Текст книги "Пир стервятников"

Автор книги: Джордж Р.Р. Мартин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 52 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

– Что такое? – сказал он, и ноги отказали ему. – Ничего не понимаю.

– И не поймешь, – грустно произнес кто-то. Булыжники ринулись ему навстречу. Пейт хотел позвать на помощь, но и голос ему отказал.

Напоследок он успел подумать о Рози.

ПРОРОК

Пророк топил людей на Большом Вике, когда к нему приехали с вестью о смерти короля. Утро было хмурое, холодное, со свинцовым небом и свинцовым морем. Первые трое бесстрашно отдали свои жизни Утонувшему Богу, но четвертый, веривший недостаточно сильно, начал барахтаться, когда ему недостало воздуха. Эйерон, стоя по пояс в воде, схватил голого парня за плечи и окунул с головой.

– Мужайся. Из моря мы вышли, в море вернемся. Открой рот и вкуси благословение бога. Наполни водой свои легкие, чтобы умереть и вновь возродиться. Не борись, это бесполезно.

Парень либо не слышал его под водой, либо совсем потерял веру. Он бился так, что Эйерону пришлось позвать на помощь. Еще четверо утопленников подошли и пособили ему удержать несчастного.

– Бог, утонувший за нас, – воззвал жрец глубоким, как море, голосом, – возроди раба твоего Эммонда из моря, как возродился ты сам. Благослови его солью, благослови его камнем, благослови его сталью.

Парень наконец перестал пускать пузыри, и сила покинула его тело. Эммонд всплыл лицом вниз, бледный, холодный и смирный.

Лишь тогда Мокроголовый заметил, что к утопленникам на усыпанном галькой берегу прибавилось трое всадников. Эйерон узнал старого Спарра, остролицего, с водянистыми глазами – его шамкающий голос был законом в этой части Большого Вика. Старика сопровождали его сын Стеффарион и еще один юноша в темно-красном, подбитом мехом плаще. Плащ заколот черной с золотом пряжкой в виде боевого рога Гудбразеров – стало быть, это один из сыновей Горольда. Жена родила ему трех парней поздно, после целой дюжины дочек, и говорят, что их одного от другого не отличить. Эйерону, впрочем, и дела особого не было до того, кто такой этот – Грейдон, Горменд или Грен.

По команде жреца утопленники, взяв Эммонда за руки и за ноги, вынесли его на берег выше черты прилива. Эйерон шел за ними, прикрытый только набедренной повязкой из тюленьей кожи. Мокрый, весь в мурашках, он вновь ступил на сушу, на холодный песок и обкатанную морем гальку. Один из утопленников подал ему грубый домотканый хитон, выкрашенный в зеленые, синие и серые пятна – цвета моря и Утонувшего Бога. Эйерон оделся и выпростал наружу длинные черные волосы. Сталь ни разу не касалась их с тех пор, как он вышел живым из моря, – теперь они, как рваное покрывало, падали ниже пояса. В них и в косматой бороде запутались водоросли.

Утопленники, став кружком над телом, читали молитвы. Норьен сводил и разводил руки Эммонда, Рас сидел у него на груди. Когда подошел Эйерон, верующие расступились. Жрец развел пальцами холодные губы юноши и дал ему поцелуй жизни – раз, и другой, и третий, пока море не хлынуло у него изо рта. Парень закашлялся, начал плеваться и раскрыл испуганные глаза.

Вот еще один вернулся – говорят, это знак особого расположения Утонувшего Бога. Все другие жрецы время от времени теряют своих прихожан, даже Тарл Трижды Тонувший, которого когда-то считали до того святым, что доверили ему короновать короля. Все, кроме Эйерона Грейджоя, Мокроголового. Он побывал в водяных чертогах самого бога и вернулся на землю, чтобы рассказать о них.

– Встань, – велел он ожившему, хлопнув его по голой спине. – Ты утонул и вернулся к живым. То, что мёртво, умереть не может.

– Но восстает, – зачастил парень, кашляя и отплевываясь. Речь давалась ему с трудом, но так уж устроен мир: чтобы выжить, нужно бороться. – Восстает вновь. – Эммонд, пошатываясь, поднялся на ноги. – Сильнее и крепче, чем прежде.

– Теперь ты принадлежишь богу, – сказал ему Эйерон. Другие утопленники награждали парня дружескими тычками и поцелуями, принимая его в свое братство. Один помог ему надеть пестрый домотканый хитон, другой вручил дубинку, сделанную из плавника. – Ты принадлежишь морю, и море вооружает тебя, – продолжал жрец. – Мы молимся за то, чтобы ты храбро сражался этим оружием против всех врагов нашего бога.

Лишь завершив обряд, он обратил внимание на трех всадников, наблюдавших за всем этим с высоты своих седел.

– Вы приехали, чтобы быть утопленными, милорды?

– Меня уже топили мальчонкой, – ответил Спарр, – и Стеффариона тоже, в день наречения имени.

Эйерон фыркнул. Нет сомнения в том, что Стеффариона вскоре после рождения посвятили Утонувшему Богу. Младенцев при этом окунают в купель с морской водой, едва смочив им волосики. Неудивительно, что Железных Людей, некогда правивших повсюду, где слышался шум прибоя, теперь бьют все и каждый.

– Это не настоящее утопление, – заявил жрец. – То, что не умрет, не может надеяться на возвращение к жизни. Зачем же вы здесь, если не для того, чтобы доказать свою веру?

– Сын лорда Горольда привез вам известие. – Спарр указал на молодого человека в красном плаще. На вид тому было лет шестнадцать, не больше.

– Который из них ты будешь? – спросил его Эйерон.

– Я Горменд. Горменд Гудбразер, с позволения вашей милости.

– Лишь Утонувший Бог может оказать нам милость. Тебя топили, Горменд Гудбразер?

– В день наречения имени. Отец послал меня за вами. Он хочет вас видеть.

– Ну что ж, вот он я. Лорд Горольд может приходить и любоваться мной, сколько ему угодно. – Эйерон взял у Раса кожаный мех со свежей морской водой, откупорил его и отпил глоток.

– Я должен доставить вас в замок, – настаивал молодой Горменд, не сходя с коня.

Боится слезть, чтобы не замочить сапоги.

– Я занят божьим делом. – Эйерон не привык, чтобы мелкие лорды им помыкали.

– К Горольду прилетела птица, – сказал тогда Спарр.

– Мейстерская птица, с Пайка, – подтвердил Горменд.

Черные крылья, черные вести.

– Вороны летают над солью и камнем. Если вам нужно мне что-то сказать, говорите здесь.

– Эта весть предназначена только для твоих ушей, Мокроголовый, – ответил Спарр. – При других я не хочу говорить об этом.

– Эти «другие» – мои утопленники, слуги божьи, как и я сам. У меня нет от них секретов, как и от бога, у чьих священных вод я стою.

Всадники переглянулись.

– Скажи ему, – сказал Спарр. Юноша в красном плаще собрался с духом и брякнул без всяких обиняков:

– Король умер.

Всего два слова, но самое море всколыхнулось, когда он их произнес.

Четверо королей было в Вестеросе, но Эйерон и не спрашивая знал, о ком речь. Железными островами правил Бейлон Грейджой и никто иной. Король умер… как это возможно? И одной луны не прошло, как Эйерон виделся со своим старшим братом, вернувшись после набега на Каменный Берег. Седые волосы Бейлона наполовину побелели, пока его не было, и сгорбился он еще сильнее, чем прежде, но при всем при том совсем не казался больным.

Жизнь Эйерона Грейджоя держалась на двух могучих столпах, и два коротких слова только что подкосили один из них. Теперь у меня остался только Утонувший Бог. Да сделает он меня таким же сильным и неутомимым, как море.

– Расскажите мне, как умер мой брат.

– Его величество упал с моста на Пайке и разбился о скалы внизу.

Твердыня Грейджоев стоит на утесах, торчащих из моря. Ее строения и башни соединяются между собой мостами – и каменными, и веревочными, с настилом из досок.

– Это случилось во время шторма? – спросил Эйерон.

– Да, – сказал юноша.

– Штормовой Бог низверг его в пучину, – объявил жрец. Тысячу тысяч лет между морем и небом идет война. Море породило Железных Людей и рыбу, которая питает их даже зимой, штормы же порождают только горе и скорбь. – Мой брат Бейлон вернул нам былое величие, и это разгневало Штормового Бога. Теперь брат пирует в водных чертогах Утонувшего Бога, и служат ему русалки. Его труд предстоит завершить нам, оставшимся в этой сухой и унылой юдоли. – Жрец снова закупорил пробкой мех с водой. – Я поговорю с твоим лордом-отцом. Далеко ли отсюда до Хаммерхорна?

– Шесть лиг. Вы можете сесть со мной на коня.

– Один скачет быстрей, чем двое. Отдай мне своего коня, и да благословит тебя Утонувший Бог.

– Возьмите моего, – предложил Стеффарион Спарр.

– Нет. У него конь сильнее. Слезай, парень.

Юноша, чуть-чуть поколебавшись, слез и взял коня под уздцы. Эйерон поставил босую темную ногу в стремя и сел. Он не жаловал лошадей – твари с зеленых земель, одно баловство от них, – но необходимость вынуждала его ехать верхом. Черные крылья, черные вести. Он чувствовал, что надвигается шторм, а штормы приносят одно только зло.

– Ждите меня в Пебблтоне, у башни лорда Мерлина, – сказал он утопленникам, поворачивая коня.

Узкая тропа, то и дело исчезавшая под копытами, вела через холмы, леса и каменистые ущелья. Большой Вик, самый крупный из Железных островов, так велик, что из некоторых господских поместий священного моря вовсе не видно. Взять хоть Горольда Гудбразера – его замок стоит в Гольцах, так далеко от царства Утонувшего Бога, как только возможно на островах. Люди Горольда работают в рудниках, глубоко под землей, – кое-кто так и умирает, ни разу не увидав соленой воды. Надо ли удивляться тому, что они и на людей-то мало похожи?

В пути Эйерон думал о своих братьях.

У Квеллона Грейджоя, властителя Железных островов, было девять сыновей. Харлон, Квентон и Донел родились от первой жены, Стонтри. Бейлон, Эурон, Виктарион, Урригон и Эйерон – от второй, из рода Сандерли с Солтклифа. В третий раз лорд Квеллон женился на девице с зеленых земель, которая родила ему хворого и слабоумного сына по имени Робин, о котором лучше забыть. Квентона и Донела, умерших в младенчестве, жрец тоже не помнил, Харлона вспоминал смутно – тот, серолицый, сидел в башне без окон и разговаривал шепотом, а потом и вовсе умолк, когда серая хворь превратила в камень его язык и губы. Когда-нибудь мы попируем в чертогах Утонувшего Бога, думал Эйерон, – мы четверо и Урри.

Девять сыновей родилось от Квеллона Грейджоя, но только четверо из них дожили до взрослых лет. Таков этот холодный край, где мужчины рыбачат в море, копают землю и умирают, а женщины рожают в муках недолговечных детей. Эйерон – последний и самый слабый из четырех кракенов [1]1
  Кракен – гигантский кальмар, эмблема дома Грейджоев.


[Закрыть], Бейлон – самый старший и самый отважный, живший ради того, чтобы вернуть островитянам древнюю славу. В десять лет он взобрался по Кремневым Утесам к проклятой башне Слепого Лорда, в тринадцать ворочал веслом и плясал боевой танец не хуже, чем взрослый мужчина. В пятнадцать он отплыл с Дагмером Щербатым на Ступени, где пиратствовал все долгое лето. Там он впервые убил и взял себе первых двух морских жен. В семнадцать Бейлон стал капитаном собственного корабля. Настоящий старший брат, всегда смотревший на Эйерона презрительно. «Я был слаб и грешен, – думал Эйерон, – ничего другого я не заслуживал». Лучше, когда тебя презирает Бейлон Смелый, чем когда тебя любит Эурон Вороний Глаз. Годы и беды ожесточили Бейлона, но они же придали ему железную решимость, в которой никто с ним сравниться не мог. Он родился сыном лорда, а умер королем от руки ревнивого бога. Теперь его не стало, и надвигается шторм, которого еще не ведали острова.

Уже давно стемнело, когда жрец увидел вдали железные укрепления Хаммерхорна, когтями вцепившиеся в восходящий месяц. Камни для постройки замка Горольда добывали из того же утеса, на котором замок стоял. Ниже его стен зияли черными беззубыми ртами пещеры и входы в старые рудники. Железные ворота Хаммерхорна уже заперли на ночь. Эйерон стучал в них камнем, пока ему не открыли.

Юноша, впустивший его, как две капли воды походил на Горменда, у которого жрец забрал коня.

– Ты кто? – спросил его Эйерон.

– Грен. Отец ждет вас.

В зале, сыром и мрачном, гуляли сквозняки. Одна из дочерей Горольда подала Эйерону рог с элем, другая поворошила слабый огонь, дающий больше дыма, чем тепла. Сам Горольд Гудбразер разговаривал с худощавым человеком, одетым в серое, с цепью из многих металлов на шее, – мейстером Цитадели.

– А Горменд где? – спросил Горольд при виде нового гостя.

– Он вернется пешком. Отошли своих женщин, милорд, и мейстера тоже. – Эйерон не любил мейстеров. Их вороны – создания Штормового Бога, а их лекарскому искусству он перестал доверять после случая с Урри. Ни один настоящий мужчина не выберет подневольную жизнь и не наденет на себя цепь служителя.

– Гизелла, Гвин, оставьте нас, – приказал Гудбразер. – Ты тоже, Грен. Мейстер Маренмур останется здесь.

– Пусть он тоже уйдет, – настаивал Эйерон.

– Это мой дом, Мокроголовый, и не тебе в нем распоряжаться. Мейстер останется.

Он живет слишком далеко от моря, подумал Эйерон.

– Тогда уйду я, – сказал он и пошел прочь. Тростник на полу шуршал под растрескавшимися подошвами его босых черных ног. Как видно, он зря проделал весь этот путь.

Он уже почти добрался до двери, когда мейстер откашлялся и сказал:

– На Морском Троне сидит Эурон Вороний Глаз. Мокроголовый, охваченный внезапным холодом, обернулся.

Вороний Глаз сейчас должен быть за полмира отсюда. Бейлон отослал его прочь два года назад и поклялся, что тот не будет жить, если вернется.

– Говори, – хрипло произнес жрец.

– Он прибыл в Лордпорт на другой день после кончины короля и потребовал себе замок и корону как старший из братьев Бейлона, – заговорил Горольд. – Теперь он рассылает воронов, созывая капитанов и лордов со всех островов на Пайк. Они должны склонить перед ним колено и присягнуть ему как своему королю.

– Нет, – не задумываясь над своими словами, возразил Эйерон. – Только благочестивый человек может сидеть на Морском Троне. Вороний Глаз не поклоняется ничему, кроме своей гордыни.

– Ты был недавно на Пайке и виделся с королем, – заметил Гудбразер. – Говорил он тебе что-нибудь о порядке престолонаследия?

Да, говорил. Они вели этот разговор в Морской башне. Ветер выл за окнами, волны плескались внизу. Бейлон в отчаянии понурил голову, услышав от Эйерона рассказ о своем последнем оставшемся в живых сыне. «Волки сделали его слабым, как я и боялся, – сказал король. – Молю бога, чтобы его убили и он не стоял больше на пути у Аши». На этот счет Бейлон был слеп: он видел себя в своей буйной, упрямой дочери и верил, что она станет его наследницей. Он заблуждался, и Эйерон пытался разубедить его. «Ни одна женщина, даже такая, как Аша, не будет править Железными Людьми», – заявил он, но Бейлон был глух к тому, чего не желал слышать.

Не успел Эйерон ответить Гудбразеру, мейстер снова заговорил:

– Морской Трон по праву принадлежит Теону – или Аше, если принц умер. Таков закон.

– Закон зеленых земель, – презрительно бросил Эйерон. – Что он для нас? Мы Железные Люди, сыны моря, избранники Утонувшего Бога. Ни одна женщина и ни один нечестивец не могут быть нашими правителями.

– Ну а Виктарион? – спросил Горольд. – Он командует Железным Флотом. Будет ли он претендовать на трон, Мокроголовый?

– Эурон старше… – начал было мейстер, но Эйерон утихомирил его одним взглядом. В рыбачьих деревнях и в господских замках от взгляда Мокроголового девицы падали в обморок, а дети с визгом кидались к матерям – что уж говорить о рабе с цепью на шее.

– Эурон старше, зато Виктарион набожнее, – сказал жрец.

– Значит, между ними будет война? – спросил мейстер.

– Железные Люди не должны проливать кровь Железных Людей.

– Достойное убеждение, Мокроголовый, – вмешался Гудбразер, – но твой брат не разделяет его. Он утопил Сейвина Ботли за слова о том, что трон по праву принадлежит Теону.

– Если его утопили, крови не пролилось, – заметил Эйерон. Лорд и мейстер переглянулись.

– Мне нужно отправить на Пайк ответ, и скоро, – сказал Гудбразер. – Дай мне совет, Мокроголовый: признавать нового короля или нет?

Я видел шторм, и его имя – Эурон Вороний Глаз,подумал Эйерон, запустив пальцы в бороду.

– Не отвечай пока ничего. Мне нужно помолиться.

– Сколько бы вы ни молились, закон от этого не изменится, – упорствовал мейстер. – Законный наследник – Теон, а следом за ним идет Аша.

– Молчать! – взревел Эйерон. – Слишком долго на островах слушали блеяние цепных мейстеров о зеленых землях и тамошних законах. Пора нам снова прислушаться к морю. Пора прислушаться к голосу бога. – Его собственный голос в дымном зале гремел так властно, что ни Горольд, ни его мейстер не осмелились возразить. Утонувший Бог со мной,подумал Эйерон. Он указывает мне путь.

Гудбразер предложил ему заночевать в замке, но жрец отказался. Он редко спал в замках, тем более так далеко от моря.

– Я обрету кров в подводных чертогах Утонувшего Бога. Мы рождены для страданий, и они придают нам силу. Мне нужен только свежий конь, чтобы доехать до Пебблтона.

Гудбразер охотно предоставил ему коня и послал своего сына Грейдона показать жрецу кратчайшую дорогу к морю. Рассвет еще не настал, когда они выехали, но крепкие кони даже в темноте ступали уверенно. Эйерон, закрыв глаза, прочел тихую молитву и вскоре начал дремать в седле.

«Урри», – промолвил он, услышав скрип ржавых дверных петель, и очнулся. Здесь нет двери, нет Урри. Топорик, летящий по воздуху, отсек Урри половину пальцев на руке в четырнадцать лет, когда он плясал боевой танец. Отец со старшими братьями тогда ушел на войну. Третья жена лорда Квеллона была урожденная Пайпер из Замка Розовой Девы, с большой мягкой грудью и карими глазами лани. Вместо того чтобы лечить Урри по-старому, огнем и морской водой, она прибегла к помощи своего мейстера, который клялся, что пришьет отрубленные пальцы назад. Он в самом деле пришил их и стал пользовать Урри своими травами да примочками. Но кисть руки омертвела, началась горячка. Пришлось мейстеру отпилить напрочь всю руку, но было уже поздно.

Лорд Квеллон так и не вернулся домой из того последнего похода – Утонувший Бог по милости своей взял его к себе в море. Вместо него вернулся молодой лорд Бейлон с братьями Эуроном и Виктарионом. Услышав о том, что случилось с Урри, Бейлон кухонным тесаком отрубил мейстеру три пальца и велел своей мачехе пришить их. Травы с примочками помогли мейстеру не больше, чем Урри. Он умер в мучениях, а третья жена лорда Квеллона вскоре последовала за ним, родив мертвую дочь. Эйерон порадовался этому. Тот танец они плясали вместе, как подобает братьям, и топорик, искалечивший Урри, принадлежал ему.

Годы после смерти Урри он до сих пор вспоминал со стыдом. В шестнадцать лет он полагал себя мужчиной, но на деле был ходячим винным бурдюком. Он пел и плясал (хотя топора больше никогда не брал в руки), он кривлялся, насмешничал и скоморошничал. Он играл на волынке, жонглировал, скакал верхом и мог выпить больше, чем все Винчи, Ботли и половина Харло. Утонувший Бог каждому дает какой-то талант, дал и ему: Эйерон Грейджой умел пускать струю дольше и дальше всех, что доказывал на каждом пиру. Однажды он поставил свою ладью против стада коз, поспорив, что за один раз погасит этим очаг. Спор он выиграл и целый год объедался козлятиной, а ладью назвал «Золотой шторм», хотя Бейлон грозился повесить его на мачте, узнав, чем братец вознамерился украсить нос своего корабля.

«Золотой шторм» затонул у Светлого острова во время первого восстания Бейлона, перерезанный пополам мощной боевой галеей «Ярость». Станнис Баратеон заманил Виктариона в ловушку и расколотил весь Железный Флот. Но бог пощадил Эйерона и вынес его на берег. Рыбаки взяли его в плен, заковали в цепи, привели в Ланниспорт, и остаток войны он провел в подземельях Бобрового Утеса, доказывая, что кракены способны пускать струю дольше и дальше, чем львы, вепри и куры.

Тот человек теперь умер. Утонув и возродившись из моря, Эйерон стал пророком Утонувшего Бога. Ни один смертный больше не вызывает в нем страха… и ночная тьма тоже, и воспоминания, что служат душе костяком. Скрип заржавленных дверных петель… Эурон вернулся опять, но это ничего. Он теперь жрец, Мокроголовый, избранник бога.

– Неужели у нас будет война? – спросил Грейдон Гудбразер, когда солнце осветило холмы. – И брат пойдет на брата?

– Если будет на то воля Утонувшего Бога. Не может нечестивец сидеть на Морском Троне. – Вороний Глаз, само собой, без борьбы не уступит, и ни одна женщина, даже Аша, не сможет его победить. Женщины созданы для собственных битв на родильном ложе. От Теона, если он жив, тоже толку мало – мальчишка только и может, что дуться или улыбаться. В Винтерфелле он, правда, показал себя, но Вороний Глаз – не мальчик-калека. Палубы его корабля выкрашены красным, чтобы пролитая кровь не бросалась в глаза. Виктарион. Вот кто должен стать королем, иначе шторм никого не оставит в живых.

Грейдон оставил его, когда взошло солнце, – юноше предстояло сообщить о смерти короля своим родственникам в Расселине, Вороньем Шпиле и Мертвом Озере. Эйерон поехал дальше один, поднимаясь на холмы и спускаясь в долины по каменистой тропе, которая по мере приближения к морю становилась все более широкой и наезженной. В каждой деревне и в каждой усадьбе мелкого лорда он останавливался, чтобы произнести проповедь.

– Из моря мы рождены и в море вернемся, – говорил он. Его голос, глубокий, как океан, гремел, как прибой. – Штормовой Бог в гневе своем низверг Бейлона со скал, и теперь он пирует в чертогах Утонувшего Бога. Бейлон умер! – воздевая руки, вещал Эйерон. – Король умер, но он вернется! То, что мертво, умереть не может – оно лишь восстает вновь, сильнее и крепче, чем прежде. Король восстанет!

Некоторые из тех, кто его слышал, бросали свои кирки и мотыги и шли за ним. Когда он услышал шум волн, за его конем следовали около дюжины человек, просветленных богом и возжелавших утопления.

В селении Пебблтон жили несколько тысяч рыбаков, чьи хижины лепились вокруг приземистого дома-башни с маленькой башенкой на каждом углу. Двадцать утопленников Эйерона раскинули на сером песчаном берегу свои шалаши из плавника и тюленьих шкур. Их руки, загрубевшие от соли, от сетей и лесок, от весел, кирок и топоров, теперь держат прочные, как железо, палицы, которыми снабдил их сам бог из своего подводного арсенала.

Укрытие для жреца поставили чуть выше черты прилива. Благополучно утопив новообращенных, он благодарно залез туда. «О мой бог, – молился он, – поговори со мной в рокоте волн и скажи мне, что делать. Капитаны и лорды ждут твоего слова. Кто будет у нас королем после Бейлона? Пусть кит, великан морей, пропоет мне его имя. Скажи мне, о подводный наш властелин, у кого есть сила сразиться со штормом на Пайке?»

Поездка в Хаммерхорн утомила его, но жрец не находил покоя в своем шалаше, крытом черными водорослями. Тучи закрыли луну и звезды. Над морем лежала тьма, как и у него на душе. Бейлон выбрал бы Ашу, плоть от плоти своей, но женщина не может править Железными Людьми. Здесь нужен Виктарион. Девять сыновей было у Квеллона Грейджоя, и Виктарион самый сильный из них, настоящий бык, бесстрашный и верный долгу. Вот то-то и оно. Младший брат должен повиноваться старшему, а Виктарион не такой человек, чтобы пойти против обычая. Хотя Эурона он невзлюбил уже давно, после смерти той женщины.

За храпом утопленников и воем ветра он слышал, как бьются о берег волны – молот бога, зовущего его на битву. Эйерон вылез из шалаша на холод, обнаженным постоял на ветру – бледный, высокий, костистый – и вошел в соленое черное море. Вода обжигала холодом, но он даже не поморщился, принимая ласку своего бога. Волна ударила его в грудь и повалила, следующая разбилась над его головой. Он чувствовал соль на губах. Бог окружал его со всех сторон, и его величавая песнь звенела в ушах Эйерона. Девять сыновей родилось от Квеллона Грейджоя, и он был самым ничтожным из них, слабым и боязливым, как девочка. Но тот человек утонул, и бог дал силу вышедшему из моря. Холодное море обнимало его, пронизывало до костей слабую человеческую плоть. Кости… Кости души. Кости Бейлона и Урри. Правда заключена в костях, ибо плоть разлагается, а кость остается. Кости чертогов Серого Короля до сих пор стоят на холме Нагги.

Эйерон Мокроголовый, бледный, костистый и дрожащий, вышел на берег мудрее, чем был, когда входил в море. Он нашел ответ в своих костях, и путь открылся ему. Было так холодно, что его тело точно дымилось, когда он шел назад к шалашу, но в его сердце пылал огонь, и он в кои-то веки заснул сразу, не слыша больше скрипа заржавленных петель.

Когда он проснулся, стоял ясный ветреный день. Эйерон утолил голод похлебкой из моллюсков и водорослей, состряпанной на костре. Как только он доел, к нему из башни с полудюжиной стражников вышел Мерлин.

– Король умер, – сказал лорду Мокроголовый.

– Да. Ко мне прилетала птица. А теперь еще одна прилетела. – Лысый дородный Мерлин одевался в меха и бархат, как это заведено у лордов зеленых земель. – Один ворон вызывает меня на Пайк, другой – в Десять Башен. У вас, кракенов, много щупальцев – так и норовите человека на куски разорвать. Что скажешь ты, жрец? Куда я должен отправить свои ладьи?

– В Десять Башен, говоришь? – нахмурился Эйерон. – Кто из кракенов вызывает тебя туда? – Десять Башен были поместьем лорда Харло.

– Принцесса Аша. Они направила свои паруса к дому. Чтец рассылает воронов, созывая всех ее друзей к Харло. По его словам, Бейлон желал, чтобы на Морском Троне сидела она.

– Утонувший Бог сам решит, кому сидеть на Морском Троне. Стань на колени, чтобы я мог благословить тебя. – Лорд Мерлин повиновался, и Эйерон, откупорив свой мех, полил соленой водой ему на лысину. – Бог, утонувший за нас, возроди раба своего Мелдреда из моря. Благослови его солью, благослови его камнем, благослови его сталью. – Вода, стекая по толстым щекам Мерлина, намочила его бороду и мантию на лисьем меху. – То, что мертво, умереть не может – оно лишь восстает вновь, сильнее и крепче, чем прежде. – Лорд встал, и Эйерон сказал ему: – Останься и послушай, чтобы передать слово божье другим.

Мокроголовый взошел на гранитный валун, о который разбивались волны, чтобы все его ученики могли видеть и слышать его.

– Из моря мы вышли и в море вернемся, – начал он в сотый раз. – Штормовой Бог в гневе своем низверг Бейлона со скал, и теперь он пирует в подводных чертогах. – Жрец воздел руки к небу. – Железный король умер, но он вернется! Ибо то, что мертво, умереть не может, но восстает вновь, сильнее и крепче прежнего!

– Король восстанет! – хором отозвались утопленники.

– Он восстанет, ибо должен восстать. Но кто он? – Эйерон помолчал, но ответили ему только волны. – Кто будет нашим королем?

Морские палицы застучали одна о другую.

– Мокроголовый! – вскричали утопленники. – Эйерон наш король!

Жрец покачал головой.

– Если отец дает одному сыну топор, а другому невод, кого он предназначает в воины?

– Топор для воина, – ответил Рас, – невод для рыбака.

– Верно. Бог увлек меня глубоко под воду и утопил никчемного бездельника, которым я был. Вернув меня назад, он дал мне глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, и голос, чтобы нести его слово людям. Он сделал меня своим пророком, дабы я учил истине тех, кто забыл ее. Я не создан для того, чтобы сидеть на Морском Троне… как не создан и Эурон Вороний Глаз. Я слышал бога, и он говорит: «Не будет нечестивец сидеть на моем троне!»

Мерлин скрестил руки на груди.

– Кто же тогда? Аша? Или Виктарион? Скажи нам, жрец!

– Утонувший Бог скажет вам кто, но не здесь. – Эйерон протянул палец к жирному белому лицу Мерлина. – Вопрошайте не меня и не законы людские – вопрошайте море. Подними паруса, милорд, опусти весла на воду и отправляйся на Старый Вик вместе с другими капитанами и лордами. Не на Пайк, чтобы склониться перед нечестивым, и не на Харло, чтобы строить козни вместе с женщиной. Правь к Старому Пайку, где стоят чертоги Серого Короля. Именем Утонувшего Бога велю вам: покиньте ваши дома, покиньте хижины и замки и придите на холм Нагги, чтобы собрать там вече!

– Вече? – изумился Мерлин. – Его не созывали уже…

– Слишком долго! – гневно выкрикнул Эйерон. – Но на заре времен Железные Люди всегда прибегали к нему, останавливая свой выбор на самом достойном. Пора нам вернуться к старому закону – он, и только он, вернет нам былую славу. На вече в свое время избрали Урраса Железную Ногу и увенчали его короной из плавника. И Сайласа Плосконосого, и Харрага Седого, и Старого Кракена. Король, избранный на этот раз, завершит дело, начатое Бейлоном, и отвоюет нашу свободу. Повторяю вам: плывите не на Пайк и не на Харло, но на Старый Вик. Ступайте к Нагге, к чертогам Серого Короля. Там, в этом священном месте, когда луна утонет и вновь возродится из моря, изберем мы себе достойного, благочестивого короля. – Жрец снова воздел высоко свои костлявые руки. – Внемлите волнам! Внемлите голосу бога! Он говорит нам: «Да не будет у вас короля, кроме избранного!»

Утопленники взревели и застучали палицами.

– Вече! Вече! – кричали они. – Да не будет короля, кроме избранного! – Они подняли такой шум, что Вороний Глаз, не иначе, слышал его на Пайке, а злобный Штормовой Бог – в своих облачных чертогах. И Эйерон Мокроголовый знал, что поступил правильно.