355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джордж Шаллер » Год под знаком гориллы » Текст книги (страница 10)
Год под знаком гориллы
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 11:24

Текст книги "Год под знаком гориллы"


Автор книги: Джордж Шаллер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Самцы с серебристыми спинами доминируют над всеми другими членами группы, так как, по-видимому, размер животного и его сила являются до какой-то степени решающим фактором при установлении иерархии. Подобным же образом самки занимают главенствующее положение по отношению к подросткам, а последние главенствуют над теми из детенышей, которые уже отбились от матерей. Однажды, когда начался ливень, подросток нашел убежище под наклонившимся деревом. Он сидел скорчившись, привалившись к стволу и поглядывал на завесу воды, падавшую на землю вокруг его сухого уголка. Но когда по направлению к дереву поспешно направилась самка, подросток покинул свое убежище и выбежал под дождь. Едва самка устроилась на сухом местечке, из кустов появился самец с серебристой спиной. Он уселся рядом с самкой и одной рукой начал спокойно, но решительно ее отталкивать, пока она не очутилась на дожде, а самец на ее месте в укрытии.

Подобие такой иерархии можно найти и в человеческой семье, когда отец является главою, а дети находятся в подчиненном положении и повинуются приказам старших. Раздоры возникают, когда отец или мать нерешительны в проявлении своей власти, позволяя молодежи сегодня поступать как им вздумается, а завтра запрещая им эти действия. Самцы гориллы, хотя они достаточно сдержанны и терпимы, не принимают возражений, и пререкания возникают редко. Однажды самец с серебристой спиной сидел на корточках на колоде. Рядом с ним сидел подросток. Самец протянул руку и стал слегка отталкивать подростка, пока тот не отодвинулся примерно на фут. Минут через пять самец поднялся и повернулся к подростку, который не обращал на самца внимания даже тогда, когда тот его отталкивал. Неожиданно самец так грубо пихнул подростка, что тот кубарем свалился с колоды. В отличие от взрослых самцов, среди самок, видимо, отсутствует твердо установленный «табель о рангах». И может быть, знаменательно то, что ссоры вспыхивают в основном между самками, а взрослые самцы не принимают в них участия. Я полагаю, хотя и без полной уверенности, что иерархия среди самок меняется. Над самками с подрастающими детенышами главенствуют те, у кого есть новорожденные или совсем маленькие детеныши. Затем, разумеется, большую роль при утверждении главенства играет и индивидуальность животного. Легко раздражающихся, вспыльчивых членов группы другие животные, как правило, сторонятся.

Среди десяти групп горилл, с которыми я, в конце концов, познакомился в районе Кабары, группа V была необычна тем, что в ней самцов было больше, чем самок. Среди групп этого района количество самок по отношению к количеству самцов с серебристыми спинами и самцов с черными в общем было два к одному, то есть в соотношении, находимом и в некоторых других сообществах приматов. В группе V соотношение было обратное.

Среди самок этой группы были Мозолистая Джейн, названная так за седалищные мозоли, или седалищные «подушки», обычные у низших обезьян и редко встречающиеся у горилл. Миссис Седоголовая выглядела старой. Волосы у нее на голове побелели, немало седых волос было и на плечах. Но при ней был маленький детеныш примерно месяцев четырех. Нянчила она его с уверенностью опытной матери. У Шелудивой на шее была сыпь, которую она постоянно расчесывала. Волосы на ее теле были жидкие и лишенные блеска. Хотя у нее не было маленького детеныша в тот момент, когда я ее встретил впервые, да и год спустя его не было, рядом с ней постоянно держался подросток примерно трех с половиной лет. Втянутые щеки и форма ноздрей подростка определенно придавали ему сходство с Шелудивой, и я был уверен, что она его мать.

Обычно утверждается, что одно из различий в общественном поведении между человеком и высшими обезьянами заключается в том, что детеныши последних остаются при матерях лишь до тех пор, пока не отняты от груди и не могут сами о себе заботиться. А у человека связь между матерью и ребенком значительно более долгая. Детеныши гориллы перестают сосать матерей в возрасте восьми месяцев, хотя бывает, что и до полутора лет они возвращаются к матери, чтобы подкормиться. Достигнув двух или двух с половиной лет, детеныши могут передвигаться с достаточной быстротой, чтобы не отставать от группы. И, однако, перед нами была Шелудивая, все еще бок о бок со своим большим юнцом, явно привязанные друг к другу. Иногда она клала руку на плечи своего отпрыска и прижимала его к себе. Связь между матерью и детенышем порывается в различных возрастах. Самка рожает один раз в три или четыре года, если только детеныш не гибнет во младенчестве. Если же детеныш выживает, то он остается при матери около трех лет. Но я видел одного подростка примерно четырех лет, который продолжал ходить вместе со своей матерью до тех пор, пока у нее не появился младенец. Близкая связь может сохраняться даже после рождения другого детеныша. Например, одна из самок седьмой группы имела восьмимесячного детеныша, но обычно рядом с ней сидел и подросток. Однажды она протянула руку и прижала его к груди. Иногда по ночам этот подросток забирался в гнездо к матери. Таким образом, тесная связь между самками горилл и их детенышами может длиться от четырех до четырех с половиной лет, то есть довольно долгое время спустя после того, как матери перестали обеспечивать им питание, передвижение и защиту.

В конце августа, когда я прогуливался по лесу, футах в пятидесяти впереди меня неожиданно закачались кусты. Из них появилось несколько горилл, явно потревоженных во время полуденного отдыха. Они пробежали несколько шагов выпрямившись, оглядываясь на меня через плечо, прежде чем опустились на четвереньки и бесшумно скрылись. Самец с серебристой спиной остановился за пологом лиан и, притаившись в засаде, поджидал меня. К счастью, я был настороже и в ответ на его тактику неподвижно стоял на месте. Прошло несколько секунд, затем минут. Каждый из нас напряженно ждал, пока другой сделает первое движение. Без всякого предупреждения горилла поднялась во весь свой рост, воздев к небу гигантские руки, издала потрясающий рев и сразу растаяла в подлеске. Такова была моя первая встреча с группой II. В последующие дни животные продолжали двигаться в сторону от Кабары и мне пришлось прекратить наблюдения, так и не ознакомившись с ними ближе.

Через месяц с лишним эта группа вернулась на свои прежние излюбленные места и я провел много восхитительных часов в их компании. В группе было девятнадцать горилл: один самец с серебристой спиной, три с черной, шесть самок, пять подростков и четыре детеныша. Одна из самок была старая, с отвисшими и сморщенными грудями. У нее были добрые глаза с рассеянным и отсутствующим выражением. Собственного младенца у нее не было, и всю свою нежность она изливала на Макса.

Макс, озорной и шумливый шестимесячный детеныш, ни минуты не сидел спокойно. Когда его держала мать, он пальцем тыкал ей в глаза, пока она не отворачивала голову. Он напряженно вытягивался и выгибал спину, а как только мать ослабляла объятия, вертелся и извивался, пока наконец она не сажала его на землю рядом с собой. Тогда он становился рядом с ней и поднимал руки над головой, желая, чтобы его снова взяли на руки. Когда же на этот жест не обращали внимания, Макс под бдительным надзором матери начинал бродить вокруг в поисках развлечений. Иногда ствол лобелии на время превращался в его гимнастический снаряд: Макс взбирался по нему на несколько футов и с шумом скользил вниз, опять взбирался и снова соскальзывал, повторяя это много раз. Если же неподалеку была старая самка, он спешил к ней на руки, и я однажды видел, как он сосал ее вялую грудь. Одним солнечным утром, когда старая самка спала, лежа на животе, Макс взобрался к ней на спину, сделал несколько шагов и встал на ее голову, затем соскользнул вниз, когда самка перевернулась на спину, влез ей на брюхо. Она крепко схватила детеныша и прижала к животу одной рукой, а он барахтался и извивался, стараясь освободиться. Рот его был приоткрыт, уголки губ растянуты в улыбке. Самка слегка отпустила руку, Макс схватил ее и начал жевать пальцы. Тогда самка начала с ним играть, дотрагиваясь до него то там, то здесь, а детеныш старался поймать эту неуловимую руку. Под конец Макс развалился у нее на животе с полнейшей непринужденностью, размахивая руками и ногами, а старая самка глядела на озорника с явным удовольствием. Вдруг Макс сел, вскинул руки над головой и опрокинулся в траву.

На сцене появился Мориц, семимесячный детеныш. Он подошел к самке и потянул ее за ногу. Макс выскочил из кустов, перекувырнулся через Морица и дернул его за волосы. Продолжая свою атаку, он пробежал по животу самки и прыгнул ей на лицо. Самка села, подхватила Макса на руки и начала нежно покачивать. Его маленькое тельце выглядело крохотным и хрупким по сравнению с ее громадным телом. Подле них густая завеса лиан образовала небольшую пещерку или беседку у основания дерева. Мориц пристроился рядом с входом в пещерку, как бы охраняя ее. Макс кинулся к нему, готовый сражаться. Мориц поднялся на ноги, ударил себя в грудь и, подняв руки над головой, прыгнул вперед и свалился через Макса. Они начали бороться, размахивая руками и ногами, шутливо кусая друг друга за плечи, притворяясь разъяренными. Наконец Мориц зажал голову Макса. Тот рвался и отталкивался, потом перевернулся и умудрился освободиться. Прежде чем Макс пришел в себя, Мориц уже стоял у пещерки, но Макс прорвался мимо него. Они продолжали борьбу в самой беседке из лиан. Макс, явно чувствуя себя победителем, начал было гордо удаляться, как вдруг Мориц набросился на него сзади и так двинул его плечом, что оба они растянулись. Мориц кинулся назад в пещерку и появился с куском сухой древесины под мышкой. Макс пустился вдогонку, схватил Морица сзади, и борьба началась вновь. Неуклюжий подросток прошел сквозь завесу лиан и оборвал их. Увидев, что их пещерка уничтожена, Макс и Мориц сразу объединились и навалились на подростка, который принял участие в этой шутливой свалке, небрежно обороняясь от детенышей.

В конце сентября я подвел итоги своей полуторамесячной работы в Кабаре. Я разыскал пять групп горилл, наблюдал за их поведением более пятидесяти часов и узнал много нового о жизни этих обезьян. Они оказались значительно более дружелюбными, чем можно было ожидать.

Я надеялся, что в последующие месяцы некоторые группы будут подпускать меня к себе еще ближе. Многие из нерешенных вопросов, которые мучили меня в начале наблюдений, разрешились сами собой. Я научился выслеживать горилл, мог оставаться с группой день за днем, точно следуя по их маршруту по мере того, как они поднимались в гору или спускались в долины. Умение узнавать отдельных животных весьма важно для детального изучения их общественного поведения. К своей радости, я скоро заметил, что лица горилл также различны, как и лица людей. Как только я привык к ним, мне уже не составляло труда узнавать старых друзей деже после их отсутствия в течение нескольких месяцев.

Дом в горах

В Кабаре мы обрели свободу, недосягаемую в более цивилизованном мире, жизнь, не обремененную грузом излишних вещей. Нам не нужны были ни ключи, чтобы отпирать запертые двери, ни удостоверения личности, чтобы получить то, что нужно. Мы, жившие в Америке, где зубная щетка с электромоторчиком и мельница для перца с электробатарейкой становятся символом цивилизации, теперь отодвинулись назад во времени и с радостью заметили, как мало нам было необходимо для полного довольства и счастья.

Нас захватила красота леса и гор. По мере того как медленно текли дни, мы все больше жили настоящим моментом, находя бесконечные радости в маленьких приключениях, встречающихся на нашем пути. Ход жизни зависел от капризов погоды. Обычно мы просыпались с первыми проблесками и лежали, прислушиваясь к звону дождевых капель на жестяной крыше и завываниям ветра под карнизом. Если шел дождь, мы некоторое время оставались в постелях, выставив на холод одни носы. Чтобы быстро натянуть на себя сырую одежду, нужно было набраться мужества, так как высокая влажность воздуха заставляла и без того низкую, близкую к нулевой температуру казаться еще ниже. Я вскакивал первым, плескал водой в лицо, чистил зубы, затем, все еще поеживаясь от холода, открывал дверь. «Андреа», – звал я, и из глубины примыкающего к дому сарая доносилось, в ответ заглушенное: «Бвана?!»

Пока Андреа растапливал печурку, я шел на луг. Мои глаза всегда невольно обращались к вершине горы Карисимби. Временами ее пик был покрыт свежевыпавшим снегом, что придавало ей сходство с белой морской раковиной. Это объясняет, почему африканцы называют Карисимби «Горою раковины». Стоя на валуне рядом с хижиной, я оглядывал луг, где могли быть антилопы дукеры и буйволы, и присматривался к следам на мокрой от росы траве, затем выпускал из сарайчика кур и кидал им горсть кукурузы. Мы привезли с собой кур в надежде получать от них яйца и время от времени иметь свежее мясо. Но после того как куры попали в эти высоко расположенные места, несушки отложили одно-единственное яйцо, и на этом все кончилось. Птицы худели, их мясо стало жестким. Каждую неделю куриное стадо становилось все меньше по мере того, как куры одна за другой отправлялись в кастрюлю.

Тем временем Кей готовила завтрак. Теснясь поближе к печке, мы ели горячую овсянку с изюмом и коричневым сахаром.

Лучшее время для наблюдений за гориллами – между девятью и десятью часами утра, после того как они покормятся примерно часа два и уже готовятся к утреннему отдыху. В это время они уже сыты, весьма мало расположены передвигаться и за ними можно наблюдать в течение нескольких часов. Когда гориллы были далеко от нас, высоко на склонах горы Микено или за хребтом, у границы с Руандой, я пускался в путь тотчас после завтрака, оставив Кей заниматься хозяйством.

Обычно я шел вдоль тропинок, проложенных животными, так сказать, по «главным дорогам» леса, где на мягкой земле оставили свои следы различные звери. Иной раз я находил отпечатки лап мангуста, похожие на крысиные, или изящные следы генетовой кошки, а случалось натыкался и на свежие следы леопарда. Несколько леопардов бродило по району Кабары, поднимаясь до высоты тринадцати тысяч футов. Возможно, я проходил рядом с ними или даже под ними, когда они лежали притаившись на ветке над тропой, но я никогда их не видел. В стране горилл эти великолепные кошки пользуются дурной славой, так как считается, что они подкрадываются к молодым гориллам и многих убивают. Однако за год жизни в Кабаре исчез только один детеныш гориллы, и причина его смерти осталась неизвестной. Я тщательно проверял каждый помет леопарда, разыскивая в нем кости, черные волосы или иные следы, указывающие на то, что добычей этой кошки были гориллы, но находил там только непереваренные остатки лесных дукеров и даманов. В Западной Африке охотник Фред Мерфильд видел, как леопард спрыгнул на землю на виду у группы горилл, но они не были этим встревожены. Баумгартель в Кисоро не нашел ни малейшего указания на то, что леопард нападал бы на горилл в течение 1956–1960 годов.

И все же как только я решил, что леопард, по всей вероятности, не убивает горилл, немедленно произошло исключение из этого правила. Из Кисоро до нас дошел интереснейший рассказ о черном леопарде, который сделался убийцей горилл, как некоторые львы становятся людоедами. В феврале 1961 года проводник Рубен и его два следопыта заметили, что птицы на склоне горы Мухавура были чем-то возбуждены. Достигнув этого места, они услышали за кустом звуки, которые обычно производит леопард, но самого животного не увидели. Вместо леопарда они нашли дукера, лежащего в луже крови, а немного дальше мертвую гориллу-самца с серебристой спиной. У него были рваные раны на шее, а глубокая рана в правом паху обнажала кишки. Идя по следам в примятой траве вверх по склону, Рубен нашел место, где, очевидно, на самца, спавшего в гнезде, напал леопард. Оба они покатились под откос, к месту, где было найдено тело гориллы. Через три Дня после этой находки Рубен обнаружил разлагающийся и частично обглоданный труп самки гориллы. Департамент охоты в Уганде пытался уничтожить леопарда, но тот был неуловим. В июле того же года доктор Циммерман из колледжа Вестерн в Нью-Мексико наблюдал за черным леопардом высоко на склонах горы Мухавура в тот момент, когда тот подкрадывался к группе из четырех горилл. Леопард подобрался к обезьянам на расстояние футов в триста, но они двинулись дальше, и тогда леопард исчез.

Иногда, довольно редко, я находил следы гиены, напоминающие собачьи. Гиена питается падалью и редко поднимается на эту высоту, о чем можно только сожалеть, так как здесь не было других пожирателей падали, чтобы очищать лес от мертвых животных. В сентябре 1959 года от какой-то болезни погибло много дукеров. Почти ежедневно я натыкался на один, а то и несколько трупов антилоп, лежащих нетронутыми в кустах.

Кроме того, я люблю гиен: мне нравятся их голова с мощной тупой мордой, маленькие живые глаза и мягкая, черная с серым шубка. Я восхищаюсь их жизнеспособностью и тем, как они прекрасно управляются со своим нескладным телом, успешно существуя за счет падали, молодых антилоп или какого-либо другого крупного животного, которое они могут повалить. Если и этого нет, гиены пожирают кожу от старых сапог или поедают лягушек. Я очень высокого мнения о храбрости этих животных, ведь известно, что они нередко отгоняют львов от их добычи и даже таскают пищу из лагеря человека здесь, в Африке, стреляющего в гиену как только представится случай, но обычно без какого-либо повода и основания.

В мае в одном из районов Национального парка королевы Елизаветы, на травянистом участке, окаймленном кустами, мы встретили трех взрослых гиен и трех полувзрослых щенят. Пока мы наблюдали за ними, одна из самок легла и стала кататься в траве. К ней подбежал щенок и начал жадно сосать переполненные соски. Когда она поднялась, щенок продолжал кормиться, и она снова легла, не обращая на нас внимания. Другая самка тоже улеглась, приглашая щенка пососать. Это была мирная семейная сцена, одна из тех, которые я всегда вспоминаю, когда гиен описывают как отвратительных и трусливых животных. Многие трупоеды своими повадками навлекают на себя гнев человека. Даже натуралисты иной раз описывали грифов, росомах, гиен и других трупоедов, употребляя унижающие, презрительные выражения. В результате эти разные малоподходящие термины были приняты как якобы истинная оценка природных свойств и характера этих животных. Следует отметить, что белоголовый орлан – символ мощи Америки и медведь, фигурирующий на многих гербах, временами тоже питаются падалью.

Наиболее распространенным из крупных млекопитающих в наших горах была, без сомнения, антилопа красный лесной дукер. Эти робкие создания обычно приходили на рассвете и в сумерки пастись на зеленой траве луга перед домом, скрываясь быстрыми прыжками при нашем приближении. Они убегали также и от горилл, стремительно и бесшумно исчезая в туннелях, проложенных в густом подлеске. В полуденные часы антилопы обычно отдыхали в укромных уголках под пологом лиан или у основания стволов деревьев, где земля была мягкая и сухая. Дукеры ведут одинокую жизнь. Я никогда не видел вместе более двух животных. Первого октября на крутом склоне около каньона Каньямагуфа я наблюдал, как происходят брачные игры дукеров. Самец стоял в напряженной позе, вытянув шею и обратив нос к небу. Футах в десяти прямо перед ним была самка. Секунд двадцать она подпрыгивала на месте. Неожиданно самец подскочил на три фута вверх. Его спина была выгнута горбом, как у брыкающегося мустанга. Эти странные прыжки он повторил раз десять подряд. Самка подпрыгнула дважды и кинулась вверх по холму, а за ней, преследуя ее по пятам, бежал самец. Она остановилась, и самец стал обнюхивать ее хвост. Самка быстро повернулась, глянула на него, подпрыгнула и кинулась в кусты.

У этих антилоп рождается один детеныш. В течение нескольких дней после рождения он остается спрятанным в густых зарослях. В день Нового года мы с Кей пробирались сквозь путаницу ежевики и высокого кустарника, окаймляющих луг Рукуми. Здесь мы нашли крохотного дукера, вероятно, родившегося менее недели тому назад. Дрожа, он двинулся на подгибающихся ножках и заблеял, как овца. 30 апреля я услышал те же звуки высоко на склоне горы Микено и после тщательных поисков нашел под кустом детеныша дукера. Он совершенно промок под только что прошедшим дождем и сильно дрожал. Детеныш был очень мал, возможно не более трех дней от роду: у него были еще мягкие копытца, под животом болтался остаток пуповины. Позже, когда детеныши подрастают, они ходят вместе с матерью. Полувзрослые дукеры рядом со взрослыми особенно часто встречаются в апреле и мае.

Во время пребывания в Африке мне особенно хотелось понаблюдать за различными видами низших обезьян, чтобы иметь возможность сравнивать их поведение с поведением горилл. Но лишь кандтовские мартышки (Близкая к диадемовым кандтовская мартышка (Cercopithecus mitis candi Matschie 1905), по словам Даниэля Жиро Эллиота, «исключительно красива и отличается от всех прочих форм рода мартышек» (Daniel Jiraud Elliot, 1912, A review of the Primates, New York, vol. 2, p. 372).), близкие родственники голуболицых, были обычны на этих высотах. Особенно часто встречались они в бамбуковой зоне вулканов Вирунга. Эти обезьяны одни из самых красивых, которых я видел. Кандтовские мартышки величиной с кошку, у них золотисто-оранжевое тело и черные ноги, плечи и макушка.

В последних числах марта в зарослях бамбука на склонах горы Мухавура мы несколько дней наблюдали за стадом из тридцати трех мартышек. На рассвете самцы, самки и молодые обезьяны начинали кормиться на гибких, качающихся верхушках бамбука. Они притягивали к себе листья, быстро их обкусывали, а затем присаживались и жевали. Иной раз, чтобы достать сочные молодые листья, они повисали вниз головой, держась только задними ногами. После окончания утренней кормежки обезьяны чистили себя и друг друга, а детеныши прыгали и играли вокруг них. Когда пролетала большая хищная птица, одна из мартышек издавала звучное, гудящее «брум-брум-брум», другие подхватывали этот крик, и он эхом отдавался на склонах. Однако от крылатого хищника обезьяны не прятались. В районе седловины горы Високе-Сабинио я натолкнулся на стадо кандтовских мартышек примерно штук в шестьдесят. Когда я к ним приблизился, они разбились на два отряда и кинулись в противоположных направлениях. Но обычно попадались стада не столь многочисленные, всего от пяти до двадцати голов в каждом из них. Хотя эти обезьяны встречаются главным образом в бамбуковых лесах и их основная пища – листья и молодые побеги бамбука, некоторые мартышки, бродящие в одиночку или парами, время от времени поднимаются выше, в леса хаге-нии. Около Кабары я видел или слышал их двенадцать раз. Мартышки часто выдают свое присутствие отрывистым «тшио», звуком, означающим, что они чем-то обеспокоены. Иной раз я спугивал их с земли или низких кустов, где они кормились на плетях подмаренника или поедали цветы вернонии. Однажды мы с Кей отправились высоко в горы, к границе с Руандой, чтобы навестить VIII группу. Мы взобрались на развилку дерева, и Кей устроилась в брошенном гнезде гориллы. Сами гориллы отдыхали на склоне примерно в сорока ярдах от нас. Кандтовская мартышка промчалась через кусты на высоте футов десяти над их головами, а другая закричала вдали, но гориллы не обратили на них ни малейшего внимания.

Иногда после утра, проведенного в наблюдении за гориллами, когда ярко сияло солнце, а горы четко вырисовывались в чистом небе, мы с Кей бродили по нашему лугу, приглядываясь и прислушиваясь к окружающему, или занимались хозяйством. Кей стирала, а я сидел у порога, смазывая жиром башмаки и купаясь в лучах солнца, столь редкого в Кабаре. Андреа и сторож заповедника, расстелив свои одежды на траве, лежали, куря и болтая, а вокруг нас бродили куры, кудахтали и копались в земле.

Проклятьем нашей жизни была печка. Она не имела заслонки. Дрова, которые мы жгли, были пропитаны смолой, и печная труба вечно была забита черной, хрупкой сажей. Поэтому дрова только тлели, не давая тепла. Одной из наших постоянных забот была разборка и чистка печки.

Чтобы ознакомиться с населяющими лес мелкими животными, теми, что снуют ночью под покровом травы, я поставил несколько ловушек. Выяснилось, что семь разновидностей мелких грызунов и три вида землероек жили на краю луга, пользуясь одними и теми же тропками. Больше всего здесь водилось мышей (Lophuromys oquilus) рыжевато-ржавого цвета, с оранжевым животом, похожих на серых полевок. В отличие от других видов, эти мыши ведут дневной образ жизни. Они размножаются в течение всего года, но вместо помета из четырех или большего количества детенышей, как это обычно у мышей, живущих в более холодном климате, приносят лишь одного или двух. Довольно обычной здесь была мышь с серовато-коричневой спиной и грязно-желтым брюхом (Lophuromys sikapusi) и крысы (Praomys) с живыми черными глазками, рыжевато-коричневой спиной и черной полоской по хребту. Довольно редко встречалась наиболее привлекательная из грызунов – серая соня (Claviglis) с громадными глазами, которые таращились на ее плосковатой, толстой мордочке. Самой красивой из мышиных была крыса тамномис с лоснящимся, ослепительно белым брюшком и золотисто-желтой, цвета меда, спинкой. Рядом с ней отомис со своей неприглаженной, взлохмаченной коричневой шубкой выглядела бродяжкой, зато была самой крупной из мышиных в районе Кабары – десяти дюймов в длину от кончика блестящего черного носа и до кончика короткого, как бы обрубленного хвоста.

Птицы, населяющие заросли вокруг луга, были не очень заметны. Там обитали двуошейниковые нектарницы и несколько других видов птиц, большей частью маленькие и пугливые. Иногда, стрекоча, как белка, по ветке пробегал турако Рунензори. Зеленое оперение птицы почти сливалось с цветом листвы, пока она не взмахивала крыльями, показывая их алую внутреннюю сторону. Часто высоко над нами пролетал канюк, паря на воздушных потоках. Оливковые дрозды, похожие на наших дроздов по размеру и оттенку коричневатого оперения, щебетали и ссорились в кустах. Второго мая я нашел их гнездо около самой хижины, на развилке ветвей гиперикума. Гнездо было сделано из мха и выстлано травой. В нем было два яйца оливково-зеленого цвета с коричневатыми пятнышками. Через две недели, шестнадцатого мая, когда я заглянул в гнездо, там было два жирных птенца с уже открывшимися глазами. Увидев меня, они в страхе припали к подстилке. Двадцать четвертого мая птенцы уже совсем оперились и были готовы покинуть гнездо.

Самыми частыми посетителями луга у хижины была пара белошеих ворон, очень красивых птиц с блестящим оперением и ярким белым воротничком вокруг шеи. В день нашего приезда они прилетели и уселись на дереве около хижины, с явным интересом наблюдая за нашей деятельностью. С тех пор они почти каждый день проводили с нами час, а то и больше. Рано утром, часов в шесть, вороны возникали из тумана, с грохотом садились на железную крышу домика, скребя когтями, съезжали по ее скату до водосточного желоба и здесь принимались шумно чистить клювы. Этот утренний визит неизменно будил нас. Кей кормила птиц остатками еды, и через несколько недель они хватали пищу прямо из рук, а потом, к великому удовольствию Кей, стали садиться ей на плечи, когда она подзывала их свистом.

Спустя несколько месяцев вороны стали такими же ручными, как наши куры: они расхаживали переваливаясь у порога и в надежде на подачку даже вскакивали на кухонный стол. Они с торжеством отвоевывали у кур каждый кусочек еды, а однажды, когда на лужайку забрел дукер, заставили отступить и его. Около хижины, на небольшом холмике, был валун; вороны любили чистить перышки, сидя на нем, в лучах утреннего солнца. Иногда одна из птиц слегка опускала крылья, взъерошивала перья на голове, распускала хвост и издавала похожий на переливы колокольчика воркующий звук, необыкновенной мягкости и силы. Трудно было поверить, что ее обычный голос – это хриплое карканье. Самка, которая отличалась от самца только чуть меньшим размером и не таким массивным клювом, часто подходила к своему супругу и нежно чистила перышки у него на шее и на груди, а он стоял неподвижно, подняв клюв вверх, закрыв глаза в полном блаженстве. Иногда они скрещивали клювы, самка приседала, трепеща крыльями, словно прося еды. После этого обе птицы принимались ворковать и обмениваться короткими «кра-кра».

В те дни, когда теплый воздух из низин поднимался вверх по каньонам или когда завывал ветер и у вершины горы Микено громыхали раскаты грома, вороны играли в воздухе. Словно черные вестники божества Тора, они появлялись из гонимых ветром облаков, стремительно падая вниз со сложенными крыльями, потом вдруг взметывались вверх и исчезали, а где-то в тучах раздавался крик: «крруа-круа».

Зона гигантских сенецио

Третьего октября высоко на склонах Микено я обнаружил группу IV. Время было около полудня, и гориллы отдыхали, лежа на спине, подставляя солнышку безволосую грудь. На востоке тянулся, сверкая на солнце, горный кряж Вирунга. Я сидел на поросшем травой холме, прислонясь спиной к камню, свесив ноги вниз, в сумрачный каньон. Передо мной были гориллы, за ними круто поднимался склон, ветерок шевелил серебристо-зеленую листву сенецио, и наконец у меня зарябило в глазах. Поедая принесенный с собой завтрак, я заметил ворон, кружащихся высоко над головой, – черные точки на фоне белого облака. Когда я свистнул, – а птицы знали, что это означает еду, – они спустились по пологой дуге. Гориллы пригнулись, когда над ними скользнули тени птиц, самец вскочил и заревел, а самки завизжали одни глядя на меня, другие на ворон. Тут, словно играя, вороны стали пикировать на горилл, снова и снова проносясь над самыми их головами. Я еще ни разу не видел самца таким разъяренным. Самки в полном смятении топтались вокруг него. Было ясно, что обезьяны не считали это игрой. Вороны, довольные своими проказами, сели на растущее около меня вересковое дерево и доели остатки завтрака. Затем они улетели в долину, но через час вернулись и снова принялись кружить над гориллами. Как и в первый раз, самец встал на четвереньки и заревел, а пернатые снаряды то и дело проносились над его головой.

В октябре и в ноябре вороны иногда несли в клювах сухие травинки, и мы заподозрили, что наша парочка вьет гнездо в каком-нибудь углублении скал горы Микено. Во второй половине января мы были в Уганде, и уже на следующий день после нашего возвращения в Кабару, 2 февраля, вороны нас снова посетили. Они привели с собой двух вполне оперившихся потомков, кричащих скрипучими голосами. Самка все еще подкармливала полувзрослых птенцов, но самец не выносил их присутствия и гнал, как только они приближались. Один раз он и вороненок свалились с дерева, вцепившись друг другу когтями в грудь, яростно долбя клювами по головам. В конце февраля молодые птицы улетели и начали самостоятельную жизнь; видимо, их выгнали из родного гнезда. Они никогда больше не прилетали на луг. Но самец и самка, сидя у порога хижины, продолжали охорашиваться, переговариваясь журчащими голосами. Последний раз я видел их в сентябре 1960 года. Они все еще летали у своего горного жилища и, наверно, готовились вывести еще птенцов.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю