Текст книги "Еще одно мгновение, или Каждый твой вздох"
Автор книги: Джудит Макнот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава 10
Кейт открыла дверь улыбающимся официантам, молодому и постарше.
– Как ваш ужин, мисс? – спросил тот, что помоложе, ввозя сервировочный столик.
– Восхитительный, – слегка задыхаясь, заверила она, хотя не могла припомнить, что именно ела.
– А вино понравилось? – осведомился второй, осторожно обходя спящую собаку.
– Да. Очень, – подтвердила Кейт с улыбкой, пытаясь обрести равновесие.
Проверила, не стало ли хуже Максу, пригладила волосы и вышла на террасу. Митчел стоял в саду, сунув руки в карманы и задумчиво глядя на залитую лунным светом воду.
Музыканты снова заиграли, и когда Кейт стала обходить стол, молодой официант, силившийся воткнуть пробку в недопитую бутылку вина, приостановился.
– Там, внизу, устроили вечеринку. Надеюсь, музыка не потревожила ни вас, ни вашего мужа.
– О нет, мы... мы... нам очень нравится, – пробормотала Кейт, запнувшись при слове «муж».
Не потому, что Митчел не был ее мужем. Просто она поняла, какой неловкой будет ситуация завтрашним или послезавтрашним вечером, если те же официанты подадут обед ей и Эвану! Возможно, Митчел подумал о том же, поэтому и ушел в темноту, в самую глубь сада.
Но Кейт вынудила себя выбросить из головы тревоги о будущем и ступила с террасы в траву. Очень скоро ей придется жить с последствиями своего решения остаться на ночь с Митчелом. Но пока что решение принято, и назад дороги нет. Да она и не хочет отступать, особенно после их поцелуя. Оказалось, что до этой минуты она не знала, что такое настоящий поцелуй, и отчего-то ощущала, что Митчел почти также удивлен и захвачен этим поцелуем, как сама она.
Он повернулся к ней, и Кейт всмотрелась в его лицо, пытаясь найти хоть какой-то признак того, что поцелуй действительно повлиял на него. Очень хотелось верить, что и для него это не обычный поцелуй.
Да-да, Кейт необходимо было поверить в это, и все же в бледном лунном свете она видела, что Митчел почти хмурится. Однако он стоял слишком далеко, чтобы понять, так ли это. Кейт нерешительно улыбнулась и попыталась придумать, что сказать ему, когда подойдет ближе. Он не улыбнулся в ответ. Почему?
А Митчел не улыбался, потому что изучал женщину, только сейчас единственным поцелуем умудрившуюся возбудить в нем порыв неуправляемой, алчной похоти. Изучал и вовсе не радовался тому, что видел. Она шла навстречу, заложив руки за спину. Ветерок играл ее длинными волосами, забирался под широкие брюки. В эту минуту она напомнила ему певчую из ирландского хора, и соблазнительный костюм, который она носила и который он мысленно сдирал с нее во время ужина, теперь показался девственно-белым.
Кейт Донован совсем не была женщиной в его обычном стиле, и бурная физическая реакция на единственный поцелуй тоже показалась ему весьма необычной. Днем, когда она опрокинула на него «Кровавую Мэри», его желание вновь увидеть ее было вполне естественным: какой мужчина не назначил бы свидания такой хорошенькой девушке? Но вечером его влечение к ней усиливалось так бурно с каждым новым ее поступком и словом, что единственный поцелуй, предназначенный, чтобы выразить чисто физическое желание, которое скоро будет удовлетворено, стал чем-то другим. Выражением безумной потребности.
Кейт остановилась, чтобы сорвать белый цветок с куста. Поднесла цветок к носу, глубоко вдыхая аромат и глядя на воду. И внезапно Митчел перенесся на десять лет назад, в дом греческого бизнесмена, где праздновали какое-то событие. Когда ему надоел шум, он захватил с собой выпивку и медленно побрел по тропинке, кончавшейся у входа в маленький, залитый светом факелов садик на краю обрыва. В центре стояла статуя молодой женщины с вьющимися волосами, державшей в руке цветок. Судя по одежде, статую изваяли совсем недавно, но что-то в ней привлекало Митчела.
– Не возражаете, если я присоединюсь к вам? – спросил он у статуи, изучая черты ее лица.
Идиотский вопрос. Как и тот факт, что он сравнивает рыженькую девушку из Чикаго с греческой статуей из алебастра. Его реакция на Кейт Донован была не только странной, но и непредсказуемой, и хотя Митчел понятия не имел, почему она так на него повлияла и куда все это приведет, все же несколько насторожился. Общее направление движения вызвало смутные подозрения. Придется проследить, чтобы курс прокладывался более тщательно и на его условиях.
Кейт остановилась перед ним и посмотрела в сторону берега, где музыканты заиграли очередную самбу.
– Мы опять с музыкой, – беспечно сообщила она, стараясь игнорировать его холодноватую улыбку и руки в карманах. – Официант сказал, что там чья-то вечеринка.
Митчел посмотрел в ту сторону и назвал мелодию, которую играли музыканты.
– «Корковадо», – отметил он, но не попытался вновь пригласить ее на танец, и Кейт решила, что он так сдержан в присутствии официантов.
И поскольку так и не смогла возродить то настроение, которое царило здесь до появления официантов, решила, что лучше всего затеять легкую беседу, а если повезет, побольше узнать о человеке, с которым собиралась лечь в постель.
– Судя по тому, как вы танцуете, я уже поняла, что вы любите музыку, – начала она. – А какая ваша любимая?
– Джаз.
Кейт с преувеличенным отчаянием вздохнула:
– Мужчины вечно предпочитают джаз, потому что им лень слушать тексты песен. А с джазом можно даже не притворяться, что слушаешь. Ну а кроме джаза?
– Классическая музыка.
– В которой вообще нет текстов, – кивнула она с таким самодовольным видом, что Митчел невольно улыбнулся. – А кроме джаза и классической музыки?
– Опера.
– Тексты, которые вообще невозможно разобрать, – сухо заметила Кейт, торжествующе поднимая руки в знак того, что сумела доказать свою теорию, но промелькнувшая в его глазах нерешительность заставила ее опустить руки. – Вы знаете итальянский?
Именно итальянский, а не английский был первым языком Митчела, но вместо того чтобы признаться в этом и спровоцировать очередной допрос, он просто кивнул.
– Может, и говорите на нем? То есть объясняетесь так же хорошо, как на голландском и английском?!
– Я не слишком силен в голландском, – напомнил он.
Из этого Кейт заключила, что в итальянском он как раз силен, и с возрастающим уважением уставилась на собеседника.
– И сколько же языков вы знаете?
– Не считал.
– Давайте посчитаем, – предложила Кейт, принимаясь загибать пальцы.
– Лучше не надо! – отрезал Митчел, надежно пригасив и ее улыбку, и энтузиазм, отчего ему вдруг стало так стыдно, что он поспешил неуклюже загладить свою грубость, предложив не слишком понятное объяснение, смутившее девушку и потребовавшее уточнения: – Большинство европейцев говорят на нескольких языках.
– Но вы скорее похожи на американца. Никогда бы не подумала, что вы европеец.
– Я не европеец.
– Тогда кто же вы? – не выдержала она.
– Ни то и ни другое. Я нечто вроде гибрида всех цивилизаций, – ответил Митчел напрямик, потому что именно гибридом и считал себя.
Но когда сообразил, что мягкий голос и сияющие глаза только сейчас заманили его в ловушку, заставив высказать то, что он никогда не признал бы вслух, ему стало не по себе. Митчел нетерпеливо посмотрел в сторону террасы и, взяв Кейт под руку, повернул туда.
– Официанты уже ушли. Зайдем в номер, – попросил он, намереваясь без дальнейших обсуждений уложить ее в постель.
Кейт кивнула и послушно пошла рядом. Митчел предположил, что она разгадала его план. Но когда они оказались на террасе, она намеренно или случайно расстроила его замысел, усевшись на каменную балюстраду.
– Митчел...
Она впервые назвала его по имени тихим, мелодичным голосом, но тут же осеклась, словно звук его имени в ее устах доставил ей такое же нежданное удовольствие, как и самому Митчелу. Он прислонился бедром к противоположной балюстраде и сложил руки на груди.
– Что? – откликнулся он, смирившись с необходимостью, прежде чем затащить ее в номер, назвать несколько языков, которыми владел.
– Почему вы называете себя гибридом? – прошептала она, доверчиво подняв к нему лицо.
– Потому что я американец по рождению и европеец по воспитанию.
Она кивнула, словно удовлетворившись ответом.
– У вас есть братья и сестры?
Расстроенный и раздраженный неожиданным оборотом, который приняла беседа, Митчел коротко ответил:
– В общем, нет. – В общем, нет, – повторила она и шутливо поинтересовалась: – Как насчет отца и матери?
– Тоже нет.
– И вообще никаких родных?
– Да какая вам разница, черт возьми?
– Полагаю, никакой, – пожала она плечами, но в голос закрались нотки грусти и отрешенности.
У Митчела сложилось отчетливое впечатление, что по какой-то причине дальнейший отказ отвечать на вопросы станет тяжким доводом против него в том решении, которое она сейчас старается принять.
– У меня есть невестка, племянник и внучатая тетка, – сухо сообщил он, отказываясь признавать существование деда.
– Как у вас могут быть невестка и племянник, если нет ни братьев, ни сестер?
– Куда ведет эта беседа? – спросил он вместо ответа.
– Может, вы служите в ЦРУ или занимаетесь поисками людей, пропавших без вести?
Если бы не усталость и злость, он наверняка рассмеялся бы.
– Ни в коем случае.
– Нет, разумеется, нет, – весело заключила она, вставая, – иначе приготовили бы гораздо более правдоподобную легенду, верно?
Митчел встал и нетерпеливо дернул плечом.
– Вы всегда так любознательны?
Это прозвучало тонко замаскированным упреком и предупреждением отвязаться.
И Кейт отвязалась, в прямом и переносном смысле.
Отвернувшись, она взирала на холодную реальность ситуации, никакие желавшей превращаться в романтическую идиллию, о которой она мечтала несколько минут назад. Все, чего он желал, – провести с ней час-другой в постели. И интересовала она его как вполне подходящий сексуальный партнер. В какой-то момент она вдруг подумала, что, может, стоит довольствоваться этим, но вспомнила, сколько боли, неопределенности и грусти ей придется вынести по возвращении в Чикаго. Не стоит добавлять к этому унижение и угрызения совести!
Язык ее тела читался безошибочно, и Митчел внезапно решил, что на этом и стоит закончить вечер. Так гораздо лучше.
Мало того, он почувствовал нечто вроде облегчения, что вечер закончится именно так. Завтра, когда они будут на Сен-Мартене, он вполне успеет насладиться ею, морально и физически.
– Становится поздно, – спокойно напомнил он. – Заеду за вами завтра в десять.
Вместо того чтобы согласиться, как он того ожидал, Кейт покачала головой, откашлялась и пробормотала:
– Нет. Спасибо, но завтра я вполне справлюсь сама.
Митчел решил, что она дуется, и поскольку не выносил надутых женщин, ощутил извращенное удовлетворение, обнаружив, что и она способна капризничать. Да вот только, когда Кейт повернулась и взглянула на него, он понял, что она вовсе не дуется. Просто сказала, что думает.
– До свидания, Митчел, – кивнула она, мягко улыбаясь. – Спасибо за чудесный неповторимый вечер. Я бы не отказалась от него ни за что на свете.
Митчел был настолько обезоружен, что передумал заканчивать вечер подобным образом.
– Нам совсем не обязательно прощаться прямо сейчас, – заметил он.
– О нет, обязательно.
И хотя Митчел был готов изменить свое мнение, все же не позволял загонять себя в угол или принуждать к компромиссу.
– Все потому, что я не захотел поведать вам историю своей жизни, – бесстрастно констатировал он.
– Нет, потому что вы вытянули из меня историю моей жизни, ничего не предложив в ответ.
– Ничего? – поддел он, поднимая брови.
Он напоминал, что вместо биографии предложил ей свое тело, и Кейт пришлось бороться с новой волной соблазна и ощущением предопределенности их дружбы, которое уже испытывала раньше. Сама не сознавая, что делает, она положила ладонь на его небритую щеку и широко улыбнулась, глядя в полуприкрытые тяжелыми веками глаза.
– Знаю, любая женщина с радостью согласилась бы на все, что вы предлагаете, – шутливо начала она, – но проблема в том, что, по-моему, вы нечто гораздо большее, чем просто очередное смазливое личико...
Нерешительная улыбка чуть приподняла края губ. В глазах промелькнули смешливые искорки, и та связь, которая зародилась между ними, еще усилилась заодно с растущим и неприятно ноющим чувством потери.
– По правде говоря, я думаю, что вы похожи на капусту – много-много листьев, слой за слоем, и если бы мы завтра встретились, я бы продолжала стараться снимать эти слои, чтобы заглянуть под очередной и посмотреть, что там прячется. – И поскольку он не ответил, она сделала это за него: – Но вы мне не позволите, и вам очень не понравится, если я хотя бы попробую, верно?
Захваченный врасплох, шокированный ее откровенностью и одновременно восхищенный отвагой, Митчел воздал ей должное, честно ответив:
– Не понравится. И очень.
– Я знала это, – снова улыбнувшись, прошептала она и медленно скользнула рукой по его плечу, прежде чем отнять окончательно. – А теперь уходите, пока я не передумала.
Митчел заметил, как неохотно она отстранилась, услышал легкую дрожь в голосе и с абсолютной уверенностью понял, что может обнять ее и заставить передумать. Он даже ощутил, что на каком-то подсознательном уровне она хотела, чтобы он сделал это, хотела так же сильно, как и он. Но вместо этого он решил исполнить высказанную вслух просьбу, отчасти потому, что сейчас это было самой мудрой тактикой. Однако, не желая заканчивать их короткое знакомство на мрачной ноте, перед уходом он намеренно шутливо объявил:
– Вы еще пожалеете о своем решении.
– Вне всякого сомнения, – с готовностью кивнув, заверила она ему в тон, но ее глаза подозрительно блестели.
Уже привыкший тонко улавливать каждый оттенок ее настроения, Митчел предположил, что этим блеском она обязана непрошеным слезам.
– Если передумаете насчет завтрашнего дня...
– Не передумаю, – тихо перебила она. – Прощайте.
Она уже протянула руку для рукопожатия, совсем как двенадцать часов назад, когда представилась ему после истории с пролитым коктейлем.
Он уставился на эту руку и внезапно ни с того ни с сего, без каких-либо резонов едва не поддался почти непреодолимому желанию уговорить ее провести вместе ночь.
Игнорируя протянутую руку, он сжал ее подбородок большим и указательным пальцами, приподнял лицо и улыбнулся, глядя прямо ей в глаза:
– В Европе, когда мужчина и женщина проводят вечер вместе, они на прощание целуются.
Если бы она отвела взгляд или попыталась высвободиться, Митчел насильно завладел бы ее губами, заглушил поцелуями и ласками все возражения. Но она с наивным недоумением уставилась на него.
– В какой части Европы принято такое? Во Франции? Швеции? Бельгии?
Митчел нахмурился:
– Вы чертовски упрямы, верно?
– В Испании? Трансильвании? – настойчиво продолжала она.
Митчел раздраженно передернул плечами и опустил руку. Кейт отступила.
– Я провожу вас, – вежливо добавила она, поворачиваясь.
Он отклонил ее предложение скучающим, надменным тоном:
– Не трудитесь. Я обойду вокруг здания.
Отчаянно пытаясь не заплакать, Кейт смотрела, как он спускается с террасы и поворачивает налево, на дорожку, ведущую вдоль заднего фасада ее виллы. Но тут он внезапно остановился, извлек из кармана ключи, задумчиво наклонил голову и снова обернулся. При виде его улыбающегося лица надежды Кейт возродились с новой силой, но слова прозвучали пощечиной, мигом вернувшей ее к трезвой, болезненно-холодной реальности.
– Вы сделали правильный выбор.
Он и не подозревал, как жестоко обидел ее равнодушными словами и небрежной усмешкой, но она старательно растянула губы в ответной улыбке.
– Знаю, – солгала она.
Он кивнул, словно обрадованный, что между ними все улажено, после чего пошел дальше и исчез за углом. Исчез из ее жизни.
В деревьях на границе сада что-то снова прошуршало, но на этот раз Кейт не встревожилась и даже не позаботилась обернуться. Поскольку это не Митчел, остальное значения не имеет. Она не двинулась с места. Только зажмурилась, опустив голову. Проигрывая поединок со стыдом и сомнениями.
Причины, по которым она заставила Митчела так быстро закончить вечер, были всего лишь полуправдой. С самого начала, решив переспать с ним, она вовсе не собиралась допытываться, сколько языков он знает, сколько сестер и братьев у него было и есть. Зачем ей все это? И какое имеет значение для принятия этого самого решения, если она пошла на попятную, по причинам, которые ей самой казались фальшивыми и нечестными? Кейт с самого начала понимала, что, если переспит с ним сегодня, потом будет терзаться угрызениями совести и стыдом, однако была готова рискнуть и принять все последствия. Но оказалась неготовой вернуться в Чикаго и мучиться вопросами, на которые не получила ответа. Смерть ее отца до сих пор оставалась загадкой, а будущее ресторана, которому он посвятил жизнь, по-прежнему было крайне неопределенным, особенно с нынешней хозяйкой в ее лице. И когда Митчел отказался рассказать о себе, она запаниковала при мысли о том, что на ее голову свалилась очередная неприятная тайна, стоявшая прямо перед ней и смотревшая на нее чувственными глазами под тяжелыми веками. Соблазнявшая обманчиво ленивой улыбкой. И при этом он практически подначивал ее обнаружить, что происходит в ее душе.
Но больше всего Кейт бесилась и стыдилась себя, потому что могла сделать это, пусть и частично. Струсила! Это она-то, со степенью магистра психологии и многолетним опытом общения с членами неблагополучных семей! Сегодня за ужином она почти сразу поняла, что вокруг Митчела буквально громоздятся тщательно возведенные эмоциональные баррикады, причем возведенные много лет назад, возможно, в самом детстве. Но вместо того, чтобы предоставить ему право сохранять эти психологические барьеры и восхищаться тем изумительным теплом и той силой воли, которыми он, очевидно, обладал, вместо того, чтобы испытать на себе всю мощь его неодолимой, уверенной сексуальности, как она и намеревалась с самого начала, Кейт сосредоточилась на возможном происхождении и фундаменте его баррикад и принялась докапываться до истины назойливыми вопросами о членах его семьи.
А ведь он задал ей поразительно точный и верный вопрос: «Да какая вам разница, черт возьми?»
Кейт, краснея, была вынуждена признать: абсолютно никакой. Каждый взрослый мужчина воздвигает вокруг себя эмоциональные барьеры того или иного рода. Иногда, правда, разрушает их ради женщины, которой симпатизирует, но никогда только потому, что едва знакомая особа настойчиво требует сделать это, причем немедленно.
Горестно шмыгнув носом, Кейт спустилась с террасы, где смеялась, шутила и танцевала с ним... и таяла от единственного незабываемого поцелуя. Подняв руку, она потерла ноющие мышцы шеи. Всего полчаса назад его длинные пальцы легли на ее затылок, зарылись в волосы, а губы жадно сомкнулись на ее губах.
Она неожиданно сообразила, что с его уходом смолкла и музыка. Наверное, теперь на пляже никого нет.
Она бесцельно побрела по саду. С его уходом умерла ночь.
Она вспомнила, как он обернулся, словно, вынимая ключи, вспомнил о том, что необходимо сделать напоследок.
«Вы сделали правильный выбор», – усмехнулся он, и Кейт впервые поняла причину его очевидно странного поведения.
Он учтиво, как истинный джентльмен, принял на себя вину за неудавшийся вечер. Ничего не скажешь, манеры не просто идеальные, а поистине безупречные. Независимо от того, поливали ли его ледяным коктейлем или отказывали в самых интимных желаниях, он ни разу не вспылил и не потерял терпения.
Она остановилась, пытаясь сообразить, где слышала о такой сдержанности, и вспомнила, что читала об этом в книгах. Похоже, именно представители британского высшего класса держались так, словно их никогда и ничем не проймешь. Любое проявление нетерпения или раздражения считалось признаком дурного воспитания. Очевидно, Митчел каким-то образом приобрел манеры английских аристократов. Впрочем, теперь уже трудно сказать, так ли это. Из-за собственной трусости и ребяческого желания побольше узнать о предмете своего увлечения она навеки потеряла возможность вообще что-либо узнать.
И от этого ей стало так плохо, что осознание собственной абсолютной для него никчемности послужило почти утешением. По крайней мере можно не винить себя за то, что она лишилась тех шансов, которых на самом деле никогда не имела.
Глава 11
Кейт продолжала бездумно бродить по саду, изнемогая от сожаления и несбыточного желания вернуться к началу сегодняшнего вечера. И не сводила глаз с переливавшегося серебром прибоя, который, едва нахлынув на песок, тут же откатывался в залитое лунным светом море.
Она была так погружена в свои мысли, что не услышала тихих шагов за спиной. И только когда на нее упала длинная тень, замерла, боясь, что если оглянется, обнаружит всего лишь одного из постояльцев отеля, решившего перед сном прогуляться по берегу. Но уже через мгновение тоска сменилась бурной радостью, когда руки Митчела легли на ее талию. Он стоял так близко, что его грудь прижималась к ее спине. Следующие несколько минут Кейт слышала только стук своего сердца и неутомимый шорох пальмовых листьев над головой. Но тут он серьезно сказал:
– Моего брата звали Уильям. Звали? Значит, его брат умер?
Кейт пристыжено опустила голову. И она еще упорно вынуждала его говорить об этом?! Какой позор!
– Мы едва знали друг друга, – пояснил он, словно стараясь разубедить ее. – У нас был один отец, но разные матери. Я вырос в Европе, а Уильям – в Штатах, с семьей отца.
– Простите, что допытывалась, – прошептала Кейт, – но спасибо за то, что сказали.
Его ладони скользнули по ее рукам. После долгого молчания Митчел снова начал говорить, нерешительно, неохотно, делая большие паузы после каждого предложения. Словно ему стоило большого труда выговорить все, что он пытался рассказать Кейт.
– Мы вообще узнали о существовании друг друга только несколько месяцев назад, когда он случайно обнаружил, что у него есть брат. Уильям разыскал меня в Лондоне, где я тогда жил, и прислал письмо с объяснением, кто он и каким образом меня нашел. На следующей неделе он позвонил несколько раз, а еще через неделю взял с собой жену и сына-подростка и все трое без предупреждения появились у меня на пороге.
Он так явно игнорировал роль отца в воссоединении семьи, что в душе Кейт предостерегающе завыли сирены тревоги. Но сейчас было не время и не место допытываться о подробностях. Вместо этого она уцепилась за самую жизнерадостную часть рассказа и, обернувшись, весело улыбнулась:
– Очевидно, ваш брат был гениальным стратегом.
– Почему вы так считаете?
– Потому что, привозя жену и сына, он продемонстрировал, что его семья полностью согласна с его желанием получше вас узнать.
– А, по-моему, он их привез просто для того, чтобы мне было труднее спустить его с лестницы.
– А почему он считал, что вы на такое способны?
– Возможно, потому, что я не ответил ни на его письмо, ни на звонки, – сухо объяснил Митчел.
– Правда?!
– Истинная, – кивнул он, и выражение его лица смягчилось настолько, что Кейт позволила себе еще один нескромный вопрос:
– Но вы познакомились поближе, он ведь понравился вам, верно?
Прежде чем ответить, Митчел отвел глаза и уставился поверх ее головы на море.
– Да, – тихо признался он и почти прошептал: – Очень понравился.
И в этих двух словах скрывалось столько эмоций, что Кейт едва не заплакала.
Он опустил голову и вопросительно взглянул на нее:
– Что еще вы хотели бы узнать?
Единственное, что хотела узнать Кейт, – каким образом отвлечь его от этой болезненной темы. Выходит, зря она считала, что ничего для него не значит, иначе он не вернулся бы. В самом деле вернулся, чтобы ответить на ее дурацкие вопросы. И это для нее главное.
Немного подумав, она нашла, что ему ответить. Стараясь принять как можно более серьезный вид, она объявила:
– Есть только один вопрос, на который мне срочно необходим ответ. Правда, это очень личное, но мне во что бы то ни стало необходимо знать.
Его брови вопросительно приподнялись, но выражение лица мгновенно стало таким мрачно-настороженным, что Кейт засмеялась и все-таки задала «чрезвычайно важный» вопрос:
– Итак, сколько языков вы знаете?
Растерянный смешок мигом сменился ленивой чувственной улыбкой. Притворяясь, будто, в самом деле, раздумывает над ответом, он нахмурился и покачал головой:
– Точно сказать не могу. Я буду называть, а вы считайте. Говоря это, он привлек ее к себе и нагнул голову.
– Я говорю на итальянском...
Его теплые губы коснулись ее губ, чуть надавили... язык обвел контуры, медленно исследуя форму и текстуру, и внутренности Кейт мгновенно скрутились узлом.
– Испанском...
Поцелуй стал крепче, руки сжались сильнее. Язык слегка толкнулся между губами, и сердце Кейт заколотилось так, что стало больно дышать.
– И французском...
Его ладонь легла на его затылок, язык проник в ее рот, коснулся ее языка, и Кейт вернула поцелуй, самозабвенно обхватив его за шею и прильнув к нему всем телом. Но к ее удивлению, он тут же поднял голову, прижался губами к ее лбу и прошептал:
– Я еще немного говорю по-немецки и по-гречески... – И, коснувшись губами ее виска, добавил: – Чуточку понимаю русский и японский. – Его губы провели дорожку от ее скулы к уху, и его теплое дыхание заставило ее вздрогнуть и опять прижаться к нему, когда он шутливо докончил: – И почти не знаю голландского.
Несмотря на его беспечный тон, дрожь ее тела пробудила в нем мечту о том, как бы вновь заставить ее трепетать, только на этот раз гораздо сильнее и дольше. Но он вынудил себя отстраниться. Потому что никак не мог понять, почему эти поцелуи так сильно подействовали на него. Митчел искренне радовался, что сумел назвать все языки и не потерять при этом голову.
Кейт шевельнулась в его объятиях и вскинула подбородок.
– Ты забыл упомянуть английский, – напомнила она с улыбкой.
И тут Митчел почувствовал себя обязанным упомянуть английский вместе с поцелуем. В точности как несколькими минутами раньше. Для пущего соответствия.
– Разве? – спросил он, медленно проводя большим пальцем по ее мягкой нижней губке, и, сообразив, что делает, мгновенно потерял всякие остатки самообладания.
Сильно прижал палец к ее губам, вынуждая их раскрыться, и завладел ими в жадном, почти исступленном поцелуе. Его язык ворвался в ее рот, и поцелуй окончательно вышел из-под контроля. Но она так же яростно целовала его, впиваясь пальцами в мышцы его спины, притягивая к себе, пока его руки неустанно скользили по ее груди, прежде чем опуститься вниз и прижать ее бедра к восставшей плоти.
Вожделение уже горело в его крови, и мысль о том, чтобы в таком состоянии пройти весь путь до ее виллы, показалась просто смешной. Вместо этого он продолжал держать ее в объятиях. Она уткнулась лицом ему в грудь, а тициановские волосы рассыпались волнистым каскадом по его руке.
Он поднял глаза и посмотрел поверх ее головы на вечно изменяющееся море, ощущая одновременно возбуждение и странную радость. Она прислонилась к нему, словно в поисках поддержки; ее ладонь лежала на его гулко бьющемся сердце, пальцы слегка двигались в легчайшей ласке. Ему понравились ее прикосновения. Наверное, потому, что она была в том же эмоциональном и физическом состоянии, что и он. И это тоже ему нравилось.
И если честно, ему вообще нравилось в ней все.
Нравились ее чувство юмора, излучаемое ею тепло, неосознанная чувственность. Нравились ее храбрость, искренность и гордость. Нравился мелодичный звон ее смеха. Нравились ее лицо, и волосы, и жест, которым она положила ладонь на его щеку, прежде чем сказать: «По правде говоря, я думаю, что вы похожи на капусту: много-много листьев, слой за слоем...»
Ему нравилось, как она прижимается к нему и как ее груди ложатся в его ладони...
Митчел проверил направление своих мыслей и чуть отстранился, готовый разжать объятия и вернуться в номер.
– И сколько вы насчитали языков? – с улыбкой поинтересовался он.
Она подняла голову, откинулась назад в кольце его рук, недоуменно нахмурилась и тут же, сообразив, о чем идет речь, ответила с очаровательно покаянной улыбкой:
– Не знаю. Потеряла счет, когда вы дошли до французского.
– Значит, придется начать заново.
– О Господи! – поперхнулась она смехом и прислонилась лбом к его груди.
– Только не здесь, – продолжал Митчел, обрадованный и польщенный ее реакцией, и, обняв за талию, направился к вилле.
Пока они шагали по траве, он пытался припомнить, когда и какая женщина сумела вызвать в нем столь сильные, частые и неожиданные переходы от смеха к вожделению, от раздражения к страсти. Он не мог припомнить, чтобы нечто подобное случалось с ним раньше. Впечатление было удивительным, поразительным, необыкновенным. И он боялся разрушить или хотя бы ослабить его и, посмотрев на открытые двери террасы, вдруг задался вопросом: не будет ли ошибкой уложить ее в постель в номере ее же любовника? Впрочем, кого это волнует? Его? Ее? Их обоих? Сама вероятность того, что ему не нравится спать с ней в номере другого человека, казалась абсурдной, поскольку он без всяких угрызений совести проделывал подобные вещи в прошлом. Поэтому Митчел решил, что беспокоится исключительно из-за нее... Но тут они вошли в номер и увидели его синий спортивный пиджак, висевший в гостиной на спинке стула.
– Вы забыли пиджак, когда уходили, – с удивлением констатировала Кейт очевидное.
– Да, наверное, сложно было бы объяснить адвокату появление мужского пиджака в его номере, – вырвалось у Митчела без всякого намерения ее обидеть.
В этих обстоятельствах адвокат был запретной темой, и он поверить не мог, что свалял такого дурака! Ляпнуть такое в самое неподходящее время!
– Но я бы заметила его, и...
– И что? – осведомился Митчел, сознавая, что только усугубляет свое невыгодное положение, и все больше раздражаясь на самого себя.
Кейт вымученно улыбнулась и наклонилась над все еще спящей собакой. Нос Макса был холодным и влажным; мало того, стоило его погладить, как он открыл глаза и слегка вильнул хвостом. Кейт довольно кивнула и вытерла ладони о брюки, пытаясь придумать, что сделала бы с пиджаком Митчела. Собственно говоря, эта тема не слишком ей нравилась, потому что теперь казалось нечестным и подлым ложиться в постель с новым любовником в номере прежнего. А ведь всего несколькими минутами раньше она была счастлива.
– Наверное, положила бы в пакет и оставила у портье на ваше имя.
Митчел понимал, что это вполне логичное решение, но по какой-то причине нашел его до ужаса омерзительным, словно это не пиджак, а его самого собирались сунуть в пакет и оставить у портье.
– Или оставила бы его в шкафу и подождала бы, пока вы позвоните и скажете, что с ним делать.
Митчел подавил идиотский порыв спросить ее, одинаковый ли размер у них с адвокатом... потом посмотрел на телефон и представил, что адвокат берет трубку и отвечает на его вопрос насчет пиджака или проверяет автоответчик. И тут он сообразил, что на аппарате уже не мигает красный индикатор. Это означало, что Кейт улучила минуту прочесть сообщение.
