Текст книги "Лэ о Лэйтиан (ЛП)"

Автор книги: Джон Рональд Руэл Толкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Перевод Ольвен Тангородримской

J.R.R.Tolkien

ЛЭЙТИАН

или

ОСВОБОЖДЕНИЕ ОТ ОКОВ

Баллада о Берене и Лутиэн

I.

Король на земле в годы давние жил:

Еще человек по лесам не бродил,

Но была его власть средь пещерных теней,

Держал он леса под рукою своей.

Корона из листьев, зеленый наряд,

Стоят его копья высокие в ряд;

Сияние звезд захватил он щитом,

А солнце с луной появились потом.

Когда к Средиземья простору нескоро

К темному берегу из Валинора

Эльфийского войска вернулись полки,

Знамена летели, зажглись маяки,

Шагали когда короли Эльдамара

Под небом вперед на войну для удара,

Тогда серебром его трубы звучали

И солнце с луною свой путь начинали.

В Белерианде, в далекой дали,

В Дориате, среди огражденной земли

Тингол там на троне своем восседал,

И многоколонным был каменный зал:

Жемчуг, бериллы и бледный опал,

Металл, что работою тонкой сиял,

Мечи, топоры, и доспехи, и щит,

Блестящие копья – все грудой лежит:

За богатство свое он немного бы дал,

Он только одну всех дороже считал,

И за одну все отдал бы взамен -

Прекраснее всех его дочь, Лутиэн.

С гибкостью той никому не бежать

По зеленому лугу под солнцем опять;

Девы такой не бывало с тех пор

От зари до заката, от моря до гор.

Плащ ее был как весной небеса,

Но серыми были как вечер глаза;

Всю ей одежду цветами расшили,

Темны, словно тень, ее волосы были.

Ноги легки, словно птицы полет,

Смех, как веселый источник, течет;

Тонкая ива, наклон тростника,

Аромат, что весной наполняет луга,

Света на листьях игра самого,

Голос воды, много больше того

Прелесть ее и ее красота,

Свет ее ясный, ее чистота.

Жила среди чар она так вдалеке,

Эльфийская сила держала в руке

Дориата лесного просторы, пути;

Тропинку туда невозможно найти,

Никто не посмел бы незваным бродить

И чуткие листья в ветвях шевелить.

К Северу страха лежала страна

И Дунгортеб называлась она,

Тенью вершины вздымаются прочь;

За ней простиралась Смертельная Ночь,

Таур-ну-Фуина чаща темна,

Там солнце померкло, туманна луна.

Край неизведан на юге лежит;

На Западе древнее Море шумит,

Безбрежно, свободно оно, без преград;

Голубые вершины к Востоку стоят,

Туманом своим заслоняя просторы -

То внешнего мира далекие горы.

Тингол ныне в скальном чертоге своем,

В котором и ночью светло, словно днем,

Был королем Менегрота земли:

Смертных дороги к нему не вели.

Его королева с ним рядом была,

Дивная Мелиан тихо ткала

Заклинанья свои, и окутала трон,

И чары ложились на каменный склон;

Длинным и острым владел он мечом,

Буков и вязов он был королем.

Трава зелена была, листья длинны,

Пели дрозды на просторе страны,

Под тенью ветвей и под солнечным светом

Там пробегала зимою и летом

Лутиэн, это дивное Эльфов дитя,

Танцуя в долине, в луга уходя.

Звезды сияли, был чист небосклон,

Искусной рукою играл Даэрон,

Когда в темноту тихо день уплывал,

Дивную музыку он создавал

Серебряной флейтой, спокойной и ясной,

Для Лутиэн, этой девы прекрасной.

Здесь радость была, и легки голоса;

И ночью и утром беспечны леса;

Мерцали алмазы и светлый венец,

И золото красное тонких колец,

И эланор с нифредилем не вяли,

Вновь на траве поутру расцветали,

Бессчетные годы Эльфийской земли

Над Белериандом катились вдали,

Пока роковой день не грянул потом -

Эльфийские арфы поют нам о том.

II.

На Севере дальнем, где каменный склон,

Был в черных пещерах незыблемый трон,

Огнем окруженный, удушливый дым,

Столбами клубясь, поднимался над ним,

Жизнь, убивая, и тьмы глубина

Темницами страшными только полна,

Смерть безнадежным уделом была,

Если судьба в эту тень привела.

Король там сидел, и древнее он был

Всех, кто под небом когда-нибудь жил.

Чем море с землею, и чем небосклон,

Был он древнее, сильнее был он,

Чем Эльфы и Люди помыслить могли.

Он разума бездной в далекой дали

Из силы предвечной был он сотворен;

Мир еще не был тогда возведен,

Когда он во тьме одинокой блуждал,

Огонь в нем неистово-страшный пылал.

Тьму, принеся разрушений и ночь

В Землю Благую, умчался он прочь,

Чтоб в Средиземье отстроить опять

И под горами твердыни поднять,

Снова рабов собирая туда;

Смертная тень его скрыла врата.

Его воины с копьями были стальными,

Мечами из пламени, следом за ними

Волк пробегал, и змея проползала

С глазами без век. И война запылала,

Гибельно войско шагнуло вперед,

Полями и лесом отправясь в поход.

Где долго мерцал золотой эланор,

Они пронесли через этот простор

Черные флаги; где зяблики пели,

Где арфы прекрасные дивно звенели,

Вороны тьмою кружили лишь ныне

В черном дыму, далеко по пустыне

Моргота слуг обагрились мечи

Над трупами в этой кровавой ночи.

Медленно тень его мрачною тучей

С Севера шла, и рукою могучей

Падала местью, сминая, ломая,

На смерть или рабство в аду обрекая:

Он Северный ныне сраженный простор

Держал под своею рукой с этих пор.

Но все еще жил средь холодных вершин

Барахир, тот Беора отчаянный сын,

Он власти с землею отныне лишен,

Кто князем Людей был однажды рожден,

Изгнанником ныне скитался в лесах

И прятался в вереске, в серых полях.

С ним дюжина воинов рядом бродила,

Верных, когда вся надежда остыла.

И в песне эльфийской звучат имена,

Хоть долгие годы прошли, как волна,

С тех пор, как Дагнир и отважный Рагнор,

Радруин, Дайруин и смелый Гильдор,

Горлим Несчастный и Хатальдир,

И Уртель с Артадом покинули мир;

С тех пор, как отравою черной стрела

Белегунда и Барагунда взяла,

Бреголаса могучих двоих сыновей;

С тех пор, как ушел из-под рока цепей

Тот, песня о ком – достояние мира,

Берен прекрасный, тот сын Барахира.

Вместе к болоту в минувшие дни

Из дома Беора те люди одни

К дымному Сереху вмиг поспешили,

И Финрода в битве они защитили,

В день пораженья копьем и мечом

Того защитили, кто был королем

Светлейшим из всех; он завет заключил

Дружбы навеки. На юг поспешил

В Нарготронд, к своему королевству затем,

Где он носил как корону свой шлем;

Но на север они возвратились домой,

В отчаянье ныне сражались со тьмой,

Бесстрашны они, хотя было их мало,

Их Моргота ненависть всюду искала.

Они там такие вершили дела,

Что погоня никак их поймать не могла,

Охотники сами бежать были рады.

За каждого ныне сулили награды,

Достойные даже богатств королей,

Но Морготу не приносили вестей

Даже о том, где их тайный приют;

Ведь там, где высокие сосны растут,

Где голый, крутой поднимается склон,

Где снегом засыпанный Дортонион,

Где ветры свирепствуют над головою,

Там горное озеро, днем голубое,

И отражается в зеркале вод

Элберет звездный ночной хоровод,

И дальше на Запад уходит над ним.

Место доныне то было святым:

Ни Моргота тень и ни зло не дошли

Сюда до сих пор; колыхаясь, росли

Березы у озера, светлый их круг

Шептался в тиши, и лежали вокруг

Вереска пустоши, древних камней,

Словно Земли обнаженных корней,

Вершины видны, и лишь вереск один;

Зовется то озеро Аэлуин.

Повелитель с друзьями, как загнанный зверь,

Прятался там под камнями теперь.

Горлим Несчастный, Ангрима сын,

Гласит эта повесть, из всех был один

Самым отчаянным. В жены он взял,

Когда счастливо жребий его протекал,

Эйлинель, что прекрасна была и светла;

Чиста их любовь до пришествия зла.

На войну он уехал; вернулся с войны -

Поля его ныне огнем сожжены,

И позабытый стоит его дом

Тихо в лесу погорелом, пустом;

Нет Эйлинель, среди павшей печали

Никто не ответит, куда ее взяли

На смерть или рабства страдания прочь.

И тьмою упала тогда эта ночь,

Сердце его затемнив навсегда,

Но сомненье глодало его иногда,

В диких скитаниях, ночью без сна,

Он думал, что все же могла бы она

До зла появленья бежать на простор,

В лесу она, может, жива до сих пор,

Не умерла и вернется опять,

И будет пытаться его отыскать.

Так убежище он иногда оставлял,

Далеко по опасной дороге блуждал,

Возвращался он к старому дому в ночи,

Огня в нем не видя и света свечи,

Лишь новое горе он там получал,

Пока в ожидании тщетно стоял.

Тщетно иль хуже – ведь множество глаз

Моргот в леса посылает сейчас,

Что проницают туманы земли;

Горлима путь они видеть могли.

И вот как-то день опустился потом,

И Горлим отправился прежним путем

Вниз по заброшенным ныне полям,

Дождик осенний спешил по пятам.

Но посмотрите! Там пламя свечи

слабо в окне показалось в ночи,

Ветер пронзительный воет в горах;

Надежда им ныне владеет и страх.

Он заглянул. Эйлинель у окна!

Она изменилась, но это она.

Измучена горем, в глазах ее голод,

Терзает ее нарастающий холод;

От плача ее потускнели глаза.

– Горлим, о Горлим! – стекает слеза, -

Нет, ты не смог бы меня позабыть.

Увы! Тебя в битве сумели убить,

И ныне должна среди голых камней

Одна умирать без любви я твоей!

Он закричал – и тут пламя свечи

Погасло, и в ветре холодной ночи

Волки завыли; на плечи легли

Цепкие руки из адской земли.

И Моргота слуги, его там поймав

И в цепи жестоко его заковав,

Повели к Саурону, начальнику их -

Волков повелитель и духов немых,

Безжалостней всех, кто вставал на колени

Пред Моргота троном. На Острове Тени

Твердыня его; но он вышел вперед,

По Моргота воле отправясь в поход,

Чтоб Барахира найти в этот раз.

В лагере мрачном сидел он сейчас,

Его слуги добычу туда волокли.

На Горлима тяжкие пытки легли:

В оковах теперь его ноги и руки,

Он был погружен в жесточайшие муки,

Чтоб волю сломать и сознанье склонить

Предательством пытку свою прекратить.

Но ничего он тогда не сказал

О Барахире, печать не сломал,

Что верностью крепко сковала язык;

Но наступил перерыва тут миг,

Рядом неслышно тогда кто-то встал

И, наклонившись, ему зашептал,

Об Эйлинель ему стал говорить:

– Хочешь зачем свою жизнь позабыть,

Когда тебе нужно лишь несколько слов,

И вместе ты с нею уйдешь без оков,

И жить вы отправитесь в дальний предел,

Друзья Короля? Что б еще ты хотел?

И Горлим, истерзанный долгою мукой,

Измученный ныне с женою разлукой

(В Сауронову сеть, был уверен, попалась

Еще и она), и тогда зашаталась

Верность, желания в нем возросли.

Не успел он решиться, его повели

Туда, где на камне сидел властелин,

К Саурону немедля. И ныне один

Пред страшным и темным он ликом стоял,

Сказал Саурон: – Ну же, смертный шакал!

Что же я слышу? Решил ты со мной

Теперь торговаться? Ну, правду открой!

Какая цена? – И тут Горлим склонил

Голову низко и все повторил

Медленно через мучения тьму

Бесчестному он властелину тому,

Что хочет он вновь на свободу уйти

И Эйлинель свою вновь обрести,

Чтоб жить их отправили в дальний предел,

Друзей Короля. Больше он не хотел.

В ответ Саурон, улыбаясь, сказал:

– Раб! Как ты мало себе пожелал

За позор, что отныне у всех на виду!

Исполню я это! Так ну же, я жду.

Быстро мне правду теперь говори!

Но Горлим уже колебался внутри,

Но взгляд Саурона его удержал,

Он стал говорить и ни слова не лгал:

От первого шага он должен идти

Вперед по бесчестному ныне пути:

Все, что он знал, он теперь рассказал,

Своего властелина и братство предал,

И, замолчав, на лицо он упал.

Саурон рассмеялся тогда: – Ты шакал,

Низкий червяк! Ну-ка, встань поскорей,

Слушай меня! Ныне чашу испей,

Что я приготовил тебе, наконец!

Только фантом ты увидел, глупец,

Его сделал я, чтобы он изловил

Твой разум влюбленный. Лишь он это был.

Холодно жить с Саурона фантомом!

Твоя Эйлинель! Лишь могила ей домом,

Мертва она, плоти ей больше не надо.

Но все же тебе подарю я награду:

Ты с Эйлинель скоро будешь опять,

В постель ее ляжешь, чтоб больше не знать

О войне – или мужестве. Вот твоя плата!

И Горлима тут потащили куда-то,

Жестоко убили; и мертвое тело

В могилу, во влажный курган полетело,

Давно Эйлинель там лежала в земле,

Убитая Орками, в черной золе.

Смерть была Горлиму так воздаяньем,

Проклял себя он последним дыханьем.

Обрушился Моргота ныне удар

На Барахира; от бдительных чар

Ничего не осталось предательства силой,

Место святое им стало могилой,

Аэлуин; ныне обнажены

Тайные тропы пред ликом войны.

III.

С Севера темная туча ползла;

Ветер осенний преддверием зла

Свистел среди вереска; в серой печали

Аэлуина там воды лежали.

– Берен, мой сын, – так сказал Барахир. -

Знаешь ты, слухом наполнился мир,

Что выслано войско теперь против нас;

И пищи уже истощился запас.

И на тебя ныне жребий упал,

Должен пойти ты один среди скал,

Ты у друзей должен помощь достать

И, что в лесах нового слышно, узнать.

Да будет удача с тобой на дороге!

Мы ныне тебя отпускаем в тревоге,

Нас мало теперь, возвращайся скорей:

Горлим блуждает уже много дней

В лесах, или умер. Прощай ныне ты!

И Берен ушел, и среди темноты

Стук его сердца слова повторял,

Последние, что от отца услыхал.

Далеко Берен шел так по склону горы.

Сауроновы видел в лесу он костры,

И отдаленный услышал он вой

Волков, что охотников мчались тропой,

И, повернув, побежал он легко,

И ночевал он в лесу далеко.

Крепко заснул от усталости он,

Спрятаться ныне в лесу принужден,

Но слышал он все же (иль снилось ему),

Как мимо войска проходили во тьму,

Кольчуги звенели, гремели щиты,

К горам поднимаясь среди темноты.

И в глубину он тогда соскользнул,

Словно бы в водах бездонных тонул,

Воздух последний без сил выдыхая,

Он среди ила поднялся у края

Тусклой воды среди мертвых дерев.

Ветер холодный качнул, налетев,

Ветви, и листьев на них вереница:

И каждый лист – это черная птица,

Много здесь было кровавых им дел.

Вздрогнув, тогда отползти он хотел,

Ветер пронесся, шурша, у земли,

Тут слабую тень он увидел вдали,

Призрак по водам ужасным шагал.

Тихо приблизился, тихо сказал:

– Горлимом был я, и духом стал я,

Сломана воля навеки моя,

Предан предатель. Вставай! Торопись!

Сын Барахира, немедля очнись!

Хватку ведь Моргот свою приближает

К отцу твоему; и отныне он знает

Убежище, тропы и тайный приют.

О дьявольской сети поведал он тут,

Как в нее пал он, и как их подвел;

Прощенья просил и, рыдая, ушел

Обратно во тьму. И тут Берен вскочил,

Словно бы гром его вмиг разбудил

Пламенем ярости. Лук свой с мечом

Подхватил и помчался оленем потом

По скалам, по вереска полю, как тень,

Зарю обгоняя. Но кончился день,

Но озеро то перед ним уж лежало,

И красное солнце закатом пылало;

Но красным от крови был Аэлуин,

Красны были камни и склоны вершин.

Стервятники мрачно с березы глядели,

И вороны черные рядом сидели;

Их клювы в крови, их добыча темна,

В цепкие лапы зажата она.

Прокаркал один: – Ты пришел слишком поздно!

– Ха-ха! – отвечали, – так поздно, так поздно!

Кости отца тогда Берен нашел,

Курган из камней он поспешно возвел;

Он не оставил ни рун, ни рассказа

О Барахире; ударив три раза

По верхнему камню, он трижды назвал

Имя его. Ему клятву он дал:

– Отомщу за тебя. И пускай доведет

Рок меня хоть до Ангбанда ворот.

И повернулся оттуда без слез:

Слишком глубокую рану он нес.

Холодный, как камень, в жестокую ночь

Один, без друзей, он отправился прочь.

В погоню за ними отправясь вперед,

Он след отыскал. Они шли без забот,

Гордо на север шагали со смехом,

И громким леса наполнялись эхом,

Звуком трубы властелина встречали,

Уверенно ныне на север шагали.

А позади, осторожно и смело,

Мчался и Берен по следу умело,

Пока не явилась потока преграда,

Где Ривиль торопится от водопада,

До Сереха дальше бежит берегов,

Убийц там нашел он, нашел он врагов.

Поблизости спрятался он на скале,

Сидели пред ним они все на земле;

Слишком их много для лука с мечом,

Не убить одному. И неслышно потом

Змеею он ближе сумел подползти.

Многие спали, устав от пути,

Но начальники их, на траве развалясь,

Пили, добычей своей не делясь,

По кругу глядели они на нее,

Один из них поднял кольцо тут свое.

– Смотрите, ребята! – тогда закричал, -

Это мое! Я б его не отдал,

Хоть вещи такие от нас далеки.

Но сам я сорвал эту штуку с руки

Того Барахира, кого я убил.

И, если то правда, то он получил

У Эльфов владыки колечко на службе,

С которым когда-то подонок был в дружбе.

Не помогло ему – умер он, ясно.

Эльфийские кольца, я слышал, опасны;

Но золота ради его я оставлю,

И к жалкой награде его я прибавлю.

Колечко велел старина Саурон

Ему принести, но ему не в урон,

Много богатств у него под рукой:

Повелитель великий, а жадный такой!

Дайте вы клятву ему, наконец,

Что не было на Барахире колец!

Свистом внезапным раздался полет

Стрелы из-за дерева, пал он вперед,

Мертвый, и в горле обломок стрелы,

рухнул на острые камни скалы.

Как волкодав на охоте, средь них

Берен промчался. Ударил двоих

С силой мечом; он кольцо в руке сжал;

Убил нападавшего; прочь побежал,

прыгнул он в тень и сокрылся опять,

Прежде чем вопли успели поднять

Гнева и страха враги на пустыне.

Как волки, они за ним бросились ныне,

С воем, проклятьями, скрипом зубов

Мчались они через вереска кров,

Стреляя безумно, стрелу за стрелой,

В дрожащие тени за темной листвой.

В минуту удачи был Берен рожден:

Смеялся над стрелами этими он;

Быстрейший из смертных, он мчался вперед

По горному склону, по топи болот,

Лесная тропа для него не закрыта,

Была на нем серой кольчуги защита,

Что гномы в пещерной сковали тени,

Где молоты били и ночи и дни.

Прославился смелостью Берен своей

Средь самых отважных на свете людей,

Имя его все тогда повторяли,

И многие славу ему предвещали,

Что будет и Хадора славы сильней,

Барахир, Бреголас не сравняются с ней;

Но ныне печаль его сердце сковала,

Отчаянье ярости в нем бушевало,

Он не за жизнь, не за радость сражался,

Последние дни он наполнить пытался

Борьбою, чтоб Моргот почувствовать мог,

Как местью ударит разящий клинок,

До того, как со смертью окончится боль;

Его рабская только страшила юдоль.

Он к смерти стремился, опасность искал,

Но вечно погибели он избегал,

Такие один совершал он дела,

Что снова надежда в сердцах возросла

У многих, что сломаны были в печали.

"Берен", – они себе тихо шептали,

Тайно точить начинали мечи,

У очагов очень часто в ночи

Песни про Берена лук они пели,

Про меч его Дагмор; и как он на деле

Во вражеском стане вождя убивал,

Как, в плен попадая, потом убегал

Он без вреда, и как в темную ночь

В лунном тумане стремился он прочь,

Вновь проходя на просторах открытых.

О бегущей погоне, убийцах убитых,

Они пели о том, как был Горгол убит,

Как пламенем Друн был внезапно покрыт,

Как тридцать мечом поразил он своим,

Как волки скулили, бежали пред ним,

Как ранен был даже и сам Саурон.

Наполнил бессчетными страхами он

Один эту землю для Моргота слуг;

Друзья его были береза и бук,

Верны ему были, среди тех полей

Много скиталося птиц и зверей,

Одиноко блуждали и тихо крались,

Они по камням поднималися ввысь,

Помогая ему, когда шел он вперед.

Но редко изгнаннику долго везет;

Сильнее, чем Моргот, с тех пор короля

Не видела больше под небом земля:

Тьмою прорезана эта страна,

Тень от руки его мощной видна,

Не медлил врагов наказать он своих;

На место убитого слал он двоих.

Мятежников нету, огни не горят,

Погасла надежда, и песни молчат,

Деревья повалены, вереск сожжен,

И черный из Орков идет легион.

Ныне кольцом окружили стальным

Берена; чутко следили за ним;

Помощи нет, он в ловушку попал,

И перед смертью один он стоял,

Зная, что взглянет он смерти в лицо,

Как только сомкнется стальное кольцо,

Иль должен с земли Барахира бежать,

Любимой земли. И остались лежать

Под грудою тех безымянных камней

В могиле останки могучих костей,

Народ его ныне покинул и сын,

И стонет о нем ныне Аэлуин.

Север бездомный он в зимнюю ночь

Оставил однажды, отправившись прочь,

Тихо, неслышно подкрался к врагу

И миновал его – тень на снегу,

Завывание ветра, – ушел уже он,

Отныне разрушенный Дортонион

И бледная Аэлуина вода

Глазам не предстанут его никогда.

Тетива его тайная не запоет,

Стрела не умчится в далекий полет,

Не будет лежать уж его голова

Под небом, где вереска сохнет трава.

Севера звезды в ночи засияли,

Пылающий Вереск их люди назвали,

Был их сияньем простор озарен

Земли позабытой: ушел уже он.

На юг повернул он, и к югу опять

Дорога его продолжала бежать,

Пока Горгорат перед этой тропой

В небо вздымался угрозой слепой.

Даже смелейших нога не ступала

По склону крутому над краем провала,

На вершину никто никогда не влезал,

Чтобы взглянуть, содрогаясь, со скал,

Что падают тьмою отвесной на юг,

Горный оттуда спускается круг

В тени, что были уже у земли,

Когда еще солнце с луной не взошли.

Затканы эти долины обманом,

Наполнены горькой водой и туманом,

Чары сплетаются в черной пыли;

Но впереди, в невозможной дали,

Там, где для смертного взора предел,

Орел бы, пронзив небеса, разглядел:

Словно сияние тихой воды,

Как отраженье дрожащей звезды,

Белерианда пределы видны,

Границы далекой Эльфийской страны.

IV.

В Древние Дни, что исчезли давно,

Молчание было и было темно.

Голос в глубокой тени не звучал,

В сумерках звездных Нан Эльмот стоял.

В давние-давние Древние Дни

Среди теней засияли огни,

Голос раздался один в тишине:

Пение птицы в ночной вышине.

То Мелиан ныне пришла на восток,

И темных волос колыхался поток

У пояса, что замерцал серебром,

К стопам ее светлым спадая потом.

И соловьями наполнилась тьма,

Их песням она научила сама,

Соловьи те летели на свет ее рук,

Когда земли бессмертные были вокруг.

Долго дорога оттуда вилась,

Из Лориэна она взобралась

На бесконечную горную стену,

Из Валинора увидела пену,

Что бьется волною тенистых морей.

Отправилась прочь она тут поскорей,

И больше в сады не вернулась к Богам,

Бродила отныне по смертным брегам,

Преддверьем зари замерцала она

И чарами пела, скитаясь одна.

Раздался в Нан Эльмоте птичий мотив,

И слушал Тингол, обо всем позабыв,

Изумленный; и вот зазвучал далеко

Голос, что лился свободно, легко,

Голос, прозрачный, как нота кристалла,

И серебром его песня пронзала.

О народе своем он отныне забыл;

И для чего он Эльдар уводил

От Куйвиэнен в далекую даль,

О землях, в которых не знают печаль,

Он больше не думал. Под сенью лесов

Его лишь далекий притягивал зов,

Так он в Нан Эльмот зашел далеко

И потерялся он там глубоко.

Прекрасной увидел ее, неземной

Ар-Мелиан там, в этой чаще лесной,

Она, как деревья без ветра, молчала,

В тумане лесном по колени стояла,

И дальний сиял на лице ее свет,

Свет Лориэна сияющих лет.

Молчала она; но вот медленно к ней

Серебряной тенью меж темных теней

Высокий король в тишине подошел,

И взял ее за руку Элу Тингол.

Молча деревья недвижные ждали.

Мгновенье одно они рядом стояли

Одни, и над ними кружилася ночь,

И звездные годы катилися прочь,

И темным, высоким Нан Эльмота лес

Ныне поднялся до самых небес.

Море шумело волной о брега,

И больше не слышал он Ульмо рога.

Народ его долго и тщетно искал

Своего властелина, но Ульмо позвал,

Покинув леса, они двинулись в горе.

И к гаваням серым пришли они вскоре

На западный берег, и с края земли,

Со смертных земель они ныне ушли,

Через Морей пронесли ширину

В Аман их ныне, в Благую Страну,

Чтоб жить у зеленого Эзеллохара,

Среди Валинора, среди Эльдамара.

И так вот Тингол за моря не уплыл,

Но он среди леса бескрайнего жил

И Мелиан там полюбил он давно,

Чей голос струился как будто вино,

Что пили Валар в палатах златых,

Где слышны потоки фонтанов живых.

Король с королевой, так жили они,

И песня была в Дориате все дни,

И Эльфы те, что потерялись в пути

И не сумели на Запад прийти,

Далекий свой дом не найдя никогда,

Где пена взлетает и бьется вода,

Никогда не дойдя до священной земли,

До Валар оплота в далекой дали,

К нему собрались после долгой разлуки

Под дубы и березы, под вязы и буки.

В давние дни, когда Моргот бежал

И голову снова высоко держал

В Железной Короне, могучий свой трон

Поставил под горный дымящийся склон

И укрепил свой оплот вековой;

Ужас возрос неизбывною тьмой:

Севера тень, что искала пути

В рабство народы Земли привести.

Людей на колени он ныне бросал,

Изгнанных он Королей осаждал

Пламенем вечнокипящей войны:

В гаванях крепких приморской страны

Жили они, иль держали твердыни

Рядом с пределом его они ныне.

Но Дориата леса широки,

Правят там воле его вопреки

Серый Король и его Королева.

Зло не проникнет ни справа, ни слева;

Никто не сломает правителей тех,

В зеленой траве еще слышится смех,

Земля эта, солнцем залита, плыла,

И дивные там совершались дела.

И в Королевстве ходила Сокрытом,

Лугом, весенней росою омытом,

Легко убегала в прозрачную ночь

Короля с королевой любимая дочь:

Среди детей Арды была рождена,

Эльфийской красою светилась она,

Одета, единое Арды дитя,

В одежды Земли она, происходя

От Тех, чье сознание было древней

Эльфов и смертного мира Людей.

Вдали, за пределами Арды оков,

Сияли, как память их долгих трудов,

Звезды, Земле посылая свой свет,

Видения с Песней незыблемый след;

Плыло то сияние древнее прочь,

И на Земле была чистая ночь,

Проснулся тогда в Дориате напев,

И, под ветвями могучих дерев,

На листьях опавших сидел Даэрон,

Зеленой короной увенчан был он,

Играя на флейте эльфийской своей,

Дивной безмерно для сердца людей.

Такого флейтиста нигде не видать,

И пальцев искусных таких не сыскать,

С ним бы сравниться мог только один,

Маглор то был, Феанора то сын,

Обреченный певец и артист позабытый

Лаурелин, весь цветами покрытый,

Видел, и после у моря стенал,

И в море бескрайнем навеки пропал.

Но Даэрона восторг наполнял,

Жил он, под звездами ныне играл,

Пока один вечер не пал на страну -

Эльфы поют нам про эту весну.

Весело флейта играла сперва;

Ветер затих, и замолкла трава,

Сумерки слабой прохладой неслись,

Над озером тихо тенями крались,

В молчании ныне деревья стояли.

Там мотыльки бесконечно летали,

Мглою туманной вокруг их стволов

Рос там мерцающий болиголов.

И там, у прозрачного озера вод,

Дрожа, опадая, взлетая вперед,

Флейта звала. И вот вышла она,

Вспышкой внезапной и чистой видна,

Тени глубокие вдруг рассекла,

В темную ночь она светом плыла;

И словно бы летние звезды встают,

Сиянием чистым по небу плывут,

Живой ее свет отражался во тьму,

Ее серебром освещая саму.

Шла она тихо лесною тропой,

Шагом эльфийским и легкой стопой,

Почти неохотно; и тут начала

Танцевать, танцевать; и за ней поплыла

Мгла, белизной поднималася там,

Следом волшебным текла по пятам.

Круги побежали по глади воды

И задрожали трава и цветы,

Алмазом сверкала роса у тропу,

Крылатые ныне летели стопы.

Волосы тьмою ее трепетали,

Руки, поднятые к небу, мерцали,

Пока над деревьями тихо Луна

В славе своей восходила, полна,

Спокойно светя на луга и поля,

В сиянье ее простиралась земля.

Застыла внезапно она средь дерев,

И над землею раздался напев,

Порою эльфийский, порою без слов,

Свободно летел над землей без оков,

То соловьиная песня была,

Но новую радость она обрела,

Сердце пронзая и дальние дали,

Бессмертная ныне, без горя, печали.

Ir Ithil ammen Eruhin

menel-vir sila diriel

Si loth a galadh lasto din!

A hir Annun gilthoniel,

le linnon im Tinuviel!

О Лутиэн, что эльфийски-прекрасна,

Чуду какому ты ныне подвластна?

Судьбы какие Эльфийской земли

В голос твой ночью проникнуть могли?

Чуду такому уже не бывать

Здесь на Земле и за Морем опять,

От зари до заката и тени ночной

Больше не видеть того под луной!

Чары ложилися на Нельдорет;

Голоса флейты в лесу уже нет,

Флейту из рук Даэрон уронил,

Про музыку ныне свою он забыл,

И неподвижен, как камень, был он,

В самое сердце напевом пронзен.

И песня ее уносилась все прочь,

И свет поднимался сиянием в ночь,

Над миром паря и взлетая вокруг,

И вдруг – неожиданный медленный звук

Тяжелых шагов по опавшей листве,

И ныне из тьмы по росистой траве

На берег сияющий вышла фигура

С руками простертыми, робко, понуро,

Словно слепая, шагала она,

И бросила тень ее следом луна,

Согбенную, темную. И в вышине,

Как жаворонок, что летел в тишине,

Вмиг замолчала и песнь Лутиэн;

Но Даэрон разорвал уже плен,

В страхе очнулся и крикнул в тиши:

– Беги, Лутиэн, Лутиэн, поспеши!

Зло по лесам этим ныне идет!

Тотчас побежал он скорее вперед,

Ее призывая бежать в этот миг,

И издали слабо звенел его крик:

– Беги же, беги же теперь, Лутиэн!

Она же стоять продолжала взамен,

Ведь страха вовеки она не встречала,

И, словно цветок, под луною стояла,

Лицо запрокинув, недвижная, ждет,

Когда эта странная тень подойдет.

Исчезла внезапно, как будто во сне,

Словно у тьмы она скрылась на дне,

Мерцание чистое средь облаков,

Высокий сокрыл ее болиголов,

Исчезла она среди мощных стеблей,

Цветы его тихо качнулись над ней,

Длинные листья склонились вокруг;

Обнаженные плечи, мерцание рук,

Бледность одежд ее, и средь волос

Белых и диких сияние роз, -

Словно сиянье пролитой луны

Лежало в лесу среди той тишины.

Смотрел он, закованный вмиг немотой,

На эти деревья, на берег пустой;

И слепо побрел он вперед через луг

К деревьям, что молча стояли вокруг,

Глаза ее скрыты в тени, но близки,

Внезапно коснулся ее он руки.

Как мотылек, от испуга со дна

В тенях бесконечно-глубоких она

С места немедля рванулась скорей,

В танце эльфийском летя меж корней,

Между стволов танцевала к реке

Безумной тропой. Позади, вдалеке,

Брошенный в чарах и муке опять,

Берен пытался ее отыскать:

Эсгалдуин, эльфийская эта река,

Между деревьев течет широка,

У ног его звезды дрожат на воде.

Исчезла она, ее нету нигде,

Тайной тропою ушла по лесам,

На берегу его бросила там.

– Темной разлукой струится вода!

Мой путь наконец-то добрался сюда -

Безжалостна даже река здесь сама,

Чары текут, одиночества тьма.

Лето увяло, и осень пришла,

Берена чаща лесная вела,

Был он осторожным и диким, как зверь,

С зарею в тиши просыпался теперь,

Вечно в глубокой скрываясь тени

И прячась от солнца в осенние дни,

На движение каждое чутко глядел.

И ветер, что теплой дорогой летел,

Хлопанье крыльев летит без границ,

Пенье прекрасное множества птиц,

Капли внезапные легких дождей,

Колыхание ветром зеленых морей,

Он слышал и тихие скрипы дерев;

Но не слышал прекраснейшей птицы напев,

Для сердца его утешенья поток

Бродяге немому, что был одинок;

Он продолжал ее вечно искать,

Чтоб снова увидеть, услышать опять:

Песню прекраснее, чем соловей,

Чудо в сиянии лунный лучей.

Осень увяла, явилась зима,

Листва под деревья упала сама;

Обнаженными серые буки стоят,

Красные листья под ними лежат.

С бледного неба струится луна,

Белым туманом покрыта она,

Мгла эта солнце сокрыла потом,

На серые ветви легла она днем.

Искал он ее на закате с зарей;

В полдень и ночью в долине сырой,

Одно лишь шуршание слышал во мгле

Шагов своих ныне по тихой земле.

В рог свой и ветер зимы затрубил;

Мглистый туман разорвал и разбил.

Умер и ветер; и звездный чертог

Над землею огнями поднялся, далек,

Свет этот горько-холодный сиял

Сквозь замороженный чистый кристалл.

Он ныне увидел пронзающий блик,

Что между деревьев внезапно возник,

На холме без дерев, совершенно одна,

На каменном склоне танцует она!

В плащ голубой и летящий одета,

Сияет лучами морозного света.

Пламенем зимним холодным сияла,

Когда по холму она вниз танцевала,

Ее проводил молчаливым он взглядом,

Звездное пламя, что было так рядом.

Снежинки взлетали, кружились вокруг,

И поздняя птица чудесная вдруг

Запела, когда она мимо прошла.

И песнею следом вода потекла,