Текст книги "Мономан (СИ)"

Автор книги: Джонни Рэйвэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Ни у кого, кроме самого барона, нет большей власти, – принялся объяснять очевидное, Содал. – Фабиос человек странный и отчуждённый, это все знают. Он часто отлучается из замка, ездит один, без сопровождения. Насколько я понимаю, отец его тоже особо не жалует?

– Есть такое, – кивнул Тавос. – Но, все равно, пока что, ваши подозрения – пустая херня, лишь собак смешить.

– Понимаю, – согласился Содал. – Кроме интуиции и предположений, у меня ничего нет, но... попытайтесь понять. Мы, маги, бывает полагаемся на дарованное богами чутье, и оно редко нас подводит. К тому же есть одна вещь, которая волнует меня с того момента, когда я впервые поговорил с ним.

         Тавос в ожидании нахмурился и встопорщил усы.

– Он упоминал о некой связи... преступлений. Точнее о времени, когда всё началось. Люди, одержимые манией любого рода, включая убийство себе подобных, зачастую являются крайне неординарными личностями. В чем-то безумными, но в другом – гениальными. Они считают себя, словно бы... творцами. Вольными художниками, понимаете? А любой творец желает быть признанным. Как и мономан – быть пойманным. Понимаю, звучит довольно сумбурно, но я знаю, о чем говорю. Подобные безумцы, благодаря некоему странному чувству внутри, которое отчасти и является проявлением их безумия, бывает, оставляют след, едва заметный, но который мог бы привести правосудие к ним. Фабиос вар Дан оставил мне этот след, когда мы разговаривали с ним на балконе...

         Тавос, кусая губы, молчал, мрачно зыркал то на чародея, то на растерянных солдат. Наконец кивнул и тихо произнёс:

– Слишком много замудрённых слов, господин чародей, слишком сложно для понимания головой простого солдата. Но... я вам верю. То, к чему вы меня призываете, является нарушением верности дому сеньора. Нарушением закона! Однако, не имею я права оставить всё так, как есть. То, что делал этот ублюдок, идет против законов божеских. А законы божеские – выше законов людских. Потому – я помогу вам.

         Содал благодарно кивнул и крепко стиснул сухую ладонь Тавоса.

– Не знаю только, где теперь его искать, – вздохнул чародей. – Он сейчас может быть где угодно... творить, что угодно.

– Нет, – мотнул головой командор. – Стража ворот всегда докладывает мне, кто выезжал, особливо ночью. Фабиос сейчас в замке.

– Это, конечно, намного сужает область поиска, но замок огромен, а тайное логово может быть хорошо спрятано.

         Тавос ненадолго задумался, затем его глаза сузились.

– Сдается мне, я знаю где он может быть. Идёмте, господин чародей. Возьмём ублюдка, пока еще есть время...

***

         Они стояли в гостевых покоях первого этажа северного крыла замка. Бедно обставленная комнатушка являла собой пример крайне плохого гостеприимства. Из убранства – кровать, комод, сундук, пару канделябров на стенах и густой, ворсистый ковёр на полу. В такие покои знатного вельможу не поселишь.

– Я, бывало, заставал его здесь, – произнёс Тавос, обхаживая комнату. – Он обычно стоял у того окна. Говорил, мол, приходит сюда покумекать о жизни.

– Значит, здесь должен быть тайный проход в его логово. – Содал судорожно обшаривал комнату взглядом. – Скорее всего, он открывается каким-то необычным способом, с помощью механизма. Надо только понять, что именно приводит механизм в действие.

         Получив приказ искать любой знак, солдаты и Тавос принялись обыскивать комнату, трогать все возможные предметы, заглядывать в любые щели и потрошить всё, что могли найти. Содал лично пытался сдвинуть светильники, прощупать камни стен, найти скрытый рычаг, но всё без толку.

Спустя долгое время, когда он уже и не чаял что-либо отыскать, Тавос, споткнувшись о густой ковер, приподнял его край. Содал тут же увидел разницу в кладке плит за пределами ковра и под ним. Оттащив тяжёлое покрывало в сторону, они нащупали узкую щель меж двумя плитами, подцепили кончиком кинжала и совместными силами, сняли. Под плитой открывался небольшой, чёрный зев с узкой лестницей, ведущей в кромешную тьму. Какое-то время стояли, разглядывали тайный ход и каждый думал о своем. Наконец, Тавос недовольно крякнул и взглянул на чародея.

– Ну, что? Готовы?

         Содал облизнул пересохшие губы и кивнул.

– Первым пойду я, затем вы трое, потом вы, господин чародей, и последними вы трое, – приказал командир, попеременно указывая на людей.

– Лучше двоих оставить здесь, – предложил Содал. – На всякий случай. Если вдруг мы не вернёмся, они должны будут поехать в Орден и передать моим братьям вот это.

         Содал протянул одному из солдат пергамент с рисунками Мезина. Паренёк благодарно кивнул, явно не желая лезть в логово мономана.

– Останется один, – кивнул Тавос. – В том деле, которое нам предстоит, важен каждый меч.

         Содал спорить не стал. Тавос, сняв факел со стены в коридоре, первым шагнул во тьму. За ним отправились двое солдат. Еще двое ждали Содала. Тот, постаравшись вспомнить всё, чему его учили в Фиалковой Академии, тихо выдохнул, послал короткую молитву Эвэру и встал на первую ступень. Впереди их ожидало суровое испытание. Возможно, даже смертельное. Содал в тысячный раз пожалел о том, что он всего лишь маг-консул. Боёвик в такой ситуации оказался бы куда полезнее. Ведь, судя по найденной Мезином Печати, сразиться им предстояло не с простым мономаном, а с настоящим практиком Запретных Искусств. С некромантом.

***

         Каменная кишка с грубо отёсанными стенами уходила всё глубже и глубже под землю. Воздух был влажный и прохладный, люди зябко кутались в накидки и плащи. Тихие шаги эхом разносились по туннелю, угасая где-то на глубине. Перед Содалом маячили фигуры грузных солдат и идущего впереди Тавоса. Командор держал факел над головой, коптя склизкий, заросший мхом и плесенью, потолок.

         Наконец они вышли к деревянной двери, незапертой. За ней оказалась комната попросторней, – стены были сложены из тех же серых и плохо отёсанных булыжников, а воздух смердел сыростью и гнилью. Солдаты, нервно осматриваясь, держали руки на мечах и ножах за поясами; Содал поймал себя на мысли, что сам не выпускает рукоять висящего в ножнах кинжала. Катакомбы, судя по всему, покрывали гораздо большую площадь, чем замок – группа людей продвигалась вперёд, минуя комнаты, небольшие залы и коридоры.

         Наконец, в запутанном лабиринте показались первые признаки жизни – следы грязи от сапог, прогоревшие факелы на полу, старый мусор и... уже высохшие пятна крови. Содал вышел вперёд, закрыл глаза и сосредоточившись, аккуратно разжёг Стамнос. Волна удушающей Энергии накрыла его с головой. Чужеродная Сила затопила чародея, выворачивая суставы, подгибая ноги, охватывая дрожью, наполняя тошнотой и омерзением. В ней было всё: страх, ужас, страдание, боль, ярость, отчаяние, плачь, холод и... наслаждение. Тёмная Энергия пропитывала каждую комнату и стену, каждый булыжник и плитку пола этого пропахшего смертью места.

Содал осел на землю, из носа хлынула кровь. Тавос успел подхватить, аккуратно усадил, протянул мех с водой.

– Что случилось?

– Я... чувствую его, – прохрипел чародей, стирая красные струйки с подбородка. – Он здесь, совсем рядом. Его Сила, она... ужасающая.

– Кто он?

– Некромант. Повелитель мёртвых.

         Солдаты, со страхом в глазах, переглядывались. Тавос хмурился, стискивал зубы.

– Сможете с ним управиться?

– Постараюсь, – ответил тихо Содал. – Но без вас – вряд ли.

– Мы сделаем всё, что в наших силах, господин чародей. Ради погибших мужчин, женщин и детей.

         Он протянул Содалу руку, помог подняться.

– Скорее, идём, – благодарно кивнул чародей. – Он не должен почувствовать меня раньше, чем мы его найдём.

         Дальше вёл он. Приходилось вдыхать мерзопакостную Энергию убийцы полной грудью. У неё был вкус разложения, запах гнили, ощущение чего-то скользкого, даже склизкого, испорченного и извращённого. Содала подташнивало, мутило и крутило, ему хотелось блевать и выть от ужаса, а еще лучше – бежать без оглядки, запрыгнуть в седло и гнать, лишь бы оказаться как можно дальше от этого ужасающего места. Но он лишь стискивал зубы и пропускал всё это через себя, стараясь как можно быстрее найти выход из запутанного лабиринта. Наконец они подошли к деревянной двери с решётчатым окошком. Сквозь него лился жёлтый свет. Содал заглянул, увидел широкое помещение с несколькими зажжёнными коптильнями, стены, увешанные цепями, столы, заваленные инструментами, холщовые бугристые мешки, под которыми скопились чёрные лужи, и множество полок с банками, сосудами и склянками.

         Они вошли бесшумно – петли оказались хорошо смазаны; осторожно двинулись сквозь зал. Мельком бросив взгляд на полки, Содал ужаснулся, хотя заранее знал, что плавает в мутноватой, зелёной жиже: руки, ноги, головы, пальцы, внутренние органы и прочие части человеческого организма. Один из солдат тихо застонал; другой бесшумно выблевал. Помещение прошли быстро, стараясь не смотреть по сторонам, упёрлись в еще одну дверь. Содал заглянул сквозь окошко и его парализовало.

В соседнем зале, в слабом свете коптилен, виднелись тумбы с хирургическими инструментами, жестяные миски, мешки для отходов, а рядом... два поставленных вертикально стола, к которым были прикованы пленники. Мезин и Налли.

Тавос отодвинул чародея, взглянул сам. Показал солдатам, чтобы приготовились. Все извлекли оружие, нервно застыли, как перед боем. Командор медленно открыл дверь, вошёл первым. Содал и солдаты двинулись следом. Не обнаружив признаков мономана, чародей бросился к пленникам, ощупал шеи. Пульс был, хоть и слабый. Живы! Содал аккуратно взял Налли за подбородок, приподнял голову, оттянул веко. Девушка была чем-то одурманена – расширенный зрачок ни на что не реагировал.

– Отвязываем, – прошептал Содал, еле ворочая пересохшим языком. – Пускай двое ваших уведут их отсюда. А мы пойдём дальше, искать его.

         Тавос кивнул, вложил меч в ножны, принялся освобождать Мезина. Содал только взялся за ремешок на запястье Налли, когда позади послышался тяжёлый шаг. Затем хрип и шарканье. Крик одного из солдат заставил чародея обернуться.

         Из темноты широкого зала, на свет, вывалилось ужасающее Нечто: некогда это существо было человеком. Точнее частями разных людей. У него оказалось грузное, крепкое тело, шесть пришитых по бокам рук, три ноги и обезображенная до неузнаваемости голова, без глаз, носа и губ – она словно скалилась и ухмылялась, демонстрируя все имеющиеся во рту, гнилые зубы. Белую, как снег кожу, усеянную чёрными трупными пятнами и пурпурными кровоподтёками, испещряли аккуратные, мелкие стежки. Тварь застыла на границе света, горбясь и опираясь сразу на три ноги. Склонила слепую голову, медленно раззявила пасть и низко замычала, демонстрируя обрубок языка.

– Что... что это такое?!

– О боги милосердные, да зиждется Сила ваша на небесах, да снизойдёт покровительство на обитающих во страстях юдоли земной, рабов ваших...

– Мама... мама родненькая... матушка...

– Стоять! – рявкнул Тавос, молниеносно выхватывая меч. – Не дёргаться. Кто побежит – лично прикончу! Берём ублюдка в кольцо... Давайте же, трусы! Без приказа не атакуем! Ударим все, разом!

         Удивительно, но сработало – люди медленно стали окружать переминающееся на трёх ногах нечто. Один из солдат не выдержал и бросился на тварь раньше времени, гневный вопль Тавоса его не уберёг. Сразу две руки, молниеносно перехватили клинок, еще две сомкнулись на шее бедолаги, а две оставшихся, неведомо откуда вытащив увесистые тесаки, вспороли ему живот. С мерзким хлюпом, на пол шлёпнулись кишки. Солдат всхлипнул, дёрнул ногами и обмяк.

         Победоносно хрюкнув, Нечто отшвырнуло труп в сторону и бросилось на оставшихся. Закричали люди, замычал монстр, зазвенела сталь. Пока Содал опомнился, еще один солдат упал с распоротой шеей; второму, оно отрубило руку у локтя. Тавос, прыгая вокруг монстра, с громким хаканьем нанося ему удары, заорал:

– Твою мать! Сука! У него даже кровь не идёт!

– Это... – еле выдавил парализованный от ужаса Содал. – Это порождение Некроманта. У него нет ни крови...

– Сделай что-нибудь, чародей! Ну же! Пока мы все здесь не издохли!

         Очередной удар Тавоса, Нечто поймало тесаком, ударило вторым, но командор, оказавшись ловчее, увернулся. Тут же пудовый кулак врезался ему в челюсть и отшвырнул на добрых пару ярдов. Содал, наконец, скинул оцепенение, распалив Стамнос во всю мощь и вытянув руки, ударил потоком молний.

         Искрящиеся и обжигающие глаза, трескучие стрелы, набросились на монстра, как оглодавший пёс на кусок мяса. Тварь, зарубив еще одного солдата, двинулась на последних двух, когда её накрыло крошащей камни силой Бури. Мёртвая плоть моментально стала плавиться и кусками опадать на пол; сильно запахло палёным, прогорклым мясом. Монстр пошатнулся, повернул голову, потянул дырой-носом. И словно увидев цель пустыми глазницами, заковылял к чародею.

         Содал, в страхе отступая, усилил поток. Жгутики и отростки молний, поползли по полу, стали лизать стены; пещера наполнилась ярко-бирюзовым светом. Трещало и жужжало так, что казалось, будто сами небеса обрушились на логово мономана. Нечто приближалось рывками, Содал медленно отходил пока не упёрся спиной в стену. Движения монстра замедлялись; плоть отваливалась чёрными, исходящими паром, кусками.

         Когда тварь подобралась вплотную, Содал почти опустел и едва не упустил ослабевший поток молний. Монстр, словно почуяв победу, вскинул тесак. Чародей осознал, что сейчас умрёт, но тут неожиданно налетел Тавос и отрубил руку монстра. Тварь, нависая над Содалом, обиженно замычала, повернула голову к командору. Чародей, ослабив поток и собрав остаток Силы на ладони, скатал искрящий шар и вонзив его в монстра, отпустил сдерживающие цепи. Шаровая молния, взвизгнув, пробила широкую грудь насквозь и, оставив дыру размером с голову, растворилась. Монстр пошатнулся, раскрыл пасть и грузно обрушился на пол. Больше не шевелился.

         Какое-то время висела пронизывающая тишина. Содал слушал удары бешено стучащего сердца. Тавос тихо выругавшись, пнул окончательно умерщвлённое порождение некромантии, сплюнул и повалился на задницу. Лицо командора заливала кровь из широкого рассечения на лбу.

– Пока таких мертвяков убивать будешь, – пробормотал он, сплёвывая красную слюну, – сам скопытишься. От усталости.

         Содал тихо вздохнул и, облокотившись о стену, медленно сполз на пол. Двое выживших солдат, словно близнецы, стояли в сторонке с раззявленными ртами и молча смотрели на убитое чудище.

«Мы победили, – подумал Содал устало, но тут же сам себя одёрнул. – Хотя, рано радоваться... Еще предстоит схватка с некромантом...»

         Словно прочитав его мысли, позади двух солдат вырос их товарищ. Со вспоротыми брюхом. Тот, что погиб первым. Резким ударом меча, он развалил голову первого, затем воткнул клинок в шею второго, продырявив её насквозь. Оба бойца беззвучно рухнули на пол. Мертвый солдат, с волочащимися по полу кишками и неестественно склонившейся на бок головой, смотрел в одну точку, не моргая, сжимая в руке окровавленный меч. Тавос медленно встал, попятился, остановился возле Содала.

– Это... как так? – прохрипел он, сдавленно. – Это... неправильно... так не бывает.

– Это некромант, – еще тише отозвался Содал, встав рядом. – Он уже здесь.

         Мёртвые солдаты один за другим, стали подниматься с земли: медленно, вяло, ломко, заваливаясь на бок, с трудом держась на кривых ногах, с пустыми, ничего не видящими глазами, распахнутыми ртами, вывалившимися языками. Все шестеро, сжимая мечи, взяли Содала и Тавоса в полукольцо, остановились.

– Всё, – обречённо произнёс пожилой вояка. – Видимо, помрём сейчас. Или Можешь распылить их своими молниями?

– Нет, – горько отозвался Содал. – Все силы ушли на ту тварь. Одного-двух, еще смог бы, но с шестерыми не справлюсь...

– Тогда точно помрём, – спокойно, видимо, уже смирившись, кивнул Тавос. – Жаль, ублюдка так и не нашли.

         Содал хотел ответить, когда ощутил вливание чужеродной Силы. Чародейским видением заметил потоки Энергии, которые, словно чёрные ниточки кукловода, тянулись к мертвецам из темноты зала. Затем он различил Стамнос, горящий холодным, тёмно-синим, почти чёрным, светом. И тут разглядел самого некроманта. Он стоял в глубине, за колоннами, во тьме. Вытянув руки, он был полностью занят укрощением оживших мертвецов. Двинув пальцами, некромант послал марионеток вперёд. Тавос выставил меч перед собой. Содал зачерпнул Силу со дна своего Стамноса и понял, что у него есть лишь одна попытка.

         Когда до мертвецов оставалось не больше трёх шагов, чародей резко вскинул руку, сплёл искрящий сгусток на ладони и ударил. Яркий росчерк стрелой пронёсся мимо мертвецов, ушёл во тьму и, на мгновенье осветив высокую фигуру, ударил некроманта в грудь, швырнув его в стену. Солдаты, не дойдя двух шагов, повалились на пол, как перезревшие груши с ветки дерева. Содал напряг чародейское видение и понял, что больше не видит врага. Стамнос некроманта угас. Они победили. Они выжили. Они справились с мономаном.

         Тавос, ошалело глянув на Содала, тряхнул головой. Подошёл к одному из мертвецов, пнул ногой и, спрятав меч, зашёлся истерическим хохотом, больше похожим на кашель.

– Неужели, всё? – смеялся он неверующе, со слезами на глазах. – Прям всё, да? Победили? Прихлопнул его, да? Поджарил ублюдка?

– Да, – еле ворочая языком, ответил страшно измотанный Содал. – Но, надо... удостовериться... что наверняка.

         Тавос снял со стены факел. Вместе, устало переставляя ноги, они двинулись к некроманту. Его труп в обгоревшей чёрной одёжке вонял горелым мясом и палёным волосом. Исходя паром, лежал на боку. Тавос ногой перевернул его на спину, но лицо, все еще скрывалось под глубоким капюшоном. Командор наклонился, стянул капюшон. Содал поражённо вздохнул.

         Перед ними, с обгоревшей бородой, набухшими синими венами на лбу, с перекошенным и обожжённым лицом, лежал Дован вар Дан, барон Мортонарский. Ввалившиеся глаза были закрыты, старческая кожа туго обтягивала череп, щёки впали. Он больше походил на мумию, а не на человека. Содал долго не мог ничего сказать. Затем, не узнав свой голос, выплюнул:

– Не могу поверить... Как же крупно я ошибался.

– Верно, – глухо отозвался Тавос. – Все мы время от времени ошибаемся. Такова жизнь.

         Содал жадно вглядывался в лицо покойника, пытаясь осознать, где и как он допустил ошибку. Почему сразу не понял, не увидел. Он настолько глубоко задумался, что едва не упустил момент, когда веки мертвеца дрогнули. Мономан еще был жив! Содал, охнув, повернулся к Тавосу, собираясь сказать ему, чтобы он быстрее прирезал некроманта, пока еще есть время... но натолкнувшись на хмурый взгляд пожилого вояки, подавился словами. Слишком уж хмурый взгляд.

– Все мы ошибаемся, чародей. Все.

         В следующую секунду тяжёлый кулак Тавоса врезался в его висок. Земля резко прыгнула на Содала и он провалился во тьму.

***

         Содал с трудом поднял веки, сощурился от режущего глаза света. Руки отекли, болезненно вздулись и вскоре грозились отняться. Вокруг – тумбы, инструменты, еще один стол. Чародей попытался понять, где находится, увидел рыжие волосы, и всё вспомнил. Он висел прикованный к вертикально поднятому столу, на месте Мезина. Рядом – Налли, её стол развёрнут почти спиной, видно лишь свесившуюся на грудь голову. Мастера наук нигде не было, впрочем, как и трупов солдат. Видимо, их уже оттащили. Лишь по полу, в другой зал, тянулись кровавые следы. Содал попытался позвать девушку, но пересохшее горло смогло издать только хрип. Чародей сглотнул, попытался снова. На этот раз ему удалось выдавить несколько слов, жалким и тихим голосом:

– Налли... ты меня слышишь?

         Тишина. Девушка не двигалась. Сердце Содала упало.

«Что же делать? – подумал он. – Надо выбираться... но как? Надо попробовать... придумать что-нибудь... что угодно...»

         Содал попытался зачерпнуть глоток Силы из Стамноса, но наткнулся на невидимую стену. Он больше не чувствовал своего дара. Лишь сводящую с ума пустоту. Страшное ощущение, жуткое. Как будто тебе отрезали руку, но всё еще кажется, что она есть, что она шевелится, болит, чешется, отзывается на команды мозга. Чародей поднял голову и увидел на запястьях тёмно-серые браслеты с кривыми письменами вдоль обода, которыми он был прикован к столу. Круадий. Сплав железа с примесью особого металла, который блокирует связь носителя с магией. Никакие чары не смогут пробиться сквозь круадий. Значит дело совсем дрянь. Но всё же нельзя сдаваться! Содал дёргался, рычал, пытался вырваться и всячески боролся с пленом, пока силы его не оставили.

– Молодой человек, – прошелестел откуда-то из темноты хриплый, низкий голос. – Меня поражает ваша жажда жизни. Она столь... прекрасна своей искренностью... своей страстью, и отчаянием.

         На свет, подволакивая ногу, вышел Дован вар Дан. Он кутался в тёмный длинный балахон, опирался на трость, капюшон скинул. Обожжённая голова с редкими пучками обгоревших волос выглядела ужасно. Лицо, в ожогах и чёрных пятнах перекосило, губы полопались, левый глаз смотрел в сторону, отдельно от соседа, одна щека обвисла и опустилась. Выглядел барон, как ходячий мертвец, что было недалеко от истины.

– Потрепали вы меня сильно, заслужили уважения, – проскрипел он, остановившись у Налли. – Попасть с такого расстояния, да еще и так быстро создать чары, что я даже не успел защититься... красиво, ничего не скажешь! Жаль, что консул, а не боёвик, верно?

         Содал стиснул зубы, решил, что не будет отвечать, не даст ему увидеть страх в своих глазах, даже перед неминуемой гибелью.

– Хорохоритесь? Хорошо. Не люблю, когда мужчины начинают ныть и размазывать сопли. Нет хуже зрелища, чем обмочивший портки мужлан, который лебезит и призывает к милосердию, тфу! Все рано или поздно умрём. Так чего позориться, когда наступает час расплаты?

         Содал вновь не ответил. Ждал. Честно надеялся на чудо, впрочем, понимая, что его скорее всего не произойдёт. Барон стоял перед Налли, смотрел на неё, покусывал губы. У Содала сжималось сердце. Наконец, Дован произнёс:

– Хорошая девочка. Умная, покладистая, тихая. Смелая! Не то, что её дядя... тот перед смертью обделался, да визжал, как свинья. Я думал, не выдержу этих воплей, удавлюсь.

         Содал опустил взгляд, увидел запёкшуюся лужу крови под своим столом. Тело покрылось мурашками, внутри всё заледенело от ужаса.

– Забавно, не правда ли? – продолжил рассуждать некромант. – Мезин являлся трусом и размазнёй, но питал ненормальный интерес к покойникам. Особенно к тем, кого зверски истерзали. А его брат, Хагольд, наоборот – мужчина был крепкий, из жёсткой, несгибаемой стали, но когда людей кромсал и резал на части, каждый раз блевал и ныл, что девка. Иной раз так, извиняюсь, обрыгивал материал, что с ним потом работать было просто невозможно!

         Содала трясло крупной дрожью. По лбу стекали холодные капли. Сердце, казалось, сейчас вырвется из груди.

– Мне Тавос рассказал о ваших догадках по поводу моего сына. Знаете, что хочу сказать? Браво! Действительно поражает то, как вы, сумели докопаться до истины. Ваш вывод был абсолютно верным, от начала до конца: и Печать разглядели, и про кровное родство братьев и девушки догадались, и уличили разбойников в пособничестве, и даже про смерть крестьянина прознали, уже почти покинув мои земли. Единственное, в чем просчитались, так это в подозреваемом. Рано моему сыну еще овладевать семейным искусством. Но, когда-нибудь придётся, как и мне однажды пришлось. С Тавосом, правда, тоже просчитались. Он вообще-то муж крепкий, сильный, не страдает излишними моральными дилеммами... идеальный солдат! Лишь один изъян у него имеется – слабость к маленьким деточкам. К мальчикам и девочкам. Но, куда уж мне его осуждать, верно? Вот я и не осуждаю. А вместо осуждения, время от времени, даю ему то, чего так желает его грубое, солдатское сердце. И он отвечает мне верной службой. Но, вам откуда было знать об этом. Так что не корите себя. Это даже за ошибку нельзя считать. Просто неудачное для вас стечение обстоятельств.

         Барон провёл сухим и костлявым пальцем по щеке Налли, откинул прядь, всмотрелся в бледное лицо.

– Девочку правда жаль. Вот, не хотел я её трогать! Но тут вы подвернулись... заинтересовались ею... да еще Мастер наук, позорный, позвал её к себе, в неподходящее время. Пришлось бедняжку прихватить. Если бы не всё это, клянусь, оставил бы в живых.

         Отложив трость, он закатал рукава балахона, взял с тумбы тонкое лезвие, поднёс к груди девушки. Содал хотел крикнуть, издать хоть какой-нибудь звук, сделать что угодно, что могло бы остановить барона, но из горла вырвался лишь сип. Тем временем Дован уже приступил к делу: быстро и умело надрезал, отложил лезвие, взялся за расширитель. Когда грудина Налли, под воздействием сложного механизма, сухо треснула, Содал не выдержал и разрыдался. Он плакал и плакал – казалось бы, слёзы были бесконечны, как бескрайний и холодный океан, но затем и они иссякли. Осталась лишь пустота, безразличие и едва заметная дрожь.

         Барон закончил, подошёл к чародею, пихнул ему что-то под нос. Из-за опухших век и помутневшего зрения, Содал сначала не понимал, что именно держит Дован. Но, когда в глазах прояснилось, он увидел окровавленные по локоть руки и... вырезанное сердце. Обвитое венами, в красной, сверкающей на свету, жиже, оно еще минуту назад билось. В катакомбах было холодно. Сердце Налли исходило паром. Барон усмехнулся и принялся отрывать куски жёлтыми зубами. Жевал долго и тщательно, проглатывал и вгрызался вновь.  Содал не удержался, выблевал себе на грудь.

– Вот и всё, – улыбнулся измазанным ртом, барон. – Мерзко лишь поначалу. Но после третьего начинаешь втягиваться. С пятым даже вкус уже нравится. Искусство!

– По.. чему...

– Что?

– Поче... му... вы не... умерли?

– Ах! Я честно ждал, что вы зададите мне этот вопрос, молодой человек. Вы ведь знакомы с некромантией? Учились противостоять Запретным Искусствам?

         Содал едва заметно закивал. Во рту было горько. Кисло. Хотелось умереть, как можно скорее.

– Посмотрим же, как хорошо вы усвоили материал, – произнёс барон менторским тоном. – Кем становится некромант, достигнув определённого уровня в познании Искусства Некромантии?

– Ли...

– Громче!

– Личем...

– Верно. Существом, перешагнувшим за грань смерти, но не умершим. А как можно убить лича?

– Уничтожив его... филактерию... предмет, в котором... хранится часть его Силы...

         Содал не знал, зачем он отвечает. Наверное, чтобы не сойти сума.

– Блестяще! – воскликнул барон. – Вы действительно учились прилежно. Тело моё, конечно, потрепали, но, чтобы убить меня, этого недостаточно. У вас был шанс найти мою филактерию, но увы, вместо поисков, вы были заняты кувырканием с этой милой девочкой. Не могу вас обвинять – был бы я моложе, сам бы кувыркался, но, к сожалению, годы берут свое. Однако, я хочу поблагодарить вас, молодой человек.

         Содал, находясь где-то на краю бездны сознания, ощущая смертельную усталость, апатию и близкое безумие, почему-то, всё еще говорил с мономаном. Сам не понимая, почему.

– За... что?

– За вас! – всплеснул руками барон. – Если бы не вы, ходить мне в простых личах до конца дней, да продлевать жалкое существование, пожирая недозревшие плоды. Мерзость! Но с вашим Стамносом и его Силой, с вашим сердцем, полным жизни и всю жизнь пробившимся рядом с полным магии сосудом, я наконец-то смогу переродиться в Архилича! И сбросить с себя это постаревшее и сыплющее песком тело. Понимаете ли, я – человек Искусства. Видели то создание, с которым вы сражались и которое так ловко смогли зажарить? Так вот, не без ложной скромности скажу, что это далеко не лучшее моё творение. Лепил тяп-ляп, на скорую руку. Однако, есть в моей коллекции истинные шедевры. Но на каждый уходят месяцы, если не годы! Набрать материала, разложить его по полочкам, заспиртовать, мумифицировать, затем вдохнуть жизнь, насытить подобием разума... Всё это занимает очень много времени! А я не вечен. Пока что. Но теперь мне и эта проблема не страшна. И всё благодаря вам. Какое счастье, что приехали в мои земли.

         Барон улыбнулся, показав Содалу жёлтые и большие, как у коня, квадратные зубы. Чародей сам не знал, каким чудом, он всё еще держится. И очень желал кануть во тьму раньше, чем барон примется за него.

– Ладно, время идёт, а скоро уже начнёт светать. Пора и честь знать! Надеюсь, вам было интересно послушать бредни старого барона. Теперь мы примемся за ваш Стамнос. Думаю, его содержимое будет крайне вкусным и питательным. А ваше сердце... Кажется, что в мой член даже поступает кровь, когда я думаю о вашем сладком сердечке. Прощайте, молодой человек. Рад был с вами поговорить, старикам это иногда нужно. Если можно, напоследок одна просьба. Громко не кричите, ладно? Уж постарайтесь сдержаться, либо усните. Иначе весь процесс может затянуться.

– Вы... – выплюнул Содал сквозь склеенные густой слюной, губы. – Безумец...

– О нет. Попрошу без оскорблений. Я, как уже говорил, человек Искусства. А оно есть ни что иное, как страсть. Что-ж. Настал и ваш черёд познать всю глубину моей страсти.

         Содал стиснул зубы. Из последних сил вскинул голову, заглянул в глаза мономана, заклиная себя не поддаваться ужасу и страху, быть мужчиной до самого конца.

         Барон положил руку ему на грудь. Содала трясло, как на морозе. Пальцы старика были холодным, не живыми. Один за другим, они загорелись тёмно-синим, сапфировым светом, вонзились в кожу и ушли под неё по вторую фалангу. Содал ощутил, как его сердце, Стамнос и даже саму душу обжигает льдом. Агония затопила разум. Вот тогда он не выдержал. И закричал.

[1] Маг-консул – чародей, досконально изучивший Теорию Чаровничества, дипломатию и политику, в основном выполняющий роль посредника между лордами, простыми людьми и Орденом.

[2] Маг-боёвик – чародей, чьи навыки и знания Чаровничества базируются на Боевой Магии.

[3] Доирский Раздор (1205-1210): война между Тройственным Союзом Холмистых княжеств (Литавия, Буано и Рысье герцогство) и Королевством Лиссон, а впоследствии и вставшим на его сторону Семирийским Королевством. Закончилась война крупной битвой на северном берегу реки Сталлара, в которой армия Тройственного союза понесла крупные потери, после чего союз был распущен, а лидерам южных княжеств пришлось подписать пакт о ненападении на северных соседей, до окончания столетия.