Текст книги "Бархатная песня"

Автор книги: Джуд Деверо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА 16

Рейн, тоже сидя по шею в горячей воде, все еще злился и враждебно взглянул на отворившуюся дверь. В комнату ворвался Гевин.

– Майлс увез девицу Чатворт с собой в Шотландию, и, насколько мне известно, ему пришлось тащить ее туда насильно, а она все время осыпала его проклятиями. Дьявол бы его побрал! – сказал Гевин возмущенно. – И почему у меня столько неприятностей с моими младшими братьями? Вот только Стивен…

– Тебе лучше замолчать, – предупредил Рейн, – я сейчас в таком настроении, что кому угодно проткну брюхо мечом.

– Что стряслось на этот раз? – спросил устало Гевин, садясь напротив. – У меня и так хлопот больше, чем надо. Или твоя жена сказала тебе слово поперек?

– Нет, не моя жена. – И Рейн немного помолчал. – Что ты собираешься предпринять насчет Майлса? Ты думаешь, он отвез ее к Стивену?

– Я могу только надеяться на это. С Майлзом сейчас сэр Гай. Может, хоть он сумеет его вразумить.

– А как ты объяснишь, почему Майлс удерживает эту девицу при себе? Для чего, кроме удовольствия? И не могу представить, что наш младшенький принуждает женщину силой, как не могу вообразить, что какая-нибудь женщина может ему отказать.

У него никогда не было никаких трудностей по этой части.

– Один из людей Майлса сломал себе руку вскоре после того, как леди Элизабет привезли в лагерь, и он отстал от него, а я перехватил этого человека.

– Ну и что плохого он тебе поведал? Уж верно, новость не настолько скверная, чтобы сидеть с вытянутым лицом?

– В шатре Майлса было тогда четыре человека, когда приехал посланец Пагнела. Он вошел, и все наставили на него мечи. Приезжий нес длинный сверток. Едва ступив на порог, он бросил сверток на пол и, толкая ногой, стал разворачивать.

– Ну и? – с беспокойством спросил Рейн.

– Он развернулся прямо у ног Майлса. В ковре оказалась Элизабет Чатворт, и она была ничем не прикрыта, кроме своих длинных до колен, светлых волос.

– И что сделал наш младший братец? – спросил Гевин, раздираемый одновременно смехом и страхом представляя в воображении эту сцену.

– Насколько мне известно, все словно к месту приросли и только глазели, а леди Элизабет вскочила с пола, схватила с постели одеяло и боевой топорик из угла и набросилась на Майлса.

– Она не ранила его?

– Нет, он сумел увернуться и выслал людей из шатра. А когда леди стала браниться на чем свет стоит, сэр Гай отвел людей на достаточное расстояние.

– Но на следующее утро она уже, наверное, ворковала с ним? – улыбнулся Рейн. – Наш младшенький знает подход к женщине.

– Не знаю, что было после. Через час тот человек, который мне все это рассказал, сломал руку и его отослали к Майлсу домой.

– Но тогда как же ты узнал, что они отправились в Шотландию? – поинтересовался Рейн.

– Я поскакал туда, где Майлс стоял лагерем, и расспросил нескольких тамошних торговцев. Майлс со своими людьми уехал неделю назад, и кое-кто слышал, как они говорили, что направляются в Шотландию.

– А по какой причине – неизвестно?

– А кто может понять, что у Майлса на уме? Уверен, что он не причинит зла девушке, но, боюсь, будет держать ее в плену, чтобы отомстить Чатвортам.

– Майлс всегда готов сразиться с мужчиной, но он не станет вымещать злобу на женщине. Такие шутки по части Чатвортов, – угрюмо заметил Рейн. – Уверен, что у него была веская причина, чтобы увезти девушку из Англии. Что ты намерен предпринять?

С минуту Гевин молчал.

– Я оставлю его у Стивена. Посмотрим, может, он с ним справится. У Бронуин тоже умная голова. Может, она сумеет уговорить Майлса.

– Сомневаюсь, что он кого-нибудь послушает, если дело касается женщины. Если девица не влюбилась в него через десять минут после встречи, значит, это первый раз в его жизни. И Майлс расценил эту холодность как вызов.

Гевин фыркнул:

– Ну, каковы бы ни были причины для такого поведения, Майлс явно рискует разгневать короля. Король очень переменился после смерти старшего сына.

Рейн вышел из лохани, вытерся и лягнул груду одежды на полу.

– Эх, хорошо бы некоторое время отдохнуть от всего этого.

– Как долго ты сможешь пробыть дома?

– Три, самое большее – четыре дня. Мне нужно снова вернуться в лагерь.

– Неужели они так иного значат для тебя, твои беззаконники?

Рейн на минуту задумался:

– Они не все преследуются по закону, и, может, доведись тебе жить так же, как им, у тебя были бы другие понятия о добре и зле.

– Воровать всегда и при всех условиях – плохо, – твердо заявил Гевин.

– А если бы Джудит и твой новорожденный сын умирали с голоду, ты бы мог сидеть и смотреть на это спокойно? Если бы они хотели есть, а мимо везли хлеб в тележке, ты что, оставался бы при своих высоких моральных принципах и дал ей спокойно проехать?

– Не хочу вступать с тобой в спор. Скажи, Аликс знает, что ты собираешься вернуться в лес?

– Нет, еще не знает. И не уверен, что я ей скажу, я просто улизну потихоньку. Иначе она, конечно, захочет поехать со мной. А я хочу, чтобы она осталась здесь, с тобой и Джудит. Хочу, чтобы она жила так, как никогда ей еще не доводилось.

Одним движением он смахнул лесную одежду в угол и потянулся к черному бархатному, вышитому серебром дублету.

– А это что? – спросил Гевин и нагнулся, чтобы поднять вещь, выпавшую из груды грязной одежды. Он держал в руках золотой пояс.

– Это львиный пояс Аликс, так она его называет, но я даже ради спасения души не смог бы разглядеть изображение льва. Один из стражников отнял у нее пояс во время судебного процесса, и я приложил чертовские усилия, чтобы его вернуть.

Гевин, нахмурившись, поднес пояс к свету и стал сосредоточенно разглядывать.

– Он кажется старинным. Правда?

– Аликс, кажется, говорила, что в ее семье он передавался от матери к дочери с незапамятных времен.

– Львиный пояс, – пробормотал Гевин. – Знаешь, он мне кажется знакомым. Пойдем, спустимся в зимнюю гостиную.

Одевшись, Рейн последовал за братом в комнату с дубовыми панелями. На одной из стен висел старый выцветший гобелен. Он висел на этом месте уже несколько столетий и как бы слился со стеной, так что Рейн его почти не замечал.

– Тебе отец никогда не рассказывал об этом гобелене? – спросил Гевин. И когда Рейн покачал головой, продолжил: – Он выткан во времена Эдуарда Первого и изображает чествование величайшего рыцаря того века, которого прозвали Черным Львом. Смотри, вот он там верхом на коне, а прекрасная дама рядом – его жена. Взгляни, что у нее там на талии.

Рейн, несколько уже утомленный семейными преданиями, взглянул, но ничего особенного не увидел. Его всегда занимало только настоящее, только текущий день, а не вековая старина.

Гевин вопросительно взглянул на брата;

– А я заметил пояс и рисунок на поясе уже давно. Имя супруги Черного Льва тоже таило в себе намек на нечто львиное, и Лев подарил своей жене на свадьбу пояс, изображающий льва и львицу.

– Но ты же не думаешь, что у Аликс тот самый пояс? Ведь тогда ему не меньше двухсот лет.

– А ты взгляни на места, где он особенно поношен, – сказал Гевин, рассматривая пояс. – Звенья уже укреплены железной проволокой, и рисунок почти стерся, но, судя по застежке, это должно быть изображение львов.

– Но каким образом он мог оказаться у Аликс? Однако Гевину не надо было долго докапываться до корней родословной новой невестки.

– Черный Лев был сказочно богат, но у него был только один сын и восемь дочерей. Каждой из них он дал огромное приданое, а старшей в наследство перешел и львиный пояс, с условием, чтобы она со временем тоже передала его своей старшей дочери.

– Но ты же не думаешь, что Аликс… – начал Рейн.

– Первенца-сына Черного Льва звали Монтгомери, и это от него произошли все наши предки. Ты разве не помнишь, что отец всегда сравнивал тебя с Черным Львом? Трое из нас, братьев, были высокие, худые и светловолосые, а ты, четвертый, всегда был ниже ростом и плотнее.

Рейн вспомнил, как его часто дразнили этим в детстве и как он иногда думал, что братья и сестра ему лишь наполовину родные, но ему было всего двенадцать лет, когда отец умер, и он многого не знал и не помнил.

– Отец говорил, что ты похож на него. – И Гевин показал на черноволосого всадника на вздыбленном жеребце, вытканных на гобелене.

– И ты считаешь, что пояс Аликс мог когда-то принадлежать жене этого всадника? Рейн взял пояс у брата.

– Она очень им дорожит и никогда с ним не расстается. Я знал, что его отнимут у нее, когда будут судить. Она мне об этом ничего не сказала, но прошлой ночью он ей, наверное, приснился, и она плакала, вспомнив про эту золотую полоску.

– А тебе известно, что Черный Лев был женат на женщине более низкого, чем он, происхождения? Между прочим, в сравнении с Черным Львом все Монтгомери почти нищие.

Рейн потер пальцами выцветший, сильно потускневший пояс.

– Это все невероятно, хотя иногда мне кажется, что я знаю Аликс очень давно. У меня были женщины покрасивее и относились они ко мне с большим уважением, но когда я увидел ее в первый раз… – Он напнулся и рассмеялся. – Когда я увидел ее в первый раз, то решил, что это юноша, и еще я подумал, что, если бы у меня был сын, то он походил бы на этого мальчика. Что-то было в ней такое… Не знаю, как тебе объяснить. Ты то же самое почувствовал к Джудит?

– Нет, – резко ответил Гевин и отвернулся. Он ненавидел само воспоминание о том, как обошелся С Джудит, когда они только поженились.

– Но коли речь зашла о твоей жене, – продол – жал Рейн, – то знай, что она как следует меня отчитала, не успел я приехать. Гевин рассмеялся:

– А чем ты провинился? Насколько мне известно, она вообще-то не устает тебя всячески хвалить.

– Она сказала, что я плохо обращаюсь со своей женой и поэтому привез ее сюда.

– Это из-за короля? Но мы с ней это уже обсудили, и она согласилась, что несколько дней ты можешь провести здесь, ничего не опасаясь. Донос, если кто-нибудь тебя узнает, нескоро достигнет королевских ушей.

– Нет, она отругала меня не из-за этого. – И Рейн сказал это искренно удивляясь. – Она бранилась из-за того, что я не покупаю платья для своей жены. Она, очевидно, думает, что я могу возить ящик с женскими нарядами, приторочив его к седлу.

– Очень рада, что пришла как раз вовремя и могу себя защитить, – сказала Джудит, появившись в эту минуту на пороге и улыбаясь. Она сразу же подошла к мужу и поцеловала его. – Ты в порядке? Как чувствуешь себя?

– Хорошо, насколько это возможно, – ответил Гевин, прижимая жену к себе. – Но что это я слышу, почему ты бранишь моего брата? Надеюсь, ты его не побила вдобавок? Ведь он будет послабее меня.

– Да, он очень хрупкого здоровья, – вкрадчиво улыбаясь, ответила Джудит. – Все твои братья слабы, как весенние цветочки. – И улыбнулась Рейну. Оба мужчины намного превосходили ее ростом. – Я только и сказала, что Рейну не надо было тащить беременную жену через всю страну, что она больна – так как сильно наглоталась дыма, – а одета хуже, чем самая бедная служанка, приставленная к самой грязной работе.

Джудит еще хотела что-то прибавить, но обернулась. На пороге появилась Аликс, но такой еще никто ее не видел. На ней было темно-красное бархатное платье. Низкий, квадратный вырез был подчерк нут тяжелой серебрянной цепочкой с большим фиолетово-красным аметистом посередине. На голове высился остроконечный головной убор из серебряной нити, расшитый пурпурными цветами. Ее глаза цвети фиалок сверкали как бриллианты.

Рейн подошел, взял ее руку и поцеловал.

– Я потрясен твоей красотой, – честно признался он.

– И ты совсем другой, – прошептала Аликс.

– Но ты и говорить можешь! А как насчет пения?

– Не торопи ее, Рейн, – вмешалась Джудит. – Я дала ей медовое питье на травах, но она быстрее поправится, если будет молчать. Обед готов. Кто-нибудь хочет есть?

Аликс радовалась, что не может говорить. Да она бы и не смогла что-нибудь сказать, даже если бы голос вернулся. Ей Рейн всегда казался непохожим на других, даже в своем лесном одеянии, но теперь в черном бархатном дублете, шитом серебром, он внушал почтение. Он так соответствовал обстановке этого великолепного дома и совсем не удивлялся, что окружающие ему низко кланяются.

Пока Рейн вел ее в Большой холл, где были накрыты столы, Аликс пришлось сделать немало усилий, чтобы не глазеть по сторонам, разинув рот. Ужин в гостинице ей казался пиршеством, но здесь было наставлено столько еды, что хватило бы на всю деревню.

– Кто все эти люди? – прошептала она Рейну. (За столом сидело больше сотни человек.)

– Это рыцари Гевина, несколько моих и Стивена. Вот те – из рода Монтгомери, наши кузены. Спроси у Гевина, он все точно знает насчет родства. – И он показал ей на конец стола, где были их места. – А некоторые просто живут в замке, на содержании владельцев. Спроси у Джудит, она знает всех и каждого.

– Твои земли такие же? – охнула Аликс.

– Нет, – усмехнулся Рейн. – Они небольшие по сравнению с этими. Джудит из богатой семьи и, выйдя замуж, принесла большое приданое. Она может кормить многих. И все время покупает, и продает, и считает зерно в кладовых.

– А я? – испугалась Аликс. Рейн не сразу ее понял.

– Ты хочешь спросить, придется ли тебе управлять моими угодьями? Не вижу причины, почему бы и нет. Ты можешь читать и писать. И у тебя лучше получится, чем у меня, – ответил он и отвернулся, потому что с ним заговорил кто-то из родственников.

Аликс немного поела и потом сидела спокойно, хотя слуги вносили одну перемену за другой. Многие из блюд она еще никогда не пробовала и даже не видела, и все названия и запахи сливались для нее в одно.

Прошло много времени, прежде чем Рейн встал и представил се собравшимся. Раздались громкие приветственные восклицания.

Джудит спросила, не хочется ли ей отдохнуть, и они вместе направились в комнату Аликс.

– Наверное, ты немного взволнована? – поинтересовалась Джудит.

Аликс кивнула.

– Завтра в деревне будет ярмарка и я уж позабочусь, чтобы Рейн тебя взял. Ты повеселишься и кое с кем познакомишься. А сейчас почему бы тебе не отдохнуть? Гевин и Рейн готовят послание Майлсу, и у тебя в запасе несколько часов, чтобы поспать. Уверена, что они долго будут спорить, как лучше написать.

Аликс сняла платье и юркнула под одеяло, а Джудит взяла ее за руку:

– Тебе нечего нас опасаться. Мы теперь твоя семья, и, чтобы ты ни делала, мы тебя поддержим. Я понимаю, что все это, – и она обвела взглядом изящно обставленную комнату, – для тебя внове, но ты скоро привыкнешь, а мы тебе поможем.

– Спасибо, – прошептала Аликс. Еще не успела Джудит закрыть за собой дверь, как Аликс заснула глубоким сном.

Ничто не могло лучше подготовить ее к походу на ярмарку, раскинувшуюся на пастбище Монтгомери. Аликс крепко и долго спала, и, когда проснулась, голос уже наполовину к ней вернулся. Он звучал, и она обрадовалась, хотя богатые его оттенки исчезли.

– Как ты думаешь, я смогу снова петь? – спросила она у Рейна.

Он рассмеялся над ее страхами и помог ей застегнуть пуговицы на пурпурном платье, которое Джудит переделала, чтобы оно стало Аликс впору.

– Я уверен, что через несколько дней птички будут прилетать в комнату – послушать тебя.

Она, смеясь, закружилась по комнате, и юбка колоколом раздувалась вокруг ног.

– Разве оно не прекрасно? Это, наверное, самое лучшее платье на земле.

– Нет, – тоже смеялся Рейн, хватая ее за талию, – это ты делаешь его прекрасным. Но перестань кружиться, а то у моего ребенка заболит головка.

Ты готова?

Ярмарка напоминала целый город, населенный людьми и животными из разных частей света. Здесь были загоны для диковинных зверей, прилавки с английским свинцом и пинком, бочки с испанским вином, немецкими предметами домашнего обихода, итальянской одеждой. Здесь продавались игрушки, состязались борцы, искусные мастера, мясники и торговцы рыбой расхваливали свой товар.

– С чего начнем? – спросила Аликс, прижимаясь к руке Рейна. Их сопровождали шесть рыцарей Гевина.

– Может быть, миледи хочет есть? – спросил один из них.

– Или пить?

– Миледи не желает посмотреть на жонглеров или акробатов?

– Говорят, на ярмарку прибыла хорошая певица.

– Певица, – твердо ответила Аликс, что заставило Рейна опять рассмеяться.

– Хочешь посмотреть на соперницу? – поддразнил он ее.

Аликс улыбнулась ему, слишком счастливая, чтобы обращать на это внимание. После недолгого созерцания певицы, которая, по мнению Аликс, совсем не блистала умением петь, они остановились у хлебного прилавка, и Рейн купил ей только что испеченный пряник со специями в виде женской фигурки.

Жуя пряник и посматривая туда-сюда, Аликс не заметила, как Рейн остановился около итальянской лавки.

– Что ты думаешь вот об этом? – спросил он, держа в руках отрез синевато-лилового шелка.

– Красивый, – ответила она рассеянно. – Ой, Рейн, посмотри, что выделывает ручной медведь.

– Твой медведь-муж сейчас тоже начнет кое-что выделывать, если ты не будешь его слушать. – И когда она взглянула на Рейна, он пояснил: – Не желаю, чтобы Джудит опять меня пилила. Выбирай цвета, которые тебе нравятся, и я велю прислать все в замок.

– Выбирать? – спросила она, растерянно глядя на изобилие разноцветных шелков.

– Дай нам все оттенки красного, – быстро сказал Рейн, – и вон те зеленые. Тебе они к лицу, Аликс. – И он опять повернулся к торговцу. – Отрежь от каждого цвета достаточно для платья и все пошли в замок. Слуга за все уплатит. – И с этими словами он взял Аликс за руку и потащил прочь.

Аликс, как ребенок, оглянулась, жуя пряник. В лавке были три оттенка красного, четыре зеленого – шелков, сатинов, бархата, шитья и других тканей, которые Аликс были неизвестны. Рейн остановился перед выступающим медведем, но, заметив, что Аликс не смотрит, потянул ее к другой лавке, где продавали меха.

На этот раз, не дожидаясь, когда Аликс все посмотрит, он сразу попросил показать плащ, отороченный каракульчой, и другой, подбитый леопардовым мехом. Рейн велел торговцу мехами, чтобы тот посоветовался с торговцем тканями и показал ему образцы всех мехов для отделки платьев, которые будут сшиты из отобранных шелков.

К этому времени Аликс уже пришла в себя от изумления. Она была одета без малейшего учета ее желаний. Но она не имела никакого представления о том, что ей хочется, иначе бы возражала против властного поведения Рейна.

– Ты. себе тоже так выбираешь одежду? – ввернула она, – или ты предоставляешь выбор торговцам?

Он пожал плечами:

– Но я обычно ношу черное и полагаюсь на

Майлса, который разбирается в одежде.

– А что насчет Стивена? В чем он силен?

– Он держится от меня и Гевина на расстоянии и одевается по-шотландски, а значит, сильно оголяется.

– Звучит интересно, – пробормотала Аликс, пронзительно взглянув на Рейна.

А потом она увидела женщину, которая что-то делала множеством деревянных шпилек на пухлой маленькой подушечке.

– Что это? – спросила она, увидев какую-то воздушную белую паутину.

– Это кружево, миледи, – ответила женщина и протянула Аликс воротничок, чтоб она его как следует рассмотрела.

Аликс еле-еле дотронулась до него, опасаясь, как бы он не растаял у нее под рукой.

– Вот, возьми, – сказал Рейн, вытаскивая мешочек с золотом из-под дублета. – Дай мне три таких штуки. Выбирай, Аликс, для себя, еще один мы подарим Джудит, а третий пошлем Бронуин.

– О, конечно, – выдохнула Аликс, обрадованная, что Джудит тоже получит подарок.

Три воротничка были тщательно уложены в деревянную шкатулку, после чего все доверили нести одному из рыцарей.

Следующие несколько часов стали для Аликс самыми счастливыми. Видя Рейна в его привычном окружении и как ему оказывают заслуженное уважение, она радовалась до глубины души. И однако этот столь почитаемый всеми человек мог сесть за стол с самым убогим нищим и слушать рассказ о его бедах.

– Ты почему-то странно смотришь на меня, – заметил Рейн.

– Я пересчитываю свои радости, – и Аликс отвернулась, – а на что смотрят вон те люди?

– Пойдем и поглядим.

Толпа расступилась, чтобы пропустить вперед семерых высоких мужчин и маленькую женщину. В кругу они увидели четырех полуодетых женщин. Их плоские животы были голы, сквозь прозрачные шелка просвечивали ноги, и женщины что-то выделывали ими под какую-то странную музыку. Оправившись от первого изумления, Аликс взглянула на мужа и увидела, что он совершенно поглощен этим зрелищем, а подобно ему и сопровождавшие их рыцари. И подумать только, всего минуту назад она воспринимала Рейна почти как ангела Божия!

С возгласом отвращения, которого Рейн даже не слышал, Аликс начала выбираться из толпы, предоставив мужчинам вволю насладиться этим зрелищем.

– Миледи, – сказал кто-то рядом, – позвольте мне вывести вас из этой давки. Вы такая маленькая, что я за вас опасаюсь.

Она взглянула прямо в темные глаза очень красивого мужчины. На солнце блестели его светлые волосы. Нос был орлиный, рот твердо сжат. У левого виска виднелся извилистый шрам, под глазами залегли тени.

– Я не уверена, что, – начала Аликс, – мой муж…

– Позвольте представиться. Я граф Байэм, наши семьи, моя и ваша, хорошо знакомы. Я проделал долгий путь, чтобы поговорить с Гевином, но, увидев, что здесь устроили ярмарку, понадеялся встретить кого-нибудь из семьи Монтгомери.

Какой-то кряжистый человек, явно хвативший лишку, шатнулся в их сторону, и граф поднял руку, ограждая Аликс.

– Я чувствую себя обязанным защитить вас от толпы. Позвольте мне увести вас отсюда.

Он предложил руку, и она оперлась на нее. Что-то было в его внешности и манере держаться печальное и мягкое одновременно, и Аликс почувствовала к нему инстинктивное доверие.

– А каким образом вы узнали, что я вышла замуж за Монтгомери? – спросила она. – Свадьба совершилась совсем недавно, и я происхожу совсем из другого круга, чем мой муж.

– Я питаю особый интерес к семье Монтгомери и к ее деяниям.

Он отвел ее подальше от шумной толпы и усадил на скамью в тени деревьев.

– Наверное, вы очень устали, ведь вы не присели ни на минуту с самого утра. И ребенок для вас, конечно, нелегкое бремя.

Она с благодарностью уселась поудобнее, сложила руки на животе и взглянула на него:

– Вы действительно пристально за нами наблюдали. А теперь о чем вы хотите поговорить со мной, раз вам понадобилось отвести меня подальше от мужа?

Граф слегка улыбнулся:

– Да, все Монтгомери удачно выбирают своих женщин – не только красивых, но и умных. Наверное, мне нужно представиться еще раз. Я Роджер Чатворт.