Текст книги "Мать, тревога и смерть. Комплекс трагической смерти"

Автор книги: Джозеф С. Рейнгольд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Джозеф С. Рейнгольд
Мать, тревога и смерть. Комплекс трагической смерти

© В.М. Астапов, перевод, научное редактирование, 2004

© И. Метлицкая, перевод, 2004

© ООО «ПЕР СЭ», оргигинал-макет, оформление, 2004

Предисловие к русскому изданию

В предисловии к этой, к сожалению, поздно дошедшей до нас книги я не буду, как это обычно принято, пытаться пересказывать или анализировать ее основное содержание. Это связано с тем, что мне не хочется лишать читателя удовольствия самостоятельного знакомства с работой, оказавшей большое влияние на современные исследования проблемы смерти. Кроме того, мне не хочется своим субъективным отношением повлиять на мнение об оригинальной концепции, разработанной Дж. Рейнгольдом. Свою задачу я вижу лишь в том, чтобы обрисовать проблемное поле существующих исследований о смерти.

Представления о смерти пронизывают как всю историю человечества, так и индивидуальную историю каждого конкретного человека. Тем не менее, для психологии эта проблема относительно нова. Во многом это происходит из-за того, что современное общество имеет тенденцию к дистанцированию от смерти, ее отрицанию, возведенном в современной культуре едва ли не в ранг социальной нормы. С другой стороны, недостаток внимания психологии к этой проблемы можно объяснить трудностью удержать проблематику на должном научном уровне. И, хотя еще Л. С. Выготский отмечал, какую значительную роль играет смерть в жизни каждого человека, систематизируя и осмысляя ее, и насколько, поэтому, важно изучение этой проблемы, состояние современного понимания психологии смерти как у нас в стране, так и за рубежом представляет совокупность нерешенных теоретических проблем с редкими конкретными результатами исследований.

Вместе с тем, проблема психологического изучения смерти представляется весьма актуальной, и может найти отражение, как в общей, так и клинической психологии. Исследования представлений о смерти могут проливать свет на понимание таких феноменов как самосохранение и агрессивность, проблемы доминирования и власти. Клинические исследования в этой области могут помочь пониманию психологических механизмов возникновения и протекания различных психопатологических состояний, а также ранней диагностики и профилактики склонности к аутодеструктивному и суицидальному поведению. Успехи современной медицины сформулировали запрос со стороны практики на исследование ситуаций, провоцирующих танатофобию, таких как предоперационное состояние, состояние терминальных больных и т. п.

Вопрос о том, когда же смерть явилась человеку представленной в сознании, остается открытым. Антропологические исследования показывают, что уже в традиционных, первобытных обществах проблема смерти получила свое специфическое отражение. В начале как попытка ритуального, мифологического понимания проблемы соотношения жизни и смерти, а позже, уже в научно-реалистическом подходе, эти идеи получили развитие в представлениях о влиянии смерти (и фактически, и феноменально) на жизнь и поведение человека.

Как и все другие предметы, ныне изучаемые наукой, проблемы смерти берет свое начало главным образом, из философии, однако, ее отличает то, что она до сих пор продолжает находиться в сфере интереса философского и эзотерического знания. Эта область представлений о смерти демонстрирует многообразие вероятных путей преодоления неизбежности смерти. Другим источником наших представлений о смерти являются произведения культуры, которые, по мнению многих исследователей, являются лишь попытками совпадения с ужасом смерти, который, по признанию Дж. Рейнгольда у творческих личностей достигает катастрофических размеров. Подобным же образом, религия предоставляет человеку наиболее легальный способ преодоления ужаса смерти и пути ее понимания.

Собственно же психологический интерес к смерти, как отмечает другой известный исследователь данной проблемы Э. Беккер берет начало из эволюционной теории Дарвина, который понимал ее, как главный стимул эволюционного развития.

В истории культуры, религии, философии и науки можно выделить два основных, взаимоисключающих понимания смерти, которые оказали значительное влияние на формирование психологического понимания смерти. Джозеф Рейнгольд обозначил их как абстрактное и личностное представление о смерти.

К наиболее влиятельным абстрактным представлениям можно отнести идеи о превращении или перерождении, которые возникли из потребности примирения человека со смертью и выражаются в отрицании конечности существования. Эти представления имеют тенденцию претендовать на роль абстрактных значений смерти, часто без учета объективных проблем возникновения человека и его смерти.

Все великие религии в русле эсхатологии предоставляют учения о продолжении жизни человека (например, в посмертном существовании души) после смерти. У. Джеймс писал, что религия для большинства людей означает только гарантию бессмертия и ничего больше, причем поставщиком бессмертия является бог, а его условием – вера в бога.

Научные теории представляют смерть как прекращение всех жизненных процессов в результате изнашивания жизненно значимых структур, либо дефицита и необратимых нарушений функций. В конце XIX века была создана теория потенциального бессмертия. В русле данной концепции смерть понималась как относительно новое приобретение эволюции, своим появлением обязанное возникновению у организмов все более сложной дифференциации структур и функций. Согласно такому пониманию, смерть не является неизбежным следствием или изначальной характеристикой жизни.

Из критики и в борьбе с этой концепцией выросло учение Фрейда о влечении к смерти. Фрейд отметил, что потенциальное бессмертие организма, гипотетически представленное с позиций объективизма, не может исключать факта существования влечения к смерти как отражение субъективных психологических процессов. Он использовал представления об энтропии, которая выступает условием стремления систем к равновесию и рассматривал влечение к смерти как выражение консервативных тенденций жизни, проявляющихся в стремлении и борьбе организма за стабильность. Другой теории эндогенного происхождения смерти являлось представление о смерти как последней фазе индивидуального развития. Для объяснения ее происхождения привлекалась «метафора часов», согласно которой организм живет, до тех пор, пока работает механизм «завода», выражающийся, главным образом, в процессах питания и тропизма. То есть смерть рассматривалась как изначальное свойство жизни и неизбежное событие. В рамках этой концепции появились попытки обоснования целесообразности смерти с позиций общевидовых и даже социальных благ.

Вопрос о целесообразности смерти как психологического феномена поставил Юнг. В соответствии с его представлениями о наличии коллективного бессознательного в психике человека, смерть приобретает смысл осуществления особой жизненной цели, в противовес явно бессмысленному органическому прекращению жизни.

Само понятие смерти неопределенно в силу объективных причин: так как, с одной стороны, возможно лишь наблюдение за смертью других, и субъективным здесь являются только переживания и отклик человека на объективные обстоятельства (реакция на смерть другого); с другой стороны – собственная смерть, хотя и представляется неизбежной, может быть представлена только умозрительно и, за исключением отдельно взятых, «патологических» случаев, не наполнена конкретным, объективированным содержанием.

Кроме того, существует мнение, что человек, на самом деле, не верит в возможность собственной смерти, просто потому что он не может представить себе того, что никогда не переживал. Это кажется вполне вероятным, если обратить внимание на особенности языка, с помощью которого описывается смерть. Как правило, это опосредованное описание и понимание смерти через известные и бывшее ранее в опыте эмоциональные состояния и телесные проявления (например, метафорическое сравнение смерти с состоянием сна).

Неопределенностью смерти определяется, видимо, и ее частая символизация. Символ помогает вынести представления во вне и приписывает, таким образом, ему конкретное культурное содержание, которое, в свою очередь подразумевает конкретные культурные реакции на него. Символ позволяет опредметить представления и страх. Если, учесть значительно более тяжелое субъективное переживание неопредмеченной тревоги (неопределенной в силу неопределенности самой смерти), то символ дает человеку объект страха, тем самым, снижая интенсивность переживаемого.

Неопределенность смерти имеет следствием еще одно немаловажное положение. Как понятие языка, смерть является знаком, то есть «полной формой», которая наполняется конкретным содержанием в зависимости от ситуации и переживаний субъекта. Изначальная непроверяемость и неповторяемость этих конкретных событий или переживаний обусловливает их сугубо субъективный характер, что, в свою очередь, является причиной столь легкого вписывания их в любой мифологический (пусть даже научный) контекст.

Это положение имеет в основе представление о двусторонней связи любого понятия с субъективным чувственным опытом (непроверяемым и неповторяемым) – с одной стороны, и с культурно заданным мифологическим конструктом – с другой (Р. Барт). Таким образом, смерть является означивающей той или иной (в зависимости от мифа) психологической реальности.

Многообразие человеческого опыта и переживаний, с ним связанных, определяет многообразие возможных мифологических конструктов, в которые они могут быть включены; а стремление к определенности (в противовес неопределенности) обусловливает необходимость существования таких конструктов. Таким образом, постулируется неисчерпаемое многообразие культурно обусловленных символов (знаков) смерти. Однако мифологичность наших представлений (в основе несущая защитную функцию) может оказывать и отрицательное влияние. Так, она подменяет свободные переживания на переживания, легко встраивающиеся в структуру принятого мифа. Например, в условиях смертельной опасности признание человеком страха будет зависеть, среди прочего, от социальной роли и того мифа, который диктует нормы поведения и переживания, приличествующие данной роли.

В большинстве случаев при интерпретации представлений о смерти, как указывали Р. Кастенбаум и Р. Айзенберг оказывается недостаточно указания одной или двух содержательных характеристик. Кроме того, представления о смерти не всегда являются единым, внутренне согласованным образованием. Э. Беккер также подчеркивал комплексность представлений о смерти, указывая на повсеместность и универсальность этого свойства. Основа объяснения этой характеристики лежит в понимании образования и интеграции внутреннего опыта человека: когда изначально комплексное детское мышление участвует в образовании и понимании понятия смерти через объединение рационально противоречивого опыта аффективному признаку.

Говоря об основных характеристиках понятия смерти у современного человека Р. Кастенбаум и Р. Айзенберг подчеркивают, что оно в сознании человека всегда относительно. Эта относительность заметно проявляет себя в представлениях о смерти в зависимости от уровня развития человека. Авторы подчеркивают важность учета возрастных особенностей для интерпретации представлений о смерти, при этом, утверждают они, следует учитывать не только хронологический возраст, но и когнитивно-эмоциональные характеристики конкретного этапа.

Другие исследователи подчеркивали относительность и зависимость представлений о смерти от культурных особенностей, выступающих в качестве общего базиса большинства человеческих представлений. Эту особенность можно проследить в наблюдениях многих антропологических исследованиях, где указывается, что неразвитость естественнонаучных представлений и изначальная пралогичность мышления оказывает влияние на представления и отношение к смерти у традициональных народов.

Факт существования культурного влияния на характер представлений о смерти неоднократно подчеркивалось американскими исследователями. Они указывали на феномен своеобразного (табу) на тему смерти в современном американском обществе. Этот запрет, объективно выражающийся в дистанцировании от жизни субъекта похоронного ритуала, приводит к значительному повышению тревожности и страха смерти. Однако, лишь непосредственное соприкосновение со смертью предоставляет средство для совладения со страхом. Недаром рядом авторов подчеркивается психотерапевтической эффект любого похоронного ритуала.

Кроме того, в процессе жизни человека представления о смерти могут изменяться. При интерпретации представлений о смерти необходимо помнить, что интерпретация будет верной только в случае учета обстоятельств, в которых существует человек. То есть, отношения к смерти человека только что пережившего смерть родственника будут отличаться от представлений о смерти того же человека, но при других обстоятельствах. То, как человек представляет себе смерть в каждый конкретный момент, зависит от множества ситуационных факторов. Конкретная ситуация может акцентировать ту или иную сторону представлений о смерти. Влияние ситуационных факторов может даже стимулировать переоценку прежних представлений смерти и о сознание новых.

Подобные процессы можно наблюдать у терминальных больных. Наблюдения за больными в хосписах демонстрируют зависимость представлений о смерти и отношения к ней в соответствии с этапом диагностического процесса (до постановки диагноза, непосредственно после и на относительно отдаленных после постановки диагноза этапах). Смерть из чего-то неопределенного превращается в конкретное событие, имеющее вполне определенные сроки, что, несомненно, оказывает влияние на течение аффективных и когнитивных процессов личности, на личностную структуру пространства и времени. И, наконец, самое важное представления о смерти могут проявлять себя в поведении. Эта характеристика связана со смыслообразующей функцией смерти.

Ф. Арьес в своей монографии «Человек перед лицом смерти» подробно описал, как на протяжении многовековой истории человечества жизнь и деятельность человека определялись представлениями о смерти, как смерть встраивалась в систему ценностей человека и занимала там соответственное место, в зависимости от отношения к ней.

Влияние представлений смерти на жизнь человека сейчас кажется вполне очевидной, несмотря на заметный недостаток исследований в этой области. Хочется надеяться, что появление книги Джозефа Рейнгольда на русском языке будет способствовать росту отечественных исследований в этой очень важной области современной психологии.

С.Н. Ениколопов, кандидат психологических наук

Предисловие

В этой книги представлены три неразрывно связанные предметы исследования: материнско-детские отношения, значение тревоги и психология смерти. Нельзя обсуждать тревогу, не обращаясь к теме смерти, или рассматривать смерть без обращения к тревоге; точно также невозможно исследовать источник тревоги или психологию смерти без анализа материнского влияния. Я попытался интегрировать все три темы в концепцию комплекса трагической смерти: главной его движущей силой является базисная тревога, порожденная определенными импульсами со стороны матери.

Так как сущность материнско-детских отношений была подробно рассмотрена в книге «Страх быть женщиной: теория материнского разрушительного влияния» (1), здесь она представлена в сокращенной форме (глава 4 и параграф о развитии личности в главе 6). Клиническая документация – основа теории – в данной книге не представлена.

Обсуждение тревоги (глава 5) в первую очередь связано с базисной тревогой, но мое первоочередное намерение состоит в том, чтобы внести вклад в понимание тревоги в целом. Freud (2) писал, что «проблема тревоги является узловой точкой многих наиболее важных вопросов; загадкой, разрешение которой должно пролить свет на всю нашу психическую жизнь». Эта загадка остается неразгаданной, о чем свидетельствует все еще вызывающий споры сам предмет исследования. Я надеюсь, что вынесение тревоги в контекст комплекса трагической смерти сможет помочь в выяснении ее происхождения, природы и патогенеза. Каким образом рассматриваемый комплекс влияет на нашу психическую жизнь, а также о коррекции отклонений, вызванных им, я попытаюсь рассказать в главе 6.

При обсуждении психологии смерти областью нашего основного интереса является страх перед ней, который, по наблюдению Zilboorg (6), хотя и естественен, требует серьезного анализа для его понимания. Если мы хотим хоть немного постичь мир вокруг нас, необходимо стремиться понять всю сложность этого страха как можно лучше. Я полагаю, что первым и наиболее важным шагом является разделение понятий страха небытия и страха перед уничтожением. Именно последний является источником тревоги.

Сейчас наблюдается возрождение интереса к теме смерти в работах философов, психиатров, психологов и социологов. Я пытаюсь сделать обзор литературы, которой более чем достаточно, устанавливает связь между отношениями к смерти и материнским влиянием. Философский и религиозный подходы к этой проблеме рассматриваются вкратце, так как две недавно вышедшие книги Choron (3) посвящены именно им. В главах 1 и 2 рассматривается вопрос о значениях и установках по отношению к смерти, дающих общее представление о материнской разрушительности и значении тревоги, а в главе 3 – о страхе перед смертью.

Данная работа о смерти и вызывающих появление тревоги аспектах материнского влияния нарушает два запрета. Из них наиболее фундаментальным и трудно преодолимым является взгляд на материнская разрушительность. Представление о матери как об источнике опасности вызывает у нас ощущение чего-то противоестественного. Некоторые исследователи соглашаются с наложением запрета на тему смерти не только потому, что им самим присущ этот комплекс, но и потому, что они принимают идеи Freud относительно депривационной природы страха смерти.

Если бы страх смерти был бы не более чем отвращением к кончине человека как к таковой, было бы разумным последовать совету Паскаля «не реагировать на него вообще». Несогласованность данных, имеющихся в литературе о смерти, обусловлена недостаточным осознанием сложного и многогранного характера аттитдюдов по отношению к смерти.

Я выражаю благодарность Jacques Choron, доктору социологических наук, доктору философии, за его кропотливый критический разбор текста, и K. R. Eissler, доктору медицинских наук, за его ценные комментарии к главам, посвященным теме смерти. Я благодарен за критические замечания Rollo May, доктору философии и Herman Feifel, доктору философии, а также A. Michael Rossi, доктору философии, за его замечания и комментарии.

Д. С. Р.

Уэллесли Хилз, Массачусетс.

Глава 1
Значения смерти

В чем смысл смерти? Этот вопрос называют «бессмысленным» (7) и «неуместным» (8). «Глупец ждет ответа» – говорит Гейне. Выходит, у нас нет выбора, кроме как примириться с бессмысленным угасанием? Именно в этом нас настойчиво убеждают некоторые экзистенциалисты. Хотя мы не можем узнать внутреннюю и окончательную природу смерти, мы можем попытаться найти ответы на другие проблемы, связанные со смертью человека – не одно значение, а значения. Цель смерти – тема для биологических и философских предположений, механизмы смерти объясняют действием физико-химических процессов. Но для отдельного индивидуума подлинного значения не имеют ни сущность, ни цель, ни механизм и ни какая-то другая абстракция, а только его собственная смерть или смерть близких ему людей. О смерти не думают, ее представляют или ощущают, а образы и эмоции наделяют смерть смыслом. Смысл смерти – это ее значение в контексте жизни. На Смерть нет ответа, но есть ответы на психологические проблемы, возникающие в связи с ней. Поиск же всеобъемлющего смысла и вывод о том, что смерть бессмысленна, вытекают из личных проблем индивидуума.

Я согласен с мнением Eissler (9), что «смерть может быть преимущественно проблемой интеллекта, а, возможно, и первоочередной проблемой интеллекта». Choron (10) утверждает, что с момента понимания человеком неизбежности и неотвратимости смерти, более того, понимание того, что смерть является полным уничтожением – появились психологические проблемы, связанные со страхом смерти и ощущением бессмысленности жизни. Последнее, я убежден, есть не более чем производное от страха смерти. А страх смерти является не столько реакцией на факт естественной кончины, (а, возможно, и совсем не является), сколько реакцией на угрозу трагической гибели. Основной тезис этой книги состоит в том, что психологическая проблема смерти в значительной мере сводится к страху перед угрозой трагической гибели, и эта угроза и есть источник базовой тревоги. Области психологической танатологии и сущности тревоги неотделимы друг от друга. В связи с тем, что эмпирические корни тревоги уходят в материнско-младенческие отношения, было бы логично начать наше обсуждение с темы разрушительного влияния матери, но, для лучшего понимания материнского воздействия, мы подойдем к этому предмету через рассмотрение «моделей» смерти, установок по отношению к ней и происхождения страха смерти. Ознакомившись с психологией смерти и материнского деструктивного влияния, мы будем готовы к тому, чтобы провести анализ значения тревоги.

Модели смерти можно разделить на абстрактно-философские и индивидуальные концепции. Рассмотрение первых включено только для беглого ознакомления с предметом, так как практически все в них, кроме идеи смерти как превращения, является второстепенным по отношению к тому, что мы считаем важным, для психологического исследования.