Текст книги "Бархатная песня"

Автор книги: Джуд Деверо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА 10

Прошло немало времени, прежде чем Аликс успокоилась. В одиночестве она сидела у реки. Наверное, она права, что ненавидит Рейна за его знатное происхождение. Между ними существует преграда, которая никогда не рухнет. Все, во что он верит, противоречит ее представлениям об истине. Всю жизнь ей приходилось неустанно работать – до занятий музыкой и после них. И всегда в доме жила тревога, будет ли завтра пища. Если бы не священник, им зимой часто нечего было бы есть. Рейн иногда жаловался на еду в лагере, но она никогда в жизни не ела так разнообразно и много.

Когда Пагнел убил отца, ей надо было думать о том, как выжить. Выжить! Что это такое – ни Рейн, ни его могущественные братья понятия не имеют. Кровная месть, защита чести, похищение заложников – все эти незрелые забавы никогда ее не интересовали.

– Мне можно посидеть с тобой? – спросил Джослин. – Не хочешь поделиться своими раздумьями? Глаза Аликс блеснули.

– Я представляю, как Рейн пашет. Если бы ему пришлось беспокоиться о хлебе насущном, ему некогда было бы думать об убийстве Чатворта. А если бы Чатворту пришлось управляться с волами, ему было бы не до похищения Мэри.

– А, ты мечтаешь о равенстве, – ответил Джос. – Примерно того же хочет король Генрих – все у всех отнять в свою казну, чтобы остальные были одинаково бедны.

– Ты рассуждаешь, как Рейн, – упрекнула Аликс. – А я думала, ты на моей стороне. Джослин оперся спиной о камень и улыбнулся:

– Я ни на чьей стороне. Я знаю, как живут и те, и другие. Бедность низших классов так же меня не привлекает, как… развращенность вышестоящих. Конечно, есть люди среднего положения. Я бы, наверное, не возражал быть богатым торговцем, закупать и продавать щелка и отрастить толстое брюхо.

– В Мортоне жили богатые торговцы, но они тоже были недовольны жизнью, потому что все время боялись потерять свое богатство.

– Вроде Рейна, который все время боится утратить честь?

Аликс улыбнулась, поняв, что он наводит ее на какую-то мысль.

– Что ты хочешь этим сказать?

– А то, что все мы разные и что нет ничего совершенно хорошего или абсолютно плохого. Если ты хочешь, чтобы Рейн понял твои привычки и мысли, прояви терпение. Пилить его – бесполезно. Ты вряд ли чего-нибудь этим достигнешь.

Аликс рассмеялась:

– Так я его пилю, да? Пожалуй, мой голос звучит погромче. Джослин притворно застонал:

– Но ты ведь такая же упрямая, как он, ты это понимаешь? Оба вы так уверены в своей исключительной правоте!..

Наступило минутное молчание. Аликс раздумывала над его словами.

– Джос, как ты думаешь, почему я его люблю? Да, он красив, на него приятно смотреть, но ведь ты тоже красивый. Почему же я люблю именно Рейна, хотя знаю, что эта любовь никогда ни к чему не приведет? Самое большее, на что я могу надеяться, это на то, что он даст мне место домашней музыкантши, и я буду… услаждать слух… его жены и детей.

– Кто же знает, что заставляет нас любить? – ответил Джос, задумчиво глядя вдаль.

– У меня такое чувство, будто я знала Рейна еще до встречи с ним. Во время бегства в лес я все думала, как ненавижу знать, но как только увидела Рейна… – Аликс снова засмеялась. – Да уж, я действительно постаралась в него влюбиться.

– Ладно, давай возвращаться. Уверен, что у Рейна полно работы для нас обоих. И постарайся помнить, что сейчас ему требуется утешение, а не только нотации насчет его ослиного упрямства.

– Я постараюсь. – И она взяла его протянутую руку, чтобы встать.

В тени деревьев стояла женщина, о которой, казалось, они совсем позабыли, – Бланш. Ее лицо безобразно исказилось, когда она увидела, как Джос подает руку Аликс. В последние дни Аликс и Рейн бурно ссорились, как ссорятся только влюбленные. Они, наверное, думали, что раз все происходит внутри титра, то их никто не слышит, но они ссорились так громко, что и каменные стены не заглушили бы их голоса. Люди в лагере бились об заклад, кто переспорит, и поговаривали, что мальчик может постоять за себя. Они радовались, слыша речи Аликс о том, что ее сословию некогда разглагольствовать о чести, оно для итого слишком много работает. Но кое-чего бродяги не слышали. Это кое-что слышала только Бланш, плотно прижимаясь ухом к стенке шатра: а именно то, что Аликс объявили ведьмой, так как кто-то ее возжелал, и что Аликс любит Рейна, а по ночам до слуха Бланш доносились безошибочные звуки любви.

Когда-то Бланш занимала важное положение в замке Эдмунда Чатворта, а Джослин был ее возлюбленным. Теперь, в те редкие минуты, когда он взглядывал на нее, Джослин яростно оскаливался и в глазах его тлела ненависть. И все из-за этой противной шлюхи Констэнс! Констэнс отбила Джоса у Бланш и у всех остальных женщин. Джослин, который всегда смеялся и пел, который ложился в постель сразу с тремя и всем доставлял удовольствие, теперь стал вроде священника, давшего обет безбрачия. Хотя недавно, как Бланш заметила, он начал с немалым интересом поглядывать на эту меченую дьяволом Розамунду.

А теперь она, Бланш, теряет и Рейна – большого, красивого, могущественного, богатого Рейна. И из-за кого? Из-за тощей, с короткими волосами, плоскогрудой девчонки, похожей на мальчишку. «Если бы мне пришлось носить мужскую одежду, – подумала Бланш, – никто бы меня не принял за мальчика. Но у Аликс совсем ничего нет в фигуре женского, и личико маленькое. Так почему Рейн вздыхает по ней? Она из того же сословия, что и я, не высокородная леди. И до появления девчонки в лагере я самолично обслуживала Рейна, и один раз – о какая это была прекрасная ночь! – я разделила с ним ложе. Но больше это наверняка не повторится, если, конечно, мне не удастся избавиться от девчонки».

На лице Бланш появилось новое, решительное выражение. С ним она и вернулась в лагерь.

В течение нескольких недель Аликс изо всех сил старалась удержать Рейна от объявления войны Роджеру Чатворту. Каждую неделю замок Монтгомери и лагерь обменивались посланиями, и не раз Аликс благодарила судьбу, что лорд Рейн был неграмотен и не мог сам прочесть письмо, потому что в конце каждого письма Гевину она прибавляла постскриптум со своим представлением об истинном положении дел. Она сообщала Гевину, как ярость Рейна возрастает день ото дня, как он все усиленнее, до полного изнеможения упражняется на тренировочной площадке, готовясь к схватке с Чатвортом.

В свою очередь Гевин сообщал, что Бронуин нашлась и что она должна в августе родить. Он писал о том, какой яростью пылает их младший брат из-за смерти Мэри, и поэтому пришлось отослать Майлса на остров Уайт к родственникам, в надежде, что дяде удастся охладить его пыл. И уже в более приподнятом настроении Гевин описывал ярость дяди из-за того, что его воспитанница влюбилась в Майлса и клянется последовать за ним на край света.

– А каков он собой, этот твой брат? – с любопытством спросила Аликс.

– Майлс нравится женщинам, – вот и все, что Рейн соблаговолил ответить.

Ничто не могло его сейчас рассмешить. Даже в его ласках сквозило отчаяние.

Другой брат Рейна, Стивен, прислал письмо из Шотландии.

Письмо, по мнению Аликс, было странное, исполненное гнева против англичан, и сообщало о плохом прошлогоднем урожае.

– Твой брат шотландец?

– Нет, но он женился на девушке из клана Мак-Арранов и взял ее фамилию.

– Он отказался от старой, знатной английской фамилии ради шотландской? – Аликс ушам своим не верила.

– Бронуин что хочет может заставить мужчину сделать ради нее, – отрезал Рейн.

Аликс прикусила язык. Уж очень ей хотелось съехидничать насчет богатых бездельниц, которые всегда так нравились Рейну. Однажды она уже съязвила насчет Джудит, но Рейн только улыбнулся.

– Джудит, – произнес он с такой нежностью, что Аликс вздрогнула, – в жизни никогда я не трудился так усердно, как она трудится каждый божий день.

– Как благородно звучит, как по-рыцарски! – фыркнула Аликс недоверчиво.

В апреле стали происходить разные события. Лагерные бродяги казались послушными зимой, во, когда почки на деревьях набухли и подул свежий весенний ветерок, они начали драться. Не друг с другом, – они стали потихоньку исчезать и разбойничать. Заботы Рейна возросли стократно. Он был намерен поддерживать в лагере порядок.

– Да зачем ты так беспокоишься? – набросилась на пего Аликс, – они не стоят того, чтобы тратить на них время.

Впервые за многие дни она увидела, как на щеке у него заиграла ямочка.

– В людях этого класса нельзя пробудить честь, правда? Такие чувства присущи только нам.

– Нам? – опять фыркнула Аликс. – С каких это пор я причислена к лику твоих облаченных в щелка дам? Бьюсь об заклад, я так же хороню владею мечом, как твоя Джудит иголкой.

Это замечание почему-то очень развеселило Рейна.

– И ты бы выиграла, – засмеялся он. – А теперь пойди сюда и поцелуй меня. Вот это ты делаешь лучше всего.

Аликс радостно прильнула к нему.

– Правда, Рейн? – спросила она серьезно. Она старалась жить настоящим днем, не загадывая вперед, но иногда думала о будущем, и тогда воображение рисовало ей Рейна с его высокородной женой и ее самое на заднем плане, в тени.

– Ну-ну, откуда у нас такой печальный вид? – спросил он, поднимая ее подбородок. – Неужели со мной так трудно ужиться?

– Я просто боюсь, вот и все. Не вечно же мы будем жить в лесу.

– За что надо благодарить небо. В последние месяцы мой дом, наверное, пришел в ветхость.

– Вот если бы ты явился к королю, – начала она вкрадчиво.

– Давай не будем спорить, – прошептал он, приближая губы к ее губам. – Неужели это возможно – любить женщину и ненавидеть ее мысли?

Но прежде чем Аликс успела ответить, он начал ее целовать, и она уже ни о чем не могла думать, кроме как о его близости. Они не очень-то были осторожны.

Они просто не могли быть осторожными. Хоть Аликс все еще делала вид, что, как полагается оруженосцу, ежедневно упражняется на площадке, она уже не принимала занятий всерьез. Когда Аликс чувствовала на себе взгляд Рейна, она делала все, чтобы соблазнит его. И немилосердно его дразнила.

И какую же свободу действий даровал мужской наряд! Однажды, когда они отправились на охоту и уже довольно далеко отъехали от лагеря, Аликс повернулась к нему в седле лицом и расстегнула треугольный клапан на своих туго обтягивающих штанах-чулках. Рейн сначала не понял, но вскоре не посрамил ее изобретательности. Он быстро расстегнулся и посадил ее на себя.

Они, однако, не приняли во внимание жеребца. Конь раздул ноздри и бурно повел себя, учуяв запах любви. Рейн одновременно пытался укротить его и удержать пылкое тело Аликс в нужном положении. Но вот настал момент, когда Рейн потерял власть над собой, и животное встало на дыбы. Аликс захлопала глазами от удивления.

Рейн так захохотал при виде ее лица, что она оскорбилась.

– Нет, больше я таких штук делать не стану, – сказал он, ухмыляясь. – И подумать только, что большую часть жизни ты провела в церкви. А теперь ты, – и он поднял брови, – стала седлать коней.

Она хотела было как следует оборвать его, но, сделав попытку повернуться, вдруг увидела, что треугольный клапан исчез. Целый час ей пришлось сносить насмешливый хохот Рейна, пока она ворошила листья вокруг в поисках треугольника.

Но последней все же смеялась Аликс. Ее соблазнительное одеяние вскоре заставило его перейти от веселья к медовым речам. Она же с гордой повадкой, которую у него и переняла, заставила Рейна на коленях просить о благосклонности. Но она не рассчитала, на каком уровне окажется его рот, когда он встанет на колени, и через минуту уже она просила его о пощаде.

Они долго, отдыхая, ласкали друг друга, а потом Рейн вытащил треугольник из кармана, где он пролежал все это время. Когда же с нарочитой яростью она забарабанила в его грудь кулаками, он стал так крепко ее целовать, что Аликс едва не задохнулась.

– Так что, девушка, знай, кто здесь хозяин, – сказал он, утыкаясь носом в ее шею. – А теперь надо возвращаться в лагерь, если, разумеется, мой конь позволит нам сесть на него верхом, ведь он в тебя влюблен.

Она ничего не могла поделать с ярким румянцем, залившим лицо при этой его шутке. Рейн дружески шлепнул ее по тугому задку и поднял в седло. И расхохотался, когда конь опять встал на дыбы, почувствовав и его тяжесть.

– Ты просто слишком для него грузен, – ловко нашлась Аликс.

– Если я не слишком грузен для тебя, то почему же грузен для него?

И Аликс решила, что лучше помалкивать, потому что Рейн все равно одержит верх.

Сейчас, держась за него, она старалась не думать о будущем, о времени, когда они больше не будут равны.

Крик снаружи шатра заставил их отпрянуть друг от друга.

– Ну что на этот раз? – проворчал Рейн. – Опять воровство или избиение?

К шатру приближалась разгневанная толпа.

– Мы требуем, чтобы ты нашел вора, – сказал предводитель. – Где бы мы ни прятали свои вещи, их все равно крадут.

Злость охватила Аликс.

– По какому праву ты предъявляешь требования, олух? – закричала она. – С каких это пор лорд Рейн должен блюсти ваше добро? А тебя уж давно надо бы о вздернуть.

– Аликс, – предупреждающе сказал Рейн, ударив ее по плечу так, что она едва не упала. – А ты следил за своим имуществом? – спросил он вожака. – Ты его прятал?

– Ну, – ответил он, враждебно глядя на Аликс, – кое-кто из наших прячет вещи. Вот Джон, к примеру, спрятал под изголовье нож, а утром он исчез.

– И никто не видел вора? – поинтересовался Рейн.

Вперед выступила Бланш.

– Это должен быть кто-то маленький, легкий, чтобы незаметно проскользнуть, – сказала она и покосилась на Аликс.

Толпа обратила злобное внимание на мальчишескую фигурку рядом с Рейном.

– И он ничего не боится, думает, что его всегда защитят.

Аликс невольно шагнула назад, поближе к Рейну, – Бланш, – сказал спокойно Рейн, – ты кого-нибудь подозреваешь? Выкладывай начистоту.

– Никого в точности, – ответила Бланш, наслаждаясь всеобщим вниманием, – но кое-что на этот счет смекаю.

Аликс, снова овладев собой, высунулась было вперед, но Рейн остановил ее.

– Мы поймаем вора, – сказал человек из толпы, – а когда поймаем, то он получит как следует.

Аликс до того была потрясена ненавидящим взглядом говорившего, что даже не слышала ответа Рейна. Каким-то образом он смог им что-то такое пообещать, поэтому, ворча, люди наконец разошлись.

– Они меня ненавидят, – прошептала Аликс, когда Рейн втолкнул ее в шатер, – но за что?

– Ненавидишь их ты, Аликс, – ответил Рейн. – А они чувствуют это, даже если ты прямо не говоришь. Они думают, что ты ставишь себя выше них.

Аликс считала, что уже привыкла к прямым и откровенным словам Рейна, но к такому она готова не была.

– Но я не ненавижу.

– Они такие же люди, как ты и я. Нам повезло с семьей, происхождением. Ты знаешь женщину, у которой нет правой руки? Мод? Ей отрезал руку родной отец, когда ей было три года. Чтобы подавали больше, когда она просила милостыню. Она стала проституткой уже в десять. Да, эти люди – воры и убийцы, но их больше ничему не учили.

Аликс тяжело опустилась на табурет.

– Ты никогда мне об этом прежде не рассказывал. Почему?

– Каждый волен поступать по собственному разумению. Каждый должен выполнять свой человеческий долг.

– О, Рейн, – заплакала Аликс, обнимая его за шею. – Ты так добр, справедлив, благороден. Мне кажется, ты любишь всех и каждого, а я не люблю никого.

– Да, я настоящий святой, – торжественно согласился он, – и первым моим святым поступком будет поручить одному тощему ангелу почистить мои грязные доспехи.

– Опять? Рейн, можно в следующем письме к твоему брату я попрошу, чтобы он прислал тебе настоящего оруженосца?

– Вставай, ленивый ты мальчишка. – Но когда она стояла уже у выхода, нагруженная доспехами, он наградил ее жарким поцелуем. – Чтобы помнила обо мне, – шепнул он и вытолкнул Аликс из шатра.

У реки она встретила Джослина. Через плечо на бечевке у него висело пять кроликов. Они немного поговорили, и Джос пошел в лагерь. Он все больше и больше времени проводил с Розамундой.

Аликс изо всех сил пыталась изгнать из мыслей случай с кражей. Ну конечно же, никто не поверит наветам Бланш.

Прошли еще два дня, внешне спокойных, а потом опять случилась кража, и опять люди в лагере смотрели на Аликс с подозрением.

«Это Бланш, – подумала Аликс. – Она очень усердно плела интригу в последнее время».

Однажды, когда Аликс налила себе миску бульона, что-то толкнул ее и она обожгла руку. Это могло быть случайностью, хотя у нее и возникло подозрение на этот счет. В другой раз она слышала, как двое бродяг громко обсуждали задавал, которые считают себя лучше других.

На четвертый день, когда она шла по тренировочной площадке, ее задели мечом и поранили руку. Рейн стал расспрашивать присутствующих, но оказалось, что ни у кого из них нет меча в руках. И когда он лишний час заставил их заниматься, они злобно косились на Аликс.

В шатре Рейн молча перевязал ее рану.

– Скажи что-нибудь! – потребовала она.

– Мне все это не нравится. И мне не нравится, что тебе причиняют вред. Держись ко мне ближе. Будь всегда у меня на виду.

Она лишь кивнула в ответ. Может быть, она слишком враждебно держится по отношению к этим людям? Может быть, они заслуживают частичку ее времени? Аликс мало знала людей. Она хорошо знала только музыку. В Мортоне ее любили, потому что она дарила ее людям, но здешние, по-видимому, нуждались в чем-то другом. Она знала, что это Бланш настраивает против нее обитателей лагеря. Но если бы она сама относилась к людям добрее, Бланш не так бы легко удалось делать свое черное дело.

Позже она взяла у Рейна лютню, села у костра и стала играть. Один за другим люди вставали и уходили. И это почему-то напугало Аликс больше, чем что-либо еще.

Два дня она не отходила от Рейна. Людям в лагере теперь было кого ненавидеть, и они при каждой возможности проявляли свои чувства.

Вечером второго дня, когда Аликс сидела в нескольких шагах от Рейна, ее вдруг схватил один из бродяг и стал обыскивать. Прежде чем Аликс успела вскрикнуть, бродяга издал торжествующий вопль и поднял вверх нож, который Аликс никогда до того не видела.

– Это мальчишка украл нож, – кричал бродяга. – Теперь у нас есть доказательство.

В одно мгновение Рейн оказался рядом и закрыл Аликс собой.

– Что все это значит? – повелительно спросил он. Бродяга усмехнулся, глядя на собирающуюся толпу.

– Твой заносчивый мальчишка теперь не отопрется, – сказал он, осматривая нож. – Я нашел вот это у него в кармане. Я уже давненько его подозревал, но теперь мы знаем наверняка. – Он приблизил лицо к Аликс. Изо рта у него пахло гнилью. – Ну теперь-то ты не станешь задирать нос перед нами!

Через несколько секунд, потирая ушибы, он пытался подняться с земли, куда швырнул его Рейн.

– А ну работать! – приказал он. Но люди, а толпа с каждой минутой прибывала, остались неподвижны.

– Мальчишка ворует, – упрямо возразил кто-то. – Задай ему взбучку.

– Обдери ему кнутом задницу, и тогда мы посмотрим, какой он гордый.

Аликс, широко раскрыв глаза от страха, спряталась за Рейна.

– Нет, мальчик не вор, – так же упрямо возразил Рейн.

– Вы, дворяне, разглагольствуете, что ко всем надо относиться по справедливости, – крикнул кто-то из задних рядов. – Этот мальчишка ворует у нас, а ему все сходит с рук!

– Не бывать этому! – завопило по крайней мере пятеро.

Рейн вытащил меч и угрожающе взмахнул им:

– Убирайтесь вы все. Мальчик не вор. Кто желает поплатиться жизнью за это вранье?

– Он у нас все равно получит что следует, – крикнул кто-то, и толпа стала расходиться.

ГЛАВА 11

Прошло очень много времени, прежде чем Аликс посмела оторваться от массивной фигуры своего защитника. Колени у нее дрожали, и она цеплялась за руку Рейна.

– Я не крала нож, – наконец прошептала она, собравшись с силами.

– Конечно нет, – отрезал Рейн, но по выражению его лица она поняла, что он не может не думать о происшествии.

– Что теперь будет?

– Они постараются добиться своего.

– То есть чего?

– Суда над тобой и изгнания. Прежде чем ты здесь появилась, я обещал им все дела решать по справедливости.

– Но я же ничего плохого не сделала, – сказала она, едва не плача.

– Ну и что? Ты им так и заявишь? Но они все равно обвинили бы тебя, будь ты сама Пресвятая Матерь Божья.

– Но почему, Рейн? Я же действительно ничего не крала. А вчера вечером я даже пыталась им спеть, но они ушли.

Он серьезно взглянул на Аликс:

– А что, людям, кроме музыки, от тебя никогда ничего не перепадало? Никто никогда не просил о большем, чем сладкозвучные песенки?

На это ей нечего было ответить. Для нее музыка составляла весь смысл жизни. И жителям ее городка от нее тоже нужна была только музыка.

– Идем, – сказал Рейн, – надо составить план действий.

Угрюмо, опустив голову и не глядя на встречных, она последовала за ним. Эта всеобщая, направленная против нее злоба была для Аликс совершенно внове.

Когда они вошли в шатер, Рейн тихо сказал:

– Завтра мы уезжаем из леса.

– Уезжаем? Мы? Не понимаю.

– Люди предубеждены против тебя, и оставаться тебе здесь небезопасно. Я не могу защищать тебя каждую минуту, но не могу также позволить им причинить тебе вред. Поэтому завтра утром мы уедем.

Аликс, вся трепеща от ненависти людей непосредственно за тонкими стенками шатра, слушала вполуха.

– Но ты не можешь уехать отсюда, – прошептала она, – тебя схватит король.

– К черту короля! – сердито огрызнулся Рейн. – Я не могу здесь оставаться и каждый день беспокоиться, что они на тебя набросятся. Ты не можешь своими песнями их умаслить, Аликс, и надо выбираться отсюда. Несмотря на их вид, они поумнее лошадей, которых ты завораживаешь своим пением. Они приложат все силы, чтобы добраться до тебя.

Аликс начала прислушиваться к его словам.

– Так ты уедешь вместе со мной?

– Конечно. Было бы не слишком хорошо с моей стороны оставить тебя одну. Ты и дня не продержишься самостоятельно в большом мире.

Слезы застлали ей глаза.

– И потому, что другие тоже все узнают обо мне? Узнают, что я тщеславна и высокомерна, и мне ни до кого, кроме себя, нет дела?

– Аликс, ты милое дитя, и ты заботишься обо мне.

– Но кто может не полюбить тебя? – спросила она простодушно. – В твоем мизинце больше доброты, чем во всем моем существе. И теперь ты хочешь меня спасти, рискуешь свободой, хотя тебя могут бросить в тюрьму.

– Я отвезу тебя к своему брату и…

– И Гевин навлечет на себя гнев короля за то, что дал приют женщине, обвиненной в колдовстве. Ты что же, пожертвуешь всей своей семьей ради меня, Рейн? Неужели ты так меня любишь?

– Да!

Аликс молниеносно заглянула в его глаза, увидела там любовь, но вместо радости ощутила боль.

– Я должна побыть одна, – прошептала она, – мне надо подумать.

Он проводил ее до выхода из шатра и позвал Джослина.

Аликс шла через темный лес к реке, и мысли беспорядочно теснились в ее голове. Она села на большой камень и стала смотреть на темную, блестящую воду.

– Выходи, Джос, – крикнула она. – Ты не можешь подкрасться бесшумно, – сказала она уныло, когда он сел рядом. – Тебе Рейн приказал защищать меня?

Джос молчал.

– Да, он должен меня защищать. Он и на считанные минуты не может оставить меня одну из страха, что кто-нибудь причинит мне зло.

– Но ты не сделала ничего плохого.

– Да, я не воровала, это верно, однако я не сделала и ничего хорошего. Ты посмотри на Рейна. Он мог бы сейчас жить удобной приятной жизнью в Другой стране, однако он выбрал этот холодный лес, чтобы иметь возможность помогать соотечественникам. Он защищает их, заботится, чтобы они были сыты. Он всегда трудится для их блага. И тем не менее за голову его назначена награда, и он должен оставаться здесь, хотя семья нуждается в его помощи. Его сестру изнасиловали, она покончила с собой, и он страшно горюет, но даже в горе не прекращает своих трудов ни на один час.

– Рейн хороший человек.

– Он – совершенный человек.

– Аликс, – тихо сказал Джослин. – Рейн будет защищать тебя от недоброжелателей, а когда не сможет быть рядом, то я стану твоим защитником. Твоя любовь помогла ему справиться с горем.

«Джослину известно, что я женщина», – подумала Аликс, но нисколько этому не удивилась.

– А что хорошего в моей любви? Я его не стою. Он решил завтра покинуть лагерь, свободно выехать из леса среди бела дня и стать легкой добычей короля. Рейн покинет лес, где ему ничто не угрожает, ради пеня и подвергнет себя опасности попасть в тюрьму или даже погибнуть.

Опять Джослин замолчал.

– Тебе нечего сказать? Ничего утешительного насчет того, что Рейну нечего бояться?

– Ему будет угрожать большая опасность, если он покинет лес. Рейн – человек известный, и его хорошо знают в лицо.

Аликс глубоко вздохнула:

– Но как же я могу позволить ему так рисковать ради меня?

Так что ты задумала? – отрывисто спросил

Джос.

– Я сам уеду. Я не могу остаться и постоянно причинять Рейну беспокойство, но и он не может уехать вместе со мной. Следовательно, надо уезжать одной.

Аликс даже вздрогнула, так громко Джослин расхохотался.

– Уверен, что Рейн Монтгомери подчинится тебе, как комнатная собачка. Ты сообщи ему, что собираешься уехать одна, а он кротко тебя поцелует и пожелает счастливого пути.

– Нет, я готова к схватке.

– Аликс, – все еще смеясь, сказал Джослин, —

Рейн перебросит тебя через седло и умчится из леса. Ты можешь орать во всю глотку, но, когда дело идет всерьез, мускулы всегда одерживают верх над словами.

– Да, ты прав, – вздохнула Аликс. – О, Джос, что же мне делать? Он не может, не должен рисковать своей жизнью ради меня.

– Люби его, – сказал Джос. – Он хочет только этого. Иди к нему, следуй за ним, живи с ним. Все переживай вместе с ним, дыши им.

Она соскочила с камня, уперла руки в бока и набросилась на Джослина:

– А что я буду делать, когда его убьют из-за меня? Держать его холодную руку и возносить слезную молитву к Богу? Я, конечно, спою прекрасно, и все скажут, что я, наверное, очень и очень его любила. Нет, я не хочу, чтобы у него руки стали холодные. Я хочу, чтобы они были горячие от любви ко мне – или к кому-нибудь еще, если на то пошло. Я скорее отдам его Бланш, чем соглашусь видеть мертвым.

– Но как же ты сумеешь заставить его остаться здесь? – тихо спросил Джослин. Аликс опять села.

– Не знаю. Но должно же быть нечто такое, что я могла бы ему сказать. Может быть, оскорбить его семью?

– Рейн просто посмеется над этим.

– Верно. Может, если я скажу ему, что он… – Но она не смогла предложить ни одного обидного прозвища, которым бы уже не называла его. Да и не проймешь его этим. – Ох, Джос, – сказала Аликс в отчаянии, – что же мне сделать? Рейна надо защитить от него самого. Если он уедет из леса, то обязательно станет преследовать Чатворта, и король тоже будет повлечен в эту распрю и… нет, я не могу этого позволить. Так что же мне делать?

Прошло много времени, прежде чем Джослин снова заговорил. А когда он это сделал, она едва расслышала его.

– Ложись со мной.

– Что! – Она круто развернулась к нему. – Я тебе толкую о безопасности Рейна, о том, что ему угрожает вполне возможная смерть, а ты пытаешься лечь со мной? Если ты хочешь женщину, то возьми какую-нибудь из этих потаскушек, что вздыхают по тебе. Или ложись с Розамундой. Уверена, что ей это будет гораздо приятнее, чем мне.

– Аликс, – усмехнулся Джослин, коснувшись ее руки. – Прежде чем ты задашь мне трепку, выслушай меня. Если ты серьезно хочешь, чтобы Рейн здесь остался, ты не сможешь его убедить словами, но кое-что ты сможешь сделать. Он ведь не очень хорошо тебя знает, не настолько, чтобы во всем верить тебе, ведь ни один мужчина, наверное, женщинам не верит. Если бы Рейн застал тебя с другим мужчиной, ты бы никогда не смогла его убедить снова тебя принять. Но тогда он позволит тебе уйти, а сам останется здесь.

– Но он возненавидит меня, – прошептала Аликс, – и нрав у него иногда просто бешеный.

– А я думал, ты настроена серьезно. Минуту назад ты сказала, что даже уступила бы его Бланш. – Джослин чуть не подавился на этом имени. – Ты надеешься, что сможешь сейчас оставить Рейна, а потом, когда король вернет ему свою благосклонность, опять вернуться к нему? Такое случается лишь в твоих песенках. Единственный способ, каким ты можешь уйти одна из леса, – это полностью изменить его чувства.

– То есть превратить любовь в ненависть, – прошептала она.

– И все-таки ты предполагаешь, что он будет стоять на тропинке и махать тебе вслед рукой со слезами на глазах? – язвительно осведомился Джос. – Аликс, ты слишком сильно его любишь, чтобы сделать ему больно. Пусть он завтра увезет тебя отсюда. Братья сумеют защитить Рейна, пока он не получит прощения короля.

– Нет! Нет! Нет! – закричала она. – Никто не сможет защитить его от стрелы. Даже в этом лесу, окруженный стражей, он был ранен. Уехать – значит рисковать жизнью. Это значит погибнуть. – И она зарылась лицом в ладони. – Но если он возненавидит меня! Его любящий взгляд сменится ненавидящим. О, Джос! Это очень большая пена.

– Для тебя что важнее: его любовь или его жизнь? Ты что предпочитаешь: петь молитвы над его могилой или знать, что он жив, но его обнимает другая женщина?

– Мне не очень понятна такая любовь, и сейчас я предпочитаю, чтобы он умер, чем оказался в объятиях другой женщины.

Джос попытался сдержать улыбку.

– Твое желание действительно такое?

– Нет, – сказала Аликс нежно. – Я хочу, чтобы он жил, но чтобы остался со мной.

– Ты должна выбрать что-то одно.

– И ты уверен, что единственный способ заставить его не уезжать – это… лечь с кем-нибудь?

– Больше я ничего не могу придумать.

Ее глаза расширились от страха.

– А как же ты, Джос? Ведь Рейн очень разозлится на тебя?

– Полагаю, что так.

– И что ты будешь делать? Твоя жизнь здесь превратится в ад. Джос откашлялся:

– Если я хочу остаться в живых, мне тоже надо будет уходить. Я не хочу жить в постоянной распре с Рейном из-за того, что переспал с его женщиной.

– О, Джос! Уход погубит и твою жизнь, не только мою. Ведь тебя разыскивают по обвинению в убийстве. Что, если кто-нибудь узнает тебя?

Аликс не заметила, как Джос вздрогнул. Он не знал, что ей известна его история.

– Я отращу бороду, а тебя в костюме мальчика не узнают. Мы вместе будем петь, играть и заработаем себе на кров и пропитание.

Она сразу же подумала о Пагнеле, но отогнала эту мысль. Впервые в жизни она решила сначала думать не о себе, а о другом.

– У Рейна столько несчастий в жизни. Совсем недавно смерть сестры, а теперь…

– Решайся, Аликс, и начинай раздеваться. Если не ошибаюсь, к нам приближается Рейн.

– Уже сейчас? – охнула она. – Нет, мне надо подумать.

– Выбирай, – сказал он, подходя очень близко, – мертвый, но твой или живой, но чей-нибудь еще?

В воображении возник образ навсегда затихшего, неподвижного Рейна, и она обняла Джослина за шею, ища губами его губы.