Текст книги "Шейла Великолепная"

Автор книги: Джуди Блум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Джуди Блум
Шейла Великолепная

В память об отце и нашей с ним игре в прятки

Глава 1

Слава богу, до летних каникул всего неделя. Сегодня такая жара! Одежда прилипает к телу, а мозги плавятся. Я даже не доделала математику в школе, придётся теперь сидеть над ней дома.

Я вошла в наш подъезд, мечтая о большом стакане холодного лимонада. Вызвала лифт и жду. Он спускается, лифтёр Генри открывает дверь и только собирается нажать мой этаж, как в подъезд врывается Питер Хэтчер со своей дурацкой собакой.

– Подожди, Генри! – кричит Питер. – Я с вами.

– Не жди, пожалуйста, Генри, – говорю я. – Мы все не поместимся.

Но Генри открывает дверь и ждёт.

– Лифт рассчитан на десятерых, – говорит он. – Эта собака, думаю, весит как полтора человека. Да нас трое. В итоге получается четыре с половиной.

Иногда хочется, чтобы Генри поменьше умничал.

– Здравствуй, Генри, – сказал Питер. – Спасибо.

– На здоровье, Питер, – ответил Генри.

Тогда я вышла из лифта, зажав нос.

– Извините. Не могу ехать с этой псиной. Она воняет.

Сердце у меня грохотало так, что Генри и Питер наверняка слышали. И я точно знаю, что эта собака, Черри, смеялась надо мной. Она высунула язык и облизнулась. Небось уже обдумывала, куда бы меня укусить. Я сказала «фу» и зашагала через холл с гордо поднятой головой.

Генри крикнул:

– Десять этажей – это высоко, Шейла!

– Я в курсе! – крикнула я в ответ.

А Генри-то был прав. Эти десять этажей я едва осилила. Когда дотащилась, еле дышала – пришлось посидеть на ступеньках, перевести дух. По лицу бежали капли пота. И всё равно я молодец: притворилась, будто не выношу Черри из-за запаха. Я всегда затыкаю нос, когда встречаю Питера с собакой. И правду он никогда не узнает!

Я вытерла лицо и поплелась к квартире. На нашем этаже только у миссис Риз есть пёсик, но такой крохотный, что я его совершенно не боюсь. Миссис Риз называет своего любимца Деткой, вяжет ему свитерочки и всё время носит его на руках.

Я распахнула дверь в нашу квартиру и пошла прямиком в кухню – очень хотелось пить.

– Это ты, Шейла? – спросила мама.

– Да.

– Весело было у Лори?

– Да. – Я выпила одним глотком целый стакан апельсинового сока.

– До сих пор жарко? – спросила мама.

– Не то слово.

– Ты купила молока?

Ой-ой-ой. Не зря у меня было чувство, будто что-то не так.

– Шейла… Молоко купила?

– Нет. Забыла.

Я пошла в гостиную. Мама читала книгу. Играла музыка, и сестрица Либби кружилась в розовых балетках. В свои тринадцать Либби считает себя великой балериной. Танцует она так, что хочется рожу скривить, но я лучше не буду – если она заметит, мне не поздоровится.

Мама сказала:

– Сходи за молоком, Шейла.

Я упала в кресло и простонала:

– Не могу, мам. Я еле живая. Поднималась сюда по лестнице.

– Только не говори, что лифт сломался.

– Нет, не сломался.

– Тогда зачем было пешком подниматься?

– Не знаю, – говорю. – Вдруг захотелось.

– Шейла, ты ничего умнее не придумала? В такую-то жару? Иди полежи немного до ужина.

– Это обязательно? – спрашиваю.

– Да, обязательно. А Либби сходит за молоком.

Либби совершила три пируэта, и только потом мы дождались комментария:

– Ты не видишь? Я тренируюсь!

– Тренировка подождёт, – сказала мама. – Мне нужно молоко на ужин. Папа скоро придёт.

– Ну Джин! Я же в гимнастическом трико! – возмутилась Либби. Когда-то Либби говорила как я – «мама», но с тех пор, как стала старшеклассницей, перешла на «Джин». Всё-таки она очень странная.

– Надень юбку, никто и не заметит, – ответила мама. Потом взглянула на меня: – Шейла, чего ты ждёшь? Я сказала, иди ложись.

– Да ладно, ладно. Иду.

Я сняла туфли и поставила их носками в сторону нашей с Либби комнаты.

Каждый вечер перед папиным приходом я ставлю их по-новому. У нас с папой такая игра. Я где-нибудь прячусь, а папа должен меня найти. Единственная подсказка – мои туфли. Я придумала эту игру в семь лет, и с тех пор мы не пропустили ни дня.

Либби говорит, что в десять лет была гораздо взрослее меня. Вот дурёха: добровольно лишать себя веселья! Папа точно огорчился бы, если б я прекратила играть.

Я растянулась на кровати, а Либби перекапывала шкаф в поисках юбки.

– Одна морока с тобой, – сказала она. – Слышишь, Шейла? Одна морока.

Я не ответила.

– И что тебя дёрнуло по лестнице пойти, а?

Молчу.

– Ты что, собаку в лифте увидела? Ага, точно. Могу поспорить, что в лифте оказалась миссис Риз с Деткой.

– А вот и нет!

Либби выудила наконец юбку и натянула поверх трико.

– Ну, значит, Питер Хэтчер с Черри.

– Может, да, а может, и нет, – буркнула я.

– Трусиха, трусиха, трусиха! – пропела Либби, выходя из комнаты.

А я зажала уши руками.

Либби вернулась с молоком, а скоро пришёл и папа. Услышав его обычное «Привет, я дома», я спрыгнула с кровати и залезла под неё.

Потом, наверное, он увидел мои туфли.

– Та-а-ак! – сказал он. – Где же наша Шейла?

Найти меня было раз плюнуть. Не очень уж у нас много укромных мест. И всё же папа делал вид, что не представляет, где меня искать.

Зайдя к нам в комнату, он принялся открывать ящики комода.

– Хм-м, – говорил он, – здесь Шейлы нет. И здесь нет.

Я засмеялась. Папа же знает, что в ящик я не помещусь. Наконец он поднял покрывало и заглянул под кровать.

– Ага! Вот она!

Я выскочила и чмокнула его в щёку. Тут зашла Либби.

– Зря ты ей потакаешь, – сказала она папе. – Так она навечно маленькой останется.

– Я не маленькая! – рассердилась я.

– Тогда, может, хватит играть в эти детские игры?

– Ладно, Либби, хватит! – сказал папа.

– Ну конечно, – проворчала Либби. – Ты, как всегда, на её стороне.

– Я ни на чью сторону не становлюсь. Хватит об этом, пошли ужинать. У меня для вас новости.

Новости наверняка про планы на лето. Всем не терпелось узнать, что нас ждёт. Лично я хотела в Диснейленд, но мама с папой ещё давно сказали мне: «И не мечтай».

Когда мы сели за стол и принялись за еду, папа сказал:

– Нам сдают дом!

– Ой, Жужа! – сказала мама. – Замечательно!

Когда уже папу перестанут звать Жужей, а? Он же Бертрам! Чувствуешь себя довольно глупо, когда твоего отца называют Жужей.

– Какой дом? – спросила Либби.

– В Тарритауне. Это дом моего коллеги, который на лето уезжает в Англию.

Мой папа работает в колледже «Мэримаунт Манхэттен». Преподаёт английский. Либби говорит, что, когда вырастет, в «Мэримаунт» не пойдёт, там мальчиков мало. Либби считает, что мальчики – это о-о-очень важно. Я же говорю, она у нас с приветом!

– Звучит неплохо, – сказала мама. – Всё лучше, чем проторчать июль и август в городе.

– Надеюсь, в Тарритауне есть чем заняться, – сказала Либби. – Мне так хотелось позагорать на пляже.

Разумеется, ведь у Либби новый купальник бикини, и она ждёт не дождётся, когда можно будет в нём повыпендриваться.

– Тебе там понравится, – сказал папа. – Недалеко от дома бассейн, к тому же в городе есть очень хороший дневной лагерь.

– Я уже выросла из дневного лагеря, Бертрам, – прервала его Либби. – И ты это прекрасно знаешь!

– Но не из такого. Туда детей младше десяти даже не берут. Это лагерь искусств.

– Ну я же не по части искусств. Ты и это прекрасно знаешь.

– Театральное мастерство, музыка и танцы – тоже искусства, – сказал папа.

– Танцы? – спросила Либби совсем другим голосом.

Мама и папа расплылись в улыбках. Они, похоже, с самого начала знали, что Либби будет счастлива провести лето в своих дурацких балетках.

– Ура-а-а! – завопила она.

– А как же Диснейленд? – встряла я.

– Мы тебе говорили, что даже обсуждать его не будем.

– Говорили. Но от этого я же не перестала о нём мечтать.

– В Тарритауне у тебя будет собственная спальня.

– Правда?

– Да. В доме профессора Эграна четыре спальни.

Хм-м-м… Собственная спальня. А что, неплохо.

– И плавать можешь поучиться, – добавила мама.

– Я не хочу учиться плавать.

– Там будет видно. Не обязательно решать это прямо сейчас.

– А можно моя комната будет подальше от комнаты Либби?

– Там будет видно, – повторила мама. – Доедай фасоль.

На следующий день я сказала Питеру Хэтчеру:

– А я на целое лето уезжаю. У меня будет собственная спальня.

– Поздравляю.

– Так что можешь не мыть свою собаку. Пусть себе воняет.

– Моя собака велела тебе передать, что ей твой запах тоже не нравится, – сказал Питер. После чего удалился вместе с Джимми Фарго, причём оба покатывались со смеху. Воображают себя такими остроумными! И зачем я тратила время, дразня их «вошами»? Надеюсь, в следующем году мне повезёт, и мы с этой парочкой окажемся в разных пятых классах.

В холле я встретила миссис Риз.

– Мы уезжаем на всё лето, – похвасталась я. – У меня будет собственная комната, с цветами на обоях, кружевными занавесочками и бра в форме свечек.

А она:

– Надо же, как тебе повезло! Детка тоже с удовольствием уехала бы, да некуда.

Я и Генри сообщила, что меня не будет целых два месяца.

– Буду спать в собственной комнате, на кровати с балдахином!

Генри сказал:

– Мне будет тебя не хватать, Шейла. Кто же мне напомнит, сколько народу помещается в лифт?

Мы с Генри засмеялись.

– А я уже рассказывала, какой там ковёр на полу?

– Нет, – сказал Генри. – Этого не рассказывала.

– Ну вот, он такой мягкий, пушистый и весь жёлтый, только в самом центре большая красная роза. Ногам так приятно по нему ходить, что тапочек не надо. Летом, по крайней мере.

– Ух ты! Да, Шейла, чудесно.

Это точно. Чем больше я об этом говорила, тем больше воодушевлялась. Всё лето в Тарритауне. Всё лето в частном доме. Всё лето в собственной красивой комнате!

Это звучало почти так же здорово, как Диснейленд. Даже сборы и дорога не омрачили мне радость. Скорее бы очутиться на месте!

Очутились. Вот тут-то я и узнала про Дженнифер.

Глава 2

Дженнифер – маленькая, с коричневыми и белыми пятнами и длинными ушами. Либби, увидев её, завопила:

– Какая прелесть!

– Она прилагается к дому, – объяснил папа. – Это собака профессора Эграна, а на лето – наша.

– Я возвращаюсь в машину, – сказала я.

Папа удержал меня за руку.

– Она не кусается.

– Не сомневаюсь. – Я вырвала руку. – Но лучше я подожду в машине, пока вы решаете, куда её деть. Учтите: или я, или она!

Я бегом вернулась к дороге, запрыгнула в машину. Меня трясло. Вот, значит, как они поступили с собственным ребёнком? С любимой младшей дочуркой? Неужели они не понимают? Неужели им всё равно?

Родители подошли к машине. Мама сунула голову в окно и принялась меня уговаривать:

– Шейла, Дженнифер – совсем кроха. Она боится тебя больше, чем ты её.

– Это она сама тебе сказала?

– Она в конуре и за оградой. Да ещё на привязи. И тебе не обязательно к ней приближаться.

– А вдруг она с цепи сорвётся? Вдруг проломит загородку?

– Не проломит, – заверил меня папа. – Не сорвётся. А если вдруг и убежит, её поймают и водворят на место.

– Но вы не можете этого гарантировать!

– Мы тебе когда-нибудь врали? – спросила мама.

– Ну… нет.

– Тогда придётся нам поверить, – сказал папа.

Я поглядела в окно машины. Либби обнимала Дженнифер.

– Обещаешь, что в доме ноги её не будет?

– Обещаю, – сказал папа. – Всё необходимое у неё есть во дворе.

– И вы не заставите меня к ней подходить?

– Нет, конечно, – сказала мама. – Можешь делать вид, что её вообще не существует, если тебе так спокойней.

– И не станете надо мной смеяться?

– А мы когда-нибудь над тобой смеялись? – спросил папа.

– Либби смеётся.

– Больше не будет, проконтролируем, – пообещала мама.

– Ну что, хочешь посмотреть свою спальню? – предложил папа.

– Ладно, ладно, – проворчала я, вылезая из машины.

На лужайке перед домом Либби продолжала ворковать с Дженнифер. При виде меня Дженнифер соскочила с её колен и как загавкает.

– Вот видите! – Я попятилась и чуть не разревелась. – Она меня уже ненавидит!

– Не глупи. – Папа взял меня за руку.

– Я не глуплю. Чего она так надрывается?

– Потому что тебя пока не знает. – Мама обняла меня за плечи.

– И не узнает. Я не шучу!

Мы зашли в дом. Внизу было симпатично, но мне не терпелось увидеть свою комнату. Мы с папой поднялись по лестнице, а мама с Либби остались на кухне.

Наверху папа пошёл по коридору направо.

– Две спальни с этой стороны, две с той. Раз ты хотела быть подальше от Либби, я подумал, что тебе приглянется эта комната. – И папа, улыбаясь, открыл дверь.

Я захожу. Первое, что вижу, – комод. На нём громоздятся модели самолётов, кораблей и машин. Стены увешаны флажками и вымпелами. На кровати даже покрывала нет, только уродливое серое одеяло с надписью «Лагерь Кенабек» по диагонали. Открываю дверцу шкафа. На полках – груды гантелей, мячей и прочей спортивной дребедени! А где же мой мягкий, пушистый жёлтый ковёр с большой розой посередине? Вообще никакого ковра – голый пол!

Папа сказал:

– Ну…

– Ужас! – Я выскочила из комнаты и бросилась дальше по коридору. Заглянула во все спальни. Всюду одно и то же!

– Все спальни мальчишечьи!

Папа ходил за мной по пятам.

– Ну конечно, мальчишечьи. У профессора Эграна три сына.

Услышав это, я так взбесилась, что пнула дверь шкафа – даже отметина осталась. Мама поднялась наверх, поглядела, что я наделала, и сказала, что не стоит так себя вести в чужом доме. Но мне было наплевать.

А вот Либби спокойно отреагировала на то, что будет жить в комнате мальчика. Даже обрадовалась! Это, мол, сблизит её с пятнадцатилетним профессорским сыном. Папа сказал, что в моей комнате живёт мальчик двенадцати лет. Но, раз уж она мне так не нравится, я могу спать в комнате трёхлетнего малыша, хотя она и поменьше.

– Нет уж, спасибо, я лучше в этой поживу, чем в детской.

Мама сказала, что, если мы быстро разберём вещи, можем покататься по городу. Я распаковала чемодан. Открыв ящик стола, обнаружила шесть тюбиков клея, двадцать семь баллончиков краски для моделей самолётов и записку. Она гласила:

ТОМУ, КТО ЖИВЁТ В ЭТОЙ КОМНАТЕ.

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ.

Я НЕНАВИЖУ ДЕВЧОНОК!

ТАК ЧТО ЕСЛИ ТЫ ДЕВЧОНКА – БЕРЕГИСЬ! А ЕСЛИ ХОТЬ ПАЛЬЦЕМ ТРОНЕШЬ КАКУЮ-НИБУДЬ МОДЕЛЬ – НАЙДУ НА КРАЮ ЗЕМЛИ!!!

Б. Э.

– Ха, ха, ха! – сказала я и порвала записку на клочки.

После ужина папа повёз нас посмотреть Тарритаун. Сплошные холмы. Заберёшься повыше – видно реку Гудзон. Она, конечно, и в Нью-Йорке видна. Когда я была помладше, залезала на лестницу в гимнастическом зале и смотрела на Гудзон из окна. Хоть эта река и грязная, но есть в ней что-то такое, от чего становится хорошо на душе.

Перед сном я выглянула в окно. Как думаете, что я увидела? Дженнифер! Дурацкая собачонка смотрела на меня, задрав голову, и тявкала. Я гавкнула в ответ. Надо было ехать в Диснейленд!

Глава 3

Я залезла в постель. В комнате тьма-тьмущая. И я не привыкла засыпать в одиночестве. Закрыла глаза – не спится. Вскочила и зажгла свет. Так-то лучше.

Скоро в доме всё стихло. Мама, папа и Либби спали, а я ворочалась. Потом легла на спину и смотрела в потолок. Пробовала думать о чём-нибудь хорошем, чтобы приснилось ночью.

Тут-то я и увидела паука – он бегал по потолку. Ненавижу пауков! Однажды Питер Хэтчер подсунул мне в парту паука, резинового. Я полезла за учебником английского, а там!.. Конечно, я сразу поняла, что паук ненастоящий, взяла его за ногу и протянула миссис Хейвер.

– Смотрите, что Питер Хэтчер мне в парту подкинул.

Миссис Хейвер завизжала так, что половина класса повскакивала с мест. А Питер Хэтчер три дня оставался после уроков.

Я снова посмотрела на потолок. Во-о-он он, паук, сидит. На этот раз настоящий.

– Уходи, паучина! – шепчу. – Прошу тебя, уходи и не возвращайся.

Сидит как приклеенный, прямо у меня над головой. А вдруг брякнется вниз? А вдруг он ядовитый? Может, с головой накрыться? Тогда если он и упадёт, то хоть не укусит. Нет, это ничего не меняет, заползти под одеяло ему – раз плюнуть. Представляю, как Питер Хэтчер будет рассказывать в школе: «Слыхали про Шейлу Тубман? Её в первую же ночь в Тарритауне укусил ядовитый паук. Двадцать секунд – и она труп!»

И вот я в спальне родителей. Папа храпит. Я тронула его за плечо, и он сразу сел в кровати:

– Что? Что такое?

– Это я, пап.

– Шейла, ты чего?.. Ночь на дворе.

– Я не могу уснуть, там паук на потолке.

Мама перевернулась, издав такой уютный звук, знаете – «ум-м-м».

– Тсс, – сказал папа. – Иди ложись. Утром его сниму.

– Пап, но он может на меня упасть. Вдруг он ядовитый?!

– Ох… ладно.

Мы вместе шли по коридору.

– Как ты посреди ночи углядела на потолке паука?

– Я свет включила.

Папа даже не стал спрашивать зачем.

– Ладно, где твой паук?

Сначала я его не увидела. Но потом он забегал по потолку.

– Вот он! – ткнула я пальцем. – Видишь?

Папа взял мою тапочку.

– Быстрей, – говорю.

Он встал на кровать, шлёпнул тапочкой по потолку, но промазал, и паук удрал.

А я помогала – указывала направление.

– Вот он! – кричала я. – А теперь чуть левее. Нет, нет, правей. Бей, пап! Бей!

Папа промахивался. Бегал взад-вперёд по кровати, но паук всякий раз оказывался проворнее.

И, когда папа наконец произнёс: «Всё, сдаюсь» – и махнул тапочкой последний раз, – тут-то пауку и крышка. Шлёп… На потолке чернело большое пятно. Но мне стало гораздо лучше.

– А теперь спи, пожалуйста, – попросил папа.

– Попытаюсь.

– И если увидишь ещё что-нибудь необычное, расскажешь об этом с утра, договорились?

– Договорились, – сказала я, укладываясь.

Наверное, я уснула. Но через несколько часов проснулась от очень страшных звуков. «Ву-у-у… ву-у-у… ву-у-у…» Что делать? Накрыла голову подушкой – не помогло. Всё равно слышно. Что это может быть? Привидение? Вампир? Монстр?

Я снова не выдержала и помчалась по коридору. Папа храпел теперь гораздо громче. Я подошла с маминой стороны кровати и потрясла её за плечо. Она подпрыгнула.

– Ох, Шейла, ты меня напугала!

– Прости, – шепнула я.

– Что стряслось?

– У меня в комнате какие-то звуки.

– Иди спи, ничего опасного в них нет, – сказала мама.

– Откуда ты знаешь? Ты же не слышала. Звуки как от привидения.

– Привидений не существует!

– Мам, ну пожалуйста, пойдём, сама услышишь.

– Ну хорошо. – Она надела халат, и мы пошли. – И где твои звуки?

– Подожди, – говорю.

Она села на кровать и зевнула. Вскоре опять началось: «Ву-у-у… Ву-у-у…»

– Вот видишь? – взвизгнула я, кидаясь к маме. Судя по выражению её лица, звуки ей тоже не слишком нравились. – Хочешь, я папу разбужу?

– Нет, погоди. Сначала я сама огляжусь. Подай-ка мне бейсбольную биту – вон, в углу.

– Зачем? – спрашиваю.

– На всякий случай.

Я дала маме биту. Она подняла её и приготовилась. Мы ждали, пока снова не услышали: «Ву-у-у… Ву-у-у… Ву-у-у…»

– Это снаружи, – сказала мама.

– Значит, это уличное привидение.

Она подошла к окну. Постояла там немного, а потом как захохочет.

– Что смешного? – спрашиваю.

– Ох, Шейла… Сама посмотри!

Я выглянула в окно, прячась у неё за спиной. В небе сияла красивая серебристая луна. А внизу сидела Дженнифер. Это она, задрав голову, издавала жуткие звуки.

– Что она делает? – спросила я. – Она что, взбесилась?

– Как что? Воет на луну.

– А с чего она воет-то?

– Ну, вроде как поёт.

– Ты хочешь сказать, что всё лето она будет сидеть ночами под моим окном и выть как привидение?

– Не исключено, – сказала мама.

– Я же говорила, от неё нужно избавиться. Зачем она вообще нужна? Чтобы меня пугать?

– Ладно тебе, Шейла. – Мама поставила бейсбольную биту на место. – Ложись в кровать.

Она подоткнула мне одеяло. Я умирала как хотела спать.

– Спи.

– Попытаюсь.

Едва мама вышла, звук повторился. «Ву-у-у… Ву-у-у… Ву-у-у…»

– Да замолчи ты, дурища! – закричала я.

И она замолчала.

Глава 4

На следующий день я познакомилась с Маус Эллис. Ей тоже десять, и осенью она тоже идёт в пятый класс. Я сидела на крыльце и думала, чем бы заняться. Вижу, по улице идёт какая-то девочка. Увидела меня и помахала рукой. Я махнула в ответ.

Тогда она подошла. В руке у неё плясал красный йо-йо на верёвочке.

– Я Маус Эллис, чемпион Тарритауна среди детей, – сказала она. – Могу без остановки показать одиннадцать трюков. А ты сколько можешь?

– Как-то не считала, – говорю.

Она широко распахнула глаза и протянула мне йо-йо.

– Покажи.

– Не хочу.

– Спорим, у тебя не получится сделать без остановки шесть выбросов?

– Спорим, что получится.

– Ну давай.

– Ты первая.

– Ладно.

Маус подержала йо-йо сбоку, около бедра, и вдруг он полетел прямо ко мне – шесть раз подряд.

– Неплохо, – сказала я.

Она протянула мне свою игрушку. Я покрутила её в руках.

– Это фирмы «Дункан империал», – заметила она. – У них самые лучшие.

– Да, нормальные.

– Как будешь готова – начинай.

Я встала, запустила йо-йо и тут же получила им по лбу.

– Не больно? – заботливо спросила Маус.

– Нет, – говорю. – Но, знаешь, должна тебе сказать правду. Не хотела тебя обижать, но у нас в эти игрушки только малышня играет. Последний раз я показывала трюки лет восемь назад. Многое уже подзабыла.

Маус посмотрела мне в глаза, и я ответила ей одним из своих самых выразительных взглядов. Потом она села со мной рядом и сказала:

– Не представляешь, как я рада, что вы приехали на лето. Меня уже тошнит от этих мальчишек Эгранов!

Я улыбнулась. Она и в самом деле поверила, что в детстве я была мастером йо-йо.

– А я ещё и живу в комнате одного из них, – сказала я. – Ни за что не догадаешься, что лежит у него в ящике стола.

– Что?

– Шесть тюбиков столярного клея и двадцать семь баллончиков краски для моделей.

Маус рассмеялась.

– Тебе небось комната Бобби досталась. Он модельный маньяк.

– Он оставил мне записку. Подписался «Б. Э.».

– Точно, Бобби!

– Пишет, что, если я дотронусь хотя бы до одной модели, он меня найдёт хоть на краю земли и прикончит.

– Ха-ха! Только и умеет, что языком болтать.

– Так я и подумала. Да и вообще, кому нужны его модели?

– Только не мне, – сказала Маус. – У меня найдутся дела поинтересней.

– И не мне. Скажи, а Маус – твоё настоящее имя?

– Нет, настоящее – Мерл, но все зовут меня Маус.

– Ты с этим поаккуратней, – предупредила я. – Моего папу зовут Бертрам, но его до сих пор называют Жужей.

– Ну и пусть, мне нравится Маус. Куда симпатичней, чем Мерл. Да и Жужа гораздо лучше Бертрама. Без обид, но… Бертрам? Жуть.

– Я не хотела сказать, что Маус – плохое имя, – сказала я. – Если ты сама ничего не имеешь против, тогда конечно. Маус – гораздо лучше, чем Шейла.

– Не нравится имя Шейла – придумай другое, – предложила Маус.

– Например?

– Ну… Шик, или Шарм, или ещё что-нибудь.

– Шик – нет, а вот Шарм красиво звучит. Шарм Тубман… Да, мне нравится.

– Вот и отлично, так я тебя и стану звать, – обрадовалась Маус.

Потом я рассказала Маус о Либби – как она говорит «Джин» и «Бертрам» и строит из себя взрослую. А Маус пожаловалась на свою младшую сестру Бетси, которая до сих пор писается по ночам. Мы выяснили, что будем вместе ходить в летний лагерь и в бассейн.

Потом Маус опять стала играть своим йо-йо – похоже, она действительно чемпион Тарритауна. Пока она показывала мне трюки, я увидела, что ноги у неё все в каких-то корках. Надеюсь, это не заразно.

Она, наверно, заметила мой взгляд и объяснила:

– Это от комариных укусов. Я расчёсываю их, пока кровь не пойдёт, а потом хожу вся в корках. Уродство, правда?

В ответ я соврала:

– Да нет, не так уж плохо.

Наигравшись в йо-йо, Маус сказала:

– Давай погуляем с Дженнифер.

– В смысле, с собакой?

– Да. Эграны разрешают мне с ней гулять. Я люблю собак.

С собачниками я обычно не вожусь.

– А у тебя дома есть собака? – Я решила узнать всю правду сразу – чтобы не начинать дружбу, из которой всё равно ничего не выйдет.

– Нет, – ответила Маус. – У Бетси на них аллергия. Сразу крапивница начинается.

Отличная мысль. И почему я до этого сама не додумалась?

– И у меня, – говорю. – По всему телу сыпь. Даже не сыпь – огромные волдыри. По сравнению с ними твои расчесы – полная ерунда!

– Чёрт! А я-то надеялась, мы с тобой всё лето будем играть с Дженнифер.

– Увы, – пожала я плечами.

– Ну, ничего. Подружка лучше собаки. Сказать, что я была счастлива это слышать, – ничего не сказать.

Мы отправились прогуляться до её дома. Всю дорогу Маус крутила йо-йо. Она жила у подножия холма, рядом с бассейном. Её сестрёнка гуляла перед домом, таская на верёвке коробку от конфет.

– Это Бетси, – сказала Маус. – Ей четыре года.

– А зачем она привязала коробку?

– Она выгуливает собаку.

– В смысле коробку? Это её собака? – спросила я.

– Ага. Я же говорила, у неё аллергия на собак. Вот она и завела себе коробку. Называет её Ойчи.

Бетси подтащила к нам Ойчи.

– Ты кто? – спросила она меня.

– Шарм Тубман. – Я решила опробовать своё новое имя.

– Хм… Ты не похожа на мальчика, – сообщила Бетси.

– Она девочка! – сказала Маус.

– А тогда почему её зовут Шрамом?

– Да не Шрамом, а Шармом, – объяснила Маус.

– А-а-а. – Бетси, кажется, поняла.

– По-настоящему меня зовут Шейлой, – сказала я Бетси. – Можешь так меня и называть.

Я как-то не сразу поняла, что «Шарм» похоже на «Шрам». Наверное, стоит что-нибудь ещё придумать.

Бетси сказала:

– Это мой пёсик Ойчи. Хочешь его погладить?

– Хочу. – Я наклонилась и погладила коробку. – Хороший пёсик. Ойчи хороший.

Бетси подняла коробку и прижала к уху. Потом поставила на землю и заявила:

– Ойчи говорит, что ты ему нравишься, Шарм Шейла. Он чует, когда человек по правде любит собак.

Я ничего не сказала, только мило улыбнулась.

Миссис Эллис пригласила меня перекусить. Я позвонила домой, и мама разрешила. Мы с Маус ели бутерброды с арахисовым маслом, а Бетси – колбасу, без хлеба, без ничего. Коробку она поставила на стол рядом с тарелкой и время от времени делала вид, что кормит Ойчи.

– Ойчи обожает колбасу, – сказала она мне.

А потом наши мамы отвели нас в Центр искусств записываться в дневной лагерь. Вообще-то это частная школа, но по виду не скажешь. Она похожа на старинную усадьбу с огромными деревьями вокруг. Никогда не видела таких школ. Маус ходит не сюда, а в обычную. А вот Бобби Эгран давно здесь учится. Потому что в обычной школе он отказывался делать домашние задания. Только клеил и клеил свои модели, а если учителя его заставляли, поднимал жуткий скандал. И поэтому почти всё время проводил на скамейке у кабинета директора. Здесь же ему разрешают мастерить сколько угодно. Мама Маус называет Бобби гением, но сама Маус этого убеждения не разделяет.

Мы вместе провели день в лагере. Маус тоже посещает занятия первый год – ей только исполнилось десять, а значит, мы с ней там самые маленькие. Из-за этого Либби ещё больше нос задирает. Я рассказала Маус, что Либби считает себя великой балериной, а на самом деле танцует как слон. Ну, не совсем как слон, конечно, – уж очень она тощая.

В этом дневном лагере столько интересного! Но больше всего мне понравилась керамика: берёшь кучу мокрой глины и пытаешься придать ей форму кувшина на гончарном кругу. Мы с Маус туда и записались. Учительницу зовут Дениз. Она ходит босиком. Я бы тоже с удовольствием разулась, но боюсь наступить на пчелу – вдруг ужалит. Однажды такое случилось с младшим братом Питера Хэтчера. Наверное, когда тебя жалят в стопу, это гораздо больнее, чем в руку, например. Интересно, Дениз когда-нибудь наступала на пчёл?

Когда занятия закончились, Маус позвала меня поплавать.

– Ты каким стилем лучше плаваешь? – спросила она. – Я – кролем.

– А я всеми одинаково.

– Тогда, может, поучаствуешь в соревнованиях? У нас каждое воскресенье заплыв.

Она, наверно, не поняла, что я имела в виду. Поэтому я говорю:

– Нет, я вообще-то не люблю соревнования. От них никакого веселья.

– Ну и ладно, хватай купальник и пошли. А то я скоро растаю на этой жаре.

– Сегодня не могу, – говорю. Я не собиралась ей признаваться, что не умею плавать.

– Почему?

– Простудилась.

– Чёрт! А голос у тебя не больной. Может, у мамы спросишь?

– Не могу. Я обещала, что сегодня не пойду.

– Ну хоть ноги-то помочить можно? – настаивала Маус.

А что, неплохая мысль. Очень уж сегодня жарко.

– Ладно, – говорю. – Ноги, наверно, можно. Схожу за купальником.

И тут выходит моя мама и говорит:

– Шейла, мы идём в бассейн. Хочу записать тебя на уроки. Пора тебе научиться плавать!

Маус открыла рот, но так ничего и не сказала.