Текст книги "Тени былого"
Автор книги: Джорджетт Хейер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 11
СЕРДЦЕ МИСТЕРА МАРЛИНГА ПОКОРЕНО
Леди Фанни нашла своего супруга в библиотеке, где он стоял перед камином и грел руки. Он был среднего роста, с правильными чертами лица и внимательными серыми глазами. Он обернулся, когда она вошла, и раскрыл объятия. Леди Фанни подбежала к нему.
– Осторожнее с моим платьем, Эдвард, прошу тебя. Оно новое – Серизетта его только что прислала. Элегантное, правда?
– На редкость элегантное, – согласился Mapлинг. – Но если из-за него я не смогу тебя поцеловать, то сочту его безобразным.
Она подняла на него голубые глаза.
– Хорошо, Эдвард, но только один раз. О, сударь, какой вы жадный! Нет, Эдвард, не обнимай меня. Я должна тебе сказать безумно интересную вещь. – Она осторожно поглядела на него из-под ресниц, взвешивая, как он воспримет ее новость. – Ты помнишь, любовь моя, что я была сегодня так ennuyиe[54]54
Здесь: измучена скукой (фр.).
[Закрыть], что чуть не плакала?
– Еще бы не помнить! – улыбнулся Марлинг. – Ты была со мной очень жестока, голубка.
– Ах нет, Эдвард! Я не была жестокой. Это ты был несносен. А потом ты уехал, и мне было так скучно! Но теперь все по-другому, у меня есть такое чудесное занятие!
Эдвард обнял ее стройную талию.
– Неужели? Какое же?
– Одна девушка, – ответила она. – И такая красавица, Эдвард!
– Девушка? – повторил он. – Что это за новая причуда? Зачем тебе понадобилась девушка, дорогая моя?
– Ничего она мне не понадобилась! Я о ней даже не думала. Да и как бы могла думать, если я ее никогда не видела? Ее привез Джастин.
– Джастин? – сказал Марлинг. – А! – Тон его был вежливым, но отнюдь не радостным. – Я думал, он в Париже.
– Он и был в Париже до самых последних дней, а если ты будешь говорить неприятности, Эдвард, я заплачу. Джастин мне очень дорог.
– Да-да, дорогая. Продолжай. Какое отношение эта девушка, кем бы она ни была, имеет к Эйвону?
– Вот это и есть самое удивительное! – сказала Фанни, чье лицо посветлело, как по волшебству. – Она приемная дочь Джастина! Так интересно, правда, Эдвард?
– Что-о? – Рука Марлинга соскользнула с ее талии. – Джастин… что-что?
– Его приемная дочь, – ответила она безмятежно. – Очаровательное дитя, мой милый, и так ему предана! Право, я ее уже полюбила, хотя она слишком уж прелестна и… ах, Эдвард, не хмурься!
Эдвард схватил ее за плечи и заставил посмотреть на себя.
– Фанни, неужели хочешь сказать мне, что у Аластейра хватило наглости привезти эту девицу сюда? И ты была настолько безумна, что приняла ее?
–Да, сударь, а почему бы и нет? – осведомилась она. – С какой стати я закрыла бы дверь перед воспитанницей моего брата?
– Воспитанницей! – Марлинг еле удержался от сардонического смеха.
– Да, сударь, его воспитанница! Нет, не стану отрицать, что и я подумала то же самое, когда увидела ее, но Джастин поклялся, что это не так. И, Эдвард, ты же знаешь, как строго Джастин соблюдает приличия во всем, что касается меня! Ну, не сердись! Она же еще совсем ребенок, а к тому же наполовину мальчик.
– Наполовину мальчик? Фанни, что ты такое говоришь?
– Она была мальчиком семь лет, – торжествующе сообщила Фанни, но, когда он крепко сжал губы, она сердито топнула ножкой. – Какой ты недобрый, Эдвард! Как ты смеешь думать, будто милый Джастин вздумал бы привезти ко мне свою содержанку? Ничего глупее мне слышать не приходилось! Он хочет, чтобы я опекала девочку, пока не заручится услугами госпожи Филд. Ну и что, если она была мальчиком? Какое это имеет значение, объясни, пожалуйста?
Марлинг невольно улыбнулся.
– Но признайся, чтобы Джастин взял опеку… удочерил…
– Эдвард, я верю, что он ничего плохого не замышляет! Леони была его пажом и… Ну, вот ты опять!
– Да, но…
– Ничего не хочу слышать! – Фанни прижала ладошку к его рту. – Эдвард, ты же не будешь сердиться, не будешь злым? – сказала она вкрадчиво. – С Леони связана какая-то тайна, я это чувствую, но… ах, милый, тебе достаточно просто посмотреть ей в глаза! А теперь послушай меня, милый Эдвард.
Он сжал ее руки в своих и усадил на диван.
– Хорошо, дорогая, я выслушаю тебя.
Фанни расположилась поудобнее.
– Милый Эдвард! Я ведь знаю, какой ты добрый! Видишь ли, Джастин приехал сегодня с Леони, переодетой мальчиком. Я была в таком восторге! Я и не подозревала, что Джастин в Англии. Ах, и у него веер! Ничего смешнее ты и вообразить не можешь! Хотя, разумеется, они вошли в моду…
– Да-да, Фанни, но ты же хотела объяснить про эту девушку… Леони.
– Но я же объясняю, – надулась она. – Ну, так он отослал ее в соседнюю комнату… дорогой, по-моему, она его просто обожает, бедная девочка!.. и он умолял меня приютить ее на несколько дней, потому что не хочет дать никакой пищи для сплетен. И мне надо одеть ее! Ах, Эдвард, это будет так весело! У нее рыжие волосы и черные брови, и я подарила ей свое зеленое шелковое платье. Ты и вообразить не можешь, какая она в нем противно прелестная, хотя, пожалуй, белое пойдет ей даже больше.
– Оставь это, Фанни. Что было дальше?
– Ах да, конечно! Оказалось, Джастин нашел ее в Париже… только тогда он думал, что она – мальчик… и с ней скверно обращался какой-то содержатель кабака. А потому Джастин купил ее и сделал своим пажом. И он говорит, что привязался к ней и хочет стать ее опекуном. И – о, Эдвард, – мне только сейчас пришло в голову, как интересно было бы, если бы он на ней женился, просто как в романе! Но она совсем ребенок, и у нее такие мальчишеские ухватки. Только вообрази – она захотела сохранить свои панталоны! Ну, Эдвард, скажи, что будешь с ней милым и позволишь мне оставить ее! Скажи это, Эдвард, скажи!
– Полагаю, оставить ее тебе придется, – сказал он недовольно. – Выгнать ее на улицу я не могу. Но мне все это очень не нравится!
Фанни его поцеловала.
– Пустяки, Эдвард! Ты сразу в нее влюбишься, И я начну ревновать.
– Этого можешь не опасаться, плутовка, – сказал он и нежно пожал ей руку. .
– Конечно! И я ужасно рада. А теперь пойди и надень свой светло-пюсовый кафтан. Он ужасно модный, а я хочу, чтобы ты выглядел сегодня особенно авантажным.
– Но разве мы сегодня обедаем не в гостях? – спросил он. – Мне казалось…
– В гостях? Помилуй, Эдвард, когда у нас в гостях эта девочка и она только-только приехала! Да ни в коем случае! – И она, шурша юбками, выплыла за дверь, преисполненная важности.
Час спустя, когда Марлинг сидел в гостиной в ожидании жены, дверь распахнулась, и в нее вступила Фанни. За ней робко последовала Леони. Эдвард быстро встал, не спуская с нее глаз.
– Моя прелесть, – сказала Фанни, – это мой муж, мистер Марлинг. Эдвард – мадемуазель де Боннар.
Марлинг поклонился, и Леони хотела ответить ему поклоном, но спохватилась, едва начав.
– Я ведь должна сделать реверанс, правда? Ба! Эти юбки! – Она застенчиво улыбнулась Эдварду. – Прошу простить меня, мосье. Я еще не научилась приседать.
– Дай ему свою руку, деточка, – скомандовала Фанни.
– Извините, а зачем? – спросила Леони, протягивая изящную ручку.
Марлинг церемонно поцеловал кончики ее пальцев и отпустил ее руку. По лицу Леони разлилась краска, и она взглянула на него с сомнением.
– Mais, m'sieur[55]55
Но, мосье… (фр.)
[Закрыть]… – начала она.
– Мадемуазель? – Марлинг невольно улыбнулся.
– C'est peu convenable[56]56
Здесь: так не принято (фр.).
[Закрыть], – объяснила Леони.
– Ничего подобного, – деловито вмешалась Фанни. – Джентльмены всегда целуют руку дамам. Запомни это, душечка. А теперь мой муж предложит тебе руку, чтобы проводить тебя в столовую. Прикоснись к ней самыми кончиками пальцев. Вот так. Что теперь тревожит тебя, деточка?
– Ничего, мадам. Только я как будто совсем не я. По-моему, я выгляжу очень странно.
– Эдвард, втолкуй этой глупенькой девочке, что это вовсе не так, – вздохнула миледи.
Эдвард вдруг обнаружил, что похлопывает Леони по руке.
– Моя дорогая, миледи совершенно права, вы выглядите безупречно и очаровательно.
– А, ба! – сказала Леони.
Глава 12
ВОСПИТАННИЦА ГЕРЦОГА ЭЙВОНА
Две недели спустя Леони упражнялась в придворном реверансе перед зеркалом у себя в комнате, когда вошла Фанни и объявила, что наконец-то приехал Эйвон. Леони выпрямилась, не столько грациозно, сколько порывисто.
– Монсеньор! – вскрикнула она и выбежала бы из комнаты, если бы Фанни решительно не преградила ей путь.
– Право же, Леони, так не принимают джентльмена! – сказала миледи. – Бежать вниз точно невоспитанная девочка, с растрепанными волосами, с платьем в беспорядке!..
– Да, но…
– Я настаиваю!
Леони неохотно вернулась и стояла покорно и равнодушно, пока Фанни одергивала ее бледно-розовое платье и причесывала непослушные кудри.
– Леони, противное создание! Где твоя лента?
Леони кротко принесла ее.
– Мне не нравится, как лента тянет волосы, – пожаловалась она. – Уж лучше я…
– Можешь не продолжать! – перебила Фанни сурово. – Я решила, что ты должна быть в полном авантаже. Расправь нижнюю юбку и возьми веер. И если ты посмеешь побежать, забыв про благовоспитанность, мне будет так стыдно…
– Пустите меня! Пожалуйста! Я же готова.
– Тогда следуй за мной, деточка, – вот так! – И Фанни выплыла из комнаты. Спускаясь по лестнице, она давала последние наставления: – Помни! Скромный реверанс, душечка, и протяни ему руку для поцелуя.
При этих словах она открыла дверь гостиной.
– А, ба! – сказала Леони.
Его светлость стоял у окна и смотрел наружу.
– Так моя сестрица не отучила тебя восклицать «ба!», – сказал он и обернулся к ней. Почти минуту он молчал и только смотрел на свою воспитанницу. – Дитя, отлично, – медленно произнес он наконец.
Леони присела в реверансе, торопливо объясняя:
– Я должна это делать. Потому что так велела мадам, а вы сказали, чтобы я все делала, как она будет говорить. Но, монсеньор, лучше бы я просто вам поклонилась! – Она изящно выпрямилась и подошла к нему танцующим шагом. – Монсеньор! Монсеньор! Я думала, вы никогда не вернетесь! Я так рада вас видеть! – Она прижала его руку к губам. – Я была послушной и терпеливой, а теперь вы меня увезете? Ну, пожалуйста!
– Леони!
– Да… но, мадам, я так хочу, чтобы он меня увез.
Эйвон поднял лорнет.
– Угомонись, дитя. Фанни, целую твои руки и стопы. Я почти удивлен чудом, которое ты сотворила.
– Монсеньор, по-вашему, я выгляжу хорошо? – Леони прошлась перед ним на цыпочках.
– Не то слово, дитя мое. Ты больше не Леон.
Она вздохнула и покачала головой.
– А мне бы хотелось по-прежнему быть Леоном, монсеньор, а вы понимаете, что такое – ходить в юбках?
Фанни бросила на нее испепеляющий взгляд и грозно нахмурилась.
– Натурально, я этого не знаю, моя прекрасная воспитанница, – невозмутимо ответил герцог. – Но могу вообразить, что после свободы панталон юбки кажутся стеснительными.
Леони торжествующе обернулась к Фанни.
– Мадам, он это сказал! Вы слышали! Он заговорил о панталонах!
– Леони… Джастин, я не потерплю, чтобы ты поощрял ее оплакивать… ее… ее панталоны, она и без того только это и делает. И не говори, не говори «а, ба!», Леони!
– Ты от нее устала, моя дорогая? Если не ошибаюсь, я предупреждал тебя, что она немножко взбалмошна.
Фанни сразу смягчилась.
– О да, и мы ее нежно любим! Я бы желала, чтобы ты оставил ее у нас подольше.
Леони ухватилась за рукав Эйвона.
– Вы ведь меня не оставите, правда, монсеньор?
Он высвободился.
– Дитя, постарайся быть более вежливой. Можно подумать, что у леди Фанни ты чувствовала себя очень несчастной.
– Да, монсеньор, очень. Нет, не потому, что она не была со мной добра, она была очень-очень добра, но я ведь ваша.
Над ее головой Джастин бросил на сестру насмешливый взгляд.
– Это огорчало тебя, дорогая? Леони, мне кажется, ты права. Я приехал за тобой. Она немедленно расцвела в улыбке.
– Voyons, теперь я счастлива. Куда вы меня увезете, монсеньор?
– В деревню, дитя мое. А, достойнейший Эдвард! Ваш покорный слуга, Эдвард.
Тихо вошедший Марлинг сухо ответил на поклон Эйвона.
– Мне бы хотелось поговорить с вами, Аластейр, если вам будет угодно.
– Но будет ли мне угодно? – задумчиво произнес его светлость. – Без сомнения, вы хотите поговорить со мной о моей воспитаннице?
Эдвард досадливо нахмурился.
– Наедине, сударь.
– Излишне, мой дорогой Эдвард, уверяю вас, – он небрежно погладил щеку Леони одним пальцем. – Мистер Марлинг, без сомнения, предостерег тебя, что я неподходящее общество для юных и… э… невинных, дитя?
– Нет-нет! – Леони вскинула голову. – Я все про это сама знаю. Ведь я не очень невинная, как по-вашему?
– Достаточно, Леони! – поспешно вмешалась Фанни. – Ты выпьешь со мной чашечку чая, Джастин? Леони будет готова сопровождать тебя завтра. Леони, душечка, я оставила в твоей комнате носовой платок. Будь так любезна, принеси его. И Эдварду тоже можно пойти с тобой. Да-да, Эдвард, прошу тебя! – Выдворив их из комнаты, она обернулась к брату. – Что же, Джастин, я сделала то, о чем ты меня просил.
– И превосходно, дорогая моя. Ее глаза заискрились улыбкой.
– И обошлось это не очень дешево.
– Не важно, Фанни.
Она нерешительно посмотрела на него.
– И что теперь, Джастин?
– Теперь я увезу ее в Эйвон.
– С кузиной Филд?
– Можешь ли ты в этом усомниться?
– С легкостью. – Она скривила губы. – Джастин, что ты задумал? У тебя есть какой-то план, я знаю. Но я верю, что ничего дурного ты с Леони не сделаешь.
– Всегда разумнее верить обо мне самому худшему, Фанни.
– Признаюсь, я тебя не понимаю, Джастин. Это несносно!
– Наверное, – согласился он.
Она подошла поближе и сказала нежно:
– Джастин, мне бы так хотелось, чтобы ты открылся мне.
Он взял понюшку табака и звонко защелкнул табакерку.
– Моя дражайшая Фанни, тебе следует научиться укрощать свое любопытство. Тебе должно быть достаточно, что я гожусь в дедушки этому ребенку, Вполне достаточно.
– Отчасти, пожалуй, но я так хочу узнать, какой у тебя план!
– В твоем желании, Фанни, я не сомневаюсь.
– Ты такой противный! – Она обиженно надула губы и тут же улыбнулась. – Джастин, что это за новый каприз? Леони говорит о тебе как о строгом наставнике. Только и слышишь «монсеньор не хотел бы, чтобы я делала это» или «как по-вашему, монсеньор не рассердится?». Так не похоже на тебя, милый!
– Знай я меньше о путях света, то, без сомнения, был бы более снисходительным опекуном, – сказал он. – Но при настоящем положении вещей, Фанни… – Он пожал плечами и извлек из большого кармана веер.
Леони вошла в гостиную, придерживая юбку маленькой ручкой.
– Я не нашла вашего платка, мадам, – начала она, увидела веер Эйвона и нахмурилась. В синих искренних глазах мелькнуло неодобрение.
Эйвон улыбнулся.
– Ты привыкнешь к нему, дитя мое.
– Никогда! – отрезала Леони. – Мне это совсем не нравится!
– Но я им пользуюсь, – прожурчал его светлость, – не для того, чтобы угодить тебе.
– Простите, монсеньор! – произнесла она виновато и поглядела на него из-под ресниц. Неотразимая ямочка дрогнула.
«Она его подцепит, – подумала Фанни. – Слишком уж она обворожительна!»
* * *
Джастин на следующий день отвез свою подопечную в Эйвон в карете в обществе госпожи Филд, чья благодушная глуповатость не внушила Леони ни малейшего уважения. Джастин без труда отгадал впечатление, которое произвела на нее эта дама, и, едва они прибыли в Эйвон, отвел ее в сторону.
– Дом очень хороший, – бодро сказала Леони. – Мне он нравится.
– Я в восторге, что слышу это, – иронично заметил его светлость.
Леони обвела взглядом обшитый дубовыми панелями холл с резными креслами, картинами, гобеленами и галереей, куда вела лестница.
– Может быть, он немножко sombre[57]57
Мрачный (фр.).
[Закрыть], – сказала она затем. – А кто этот джентльмен? – добавила она, с интересом рассматривая рыцарские доспехи.
– Это вовсе не джентльмен, дитя, а шлем, латы и поножи, которые некогда носил один из моих предков.
– Vraiment?[58]58
Правда? (фр.)
[Закрыть] – Она отошла к лестнице и уставилась на старинный портрет. – А это тоже предок, эта глупая женщина?
– Весьма знаменитая, дорогая моя.
– У нее дурацкая улыбка, – заметила Леони. – А почему она знаменитая? Чем?
– Главным образом своими выходками. Что, кстати, напомнило мне, дитя мое, что я хочу поговорить с тобой.
– Да, монсеньор? – Леони теперь разглядывала висевший над камином щит. – «J'y serai»[59]59
Я пребуду (фр.).
[Закрыть]. Это по-французски.
– Твоя сообразительность необыкновенна. Я хочу поговорить с тобой о моей кузине, госпоже Филд.
Леони посмотрела на него через плечо и наморщила нос.
– Можно я скажу, что я думаю, монсеньор?
Он сел на огромный резной стол, поигрывая лорнетом.
– Мне – да.
– Она просто дура, монсеньор.
– Без сомнения. А потому, дитя, ты должна не только терпеливо сносить ее глупости, но и постараться не доставлять ей лишних тревог.
В Леони как будто происходила внутренняя борьба.
– Обязательно, монсеньор? Джастин посмотрел на нее и узнал злокозненные искорки в ее глазах.
– Потому что я так желаю, дитя мое. Прямой носик снова наморщился.
– Ну-у… Eh bien!
– Я так и предполагал, – заметил Эйвон вполголоса. – Ты обещаешь, Леони?
– Нет, не думаю, что обещаю, – уперлась Леони. – Но я попробую. – Она подошла и встала рядом с ним. – Монсеньор, вы очень добры, что привезли меня в это чудесное место и дали мне все, словно я не сестра хозяина харчевни. Благодарю вас, благодарю!
Джастин секунду смотрел на нее, и его губы сложились в странную улыбку.
– Ты считаешь меня образцом всех добродетелей, не так ли, mа fille?[60]60
Моя дочь (фр.).
[Закрыть]
– Вовсе нет, – ответила она откровенно. – Я думаю, что такой вы только со мной. С некоторыми женщинами вы совсем другой. Я не виновата, что понимаю это, монсеньор.
– И все же, дитя мое, ты хочешь остаться со мной?
– Ну конечно! – ответила она с некоторым недоумением.
– Такое неколебимое доверие! – заметил он.
– Конечно, – повторила она.
– Это, – сказал Эйвон, разглядывая перстень на своем пальце, – нечто новое. Интересно, что сказал бы Хью.
– Ну, он опустил бы уголки рта – вот так! И покачал бы головой. По-моему, он иногда бывает не очень умным.
Герцог засмеялся и положил руку ей на плечо.
– Вот уж не думал, ma fille, что обрету воспитанницу настолько в моем вкусе. Молю тебя, постарайся не шокировать госпоясу Филд.
– Но с вами я могу говорить как хочу?
– Ты всегда говоришь только так.
– И вы останетесь здесь?
– Пока. Мне, видишь ли, надо заняться твоим воспитанием. Есть вещи, которым я могу научить тебя лучше, чем другие.
– Чему, par exemple?[61]61
Например (фр.).
[Закрыть]
– Ездить верхом.
– На лошади? Vraiment?
– Это тебе нравится?
– Да, о да! И вы научите меня драться на шпагах, монсеньор?
– Это занятие не для благородных девиц, та fille.
– Но я не хочу все время быть благородной девицей, монсеньор! Если я смогу научиться драться на шпагах, то буду очень стараться научиться всяким глупостям.
Он, улыбаясь, смерил ее взглядом.
– Мне кажется, ты хочешь заключить со мной сделку! Что, если я не стану учить тебя фехтованию?
На ее щеках заиграли ямочки.
– Ну, боюсь, тогда я окажусь очень непонятливой, когда вы будете обучать меня реверансам, монсеньор. Ах, монсеньор, скажите «да»! И пожалуйста, побыстрее! Сюда идет мадам.
– Ты меня вынуждаешь! – Он поклонился. – Я буду учить тебя, бесенок.
Госпожа Филд вошла в холл как раз вовремя, чтобы увидеть, как Леони исполнила грациозное танцевальное па. Почтенная дама сдержанно попеняла ей.
Глава 13
ВОСПИТАНИЕ ЛЕОНИ
Герцог пробыл в Эйвоне больше месяца, и все это время Леони старательно превращалась в благовоспитанную девицу. К счастью, представления госпожи Филд об идеальной барышне не совпадали с представлениями Эйвона. Он нисколько не желал, чтобы его воспитанница сидела, чинно склонясь над вышиванием, – что, пожалуй, было к лучшему, так как после первой же попытки Леони заявила, что ни в коем случае не станет колоть себе пальцы иголкой. Госпожу Филд такой отказ немножко выбил из колеи, а пристрастие Леони к фехтованию огорчило ее еще больше, но она была слишком добродушна и слабовольна, чтобы настаивать, и ограничилась робкими увещеваниями. Она трепетала перед своим сиятельным родственником и, хотя по рождению сама была Аластейр, считала себя гораздо ниже его. Она была достаточно счастлива с мужем, захудалым помещиком со вкусом к сельскому хозяйству, но знала, что браком с ним опозорила себя в глазах семьи. Пока он был жив, это ее не очень смущало, но, после его кончины вернувшись в свой былой круг, она постоянно ощущала, как низко пала по легкомыслию молодости. Эйвона она сильно побаивалась, но ей нравилось жить в его доме. Когда она смотрела на выцветшие гобелены, на бархат газонов, на бесчисленные портреты и скрещенные мечи над дверями, ей вспоминалось славное прошлое Аластейров, и в ее душе звучали почти забытые струны.
А Леони Эйвон-Корт просто заворожил, и она во что бы то ни стало захотела узнать все подробности его истории. Прогуливаясь по садам с Джастином, она слушала, как Хьюго Аластейр, рыцарь Вильгельма Завоевателя, получил тут поместье и построил себе знатное жилище, которое было сровнено с землей в смутные времена короля Стефана; как сэр Родрик Аластейр восстановил отчий дом, получил титул барона и преуспел и как первый граф в царствование королевы Марии снес старое здание, а на его месте воздвиг нынешнее. И она узнала, как пушечные ядра частично разрушили западное крыло, когда граф Генри сражался за короля против узурпатора Кромвеля и при Реставрации был вознагражден за это титулом герцога. Она увидела шпагу покойного герцога, ту самую, которую он в трагическом 1715 году обнажил ради восстановления прав законного короля Якова III, и кое-что услышала про приключения самого Джастина, когда десять лет назад он содействовал делу короля Карла III. Этого периода своей жизни Джастин коснулся лишь мельком, но Леони догадалась, что его участие в этой попытке было тайным и опасным, и еще она научилась называть воинственного человечка на английском троне электором Георгом, потому что настоящим королем был Карл-Эдуард Стюарт.
Учиться у Джастина ей было интересно и весело. В длинной портретной галерее он учил ее танцевать, орлиным взором подмечая малейшую ошибку или неуклюжесть. Госпожа Филд аккомпанировала им на спинете и со снисходительной улыбкой следила, как плавно и величаво они проделывают фигуру за фигурой, а про себя думала, что никогда прежде не видела своего неприступного кузена таким человечным, как теперь, в обществе этой смеющейся шалуньи. Они танцевали менуэт, и предки взирали на них с портретов столь же снисходительно, как и она.
Эйвон заставлял Леони упражняться в реверансах и добился, чтобы она сочетала свою живость с надменным достоинством, свойственным леди Фанни. Он показал ей, как следует протягивать руку мужчине для поцелуя, как обращаться с веером и где наклеивать мушки. Он прогуливался с ней по аллеям, наставляя ее в правилах этикета, пока она не запомнила их до последнего слова. Он потребовал, чтобы она усвоила царственную манеру держаться. Она быстро все схватывала и повторяла перед ним каждый новый урок, получая большое удовольствие и сияя, если заслуживала похвальное слово.
Ездить верхом она уже умела, но только по-мужски, а потому прониклась презрением к дамскому седлу и взбунтовалась. Два дня она мерилась силой с, Эйвоном, но его ледяная вежливость восторжествовала, и на третий день она пришла к нему, опустив голову, и пробормотала:
– Простите, монсеньор, я… я буду ездить боком, как вы хотите.
И они вместе разъезжали по парку, пока она не овладела этим искусством, а тогда начали совершать прогулки по окрестностям, и те, кто видел герцога рядом с этой юной красавицей, обменивались многозначительными взглядами и покачивали головами, потому что им уже доводилось видеть герцога с другими юными красавицами.
Мало-помалу дом, так долго остававшийся без хозяйки, начал обретать более веселый вид. Радостный задорный дух Леони оживил его. Она отдернула тяжелые занавесы, а громоздкие ширмы отправила в кладовые. Окна были открыты зимнему солнцу, и почти незаметно давящая мрачность исчезла. Леони не считалась с царившим тут прежде строжайшим порядком. Она разбрасывала чопорные подушки, передвигала кресла и стулья и оставляла книги на столиках, пропуская мимо ушей шокирующие замечания госпожи Филд. Джастин давал ей тут полную волю, его забавляли ее выходки, ему нравилось слушать, как она отдает распоряжения его вышколенным лакеям. Она, несомненно, умела держаться: пусть ее поведение бывало необычным, но вульгарным – никогда.
Вскоре он начал ее экзаменовать. Однажды он сказал внезапно:
– Предположим, Леони, что я – герцогиня Ку-инсберри и тебя только что мне представили. Покажи, какой реверанс ты сделаешь.
– Но вы же не можете быть герцогиней, монсеньор! – возразила она. – Это смешно! Вы ничуть не похожи на герцогиню! Давайте предположим, что вы герцог Куинсберри.
– Герцогиня. Покажи мне реверанс.
– Вот так: низко-низко, но не так низко, как перед королевой. Я очень хорошо делаю этот реверанс, n'est-ce pas?
– Остается надеяться, что ты не будешь и тогда болтать без умолку. Юбки раздвинь шире и не держи веер так. Покажи еще раз.
Леони кротко подчинилась.
– Очень трудно все сразу помнить, – пожаловалась она. – А теперь поиграем в пикет, монсеньор?
– Немного погодя. А теперь сделай реверанс-мистеру Давенанту.
Она царственным движением расправила юбки и, высоко держа голову, протянула маленькую ручку. Эйвон улыбнулся.
– Хью, наверное, будет изумлен, – заметил он. – Это было очень хорошо, ma fille. Теперь сделай реверанс мне.
Она опустилась низко-низко, потупив голову, и поднесла к губам его руку.
– Нет, дитя мое.
Она выпрямилась.
– Но мне так нравится, монсеньор. У меня получается само собой.
– И неправильно. Повтори – и он не должен быть самым глубоким. А ты склонилась так, как склоняются перед королем. Я же лишь простой смертный, не забывай.
Леони задумалась в поисках подходящего возражения.
– Вот поди же! – произнесла она неопределенно.
Его светлость строго сдвинул брови, но губы у него дрогнули.
–Прошу прощения?
– Я сказала: вот поди же! – кротко ответила Леони.
– Я слышал. – Голос его светлости стал очень холодным.
– Так говорит Рейчел, – вкрадчиво объяснила Леони, глядя на него из-под ресниц. – Она горничная леди Фанни, понимаете? А вам не нравится?
– Нет, не нравится. Я буду рад, если в дальнейшем ты не станешь подражать манере изъясняться горничной леди Фанни.
– Хорошо, монсеньор. Только скажите, что это значит?
– Не имею ни малейшего представления. Это вульгарное выражение. Существует много грехов, ma belle[62]62
Здесь: моя прелесть (фр.).
[Закрыть], но прощения нет только одному. Греху вульгарности.
– Больше я так говорить не буду, – пообещала Леони. – Вместо этого я буду говорить… как это? А! Кровь Христова!
– Умоляю, не вздумай, ma fille! Если уж тебе необходимо прибегать к сильным выражениям, удовлетворись «право же!» или просто «ужас!».
– «Ужас» ? Да, это хорошо. Мне нравится. Только «поди же!» мне нравится больше. Монсеньор не рассердился?
– Я никогда не сержусь, – сказал Эйвон.
Кроме того, он фехтовал с ней. И это ей нравилось больше всего. Для этих уроков она облачалась в мужскую рубашку и панталоны, а способности у нее оказались превосходные: точный взгляд, гибкая кисть. Так что вскоре она овладела начатками этого мужского искусства. Герцог был одним из лучших фехтовальщиков своего времени, но Леони это нисколько не смущало. Он учил ее фехтовать в итальянской манере и преподал ей много хитрых приемов, которые перенял за границей. Внезапно она попробовала применить один из них и, так как герцог оборонялся довольно вяло, отклонила его шпагу и шишечкой на острие своей уперлась в левую сторону его груди под плечом.
– Touchй![63]63
Здесь:укол (фр.).
[Закрыть] – сказал Эйвон. – Неплохо, дитя.
Леони затанцевала от радости.
– Монсеньор, я вас убила! Вы покойник! Вы покойник!
– Ты даешь волю неприличному ликованию, – заметил он. – Я и не подозревал, что ты так кровожадна!
– Но я сделала это так ловко, ведь правда, монсеньор?
– Вовсе нет, – ответил он беспощадно. —Я почти не защищался.
Уголки ее рта поползли вниз.
– Вы мне поддались!
Его светлость смягчился.
– Нет, ты прорвалась сама, ma fille.
Порой он рассказывал ей о великосветском обществе, о том, кто в нем кто и в каком они родстве между собой.
– Во-первых, Марч, – сказал он, – будущий герцог Куинсберри. Ты слышала, как я говорил про него. Во-вторых, Гамильтон, знаменитый благодаря своей жене. Она была одной из сестер Ганнинг – редких красавиц, моя дорогая, которые произвели в Лондоне фурор не так уж много лет назад. Мария Ганнинг вышла за Ковентри. А если тебя интересуют остроумцы, то вот мистер Сел-вин – он поистине неподражаем. И не забудем Хорри Уолпола: он не терпит, чтобы о нем забывали. Живет он на улице Арлингтон, дитя, и когда бы ты туда ни отправилась, можешь быть уверена, что встретишь его. В Бате как будто все еще царит Нэш. Парвеню, дитя, человек, осененный гением, ставший одним из законодателей моды. Бат – его царство. Как-нибудь я свожу тебя туда. Затем мы имеем Кавендишей – герцога Девонширского и его родственников, моя дорогая; а еще Сеймуры, и милорд Честерфилд, которого ты узнаешь по остроумию и черным бровям. Кто еще? Милорд Бат, и Бертинксы, и его светлость герцог Ньюкаслский, довольно прославленный. А если тебя влекут литература и изящные искусства, то к твоим услугам Джонсон, скучнейший педант, – крупный мужчина, моя дорогая, с еще более крупной головой. Но он не стоит твоего внимания. Ему не хватает утонченности. Далее, Колли Сиббер, один из наших поэтов, мистер Шеридан, который пишет пьесы для нас, и мистер Гаррик, который в них играет, и еще десятки других. Из художников мы имеем сэра Джошуа Рейнолдса – возможно, он напишет твой портрет, ну и еще немало других, чьи фамилии выпали у меня из памяти. Леони кивнула.
– Монсеньор, напишите для меня их фамилии, тогда я их запомню.
– Bien. Теперь перейдем к твоей родной стране. Из принцев крови принц Конде, которому теперь, насколько я помню, двадцать лет, a peu prйs[64]64
Чуть больше (фр.).
[Закрыть]. Затем граф д'О, сын герцога Мэнского, одного из сыновей Людовика Четырнадцатого, и герцог де Пентиевр, сын другого такого же отпрыска. Дай собраться с мыслями. Из аристократов – герцог Ришелье, образец истинной учтивости, и герцог де Ноайль, снискавший славу сражением при Дет-тингене, которое проиграл. Затем братья Лоррен-Брионн и герцог Арманьяк. Память мне изменяет. А, да, мосье де Боль-Иль, внук великого Фуке. Ну, он уже старик. Tiens[65]65
[Закрыть], я чуть не забыл досточтимого Шавиньяра, графа де Шафиньи, дитя, моего друга. Ну, я мог бы Здесь: междометие «а!» (фр.). перечислять до бесконечности, но воздержусь.
– И еще мадам де Помпадур, не так ли, монсеньор?
– Я говорил об аристократии, – мягко ответил герцог. – Куртизанок мы к ней не относим. Помпадур – красавица, но безродная, хотя и с кое-каким умом. Моя воспитанница даже думать о таких не должна, ma fille.
– Хорошо, монсеньор, – растерянно пробормотала Леони. – Но, пожалуйста, расскажите еще о ком-нибудь.
