Текст книги "Ласковый обманщик"
Автор книги: Джуд Деверо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)
– Это один из лучших приютов, – проговорил он. Саманта, закатив глаза, недоверчиво покачала головой. Потом еще раз огляделась кругом. Да, здешний декоратор был просто талантом. Он сумел сделать все, чтобы изуродовать этот старинный и в общем-то достаточно уютный дом. Высоко на потолке еще виднелись красивые лепные узоры, стены были толстыми и крепкими и не пропускали уличного шума. Но лепнину портили лампы-трубки, а стены были сплошь покрыты страшными плакатами со всякими «расписаниями», «распорядками» и «правилами». Например, такими: «Свет после 21:00 не включать!», «Громкая музыка запрещена!», «Запрещается слушать музыку в стиле рок!», «Танцы в столовой запрещены!», «Не бегать!», «Запрещается жевать жевательную резинку!». Пока Майк справлялся у дежурной насчет разыскиваемой ими старушки, Саманта знакомилась с правилами и размышляла, что же такое страшное должно было произойти в этих стенах, что вынудило запретить «жевательную резинку», «танцы» и «рок-н-ролл»!
– А, Эбби, – заулыбалась дежурная сестра. С такой улыбкой обычно говорят о шкодливой кошке или собаке, которые вечно что-то вытворяют, однако их все равно любят, этих маленьких хулиганов. – Сейчас Эбби поживает нормально. Одно время мы беспокоились, что можем ее потерять, но она выкарабкалась. Пойдемте, я провожу вас к ней. Не удивляйтесь, если она вам покажется немного странной. Она, знаете, любит прикидываться!
Саманта шла рядом с Майком по коридору вслед за сестрой и думала, какая же дряхлая, должно быть, эта Эбби.
Сестра открыла унылую серую дверь, и они вошли в комнату, такую же уродливую, как и все остальное в этом здании. Комната была так вылизана, что ради оживления интерьера хотелось положить куда-нибудь пару пылинок. Сверху лился безжизненный дневной свет, освещая каждый миллиметр помещения – серый пол, ярко-белые стены, мебель из нержавейки.
– Ну вот мы и пришли, – радушно скачала сестра. – Надеюсь, мы хорошо себя чувствуем. Ведь у нас сегодня посетители.
– Пошла прочь, – сильным голосом произнесла женщина в кровати.
– Ну-ну, Эбби! Как можно говорить такие вещи, когда у тебя гости. Они приехали к тебе издалека.
– Из восточных кварталов, э? – Голос был полон издевки.
Пока сестра нашлась, что ответить, Саманта осмотрелась вокруг – на металлической, выкрашенной в белый цвет кровати, на белоснежной простыне лежала маленькая, худенькая женщина. К ее вене была присоединена капельница, а из-под одеяла свисали провода, ведущие к диагностическому прибору, отлично подходящему по колеру к окружающей обстановке. Женщина была очень старой, ее щеки провалились, а морщинистая кожа имела болезненный зеленоватый оттенок. Но даже сейчас, несмотря ни на что, можно было понять, что она когда-то была красивой, подумала Саманта. Хотя ее плоть явно сдала, в глазах светился ум.
Сестра отошла в сторону, и перед старушкой оказался Майк. Она осмотрела его с ног до головы, а затем, будто чем-то пораженная, уставилась на Саманту. После чего вновь перевела взгляд на сестру.
– Уйди! – приказала она. – Я хочу говорить с гостями с глазу на глаз.
Сестра заговорщически подмигнула Майку, как бы желая сказать: «Не правда ли, прелесть!» – и покинула комнату.
– Здравствуйте! Я Майкл Таггерт. Не так давно я написал вам письмо, но мне сказали, что вы только что перенесли операцию и не можете уделить мне время.
– Наверное, сказали, что я помру, не так ли?
Майк улыбнулся, но старушка теперь не спускала глаз с Саманты.
– А это что за красавица? Как тебе здесь нравится?
– Совсем не нравится! – откровенно заявила Саманта.
Глаза старушки загорелись, и она захихикала.
– Вижу, что у нас с тобой на многое взгляды совпадают. Что если ты подойдешь сюда и присядешь ко мне? Да нет же, не на стул, а сюда, рядом со мной, на кровать. Так, чтобы я могла рассмотреть тебя получше. У меня старые глаза, понятно?
Саманта не стала раздумывать. Многие боятся стариков – может, те напоминают им, что когда-нибудь и они сами станут такими же, – но Саманта к ним не относилась. Она много времени провела со своим дедушкой Кэлом и со своим отцом, когда рак пожирал его и он хирел на глазах. И потому тотчас уселась на кровать рядом со старушкой и не выказала никакого удивления, когда та взяла ее за руку. Хватка была сильной.
Теперь Эбби обратилась к Майку.
– Насколько я понимаю, это ты мне писал насчет Макси.
– Да, – тихо ответил Майк; он стоял возле кровати, глядя то на одну, то на другую женщину и внимательно следя за их движениями. – Я хотел бы узнать, что вам о ней известно?
– Зачем? – спросила Эбби, и Саманта увидела, как кривая линия на приборах поползла вверх.
Непонятно почему, но Майк не отвечал, а лишь переводил взгляд со старушки на Саманту и обратно. Поэтому Саманта ответила за него:
– Он пишет биографию Дока. Он хочет знать про Макси. И я тоже хочу узнать про нее. Вероятно, она приходится мне бабушкой. – Ее голос стал тише. – Мой отец перед смертью просил, чтобы я разыскала его мать.
Эбби молчала, но кривая на приборе стала зашкаливать.
– Макси умерла, – после паузы произнесла Эбби. – Это случилось где-то полтора года назад.
– Вы уверены? – на выдохе спросила Саманта.
– Точно. Мы дружили с двадцатых годов. Тогда мы были очень близки, потом наши отношения стали ровнее. Но мы постоянно поддерживали контакт. Она умерла где-то в Нью-Джерси, где провела последние годы. Я получила оттуда весточку о ее кончине. – Она взглянула на Саманту. – Ради всего святого, зачем такой симпатичной молодой девушке знать о такой старухе, как Макси? Тебе нужно выйти замуж вот за этого твоего молодого человека. Нарожать детей и забыть о прошлом.
Саманта, не глядя на Майка, проговорила:
– Это не мой молодой человек.
– Интересно, – сказала Эбби. – А это тогда что?
Она подняла руку Саманты с бриллиантовым обручальным кольцом.
– А… Это?!. Я… Ну, мы…
– Мой дядя Майкл просил меня разыскать Макси, – наконец заговорил Майк.
– И кто же это такой, твой дядя Майкл? – поинтересовалась Эбби без особого любопытства в голосе.
– Майкл Рэнсом, – тихо произнес Майк.
Эбби медленно повернулась к нему лицом. Она смотрела на него жестким взглядом, зрачки горели как угольки.
– Майкл Рэнсом погиб в тот вечер. Он умер двенадцатого мая 1928 года.
– Нет, он не погиб, – возразил Майк. – Люди Скальпини почти отстрелили ему ноги, но он выжил. На следующий день после этой бойни он позвонил моему деду в штат Колорадо и тот выслал за ним самолет. А затем сделали так, чтобы все думали, что Майкл Рэнсом погиб.
Эбби долго молчала – видимо, осмысливала информацию, которую ей сообщил Майк, – потом скосила на него глаза.
– Если твой дед был способен сделать такое, значит, он был богат и влиятелен.
– Да, мэм, совершенно верно.
– А как насчет тебя. Ты сможешь обеспечить это прекрасное создание?
– Да, мэм, смогу. Пожалуйста, расскажите мне о дяде Майкле.
Эбби, не выпуская руки Саманты, откинулась на подушки – стерильные и белые, как снег.
– Это был красивый мужчина. Женщины звали его Красавчик Рэнсом.
– Он был такой же красивый, как Майк? – выпалила Саманта и тут же опустила взгляд, стыдясь, что не сумела сдержать свои чувства. – Я имею в виду…
Эбби улыбнулась.
– Нет, дорогая, конечно, не такой красивый, как твой молодой человек, но Майкл Рэнсом был по-своему хорош.
– Откуда он родом – очень серьезно спросил Майк. – Он мне никогда не рассказывал о своем детстве.
– Он был сиротой. Семьи не было. Все, что у него было, так это его внешность и умение танцевать так, будто он парил в воздухе. – Она замолчала, а затем заговорила почти шепотом: – Кроме того, у него была способность влюблять в себя женщин.
– И вы были в него влюблены? – спросила Саманта.
– Конечно… Мы все были в него влюблены – Женщина явно уклонялась от нежелательного разговора о себе.
– А Макси его любила?
Прежде чем ответить Майку на его вопрос, Эбби долго и пристально на него смотрела, будто старалась прочесть его мысли.
– Да. Макси его очень любила, – после паузы проговорила она.
Саманта взяла со стола у кровати свою сумочку и достала оттуда пожелтевшую от времени фотокарточку с одним обожженным углом. Она протянула ее Эбби.
– Это Майкл Рэнсом?
Майк чуть было не подпрыгнул к потолку от удивления, когда увидел эту фотографию. Он вырвал ее из рук Саманты, прежде чем Эбби успела ее разглядеть. Это был портрет красивого мужчины в учтивой позе, в смокинге и с сигаретой в руке. Такие портреты делали тогда в фотосалонах. Майк видел своего дядю Майкла уже в почтенном возрасте, но, вне всякого сомнения, здесь был запечатлен тот самый человек, которого он так любил.
– Откуда это у тебя? – потребовал ответа Майк.
Саманте такой тон явно не понравился. Она возмутилась: почему это Майк считает, что в первую очередь она должна была показать фотографию именно ему?
– К твоему сведению, эта фотография находилась в шляпной картонке с бабушкиными вещами, которую оставил мне мой отец. К ней была прикреплена записка, где говорилось, что, когда он был ребенком, его мать сожгла какие-то бумаги, а ему удалось вытащить этот портрет из огня.
– Почему же ты мне ее раньше не показала?
– По той же самой причине, почему и ты многое скрываешь от меня, – отрезала Саманта, сверкая глазами. – Каждый день ты мне рассказываешь что-то новенькое, о чем сам давным-давно знал. Так почему же я не могу иметь от тебя парочку секретов?
– Да потому что… – Майк запнулся, услышав хохот Эбби. Его лицо залилось краской.
– И это называется «не мой молодой человек»?! – поддразнила Саманту Эбби, поглядывая то на нее, то на Майка.
Но Саманте вовсе не было стыдно.
– Он думает, что мне четыре года, а он мой защитник и наставник. Он устраивает мне сцены, даже когда я иду в магазин!
Прежде чем Эбби успела открыть рот, Майк тихо произнес:
– Один из людей Дока пытался ее убить…
После этих слов улыбка тотчас исчезла с лица Эбби. Сначала она молча лежала, откинувшись на подушку, и пыталась привести в норму свое участившееся дыхание. Стрелки на приборах прыгали как ненормальные. Саманта, крепко сжав старухину руку, осторожно поглаживала ее. Успокоившись, Эбби вновь подняла голову.
– Да. Это Майкл Рэнсом, – сказала она. По ее интонации было ясно, что аудиенция окончена, однако Майк и Саманта сделали вид, что не поняли.
– А как было ее настоящее имя? – поинтересовалась Саманта.
– Максина Беннет, – нахмурившись, резко проговорила старушка.
– Как жаль, что я так и не смогла повидаться с ней, – поглаживая руку Эбби, вздохнула Саманта. Ее взгляд был устремлен куда-то далеко. – Я так много слышала о ней от деда Кэла и от отца…
– Кэл?! – Эбби заулыбалась, ее нахмуренные брови разошлись, она заметно успокоилась. – Макси рассказывала о нем. – Последние несколько лет он жил с нами, с отцом и со мной. Я тогда ходила в школу, и нам пришлось нанять сиделку-домработницу.
– Хорошая была сиделка?
– Нет, совершенно ужасная, но дед Кэл много попортил ей за это крови.
Эбби снова улыбнулась, но ничего не сказала, и Саманта продолжала:
– Она была чрезвычайно властная женщина и обращалась с дедом так, будто он несмышленый ребенок. Дед Кэл часто говорил, что уволил бы ее, но доводить и доставать эту особу стало его стимулом к жизни. Он творил с ней чудовищные вещи. Например, сыпал соль в ее шампунь, чтобы во время мытья ей щипало глаза. Однажды, когда она косила газон, он сделал большой кувшин чаю со льдом, только это был не чай со льдом, а в основном виски. Было жарко, она залпом выпила три больших стакана этого жуткого напитка – и свалилась в кухне на пол. А пока она находилась в бессознательном состоянии, дед сбрил ее усики.
Эбби и Майк засмеялись. В этот момент в комнату вошла сестра. Сначала она отчитала Саманту за то, что та сидит на кровати, а не на стуле, как положено. Затем отчитала Эбби за то, что она нервничала, и это не укрылось от чувствительных приборов.
– Здесь предпочитают тех пациентов, которые находятся в коме, – прокомментировала Эбби. – Только они и соблюдают все правила этого заведения.
– Ну-ну, Эбби… Ты шутишь, не правда ли? А теперь мы скажем нашим приятным гостям «До свидания».
Старушка ухмыльнулась, стрелки индикаторов поползли вверх. Сестра велела Саманте и Майку тотчас покинуть палату.
Глава 20
– Куда ты меня повезешь ужинать? – счастливым голосом спросила Саманта, когда они выходили из приюта. – Мне тут попался на глаза итальянский ресторанчик «Бумажная луна» – тот, что на Пятьдесят восьмой улице. Он выглядит очень симпатично.
– Ужинать мы будем дома. – Майк схватил Саманту за локоть и пристально посмотрел на нее. – Мы едем домой. Ты должна показать мне коробку, которую оставил тебе отец.
– Но, Майк! Я хочу есть!
– Ты можешь заказать еду, как всегда делала. Позвони в «Бумажную луну» и закажи все, что хочешь. Но сегодня ты мне должна показать эту коробку.
Пока Майк ловил такси, Саманта не могла удержаться от колкого замечания:
– По-моему, это не очень красиво, когда кто-то от тебя что-то скрывает. Не так ли?
Он крепко сжал ее руку.
– Ты что, не понимаешь, что секрет покушения на твою жизнь, возможно, кроется в этой коробке?
– Не-ет… – медленно проговорила она. Подъехало такси. Открывая дверцу, Майк спросил:
– Так что же там, в этой коробке?
Не дождавшись ответа, он сжал зубы и сердито взглянул на нее:
– Ты так и не посмотрела, что там, правда?
– Разбирать личные вещи усопшего не является, в моем понимании, интересным времяпрепровождением. Я открыла коробку, увидела сверху фотографию, взяла ее, и на этом все кончилось. Похоже, коробка набита старым барахлом, тряпками той особы, которая, возможно, сбежала с гангстером.
– В этой коробке полно вещей, которые многое могут нам подсказать. В том числе и причину, почему кто-то пытается убить тебя.
Саманта непроизвольно погладила шею рукой.
– Ты ведь не думаешь, что мне по-прежнему что-то угрожает?
– Именно так я и думаю, – тихо проговорил он. – Я думаю, что чем больше становится людей, с кем мы встречаемся, тем больше возрастает опасность… Возможно, ты уже так глубоко впуталась в это дело, что, даже если поедешь в Мэн, все равно будешь в опасности.
Саманта отвернулась, поглядела в окно и тяжело вздохнула.
Полчаса спустя они уже были в доме Майка. Шляпная картонка стояла на кухонном столе. Саманта настояла на том, что, прежде чем открыть картонку, они закажут ужин. Майк неохотно поддержал эту идею. При всем желании Саманта не смогла бы объяснить, почему она так не хочет заглядывать в эту коробку. Она знала, что там лежат бабушкины вещи, и при других обстоятельствах ей было бы любопытно взглянуть на них. Но только не сейчас. Эта коробка… Ей казалось, что это ящик Пандоры, полный пороков и несчастий. Если они сейчас откроют ее, начнется нечто такое, что трудно угадать последствия.
Когда Майк собрался снять крышку, Саманта положила на нее руку.
Глядя на нее, Майк терпеливо ждал. Она несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Затем кивнула и сделала шаг в сторону, затаив дыхание, пока он открывал крышку.
Склонившись, он заглянул внутрь, лицо его нахмурилось. Саманта не выдержала, любопытство взяло верх, и она подошла ближе.
– Что там? – прошептала она.
– Боже, даже не верится… – Его голос звучал озабоченно.
– Что?! – Она подошла еще ближе и заглянула в коробку. И тут он неожиданно схватил ее и закричал: «По-па-лась!» Саманта чуть было не подпрыгнула к потолку. Судорожно схватилась за сердце, лицо пошло красными пятнами. Она изо всех сил стукнула Майка по плечу: – Ну, ты!
Смеясь, он залез в коробку.
– Я не знаю, чего ты боишься. Это только старое платье.
Он вытащил красное шелковое платье и протянул ей.
Поначалу Саманта не хотела до него дотрагиваться, но, когда Майк слегка изменил положение руки, увидела, как мягко переливаются складки, не устояла. Взяв у него платье, она медленно начала его расправлять, взяв за плечики и внимательно разглядывая. С благоговением в голосе прошептала: «Ланвин», прочтя этикетку на внутренней стороне – оно оказалось от знаменитого парижского модельера.
Это было великолепное платье из красного муара: прилегающий лиф на узких лямках и изысканно драпированная юбка, расширяющаяся книзу, немного приподнятая спереди и с небольшим шлейфом сзади. С правой стороны талии находилось украшение в виде солнца с лучами, усыпанное алмазной пылью.
– Кажется, ты позабыла свои страхи, – саркастически заметил Майк, но она проигнорировала его слова, не в силах оторвать глаз от платья, восхищенная переливами ткани при малейшем движении.
Майк вытащил из коробки пару туфель. Они были сделаны специально под платье – из красного муара, ремешки усыпаны алмазной пылью, высокие каблуки. Едва увидев их, Саманта поняла, что они именно ее размера.
– А посмотри на это – Майк протянул ей маленькую коробочку, обтянутую голубым вельветом. На подушечке лежала пара серег. Это были необычные серьги. Они были продолговатой формы, усыпанные бриллиантами. И по три крупных жемчужины у основания.
Майк даже присвистнул.
– Это серьги Дока, – прошептала Саманта. – Это их он подарил Макси в ту ночь, когда она исчезла.
Майкл вытащил свернутое в комок нижнее белье: персикового цвет крепдешиновый лифчик, отделанный нежными кружевами, и такие же трусики. Тоненький, очень сексуальный пояс с подвязками и телесного цвета шелковые чулки.
На самом дне коробки лежали длинная нитка жемчуга и два бриллиантовых браслета. Майк изучил браслеты на свет.
– Я, конечно, не ювелир, но рискну сказать, что это на подделку не похоже, – объявил он, передавая их Саманте. Потом покатал в руках жемчуг. – Видишь, жемчужины достаточно неровные, такие неровности встречаются только в натуральном жемчуге.
– Натуральный?
– Наверняка, – подтвердил он, кладя ожерелье на стол.
Саманта положила туда же браслеты, и оба уставились на то, что было разложено перед ними: красное вечернее платье, туфли, необыкновенные серьги, браслеты, ожерелье, нижнее белье. Кажется, это был полный комплект вещей, которые были на женщине в ту роковую ночь, в 1928 году.
– Если эти вещи были у твоего отца, – задумчиво произнес Майк, – то больше нет сомнений, что твоя бабушка и есть Макси.
– Да, – с трудом выдавила из себя Саманта. Но ей и не пришлось ничего больше говорить, так как раздался звонок в дверь. Прибыл ужин. Они накрыли его на одном краю стола и начали есть. Они почти не разговаривали. И никак не могли оторвать взгляд от вещей, разложенных на другом краю стола.
Их мысли были о страшной ночи 1928 года, когда, по той или иной причине, молодая женщина, одетая в шелк и бриллианты, вышла невредимой из кровавой бойни и с тех пор исчезла. Но исчезла ли? Если это в самом деле бабушка Саманты, то она отправилась в Луисвилл, штат Кентукки. Она была беременна. И три дня спустя вышла замуж за человека, который не мог иметь детей. Потом жила со своим мужем, родила ребенка, кажется, была счастлива, а в 1964 году неожиданно снова исчезла, на этот раз по-настоящему.
– Майк, – начала Саманта, – тебе хочется знать, что случилось в ту ночь? Действительно хочется?
– Да, – ответил он. – Я действительно этого хочу.
– Док утверждает, что Макси родила ребенка от него, однако Эбби говорит, что Макси любила Майкла Рэнсома.
– Я бы сделал ставку на дядю Майкла. Не могу себе представить, чтобы Док мог поделиться с кем-то даже своим семенем.
– Майк! – возмутилась Саманта, шокированная его грубостью. – А может, он действительно ее любил. Может, она была любовницей Дока, но была влюблена в Майкла Рэнсома. В конце концов, может, она любила их обоих!
Майк ничего не ответил. Он глядел на платье, на игру шелка.
– Ты обратила внимание, что на платье пятно?
– Да, – тихо сказала Саманта, глядя к себе в тарелку.
Она обратила внимание на пятно и инстинктивно почувствовала, откуда оно.
Встав из-за стола, Майк взял платье и начал рассматривать его на свет.
– Это ведь кровь, не так ли? Кажется, кто-то пытался его замыть, но ведь кровь смыть нельзя?
– Так много – нет.
– Ты не думала, чья это может быть кровь?
– Если судить по твоим сведениям о той резне, это может быть кровь целого десятка людей.
Майк продолжал смотреть на красное платье, освещенное лампой.
– Док сказал, что Макси была в задней части клуба, когда люди Скальпини открыли огонь, и что она больше не появлялась. Тогда это не может быть кровь дяди Майкла, он так и не покинул танцевальную площадку. Его там и ранили, там он и пролежал, пока врачи не забрали его.
А если судить по рассказу Дока, он почти все время находился в уборной. – Майк взглянул на Саманту. – Я отошлю это Блэр, чтобы она провела анализ. Если нам удастся получить группу крови, ее можно будет сравнить с данными медицинских карточек тех, кто был ранен в ту ночь.
Саманта встала и взяла у него платье.
– Они не будут его резать? – спросила она с грустью в голосе.
Майк хотел было ехидно заметить, что коробка лежала несколько месяцев и ее даже не открыли, что Саманта однажды видела это платье, но не пожелала достать его. А теперь ведет себя как ребенок, у которого хотят отобрать плюшевого медвежонка на благотворительные цели. Но он промолчал.
– Да нет. Они не испортят его. Но я думаю, что его нельзя выпускать из виду, пока мы не запротоколируем все это дело.
– Запротоколируем? Ты имеешь в виду – мы сделаем фотографии? Я могу его подержать. Или можно повесить его на стенку.
– Нет, так не пойдет, – нахмурившись, Майк пытался найти какой-нибудь выход. – Я знаю, как мы поступим. Почему бы тебе его не надеть на себя? Ты возражать не будешь? Похоже, оно тебе будет как раз.
Еще несколько часов назад Саманта не хотела и думать о том, чтобы заглянуть внутрь коробки, не говоря уже о том, чтобы копаться в старых вещах. А теперь? Надеть старинное, окровавленное платье?
Она дотронулась до бретельки лифчика.
– Думаешь, если я надену эту одежду, это поможет тебе в твоем исследовании?
Майку пришлось прикрыть рот ладонью, чтобы она не видела его улыбки.
– Ты окажешь мне лично огромную услугу, если наденешь это. Всего на несколько минут. Что, если ты пойдешь переоденешься, а я в это время схожу за камерой. Не спеши. Мне придется установить камеру на треногу.
Он еще не успел закончить фразу, как Саманта собрала все со стола в охапку, засунула обратно в шляпную картонку и направилась в спальню.
Там она быстро скинула с себя одежду и надела лифчик и трусики Макси. Прикосновение шелка к ее телу мгновенно преобразило Саманту. Она выпрямилась, подтянула живот и вскинула подбородок, затем немного подвигалась, чтобы насладиться ощущением скользящего по телу шелка. Когда она только прибыла в Нью-Йорк и заперлась одна в отцовской комнате, она слушала его пластинки с записями старых блюзов. Теперь же, стоя в нижнем белье Макси, она начала напевать старые песни Бесси Смит.
Она надела пояс и, поставив ногу на стул, стала медленно натягивать чулок. Когда нога заблестела шелком, вытянула ее, застегивая подвязку. Затем открыла шкаф, передвинула стул, чтобы он стоял против зеркала на дверце, и начала надевать второй чулок, глядя на себя в зеркало. Персикового цвета шелковый лифчик, трусики, шелковые чулки: голые бедра между шелком и шелком.
Интересно, почему все-таки пояс и чулки имеют столь сексуальный вид, думала она, вертясь в разные стороны перед зеркалом и получая удовольствие от увиденного. Колготки, которые затягивают женщину в нейлон от пояса до кончиков пальцев, совершенно не такие сексуальные. В них женщина себя чувствует будто сосиска в оболочке. Но когда ощущаешь голую плоть между шелком чулок и пояса, начинаешь чувствовать себя соблазнительницей, будто ты певица в ночном клубе Гарлема, а красавцы мужчины приходят специально ради того, чтобы послушать тебя.
Она прошла в ванную комнату и принялась внимательно рассматривать себя в зеркале; и тут же пришла к выводу, что ее лицо слишком бесцветно – совсем как у молодых девушек в церкви, а прическа слишком современна, слишком пушиста от всякой химии.
Саманта пустила воду, намочила щетку и пригладила волосы. Но, проведя щеткой единожды, уже не могла остановиться. Сделав слева пробор, она как следует намочила волосы и прижала их к голове, завив локоны возле ушей. А чтобы прическа держалась, сбрызнула их лаком. Взяв самый темный карандаш, ярко накрасила глаза, затем провела жирную линию по бровям, подчеркнув их излом. Губной помадой ей удалось придать верхней губе почти остроугольную форму, как она видела на картинках Клары Боу.
Отойдя от зеркала, Саманта всмотрелась в свое изображение и кивнула одобрительно. Она сама почти верила, что она Макси, готовая выйти на сцену, и ее любовник, и человек, дарящий ей бриллианты, уже ждут ее среди публики.
Она надела через голову платье, почувствовав, как шелк обхватил ее тело, осторожно разгладила его и взглянула в зеркало. «Макси», – прошептала она, видя перед собой не Саманту, а совершенно другую женщину, уверенную, что нравится мужчинам. Надела туфли, поставила ногу на стул и провела по ней рукой.
– Сэм, – крикнул за дверью Майк, – ты что, еще не готова?
– Ну ты, мужик! Сиди и посапывай. Эта киска стоит того, чтобы подождать! – бросила в ответ Саманта. Надела серьги Дока и браслеты, обмотала жемчужную нитку дважды вокруг шеи. Теперь она готова.
Она уже собиралась выходить, когда заметила на шкафу двух плюшевых собачек. У одной из них в лапах была деревянная палочка, сантиметров тридцать в длину. Осторожно отвинтив ее, Саманта замазала «штрихом» для машинки ее кончик. Когда она закончила работу, у нее в руке было что-то, напоминающее тонкий женский мундштук с сигаретой. Она поднесла его к своим ярким губам, сложенным как для поцелуя, и, приоткрыв дверь, велела Майку выключить весь свет, кроме торшера, игнорируя его по-мальчишески грубое «да ладно тебе!».
Из спальни вышла уже не невинная, степенная Саманта, а Макси – певица, за обладание которой дерутся мужчины.
Майк присвистнул и даже забыл сделать снимок, когда увидел вплывающую Саманту. Он знал, что Саманта, его Саманта, не ходит так, как эта женщина. Она шла походкой манекенщицы, «от бедра», движения тела были волнующими и сексуальными. Она наступала на него, сверкая бриллиантами в ушах и на запястьях. Эта женщина так же отличалась от Саманты, которую он знал, как Дафния отличается от набожной домохозяйки-южанки. Майк невольно попятился назад. Эта женщина пугала и давила. При виде ее мужчине хотелось надеть смокинг и дарить ей подарки в вельветовых коробочках. Когда Саманта поднесла мундштук с лжесигаретой к своим новым губам, Майк плюхнулся на стул у кухонного стола, продолжая изумленно наблюдать за ней – абсолютно чужой и незнакомой.
Когда Саманта подошла совсем близко, она запела старый блюз, который исполняла когда-то Бесси Смит:
Наступила черная полоса,
Одна беда… другая беда…
Мой парень покинул меня навсегда.
Моя подруга его увела…
Многие считают, что нужно иметь черный цвет кожи, чтобы уметь исполнять блюзы, но это не так. Для этого нужно испытать страдания, а Саманта за свою короткую жизнь испытала их столько, что, казалось, блюзы были написаны специально для нее. Ее голос, хотя и не поставленный, был от природы сильным, а пела она чрезвычайно выразительно и эмоционально.
Боже, неужели не слышишь мольбу!
Неужто лишь темные дни впереди?
Улыбкой своей освети мне судьбу,
Счастье, о счастье, приди!
Она заставляла прочувствовать каждое слово, которое пела. Майк в самом деле ощущал боль женщины, у которой отбили любимого. Только так, и именно так нужно было исполнять эту песню, так именно она и задумывалась автором. Саманта ничуть не напоминала современную фольклорную певицу, которая бы могла взять в репертуар эту вещь, восхитившись симпатичной мелодией и духом подлинности и старательно подражала бы негритянскому стилю исполнения. Саманта никому не подражала. Она пела не столько голосом, сколько сердцем.
Уж не греет мне душу улыбка на фото,
Оно покрылось пылью густой.
Я одна – в крепких тоски тенетах,
Я одна – только блюзы мои со мной.
Когда смолкла эта короткая печальная песенка, Майк был способен только моргать, в смятении уставившись на Саманту – точнее, на незнакомку в красном платье, переливающемся на изгибах ее тела.
Она направилась к нему, и он окончательно остолбенел: такой походки он не видел никогда в жизни. Подойдя, женщина поставила кончик своей туфельки на край стула между его ног, наклонилась и поднесла к губам мундштук. Майку даже показалось, что он видит, как тонкая струйка дыма заклубилась из уголка ее губ.
– Ну что, сладкий? – раздался совсем чужой голос. Он был низким, почти скрежещущим и в то же время завораживающим и притягательным – голос сирены, способный зазывать мужчин, даже если они знают, что идут на верную гибель.
– Саманта, – прошептал Майк, и, к его стыду, голос у него сломался, как у подростка.
Она засмеялась таким смехом, которому бы позавидовала Кэтлин Тернер, отвернулась и пошла. Она уходила, а Майк не мог оторвать взгляда от ее обнаженной спины – ее гладкая кожа была безупречной.
– Сэм, – позвал он, когда она направилась обратно в спальню. Но она не отреагировала. – Макси, – неожиданно вырвалось у него, и дыхание перехватило, когда женщина улыбнулась ему через плечо. Это была улыбка соблазнительницы, которая знала, как пользоваться этим оружием.
Когда Саманта исчезла в спальне, Майк наконец тяжело выдохнул и помассировал руки. Все это время он был в напряжении, и мышцы его болели. Стараясь успокоиться, он подошел к застекленным дверям, ведущим в сад, и посмотрел в ночь. Женщина, которая только что побывала в этой комнате, была ему незнакома. Она скрывала в себе много тайн, была способна на многое и, честно говоря, не особенно ему нравилась. Майк не отказался бы переспать с этой женщиной – она была чертовски соблазнительна. С другой стороны, возможно, он и не поддался бы соблазну, так как женщина, которая только что пела для него, скорее всего, знает о сексе больше, чем он, и способна искусно имитировать все, что угодно, – и оргазм, и нежную влюбленность. Это была полная противоположность Саманте с ее открытостью, нежностью, ее…
– Ну как? – раздался сзади знакомый голос.
Когда он обернулся, перед ним была прежняя Саманта: краска смыта с лица, на голове взбитая копна волос, маленькая фигурка спрятана в его мешковатом халате. Он, не задумываясь, ринулся к ней, заключил в объятия и поцеловал. Это не был поцелуй страсти, но поцелуй облегчения, поцелуй благодарности человеку, который вернулся после разлуки.
– Майк! – испуганно сказала она. – С тобой все в порядке?
Вместо ответа он обнял ее так крепко, что она с трудом могла дышать; и прошло несколько минут, прежде чем он пришел в себя и вновь обрел дар речи, для начала неестественно хмыкнув.
