355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джордж Шаллер » Год под знаком гориллы » Текст книги (страница 6)
Год под знаком гориллы
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 11:24

Текст книги "Год под знаком гориллы"


Автор книги: Джордж Шаллер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Гора Чабериму

Человек, находящийся на плоскогорье, расположенном к западу от озер Киву и Эдуарда, чувствует себя так, словно он живет не на земле, а в воздухе. Климат здесь умеренный и, даже когда полуденное солнце стоит прямо над головой, дышится легко. В этих горах поселилось много европейцев. Они выращивают чай и белоцветный пиретрум, из которого делают порошок против насекомых. На зеленых лугах пасутся стада коров гольштейнской и фризской пород и другой молочный скот.

Еще недавно на месте этих лугов шумел лес и в нем бродили гориллы. Плоскогорье покрыто толстым слоем плодородной земли. Здесь можно заниматься постоянным земледелием. Большая часть первоначальной растительности уже уничтожена; от нее остались только небольшие участки высоко на холмах или в лесных заповедниках. Однако местное население, и европейское и африканское, отвоевывает под поля земли, лежащие все выше и выше по склонам холмов. Однажды, когда Док и я в поисках горилл обследовали холмы к западу от Букаву, мы, отъехав уже много миль от ближайшего жилья, остановились у конца проселочной дороги. Вокруг были заросли бамбука. Здесь, на высоте девяти тысяч футов над уровнем моря, мы дрожали от пронизывающего холода. Неожиданно перед нами открылось обработанное поле, на нем стояла дощатая хижина. День был пасмурный, ледяной ветер гнал обрывки облаков над самой землей. В этом неприветливом уголке поселилась фламандская семья – муж с женой и тремя маленькими дочерьми, несмотря на то что бельгийское правительство не слишком поощряло таких постоянных поселенцев. Нас угостили кофе, и мы выпили его, стоя у печки. Семья пробовала разводить здесь свиней, но это им не удалось. Сейчас их судьба целиком зависела от урожая турнепса.

В этих горах много миссий – импозантных кирпичных зданий, возвышающихся на вершинах холмов. По бокам их жмутся туземные деревушки. Католики, баптисты, адвентисты седьмого дня сменяли друг друга пестрой чередой. Некоторые из этих религиозных групп враждуют друг с другом. Авторитет христианской церкви в Африке сильно упал благодаря той крайней нетерпимости, с которой одна секта относится к другой. Значительное предпочтение оказывалось католическим миссиям, и с 1925 по 1945 год только они и получали субсидии на содержание школ.

В середине мая Джинни поехала в Родезию навестить своих друзей. Док, Кей и я остались вести наблюдения над гориллами на горе Чебериму и в ее окрестностях. Гора Чабериму возвышается на десять тысяч футов. Хотя граница Парка Альберта в одном месте отступает от берегов озера Эдуарда, с тем чтобы включить в свои пределы гору Чабериму, эта часть заповедника редко посещается администрацией парка. За последние годы только доктор Вершурен провел здесь несколько дней. 16 мая мы подошли к Чабериму с запада, со стороны деревни Мазерека. Наши носильщики шли впереди, весело перекликаясь с женщинами, работающими на полях. Земля здесь богатая, зеленая, всюду поля бобов, картофеля, гороха и пшеницы. Маленькие возделанные участки поднимались на склоны холмов по линиям контурной пахоты. Каждая терраса отделялась от другой живой изгородью пеннисетума красного (слоновьей травы); это препятствует эрозии почвы. Деревушки лепились по гребням холмов, и каждая круглая хижина налезала на свою соседку, словно опасаясь упасть без ее поддержки. Лес в этом районе был уже давно сведен, и только рощицы австралийской длиннолистной акации росли в защищенных от ветра оврагах, над которыми лениво кружили бурые змееяды. Контурное земледелие было введено здесь под нажимом бельгийцев. По их же распоряжению разбросанные в беспорядке хижины были собраны в деревушки, а отхожие места построены ниже уровня жилых хижин.

Гора Чабериму виднелась впереди, вся окутанная темными тучами, возвещавшими нам, какова будет погода в ближайшие две недели. После четырехчасового перехода мы достигли бамбуковой рощи. Пошел дождь. Земля была мягкая, устланная листьями и невероятно скользкая. Балансируя, чтобы не потерять равновесие, мы перебрались по камням через реку Кибио. Вниз по течению река уходила в темный тоннель, образованный склонившимися бамбуковыми стволами, и текла дальше, к реке Конго, а потом в океан. Мы долго карабкались вверх по склонам Чабериму и наконец добрались до небольшой лужайки в зарослях бамбука. Один раз доктор Вершурен уже разбивал здесь лагерь, мы решили последовать его примеру. Мы окопали небольшую площадку, носильщики вырубили несколько шестов, воткнули их в землю, затем связали гибкими корнями и лианами, и таким образом получились примитивные стены. Сверху был натянут брезент, а деревянные ящики служили полками для продовольствия. Расщепленные стволы бамбука были нам сиденьями. Док поставил себе отдельную палатку. Кей и я натянули гамаки между толстыми стволами подокарпусов, бросавших тень на наш лагерь.

Доктор Вершурен послал с нами двух африканцев из своего обслуживающего персонала, хорошо знакомых с этой местностью. Киеко, спокойный, приветливый мальчик, с застенчивой улыбкой, должен был заготовлять топливо, мыть посуду и исполнять другую работу в лагере, а Кристоф был обязан договариваться с носильщиками и быть переводчиком – он знал с десяток французских слов. Я немедленно почувствовал к нему антипатию, увидев, с каким нахальным видом он командует другими африканцами и как пресмыкается и скулит, говоря с нами. Несколько парковых сторожей, на которых лежала охрана границ парка от браконьеров и порубщиков, появились из леса. Они устроили себе навес на склоне горы, выше нашего лагеря.

В последующие дни мы пытались наблюдать горилл в типичных условиях бамбукового леса, бродили по лесу вместе и по одиночке, в поисках гнезд и остатков пищи. Было найдено около восьмидесяти пяти гнезд, из них приблизительно треть была на земле, остальные на верхушках бамбуков, иногда в десяти футах над землей. Мы слышали рев горилл, слышали, как они бьют себя в грудь, но не видели их даже мельком. Все время мы ходили промокшие до нитки. Одежда так и не высыхала на влажном воздухе. С деревьев непрестанно капало, а каждое неосторожное прикосновение к стволу бамбука вызывало целый водопад ледяных капель. Наш лагерь был настоящим болотом. И все же непонятно, каким образом минуты величайших неудобств нередко оставляют приятные воспоминания. Помню, как однажды вечером Док и я, промокшие до костей, плелись, спотыкаясь, по извивающейся тропе, проложенной слонами, и продирались сквозь лианы. Мы торопились попасть в наш лагерь до наступления темноты. Совершенно изнемогающие, мы наконец добрались до нашего пристанища. В ожидании нас Кей приготовила горячее какао. Мы с благодарностью выпили его, сели у костра и грелись до тех пор, пока от наших штанов не повалил пар и мы не перестали дрожать.

Изредка выпадали солнечные утра. Тогда роса блестела на листве деревьев, а желто-зеленый бамбук приобретал такой мягкий, бархатистый оттенок, что мне хотелось встать и погладить рукой окружающие холмы. Снопы солнечного света косо падали на землю между стволами деревьев. Яркость лучей подчеркивала приглушеннее краски леса. Я любил неподвижно стоять и слушать молчание. Очень немногие птицы живут в бамбуковых рощах, и лишь изредка порывы ветра шелестят в листве над головой. Иногда мы взбирались на плоскую вершину горы и оттуда смотрели на долину в ущелье; она всегда сияла на солнце, даже когда у нас шел дождь.

Прожив с неделю, Док покинул нас и отправился искать горилл в горах, расположенных южнее. Небо было по-прежнему свинцовым, и Кей проводила большую часть времени в нашем унылом лагере. Она готовила еду и делала снимки; на ней также лежала неблагодарная задача сушить по одной, прямо у костра, гербарные рамки с образцами растений. Поскольку я предпочитал ходить на поиски горилл в одиночестве (таким образом, можно было избежать споров о том, в каком направлении идти и когда возвращаться домой), африканцам в нашем лагере работы было мало. Кристоф был превосходный рассказчик, и все свое увлекательное повествование он играл, как актер, и даже давал ему звуковое сопровождение. Остальные слушали его рассказы, затаив дыхание, прерывая их только смехом или стонами. Искусство слушать нами почти утеряно, его сохранили разве только дети. Неграмотные африканцы обладают им в полной мере. Иногда они поют бесконечные песни, к которым добавляют новые куплеты на злободневные темы. Киеко записал для Кей несколько стихов на том наречии суахили, на котором говорят в его родной местности. Это наречие много проще и менее сложно в грамматическом отношении, чем суахили, на котором говорят на востоке. Вот один из куплетов:

«Карисимби, Микено и Сабинио – горы мокрые и холодные. Ньярогонго – это гора огня. Говорят, что на горе Чабериму можно видеть горилл. Нам надоело искать этих горилл, потому что они существуют только в уме у сторожей. Мир нашей матери, мир нашему дому, тем, кто родился в Ручуру».

Не раз утверждалось, что гориллы живут главным образом в бамбуковых зарослях и предпочитают это растение всем другим. На самом же деле, бамбук покрывает лишь небольшую часть горного хребта – место обитания горилл. Мы обнаружили, что обезьяны предпочитают поедать нежные белые побеги, при помощи которых бамбук размножается. Хотя мы и собрали на горе Чабериму и вокруг нее образцы девятнадцати растений, употребляемых гориллами в пищу, все же в то время года, когда мы там были, бамбуковые побеги составляли основное питание обезьян. Даже экскременты животных стали мягкими, потому что в молодых побегах нет грубой клетчатки, придающей калу твердость. После обследования ряда бамбуковых рощ в разное время года мы убедились в том, что побеги этого растения появляются в определенные сезоны, как правило в период дождей, а в засушливые месяцы их почти нет. Если же отсутствуют молодые бамбуковые побеги, гориллы вынуждены искать другую пищу, а ее часто бывает мало. Таким образом, даже небогатые пищей бамбуковые леса становятся излюбленным местом пребывания горилл.

Я еще не был в северной части массива Чабериму; чтобы попасть туда, нужно было провести ночь в пути. 25 мая я отправился к северу через поля и деревни, чтобы сократить путь до леса, лежащего на обратном пути в лагерь. В этой стране, где чиновники редко покидают свои конторы и еще реже путешествуют в стороне от больших дорог, я, одиноко бредущий белый человек с поклажей за плечами, казался полнейшей загадкой для обитателей деревушек. Они толпились на порогах своих хижин, молчаливо разглядывая меня: к чужим они относятся с подозрением. Ребятишки бежали за мной, хихикая и пересмеиваясь, подбивая друг друга подойти поближе. Если я вдруг останавливался и оглядывался на них, они с визгом убегали, и только их худенькие коричневые ножонки мелькали, как спицы в колесе. Постепенно это превращалось в какую-то игру, и все увеличивающаяся орава ребятишек бежала вслед за мной по холмам, пока я не исчез в зарослях бамбука.

Вскоре после того как я вошел в лес, раздался характерный звук «пок-пок-пок». Это самец с серебристой спиной бил себя в грудь. Направление, по которому двигались животные, можно было определить по ямкам в земле, вырытым ими, чтобы добраться до основания молодых бамбуковых побегов, и по обломанным стеблям с объеденными верхушками. Обезьяны двигались быстро, и пришлось отказаться от мысли идти за ними.

Выглянуло солнце, и я, присев у дерева на маленькой, поросшей травой горной полянке, принялся за обед, состоящий из галет, сыра, шоколада и сушеных фруктов. Дальше в лесу, на другой поляне, мне встретилась ловушка для голуболицых мартышек, красивых обезьянок с серовато-черным телом, черными ногами и хвостом. Через полянку был перекинут бамбуковый мост. Чтобы не спускаться на землю, обезьяны обязательно побегут по нему. Один согнутый шест с прикрепленной к нему ловушкой был положен так, что животное неизбежно должно было на него наступить и нажать деревянную палочку. В следующее мгновение ловушка срабатывала и душила животное.

Обнаружив эти признаки браконьерской деятельности, я стал внимательнее смотреть под ноги и по сторонам. Несколько дней тому назад я вместе с парковым сторожем шел по зарослям бамбука, несколько южнее границы парка. Вдруг я увидел тонкую лиану, натянутую поперек тропы, футах в пяти от земли. Я шел первым. Остановившись, стал оглядываться по сторонам, стараясь понять, почему здесь эта лиана. Взглянув наверх, увидел, что в футах двадцати надо мной, на дереве, лежит шестифутовое бревно, весом не менее ста фунтов, а на одном его конце укреплено острое железное копье, направленное прямо на мою голову. Это была ловушка для слонов. Слон, идя ночью по тропе, разрывает лиану, и копье, падая, вонзается ему в спину со всей силой тяжести бревна, к которому оно прикреплено.

Я шел вдоль гребня горы по одной из многочисленных слоновьих троп, которые пересекают бамбуковые заросли. Скоро стали попадаться свежие следы слонов. Отчетливо виднелись отпечатки ног, и тучи крошечных черных мушек вились над кучами навоза. Было еще тепло. Спустились облака, и серый туман потянулся от дерева к дереву, видимость уменьшилась до пятидесяти футов. Я продолжал двигаться вперед тихо и осторожно, напряженно вслушиваясь, не хрустнет ли ветка, не раздастся ли звук бурчанья в желудке, вглядываясь, не видно ли серой слоновьей туши в этом сумрачном царстве, принюхиваясь, не потянет ли запахом слонов. Но единственным звуком в окружающей тишине был стук моего сердца. Я боялся наткнуться на стадо – очень опасно бежать от них в таком тумане. Наконец я решил заговорить с ними в полный голос: «Здравствуйте, слоны! Пожалуйста, сойдите с тропы! Я просто человек, слабое существо, без оружия. Я не причиню вам никакого вреда. Пожалуйста, сойдите с тропы и дайте мне пройти!» И прямо впереди, совершенно беззвучно, слоны сошли с тропы и направились в сторону, в долину.

Моросящий дождь промочил меня до нитки. Хребет, вдоль которого я шел, разделился на несколько отрогов поменьше; потом я пересек одну или две долины, двигаясь, как мне казалось, в направлении лагеря. Я брел все дальше, высматривая, нет ли подходящего местечка под сенью деревьев, где можно было бы развести костер и устроиться на ночлег. Неожиданно я заметил странный, искривленный бамбук. Он показался мне знакомым. Я опустился на колени, осмотрел почву и увидел собственные следы. После этого я шел уже только по компасу. Вдруг ноги мои повисли в воздухе, я быстро повалился на бок и таким образом с трудом удержался на самом краю западни, вырытой и замаскированной среди тропы. Западня была конической формы и вся утыкана бамбуковыми кольями так, что любое небольшое животное, например рыжий лесной дукер, упав в нее, намертво застрял бы между ними.

Идя по краю болота, лежащего между пологими холмами, я по счастливой случайности набрел на небольшое пристанище, устроенное под деревьями. Это примитивное убежище, несомненно выстроенное браконьерами, состояло из покатой крыши, настланной из стволов бамбука, покрытых сверху слоем осоки. Я набрал хворосту, и после долгой возни мокрые ветви разгорелись; веселый огонь костра образовал островок света в окружающем сумраке. Я поставил на огонь банку фасоли и зарыл в угли картошку; штаны, куртку и носки развесил на палках у огня, а сам забрался в спальный мешок и, пока готовился ужин, вырезал себе ложку из куска бамбука. Над сохнущей одеждой поднимался пар, дым от костра клубился под навесом, а затем выходил наружу и стлался над болотом, как легчайшее покрывало. Уныло квакали лягушки; один раз послышался треск сломанной ветки. Меня окружали стволы бамбука, их вершины были скрыты облаками. Я принялся за фасоль. Хрустящая кожица печеной картошки треснула, из нее пошел парок. Поев, я подгреб костер и лежал, вслушиваясь в различные звуки. Для меня этот вечер был совершенным блаженством.

Без сожаления распрощавшись с нашим лагерем на склонах горы Чабериму, мы вернулись в Мазереку 30 мая, чтобы встретиться там с Доком. В течение недели Док успешно работал, составляя карту расселения горилл в этом районе. Теперь гориллы уцелели только в немногих изолированных островках, полностью окруженных возделанными землями. В 1928 году, когда господин Хэрлберт и его жена из миссии Китсомбрио совершали переход через эти горы, лес был обширен, а население было очень редкое. Теперь же положение как раз обратное и будущее горилл представляется весьма печальным.

Док обнаружил, что гориллы иногда выходят из леса и совершают налеты на поля, засеянные кукурузой и горохом. Такие нападения не увеличивают любовь к ним местного населения, несмотря на то что они причиняют, в сущности, мало убытка. Видимо, гориллы стали это делать сравнительно недавно, потому что в Уганде маис совсем не возделывали до появления там арабов в 1844 году, а в районе горы Чабериму, вероятно, до 1920 года. Взрослые гориллы неохотно пробуют новую пищу, и я удивлялся тому, что они приучились есть горох и маис. На научно-исследовательской станции в Конго есть несколько горилл, которые были пойманы взрослыми в низинных гилеях, где не растет бамбук. Когда им давали нежные побеги бамбука, они отказывались их есть. Баумгартель пытался подманить горилл на приманку из бананов, сахарного тростника и других лакомств, но обезьяны совершенно не желали есть эту незнакомую им пищу. Однако детеныш, пойманный проводниками Баумгартеля, немедленно принялся поедать хлеб, ананас, морковь и другие продукты. Видимо, молодые гориллы, в отличие от взрослых, более смело пробуют незнакомую еду. Наблюдая японских макак, доктор Иманиши заметил, что самка учится есть новую пищу, например арахис и конфеты, от своих детенышей. Возможно, что у горилл это происходит таким же образом.

В районе горы Чабериму мы впервые оказались в местности, где аборигены охотятся на горилл ради их мяса, и делается это в виде коллективного развлечения. Хотя начиная с 1933 года, в соответствии с международным соглашением, гориллы находятся под охраной, нет никакой возможности проводить этот закон в жизнь в отдаленных деревушках. Во всяком случае, виновные всегда утверждают, что они убивают горилл лишь при самообороне. В нескольких деревушках Док раздобыл черепа и другие останки четырнадцати горилл. Это является доказательством того, что их уничтожают в значительном количестве. В промежутке между 1950 и 1959 годами в больницу при миссии в Китсомбрио поступило девять человек, раненных гориллами. У трех из них были незначительные ранения, но остальных пришлось госпитализировать. Во время охоты на одинокого самца с серебристой спиной были искусаны три африканца. Как раз перед нашим приездом самец-одиночка с черной спиной вышел из леса, перешел через поле и забрался в рощу акаций. Там его окружили местные жители, вооруженные копьями. Разъяренный самец бросился на одного из африканцев, схватил его за колено и щиколотку и укусил за икру, вырвав кусок мускула длиной около восьми дюймов. Медицинская сестра из больницы в Китсомбрио сказала Доку, что во время охоты гориллы часто кусают аборигенов, пытающихся выручить своих охотничьих собак. Во всех случаях человек бывает нападающей стороной, а горилла только обороняется. При условии, когда все пути к отступлению отрезаны, даже самое смирное существо переходит к нападению и кажется свирепым. Как сказал Бернард Шоу: «Когда человек хочет убить тигра, он называет это спортом; когда тигр хочет убить его, человек называет это кровожадностью».

Прогулка в лесу 6 июня мы отправились на юг вдоль сине-зеленых вод озера Киву, а затем дальше, по окутанным туманом горным перевалам, к городу Букаву. Теперь, когда мы закончили наблюдения над гориллами в районе вулканов Вирунга, в Недоступном лесу и на горе Чабериму, было решено сосредоточить поиски на обширных плато, граничащих с озером Танганьика, и во влажных тропических лесах бассейна реки Конго, к западу от нагорья.

Букаву – красивый городок, расположившийся на мысах и по берегам бухт озера Киву. Усыпанные темно-красными цветами, деревья спатодеа затеняют широкие улицы. В магазинах можно найти новейшие товары из Брюсселя, Парижа и Копенгагена. Букаву, эту провинциальную столицу, населяет около пяти тысяч европейцев и приблизительно двадцать семь тысяч африканцев, которые живут и в стандартных многоквартирных домах, и в наскоро сколоченных лачугах на окрестных холмах.

Примерно в двадцати пяти милях к северу от Букаву, на склонах возвышенности, расположилась станция Научно-исследовательского Института Центральной Африки (НИИЦА), ведущая работу в области антропологии, протозоологии, вирусологии, ботаники и других наук. Сотрудники этой станции помогли нам найти и нанять двух африканцев, знакомых с южным районом, где водились гориллы. Стоимость проживания на станции НИИЦА была не выше, чем в самой лучшей гостинице Букаву, и мы решили, что для Кей будет неплохо пожить на станции в течение двух недель, пока мы будем проводить наблюдения в лесу.

Мы поехали к югу, вдоль долины реки Рузизи. Хлопчатник на полях уже созрел, женщины и дети обирали с растений белые шарики. Высокие холмы, по которым в дальнейшем лежал наш путь, были круты и почти лишены растительности – кое-где росла негустая трава и встречались участки, покрытые осыпями. В долинах изредка попадались деревушки и миссии. Мы заночевали в одном из многочисленных домов для проезжающих, или, как их называют, «жите», разбросанных по всему району. Это примитивные домики, мебели в них мало – кровать, стол, несколько стульев. Они предназначены для ночлега государственных чиновников.

На следующий день нам рассказали в миссии Лемера, что за миссией, в участках леса, сохранившихся ближе к вершинам, по слухам, водятся гориллы. В одном месте мы нашли гнезда, после чего сын одного из миссионеров и я решили поискать следы обезьян несколько севернее. Мы прошли пешком несколько деревень, окруженных банановыми рощами. В деревнях толкли в муку высушенные клубни маниоки, доили коз, повсюду бегали ребятишки и куры. Впереди слышались непрестанные звуки «бум-бум-бум» – глухие удары в барабан. Мы заглянули внутрь хижины с низким потолком. Там, на полу, сидели на корточках мужчины с обнаженной грудью и хлопали в ладоши. Их белые зубы блестели в полумраке, тела лоснились от пота. В углу какой-то человек неистово выбивал дробь по днищу железного бочонка. Женщина в набедренной повязке кружилась на земляном полу. Ее поднятые над головой руки извивались все быстрее и быстрее. Вся во власти ритма, она казалась каким-то необычайным существом из черного дерева.

15 июня мы добрались до городка Увира, расположенного в северной оконечности озера Танганьика. В полуденном зное городок казался вымершим. Одетые в белое, африканцы сидели, скрестив ноги, на верандах перед магазинчиками. Дорога была покрыта глубоким слоем пыли; перистые пальмы давали мало тени.

Время, казалось, остановилось в Увире, и мне легко было представить себе путешественника Спика, идущего по этой самой улице в 1858 году, когда он и Бэртон открыли озеро Танганьика. Я словно видел скромного Ливингстона и задиристого Стэнли, сидящих в тени манговых деревьев на окраине городка после своей встречи в Уджиджи в 1871 году. В те времена Увира была центром, куда свозили рабов перед отправкой на продажу. Арабы, пришедшие сюда в поисках рабов в 1850 году, были первыми чужестранцами, проникшими в Центральную Африку. Это они проложили путь для таких людей, как Спик и Стэнли. Многие путешественники не смогли бы проникнуть в глубь страны без помощи работорговцев. Исследователь Арктики Стефанссон цинично заметил, что «страна только тогда считается открытой, когда белый человек, предпочтительно англичанин, впервые вступит на ее землю».

К югу от Увиры с одной стороны дороги тянулись склоны гор, а с другой – голубые воды озера Танганьика. В тихих бухточках стояли большие каноэ, выдолбленные из целого ствола дерева, а на белом прибрежном песке было разложено для просушки множество дааги – рыбы, напоминающей сардину. В озере Танганьика водится около двухсот пятидесяти видов рыбы и многие из них – эндемики, а в озере Киву, геологически более молодом и отделенном от соседних водоемов бурными реками, водится только пятнадцать видов.

Ехать приходилось очень осторожно, так как к вечеру на дорогах встречались африканцы, опьяневшие от помбе – пива, приготовленного из бананов.

Существует много способов приготовления помбе. Один из способов таков: закладывают бананы в яму и укрывают их листьями и землей. Три дня спустя снимают верхний слой земли, а еще через три дня вынимают бананы и кладут в деревянное корыто. Их топчут ногами, чтобы выжать сок. Затем добавляют некоторое количество муки из зерен сорго, и эту смесь оставляют дня на два, чтобы она забродила. В результате получается светлая, беловатая жидкость, обладающая кислым вкусом и запахом.

Мы миновали находящееся невдалеке от берега нагромождение небольших голых скал, носящее название «Острова Нью-Йорк Геральд». Это был несколько необычный знак признательности Генри Стэнли газете, которая финансировала его поездку в Африку. Мы проехали еще немного, горы начали отступать от озера, и мы покатили по сухой, холмистой саванне.

Глядя на карту, можно подумать, что город Физи (что на языке суахили значит «гиена») – оживленное местечко. В действительности, как мы скоро убедились, он состоит из больницы, гостиницы и конторы местного администратора – эта должность соответствует тому, что англичане называют «уполномоченный по району». Доверяться картам здесь дело рискованное. Может оказаться, что деревня переехала в другое место или совсем исчезла, дороги, отмеченные на карте четкой красной линией, могут оказаться непроходимыми или заброшенными, или еще находящимися в стадии строительства. Мы спросили, как проехать к гаражу, – наша машина нуждалась в простейшем обслуживании. Нам ответили, что на территории Физи гаражей нет. Ближайший гараж находится в Усумбуре, в ста милях отсюда.

К западу от Физи, там, где рассеченные ущельями горы резко обрываются к саванне, находится самая южная часть района обитания горных горилл. Одна-единственная узкая тропа, проложенная к рудникам, идет в горах. По ней мы и поехали. Скоро начались обширные районы лугов и горных дождевых лесов. На самых высоких хребтах виднелись бамбуковые рощи, Деревни попадались редко, городов не было совсем. Кое-где встречались горные разработки, кое-где миссии.

Область, которую нам предстояло обследовать, была огромна, и единственно, что можно было сделать, это познакомиться с ней хотя бы поверхностно.

Приходилось довольствоваться сведениями о гориллах из вторых рук, рассказами горнорабочих, государственных чиновников и особенно местных жителей. Через каждые несколько миль мы встречали на дороге африканцев – небольшие группы и отдельных пешеходов. Некоторые из них были настолько робкими, что прятались в кусты при появлении нашей машины, однако большинство охотно отвечало на вопросы: «Живут ли гориллы на этой горе? А встречаются они вон в той стороне? Можешь показать нам гнезда?»

Если представлялась возможность, мы проверяли правильность их ответов, разыскивая гнезда и другие доказательства присутствия обезьян. Почти всегда нам давали правильные сведения. В этой местности гориллы, видимо, пересекают небольшие участки саванны, переходя из одного лесного массива в другой.

Холмистые саванны кончаются к северу от реки Элила, и тут местность становится пересеченной. Влажный тропический лес, такой же, как и Недоступный, покрывает горы, за исключением некоторых мест, где на самых крутых склонах выступают обнаженные скалы. Это – горы Итомбвэ. Рудольф Грауэр был первым европейцем, который проник в этот район в поисках горилл. В 1908 году он провел здесь три месяца, добыв двенадцать горилл для венского музея. Живущие в этом районе африканцы из племени вабембе считают, что гориллы, или кингути (как они их называют), вовсе не обезьяны, а люди, которые в давние времена ушли в лес, чтобы не работать. Во время коротких походов в лес мы не встретили горилл, но нашли около двадцати пяти видов растений, которыми питаются эти обезьяны, и, кроме того, видели их гнезда. Но о гориллах, обитающих в стороне от дорог, мы не узнали ничего конкретного. Один из чиновников, указывая на белое пятно на карте, где черточками были обозначены примерные русла рек, сказал: «Это – как это называется? – ничейная земля. Там никто никогда не был, и никто там не живет, кроме, может быть, небольшой горсточки батва».

Останавливаясь на рудниках, мы и там пытались что-нибудь узнать. Рудники и разработки не очень прочно держатся в джунглях. В течение пяти или от силы десяти лет золотые и оловянные прииски приносят выгоду, а потом их забрасывают. Если дороги, построенные горнорудными компаниями, не берет в свое ведение правительство, они быстро зарастают лесом. В этой местности европейцы живут очень одиноко. Только приманка в виде высокого жалованья побуждает их покинуть шумные улицы Брюсселя и Антверпена. Здесь они чужие, случайные пришельцы, бескрайний лес так и остается для них закрытым миром, в который они не стараются проникнуть и не пытаются понять. Могучая жизнь окружающей дикой природы тревожит их души. Нервы этих пришельцев не приспособлены к постоянному присутствию странного и необычного, они не умеют оставаться наедине с собственными мыслями и тоскуют по надежности и организованности цивилизованного быта.

21 июня мы вернулись на станцию НИИЦА, а спустя пять дней отправились в последний продолжительный поход для поисков и изучения горилл в бассейне реки Конго.

Между Букаву и НИИЦА шоссе вьется вверх по крутым откосам, а затем, нырнув вниз, к бассейну реки Конго, идет до Стэнливиля [5]5
  Стэнливиль теперь называется Кисангани. – Прим. перев.


[Закрыть]
, расположенного на берегах реки, примерно в четырехстах милях к северо-западу. Эта дорога всего лишь узкая желтая ниточка, пересекающая обширные пространства экваториального влажного тропического леса, который тянется непрерывной полосой более чем на тысячу миль к западному побережью Африки.

Перед нами лежал бассейн реки Конго. Местность сначала круто понижалась, потом переходила в невысокие, округлые холмы и наконец превращалась в равнину. Купы деревьев, клубясь, как облака, простирались до самого горизонта. Разнообразные оттенки листвы создавали узоры, напоминающие лоскутное одеяло. Когда-то этот бассейн был внутренним морем. Он лежит на высоте от тысячи до полутора тысяч футов и окружен горами. На востоке его замыкают крутые откосы, на юге – плато Катанга, на западе – Хрустальные Горы, а на севере цепь холмов отделяет его от бассейна озера Чад.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю