблуждение.
– Я тоже всегда считала своим христианским долгом позволять престарелым слугам трудиться, пока они могут и хотят, – не моргнув глазом солгала герцогиня, метнув убийственный взгляд на внука. Она твердо вознамерилась превратить Александру в блестящую светскую даму и не собиралась ни на шаг отступать от цели. Герцогиня упорно отказывалась признаться себе, что эта девочка с цыганскими кудряшками, которая так храбро провела ее сквозь мрачные лабиринты боли и ужаса, заняла уголок в ее сердце и что она не вынесет расставания с Александрой.
– Не думаю… – начала та, но герцогиня, поняв, что девушка снова решила отказаться, не преминула пустить в ход все средства.
– Александра, теперь вы Таунсенд и ваше место с нами. Более того, вы клялись выполнять желания мужа, а он настоятельно хотел, чтобы вы делали честь его прославленному имени.
Эти слова попали в цель и нашли отклик в душе девушки. Герцогиня права: она не все потеряла, когда лишилась Джордана. Он дал ей свое имя, и Александра вспомнила, что перед алтарем клялась почитать мужа и повиноваться ему. Джордан, несомненно, хотел бы видеть ее настоящей дамой, достойной его титула.
Подняв глаза на герцогиню и чувствуя, как переполняется нежностью сердце, девушка прошептала:
– Я все сделаю, как велел он.
– Превосходно, – проворчала герцогиня. Когда Александра отправилась собирать вещи, Энтони откинулся в кресле и насмешливо-вопрошающе уставился на бабушку. В ответ та величественно выпрямилась, пытаясь взглядом поставить Энтони на место. Однако и на этот раз у нее ничего не вышло.
– Скажите мне, – едва сдерживая смех, попросил внук, – с каких это пор у вас возникло столь горячее желание нанимать престарелых слуг?
– Когда я поняла, что это единственный способ удержать Александру, – откровенно ответила герцогиня. – Не позволю этому ребенку прозябать в захолустной деревушке и провести остаток жизни в трауре. Ей едва исполнилось восемнадцать!
Глава 14
Хоторн, наследственное поместье двенадцати поколений Таунсендов, насчитывал пятьдесят тысяч акров лесов, парков, зеленых холмов и плодородных полей. Внушительные ворота из черного кованого железа с гербом Хоторнов преградили путь элегантным дорожным каретам, и привратник в ливрее вышел из каменной сторожки, чтобы распахнуть створки.
Сидевшая подле герцогини Александра неотрывно смотрела в окно на безукоризненно подстриженный бархат газонов, рассеченный подъездной аллеей. По обе стороны от нее росли вековые деревья, простиравшие покрытые густой листвой ветви, словно зонтики, над экипажами. Невзирая на то что Хоторн теперь принадлежал Энтони, Александра не могла не думать о нем как о доме Джордана. Здесь он родился и вырос. Здесь она узнает о муже все, что не успела узнать, пока он был жив. Здесь она будет чувствовать себя ближе к нему.
– Прекраснее Хоторна нет места на свете, – выдохнула она.
– Посмотрим, что вы скажете, когда увидите дом! – улыбнулся Энтони ее детскому восторгу, и по его тону Алекс поняла, что здание должно быть настоящим дворцом. Тем не менее она затаила дыхание, когда за поворотом открылся вид на возвышавшийся в полумиле впереди трехэтажный особняк на фоне невысоких холмов, хрустально-прозрачных голубых речушек и спускавшихся уступами садов. На переднем плане, напротив здания, расстилалось большое озеро; по его спокойной глади скользили белые лебеди, а справа над озером стояла прелестная беседка в классическом греческом стиле с белыми колоннами.
– Это больше чем прекрасно, – прошептала девушка. На пологих ступеньках крыльца выстроилось с полдюжины лакеев. Подавив ощущение того, что ведет себя крайне грубо, Александра, однако, последовала примеру герцогини и прошла мимо слуг с таким лицом, словно тех не существовало.
Человек в роскошной ливрее, чей величественный облик лучше всяких слов изобличал в нем дворецкого, распахнул двери. Герцогиня представила его как Хиггинса и проследовала в холл вместе с Александрой.
Широкая изогнутая мраморная лестница поднималась изящным полукругом из холла на самый верх. Александра и герцогиня взошли по ступенькам в великолепные покои, отделанные в розовых тонах.
После ухода горничной герцогиня обратилась к Алекс:
– Не хотите ли отдохнуть? Вчерашний день оказался нелегким испытанием для всех нас.
Воспоминания о заупокойной службе по Джордану сливались в сознании девушки в бесконечные мгновения боли и нереальности происходящего – зловещий туман, в котором выделялись лишь глаза окружающих, смотревших на нее с каким-то странным любопытством. Александра все это время простояла рядом с герцогиней. На службу приехали овдовевшая мать и младший брат Энтони, худенький хромой мальчик. Было видно, что оба искренне скорбят о Джордане. Полчаса назад их экипаж свернул на дорогу, ведущую к бывшему дому Энтони. Александра сразу же полюбила новых родственников и была рада, что они живут поблизости.
– О, мадам, можно мне вместо отдыха подняться в его комнату? Поймите, я была замужем за Джорданом, но так и не успела по-настоящему его узнать. Он рос в этом доме и жил почти до того дня, когда я его встретила. – Знакомая спазма сжала горло Александры, и она едва договорила неверным, запинающимся голосом:
– Только здесь я смогу действительно понять, каким он был, и это одна из причин, по которой я согласилась поехать с вами.
Необъяснимая и бесконечная нежность наполнила душу герцогини, и она уже подняла руку, чтобы погладить девочку по щеке, но тут же опомнилась и немного высокомерно кивнула.
– Я сейчас же пошлю к вам Гиббонза, старшего лакея.
Гиббонз, подвижный немолодой человек, появился через несколько минут и проводил Александру в хозяйские покои – роскошно обставленные комнаты на втором этаже со стеклянной стеной от пола до потолка, выходившей на парк.
Не успев переступить порог, Александра ощутила мучительно знакомый слабый запах пряного одеколона, тот запах, который запомнился ей, когда она лежала в объятиях Джордана. Боль с новой силой завладела девушкой и свернулась в душе ядовитой змеей. Однако она испытала странное облегчение, словно, придя сюда, впервые уверилась, что ее внезапное, длившееся всего четыре дня замужество не было воображаемым.
Она медленно обвела глазами комнату, не пропустив ничего, от тонкой работы лепнины на потолке до великолепных персидских синих с золотом ковров под ногами. Два массивных камина желтоватого мрамора украшали противоположные концы просторной комнаты, на возвышении стояла огромная кровать под синим с золотом балдахином. Справа от нее, перед камином, Александра заметила два изящных диванчика с шелковой обивкой.
– Мне хотелось бы все получше осмотреть, – пояснила она лакею почтительным шепотом, словно оказалась в святилище.
Подойдя к комоду розового дерева, девушка любовно коснулась щеток с ручками из черного оникса, все еще лежавших тут, словно в ожидании прикосновения хозяина, а потом встала на цыпочки, чтобы дотянуться до висевшего над комодом зеркала, но смогла увидеть лишь лоб и глаза.
«Какой же он был высокий», – подумала она, грустно улыбаясь.
Из спальни дверь вела еще в три комнаты – гардеробную, кабинет, уставленный книжными полками и мягкими кожаными креслами.
Войдя в третью комнату, Алекс не сдержала громкого возгласа восхищения. Перед ней было огромное полукруглое помещение, облицованное черным мрамором с золотыми прожилками, с гигантским круглым мраморным углублением в центре.
– Боже, что это такое? – удивилась девушка.
– Ванная, ваша милость, – пояснил лакей, снова кланяясь.
– Ванная? – повторила Александра потрясенно, глядя на позолоченные краны и тонкие мраморные колонны, расставленные по периметру бассейна. С застекленного потолка лился свет.
– Мастер Джордан – горячий сторонник модернизации, ваша светлость, – с трудом выговорил лакей, и Александра снова поразилась – на сей раз гордости и любви, звучавшим в голосе старого слуги.
– Прошу, называйте меня просто «мисс Александра», – попросила она улыбаясь. Но Гиббонза, по-видимому, настолько возмутила сама мысль о подобной вольности, что Александра поспешно поправилась:
– «Леди Александра» в таком случае. Вы хорошо знали моего мужа?
– Лучше остальных слуг, если не считать мистера Смарта, старшего конюха.
Поняв, что нашел в леди Александре благодарную аудиторию, Гиббонз немедленно вызвался показать ей дом и окрестности. Экскурсия продолжалась три часа и включала посещение любимых мест Джордана и знакомство с мистером Смартом, который предложил рассказать «все о мастере Джордане», когда она спустится в конюшни.
Только к вечеру Гиббонз наконец завершил показ, отведя напоследок Александру еще в два места, одно из которых немедленно полюбилось ей – длинная галерея с двойным рядом фамильных портретов во весь рост, в одинаковых позолоченных рамах.
– Мой муж был красивее всех, – объявила Александра, изучив каждый портрет.
– Мы с мистером Хиггинсом все время твердим то же самое – Но его портрета здесь нет.
– Я слышал, как его светлость говорил мастеру Энтони, будто у него есть чем заняться и без того, чтобы выстаивать часами перед художником. – Он кивнул на два. портрета в верхнем ряду:
– Вот его светлость: на этом – совсем еще малыш, а здесь – в шестнадцать лет. Его папа велел ему позировать, и мастер Джордан рвал и метал.
Улыбка осветила бледное лицо Александры, неотрывно смотревшей на маленького мальчика с черными курчавыми волосами, стоявшего подле прелестной белокурой дамы с томными серыми глазами. По другую сторону ее троноподобного кресла, обитого красным бархатом, стоял красивый широкоплечий мужчина с неулыбчивым, гордым лицом.
Напоследок Гиббонз отвел ее в маленькую комнатку на третьем этаже, в которой было душно и пахло пылью, – по-видимому, ее давно не открывали. Перед большим письменным столом стояли три парты поменьше, а в углу красовался большой глобус на медном стержне.
– Это классная комната, – пояснил Гиббонз. – Мастер Джордан вечно старался сбежать, и за это трость мистера Ригли частенько гуляла по его спине. Однако он выучился всему, что нужно было знать. Умен, как сам дьявол!
Александра шагнула вперед и замерла как вкопанная перед партой, на которой были вырезаны буквы Д.Э.М.Т. Инициалы Джордана. Она осторожно обвела их пальцем, оглядывая комнату одновременно с удовольствием и неловкостью. Как не похожа эта унылая клетушка на уютный захламленный кабинет дедушки! Ужасно, когда вместо любви и почтения к учителю испытываешь злобу и ненависть!
Распрощавшись с лакеем, Александра снова поднялась на галерею, чтобы еще раз взглянуть на портрет мужа. Стоя перед ним, девушка торжественно прошептала:
– Ты будешь мной гордиться, дорогой, обещаю.
В последующие дни Александра взялась за осуществление цели со всем рвением, вкладывая в весьма нелегкую задачу немало сил. Она запоминала наизусть целые страницы «Книги пэров», корпела над толстыми томами руководства по этикету и поведению в обществе, врученными ей герцогиней. Ее способности быстро снискали одобрение старой дамы, как, впрочем, все, что она делала, если не считать двух исключений, побудивших ее светлость просить Энтони прийти в ее гостиную вскоре после приезда семьи в Хоторн.
– Александра слишком подружилась с Гиббонзом и Смартом, – с недоумением и тревогой объявила герцогиня. – Я за сорок лет не сказала им и половины того, что она успела наговорить за неделю.
Однако Энтони, подняв брови, спокойно ответил:
– Она считает слуг членами семьи. Это было очевидно, еще когда она просила за своих дворецкого и лакея. Вполне безвредное заблуждение.
– Вам не покажутся безвредными Пенроуз и Филберт, когда вы их увидите, – зловеще предупредила герцогиня. – Они приехали сегодня.
Энтони припомнил, что слуги Александры уже немолоды, и попытался объяснить это герцогине:
– Они…
– Глухи и слепы! – перебила та негодующе. – Дворецкому приходится вопить в самое ухо, а лакей натыкается на стены и дворецкого! Невзирая на нежные чувства Александры, придется убирать их с глаз подальше, когда приезжают визитеры. Нельзя позволить, чтобы от их криков рушились стены, а гостей обливали чаем.
Видя, что Энтони не выказывает ни малейшего беспокойства и, скорее, забавляется происходящим, герцогиня грозно нахмурилась:
– Если вы не считаете это предосудительным, по крайней мере прекратите фехтовальные упражнения с Александрой по утрам! Совершенно недопустимое поведение для молодой леди, не говоря уже о том, что ей приходится надевать мужской костюм!
Но Энтони и в этом случае не был склонен разделить точку зрения бабушки.
– Надеюсь, вы не запретите нам делать это, ради меня и Александры. Это вполне безопасно и так ей нравится! Алекс говорит, что наши поединки позволяют ей сохранить фигуру.
– А при чем здесь вы? – раздраженно вопросила герцогиня.
Внук широко улыбнулся:
– Она грозный противник, и благодаря ей я в отличной форме. Мы с Джорданом считались лучшими фехтовальщиками в Англии, но с Александрой мне приходится держаться начеку, и то она из половины схваток выходит победительницей.
После ухода Тони герцогиня беспомощно уставилась на пустое кресло, прекрасно понимая, почему прибегла сейчас к поддержке внука, опасаясь вызвать Алекс на откровенный разговор. Она боялась сломить волю девушки, особенно теперь, зная, как мужественно та старается быть веселой. За это время неизменно доброжелательная улыбка и мелодичный смех Александры совершенно изменили мрачную атмосферу Хоторна. Но улыбалась она лишь потому, что отчаянно хотела поддержать обитателей дома, помочь им справиться с горем. По мнению герцогини, Александра представляла собой уникальное сочетание чистосердечия, мягкости, решительности и мужества.
Не подозревая, как расстроила пожилую леди, Александра пыталась привыкнуть к жестким рамкам существования в герцогском доме. Весна сменилась летом, но девушка по-прежнему продолжала прилежно учиться, а в свободное время бродила по прекрасным садам и паркам или отправлялась в конюшни, Где Смарт, знавший Джордана с детства, рассказывал ей чудесные истории. Уже через несколько недель конюх был совершенно очарован Алекс.
Дни текли незаметно, но муж неизменно присутствовал в мыслях девушки. Через месяц после его гибели маленькая мраморная плита с именем и датами рождения и смерти Джордана была установлена, по настоянию Александры, не на фамильном кладбище, как велел обычай, но на другом берегу озера, у опушки леса, рядом с беседкой. Александра посчитала, что там ей будет лучше, чем на уединенном погосте, но, когда родные пошли навстречу ее желаниям, поняла, что чего-то не хватает. Она отправилась к старшему садовнику, и тот дал ей цветочные луковицы, которые девушка посадила в лесу. Каждые несколько дней она приходила за новой рассадой. И только завершив наконец труды, поняла, что смогла воссоздать ту маленькую полянку, где Джордан сказал, что она похожа на портрет кисти Гейнсборо.
Александра страстно полюбила это место и просиживала там часами, припоминая каждую минуту своей недолгой семейной жизни, доброту и нежность Джордана. Но чаще всего она воскрешала в памяти пьянящую сладость и жадную настойчивость поцелуев мужа, мучительное наслаждение его ласками. Устав перебирать истинные события, она представляла воображаемые восхитительные сцены, в которых Джордан опускался на колени и, прижав руки к груди, клялся ей в вечной любви. Чем больше Алекс думала о проведенных вместе днях, тем тверже верила, что он начинал любить ее.
