Текст книги "Эта властная сила"

Автор книги: Джудит Френч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Глава 17

Декабрьский ветер рвался в конюшню, но Шейн плотно закрыл за собой дверь, введя под уздцы своего коня. Несколько собратьев по конюшне поприветствовали Чероки храпом, и тот ответил им тем же.

Шейн снял шляпу и стряхнул с нее снег. Он замерз, и боль в колене снова давала о себе знать, сковывая движения. Шейн вздохнул: вот так морозным декабрьским утром вдруг начинаешь чувствовать свой возраст.

Он поднялся еще до зари, после нескольких часов короткого сна, похожего на забытье. Предыдущей ночью погода была такой скверной, что ни он, ни Гейбриел даже не потрудились нести караул. Зима обещала быть премерзкой. Он это чувствовал, так же как и то, что с севера надвигается буран.

– Для уголовников слишком плохая погода, – проворчал Шейн, обращаясь к коню. И уж тем более погода была слишком плохой для такого хлюпика, как Бо Томпсон, чтобы задумать очередную пакость. Шейн начал надеяться, что, кто бы ни совершал набеги, зиму Килронан переживет спокойно.

С полудня начал валить снег – не настоящий снегопад, а просто большие кристаллические снежинки. И температура упала. Ноябрь был теплее обычного, если не считать резкого ухудшения где-то в середине месяца. Однако олень, которого подстрелил Гейбриел, был очень упитанным и с оформившимся зимним подшерстком.

– Плохой зима, – сказала Мэри, обрабатывая освежеванную шкуру. – Енот и бобер тоже растить толстые шкуры. Плохой зима. Ты лучше стрелять мясо быстрей.

Мэри была права, да и спорить с ней никто не собирался. Шейн начал охотиться. Они с Гейбриелом пополнили запасы мясом оленя, уток и гусей. Он обменял молодого бычка на трех свиней. Женщины работали с утра до ночи, приготовляя из мяса консервы, колбасы и прочее. Они коптили мясо и солили его в бочках. Натопили много свиного сала.

Заготавливать мясо на зиму было занятием не из легких, и Шейн удивился тому, с какой стойкостью его жена претерпевала все трудности. Но если Кэтлин была в этом деле новичком, то Мэри – просто докой. Индианка настояла, чтобы Шейн взял еще одну женщину в помощь.

Они подобрали Урику, когда он уехал продавать бычка. Шейн вернулся домой и с удивлением обнаружил посреди двора странную индейскую девушку около котла с кипящей водой, в которой обваривались гусиные перья. Когда он спросил ее, кто она такая, девушка от испуга закричала, бросила мешалку и убежала на кухню, спрятавшись за Мэри.

– Урика – хороший работник, – сказала Мэри. – Индианка. Крепкая.

Шейну Урика не казалась крепкой. Да и женщиной-то не казалась. Ее худое, точно шпала, лицо было испещрено следами оспы, а хрупкое недоразвитое тело непонятно каким чудом удерживало дух этой девочки.

– Я не могу позволить себе нанимать кого бы то ни было, – твердо сказал он. – Накорми ее, пусть отдохнет пару дней, затем отправь обратно к родственникам.

Мэри улыбнулась одними уголками губ и переложила трубку.

– Даром, – прояснила она ситуацию. – Урика работать за еду.

Девчонка испуганно озиралась по сторонам, и Кэтлин стало ее жалко.

– Пожалуйста, Шейн, она же совсем сирота и полужива от голода. С ней ужасно обращались, и ей некуда пойти. Мэри сказала, что Урика три дня шла пешком, чтобы добраться сюда. Я не сомневаюсь, что мы сможем позволить себе еще одну тарелку за столом. Нельзя выгонять ее. Во всяком случае, не сейчас, когда столько работы.

– Мэри ей сказала, – проворчал Шейн.

Бог свидетель, девчонка настрадалась, но Килронан и так еле концы с концами сводит. Они не выживут, если начнут давать приют всем просящим.

– А почему ваша Урика сама за себя не может сказать? – спросил он.

У Кэтлин, как всегда, нашелся готовый ответ.

– Урика не говорит по-английски. Только на индейском. Но Мэри и Гейбриел ее понимают. Так что все просто замечательно.

В конце концов он смягчился и позволил Урике остаться. Если бы молодая индианка попросила хоть небольшую зарплату, он прогнал бы ее. Кошелек его был пуст. С этого дня и до самой весны, когда он погонит скот в Форт-Индепенденс, они будут жить только запасами.

Шейн покачал головой и отвел Чероки в свободное стойло. Женщины! Как только они сговорятся и начнут плести против него интриги – пиши пропало!

В конюшне было темно, поскольку окна заколотили на зиму, зато так было гораздо теплее. Запах преющего сена, потертой кожи и лошадей задурманил голову Шейну, и тяжести дня как-то сами собой свалились с его плеч.

Что ни говори, а он прошел неплохой путь от ирландского мальчишки в дырявых туфлях. В постели его всегда ждала прекрасная жена, он твердо стоял на собственной земле, и у него был умный сынишка. И, если он не ошибается, у Кэтлин еще достаточно муки, чтобы приготовить хлеб к столу.

Тут какой-то царапающий звук вклинился в ход его мыслей. Шейн вскинул голову, взглянул вверх, и на его лицо упала пара соломин с сеновала.

Ему стало любопытно, и он отпустил уздечку. Чероки ткнулся мордой в плечо кобыле в соседнем стойле и замер.

Шейн прислушался, но никаких посторонних звуков не было слышно.

– Гейбриел? – позвал он.

Когда никто ему не ответил, рука Шейна автоматически легла на рукоятку «кольта».

– Кто здесь? – спросил он и медленно двинулся к лестнице, ведущей на сеновал. – Джастис, это ты там наверху?

Сверху слетела целая копна сена. Шейн крепче сжал рукоять револьвера.

– Кенна! – Среди сена появилось маленькое личико Дерри.

– Дерри? – Шейн облегченно вздохнул и убрал руку с оружия. – Что ты там делаешь?

Нижняя губа девочки задрожала.

– Не могу найти котенка.

– Ты там одна? Джастиса рядом нет? – Шейн протянул ей руки. – Давай спускайся.

– Н-не могу. – По щеке малышки скатилась крупная слеза. – Я залезла, а слезть не могу.

– В конюшне нет котят. Пойдем, милая, я тебе помогу спуститься.

– Косеська! – упрямо сказала Дерри.

– Как ты вообще сюда забралась? И как тебя никто не заметил? – На улице было довольно холодно, да и в помещении не слишком тепло. – Где твое пальто, малышка? – Шейн вздрогнул при мысли, что Дерри могла залезть к лошадям в стойла или уйти в лес и потеряться.

– В доме. Я з-забыла.

– Ну-ка слезай, – приказал он.

Дерри так отчаянно помотала головой, что косички разметались по сторонам. В ее волосах застряла солома.

– Если боишься спускаться по лестнице, то прыгай, я тебя поймаю.

Но Дерри отпрянула, и Шейн потерял ее из виду.

– Стой, крошка, не шевелись, я поднимусь и заберу тебя.

Он залез по лестнице и увидел, что Дерри смертельно напугана. Она стояла, прижавшись к крыше, и, не мигая, смотрела на него круглыми, точно блюдца, глазами.

Шейн не знал, как обращаться с маленькими девочками, зато он прекрасно знал, как обращаться с напуганными жеребятами. Он сел на пол и тихо спокойно сказал:

– Не плачь. Я буду сидеть здесь, а ты сама подойди, когда захочешь.

Так он сидел несколько минут, а Дерри плакала. Затем девочка подбежала к нему и обняла за коленку.

– Я искала киску, – сказала она сквозь слезы.

– Здесь кошек нет. Мыши, может, крысы, но только не кошки.

– Застис мне сказал.

– А ты хочешь кошечку?

Девочка отодвинулась и посмотрела на Шейна:

– Косеська на колаблике.

– Да, на пароходе была кошка. А здесь, в Килронане, кошек нет.

Дерри утерла личико грязной ладошкой, размазывая слезы и пыль по щекам. Шейн видел, что она дрожит от холода. Он хотел схватить ее и прижать к себе. Но он знал, что так делать нельзя. Надо еще подождать. Пусть сама успокоится.

– Мне горячо, – сказала наконец Дерри.

– Ты, наверное, хочешь сказать, холодно?

– Угу. – Она кивнула и посмотрела на него с каким-то вопросом в глазах. – Нету косесек?

Шейн покачал головой, затем медленно снял свое пальто.

– Мама, наверное, уже с ног сбилась, ищет тебя. Если ты не пойдешь в дом, то кто будет есть хлеб с повидлом?

– Застис.

– Та-а-ак, и что мы с этим будем делать?

– Хосю косеську, – снова заявила Дерри.

– Договорились. Когда придет весна, Макенна привезет тебе кошечку из Форт-Индепенденс.

Кошка. Он терпеть не мог кошек. И вот теперь он пообещал ребенку привезти чертово животное.

– Вот дурак, – прошептал он себе под нос, спускаясь с лестницы.

Дерри смотрела на него сверху.

– Кенна?

– Да?

Дерри осторожно встала на ступеньку и обняла его за шею:

– Я юбью папоську. – Макенна обнял ее. – А ты меня юбис? – требовательно спросила малышка.

– Конечно, люблю, – честно ответил он.

Кэтлин стояла на стуле в гостиной, пытаясь повесить индейское одеяло на окно. На ней был голубой халат из тафты и белый передник. Волосы она прибрала под льняную шапочку. Она так мило выглядела, что Шейну хотелось взять ее за талию и прижать к себе. Но он был слишком зол на ее легкомыслие. Как она могла отпустить девочку одну из дому?

– А-а-а, Шейн. – Кэтлин глянула на него через плечо и улыбнулась. – Помоги мне спуститься. Эти одеяла такие... – но она не договорила, заметив Дерри у него на руках. Она бросила одеяла и спустилась сама. – Что случилось?

– Я нашел ее на конюшне.

– На конюшне? В такую-то погоду? – Кэтлин буквально выхватила Дерри у него из рук. – Ты что, с ума сошел? Как можно тащить ребенка в такую погоду на улицу без шапки и пальто?! Она же вся продрогла.

– Мамоська, я бегала за косеськой.

Дерри начала сбивчиво рассказывать свою историю. Но Кэтлин не слушала ее. Она набросилась на Шейна.

– Стыд и срам, – кричала она, – а если ребенок заболеет? Да что ты за отец такой?

– Да, видать, такой же, как ты – мать. Я всего лишь нашел ребенка, за которым ты должна была приглядывать.

Кэтлин вдруг побледнела. Веснушки прорезались еще четче на ее лице.

– Извини. Я зря на тебя накричала. Я увидела...

– Это твой ребенок, Кейти. И это не графство Клэр. Смотри за ней лучше или потеряешь ее.

– Я виновата, я знаю. Вина только моя. И если с ней что-нибудь случится, то ответственность за это будет только на мне.

Дерри нахмурилась и начала всхлипывать.

– Ну что ты, милая, – пробормотала Кэтлин. – Разве можно выходить из дома без взрослых? Ну да ладно, я тебя не буду сейчас ругать. – Кэтлин подошла к двери. – Мэри! Попроси Урику подготовить для Дерри горячую ванну. Пусть вымоет ее и оденет в ночную рубашку.

Кэтлин пришлось рассказать Мэри, что случилось с ребенком, и та забрала Дерри с собой, чтобы она погрелась у кухонной печи, пока вода не нагреется. Кейти снова развернулась к Шейну:

– Ты правильно распекаешь меня за то, что я так легкомысленна.

Но Шейн уже пожалел, что так резко высказал все жене. Кэтлин была хорошей матерью, и не только Дерри, но и его сыну. Ее терпение с Джастисом было достойно высших похвал. И самое главное, ей удалось привить мальчику основы культуры.

– Я погорячился, Кейти, прости.

Молчание между ними затянулось, и Шейн нервно переступил с ноги на ногу, оглядывая комнату. Кейти неплохо потрудилась здесь. Она декорировала сосновыми сучками огромную каменную печь. А доски пола были отмыты добела. Мебели было немного – пара скамей да стул с высокой спинкой. Но стекла были вымыты, а стены сияли свежей побелкой. На дальнюю стену Кэтлин повесила два небольших портрета. На одном был изображен пожилой мужчина в старомодной военной форме и с мечом. На другом – молодая красивая женщина в зеленом берете.

– Дядя Джейми не узнал бы этот дом, доведись ему сейчас войти сюда, – сказал Шейн. – Ты хорошо здесь поработала.

– Да неужели?

– Ладно, не начинай все сначала. Я просто хотел тебе сказать, что детям опасно...

Кэтлин смяла в кулаке край передника.

– Да что ты говоришь? Что ж, поздравляю. У тебя получилось завести меня.

– Мир, женщина. У тебя что, месячные? Чего ты такая раздражительная?

Глаза Кэтлин расширились.

– Советую вам следить за своим языком, сэр, – сказала она, – такие вещи тебя вовсе не касаются.

Шейн пожал плечами.

– Вообще я твой муж, так что такие вещи меня касаются. Тем более если учесть, что моя жена превращается в мегеру.

– Это несправедливо! – Она развернулась, явно намереваясь выйти из комнаты вон, но внезапно остановилась как вкопанная. – А кто не станет мегерой, если ее муж в постели произносит имя другой женщины?

– Ты что, до сих пор на меня за это злишься? – Он шагнул к ней. – Кейти, это был только сон.

– Ты все еще думаешь о Сериз. Признай это.

– Один раз, – сказал он, – всего один раз я упомянул ее имя во сне, и ты...

– Нет, не раз, – сказала Кэтлин зло. – Три или даже четыре раза. Сегодня ночью, например, ты снова сказал это. Ты что, сравниваешь нас? – Она уже задыхалась от гнева. – Ну и как? Я похожа на нее?

– И что ты хочешь услышать в ответ? – В затылке Шейна пульсировала такая боль, словно кто-то пытался просверлить его черепушку сверлом размером с десятицентовую монету. – То, что у нас было с Сериз, отличается от того, что было у нас с тобой, когда мы поженились. Но это было.

Кэтлин побелела.

– А сейчас? Ты любишь меня, или ты все еще любишь ее?

– Любовь может умереть, Кейти. Моя любовь к Сериз умерла той ночью, когда ее убили. Она убила ее, когда попросила у меня деньги на то, чтобы убить нашего ребенка. Она убила ее, когда сказала мне, что ни за что не станет жить впроголодь, готовя и стирая на одного человека.

– Если ты не любишь ее больше, то почему ты не можешь перестать о ней думать?

– Потому что ее кровь на моих руках. Потому что я был мертвецки пьян и... – Он прервался, не в силах продолжать разговор, не в силах признаться вслух, что был настолько зол на нее, что желал ей смерти. Он не мог сознаться Кэтлин, что не раз хватал Сериз за плечи и тряс ее так, как это делал его отец с его матерью.

– Это ты убил ее? – спросила Кэтлин.

– Сколько можно тебе говорить, что я этого не делал?

– Ты говорил... – По щекам Кэтлин катились слезы. – Ты хочешь, чтобы я верила тебе на слово, а сам моему слову верить не желаешь. Ты не хочешь верить в то, что я говорю тебе про Дерри.

– Правда может быть разной в зависимости от того, с какой колокольни ты на нее смотришь, – прошептал он хриплым голосом. – Но я не мог зарезать Сериз до смерти, и если ты не хочешь в это поверить, то и черт с тобой.

– Я очень хочу поверить в то, что кто-то другой убил ее, Шейн! – закричала она. – И я верю в это. – Она закрыла лицо руками. – Неужели ты думаешь, что я была бы сейчас здесь с тобой, если бы не верила твоим словам?

Шейн подошел к ней и обнял.

– Не плачь, – сказал он. – Когда ты плачешь, мое сердце разрывается на части. – Черт возьми, как он ненавидел эти споры с Кейти; ему всегда казалось, что у нее на руках все тузы, а у него – лишь пара валетов.

Они поцеловались, сделав вид, что примирились, но зерна боли, причиненной друг другу, упали на почву и вскоре должны были дать всходы, подобно озимым, ждущим своего часа под февральским снегом.

И вот следующим вечером, за ужином, они снова нашли причину для ссоры.

– Скоро Рождество, – сказала Кэтлин после того, как дети отправились спать и они сидели на кухне, попивая чаек. – Мы должны что-то сделать, чтобы купить детям подарки.

– У них есть теплая одежда, достаточно еды и крыша над головой. Я не могу позволить себе покупать им всякую ерунду на подарки.

– Но ведь это же Рождество! – Взгляд Кэтлин сказал ему больше, чем могли сказать слова. Она считала его скупердяем, экономящим деньги на радостях детишек.

– Я говорил тебе, Кейти, – ответил он, – пока я не продам скот в Форт-Индепенденс...

– Ты слишком беден, чтобы устроить нам праздник?

От стыда у Шейна зарделись щеки и покраснела шея. Его жена ничего не знала о бедности. Как она могла понять, к примеру, его беспомощность, когда он смотрел, как плачет его маленькая сестренка, глядя на лавку кондитера, а он ничего не мог купить ей?

В доме Патрика Макенны никогда не было праздников, и дети никогда не получали подарков. И на Рождество в том числе. По сравнению с тем, как жил он и его братья и сестры, Дерри и Джастис были просто богачами.

– Джастис уже вырос из игрушек, – сказал он грубо. – А что до Дерри, то чем меньше она будет ожидать от меня, тем легче ей будет здесь жить.

– Ты это серьезно? – спросила Кэтлин.

– Испеки им печенья или что-нибудь в том же духе. Дети любят печенье.

– Что, только печенье на рождественский стол?

– Многие дети были бы счастливы, если бы ели, как наши. Мясо каждый день и пирог по субботам.

– Но твоим детям и не приходится голодать, – настаивала Кэтлин. – У их отца шестьсот акров земли, дом, конюшни и много еще чего...

– Черт возьми, женщина! Ты что, не понимаешь? Да, у меня есть Килронан, ноу меня нет денег до тех пор, пока я не продам скот. Все, что у меня было, я отправил тебе, чтобы ты приехала сюда.

Ее гнев сошел на нет. Кэтлин в изумлении уставилась на него.

– Ты хочешь сказать, что у тебя ни гроша за душой?

– Вот именно.

– Но почему ты мне ничего не сказал?

Он с шумом выдохнул.

– В семье мужчина должен заботиться о финансах, а не женщина...

– Ну что за вздор! Жена должна быть напарником своему мужу. Я знаю, каково это – быть без денег. После того, как мой отец умер, мы с Морин с трудом находили средства на еду и дрова.

– Мой дядя оставил Килронан в долгах, Кейти. И я до сих пор расплачиваюсь с ними. Если бы у меня были деньги, я бы ни секунды не колебался, чтобы потратить их на тебя или детей.

– Я чувствую себя такой дурой, – сказала она. – Упрекала тебя в жадности совершенно без причины. Прости меня, Шейн.

– Нет-нет, это я виноват. Я должен был раньше тебе все рассказать, но это все моя гордость. Для меня проще терпеть твои упреки в скупердяйстве, чем признаться, что я тот же, кем и был, – грязный ирландец без шиллинга в кармане.

Кэтлин покачала головой.

– Я помогу тебе заработать деньги.

– Да? И каким же образом? Ты можешь помочь нам подковать лошадей?

– Не надо смеяться надо мной. Я говорю вполне серьезно. Я могу работать в школе. Или я могу продать что-нибудь из вещей, которые я привезла из Ирландии.

– Я не позволю своей жене торговать своими шмотками на углу. Ты лучше займись тем, чем положено: заботься о детях, благоустраивай дом. А я буду думать обо всем остальном.

Он уже начал думать о том, как удовлетворить просьбу Кэтлин. И тут он вспомнил о человеке в Сент-Луисе, который сделал ему выгодное предложение.

– Но я хочу помочь, Шейн, правда хочу.

– Ты можешь мне помочь, – заверил он ее. – И тебе предстоит серьезно потрудиться в ближайшие две недели. Я еду в Сент-Луис.

– Зачем? Ты ничего раньше об этом не говорил. Можно я поеду с тобой?

– Это по делам. – Он взял ее за руку. И ему понравилась ее мягкая нежная кожа. Он не хотел, чтобы ее руки превратились в такие же, как у Мэри. – Ты не можешь поехать со мной. Я хочу вернуться до Рождества.

– Но почему? – потребовала она объяснений. – Почему именно сейчас, когда на дворе такая плохая погода?

– Поверь мне, я знаю, что делаю.

– Но я не хочу, чтобы ты уезжал. Он поцеловал ее.

– Твои слова – музыка для ушей мужа, дорогая. Это хочет услышать каждый мужчина.

Глава 18

Кэтлин открыла кухонную дверь и посмотрела в фосфоресцирующее серое небо. До Рождества оставалось два дня, и Шейна не было уже полторы недели. Она не ожидала, что он вернется из Сент-Луиса до вчерашнего вечера, но погода ухудшилась, и Кэтлин начинала волноваться.

И зачем она спорила с ним из-за детских подарков к Рождеству? Если бы она только знала, что у Шейна проблемы с деньгами! Он пытался ей сказать, но она как-то не подумала, что в Америке земля не означает деньги. Она лишь надеялась, что ее ошибка не заставит Шейна заложить в Сент-Луисе Килронан или сделать что-нибудь столь же безрассудное.

Восемь лет замужем, а как мало они знают друг о друге! Если бы они были вместе с самой свадьбы, они бы давно разгладили все шероховатости в своих отношениях. Или хотя бы привыкли к странностям друг друга.

Интересно, удастся ли им когда-нибудь избавитьс) от взаимного недоверия, которое так усложняет их жизнь? И умрет ли в Шейне память о Сериз? Он говорил, что на его руках ее кровь, но при этом он отрицает, что убил ее. Ах, как бы ей хотелось надеяться, что Шейн и Джастис говорят ей правду.

Кэтлин очень соскучилась по Шейну. Но хотя она не видела его с тех пор, как он ускакал на Чероки, она все же намеревалась воплотить в жизнь свои планы на Рождество. Будут ли подарки, нет ли, но у детей должен быть праздник.

Они с Мэри напекли пирогов, а Урика запекла дикую индейку, которую накануне подстрелил Джастис. Гейбриел срубил в лесу и притащил огромное рождественское полено, чтобы по традиции сжечь его в камине в рождественскую ночь. А Кэтлин украсила дом ветками падуба, сосны и даже веточками омелы, правда, за ними Джастису пришлось лезть в заросли молодого ивняка.

Дома, в старой доброй Ирландии, еще до того, как картошка сгнила на корню, когда мама и папа были еще живы, Рождество было волшебным праздником. Мама играла на большой ирландской арфе, а папа – на клавесине. Арфу привезла из Греции ее прабабушка. А Морин чудесно пела под звуки этого волшебного инструмента. Стоило ей закрыть глаза, и она почти слышала звуки музыки, а со двора как будто раздавался детский хор.

Кэтлин погрузилась в воспоминания. Те времена казались ей бесконечно далекими. Здесь, в Миссури, в этом году музыки не будет. Кэтлин, конечно, знала какие-то ирландские песенки, но ее голос близко не походил на голос сестры. Кроме того, она не рискнула бы петь без аккомпанемента.

Сегодня Кэтлин хотела поехать к Томпсонам и пригласить их на рождественский ужин. Ей казалось, что это неправильно, – враждовать с единственными соседями на многие мили вокруг. Несмотря на то что в прошлом между ними произошло немало конфликтов, Кэтлин верила, что если Шейн и Эрл Томпсон узнают друг друга получше, то смогут уладить все свои разногласия.

Кэтлин очень не хватало женской компании. Ей отчаянно хотелось поговорить с кем-нибудь по душам. С кем-нибудь, помимо Мэри и Урики. У Мэри было доброе сердце, несмотря на сварливость и напускную грубость, но она была скорее тетушкой, нежели подругой. А Урика... та вообще практически не говорила. Кэтлин очень скучала по сестре и подругам из графства Клэр. Несмотря на все странности Рейчел, она была лишь немногим младше Кэтлин, именно поэтому хозяйка Килронана надеялась найти с ней что-то общее.

Но Мэри стояла насмерть против затеи Кэтлин пригласить Томпсонов на ужин.

– Здоровяк Эрл – он не как Макенна. Ты идти туда, делать проблемы.

– Но ведь до дома Томпсонов недалеко, верно?

– Недалеко. – Мэри указала на тропку, уходящую со двора. – Томпсоны жить на конце эта дорога.

– Вот и славно. – Хотя отношения между Томпсонами и Макенной были натянутыми и Здоровяк Эрл принес немало неприятностей Килронану, Кэтлин была уверена, что ей лично ничто не угрожает на землях соседей.

Кэтлин тепло оделась для поездки и захватила с собой корзину со студнем, колбасу и свежие булочки. Джастис пошел на конюшню, чтобы оседлать ей лошадь. Она решила ехать на Божьей Коровке. Несмотря на любовь Шей-на к Бесси, Кэтлин не желала показываться на глаза Рейчел верхом на муле.

– Макенна не понравится, что ты уехать, – стояла на своем Мэри.

– Но ведь Макенны нет дома, так? А если Макенны нет здесь, чтобы принять решение, то я должна сделать это за него, – твердо сказала Кэтлин.

Гейбриела также не было – он проверял изгородь и скот. Если бы ковбой был здесь, то непременно настоял бы на том, чтобы поехать с ней, а она хотела сделать все одна.

Даже Джастис хотел составить ей компанию, но она не взяла его с собой. Кэтлин старалась избежать негативной реакции Томпсонов. Ну а благородная женщина, посетившая соседей с приглашением на праздничный обед, безусловно, не должна их насторожить.

Джастис молча наблюдал, как Кэтлин садится в седло.

– Я надеюсь на тебя, Джастис, – сказала она. – На тебе лежит ответственность за Дерри и женщин.

Джастис нахмурился, но лишь этим проявил свое недовольство, провожая Кэтлин взглядом. Божья Коровка высоко держала голову, вышагивая по узкой тропе. Лошадь шла мягко, словно гусиным шагом. Прошло минут десять, и Кэтлин услышала сзади шум приближающейся лошади. Джастис нагонял ее галопом на своем пони. Парнишка взмок, как и его животное. Шляпа с него слетела и болталась за спиной.

– Что случилось? – спросила Кэтлин. Джастис протянул ей старый кремневый пистолет.

– Возьми. Если я тебе понадоблюсь, просто выстрели в воздух.

– Все будет в порядке. – Кэтлин позабавила готовность Джастиса пожертвовать своей жизнью ради нее. Она захотела потрепать его по голове. – Но я возьму пистолет и посигналю, если ты будешь мне нужен.

Их глаза встретились, и Кэтлин поняла, что месяцы, которые она потратила, пытаясь достучаться до его сердца, не пропали зря.

– Я горжусь тобой, Джастис, – сказала она. – И отец бы тобой тоже гордился. Но сейчас ты должен мне довериться. Ничего плохого со мной не случится. Все это американское геройство...

– Все это не помогло моей маме. – В его бездонных обсидиановых глазах вспыхнула боль. – Хотя, конечно, она была далеко не леди.

– Наверное, ты прав, она действительно не была леди. Но это не должно мешать тебе любить ее.

– Но я ее не люблю. – И Джастис добавил такие грязные слова, что Кэтлин даже не сразу поняла их смысл.

– Сериз любила тебя, Джастис. Не важно, кем она была, но она любила тебя. Ее последние слова были о тебе, Джастис. Она попросила Шейна заботиться о тебе как о родном сыне.

– Единственный человек, которого она любила, это она сама. Ей и на Макенну было наплевать.

Кэтлин усиленно думала над ответом.

– Может быть, у некоторых любовь выражается иначе. Откуда ты знаешь, что она не любила Шейна?

– Потому что он застукал ее, хотя она и пыталась не допустить этого.

Кэтлин покачала головой:

– Я не понимаю.

– Ну... как тебе объяснить... Застукал в семейном смысле.

– Тогда откуда она знала, что ребенок был от Шейна, если... – Кэтлин попыталась задать вопрос поделикатнее, – если в ее жизни были и другие мужчины?

– Ты, наверное, хотела сказать, «если она была шлюхой»? – Джастис густо покраснел под своим бронзовым загаром. – у нее было полно мужиков, но только на один раз.

Она расплачивалась с Толстушкой Розой танцами и жульничеством за карточным столом.

– А-а-а... – Кэтлин отвела взгляд.

– Так что в ее брюхе был ребенок Макенны, тут все без обмана. Но она от него избавилась.

Кэтлин хотела сказать что-то по поводу того, что Сериз попросила денег на это у Макенны, но слова застряли у нее в горле.

– Я видел эту штуку... – продолжал Джастис, – маленькая такая, не больше... – Мальчик пнул пони, чтобы подъехать поближе. – Ты плачешь? Не надо, не плачь.

Кэтлин вытерла глаза.

– Извини, – сказала она, всхлипывая, – просто слышать такое из уст ребенка...

– Я не ребенок.

– Да, ты, конечно, не ребенок. – Она выдавила из себя улыбку. – Это было неправильно с ее стороны... сделать это и... и позволить тебе увидеть.

– Она завернула это в шарф и велела мне выкинуть в реку, ну... ту, что течет за заведением Толстушки Розы.

– О, Джастис! – воскликнула Кэтлин. Это какой же надо быть матерью, чтобы заставить своего сына пройти через такое зло!

Но парень лишь пожал плечами.

– Я видал и похуже.

– Надеюсь, что нет.

Джастис надел шляпу, и Кэтлин заметила, что он сдвинул ее так, чтобы было как у Шейна.

– Я не сделал так, как она сказала, – сознался он. – Я спустился к берегу Миссури, но я не смог выкинуть это, как она велела. Я плеснул ему на голову немного воды – я думаю, это был мальчик, хотя трудно было понять. Людям ведь нужно имя. Священники всегда говорят какое-то имя. Так что я назвал его Гейбриел.

– Гейбриел – хорошее имя. – Кэтлин хотела протянуть руку и погладить его по голове. Но она знала, что, если сделает что-нибудь подобное, он тут же ретируется.

– Потом, посреди ночи, я пролез на кладбище за церковью и захоронил его под большим мраморным ангелом. Думаю, там ему будет хорошо.

– Конечно, Джастис, там ему будет очень хорошо. – Слезы снова покатились по ее щекам, но она не могла удержать их. – А Шейн об этом знает?

– Нет, о том, что я сделал, он не знает. – Мальчик выглядел смущенным и в то же время, очевидно, испытывал огромное облегчение. – Сериз сказала, что это не ребенок, а просто... штука. Она просила денег у Макенны, чтобы избавиться от ребенка, но он сказал ей, чтобы она рожала и что он позаботится о нас.

Кэтлин закусила щеку изнутри, чтобы не разрыдаться, и почувствовала во рту соленый вкус крови.

– Сериз наврала ему, – продолжал Джастис. Он говорил так монотонно, словно его уже давно все это не волновало. – К тому моменту ребенок уже лежал рядом с ангелом. Она принимала яд. Толстушка Роза всем своим девочкам давала яд, если они были беременны.

– Сериз и Макенна поругались из-за ребенка в тот самый вечер, когда ее убили?

Джастис кивнул.

– Вот уж поругались, так поругались. Они оба напились тогда, как портовые шлюхи. Сериз била его своими кулаками и расквасила ему нос. Но он никогда не отвечал ей. Она орала на него, обзывала как попало, а потом схватила нож и попыталась ударить. Вот тогда он действительно разозлился и отшвырнул ее на кровать. Но Макенна не убивал ее. Многие говорят, что это он сделал, потому что нож был его, но он этого не делал.

Кэтлин не могла вымолвить ни слова. Оналишьсхватилась покрепче за поводья лошади, чтобы пальцы ее не дрожали.

– Откуда ты все это знаешь, Джастис? Ты был там? – Джастис пожал плечами. – Ты видел, кто убил твою маму?

– Может быть. – Джастис с такой силой натянул поводья, что его пони едва не встал на дыбы. – Делай, как я тебе говорю, – велел он, – стреляй, если понадобится помощь. – Затем развернул лошадку, хлестнул по ее шее, и она припустила обратно по тропе, оставив Кэтлин размышлять над его неожиданными откровениями.

То, что Джастис уверил ее в невиновности Шейна в смерти Сериз, приободрило Кэтлин. Она, безусловно, никогда не думала всерьез, что ее муж способен убить женщину, но порой тлетворные подозрения вползали в ее голову.

Шейн считал, что их ребенок умер вместе с Сериз, поэтому оплакивал не только смерть подруги, но и нерожденного малыша. И все же он нашел в себе силы забыть о боли и взять на воспитание мальчика Сериз.

Кэтлин посмотрела на пистолет. Он был ей без надобности, но она понимала, что Джастис никогда не простит ей, если она просто выбросит его. Поэтому она засунула его в мешок с булочками.

Затем она тронула кобылу пятками в бока, и та поспешила по тропе, застоявшись на месте.

Как много вопросов...

Холодный ветер дул Кэтлин в лицо. Она даже подума-лаг не повернуть ли ей назад.

Если не Шейн убил Сериз, то кто тогда? Мысль о том, что это мог быть и Джастис, была слишком страшной, чтобы принимать ее всерьез. Но кто? И за что? И если Джастис знал правду, то почему он хранил молчание?

И почему Джастис выбрал имя Гейбриел для ребенка? Может ли так статься, что мальчик знал Гейбриела до того, как Макенна привез его в Килронан. Или, быть может, Гейбриела, Мэри Красный Жилет и приемного сына Шейна связывало нечто большее?