Текст книги "Силикус (СИ)"

Автор книги: Джонни Рэйвэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Ты им и так по жизни заклеймён, – буркнул Огимон. – Хорошо, говори уж, что придумал...

– Пускай твои рабы докажут, что они настолько искусны, насколько ты их хвалишь. Докажут сами, без твоей помощи!

– И как же это сделать?

– Допустим, они выкуют для меня оружие. Скажем... молот. Да, молот подойдёт! Пусть не спешат, вложат в него душу, я подожду. А как закончат работу, так мы сравним их молот и мой меч. За кем будет правда – тот оба оружия и заберёт. Что скажешь?

         Огимон размышлял долго, взвешивал все за и против. Наконец, махнул рукой и кивнул.

– Хйодис с тобой, плут. Твоя взяла. Выкуют они тебе такой молот, что даже дед твой царственный прибежит ко мне с поклонами!

– Посмотрим, – сверкнул жемчужной улыбкой Силикус. – Пускай берутся за работу. Ну а я, покамест, придумаю, как мы будем испытывать наше оружие.

***

         Бородатый и низкорослый народец Огимона, который он именовал dwergara’s, что означало «каменные рабы», оказался шустер, ответственен и спор на дело. Получив заказ от владыки, они быстро пошептались, немного покричали, слегка даже подрались, а затем всё же сошлись в едином мнении и приступили к работе. Три года, три месяца и три дня ковали рабы великий молот на рунной наковальне, сплетая воедино все самые лучшие и чудесатые металлы, дарованные им как недрами земли, так и высотами небес. Затем еще столько же времени, одарённые даром волшбы дверги, вдыхали в тот молот силу, крепость и мудрость всех троих Великих Титанов Подгорного Предела.

         Наконец, принесли они Огимону лучезарный молот на длинной рукояти, горящий мягким янтарным светом рун, вырезанных на бойке из заговорённого сплава. Сей молот был наречён ужасающим Цурвлагом, что означало Крушитель Гор. Как понял Силикус, маленькие крепыши благоговели перед всем, что крушит, и всем, что связанно с горами.

– Что скажешь, плут, – взвешивая молот в руке, горделиво произнёс Огимон. – Достойная ли вышла работа у рабов моих?

– Это нам покажет испытание, – улыбнулся Силикус.

– И что за испытание ты придумал?

– О, испытание это будет под стать испытуемым! Твои рабы сами мне его подсказали. Раз уж твой молот поименован Крушителем Гор, так давай же проверять его на право носить столь гордое имя! Согласен?

– Разрушить гору? – расплылся в широкой улыбке Огимон. – Ха! Да я это и без молота могу сделать!

– И всё же, спору быть. Условия таковы: я указываю тебе на гору – ты её разрушаешь. Одолеешь три – Тондардун твой. Но не порушишь хоть одну – забираю Цурвлаг себе.

– Почитай, Меч Грома уже мой! – раскатисто захохотал Огимон, и вместе они отправились на земную поверхность.

Поперву, Силикус выбрал Пик Талато – одну из самых древних гор Севера, на склонах которой обитал странный народец вувуканов. Они поклонялись Первобогам, которых давным-давно Дарон, вместе с другими богами-демиургами, сверг с Престола Мироздания в Войне Творцов. А так как вувуканы своей верностью свергнутым богам жутко раздражали всех жителей Стольмгана, Силикус решил, что славно будет избавить мир от этого мерзкого племени руками Огимона, – тем более вувуканы были народом примитивным и кровожадным, любящим жертвоприношения, массовые оргии, и набеги на земли семиров.

         Подойдя к Пику Талато и залихватски перебросив молот из руки в руку, Огимон вскинул Цурвлаг над головой, размахнулся и громко крякнув, обрушил страшный удар. Руны на мгновенье вспыхнули янтарём, из-под бойка сыпануло мириадами искр всех цветов радуги, а затем землю вокруг горы сотрясло до основания. Из недр послышался медный гул, сменившийся громоподобным треском. В том месте, куда пришёлся удар, образовался глубочайший кратер. Из его низин, прямиком к Пику, устремились сотни трещин. Когда они достигли горы, ненадолго всё стихло, после чего Пик Талато, в одно мгновение рухнул и рассыпался на множество осколков. Силикус даже слышал, как в едином вопле ужаса возопили обитатели горы, и как одновременно оборвались тысячи жизней, навсегда положив конец кровавой истории племени вувуканов. Там, где совсем недавно возвышался великий зуб земли, остался лишь колотый камень и гигантское облако пыли.

– Я жажду видеть восхищение безмерное в очах твоих, Силикус! – взревел довольный Огимон, потрясая молотом над головой. – Быть может, закончим сей глупый спор, и ты сразу отдашь мне Тондардун, сохранив и своё, и моё время?

– Обязательно, друг мой, – мягко улыбаясь отозвался Силикус. – Как только ты разрушишь еще две горы.

         Следующей жертвой спора, Силикус избрал гору Калогиран. Она являлась самой высочайшей горой Севера, а также непреодолимым препятствием между землями Семирии и лесами Кеиллиндена, где проживал человеческий народец, почитающий силы природы. Силикусу нравилось лесное племя, и он честно надеялся, что однажды кеиллиты подружатся с семирами его деда. Поэтому он и решил, что настоящей дружбе ничто не должно быть помехой. С горой Калогиран Огимон расправился еще искуснее, чем с Пиком Талато – даже не вспотел.

– Уверен, что хочешь ждать до конца? – снисходительно поинтересовался титан, пока они шли к последней горе. – Смотри, плут, коль сдашься прямо сейчас, то успеем даже попировать в честь моей победы.

– Уж как-нибудь переживу отсутствие еще одного пира в своей жизни, – вежливо отозвался Силикус.

         Третья гора звалась Рагоспайн. Была она и не самой высокой, и не самой красивой, и даже не самой древней, однако Силикус, для завершения спора, решил избрать именно её. Огимон, почти не замахиваясь, обрушил на гору ужасающий по мощи удар, уже предвкушая скорую победу. Какого-же было его удивление, когда он увидел, что Рагоспайн устояла! Поплевав на ладони, титан перехватил Цурвлаг двумя руками, широко замахнулся и на этот раз не забыв приложить силы, вмазал молотом по горе. Земля у основания Рогоспайн раскололась на две части, образовав ущелье, в котором пропали все близлежащие леса и долины. Было то ущелье настолько глубоким, что простиралось оно почти до Нижнего Предела, где обитали души умерших, – вот-вот Хйодис вылезет и начнет ругаться, что потолок сыпется! Однако на горе Рагоспайн и трещинки не осталось.

– Ничего не понимаю! – пробормотал Огимон. – Не чистое дело. Твои забавы, плут?

– Да, как я смею? – удивился Силикус. – Древнейшую гору ты уже порушил, высочайшую тоже расколол. Осталась лишь неприглядная. Вот я и подумал, – а вдруг самый невзрачный из земных зубьев, на деле окажется самым крепким? Сдается мне, я не прогадал.

– Требую еще одну попытку! – недовольно засопел Огимон. – Боги любят троицу, я точно знаю.

– Боги-то, может и любят, а вот споры – нет. Я дам тебе еще один шанс, но при одном условии. Если с третьим ударом ты не разрушишь эту гору, то помимо Цурвлага, отпустишь всех рабов и даруешь им волю.

– Ни за что! – решительно мотнул головой Огимон. – Рождённому для труда, отдыхать не дано!

– Значит, я победил?

         На квадратном лице титана отразилось сомнение, злость, отчаяние, и в итоге, смирение.

– Хйодис с тобой, плут, – вздохнул он. – Коль победишь – отпущу один клан и дарую им свободу.

– Три клана, Огимон. Боги любят троицу.

         Титан послал богу плутовства остервенелый взгляд и взялся за молот двумя руками. Долго крутил он бойком над головой, долго примерялся, пока не ударил так, как еще никто доселе не ударял по земной поверхности. Сотрясло так, что Огимон не удержался, припал на одно колено, но даже ловкий Силикус – и тот едва устоял на ногах.

         Когда вековая пыль, наконец, стала оседать, сквозь завесу проступили очертания твердыни, по центру гигантского, раскинувшегося на сотни лиг вокруг кратера – таких дыр в земной коре свет еще не видывал! Но всё же целая и невредимая гора Рагоспайн возвышалась над морем черноты, являя собой символ нерушимой воли. Силикус, ощутив, как вновь дрожит земля, не сразу понял, что это всего лишь зубы Огимона, в бессильной ярости скрежещут друг о друга.

– Увы, друг мой, – улыбнулся Силикус. – Сдаётся мне, ты проиграл... Но не расстраивайся. Гора Рагоспайн когда-нибудь рухнет, ибо ничто не вечно. Просто не сегодня, и не твоими стараниями. Позволь зачитать тебе следующие строки, которые, быть может, хоть немного облегчат твою обиду...

Ничто не вечно под луной,

А то, что вечно – лишь фантом.

Повязан мир одной судьбой,

Уснуть однажды вечным сном...

V

Покинув Подгорный Предел, Силикус отправился на юг, всё больше отдаляясь от Красных Гор. Теперь, ближайшие пятьсот, а то и тысячу лет, в Ульдерхарнд его вряд ли пригласят, впрочем, плут не особо переживал по этому поводу. За спиной весело болтался Меч Грома Тондардун, тяжесть Крушителя Гор – молота Цурвлага оттягивала пояс, а потому юного бога переполняло невероятно возвышенное настроение. Следующий подвиг он порешил совершить в тайных лесах Улатанара, что находились где-то в Срединных землях неподалёку от Очага Жизни, и вход в который был хорошо упрятан от чужих глаз. В Стольмгане говаривали, что у тамошних нимф, именуемых дриадами, имелся один чудесатый цветок, который мог наделить бессмертием любого, кто вдохнёт его дивный аромат. Правда, также говаривали, что те леса ревностно охранялись страшными безымянными существами, способны изничтожить любого, кто дерзнёт встать на их пути, а потому Силикус заранее предполагал, что испытание будет нелёгким. Так чем же не Великий Подвиг? Лишь через несколько дней после завершения спора плута и титана, Силикуса, наконец, нагнала Сестрица Тень. К тому времени бог уже был на полпути к лесам поющих нимф.

– Долго же ты шла, – беззлобно бросил он. – Сильно тебе досталось?

         Тень бросила на него яростный взгляд и нервно тряхнула волосами.

– Ладно, прошу прощения, – виновато улыбнулся плут. – Понимаю, каких усилий тебе стоило выдержать все три удара. Не многие из богов смогли бы выстоять против мощи Огимона и Цурвлага! Я смело заявляю, что горжусь тобой, сестричка. Ты была воистину великолепна! Правда теперь, твоя сила пугает даже меня...

         Взгляд Тени слегка потеплел, но остался настороженным. Силикус, опрометчиво осознав, какому риску он подвергал Тень, когда просил её превратиться в гору, по которой пускай и бессильно, но очень страшно лупил молотом титан, на время притих. В благодарность за помощь, без которой плут ни за что бы не выиграл спор, весь оставшийся путь до Улатанара он позволил сестре идти рядом и быть самой собой. Тень любила свободу, и вскоре оттаяла, чем плут тут же и воспользовался, как только они оказались на границе запретных лесов.

– Ладно, погуляли и хватит. Давай уже, шмыгай на место, – приказал бог. – Мы почти на месте.

         Сестрица смерила брата пристальным взглядом. Вновь его посетило чувство, что она, распробовав вкус свободы, взбунтует и больше никогда не вернётся ему во служение, но это чувство прошло так же быстро, как дождь в середине лета. Беззвучно вздохнув, Тень ударилась о землю и нырнула под ноги хозяина.

Вскоре Силикус понял, что где-то свернул на в ту сторону, потому как вместо Очага Жизни мира смертных, он увидел морское побережье и одинокий дом неподалёку от воды. Затем, плут разглядел и хозяина домика – простого человека. Лысый, весь в морщинах, седобородый и худой словно скелет рыбак, одетый в тряпичную, засаленную мешковину поверх выгоревшей на солнце бронзовой кожи, своими жилистыми руками вытаскивал на берег деревянное корыто со скудным, еще трепыхающимся на дне уловом.

– Приветствую тебя, друг! – поздоровался Силикус, приближаясь к человеку. – Не подскажешь, в каких краях я оказался?

         Рыбак аж подскочил, в страхе обернулся, затем схватился за весло и прижав его к груди, выпалил:

– Кто такой? Не подходи! Не то как врежу – мало не покажется!

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – тепло улыбнулся бог, показывая пустые руки. – Но, как видишь, у меня нет оружия, да и надобность в твоём скромном добре тоже отсутствует.

– Ты откуда взялся, чудак? – подозрительно буркнул старик. – С неба что ль свалился?

– Почти. Я ехал через здешние леса, с караваном, где на нас напали разбойники. Всех поубивали, один лишь я сбежал.

– Сбежал говоришь? Видать так быстро бежал, что аж одёжку чистую прихватить успел!

         Силикус осмотрел свои руки в тончайших перчатках из драконьей кожи; тёмно-серый, расшитый звёздным бисером кафтан, коего не погнушался бы носить и король; высокие сапоги, на которых не было и пятнышка грязи. Костюм, избранный специально для очарования дриад, выдавал его, а потому плут не стал отнекиваться.

– Вижу, тебя не проведёшь, человек. Я – Бог Плутовства и Тени. Скажи мне, есть ли в этих землях мои почитатели?

– Бог? – фыркнул в ответ рыбак. – Ты-то? Ну-ну! А я тогда йельф ушастый!

– Ты хотел сказать, альв? Что-ж! – Силикус щёлкнул пальцами. – Вот теперь взаправду на альва похож.

         Рыбак, видимо, почуяв неладное, дотронулся до своего уха и, ощутив под пальцами удлинившийся, острый кончик, икнул и выронил весло.

– Ах ты... ты... – проблеял он севшим голосом. – Колдун проклятый! Верни как было!

– Коль желаешь.

         Щелчок. Уши рыбака вновь стали человеческими. Убедившись, что всё в порядке, старик вновь пугливо подхватил весло.

– Правда бог что ли?

         Силикус, разводя руками, опустился в лёгком поклоне.

– А доказать-то делом слова свои могёшь, бог?

– Как мне заставить тебя уверовать в мое божественное начало, человек?

         Рыбак опустил весло, поскрёб пятернёй макушку и просветлел.

– А налови-ка мне рыбки! Чтобы на всю деревню хватило.

– Наловить боюсь не смогу, – пожал плечами плут. – Однако, попросить море поделиться дарами, способен.

         Силикус повернулся к воде, вытянул руку, поманил. Море вспенилось, забурлило. Подул яростно ветер. Волны накатывая всё сильнее и выше, бросались на пляж, самоотверженно расшибаясь о берег. Из пены, одна за другой, стала выскакивать рыба: большая, средняя, маленькая, со сверкающей на солнце чешуей, удивлённо раскрывая и закрывая рты, пуча круглые глазищи. Потрясая плавниками, шлёпая хвостами и шевеля жабрами, всё больше и больше рыбы трепыхалось на песке. Когда же на берег выбросилась зубастая акула, а за ней, фонтанируя водой и утробно завывая полез кит, рыбак замахал руками и возопил:

– Хватит! Хватит, верю! Пускай прекратят!

         Град из морских обитателей тут же прекратился.

– Чудо-то какое! Уверовал я, еще как уверовал! – запричитал рыбак, упав на колени и уткнувшись лбом в песок.

         Силикус ухмыльнулся и пошёл исправлять вызванный его же руками, слепой, и совершенно никчёмный фанатизм. К вечеру, они сидели у костерка, над которым, подвешенный за треногу, булькал закопчённый от времени котелок с рыбным наваром. Подкинутые в котелок коренья и травы лишь усиливали дивный аромат. Силикус долго еще не мог поверить, что еда смертных может оказаться не хуже пищи богов, если приготовлена с любовью. Позже, когда их ложки заскребли по днищу котелка, а животы оказались раздуты приятным теплом, они разлеглись на мягком песке, закинув руки за головы и уставившись на усыпанное белыми звёздами, тёмное небо.

– Сейчас бы еще трубочку закурить... – мечтательно произнёс рыбак.

         Силикус щёлкнул пальцами. Рыбак хмыкнул. Воздух наполнился терпким ароматом табака. Человек и бог, словно добрые друзья, наслаждались теплотой и нежностью волшебной ночи.

– Чувствую в глубине твоей души давнишнюю рану, друг мой, – произнёс Силикус. – Пускай твоя боль хоть и притупилась, исцелённая временем, но всё же не угасла до конца.

– От богов ничего не скроешь, – вздохнул старик. – Моя боль всегда со мной. Дочка, умница, любимица, единственная кровинушка, покинула меня в одночасье, сделав несчастным до конца моих дней. Нет тяжелее испытания для родителя, чем пережить своё чадо.

– Как её звали?

– Адемона, – еще грустнее отозвался человек, но в голосе проскользнула теплота. – Красивая была... смышлёная... но главное – добрая. Всех вокруг любила, ни с кем в деревне не ссорилась, в людей верила! И меня верить учила...

– Что отняло её у тебя?

– Не что, а кто, – голос рыбака посуровел, в нём зазвучал металл и мрак. – Один мерзавец по имени Вотелло, ревнивый выродок, сын деревенского старосты. Любил он её, как говорил, больше жизни, свататься приходил, руки просил, осыпал дарами и благами. Хотел бы я выдать дочь за него, да не мог заставить, не мог видеть печаль в её глазах, ибо знал, что любит она другого. Отказал я Вотелло, повздорили мы с ним. Грозился он, что мы пожалеем, ну а я дурак старый, не поверил его словам. И спустя несколько дней, когда Вотелло узнал, кому именно принадлежит сердце Адемоны, он нашёл влюблённых бедняжек и убил обоих.

– Ты простил его?

– Я кто, по-твоему, агнец всепрощающий? Аль, быть может, еще и левую щёку ему надо было подставить? Око за око, зуб за зуб. Он отнял у меня дочь. Я отнял у него жизнь. А прах скормил морю, как завещали поступать с врагами старики. Пришли потом мужики старосты меня карать, да им деревенские не позволили, встали за меня стеной люди, сказали, что Вотелло заслужил свою участь. Вот и оставили меня в покое. С тех пор живу на отшибе, в деревню редко хожу, только за самым необходимым. Осуждаешь меня, бог?

– Ничуть, – ответил Силикус. – Осмысленно свершивший убийство, прощения не заслуживает. Всему есть цена, каждый обязан платить. Вотелло уплатил её сполна. Но также стоит помнить, что выносящий приговор палач, взымая плату, в ответ платит частью своей души.

         Старик лишь горько хмыкнул, да зашипел трубочкой, в которой прогорали табачные листочки.

– Жаль мне мою Адемону, – всплакнул, наконец, рыбак. – Каждый день думаю о ней. А как тоскую – словами не описать... Страшная доля выпала мне, терзающая словно крючья, тяжёлая, что каменное надгробие! Только из-за заветов старцев, воспрещающих накладывание рук на себя, до сих пор я не бросился в пучину морскую.

– И это тоже правильно, – согласился Силикус. – Человек, как и железо, испытаниями закаляется. Ну а мир... сложная конструкция. Тысячи судеб переплетены великой паутиной фатума, у каждой жизни своё предназначение. Однако тот, кто самовольно обрывает собственную нить, вносит Хаос в устройство мироздания, не достигнув той цели, для которой был рождён.

– Но как быть, бог? Как вынести душевную муку? Где сыскать лекарство от боли?

– Не могу ответить. Это не в моей власти.

– А в чьей? Вы же всевышние! Вы творцы, созидатели и бессмертные мудрецы! Скажи мне: неужели никто из вашей братии не способен хотя бы на краткий миг озарить светом измученное сердце старика? Я бы всё отдал, за то, чтобы увидеть мою Адемону еще разочек. Хотя бы одним глазком взглянуть на родное сердцу личико...

– Душа смертного, после прощания с бренным телом, отправляется к Хранителям Врат, кои находятся меж мирами живых и мёртвых. Зовутся они Руками Смерти. После суда именно Руки распределяют души по присуждённым им Пределам.

– И что? – всхлипнул рыбак. – Неужели их никак не умаслить? Хотя бы на мгновение повидать родное личико...

– Мёртвых к жизни не вернуть, таковы заветы Старших. О подобном просил бы лишь безумец, – вздохнул плут, однако, хихикнув, тут же добавил: – Правда, сдаётся мне, я знаю одного такого, кто мог бы рискнуть!

         Старик резво сел, взглянул на бога глазами полными надежд.

– Правда? И где же его найти? Как звать чудака, что осмелится просить Великих Хранителей за простого смертного?

– Не надо его звать, он сам тебя уже нашёл, – лучезарно улыбнулся бог плутовства. – А имя ему – Силикус.

VI

Потолок Торхсяльва усеивали каскады чёрных, сверкающих яркими вспышками молний, туч. Грохотал гром, мрачная тень накрыла тронный зал.

– Лотар.

– Да?

– Подойди. Ближе. Да не чурайся ты так, не уничтожу я тебя! По крайней мере сейчас же...

         Вестник Бури, стараясь держаться гордо и прямо, осторожно подошёл к трону. Дарон, как всегда величественный и грозный, восседая на Троне Бурь и держа в правой руке упёртый в пол годендаг Асагрун, левой рукой рассеяно поглаживал белоснежную бороду. Голубые, как утреннее небо глаза смотрели сквозь Лотара. Мысли деда сейчас находились далеко отсюда.

– Ты звал меня?

– Звал, – ответил Дарон, наконец, с трудом обращаясь к старшему внуку. – От твоего брата всё еще нет вестей?

         Лотар поджал губы и нерешительно воззрился на предка.

– Нет, – со вздохом ответил он. – Последний раз его видели в Ульдерхарнде, в гостях у...

– Знаю, знаю, – небрежно махнул рукой Дарон и нахмурился. – У титана титанов Огимона. Глупец повёлся на шуточки Силикуса и уничтожил две Первогоры из трёх. Вот же, дуралей медноголовый!

– Да, но вместе с тем, он избавил мир от вувуканов! – с жаром возразил Лотар. – Это гнусное племя испокон веков изничтожало семиров – твой народ! Огимон, можно сказать, оказал нам услугу...

– Услугу? – буркнул Дарон. – Ты, Лотар, такой же глупец, как и Огимон, если не глупее. Услугу, говорит он! Мой народ – стадо баранов, которые бодаются в широком поле, ибо чудится им, что тесно в мире становится. Однако не понимают семиры, что мир огромен, а места в нём на всех хватит, с лихвой... А сколько еще других, не менее глупых людских народов, населяют Валластос? Людям, что южным, что северным, что западным и восточным, нужен общий враг, потому, как только его нет, они тут же принимаются друг за друга. И вувуканы мерзопакостные, являющейся злом в самой своей утробе, отлично подходили на роль врага людского! Пока Силикус с Огимоном к ним не явились... Теперь вся моя работа насмарку. Тфу!

– Но... разве... вувуканы, это...

– Моих рук дело? А чьих еще по-твоему? Я их специально создавал такими кровожадными и уродливыми, дабы ненавидеть легче было! А теперь супротив кого семиры воевать будут? Правильно! Против семиров!

         Лотар, наконец, закрыл раззявленный рот и понуро опустил голову.

– Ладно, не горюй ты так, – произнёс Дарон. – Дело у меня к тебе есть.

– Дело? – тут же вскинул загоревшиеся глаза Вестник. – Дело это хорошо! Какое дело, дедушка? Ты только укажи, дык я сразу же все дела переделаю! Это я могу, это я мигом...

– Так захлопни свою пасть и слушай! – рыкнул громовержец. – Раскудахтался, слово вставить не даёшь.

         Лотар спрятал руки за спину, вытянулся по струнке и весь обратился в слух.

– Брат твой в большой опасности, – произнёс тихо и мрачно Царь Стольмгана. – Угроза над ним зависла, что меч над осуждённым...

– Какая, дедушка?

– Смертная угроза. Я, когда Силикуса изгонял, думал, он в верхние Пределы отправится. А он, мозгляк, по нижним начал шастать! Да еще и большую часть времени по земле бродит, со смертными якшается. Безрассудный мальчишка.

– Но что в этом плохого?

– А то! Боги, на то и боги, что обитают там, куда смертным вход воспрещён. Мы есть всевышние мудрецы, а потому черпаем силы в родных Пределах. Подгорные – в Подгорных, Подземные – в Подземных, Небесные – в Небесных... Нам нельзя надолго спускаться в мир смертных. Это истончает связь с Первоначальным Домом, где все мы были рождены.

– Но мы ведь бессмертны...

– До той поры, пока связь с Первоначалом крепка! – рыкнул Дарон и стукнул годендагом о пол с такой силой, что весь Стольмган содрогнулся. – Однако если бог проведёт в мире смертных слишком долгое время, то... он тоже станет смертным. Пускай и наделённым божественными силами.

         Лотар долго молчал. Наконец, с трудом закрыл рот и грустно вздохнул.

– Что же нам делать?

– Силикусу пора возвернуться домой, – стальным голосом ответил Дарон. – В Стольмган, где ему самое место.

– А как же твоё изгнание?

– Да плевать мне уже на изгнание! И на глупые подвиги твоего безрассудного братца тоже! Сейчас меня заботит только его благополучие и сила моего рода. А если Силикус станет смертным, сила рода ослабнет. Да и не может внук самого Царя Стольмгана стать жалким человечишкой. Не бывать этому! Потому я тебя и позвал, старший мой внук, наречённый Вестником Бури.

– Что я должен сделать? – едва слышно спросил Лотар с испугом в глазах.

         Дед долго молчал, оценивающе изучая его светлыми глазами.

– Я приказываю тебе привести Силикуса в Стольмган, – наконец, грозно и возвышенно ответил Дарон. – С его согласием... или без оного. Да будет так. Слово царя было сказано. Услышал ли ты его, мой внук?

– Услышал.

         Усеивающие потолок Торхсяльва тучи неистово зарокотали.

VII

В царстве Вечного Хлада Фьярхе́ине, куда после смерти отправлялись души северян, погибших своей, а значит бесславной смертью, Силикус заглянул ненадолго – спустился только, чтобы переброситься парой слов с Повелителем Мёртвых, что верхними богами зачастую поминался недобрым словом, Синезубым Хйодисом. Мрачный старик, кутающийся в чёрную хламиду поверх костей, обтянутых пергаментной, бледной кожей, одним только видом внушал ужас: его вытянутый череп венчала острозубая корона, длинная борода обросла колючими сосульками, а черные дыры глазниц, сверкали жутким, синим светом. Хйодис встретил бога плутовства, восседая на троне из чёрного льда, держа в одной руке ледяной меч, а в другой – ржавый, покрытый инеем щит, среди царства белых пустынь и вечной вьюги, где гуляке ветру вторили хоралы множества несчастных мертвецов.

Силикус, глядя на то, как тысячи павших душ, обмороженных до чёрных пятен на белой коже, без глаз, ушей и носов, со впавшими щеками, в покрытых снегом одёжках, сквозь метель и вьюгу тащат огромные ледяные глыбы для очередной пирамиды во славу своего повелителя, внутренне содрогнулся. Бог плутовства был не робкого десятка, но даже ему стало не по себе от подобного зрелища.

– Опасную игру затеял, Силикус, – проскрипел Хйодис царапающим слух голосом, скаля в сардонической улыбке синие зубы. – Искать эту парочку дурная идея... Тем более играться с Хранителями Врат.

– Я не собираюсь с ними играться, – сказал плут, кутаясь в плащ с меховой оборкой. – Мне надо задать им один вопрос, и я уйду.

– Сколько неоправданной уверенности, сколько дерзкой наглости, сколько не сбитой спеси! – хохотнул Хйодис. – С чего ты взял, что я тебя отпущу? Ты силён, вынослив, молод. Дерзкий дурачок, самостоятельно забравшийся в мои пределы, тебя-то мне и не хватало в хозяйстве...

– Если не вернусь, тогда уже мой дед спустится, – нахально улыбаясь, произнёс Силикус. – А заодно разворошит здесь всё, разнесёт по ледышкам твои смешные пирамиды, да всех твоих рабов перетопчет.

         Хйодис фыркнул, сверкнув острыми, как кинжалы зубами. Синие огоньки в глазницах воспылали еще ярче.

– В словесной удали тебе не занимать, Силикус, – хохотнул он. – Однако ж, мне тут Ворон принес, что изгнан ты давно из Стольмгана, а дед твой царственный понятия не имеет, где же носит его шелудивого внука. Так что язычок свой остренький лучше спрячь за пока еще целыми зубками – все одно, не поможет.

         Силикус вздохнул, покачал головой, лениво пнул один из сугробов и медленно поднял глаза на повелителя мертвецов.

– Я ведь по-хорошему хотел, дядька Хйодис, – произнёс плут, продолжая улыбаться, вот только взгляд уже был совсем не добрым. – Но ты не оставил мне выбора.

– Дерзишь, щенок? – зашипел Хйодис, медленно поднимаясь с ледяного трона. – Ох, видимо, придётся мне все же огорчить дедушку Дарона...

         Силикус, скрестив руки на груди, качнул головой, мол, оглянись. Повелитель мёртвых, наконец, увидел сидящую на спинке трона теневую фигуру, с громадным мечом Тондардуном в руке. Искрящий голубыми искрами клинок упирался в шею костлявого старца.

– Так вот оно что, Силикус, – оскалился Хйодис. – Решил против меня выступить? Ну я тебя за это...

– Перестань сыпать пустыми угрозами, – оборвал его бог плутовства. – Оба ведь знаем, что моя сестрица снесёт тебе голову быстрее, чем ты произнесёшь любое из слов Силы.

– Я – Демиург и Владыка Предела, а потому истинно бессмертен! – прошипел Хйодис дыша гневом. – В отличии от тебя, божок фокусов и выкрутасов.

– Знаю, – пожал плечами Силикус. – Но пока твои снеговики пришьют тебе голову на место, я уже буду в недосягаемости твоих угроз. Поэтому предлагаю разойтись обоюдно.

– Выскочка! Мозгляк! Недоросль! – взорвался Хйодис. – Я тебя убью, сорву кожу со скелета, высосу мозг из косточек, а затем...

– Дядь Хйодис, хватит, – зевнул Силикус, в то время, как клинок Тондардуна царапнул шею Повелителя Мёртвых, заставив того дёрнуться и скривиться от боли. – Мы оба знаем, что я уйду отсюда на своих ногах. Вопрос лишь в том, где в это время будет находится твоя голова. На плечах или закопана под снегом?

         Меч Бури раскалился еще сильнее, заплевал искрами и запылал синим светом, исходя паром и сжигая падающий снег. Тень, пригнувшись к Хйодису, плотоядно ухмыльнулась, правда, видел это только Силикус.

– Не стоит заставлять мою сестрицу ждать, – серьезно сказал он. – Нервная она. Особенно, когда угрожают её брату...

         Синеватый череп Хйодиса стал совсем белым, как снег.

– Спрашивай, что нужно и убирайся!

– Охотно. Я ведь и одет не по погоде. Так вот, мой вопрос – как найти Хранителей Врат?

– Туда нет пути, ни смертным, ни богам... – тихо ответил Хйодис. – Там даже твой дед не осмеливался бродить...

– Зато ты осмеливался. Потому я и пришёл к тебе, а не к деду.

– Глупый и безрассудный мальчишка, – злобно ухмыльнулся Хйодис. – Смерти ищешь? За тем, кто её кличет, она приходит раньше времени...

– Ближе к делу, дядь Хйодис, у сестрицы рука уже устала.

– Твое дело, плут. Когда Руки тебя убьют, и ты станешь моим рабом, я вдоволь с наиграюсь с твоей душонкой. Однако просьбу удовлетворю. Путь к Хранителям лежит через мир смертных, далеко-далеко на юге, у самой окраины земли, там, где находится Первый Очаг Творцов...

         Затем Хйодис поведал Силикусу, как именно найти дорогу к Рукам Смерти.

***

         Силикус открыл глаза. Он стоял посреди ослепительно-белого мира, хотя помнил, что после того, как шагнул в Первый Очаг, бесконечно долго падал во тьму. Бог втянул носом воздух, но ничего не почувствовал. Обернулся. Вокруг – пустота. Ни неба над головой, ни земли под ногами, ни гор или лесов на горизонте, ни самого горизонта, ни дуновения ветра или плеска воды, ни тепла или холода. Лишь белое ничто, которое было сразу всем. В данном месте, этот цвет отличался от того, что Силикус видел прежде. Белый цвет никогда не бывает идеально белым, ибо он всегда окружён другими оттенками, которые так или иначе, подчёркивает или отражает – даже первый снег отражает лёгкую синеву неба и золотистый отблеск солнца. Но здесь ничего подобного не было, потому и здешний белый был особенным. Истинно белым. Совершенным.

         Силикус пошёл вперёд. Наверное, вперёд. Трудно понимать где перед, а где зад, когда ориентиры отсутствуют. Сапоги бесшумно вышагивали по белому не-полу. Пальцы бесчувственно касались белых не-стен. Грудь бездушно наполнялась белым не-воздухом. Силикус ощущал себя странно: и волнительно радостным, и тревожно несчастным одновременно. Это место было единственным в своем роде Пределом вне Пределов. Местом, куда попадают души умерших, для распределения в дальнейшие места вечного или временного пребывания. Во чтобы там люди ни верили, но Силикус знал, что у этого места даже названия нету. Потому, боги так и говорили – Белое Ничто.