Текст книги "Рога"

Автор книги: Джозеф Хиллстром Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Значит, я тебя душу? Ты мне это хочешь сказать? Дерьмо это собачье.

Меррин отвернулась от Ига и пустыми глазами уставилась в глубину зала, давая его ярости утихнуть. Иг долго, с присвистом вздохнул и приказал себе не кричать, попробовать снова.

– Помнишь тот день на дереве? – спросил он. – В хижине, которую мы с тобой так больше и не нашли, с белыми занавесками? Ты сказала, что такого не бывает с обычными парами. Ты сказала, что мы другие. Ты сказала, что наша любовь – это нечто особое, что, может быть, одна пара из миллиона получает то, что было нам дано. Ты сказала, что мы созданы друг для друга. Ты сказала, что нельзя игнорировать знаки судьбы.

– Никакой это был не знак. Просто мы переспали в чьей-то хижине на дереве.

Иг медленно покачал головой. Разговаривать с Меррин сейчас было все равно что махать руками на рой шмелей. Никакого толку, одни болезненные укусы, а никак не остановиться.

– Разве ты не помнишь, как мы ее искали? Искали ее все лето, но так и не нашли. Ты еще сказала, что это Древесная Хижина Разума.

– Я сказала так, чтобы мы могли ее больше не искать. Это, Иг, именно то, о чем я говорю. Ты и твое магическое мышление. Перепихон не может быть просто перепихоном. Это непременно должно быть трансцендентное переживание, изменяющее весь ход твоей жизни. Это дико и уныло, и я устала притворяться, что это нормально. Ты когда-нибудь слушаешь, что говоришь? Какого хрена мы вообще заговорили об этой хижине?

– От таких выражений меня начинает тошнить.

– Не нравится? Тебе не нравится слышать, как я говорю про перепихон? Почему, Иг? Это не согласуется с твоими обо мне представлениями? Тебе не нужен реальный человек. Тебе нужно святое видение, к которому ты можешь воззвать.

– Так вы еще не решили, что будете брать? – спросила официантка. Она снова стояла у столика.

– Еще пару, – сказал Иг, и она ушла.

Они с Меррин глядели друг на друга. Иг вцепился в край столика, чувствуя, что еще немного – и тот перевернется.

– Мы встретились еще детьми, – сказала Меррин. – Мы позволили этому стать чем-то гораздо более серьезным, чем должны быть отношения школьников. Если мы станем проводить какое-то время с другими людьми, это придаст нашим отношениям некую перспективу. Может быть, мы начнем их снова, если увидим, что взрослыми так же любим друг друга как любили, будучи детьми. Я не знаю. Возможно, через какое-то время мы сможем иначе взглянуть на то, что даем друг другу.

– А что мы даем друг другу? – спросил Иг. – Ты говоришь как банковский работник, выдающий кредиты.

Меррин терла рукой горло, ее глаза стали жалкими, и только теперь Иг заметил, что на ней нет крестика. Это что-нибудь значит? Задолго до того, как они впервые решили, что будут вместе всю свою жизнь, этот крестик стал для них чем-то вроде обручального кольца. Иг не мог припомнить, чтобы он когда-нибудь видел Меррин без него, от этой мысли на него дохнуло опасным холодком.

– Так ты уже успела себе кого-нибудь подобрать? Кого-нибудь, с кем ты хочешь трахаться, чтобы придать нашим отношениям перспективу?

– Я об этом даже не думала. Я просто…

– Думаешь, еще как; думаешь. Ведь к этому все и сводится, ты сама так сказала. Нам нужно трахаться с другими.

Меррин открыла рот, закрыла его, снова открыла.

– Да Иг, пожалуй, что это и так. В смысле, что я тоже должна спать с другими. Иначе, возможно, ты туда уедешь и будешь жить монахом. Если ты будешь знать, что я так поступаю, тебе будет легче делать то же самое.

– Так, значит, кто-то уже есть.

– Есть один человек, с которым я… бывала вместе. Раз или два.

– Пока я был в Нью-Йорке, – не спросил, а констатировал Иг. – Кто это?

– Ты с ним никогда не встречался. Это не имеет значения.

– И все равно я хочу знать.

– Это неважно. Я не буду задавать тебе вопросы о том, что ты будешь делать в Лондоне.

– О том, когоя буду делать, – сказал Иг.

– Да. Никаких вопросов. Я не хочу знать.

– Но я-то хочу. Когда это было?

– Что – было?

– Когда ты стала встречаться с этим парнем? На той неделе? Что ты ему сказала? Ты сказала ему, что лучше подождать, пока я отбуду в Лондон? Или вы не стали ждать?

Меррин чуть приоткрыла рот, чтобы ответить, и он увидел в ее глазах нечто маленькое и страшное и в приливе нахлынувшего жара понял то, чего не хотел понимать. Понял, что она все лето подходила к этому разговору, начиная с того момента, когда впервые стала его уговаривать взять эту работу.

– Как далеко он зашел? Вы с ним уже трахались?

Меррин покачала головой, но Иг, в общем-то, не понял, говорит она «нет» или отказывается отвечать на вопрос. Она уже смаргивала слезы, он не знал, когда это началось. К своему удивлению, он не почувствовал желания ее успокоить. Он был в тисках чего-то такого, чего и сам не понимал, некой извращенной смеси гнева и возбуждения. Какая-то часть его с удивлением обнаружила, что приятно чувствовать себя оскорбленным, иметь оправдание за то, что он доставляет ей боль. Смотреть, как много боли он может ей причинить. Он хотел исхлестать ее своими вопросами. В то же самое время у него перед глазами стали возникать картины: Меррин на коленях в неразберихе мятых простыней, на ее теле яркие линии от полузакрытых жалюзи, чья-то рука тянется к ее обнаженным бедрам. Картина в равной степени возмущала его и возбуждала.

– Иг, – сказала она. – Пожалуйста.

– Прекрати свои «пожалуйста»! Есть некоторые вещи, которых ты мне не говоришь. Вещи, которые мне нужно знать. Мне нужно знать: ты с ним трахалась? Скажи мне, трахалась ли ты с ним.

– Нет.

– Хорошо. Он когда-нибудь там бывал? В твоей квартире, когда я звонил тебе из Нью-Йорка? Сидел там, запустив тебе руку под юбку?

– Нет, Иг, мы встретились за ланчем. И это все. Мы с ним иногда говорили. По большей части об учебе.

– А когда я трахаю тебя, ты думаешь о нем?

– Господи, конечно нет. Как ты можешь такое спрашивать?

– Я спрашиваю, потому что хочу знать все. Я хочу знать все до мельчайших дерьмовых подробностей, которых ты мне не говоришь, знать каждую твою грязную тайну.

– Почему?

– Потому что так мне будет легче тебя ненавидеть.

Около их столика напряженно стояла официантка, окаменевшая в процессе подачи им свеженалитых стаканов.

– Какого хрена ты на нас уставилась? – спросил Иг, и она неуверенно отшагнула назад.

И не только официантка на них уставилась. К ним поворачивались головы от других ближних столиков. Некоторые из зрителей смотрели серьезно, в то время как другие, преимущественно молодые парочки, наблюдали за ними веселыми блестящими глазами, силясь не рассмеяться. Ничто не бывает таким забавным, как шумная принародная ссора.

Когда Иг снова взглянул на Меррин, та уже стояла за своим стулом. В ее руках был его галстук. Когда Иг его отшвырнул, она его подобрала и с того времени машинально складывала и разглаживала.

– Куда ты идешь? – спросил Иг и схватил ее за плечо в тот самый момент, когда она пыталась пройти мимо него.

Меррин качнулась и ударилась о столик. Она была пьяная. Они оба были пьяные.

– Иг, – сказала она. – Рука.

Только тогда он осознал, как крепко сжимает ее плечо, впиваясь пальцами с такой силой, что чувствуется кость. Чтобы разжать руку, ему потребовалось сознательное усилие.

– Я никуда не убегаю, – сказала Меррин. – Мне нужно немножко привести себя в порядок. – Она указала на свое лицо.

– Мы не кончили нашего разговора. Ты мне многое еще не рассказала.

– Если и есть вещи, которые я не хочу тебе рассказывать, – сказала Меррин, – это из лучших соображений. Просто, Иг, я не хочу, чтобы тебе было больно.

– Поздно задумалась.

– Потому что я тебя люблю.

– Не верю.

Иг сказал это в первую очередь, чтобы причинить ей боль, – положа руку на сердце, он не знал, верит ей или нет, – и почувствовал дикий прилив восторга, увидев, что добился успеха. На глаза Меррин навернулись слезы, она покачнулась и схватилась за столик рукой, чтобы сохранить равновесие.

– Если я что-то от тебя скрываю, то это чтобы защитить тебя. Я знаю, какой ты хороший. Ты заслуживаешь лучшего, чем получил, связавшись со мной.

– В конце концов, – сказал Иг, – мы в чем-то согласились. Я заслуживаю лучшего.

Меррин ждала, что Иг скажет что-нибудь еще, но он не мог, ему снова не хватало воздуха. Она повернулась и стала пробираться сквозь толпу к женскому туалету. Наблюдая за тем, как она уходит, Иг допил свой мартини. В этой белой блузке и перламутрово-серой юбке она смотрелась очень хорошо; Иг видел, как несколько студентов повернули вслед ей головы, затем один из них что-то сказал, а другой рассмеялся. Игу казалось, что кровь его сгустилась и течет очень медленно; он ощущал пульс, колотящийся в висках. Он даже не осознавал, что около их столика стоит какой-то человек, не слышал, как тот сказал «сэр», и даже его не видел, пока этот парень не нагнулся и не заглянул ему в лицо. У парня была фигура культуриста, его белая спортивная теннисная рубашка туго натягивалась на плечах. Из-под костистого уступа лба выглядывали маленькие голубые глазки.

– Сэр, – повторил он, – мы должны попросить вас и вашу жену покинуть заведение. Мы не можем допустить, чтобы вы оскорбляли наших сотрудников.

– Она мне не жена. Просто баба, которую я иногда трахал.

– Я не хочу слышать здесь такие выражения, – сказал здоровый мужик (бармен? вышибала?). – Употребляйте их в другом месте.

Иг встал, нашарил свой бумажник, положил на стол две двадцатки и направился к двери. Его охватило ощущение собственной правоты. Оставь ее здесь, думал он. Сидя напротив Меррин, он хотел вырвать из нее все секреты и параллельно доставить ей как можно больше неприятных ощущений. Но теперь, когда ее не было видно и он мог свободно вздохнуть, он чувствовал, что было бы огромной ошибкой предоставить ей новые возможности оправдать ее поступок. Он не хотел и дальше здесь околачиваться, давая ей шанс разбавить его жгучую ненависть слезами, новыми разговорами о том, как она его любит. Он не хотел ничего понимать, не хотел испытывать сочувствие.

Скоро она вернется и застанет столик пустым. Его отсутствие скажет ей больше, чем мог он надеяться выразить словами, если бы остался. И не важно, что он на машине и должен вроде бы отвезти ее домой. Она уже большая, может взять такси. Не в этом ли главный смысл ее траханья с кем-то другим, пока он в Англии? Доказать, что она взрослая?

Иг в жизни своей еще не был так уверен, что поступает правильно, и, подходя к двери, услышал нечто вроде аплодисментов, топанье ног и хлопки ладонями, звучавшие все громче и громче, пока он наконец не открыл дверь и не увидел хлещущий с неба ливень.

К тому времени, как Иг добежал до машины, его одежда была хоть выжимай. Он подал машину назад даже прежде, чем включил фары. Он включил «дворники» на максимальную скорость, и они стали бороться с дождем, но вода все бежала потоком по ветровому стеклу, искажая контуры предметов. Он услышал треск, обернулся и увидел, что въехал в телефонный столб. Он не стал выходить, чтобы взглянуть на повреждения, такая мысль даже не пришла ему в голову. Зато перед поворотом на шоссе он посмотрел в боковое окошко и сквозь струи воды, текущие по стеклу, увидел Меррин, стоявшую футах в десяти, крепко обхватив себя за плечи, чтобы меньше мокнуть. Ее волосы свисали мокрыми тесемками. Она проводила его жалкими глазами, но не подала никакого знака, чтобы он остановился, вернулся, подождал. Иг поддал газу и уехал.

За окном мелькал мир, импрессионистская вакханалия зеленой и черной красок. Ранним вечером температура поднялась до девяноста восьми градусов, чуть-чуть не доходя до трехзначных чисел. Кондиционер был врублен на полную с самого утра до настоящего момента. Иг сидел в потоке холодного воздуха, смутно сознавая, что уже дрожит в своей мокрой одежде.

Его чувства менялись толчками, на выдохе он ее ненавидел и хотел ей это сказать и взглянуть при этом на ее лицо. На вдохе он ощущал болезненный укол совести, что вот так уехал и оставил ее под дождем, и ему хотелось вернуться и спокойно сказать, чтобы садилась в машину. В его мыслях она так и стояла там под дождем, стояла и ждала его. Он взглянул в зеркало заднего вида, словно мог там что-то увидеть, но, конечно, «Бездна» уже осталась далеко позади. Вместо этого он увидел, что за ним увязались полицейские – черная патрульная машина с длинной мигалкой на крыше.

Взглянув на спидометр, Иг обнаружил, что делает почти шестьдесят там, где разрешено только сорок. К этому моменту его бедра дрожали уже с почти болезненной силой. Он скинул газ, ощущая глухие удары пульса, а когда увидел справа от шоссе закрытую и заколоченную досками пончиковую «Данкин», свернул прямо к ней. «Гремлин» все еще ехал слишком быстро, и его покрышки вспороли землю, разбрасывая в сторону камешки. Посмотрев в боковое зеркальце, он увидел проехавшую мимо патрульную машину. Только никакая это не была патрульная машина, а просто черный «понтиак» с багажником на крыше.

Дрожа всем телом, он сидел за баранкой и ждал, пока сердцебиение ослабнет. Через некоторое время он решил, что не стоило бы, наверно, ехать в такую погоду да еще в таком пьяном состоянии. Лучше подождать, пока дождь прекратится, тот уже ослабел. Его следующей мыслью было, что Меррин может позвонить ему домой, проверить, хорошо ли он доехал, и будет просто-таки здорово, если мама ответит: «Нет, Меррин, он еще не приехал. У вас там все в порядке?»

Затем он вспомнил про свой мобильник. Меррин, наверное, сперва позвонит ему. Иг вынул мобильник из кармана, выключил его и бросил на пассажирское сиденье. Он не сомневался, что Меррин позвонит, и мысль, что она решит, будто с ним что-то случилось – какая-нибудь авария или что он специально врезался в дерево, – доставляла ему удовольствие.

Теперь нужно было перестать дрожать. Иг откинул сиденье, выключил мотор, достал ветровку и накрыл себе ноги. Он слушал, как дождь все тише и тише стучит по крыше «гремлина», сила капель почти уже иссякла.

Он закрыл глаза, расслабившись под глухой стук дождя, и больше их не открывал до семи утра, когда между деревьями стало пробиваться солнце.

Торопливо вернувшись домой, он бросился под душ, оделся и собрал свой багаж. Не так он собирался уезжать из города. Его мать, отец и Вера вместе завтракали в кухне, и родителям было вроде бы забавно смотреть, как он растерянно мечется. Они не спрашивали, где он был этой ночью, они думали, что и сами это знают. У Ига не было ни духа, ни времени рассказать, что случилось. На лице его матери играла хитрая ухмылка, и Иг предпочитал, чтобы она ухмылялась, чем смотрела бы на него с жалостью. Терри тоже был дома – летний перерыв у его программы – и давно обещал, что отвезет Ига в аэропорт Логан, но он еще не вставал. Вера сказала, что он всю ночь гулял со своей старой компанией и вернулся домой только после восхода. Вера слышала, как подъехала машина, и выглянула как раз тогда, когда Терри тошнило во дворе.

– Жаль, что он дома, а не где-нибудь там в Лос-Анджелесе, – сказала бабушка. – Папарацци прозевали роскошный снимок. Телевизионная звезда подкармливает своим ужином розовые кустики. Прямо для журнала «Пипл». Он даже был одет не в ту одежду, в которой выходил из дома.

Лидия Перриш находила все это не таким уж забавным и беспокойно ковырялась в своем грейпфруте. Отец Ига откинулся на спинку стула и взглянул сыну в лицо.

– Иг, с тобой все в порядке? Ты выглядишь не совсем здоровым.

– Пожалуй, Терренс не был единственным, кто прошлой ночью достойно потратил свои деньги, – сказала Вера.

– Так ты готов уже ехать? – спросил Деррик. – Я оденусь за десять минут. Довезу тебя сам.

– Сиди дома и спокойно завтракай, а я уже двинусь, пока не опоздал. Скажи Терри, я надеюсь, никто не умер, и я позвоню ему из Англии.

Иг со всеми поцеловался, сказал, что он их любит, и вышел в утреннюю прохладу; на траве блестели капельки росы. Шестьдесят миль, отделявшие его от Логана, он проехал за сорок пять минут. Машин на дороге совсем не было, кроме нескольких последних миль, когда он миновал ипподром «Суффолк-даунс» и спускался с холма, на котором стоял тридцатипятифутовый крест. На какое-то время Иг увяз в цепочке грузовиков, ехавших в тени этого креста. В остальном мире царило лето, но здесь была уже поздняя осень, и его ненадолго пробрала дрожь. У него мелькнула странная путаная мысль, что этот крест называется крестом Дона Орсильо, только это не могло быть правдой. Дон Орсильо играл в бейсбол за «Ред сокс».

На дорогах было пусто, но в терминал «Бритиш эруэйз» набилось народу – не продохнуть, а Игов билет был второго класса Он утомительно долго стоял в очереди. Зал регистрации оглашался гулкими голосами, дробным стуком шпилек по мраморному полу и совершенно неразборчивыми объявлениями, звучавшими из динамиков. Он сдал багаж и стоял в очередной очереди, на контроль безопасности, когда скорее почувствовал, чем услышал сзади какое-то волнение. Иг оглянулся и увидел, как люди пропускают вперед в его направлении группу полицейских в бронежилетах и шлемах, вооруженных автоматами М16. Один из полицейских делал рукой какие-то знаки, указывая на очередь.

Когда Иг от них отвернулся, он увидел других полицейских, идущих с противоположной стороны. Они брали его в клещи. Иг подумал, не хотят ли они выдернуть кого-нибудь из очереди. Видимо, кто-то ожидавший посадки на самолет оказался у Большого Брата в списке опасных личностей. Иг повернул голову, чтобы взглянуть через плечо на полицейских, приближающихся сзади. Они шли, уставив стволы автоматов в пол, визоры их шлемов были опущены на глаза. И все они смотрели на его часть очереди. Их автоматы вызывали страх, но страх гораздо меньший, чем мертвое, тупое выражение их лиц.

А потом он заметил еще одну вещь, самую забавную. Главный офицер, тот, который жестикулировал, приказывая своим подчиненным рассредоточиться и перекрыть все выходы, – временами у Ига возникало безумное ощущение, что этот мужик указывает на него.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Иг остановился, едва войдя в «Бездну», и стал ждать, пока глаза его приспособятся к пещерному мраку, к месту, освещенному только экранами телевизоров и игральными автоматами. У бара сидела парочка, их фигуры казались слепленными из тьмы. Парень с фигурой культуриста орудовал за стойкой, сейчас он вешал на крючки перевернутые пивные кружки. Иг узнал в нем вышибалу, выгнавшего его из «Бездны» в тот вечер, когда Меррин была убита.

Больше в заведении не было никого. Ига это радовало. Он не хотел, чтобы его увидели. Ему хотелось просто получить ланч, даже его не заказывая, никому ничего не говоря. Он пытался придумать какой-нибудь способ сделать так, чтобы это вышло автоматически, но в это время негромко заворковал его мобильник.

Звонил Терри. Тьма, окружавшая Ига, напряглась, словно мускул. Одна уже мысль о разговоре с братом переполнила Ига ненавистью и ужасом. Он не знал, что он скажет, что он можетсказать. Он держал телефон в ладони, глядя, как тот звонит, и в конце концов звонки прекратились.

И тут же стал гадать, да знает ли Терри, в чем признался брату какие-то минуты назад? Были и другие обстоятельства, которые Иг мог прояснить, ответив на звонок. Например: нужно ли для воздействия на людей, чтобы рога было видно? Как знать, а вдруг можно вести с человеком по телефону вполне нормальную беседу. А еще он гадал, мертва ли Вера, не стал ли он действительно убийцей, каким все они его считали.

Нет. Он не был готов выяснить это, еще не был. Ему было нужно какое-то время побыть в одиночестве, в темноте и неведении.

Ну конечно, издевательски прозвучал у него в голове его собственный голос. Именно так ты провел последние двенадцать месяцев. Что там еще один день?

Когда глаза Ига привыкли к полумраку «Бездны», он обнаружил пустую угловую кабинку, где кто-то ел пиццу, возможно – с детьми. Иг обратил внимание на пластиковые чашки с коленчатыми соломинками. Несколько ломтиков пиццы остались недоеденными, и, что важнее, родитель, руководивший этим выходом в свет, оставил полстакана светло-желтого пива. Иг скользнул в эту кабинку, скрипнув обивкой кресла, и глотнул из стакана. Пиво было теплое. По всему, что он знал, последний человек, пивший из этого стакана, мог иметь гангренозный стоматит, а вдобавок и острый гепатит. После того как ты отрастил на висках рога, было несколько глупо относиться к бациллам и вирусам со слишком большой серьезностью.

Дверь на кухню резко распахнулась, и из белого кафельного пространства, ярко освещенного лампами дневного света, во тьму зала прошла официантка; держа в одной руке бутылку чистящего средства а в другой тряпку, она направилась прямо к нему.

Иг ее, конечно же, узнал. Эта была та самая женщина, которая в тот последний вечер обслуживала его и Меррин. Ее лицо обрамляли две пряди черных прямых волос, смыкавшиеся под длинным, острым подбородком, делая официантку похожей на женский вариант чудодея, который в кино доставлял Гарри Поттеру столько трудностей. Профессор Снейл или что-то в этом роде. Иг так мечтал почитать эти книги вместе с детьми, которые будут у него и Меррин.

Официантка не глядела в сторону его кабинки, и он съежился, пытаясь слиться с красным винилом. Было уже невозможно уйти, оставшись незамеченным. Он было подумал, не спрятаться ли под столиком, но отбросил эту мысль как глупую. Через секунду официантка уже склонилась над ним, собирая тарелки. Прямо над кабинкой висел тусклый светильник, и, даже когда Иг совсем вжался в сиденье, на столик падала тень его рогатой головы. Официантка заметила эту тень, а потом взглянула на Ига.

Ее зрачки резко сузились, лицо побелело. Она с оглушительным грохотом уронила тарелки на столик; впрочем, грохот был не столько оглушительный, сколько неожиданный, потому что ни одна из тарелок не разбилась. Официантка резко вздохнула, готовясь закричать, а затем увидела его рога. Она просто стояла и смотрела.

– Тут была табличка «Садитесь, пожалуйста», – сказал Иг.

– Да. Все в порядке. Позвольте мне прибрать с вашего столика и… и я принесу меню.

– В общем-то, – сказал Иг, – я уже поел. – Он указал на стоявшие на столике тарелки.

Взгляд официантки переместился с рогов на его лицо, потом назад, и так несколько раз.

– Вы тот самый тип, – сказала она. – Иг Перриш.

– Да, – кивнул Иг. – Год назад вы обслуживали меня и мою девушку в наш последний вечер. Я давно хотел сказать, что жалею обо всем, что тогда наговорил, и о своем поведении. Вы видели меня с моей худшей стороны – хотя все это ничто по сравнению с тем, что такое я сейчас.

– Меня это ничуть не огорчило.

– О! Хорошо. Мне казалось, что я произвел жуткое впечатление.

– Нет, – качнула головой официантка. – В смысле, меня ничуть не огорчило, что я соврала полиции. Жаль только, что они мне не поверили.

Внутренности Ига словно завязались узлом. Все начиналось сначала. Она наполовину говорила сама с собой или, точнее, говорила со своим личным дьяволом, имевшим по какой-то случайности лицо Ига Перриша. Если не найти какого-нибудь способа приглушить эффект рогов, он точно спятит, если только уже не спятил.

– Что вы соврали?

– Я сказала полицейским, что вы грозились ее задушить. Я сказала, что видела, как вы ее грубо толкнули.

– Зачем вы все это говорили?

– Чтобы вам не сошло это с рук. Чтобы вы не остались на свободе. А теперь посмотрите на себя. Она умерла, а вы – вот он. Вам все сошло с рук, точно так же, как моему отцу сошло с рук то, что он сделал с мамой и со мной. Я хотела, чтобы вы загремели в тюрьму. – Она бессознательно дернула головой, откинув с лица волосы. – Кроме того, я хотела попасть в газету. Я хотела быть главной свидетельницей. Если бы вас отдали под суд, я была бы даже по телевизору.

Иг смотрел на нее с крайним удивлением.

– Я старалась изо всех сил, – продолжила официантка. – Когда тем вечером вы ушли, ваша девушка поспешила за вами и забыла свой плащ. Я вынесла его наружу, чтобы отдать ей, и видела, как вы уезжаете без нее. Но полиции я рассказала совсем другое. Я сказала, что когда вышла наружу, то увидела, как вы втащили ее в машину и уехали. Вот это меня и подвело. Кажется, подавая машину назад, вы врезались в телефонный столб. Какие-то клиенты услышали треск, посмотрели в окно и увидели, что случилось. Они рассказали полиции, что видели, как вы оставили ее на парковочной площадке. Следователь предложил проверить меня на детекторе лжи, и мне пришлось от этой части отказаться. После этого они уже не верили ничему, что я рассказывала. Но я-то знаю, как все было. Я знаю, через пару минут вы вернулись и ее подобрали.

– Вот тут вы сильно ошибаетесь. Ее подобрал некто другой.

Когда Иг подумал, кто именно, к его горлу подкатила тошнота. Но мысль, что она тут, возможно, ошибается, как-то прошла мимо официантки. Когда она заговорила снова, можно было подумать, что Иг ничего не сказал.

– Я знала, что когда-нибудь снова вас увижу. Вы собираетесь выволочь меня на парковку? Хотите утащить меня куда-нибудь и изнасиловать? Извращенным образом?

В ее голосе явно звучала надежда.

– Что? Нет. А на хрена?

Из глаз официантки исчез возбужденный блеск.

– Но уж хотя бы угрожать-то вы будете.

– Нет.

– Я все равно смогу сказать, что вы мне угрожали. Я могу сказать Реджи, что вы советовали мне поостеречься. Это будет хорошая история. – Ее улыбка совсем увяла, она бросила на культуриста, стоявшего за стойкой, тоскливый взгляд. – Только он ведь мне не поверит. Реджи думает, что я заядлая лгунья. Наверное, так оно и есть. Я люблю рассказывать всякие маленькие истории. Но мне не следовало рассказывать Реджи, что мой бойфренд Гордон погиб в одной из башен-близнецов, после того как я сказала Саре – это другая здешняя официантка, – что Горди погиб в Ираке. Я могла бы и подумать, что они обменяются впечатлениями. И все равно вполне возможно, что Горди нет уже на свете. Для меня он все равно что умер. Он перестал отвечать на мои мейлы, так что и хрен с ним. Почему я вам все это рассказываю?

– Потому что не можете себя удержать.

– Да, не могу, – сказала официантка и передернулась всем телом. Реакция, явно имевшая сексуальный подтекст.

– А что сделал ваш отец вам и вашей матери? Он… он делал вам больно? – спросил Иг, хотя, в общем-то, не был уверен, хочет ли это знать.

– Он говорил нам, что любит нас, но он врал. Он убежал в Вашингтон вместе с моей учительницей. Они завели семью и родили другую дочку, которую он любит больше, чем когда-либо любил меня. Если бы он вправду меня любил, он взял бы меня с собой, вместо того чтобы бросать с матерью, этой злой, тоскливой старой сукой. Он сказал мне, что навсегда останется частью моей жизни, да хрен там он остался. Я ненавижу лжецов. В смысле, других лжецов. Мои собственные маленькие истории никому не вредят. Хотите знать маленькую историю, которую я рассказываю про вас и вашу подружку?

Пицца, которую съел Иг, осела в его желудке тяжелым комком теста.

– Возможно, нет.

Лицо официантки вспыхнуло возбуждением, ее улыбка вернулась.

– Иногда заходящие люди спрашивают, что вы с ней сделали. Я всегда с одного взгляда могу сказать, сколько они хотят знать и что им надо – основные факты или всякие мерзкие подробности. Студентиков обычно интересуют всякие мерзости. Я говорю им, что после того, как вы вышибли ей мозги, вы изнасиловали еще не остывший труп. Извращенным образом.

Иг попытался встать, ударился коленями о нижнюю поверхность столика и одновременно стукнулся рогами об абажур из цветного стекла. Лампа начала раскачиваться, его рогатая тень метнулась к официантке, оттолкнулась от нее, снова метнулась и снова оттолкнулась. Игу пришлось опять сесть; в его коленной чашечке пульсировала боль.

– Но она же не… – начал Иг. – Это не… Ты долбаная сука с больным воображением.

– Верно, – признала официантка, и в ее голосе слышалась гордость. – Вот такая я плохая. Но вы бы посмотрели на их лица, когда я им это рассказываю. Это место особенно нравится девочкам. Это же всегда так волнительно, слышать про то, как кого-нибудь осквернили. Хорошее сексуальное убийство нравится буквально всем, а лично мне кажется, что нет рассказа, который бы не улучшился от маленькой дозы содомии.

– А вы понимаете, что говорите о девушке, которую я любил? – спросил Иг.

Его легкие казались сплошной ссадиной, и ему было трудно дышать.

– Конечно, – согласилась официантка. – Потому-то вы ее и убили. Из-за этого люди обычно и убивают. Не из-за ненависти. Из-за любви. Иногда мне хочется, чтобы мой отец достаточно любил меня и мою мать, чтобы убить нас, а затем и себя. Это была бы огромная, ужасная трагедия, а не просто тусклый, тоскливый развод. Если бы ему хватило духу на двойное убийство, все бы мы были по телевизору.

– Я не убивал свою девушку, – сказал Иг.

На этот раз официантка наконец среагировала, нахмурилась и поджала губы с удивленным разочарованным видом.

– Убей вы все же кого-нибудь, было бы куда как интересней. С другой стороны, у вас на голове растут рога, вот это и правда забавно! Это мод?

– Мод?

– Модификация организма. Вы это сами себе сделали?

Хотя Иг все еще не мог припомнить предыдущий вечер – помнилось все, вплоть до пьяной вспышки гнева в лесу около литейной, но затем было сплошное белое пятно, – он знал ответ на этот вопрос. Ответ пришел мгновенно, без малейшего труда.

– Да, – сказал он. – Я сам это сделал.