Текст книги "Само совершенство. Дилогия"
Автор книги: Джудит Макнот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]
Глава 28
Он дважды упал на пол гостиной до того, как Джулия дотащила его до спальни, где, как Джулия знала наверняка, в камине уже лежали готовые к растопке поленья. Задыхаясь от усилий, она, пошатываясь под тяжестью его тела, дотащила его до кровати. Без сознания он упал на кровать. Одежда его заиндевела, покрывшись корочкой льда, который захрустел, когда она принялась раздевать его. И когда она стаскивала с него брюки, он произнес те единственные слова, которые она услышала от него с того самого момента, как пришла к нему на помощь.
– Душ, – пробормотал он заплетающимся языком. – Горячий душ.
– Нет, – строго сказала она, стараясь сделать так, чтобы голос ее звучал спокойно и деловито, и при этом снимая с него обледеневшее нижнее белье. – Пока нельзя. Тех, кто пострадал от переохлаждения, надо отогревать медленно и постепенно, об этом я узнала в колледже на лекциях по оказанию доврачебной помощи. И не обращай внимания на то, что я тебя раздеваю. Я учительница, и ты для меня – еще один маленький мальчик, – солгала она. – Учительница – все равно что медсестра, ты ведь знаешь? – добавила она. – Не засыпай! Слушай мой голос!
Она спустила трусы с его мускулистых бедер, машинально опустила глаза и почувствовала, что густо краснеет. Великолепное мужское тело, распростертое перед ней, выглядело точь-в-точь как на вкладке журнала «Плейбой», который она видела в колледже. За тем исключением, что тело Зака посинело от холода и дрожало от озноба.
Схватив одеяла, Джулия обернула ими Зака, хорошенько растерла его, а затем достала из шкафа еще четыре одеяла и укрыла сверху. Удовлетворенная достигнутым результатом, она развела огонь в камине и только после этого сняла с себя теплый комбинезон. Боясь оставить Зака одного, она еще какое-то время стояла у кровати, наблюдая за тем, как он дышит. Дышал он медленно и неглубоко.
– Зак, ты меня слышишь? – спросила она и, хотя он ничего не ответил, продолжила говорить с ним о всякой чепухе, просто так, чтобы не молчать и вдохнуть в Зака хоть немного мужества, желания выздороветь, а заодно подкрепить и собственные, уже начавшие угасать силы и надежду. – Ты очень сильный, Зак. Я заметила это, когда ты менял мне колесо и когда ты выбирался из реки. И ты очень храбрый. В моем классе есть один маленький мальчик – его зовут Джонни Эверетт, – и больше всего на свете он хочет быть сильным. Он инвалид, поэтому ему приходится все время проводить в своем кресле, и сердце мое надрывается, когда я смотрю на него, но он никогда не сдается. Помнишь, я рассказывала тебе о нем вчера вечером? – Джулия не заметила, как ее голос наполнился теплотой и нежностью. – Он очень храбрый, совсем как ты. А знаешь, когда мои братья были подростками, они собирали твои снимки. Я тебе об этом не рассказывала? Я так много хотела бы тебе рассказать, Зак! – с надрывом в голосе произнесла она. – И я расскажу, если ты только выживешь и дашь мне шанс. Я расскажу тебе все, что ты захочешь узнать.
Несмотря на все усилия, Джулией постепенно овладевал страх. Что еще она может сделать, чтобы согреть его и не дать ему заснуть? Достав из шкафа махровый халат, она надела его, присела на кровать рядом с Заком и дрожащими руками нащупала едва слышный пульс на его шее. Руки ее и голос дрожали, когда она, поправляя одеяло на его широких плечах, говорила:
– Кстати, о вчерашнем вечере. Я хочу, чтобы ты знал, – мне очень нравилось, когда ты меня целовал. Я не хотела, чтобы ты на этом останавливался, и это меня напугало. И не подумай, что это имеет какое-то отношение к тому, что ты был в тюрьме… просто я почувствовала, что теряю контроль над собой, а со мной до этого никогда такого не случалось. – Она была уверена, что Зак почти ничего не слышит из того, что она говорит, а потому чувствовала себя более раскованно. Но когда по телу Зака пробежала очередная волна крупной дрожи, она осеклась. Но потом сказала: – Озноб – это очень хорошо.
Внезапно она вспомнила, что видела по телевизору передачу про собак, спасающих людей, оказавшихся под снежными лавинами. У этих сенбернаров на ошейниках были миниатюрные фляжки с бренди. Джулия чуть не подпрыгнула от радости и, вскочив, устремилась на кухню. Через несколько минут она вернулась, держа в руках бокал с бренди, и, сияя от счастья, сообщила Заку радостную новость.
– Зак! – сказала она, приподнимая его голову и поднося к губам бокал с бренди. – Выпей немного и постарайся понять, что я тебе говорю: я только что услышала, что твой друг Доминик Сандини находится сейчас в больнице в Амарилло. Ему лучше! Ты понимаешь? Он не умер. Сейчас он в сознании. Они думают, что его сосед по палате в тюремном лазарете, который дал неверную информацию, либо ошибся, либо пытался превратить недовольство среди заключенных в полномасштабный мятеж, и именно это произошло… Зак?
После нескольких минут безуспешных стараний ей все же удалось влить ему в рот немного бренди, а потом Джулия перестала предпринимать дальнейшие попытки. Можно было поискать спрятанный им телефон и вызвать врача, но врач узнает его и немедленно вызовет полицию. А Зак говорил, что скорее умрет, чем туда вернется.
Борясь с подступающими рыданиями, Джулия наконец прибегла к единственному утешению, которое ей осталось, – к молитве.
– Господи, пожалуйста, помоги мне, – молилась она, – я не знаю, что делать. Не знаю, зачем Ты свел нас вместе. Я не понимаю, почему Ты заставляешь меня чувствовать к нему то, что я чувствую, и почему хочешь, чтобы я оставалась с ним, но почему-то я думаю, что все это происходит по Твоей воле. Я знаю это, потому что… потому что я чувствую, что Ты стоишь рядом, положив Свою руку мне на плечо. Я ничего подобного не чувствовала с тех пор, как много лет назад, когда я была еще маленькой девочкой, Ты подарил мне Мэтисонов. – Джулия шумно перевела дыхание и, смахнув слезу, сказала уже более уверенным голосом: – Пожалуйста, позаботься о нас.
Через мгновение она взглянула на Зака и увидела, что он продолжает дрожать, кутаясь в одеяла. Уверенная, что он крепко спит, Джулия наклонилась над ним и поцеловала его в лоб.
– Все будет хорошо, – нежно прошептала она. – Озноб – это очень полезно.
Не заметив, как Зак открыл и закрыл глаза, наблюдая за ней, Джулия встала и направилась в ванную принять душ.
Глава 29
Она надевала халат, приняв душ, когда вдруг ей пришло в голову, что она могла бы найти телефон хотя бы для того, чтобы позвонить родителям и дать им знать, что с ней все в порядке. Остановившись возле кровати, она положила руку Заку на лоб, наблюдая за его дыханием. Температура его была близка к нормальной, и дыхание углубилось и выровнялось. Он спал крепким сном очень уставшего человека. Такого громадного облегчения она, пожалуй, не испытывала никогда. Джулия повернулась к камину. Огонь горел ярко, давая достаточно тепла. Убедившись в том, что Зак не замерзнет, она оставила его, а сама отправилась искать телефон. Решив, что лучше начать поиски с его собственной спальни, Джулия открыла дверь и потрясенно замерла на пороге. Ничего роскошнее этой спальни она никогда в жизни не видела. Она думала, что ее спальня с камином, зеркальными стенами и просторной, отделанной кафелем ванной была вершиной роскоши, но эта комната была раза в четыре больше и в десять раз роскошнее. Вся стена слева от нее была зеркальной, и в ней отражалась невероятных размеров кровать с большими потолочными светильниками и величественным, отделанным мрамором камином напротив. В задней стене имелись высокие окна, которые у самого потолка расходились веером, образуя полукруглый альков для мраморного бассейна. Возле камина стояли два изогнутых кресла, обитых шелком в розовато-лиловую и цвета морской волны полоску. С каждой стороны бассейна на возвышении имелись еще два мягких кресла и две оттоманки, обитые тканью в тех же тонах, но с цветочным орнаментом, таким же, какой был на покрывале, застилающем кровать.
Джулия сделала несколько нерешительных шагов, и ее босые ноги утонули в мягком ворсе бледно-зеленого ковра. Слева от себя она увидела бронзовые ручки на двух зеркальных панелях и, раздвинув их, потрясенно вскрикнула при виде огромной, с мраморным полом, освещенной потолочными светильниками ванной комнаты, которая была разделена точно по центру двумя длинными мраморными туалетными столиками с двойными раковинами и зеркальной перегородкой над ними. Каждая половина ванной комнаты была оборудована своей огромной душевой кабиной из прозрачного стекла и собственной мраморной ванной со смесителем из металла золотистого цвета.
Хотя весь остальной дом был обставлен так, чтобы подходил мужчине или женщине в равной степени, в спальне ощущался налет неординарной женской индивидуальности. Именно эти мелочи создавали в комнате атмосферу декадентской роскоши, которая манила, соблазняла, создавая у мужчины ощущение, словно его приглашают в дамский будуар. Джулия когда-то читала в одном журнале по дизайну интерьеров о том, что женатые мужчины, которые уверены в своей мужской привлекательности, редко возражают против того, чтобы их жены обставляли супружеские спальни в соответствии со своими дамскими желаниями. Напротив, им скорее нравилось ощущать, что они вторгаются в «запретную» зону. До этого момента Джулии эта идея казалась странной, но, отметив присутствие таких, неявно предназначенных для мужчины, деталей, как огромная кровать и удобные мягкие кресла возле бассейна, она решила, что в этой теории определенно что-то есть.
Джулия направилась к двери в кладовую для одежды, которая располагалась справа от ванной комнаты, вспомнив наконец, что зашла в эту комнату не на экскурсию, а с определенной целью – отыскать телефон. После тщательных и бесплодных поисков в обеих гардеробных и во всех имевшихся в спальне выдвижных ящиках Джулия не устояла перед искушением и «одолжила» у хозяйки дома японское кимоно из красного шелка, расшитое золотыми нитями. Она выбрала этот предмет туалета отчасти по той причине, что кимоно было ей впору, но отчасти из-за того, что ей, как бы она ни стремилась подавить это желание, отчаянно хотелось выглядеть привлекательной в глазах Зака, на случай если он проснется до наступления утра. Завязывая пояс на талии, она мысленно спрашивала себя, где он мог спрятать телефон, но тут вспомнила, что заметила в холле шкаф, запиравшийся на мебельный замок. Она сразу пошла к нему и попробовала повернуть ручку. Убедившись, что дверца заперта, она на цыпочках проследовала в собственную спальню и проверила карманы в насквозь промокших брюках Зака. Естественно, ключ тут же нашелся.
В запертом шкафу оказалась целая коллекция вин и прочих алкогольных напитков, а еще четыре телефонных аппарата, которые Джулия отыскала внизу за ящиком с шампанским «Дом Периньон».
Сдерживая невесть откуда взявшуюся нервозность, Джулия достала один из аппаратов и отнесла его в гостиную, подключила к розетке и с телефоном на коленях уселась на диван. Она уже наполовину набрала междугородний код, как вдруг до нее дошло, что она, возможно, совершает роковую ошибку, и тогда она торопливо опустила трубку на рычаг. Поскольку похищение человека считалось преступлением федерального масштаба, а Зак считался сбежавшим убийцей, вполне возможно, люди из Федерального бюро расследований находились в доме ее родителей, вместе с Мэтисонами ожидая ее звонка. Таким образом, проследить, откуда сделан звонок, для них труда не составит. По крайней мере в фильмах все происходило именно так. А поскольку она уже приняла решение остаться с Заком, то ей не хотелось, чтобы их нашли власти. Пусть все свершится по воле Божьей, но поговорить с родителями ей все-таки нужно. Сосредоточенно пытаясь найти решение, Джулия рассеянно водила пальцем по вышитому на кимоно павлину. Она не могла позвонить никому из членов семьи – вначале надо было поговорить с кем-то, чей номер не станут прослушивать. Но кому она может безраздельно доверять, кто не сочтет за труд сделать для нее то, о чем она собиралась попросить?!
Джулия мысленно вычеркнула из списка своих коллег-учителей. Все они были замечательными женщинами, но слишком законопослушными и далекими от авантюризма, поэтому для выполнения той миссии, которую она намеревалась возложить на своего собеседника, совершенно не годились. Внезапно Джулия просияла и направилась в спальню за записной книжкой, которая лежала в ее сумочке. Открыв ее на букве «К», она снова уселась на диван с телефоном на коленях и стала искать номер домашнего телефона Кэтрин Кейхилл – бывшей жены Теда. Не так давно, в этом месяце, Кэтрин прислала ей короткое письмо, в котором предлагала встретиться, когда она приедет в Китон, то есть на этой неделе. Довольно усмехнувшись, Джулия подумала о том, что Тед сильно разозлится на нее за то, что она отправляет Кэтрин к его родителям, где он не сможет ни избегать ее общества, ни игнорировать… но это только ее порадует.
– Кэтрин? – быстро сказала Джулия, как только подруга взяла трубку телефона. – Это Джулия. Ничего не говори, если рядом кто-то есть.
– Джулия! Господи! Я одна. Мои… мои родители на Багамах. Где ты? С тобой все в порядке?
– Со мной все хорошо. Клянусь, я в полной безопасности. – Джулия замолчала, чтобы успокоить нервы, и после паузы сказала: – Ты не знаешь, в доме моих родителей есть посторонние? Я имею в виду полицию или ФБР…
– Да, агенты ФБР сейчас у них, и эти агенты уже успели чуть ли не весь город опросить.
– Послушай, у меня есть к тебе одно очень важное дело. То есть я хочу попросить тебе об одолжении. Ты не будешь нарушать закон, но тебе придется пообещать, что ты ничего не станешь говорить властям об этом звонке.
Кэтрин заговорила шепотом и с надрывом:
– Джулия, для тебя я готова на все, что угодно. Я… Для меня огромная честь, что ты позвонила именно мне, что ты даешь мне шанс отплатить тебе за все, что сделала, чтобы воспрепятствовать нашему с Тедом разводу. Я знаю, что ты всегда готова была прийти ко мне на помощь… – Кэтрин замолчала как раз в тот момент, когда Джулия готова была перебить ее. – Что я должна сделать?
– Я бы хотела, чтобы ты прямо сейчас сообщила моим родителям и братьям, что я собираюсь позвонить тебе через час и поговорить с ними. Кэтрин, пожалуйста, действуй очень осторожно, нельзя, чтобы люди из ФБР что-то заподозрили. Веди себя естественно, дождись момента, когда мои родители будут одни, и передай им мое сообщение. Тебя ведь не испугает встреча с ФБР?
Кэтрин невесело усмехнулась в трубку:
– Как очень верно подметил Тед, я была маленькой избалованной принцессой, чей папочка заставил ее поверить в то, что ей позволено делать все, что заблагорассудится. Ну а сейчас разве могут какие-то там агенты ФБР нагнать страх на меня, бывшую принцессу? – добавила она уже веселее. – Если они попытаются мне что-то сказать, я велю папочке позвонить сенатору Уилкинсу.
– Вот и отлично, – сказала Джулия, улыбнувшись.
Беспрецедентная самонадеянность подруги была сейчас ей как нельзя на руку. Однако Джулии стало не до смеха при мысли о том, что Кэтрин, как, впрочем, и ее родители могут решить, что должны известить ФБР о предстоящем звонке ради ее, Джулии, блага, что бы она, Джулия, об этом ни думала. Надо было найти слова, чтобы убедить Кэтрин в том, что в Федеральном бюро расследований действительно ничего не должны знать об их переговорах.
– Еще одно, – сказала она как можно увереннее. – Позаботься о том, чтобы мои родители и братья поняли, что сейчас я действительно нахожусь в полной безопасности. Но если кто-нибудь узнает об этом звонке, я окажусь в большой опасности. Я… я не могу объяснить, что именно я имею в виду, у меня нет времени, и даже если бы оно у меня было…
– Мне ты можешь ничего не объяснять. Я слышу по твоему голосу, что с тобой все в порядке, а больше для меня ничего не имеет значения. А что касается того, где ты находишься и с кем… Я знаю тебя. Что бы ты ни делала, ты делаешь с верой в то, что поступаешь правильно. Ты самый лучший человек, которого я когда-либо встречала, Джулия. Пожалуй, мне пора идти. Перезвони через час.
Джулия развела огонь в камине в гостиной и принялась нервно ходить из угла в угол, то и дело поглядывая на часы в ожидании, пока истечет час.
Ко второму разговору она оказалась совсем не готова. Спокойствие и невозмутимость Кэтрин во время их первой беседы сослужили ей плохую службу. Отец, которого она даже представить не могла во взвинченном, неуравновешенном состоянии, схватил трубку сразу же после первого гудка.
– Да! Кто это?
– Папа, это Джулия, – сказала она, крепко сжимая трубку. – Со мной все хорошо…
– Слава Богу! – сказал он хриплым от волнения голосом. – Мэри, это Джулия, и с ней все в порядке. Тед, Карл, Джулия звонит, и с ней все хорошо. Джулия, мы поступили так, как ты просила, мы не сообщили ФБР о твоем звонке.
За тысячу миль отсюда Джулия слышала, как несколько трубок разом подняли с рычагов, и следом раздался нестройный хор испуганных, взволнованных голосов, но поверх этого гула – голос Теда, твердый, уверенный и авторитетный.
– Тихо все! – приказал он. – Джулия, ты одна? Ты можешь говорить? – Не дождавшись ее ответа, он добавил: – Твой ученик, который говорит басом, Джо Боб Артис, он весь извелся, так о тебе волнуется.
На долю секунды Джулия в изумлении застыла с открытым ртом – с чего бы вдруг Тед об этом заговорил, и почему он назвал имя, которого она никогда не слышала, но тут она поняла, что он нарочно назвал не то имя, и, подавив нервный смешок, сказала:
– Ты имеешь в виду Вилли, наверное. Да, я на самом деле одна, по крайней мере сейчас.
– Слава Богу! Где ты, сестренка?
Джулия открыла рот, но так и не смогла произнести ни слова. Впервые с тех пор как она попала к Мэтисонам, она собиралась солгать им, и какой бы важной ни была причина для этой лжи, она все равно не могла заставить себя сказать им неправду. Ей было стыдно.
– Не могу сказать точно, – уклончиво ответила Джулия, понимая, что они догадались по ее голосу, что она лжет. – Могу сказать только, что тут… тут довольно холодно, – неуклюже добавила она.
– В каком ты штате? Или ты в Канаде?
– Я… я не могу сказать.
– Там Бенедикт, это точно! – сказал Тед, и, как бы он ни сдерживался, гнев все же прорвался наружу. – Поэтому ты не можешь сказать, где находишься. Пусть этот ублюдок немедленно возьмет трубку, Джулия! Вели ему взять трубку, Джулия!
– Я не могу! Послушайте меня, все, я не могу дальше говорить, но я хочу, чтобы вы мне поверили, когда я говорю, что со мной не обращаются плохо ни в каком смысле. Тед! – сказала она, пытаясь каким-то образом достучаться до единственного человека на том конце провода, который кое-что смыслит в законах и кто, как она надеялась, понимает, что судебные ошибки – не такая уж редкость. – Он никого не убивал, и я это знаю. Присяжные совершили ошибку, и потому ты не можешь, мы не можем винить его за попытку сбежать.
– Ошибка! – взорвался Тед. – Джулия, не верь ему! Он осужден за убийство, и он не только убийца, но и похититель!
– Нет! Он не хотел меня похищать! Все, что ему было нужно, – это машина, чтобы уехать из Амарилло, и он заменил лопнувшее колесо на «блейзере», и потому я, естественно, предложила его подвезти. Он бы меня отпустил, но он не мог, потому что я увидела его карту…
– Какую карту, Джулия? Карту чего? Какого места?
– Мне надо заканчивать разговор, – несчастным голосом сообщила она.
– Джулия, – раздался в трубке голос преподобного Мэтисона, – когда ты вернешься?
– Как только он позволит мне, нет, как только я смогу. Я… Мне надо идти. Обещайте, что вы никому не скажете об этом звонке.
– Мы обещаем, и мы любим тебя, Джулия, – сказал преподобный Мэтисон голосом, полным безграничного доверия. – Весь город молится за твою безопасность.
– Папа, – сказала она, потому что не могла сдержать порыв, – ты мог бы попросить их, чтобы они молились и за него тоже?
– Ты что, с ума сошла? – выпалил Тед. – Этот человек осужден…
Джулия не дослушала его. Она уже положила трубку на рычаг и сидела, смахивая горькие слезы. Попросив их молиться за своего похитителя, она невольно склонила их к мысли, что она либо простодушная дурочка, обманутая Захарием Бенедиктом, либо его сообщница. И то и другое было одинаково плохо. Джулия тряхнула головой, прогоняя дурные мысли, напомнив себе о том, что Захарий Бенедикт невиновен и что в данный момент только это и важно. Помочь невинному человеку избежать тюрьмы не аморально и не противозаконно и никоим образом не противоречит тому, во что верят ее близкие.
Джулия встала с дивана, добавила дров в оба камина, убрала телефон обратно в шкаф, затем пошла на кухню и следующий час провела там: сначала навела везде порядок, а потом приготовила рагу, чтобы накормить своего пациента, когда тот проснется. Нарезая картофель, Джулия вдруг подумала о том, что, если Зак узнает о ее звонке, ей будет очень и очень трудно убедить его в том, что члены ее семьи и бывшая невестка достойны доверия и не сообщат властям о том, что она звонила. Поскольку у него хватало переживаний и без того, она решила ничего ему не говорить.
Закончив с уборкой и готовкой, Джулия вернулась в гостиную и уселась на диван. Радиоприемник на кухне был по-прежнему включен, чтобы она смогла услышать то новое, что, возможно, сообщат по делу Зака.
Забавно, с ироничной усмешкой подумала она, растянувшись наконец на диване и уставившись в потолок, что все эти годы она вела себя, как безупречная Мэри Поппинс, и ни разу, ни разу не отклонилась от прямой и узкой тропинки, и все для того, чтобы прийти к тому, к чему пришла.
В старших классах школы у нее было много друзей среди парней, но она никогда не позволяла ни одному из них стать для нее чем-то большим, чем просто другом, и все они, похоже, принимали эти правила без возражений. Они заходили за ней, отправляясь на футбол, подвозили до школы и принимали ее в свои шумные, веселые компании. В выпускном классе Роб Кифер, которого все девушки единогласно считали самым видным парнем в школе, поверг Джулию в смятение, пригласив на танцы. Джулия тайно по нему вздыхала уже несколько лет, но она все равно отказалась пойти с ним, потому что все говорили, что Роб Кифер может стащить с девушки трусики быстрее, чем Мэри Костлер способна раздеть манекены, красующиеся в витрине принадлежавшего ей магазина нижнего белья.
Джулия не верила в то, что Роб попытается сделать с ней нечто подобное, потому что они были друзьями. Она также была дочерью преподобного Мэтисона, что давало ей определенный «иммунитет» от нежелательных приставаний, но она все равно не могла пойти на танцы с Робом. Несмотря на то что ее подмывало сказать «да» и несмотря на то что он торжественно пообещал, что будет вести себя с ней на танцах, как джентльмен, она знала, что вся школа, а со временем весь город решит, что дочка преподобного Мэтисона стала очередной галочкой в длинном списке сексуальных побед Роба. И потому Джулия отправилась на этот «бал» с милым и робким Билом Свенсеном, чей отец руководил школьным ансамблем, а Роб сопровождал Денис Портер, одну из девушек группы поддержки футбольной команды. В тот вечер, тайно страдая, Джулия наблюдала за тем, как Роб, признанный король бала, наклонился и поцеловал свою королеву Денис Портер.
В ту ночь Денис забеременела. Когда Роб и Денис поженились три с половиной месяца спустя и сняли захудалую однокомнатную квартирку вместо того, чтобы продолжить учебу в колледже, как они оба планировали, весь Китон знал, почему это произошло. Некоторые из жителей Китона жалели Денис, но большинство вело себя так, словно она сама виновата в том, что связалась с Робом Кифером.
По необъяснимым причинам Джулия считала себя в ответе за весь этот кошмар. Этот случай также укрепил ее решимость избегать проблем и скандалов любой ценой. В колледже она упорно отказывалась встречаться со Стивом Бахтером, несмотря на то что питала к нему слабость, потому что красавец футболист имел репутацию дамского угодника, чей счет постельных побед превышал число голов, забитых на футбольном поле. Стив по причинам, которые она так и не смогла понять, почти два года добивался ее взаимности, приходил один на все студенческие вечеринки, если знал, что она собирается туда пойти, держался рядом с ней и использовал все свое обаяние и настойчивость, чтобы убедить ее в том, что относится к ней не так, как к другим, что считает ее особенной. Они вместе смеялись, болтали часами, но только в компаниях и никогда наедине, потому что Джулия упрямо отказывалась ходить с ним на свидания.
Сейчас, сравнивая свое стабильное прошлое с хаотичным настоящим и весьма туманным будущим, Джулия не знала, то ли ей смеяться, то ли плакать. За все эти годы она ни разу не переступила черту, потому что не хотела, чтобы ее близкие и жители Китона подумали о ней плохо. Теперь, однако, когда она была готова свернуть с «прямой и узкой тропинки» на стезю греха, она готовилась не к тому, чтобы совершить какой-то незначительный проступок против морали и правил поведения в обществе, который бы дал повод для мелких сплетен в Китоне, нет, это не для нее, с досадой думала Джулия. Нет, у нее иной масштаб. Если уж грешить, то не в масштабах Китона, а на всю страну. Если уж попирать нормы морали, то к чему мелочиться, надо сразу идти против норм закона Соединенных Штатов Америки. И пока она будет делать то, что намерена делать, все средства массовой информации будут с готовностью лить воду на мельницу сплетен, снабжая этими сплетнями всю страну и даже весь мир, что, собственно, уже и происходит!
Как-то вдруг ей стало совсем не смешно, и она хмуро уставилась на собственные руки. С того момента, как она переехала к Мэтисонам, она сознательно шла на определенные жертвы, включающие и ее решение стать учительницей, вместо того чтобы выбрать для себя другую профессию, более престижную, более высокооплачиваемую. И все же каждая из ее «жертв» приносила ей награду неизмеримо большую по сравнению с тем, чем она жертвовала. По крайней мере по ее собственным ощущениям.
И сейчас у нее было отчетливое ощущение, что судьба требует от нее вернуть долги за целую жизнь незаслуженных благодеяний. Захарий Бенедикт был так же невиновен в убийстве, как и она, и Джулия не могла отделаться от чувства, что судьба ждет от нее каких-то действий, направленных на то, чтобы устранить столь вопиющую несправедливость.
Перевернувшись на бок, Джулия положила руку под диванную подушку, глядя на язычки пламени в камине. До тех пор пока убийство не будет раскрыто, никто в мире, включая ее родителей, не станет мириться с тем, что она делает, что будет делать, начиная с этого момента. Разумеется, как только в ее семье узнают, что Зак невиновен, все грехи ей будут тут же отпущены. Ну, возможно, не все, подумала Джулия. Им не понравится то, что она влюбилась в него, не успев как следует узнать, – ведь с их точки зрения, чтобы узнать человека, с ним нужно встречаться хотя бы год. И они определенно не одобрят ее решения переспать с ним. В том, что она уже смирилась с тем, что произойдет, не переставая при этом испытывать нервозность в ожидании неизбежного, Джулия усмотрела признаки того, что не может сдерживать свое чувство к Захарию Бенедикту, свою любовь к нему, если, конечно, то, что она к нему чувствовала, действительно является любовью. Она не сомневалась в том, что они лягут вместе в постель, поскольку это было бы логичным продолжением их взаимоотношений, если, конечно, с прошлой ночи его желания коренным образом не изменились. Хотя она бы предпочла, чтобы он дал ей пару дней на то, чтобы лучше его узнать.
Все, что ей теперь оставалось, – это попытаться оградить свое сердце от ненужной боли и не говорить ничего такого, что сделало бы ее еще более уязвимой, чтобы не дать ему возможности нанести ей больше обид, чем он уже нанес. В конце концов, она не была такой уж глупой. До того как попасть в тюрьму, Захарий Бенедикт многие годы прожил в элитном мире роскоши, населенном изысканными, утонченными и искушенными представителями обоих полов с весьма гибкими представлениями о морали и без всяких личных этических принципов. О Бенедикте много писали до того, как он попал в тюрьму, и, живя под одной крышей с теми, для кого он был кумиром, она тоже кое-что о нем читала. И она знала, что тот мужчина, с которым она оказалась в этом уютном шале, владел и, возможно, все еще владеет роскошными особняками и виллами. И в этих роскошных особняках и виллах он устраивал пышные вечеринки, которые посещали не только знаменитые звезды кино, но и акулы бизнеса, члены европейских королевских семей и даже президент Соединенных Штатов.
Он не был милым добродушным пастором из маленькой городской церкви. А был прожженным светским львом, а она – деревенской простушкой, наивной, как только что родившееся дитя.
