Текст книги "Владычица снов. Книга первая"

Автор книги: Джонатан Уайли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 5

Ребекка вновь очутилась в галерее, вот только на этот раз она сама была заключена в позолоченную раму, выставленная напоказ перед теми, кто еще совсем недавно красовался на портретах, а сейчас был полон жизни. Отец девушки с ненавистью смотрел на нее, и глаза его были столь же холодны, как сталь боевого меча, который он сжимал в руке. Нога барона, обутая в ботфорт, попирала крышку таинственного ларца.

«Он полон воспоминаний, надежд… и сновидений…»

Крышку ларца вытолкнула пружина, и из его глубины поднялись в воздух и затеяли безумную пляску бесчисленные буквы. Ребекка тщетно пыталась понять слова, в которые складывались эти буквы, но у нее ничего не вышло. А пока она смотрела на них, буквы утратили привычные очертания и превратились в копошащихся змей и червей.

«Сновидения и кошмары…»

Перед нею появился Каделль, злобно усмехаясь из-под черного шлема. Одним взмахом руки в железной перчатке он сотворил из воздуха стол. На столе находилась шахматная доска, фигуры были расставлены в исходном порядке. Он грубо подмигнул Ребекке, после чего забрало опустилось, закрыв ему лицо.

«Я разбила бы тебя в пух и прах, если бы только знала правила…»

Фигуры на доске зашевелились. Одна из них была соляной чайкой со склоненной набок головкой, только эта птица оказалась не белой, а кроваво-красной. Она взлетела с доски и умчалась прочь, оголив на доске поле, на которое тут же устремились, спеша овладеть им, другие фигуры.

«Ты слишком милая девушка, чтобы вообразить что-нибудь подобное…»

Стол начал растворяться в воздухе. И вдруг его не стало. Не стало и Каделля, вернее, в его черных латах оказался кто-то другой. Ребекка пронзительно завизжала, когда забрало поползло вверх, явив миру желтые глазки и блестящий красный нос.

И черная королева упала – упала и полетела во тьму.

– В чем дело, милочка моя? В чем дело? Ну, что бы там ни было, все прошло. Ведь это я, твоя нянюшка.

Но образы недавнего кошмара продолжали витать в воздухе.

«Не беспокойся насчет сновидений. Они не могут причинить тебе никакого вреда…»

Ребекка проснулась в слезах, грудь у нее ходила ходуном. Мягкие руки, не в силах помочь, скользили по ее волосам и плечам. Она села и обняла старую нянюшку. Та радостно встретила это объятие, принялась что-то бормотать себе под нос, и на этот раз Ребекка не рассердилась из-за того, что нянюшка столь безудержно говорлива.

– Все хорошо, все теперь хорошо, – то и дело повторяла старушка, словно вдруг вернувшись к позабытым уже обязанностям той поры, когда Ребекка была крошечной девчушкой и ее постоянно надо было утешать. Готовность вполне взрослой Ребекки к чуть ли не дочерним ласкам и удивила нянюшку, и обрадовала ее. – Хочешь рассказать мне что-нибудь, солнышко? Тебе уже так давно не снились страшные сны. – Откинувшись назад, она заметила слезы на глазах у Ребекки. – Высуши глазки, детка, или они пойдут морщинами и станут вроде моих.

Именно так она всегда реагировала на слезы воспитанницы, вслед за чем неизменно принималась рыться в складках своего мешковатого платья, чтобы найти носовой платок. Поиски и на этот раз увенчались успехом, и она тщательно вытерла платком щеки девушке.

– Что это ты так расстроилась? – добродушно спросила она.

И хотя некоторые детали недавнего сновидения уже выветрились из головы Ребекки, один устрашающий образ с неослабевающей ясностью витал перед мысленным взором: падение черной королевы и безуспешные попытки самой Ребекки спасти ее.

– Мне снилась мамочка, – прошептала, наконец, Ребекка.

Нянюшка какое-то время помолчала. Потом ответила:

– Она была доброй госпожой, но сейчас она стала частью Паутины. И произошло это давным-давно, – невозмутимо добавила она.

– А я все еще тоскую по ней.

– Понятное дело. Разумеется, тоскуешь.

Они обе помолчали, углубившись в собственные воспоминания.

– Попробуй еще поспать, – в конце концов, посоветовала старая нянюшка. – Рассветет только через час. Принести тебе порошок?

– Нет, спасибо. Со мной все в порядке.

Ребекка позволила нянюшке, как следует закутать себя в одеяло.

– Спасибо, – прошептала она.

– Спи спокойно, моя славная. И помни: твоя нянюшка всегда с тобой.

Но, оставшись одна в темной комнате, Ребекка поняла, что больше не заснет, да и не имеет права заснуть. Слишком многие воспоминания нахлынули на нее, и девушке предстояло разобраться с ними, прежде чем она рискнет вновь предаться власти сновидений.

Ребекке было пять лет, когда ее мать забеременела вторично. Сперва в замке поднялся великий переполох, потому что барон, бывший в те дни мужчиной лет тридцати с небольшим и уже превратившийся во властного и вздорного человека, не сомневался в том, что на этот раз у него появится сын, чего ему отчаянно хотелось. Были заранее задуманы великие торжества, для будущего наследника приготовили роскошные покои, в замке собралась целая армия нянюшек и повивальных бабок и все они окружили баронессу неусыпной заботой. Нянюшка как раз и была одной из тех повивальных бабок, Ребекка так никогда и не узнала, как ее, собственно говоря, зовут. Она была мастерицей на все руки и вдобавок уже успела поднять восемь собственных детей. Когда все они стали взрослыми, она решила посвятить себя заботе о чужих детях, а все свободное время проводила в сборе трав и приготовлении из них лекарственных снадобий.

Ребекка тогда радовалась и волновалась вместе со всеми. Ее поражала мысль о том, что в теле ее красавицы матери обитает младенец, и она не понимала, почему им приходится ждать так долго до тех пор, пока малышу не будет позволено появиться на свет. Она была слишком мала, чтобы осознать, в какой мере появление этого младенца мужского пола повлияет на ее собственное положение в замке, и все же чувствовала, что и мать, и отец начали уделять ей куда меньше внимания, чем раньше. Ребекка и Эмер, уже бывшие не разлей вода подружками, радостно ожидали появления нового товарища по играм, но по мере того, как шло время, и стройная фигура баронессы становилась все более неуклюжей, нетерпеливое ожидание мало-помалу начало уступать место невыразимой тревоге.

Именно от нянюшки Ребекка впервые услышала о том, что беременность протекает трудно, и с этого времени ее волнение медленно, но верно перерождалось в ощущение смертельной опасности. Мать Ребекки теперь не выходила из спальни – и как-то вдруг от ее недавней красоты не осталось и следа. Ребекка часто навещала баронессу, и она каждый раз приветствовала маленькую дочь улыбкой, но оставаться или хотя бы ненадолго задерживаться в материнских покоях ей было строго-настрого запрещено.

И вот однажды вечером, когда перед отходом ко сну Ребекка решила нанести матери очередной визит, У дверей в спальню баронессы ее встретила нянюшка.

– Не сегодня, малышка. Твоя мамочка спит.

Однако что-то в лице женщины насторожило Ребекку, от ее слов веяло фальшью, а девочка уже начала догадываться о том, что взрослые говорят ей правду далеко не всегда.

– Но с ней все в порядке? – тревожно спросила она.

Нянюшка устало вздохнула, затем пересилила себя и улыбнулась.

– Она очень устала, милочка, вот и все. Рожать ребеночка – это, знаешь ли, тяжкий труд.

– Такой уж тяжкий?.. – по-прежнему не слишком доверяя словам нянюшки, переспросила Ребекка.

Живот ее матери в последние недели приобрел такие размеры, что девочка решила, будто ее младший братик родится настоящим великаном.

– Вот именно, – твердо ответила нянюшка. – Очень тяжкий.

– Что ты хочешь этим сказать?

Внезапно, наряду со страхом, Ребекку охватили отчаянное волнение и любопытство.

– Ничего особенного, солнышко. Пойдем, я уложу тебя в кроватку.

Повивальная бабка мягко подтолкнула Ребекку в сторону от дверей, но от девчушки оказалось не так-то просто избавиться.

– А почему это такой тяжкий труд? – настырно спрашивала она, когда они с нянюшкой уже шли по коридору.

Нянюшка ничего не ответила, она, казалось, над чем-то глубоко задумалась. Малышка уже хотела повторить вопрос, но тут они как раз дошли до двери в детскую. И тут нянюшка приняла окончательное решение.

– Ну-ка, живо в кроватку, – приказала она. – Я приготовлю тебе замечательное питье, а потом мы поговорим. Ладно?

Ребекка покорно кивнула и поторопилась поступить, как ей было велено. Переоделась на ночь и села на постель. А тут уже вернулась и нянюшка. В руках у нее была кружка горячего и сладкого молока.

– Только сначала подуй, – предостерегла она. – А не то обожжешь язычок.

Девочка выпила молоко, ей не терпелось услышать необходимые объяснения.

– Твоя мать неважно себя чувствует, Ребекка, – начала нянюшка. – Вот почему она испытывает такую усталость.

– И все это из-за младенца? – забыв о выпитом молоке, тут же выпалила Ребекка.

– Да.

– Так почему же его не извлекут из нее?

– Младенцы сами определяют, когда им пора появиться на свет. Если он родится слишком рано, это может повредить твоей мамочке, а ведь нам с тобой этого не хочется, верно?

Ребекка уныло покачала головой, ее огромные синие глаза стали еще больше от страха.

– Ребеночек отнимает у матери много сил, – продолжила нянюшка. – А много есть, чтобы восстановить силы, она не может. Вот ей и приходится подолгу спать.

– Значит, я ее больше не увижу, – всхлипнула Ребекка, подумав о том, как бледна теперь ее мать, и вспомнив об отвратительном запахе, который время от времени встречал ее в материнской спальне.

– Нет, конечно же, это не так, – улыбнувшись, возразила нянюшка. – Ей нравится, когда ты к ней приходишь. И ей необходима сейчас вся любовь, которую мы можем ей уделить. Но тебе теперь придется навещать ее днем, когда она не спит.

Ребекка кивнула, услышанное несколько приободрило ее.

– Будь умницей, попей еще молочка! – Нянюшка проследила за тем, чтобы девочка допила кружку до конца. – Только ни с кем не говори на эту тему, Ребекка. Пусть это будет нашей с тобой тайной. Понятно?

Ребекка вновь кивнула. Возложенная на нее ответственность заставила ее почувствовать себя страшно взрослой.

– Но она ведь поправится, правда? – спросила она у нянюшки напоследок.

– Конечно, солнышко! Конечно. Ну а теперь допивай молочко – и на боковушку.

Какие-то нотки в последних словах нянюшки вновь насторожили Ребекку, но она послушно выпила остатки питья и шмыгнула под одеяло. Нянюшка забрала пустую кружку и вышла прочь.

– Спи спокойно, моя сладкая, – попрощалась она, затворяя за собою дверь.

Какое-то время Ребекка пролежала, глядя в потолок. Стоявшая на ночном столике свеча озаряла его слабым светом, но глаза девочки сейчас ничего не видели, в ее сознании клубились совершенно иные образы.

Много лет спустя она сообразила, почему той ночью ей удалось так безмятежно уснуть: к этому времени она была уже более чем хорошо знакома с разнобразными порошками, приготовленными нянюшкой, и с воздействием, которое они оказывали.

Едва продрав глаза на следующее утро, она обнаружила, что на краешке ее кровати сидит Эмер.

– Проснулась, соня несчастная! – заорала подружка, увидев, что ресницы Ребекки затрепетали. – Скоро уже обедать пора!

– А что ты здесь делаешь? – сонно щурясь, поинтересовалась Ребекка.

– Нянюшка велела мне прийти к тебе, – ответила Эмер. – Сказала, что тебе непременно захочется с кем-нибудь поговорить.

И тут Ребекка сразу же вспомнила о ночной беседе. И сразу же у нее неприятно заныло в желудке. Она выскочила из постели и, как была в ночной рубашке, подбежала к дверям и отворила их.

– Что ты делаешь? – окликнула ее Эмер.

– Я хочу к мамочке!

– Нельзя!

Ребекка замерла на месте.

– Но почему?

– Потому что она рожает.

– Нет! Этого не может быть, – огрызнулась Ребекка. – Слишком рано. Дети сами решают, когда им приходит пора появиться на свет.

– И все-таки так оно и есть! Я слышала, как твой отец во весь голос орал об этом.

Подруга произнесла это с такой уверенностью, что Ребекка поневоле смирилась с правотой ее слов.

– Ну и что же он орал? – тихим голосом осведомилась она.

– Он орал: раньше или позже, главное, чтобы он родился нормальным, поняли?.. А потом с багровым лицом вышел из комнаты и отправился прочь.

Эмер все еще сердилась из-за того, что к ее словам поначалу отнеслись с недоверием, она даже не заметила того, что личико ее подружки побелело от страха.

– Я хочу к мамочке, – тихо вздохнула Ребекка и тут же помчалась по коридору.

После недолгого размышления Эмер последовала ее примеру, и обе девчушки очутились у дверей в комнату баронессы почти одновременно. Крик боли, донесшийся из глубины комнаты, заставил их замереть на месте. Затаив дыхание, они прислушались к тому, что происходило за дверью, но услышали лишь короткие восклицания ободрения и поддержки и звон стекла. Потом раздался голос нянюшки: «Вот, выпейте это». Затем девочки услышали странные звуки, смысла которых не сумели определить, потом из комнаты донесся новый вопль. Услышав его, девочки аж подпрыгнули на месте, Ребекка даже заплакала. Чуть спустя принялась всхлипывать и Эмер. Должно быть, их плач услышал кто-то из находившихся в покоях у баронессы. Дверь слегка приотворилась, на них из комнаты посмотрела повивальная бабка. Лицо у нее было усталым и бледным.

– Ребекка, живо разыщи отца и приведи его сюда, – распорядилась она. – Эмер, отправляйся на поиски вместе с нею!

Девочки какое-то время постояли молча, уставившись на нее, затем Ребекка отвернулась и бросилась бежать, а Эмер помчалась следом. Барона они отыскали в кабинете, от него несло как от винной бочки, да и в руке у него был кубок. Он рассерженно посмотрел на запыхавшихся и зареванных малышек, но не сказал ни слова. Да и Ребекка не могла заставить себя заговорить, она вновь расплакалась. Сообщение барону пришлось передать Эмер.

– Нянюшка велела вам живо туда, – выдохнула она. – Ребеночек родится.

– Мне это отлично известно! – рявкнул барон. – Я провел там половину нынешней ночи. – Он допил кубок до дна и зашвырнул его в дальний конец комнаты. Тот упал на пол с грохотом, еще сильней перепугавшим Ребекку. Барон Бальдемар невесело рассмеялся. – «Живо туда», – насмешливо передразнил он. Затем бросился вон из комнаты, покачиваясь на ходу и едва не налетев на закрытую дверь. Девочки кинулись было вдогонку, но их остановил сердитый возглас барона: – Оставайтесь здесь, обе! – выкрикнул он с какой-то особенной злобой в голосе. – И без вас там поганых баб полно!

На какое-то время девочки застыли на месте в кабинете барона, даже не осмеливаясь взглянуть друг дружке в глаза. Но Ребекке слишком сильно хотелось повидаться с матерью, поэтому она все-таки выскользнула из комнаты. Эмер, справившись со страхом, последовала за ней.

Когда Ребекка прибежала в материнские покои, дверь, ведущая в спальню баронессы, была широко распахнута. В комнате, у кровати, стояли три повивальные бабки, а в постели с самым безмятежным видом лежала баронесса. Лицо у нее было бледным и прозрачным, как тончайший фарфор. Бальдемар, подбоченясь, стоял в изножье кровати спиной к дверям.

– Ну и?.. – потребовал он ответа, и его громкий и грубый голос прозвучал особенно громко и грубо в тишине, которая стояла в спальне.

– Она жива, но очень слаба, – доложила одна из повитух.

– Да при чем тут она? Мальчик… – заорал барон. – Что с мальчиком?

– У вас родилась девочка, – спокойным голосом сообщила ему нянюшка.

Наступила чудовищная тишина.

– Боги! – простонал затем барон сквозь стиснутые зубы. – Выходит, напрасная трата времени!

После чего тишину нарушил лишь судорожный вздох Ребекки.

– А еще рожать она сможет? – спросил барон.

Этого мы сказать пока не можем, – ответила одна из повивальных бабок.

Но барон даже не дослушал ее. Резко повернувшись, он бросился прочь из комнаты, лицо его исказила гримаса бешеной ярости.

– Но, господин мой, ваша жена…

Слова, выкрикнутые повитухой ему вдогонку, не возымели никакого действия.

В это мгновение Ребекка поняла, что именно имела в виду нянюшка, утверждая, что баронессе сейчас понадобится вся любовь, которую кто-либо будет способен ей уделить. Пройдут долгие годы, прежде чем уже подросшая девушка сумеет оценить подлинный смысл этих слов, но и сейчас она по наитию поняла их.

Ребекка вбежала в комнату, почти не обратив внимания на гнилостный тошнотворный запах, стоявший здесь, и направилась прямо к матери. Глаза баронессы были широко раскрыты, но взгляд пуст и рассеян, дышала она тяжело и хрипло.

– Я люблю тебя, мамочка, – плача, пролепетала малышка. Ее ручонки обвились вокруг неподвижного материнского тела. – Я люблю тебя!

Но мать никак не отреагировала на ее слова.

Баронесса умерла через два дня. Болезнь в сочетании с тяжелыми родами довела ее до полного истощения – и все же первым отказался от дальнейшей борьбы за жизнь ее разум. Вопреки отчаянным попыткам малолетней дочери передать матери всю свою любовь, баронесса утратила малейшую волю к жизни. Повитухи тоже сделали все, что было в их силах, угрюмо перешептываясь друг с другом по поводу бессердечного барона и проливая порой слезу умиления над самоотверженными и безнадежными усилиями бедной крошки, но, в конце концов, они и сами оказались столь же бессильны помочь баронессе, как и Ребекка. Когда дух человека сломлен, помочь ему невозможно.

Заботы об осиротевшей малышке взяла на себя нянюшка, отныне ей предстояло посвятить этому занятию остаток своих дней. Вторую девочку – новорожденную, к тому же очень слабенькую, – передали на попечение кормилице. Ребекка возненавидела младшую сестренку, возложив на нее вину за смерть матери, и ото всей души желала, чтобы та поскорее умерла. Жить на свете та просто не имела права. Желание Ребекки исполнилось ровно месяц спустя.

В последний раз Ребекка видела мать в деревянном гробу; тело баронессы было облачено в великолепные церемониальные ризы черного цвета, на фоне которых лицо и сложенные на груди руки отличались особенной белизной, на голову баронессе был возложен серебряный венец.

Ребекка и Эмер с благоговением глядели на нее.

– А вид у нее все равно какой-то ненастоящий, – прошептала Эмер.

– Она и на самом деле ненастоящая, – ответила Ребекка.

– Она стала частью Паутины, – заметила Эмер, повторив чужие слова, смысла которых она не понимала, однако больно уж ей хотелось хоть как-то утешить подружку. – И вернуть ее к жизни можно только силою волшебства.

– Какая она красивая, – выдохнула Ребекка, не слушая того, что шептала Эмер. – Самая настоящая королева.

Ребекка все еще лежала без сна, когда первый луч рассвета пробился сквозь занавеску на окнах. «Почему этот идиотский сон заставил меня вспомнить обо всем с такой остротой?» – в грустном недоумении подумала она.

Спустя годы после смерти матери Ребекке стало известно, что ее отец уже вскоре после того, как овдовел, предпринимал попытки жениться снова. Правда, к тому времени о нем уже вовсю поговаривали в самом нелестном тоне – и ни одно родовитое семейство не пожелало отдать наследницу в жены человеку, грубость и бессердечие которого – а утверждали именно это, – возможно, свели в могилу его первую жену. В некоторых домах говорили даже о том, что он не просто довел ее до смерти, а чуть ли не собственноручно убил, хотя никакого обвинения ему, разумеется, так и не было предъявлено. Будь Крайнее Поле достаточно богатой вотчиной, барону, несомненно, удалось бы подыскать себе кого-нибудь в жены, но о богатстве Бальдемара и речи идти не могло. Так что барон старился и еще больше ожесточался, так и оставаясь вдовцом.

«Чего он, строго говоря, и заслуживает, – подумала Ребекка. – В конце концов, жизнь моей матери превратил в сущий ад именно он».

Да, этот брак и впрямь трудно было признать образцом супружеской любви и гармонии.

Все это само по себе не имело особенного значения, не оставляй подобные обстоятельства Ребекку наедине с ее главной проблемой. Она была единственной наследницей Бальдемара и его последней надеждой на спасение чести рода, его могущества, да и обладания фамильной вотчиной.

«Через два дня мне исполнится восемнадцать, – мрачно размышляла она. – Сколько еще мне удастся уклоняться от неизбежной участи?»

Измученная воспоминаниями и неразрешимыми проблемами, Ребекка перевернулась на бок и заснула.

Глава 6

На следующее утро первой в спальню к Ребекке ворвалась Эмер. Буквально ворвалась: едва постучавшись, сразу же бросилась к кровати, причем едва не полетела на пол, наткнувшись на нее.

– С днем рождения! – ликующе воскликнула она.

– Что такое?

Ребекка не торопясь уселась. После беспокойной ночи голова у нее по-прежнему была как в тумане, она и сама не знала, долго ли ей на самом деле удалось поспать.

– Мне до восемнадцатилетия еще целых два дня!

На мгновение – но только на одно-единственное мгновение – Эмер вроде бы растерялась. Но мигом восстановила свое обычное самообладание.

– А это я так, для тренировки, – насмешливо сообщила она, пренебрежительно махнув рукой.

Ребекка во весь голос расхохоталась, одновременно почувствовав, что ей стало гораздо лучше. После всего пережитого за последние дни смех был необходимым – и желанным – средством снять напряжение.

Да и Эмер недолго смогла оставаться серьезной – и вот они уже хохотали в две глотки.

– А я-то дурочка… – Эмер изо всех сил постаралась вновь придать лицу серьезное выражение. – Я-то уж решила, что ты, наконец, стала совершенно взрослой полноправной женщиной, я даже подумывала начать относиться к тебе с почтением, и подобострастием… и испрашивать совета по поводу вязанья, шитья и прочих по-настоящему женских дел. – На миг прервавшись, она посмотрела на подругу, согнувшуюся от смеха при одной мысли о подобной перспективе. – Я говорю вполне серьезно, – в полном противоречии с истиной провозгласила она. – Но сейчас передо мной столь же юная и неопытная девица, как и я сама. Да что же это такое!

– Не совсем такая, как ты, – еле уняв смех, возразила Ребекка. – И есть женские дела, в которых ты определенно можешь дать мне добрый совет.

– Валяй, – радостно отозвалась Эмер. – Но учти: мой совет может оказаться ложным, неверным, даже, чего скрывать, где-то опасным… Но в любом случае, я дам его от чистого сердца!

Она подняла бровки и сложила пальчики рук, всем своим видом давая понять, что ей не терпится выслушать девичье признание.

Ребекка несколько замешкалась. Ей не хотелось нарушать воцарившуюся, было, атмосферу веселья, но, в конце концов, она не смогла справиться с искушением.

– Ты любишь Галена? – поинтересовалась она.

Шутовская личина, которую с таким удовольствием напялила на себя Эмер, куда-то подевалась. На мгновение разбитная девица, кажется, даже растерялась.

– Да… наверное… сама не знаю… О Господи, я пообещала дать тебе совет, а разводить тут философию я вовсе не собираюсь! Тебе надо поговорить об этом с каким-нибудь старым хмырем вроде моего папаши. С кем-нибудь из тех, у кого все лучшее осталось давным-давно в прошлом.

– Но тебе с ним хоть приятно? – настаивала Ребекка. – Я хочу сказать, с Галеном?

– А я и не подумала, будто ты имеешь в виду моего отца, – насмешливо фыркнула Эмер. – И ответ у меня положительный. С Галеном быть приятно. Мое суждение основывается на личном опыте!

– А ты не боишься обзавестись ребенком? – робко осведомилась Ребекка.

– Послушай, я просто в ужасе! – Эмер с наигранным возмущением сделала круглые глаза. – За кого, интересно знать, ты меня держишь?

– Но…

– И, кроме того, – не пожелав до конца дослушать объяснения подруги, продолжила Эмер, – имеются, знаешь ли, кое-какие средства. Спроси у нянюшки.

– Но ты же у нее не спрашивала!

– Ясное дело, не спрашивала! Я ведь не полная идиотка. И к тому же старушка наверняка все перепутает и выдаст тебе порошок против облысения или что-нибудь в том же роде.

– Да, в таких делах это мало поможет, – согласилась Ребекка, изо всех сил стараясь держаться с той же развязностью, что и ее подруга.

– Выходит, тебе нужен совет, – наконец-то Эмер заговорила всерьез – и теперь уже безо всякого наигрыша. – Что ж, видать, мне самой придется о тебе позаботиться.

Ребекка внезапно страшно разволновалась и в то же самое время ощутила себя на грани нервной истерики. Никогда еще она не думала о себе самой как о зрелой женщине, и одна только перспектива превратиться в таковую внушала самые противоречивые ожидания. «Через два дня мне стукнет восемнадцать. А я ровным счетом ничего не знаю о жизни. За что, увы, мне следует благодарить отца».

– Особенно потому, что у барона на твой счет, несомненно, имеются планы, – говорила между тем Эмер, словно подслушав мысли подруги. – И больше он ждать не будет, если ты, конечно, не возьмешь инициативу в свои руки.

– Что ты имеешь в виду? Да и что я могу сделать?

– Мы обо всем позаботимся, – пообещала ей Эмер. – Только нам надо поторопиться. Возможно, срок его ожидания истечет как раз в твой день рождения.

Та же самая мысль не раз уже приходила в голову и самой Ребекке.

– Он так и не сообщил мне, кто собирается прибыть на праздник, – призналась она.

– Что ж, по крайней мере, у нас остается чуть больше времени, чем я думала! – радостно воскликнула Эмер. – А я-то, было, решила, что торжество состоится уже нынешним вечером. – Она сделала паузу. – Если уж говорить начистоту, то я и сама несколько замешкалась с необходимыми приготовлениями.

– Да уж, твоя память работает куда как лучше, когда речь идет о других сроках, – ухмыльнулась Ребекка, невольно удивившись смелости своих слов.

– Ах, вот как! Значит, хоть этого мне тебе объяснять не понадобится.

Эмер с наигранным облегчением стерла воображаемый пот со лба.

Ребекка рассмеялась, почувствовав себя несколько более уверенно; от дальнейшего разговора на щекотливую тему ее избавил внезапный стук в дверь.

– Входи! – крикнула она, помня о том, что нянюшка уже практически оглохла, хотя порой (особенно, когда тема беседы ее интересовала) слух возвращался к ней с прежней остротой.

Старушка заглянула в щелку и, убедившись в том, что ее воспитанница уже поднялась, вошла в комнату.

– Чудесное утро, милочка, – поздоровалась она. – Доброе утро, барышня Эмер. – Нянюшка тут же принялась расхаживать по всей комнате. – Ну как, удалось тебе еще поспать? – первым делом спросила она у Ребекки.

Эмер, недоуменно подняв брови, бросила взгляд на подружку, Ребекка же слегка покачала головой. Нянюшка, ошибочно истолковав этот жест как ответ на свой вопрос, вздохнула.

– Странная штука эти сны, – мрачно пробормотала она.

Нянюшка никогда не была особенно красноречивой особой, а с годами ее речь становилась все более и более причудливой. Время от времени она ошибочно употребляла одно слово вместо другого, а порой и вовсе прибегала к выражениям, смысл которых был понятен только ей самой. Ребекка давно научилась догадываться о сути ее зачастую нечленораздельных высказываний, но другие люди, включая даже Эмер, считали нянюшку то ли вздорной старухой, то ли попросту сумасшедшей. По общему мнению, нянюшке было около шестидесяти, что само по себе означало глубокую старость, но кое-кто полагал, будто она на самом деле еще старше. Нянюшка потрепала Ребекку по плечу.

– Не бери в голову, – добавила она в утешение. – Нынче на ночь я дам тебе такой порошок, что пальчики оближешь.

Эмер, стоя у нее за спиной, постучала себя пальцем по лбу.

– Да не волнуйся ты, нянюшка, – вздохнула Ребекка, прекрасно понимая, что с таким же успехом могла бы попросить у реки, чтобы та перестала нести свои воды вниз по течению. – Я отлично выспалась. Я спала как дитя.

– А дети, знаешь ли, плачут во сне, да и покормить их тоже бывает нужно.

Ничего не скажешь, в этом вопросе нянюшка разбиралась как никто другой. Хотя ее память о событиях, происшедших совсем недавно, иногда давала серьезные сбои, дела давно минувших дней она вспоминала с поразительной ясностью и остротой. И чаще, да и охотней всего она пускалась в воспоминания о том, как вырастила собственных детей, а потом стала повитухой.

– Не об этом я говорю, ты и сама прекрасно понимаешь, – улыбнулась Ребекка. – Но выспалась я и впрямь превосходно.

– И тебе больше ничего не снилось?

– Нет.

Нянюшка неторопливо кивнула. Казалось, она погрузилась в какие-то размышления.

– Надо бы тебе одеться, – сказала она наконец.

– А почему бы тебе не проваляться в постели весь день? Вот тогда ты и выспишься, как следует, – в шутку предложила Эмер.

Нянюшка пропустила замечание мимо ушей.

– Я достану синее платье, – пробормотала она, подходя к огромному платяному шкафу из резного дерева.

– В нем мне будет слишком жарко, – возразила Ребекка, торопливо вылезая из постели. – Надену юбку и блузку, как вчера.

– Нельзя, – сухо ответила нянюшка.

– Почему это?

Старушка явно удивилась.

– А что, разве он тебе ничего не сказал?

– Не сказал мне чего?

Ребекка немного занервничала.

– Барон хочет видеть тебя у себя в кабинете, – пояснила нянюшка. – И ты должна надеть синее платье. Ты ведь знаешь, как ему нравится, когда ты наряжаешься.

– Ах, вот как!

Ребекке больше нечего было сказать, да и с лица Эмер исчезла беззаботная ухмылка. Слишком уж совпадало повеление барона с темой их недавнего разговора.

– Но что ему нужно от Ребекки? – в конце концов, спросила Эмер.

Подобные пожелания барона были большой редкостью, а близость нынешнего приглашения ко дню совершеннолетия Ребекки наводила на самые тревожные размышления.

– Не мне отвечать на этот вопрос, да и не тебе задавать такое, – суровым голосом отчитала Эмер нянюшка. Но тут же в ее словах послышались заговорщические нотки: – Дошли тут до меня кое-какие разговоры. На дне рождения у моей девочки ожидаются важные гости. Мужского пола, – добавила она, и на губах у нее заиграла довольная улыбка.

Да и вся повадка старушки подсказывала, что она рассматривает эту новость, как желанную и долгожданную, и явно не замечает встревоженных взглядов, которыми поспешили обменяться подруги. Итак, то, чего они больше всего боялись, похоже, начало воплощаться в жизнь.

– И кто же? – выпалила Эмер, не в силах сдержать любопытство и, не обратив, поэтому внимания на то, насколько глухо замкнулась Ребекка.

– Гости… – уклончиво ответила нянюшка.

Улыбаясь себе самой, она достала из шкафа тяжелое синее платье и разложила его на кровати. При этом она что-то напевала себе под нос.

Ребекка молча облачилась в пышный наряд, а затем следом за нянюшкой вышла из комнаты.

– Я подожду тебя здесь, – шепнула ей вслед Эмер.

Ребекка кивнула. «Мы обо всем позаботимся», – говорила Эмер. И что бы она ни имела при этом в виду, позаботиться следовало как можно быстрее.

– Заходи, дочь!

На этот раз голос барона Бальдемара звучал чуть ли не радушно, что бывало с ним, лишь когда он уже успевал порядочно напиться. Они с Рэддом сидели в кабинете у барона; при появлении Ребекки постельничий поднялся со своего места. Вид у него был, самый что ни на есть серьезный.