Текст книги "Дальний полет"

Автор книги: Джон Паркс Лукас Бейнон Харрис Уиндем

Соавторы: Теодор Гамильтон Старджон,Артур Порджес,Рышард Савва,Эди Шварц,Антонио Моралес,Карлос Буиса,Мануэль Куэвильяс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Теодор Старджон
Крошка и чудовище[8]8
  [Th.Sturgeon. Tiny and the Monster: из сб. Th.Sturgeon. “A way home”] /Пер. с англ. К.Булычева


[Закрыть]

Ей надо было все разузнать о Крошке. Все, что возможно.

Пришлось назвать его Крошкой. Наверно, это было смешно, когда он был щенком. И тем более смешно стало потом.

Крошка был громадным датским догом с необрезанным хвостом. Гладкая, лоснящаяся коричневая шкура плотно облегала мощную грудь и плечи. Его лай был подобен грому. У него были огромные карие глаза, могучие черные лапы да еще большое доброе сердце.

Он родился на острове Сан-Круа, одном из Виргинских островов, где растут пальмы и сахарный тростник, веют ласковые ветры и тихо перешептываются травы, когда сквозь них пробирается фазан или мангуста. В руинах старого, построенного еще рабами дома живут крысы. Стены толщиной в сорок дюймов прерываются арками, сложенными из дикого камня. По пастбищам шныряют полевые мыши, а в ручьях поблескивают голубые мальки.

Но как получилось, что он стал необычным псом?

Когда Крошка был щенком и состоял лишь из лап да ушей, он научился множеству полезных вещей. И прежде всего – уважению к окружающим. Он научился уважать шустрых, злобных, бездушных скорпионов, после того как решил обнюхать увенчанный шипом хвост одного из них. Научился с почтением относиться к мертвенной тяжести воздуха, предвещавшей ураган, потому что тогда в имении начиналась суматоха, и существа, обитавшие там, становились деловитыми и послушными. Научился уважать справедливость дележки: если он отталкивал своих братьев и сестер, его отрывали от соска и кормушки – он был самым большим щенком в помете.

Он научился уважению. Его никто ни разу не ударил, но и не зная страха, он все же постиг осторожность. Боль от укуса скорпиона (он испытал это лишь однажды), сильные, но мягкие руки, укротившие его жадность, устрашающая ярость урагана, последовавшая за лихорадочными приготовлениями к его приходу, – все это научило его справедливости и уважению к осторожности. Он почти постиг основной закон этики: его не попросят сделать что-то или не запретят делать что-то без явной на то причины. Его послушание подразумевалось само собой, потому было наполовину осознано. Основываясь не на страхе, а на чувстве справедливости, оно не мешало Крошке быть находчивым.

Вот почему из Крошки получилось столь великолепное животное. Но все же этим нельзя объяснить, как он научился читать. Неясным оставалось и то, почему Алек был вынужден его продать – и не просто кому-нибудь, а отыскать Элистер Форсайт и продать пса ей.

А ей надо было понять, почему это случилось. От этого с ума можно было сойти. Она никогда не хотела иметь собаку. А если бы и хотела, то уж никак не датского дога. Но если бы она вдруг даже пожелала иметь датского дога, то ее выбор никак не мог пасть на Крошку, потому что жил он на острове Сан-Круа и его пришлось перевозить в Нью-Йорк самолетом.

Письма, которые она писала Алеку, были исполнены настойчивого любопытства. Как, впрочем, и его письма тех дней, когда он продал ей дога. Именно из этих писем Элистер узнала о скорпионе и урагане, о детстве Крошки и о том, как Алек воспитывал собак. И если при этом она узнала кое-что и о самом Алеке, это совсем не удивительно. Алек и Элистер Форсайт никогда не встречались, но тайна, связанная с Крошкой, сблизила их больше, чем людей, выросших вместе.

"Вы спрашиваете меня, почему я написал именно Вам, а не кому-нибудь другому, – отвечал Алек на ее прямой вопрос. – Могу признаться, что я Вас вовсе и не выбирал. Вас выбрал Крошка. Как-то у меня дома были туристы с прогулочного парохода. Мы сидели за коктейлями, и один из гостей упомянул Ваше имя. Насколько я помню, его звали доктор Швелленбах. Очень приятный старик. Услышав Ваше имя, Крошка вскинул голову, словно я его окликнул. Потом поднялся и подбежал к доктору, навострив уши и тычась ему в ноги. Я было подумал, что старик хотел дать ему поесть, но нет – он, должно быть, хотел, чтобы доктор Швелленбах повторил Ваше имя. Тогда я спросил доктора о Вас. На следующий день я рассказывал своим друзьям об этом случае, и стоило мне снова упомянуть Ваше имя, как Крошка бросился ко мне и уткнул нос в мою ладонь. Он весь дрожал. Это меня доконало. Я написал другу в Нью-Йорк, и он разыскал Ваше имя и адрес в телефонной книге. Остальное Вам известно. Сначала я хотел просто обо всем Вам рассказать, но потом почему-то предложил Вам купить дога. Я подумал, что будет нехорошо, если Вы с Крошкой не встретитесь. А когда Вы написали, что не сможете уехать из Нью-Йорка, мне ничего не оставалось, как послать к Вам Крошку. А теперь… не знаю, доволен ли я, что так все вышло. Судя по тому, что Вы целые страницы своих писем ко мне заполняете вопросами, мне кажется, что Вас очень встревожила эта дурацкая история".

Она отвечала:

"Пожалуйста, не думайте, что я встревожена! Ничуть! Я заинтересована, сгораю от любопытства и немного волнуюсь. Но ничего пугающего в этой ситуации нет. Я не могу Вам этого объяснить. В Крошке – порой мне кажется, что это исходит даже не от Крошки, – есть нечто бесконечно успокаивающее. Будто меня охраняет что-то другое, более значительное, чем этот умный пес. Все это странно и достаточно таинственно, но совсем не страшно.

Я хотела бы Вас спросить еще вот о чем: не могли бы Вы точно вспомнить, что именно сказал обо мне доктор Швелленбах, когда Крошка так странно повел себя? Постарайтесь припомнить, не попадал ли Крошка под чье-нибудь влияние помимо Вашего. Что он ел, когда был щенком? Сколько раз у него была…" и так далее.

В ответном письме Алека говорилось:

"Прошло столько времени, что мне уже не вспомнить точно, о чем шел разговор. Но кажется, доктор Швелленбах говорил о своей работе. Как Вы знаете, он профессор-металлург. Он упомянул имя профессора Науленда как крупнейшего специалиста нашего времени по сплавам – этот-де Науленд может изготовить любые сплавы. Затем он перешел к его ассистентке. Сказал, что она весьма компетентный специалист, словом, совершенное чудо. Но несмотря на это, она очень женственна и представляет собой самую прекрасную из рыжеволосых красавиц, которые когда-либо предпочитали небесам Землю. Потом он открыл нам ее имя – Элистер Форсайт. Надеюсь, что Вы не покраснели, мисс Форсайт. В конце концов, Вы сами на это напросились! Вот тогда-то Крошка и подбежал к доктору и начал вести себя несколько необычно.

Я могу припомнить только один случай, когда Крошка исчезал на целый день и, возможно, подвергся какому-то постороннему влиянию. Это случилось, когда ему было три месяца от роду и его взял с собой Деббил. Деббил – местный бродяга, лет шестидесяти. Он похож на одноглазого пирата да еще страдает слоновой болезнью. Он всегда ошивается по соседству и готов выполнить поручение каждого, кто даст ему табачку или угостит рюмкой рома. Так вот, в то утро я послал его на холмы поглядеть, не протекает ли труба, которая ведет к нам от резервуара. Дел ему было часа на два, так что я попросил его захватить с собой щенка, чтобы тот поразмялся.

А они пропали на целый день. Я был занят тогда по горло, крутился как белка в колесе, и некого было послать на поиски. Но к вечеру он вернулся. Я его крепко отчитал. Было бессмысленно спрашивать, где он пропадал – Деббил ко всему прочему слабоумен. Он, как всегда, отвечал, что ничего не помнит. Но следующие три дня мне пришлось повозиться с Крошкой. Он отказывался есть и почти перестал спать. Он не отрывал глаз от плантаций сахарного тростника на холме, но не рвался туда. И я сам отправился на холм посмотреть, в чем дело. Там нет ничего, кроме резервуара и развалин губернаторского дворца, где уже полтора века никто не живет. Теперь от дворца почти ничего не осталось, кроме заросшей кустарником груды камней да пары арок, но считается, что там водятся привидения. Когда Крошка выздоровел, я, конечно, забыл об этом. Теперь он чувствовал себя лучше, чем прежде, хотя, начиная с того дня, он иногда вдруг застывал и оборачивался -к холму, будто к чему-то прислушивался. До Вашего письма я не придавал особого значения этому случаю. Да и сейчас, пожалуй, не придаю. Может быть, за ним погналась самка мангусты, отгоняя его от выводка, может, он сожрал немного ганжи – вы ее называете марихуаной. Но сомневаюсь, чтобы это влияло на его сегодняшнее поведение, по крайней мере не больше, чем тот случай, когда все компасы указывали на запад. Слыхали об этом? Ничего удивительнее мне видеть не приходилось. Это случилось прошлой осенью сразу же после того, как я отправил к Вам Крошку. Все корабли, лодки и самолеты отсюда до Сэнди Хука сообщили, что стрелка компаса указывает не на север, а на запад! К счастью, эффект длился всего часа два, так что обошлось без неприятностей. Правда, один пароход сел на мель да что-то случилось с одной или двумя рыбачьими лодками у Майами. Напоминая вам об этой истории с компасами, я хочу только подчеркнуть, что поведение Крошки может быть странным, но оно уж не настолько странно и исключительно в мире, где встречаются сумасшедшие компасы".

В ответ ему она писала:

"А Вы, оказывается, философ – мой тропический друг? Эдак Вы можете довести идею необъяснимого до таких масштабов, что всякое объяснение или даже попытки его покажутся бессмысленными. Что касается эпизода со свихнувшимися компасами, я его отлично помню. Мой шеф. доктор Науленд, по уши погряз в этом фантастическом происшествии. И не только он, но и большинство его коллег в самых различных областях науки. Они нашли этому вполне разумное объяснение. Все дело в присутствии некоего квазиматнитного феномена, создавшего равнодействующее поле под прямым углом к нормальному магнитному полю Земли. Это объяснение привело в восторг чистых теоретиков. А практикам – например, Науленду и его коллегам-металлургам – осталось выяснить всего лишь, что же создало такое поле. Поистине, наука – удивительная вещь!

Кстати, наверно, Вы обратили внимание, что у меня новый адрес. Я давно хотела иметь собственный маленький домик, и мне повезло. Я купила его у друзей. Он стоит на Гудзоне, выше Нью-Йорка, природа там чудесная, но в то же время удобная связь с городом. Я пригласила к себе мою маму. Ей здесь понравится. А кроме того, – если Вы еще не догадались сами, зачем я это сделала, – Крошке будет где побегать. Ведь он не городская собака… Я бы даже сказала Вам, что дом для меня отыскал Крошка, но боюсь, Вы решите, что я наделяю его слишком удивительными способностями. Грегг и Мэри Уимс, которым раньше принадлежал этот коттедж, решили, что там поселилось привидение. По крайней мере они так мне сказали. Они уверяют, что мельком видели по соседству, да и в самом доме неописуемо страшное чудовище. В конце концов, Мэри настолько перепугалась, что заставила Грегга расстаться с коттеджем, несмотря на жилищный кризис. И они отправились прямо ко мне. Почему? Потому что они – и в первую очередь Мэри, весьма мистически настроенная особа, – решили, что здесь может жить лишь тот, у кого есть большая собака. Самое странное заключается в том, что они понятия не имели, что я недавно купила датского дога. Но при виде Крошки они бросились мне на шею и принялись умолять меня приобрести домик. Мэри не могла объяснить то, что чувствовала – ведь они явились ко мне, чтобы упросить меня купить большую собаку и взять их коттедж. Но почему ко мне? Как же. отвечает она, ведь они думали, что мне этот домик должен понравиться. И все тут. Я решила, что мне домик подходит. А то, что собака у меня уже была, рассеяло последние сомнения. В любом случае можете включить эту историю в Ваш список необъяснимых явлений".

Они переписывались почти целый год. Письма были длинными и частыми, и, как это порой случается, Алек и Элистер очень сблизились. Как-то, почти случайно, они обнаружили, что пишут друг другу письма, где совсем не говорится о Крошке, хотя, конечно, были и такие письма, в которых ни о чем, кроме Крошки, не говорилось. И, разумеется. Крошка далеко не всегда выступал в этих письмах в роли канис супериор (сверхсобаки), Он был псом – псом с головы до кончика хвоста – и вел себя соответственно. Странности проявлялись у него только время от времени. Поначалу это происходило, лишь когда Элистер более всего этому поражалась – другими словами, тогда, когда она этого совсем не ожидала. Позже он научился использовать свои удивительные способности именно тогда, когда она этого ожидала. Со временем он начал превращатся в сверхсобаку лишь тогда, когда Элистер об этом просила…

Коттедж стоял на вершине холма, у подножия которого по берегу реки тянулась железная дорога. Холм был таким крутым, что поезда не были видны – лишь доносилось едва слышное постукивание колес. Здесь царило чистое и чуть тревожное настроение, ощущение грядущей надежды, как будто кто-то, впервые в жизни ехавший в поезде в Нью-Йорк, был полон радостного ожидания чудес, и это ощущение достигло коттеджа, который уловил его, дышал им и сохранил его навсегда.

Однажды утром по узкому извилистому шоссе, ведущему к коттеджу, медленно поднимался миниатюрный автомобиль. Маломощный мотор стонал и пыхтел, с трудом одолевая последний крутой подъем. У каменных ступеней, ведущих на террасу, автомобильчик замер, и из-за руля вылезла миниатюрная женщина. Она могла бы сойти за очаровательную леди, каких изображают на поздравительных открытках "Маме ко дню рождения", если б не была одета в комбинезон авиационного механика и не начала бы свою речь с вполне земного и далеко не изящного эпитета в адрес перегретого мотора.

Все еще охваченная гневом, она сунула руку в машину и нажала на гудок. Пронзительный вой, возникший в недрах машины, привел к желаемому эффекту. В ответ отчаянно взвыл могучий датский дог. Дверь с шумом распахнулась, и на террасу выбежала девушка в шортах с поводком в руке. Ее медно-рыжие волосы вспыхнули огнем под лучами солнца. Солнечный свет, отражавшийся от реки, заставил ее прищуриться.

– Не может быть! Мама! Мамочка, дорогая, это ты? Уже? Так быстро? Крошка! – крикнула она, увидев, что из дверей выскочил датский дог и бросился вниз по ступеням. – Назад!

Пес замер. Миссис Форсайт выхватила из-под сиденья машины разводной ключ и взмахнула им.

– Пусть только попробует подойти, – мрачно сказала она. – Ради бога, ответь мне, девочка, как ты управляешься с таким чудовищем? А я-то думала, что ты завела собаку, а не лошадь с клыками. Если он посмеет ко мне притронуться, я ему оторву копыта. Где ты прячешь его седло? И что это тебе взбрело в голову спрятаться здесь с этим верблюдом? Кто внушил тебе дурацкую идею купить этот сарай в тридцати милях от ближайшего населенного пункта, который одной ногой стоит в пропасти, с лестницей вместо дороги и на такой высоте, что вода здесь, наверно, кипит при восьмидесяти градусах? Полагаю, приготовить здесь завтрак – дело безнадежное. Двадцать минут – а яйца еще сырые. Кстати, я проголодалась. И если этот датский дракон не сожрал еще все, что лежит поблизости, я хотела бы заморить червячка десятком сандвичей. С колбасой. У тебя, детка, потрясающие цветы. Ты тоже потрясающая. И всегда такой была. Как жалко, что бог наградил тебя мозгами. Если бы не эти мозги, ты бы давно вышла замуж. Чудесный вид отсюда, лапушка, очаровательный вид. Мне здесь нравится. Молодец, что купила этот домик. А ну, иди сюда, – обернулась она к Крошке.

Он приблизился к образцу красноречия, поджав хвост и немного опустив голову. Она протянула руку и держала так, пока он ее не обнюхал, а потом потрепала его по холке. Дог помахал своим немодным, необрезанным хвостом в знак признания и отбежал к смеющейся Элистер, которая спускалась по ступеням.

– Мама, ты чудо, – она наклонилась и поцеловала ее. – А что это был за страшный шум?

– Шум? А, это гудок. – Миссис Форсайт подошла к радиатору и подняла крышку. – У меня есть друг, который торгует шнурками для ботинок. Я решила помочь ему. И поставила такой гудок, чтобы при звуке его люди выпрыгивали из ботинок. Ну и, конечно, рвали бы при этом шнурки. Ботинки бы оставались валяться на тротуаре. И тысячи людей разгуливали бы в одних носках. Кстати, это полезно. Помогает от плоскостопия. – Она показала дочке гудок. На моторе и по бокам его размещались четыре большие воздушные сирены. Заглушки, приводимые в движение четырьмя небольшими электродвигателями, закрывали и открывали путь струе воздуха. – Вот как это работает. А чтобы достичь нужного тембра, я настраиваю их с диапазоном в шестнадцатую тона. Мило?

– Мило, – искренне согласилась Элистер. – Нет, ради бога, мамочка, хватит демонстраций. Мама! Крошка чуть не оглох в первый раз.

– В самом деле? – Она задумчиво направилась к лежащему догу. – Я совсем не хотела тебя оглушать, пуделечек. В самом деле не хотела.

"Пуделечек" взглянул на нее грустными карими глазами и постучал хвостом по земле.

– Мне он нравится, – решительно сказала миссис Форсайт. Она бесстрашно протянула руку и с чувством потрепала Крошку за брылы. – Вы только поглядите на эти клыки! Собачка, спрячь свой язычище, а то вывернешь себя наизнанку. Кстати, почему ты, цыпочка, до сих пор не вышла замуж?

– А ты, мама? – отпарировала Элистер.

Миссис Форсайт пожала плечами.

– Я уже была замужем, – сказала она, и Элистер заметила, что ей с трудом удалось сохранить равнодушный тон. Жизнь с человеком типа Дана Форсайта остается в памяти навсегда. Ее голос смягчился. – Твой папа, детка, был не таким уж плохим человеком. – Миссис Форсайт стряхнула с себя воспоминания. – Пошли поедим. Расскажешь мне о Крошке. Клочки информации об этом псе заинтриговали меня не меньше, чем одиннадцатая серия телевизионного детектива. Что это за тип – Алек с Сан-Круа? Туземец, каннибал или нечто иное? Он вроде бы приятный. Интересно, а ты сама знаешь, насколько он тебе приятен? Боже мой, эта девушка покраснела! Я знаю только то, что читала в твоих письмах, дорогая, но никогда раньше ты же не цитировала целые абзацы из чужих писем, если не считать писем этого старого негодяя Науленда, но там речь шла лишь о ковкости, проницаемости и точках плавления. Металлургия! И такая девушка, как ты, забивает себе голову молибденами и дюралями вместо сердцебиений и стеснения в груди!

– Мамочка, милая, тебе никогда не приходило в голову, что я попросту не хочу выходить замуж? По крайней мере пока не хочу.

– Конечно, приходило. И тем не менее женщина лишь на сорок процентов женщина, пока ее кто-нибудь не полюбил, и только на восемьдесят процентов женщина, пока у нее нет детей. А что касается тебя и твоей драгоценной научной карьеры, я припоминаю что-то о некоей Мари Склодовской, которая, несмотря на свою преданность науке, не возражала против того, чтобы выйти за парня по фамилии Кюри.

– Дорогая, – сказала Элистер чуть усталым голосом, когда они поднялись по ступеням и вошли в прохладный дом, – пойми раз и навсегда. Карьера как таковая для меня ничего не значит. Но работа значит. Я люблю свою работу. И не вижу никакого смысла в том, чтобы выходить замуж только ради того, чтобы выйти замуж.

– Боже мой, детка, я тебе этого никогда не советовала, – быстро ответила миссис Форсайт. Потом окинула дочь критическим взглядом и добавила: – Такое добро пропадает.

– Что ты хочешь этим сказать?

Миссис Форсайт покачала головой.

– Если ты не понимаешь, значит, у тебя нелады со шкалой ценностей. И в таком случае нам не о чем спорить. Мне нравится твоя мебель. А теперь, ради бога, накорми меня и расскажи о своей баскервильской собаке.

Проворно передвигаясь по кухне, Элистер рассказала матери, восседавшей на табуретке подобно остроглазой птице, о письмах Алека и прибытии Крошки.

– Сначала он был пес как пес. Правда, замечательный пес. И отлично воспитанный. Мы ладили просто на удивление. В нем не было ничего странного, если не считать истории его появления у меня, по крайней мере я не видела ничего, что указывало бы на… на что-нибудь. Ведь не исключено, что он так отреагировал на мое имя, потому что оно показалось приятным его слуху.

– Правильно, – с удовлетворением заметила мать. – Мы с Даном неделями не вылезали из акустической лаборатории, подбирая для тебя оптимально звучащее имя. Элистер Форсайт. В нем есть ритм, ты чувствуешь? Имей это в виду, когда решишься сменить его.

– Мама!

– Хорошо, милая. Так продолжай.

– Я-то считала, что все это – идиотское совпадение. Ведь после того, как Крошка попал сюда, он не реагировал на звук моего имени. Он вел себя как самый обыкновенный пес, которому нравится быть на людях. Вроде бы и все… И вот однажды вечером, после того, как он прожил здесь около месяца, я узнала, что он может читать.

– Читать! – Миссис Форсайт потеряла равновесие, чуть не свалилась с табуретки, но удержалась за край раковины и выпрямилась.

– В общем да. Мне приходилось много работать по вечерам, а Крошка любил вытягиваться у огня, положив нос на передние лапы, и смотрел на меня. Меня это трогало. Я даже как-то привыкла с ним разговаривать во время работы. Конечно, только о работе. Казалось, он очень внимательно прислушивается к моим словам, но это, конечно, было плодом моего воображения. А иногда он поднимался и подходил ко мне. И всегда, по-моему, как раз в те моменты, когда я думала о чем-то постороннем или coбиралась бросить работу и заняться чем-нибудь еще.

В тот вечер я делала расчеты проницаемости для некоторых редкоземельных элементов. Я отложила карандаш и протянула руку за справочником по химии и физике, но книги на столе не было. Тогда я обернулась к Крошке и сказала, просто чтобы сказать что-нибудь: "Крошка, куда ты дел мой справочник?"

Он удивленно фыркнул, вскочил на ноги и бросился к своей подстилке. Отвернул ее лапой и выудил книгу. Потом взял ее в зубы (я тогда еще подумала: а что бы он делал, если бы был не догом, а скотчтерьером – ведь справочник толст и увесист!) и принес мне.

Я просто не знала, как поступить. Я взяла книгу и осмотрела ее. Книга была довольно потрепанной. Явно он старался листать ее своими лапищами. Я отложила книгу и взяла его за морду. Я обозвала его последним негодяем и спросила, что он искал в книге.

Элистер замолчала, намазывая сандвич.

– Ну и что дальше?

– А, – сказала Элистер, будто возвращаясь издалека. – Он ничего не ответил.

В кухне воцарилось молчание. Наконец миссис Форсайт окинула дочку странным птичьим взглядом и сказала:

– Ты меня разыгрываешь.

– А, ты мне не поверила.

Миссис Форсайт встала и положила руку на плечо дочери.

– Солнышко мое, твой папочка любил повторять, что стоит верить лишь сведениям, полученным от людей, которым веришь. Разумеется, я тебе верю. Все дело в том – веришь ли ты сама себе?

– Я не… больна, мама. Если ты имеешь в виду именно это. Давай я доскажу тебе всю историю.

– Продолжение следует?

– Следует. – Элистер положила тарелку с сандвичами на кухонный стол, чтобы мать могла до них дотянуться. Миссис Форсайт с энтузиазмом принялась за еду. – Крошка руководит моими исследованиями. Особым направлением в них.

– Твоими ишшлетофаниями?

– Мамочка! Я дала тебе эти сандвичи не для того только, чтобы тебя накормить. Я надеялась тебя на время звукоизолировать.

– Ешшо шефо! – радостно ответила мама.

– Так вот. Крошка не давал мне заниматься никакими исследованиями, кроме тех, которые его интересовали. Мама, я не смогу рассказывать, если ты будешь так ахать! Нет… не то чтобы он не разрешал мне заниматься, чем я хочу. Но некоторые мои мысли ему по нраву. Если я занимаюсь чем-нибудь еще, он крутится возле меня, толкает в локоть, рычит, вздыхает, и это продолжается до тех пор, пока я не выйду из себя и не прогоню его. Тогда он отправляется к камину, ложится и все смотрит на меня. Ни на секунду глаз с меня не спускает. Тут я, разумеется, таю, чувствую себя свиньей, прошу у него прощения и возвращаюсь к тому, что ему по душе.

Миссис Форсайт проглотила сандвич, закашлялась, выпила глоток молока и взорвалась:

– Да погоди ты, не гони, я не успеваю за тобой следить! Так чего же он от тебя хочет? Откуда ты знаешь, чего он хочет? Может он, в конце концов, читать или нет? Ничего не понимаю!

Элистер рассмеялась.

– Бедная мамочка. Я тебя не виню. Нет, я не думаю, что он и на самом деле умеет читать. Ни к книгам, ни к картинкам он не питает никакого интереса. Эпизод со справочником был, очевидно, экспериментом, который не дал нужного результата. Но он может различать книги – даже книги в похожих обложках, даже тогда, когда я их переставляю на полке. Крошка!

Дог, лежавший в углу кухни, с трудом поднялся на ноги. Лапы его разъезжались на скользком линолеуме.

– Принеси мне "Основы радиосвязи" Хога, сделай милость.

Крошка выбежал из кухни. Было слышно, как он поднимается по лестнице.

– Я боялась, что он не послушается, пока ты здесь, – сказала Элистер. – Обычно он предупреждает меня, чтобы я не распространялась о его исключительных способностях. Он рычит. Как-то раз доктор Науленд приехал ко мне в субботу пообедать. Я начала было говорить о Крошке, но он меня прервал. Он вел себя отвратительно. Сначала рычал, потом стал лаять. Никогда раньше он не лаял в доме. Бедный доктор Науленд. Он до смерти перепугался.

Крошка спустился по лестнице и вошел в кухню.

– Отдай книгу маме, – сказала Элистер. Крошка спокойно направился к табуретке и остановился перед изумленной миссис Форсайт. Она взяла книгу у него из зубов.

– "Основы радиосвязи", – прошептала она.

– Я попросила его принести эту книгу, потому что у меня там целая полка технических книг одного и того же издательства, в одинаковых обложках и одного размера, – негромко сказала Элистер.

– Но… но… как он это делает?

Элистер пожала плечами.

– Не представляю. Он не читает названий. Я в этом уверена. Он не умеет читать. Я пыталась проверить это десятком различных способов. Я писала приказы на листках бумаги и показывала ему – знаешь, вроде "подойди к двери" или "поцелуй меня". Он глядел на них и махал хвостом. Но если я сначала читала их…

– Читала вслух?

– Нет. Конечно, он сделает все, что я его попрошу. Но мне совсем не нужно говорить об этом. Стоит мне прочитать записку, как он исполняет просьбу. Таким же образом он заставляет меня заниматься тем, в чем он заинтересован.

– Уж не хочешь ли ты мне сказать, что этот бегемот читает твои мысли?

– А ты как думала? Погоди, сейчас увидишь. Дай мне книгу.

Крошка поднял уши торчком.

– Вот здесь написано что-то о токах в переохлажденной меди, не помню уж что. Посмотрим, заинтересуется ли Крошка.

Она уселась на кухонный стол и начала листать книгу. Крошка сел перед ней, высунув язык и следя за ней большими карими глазами. Элистер в тишине переворачивала страницы, кое-что читала, снова переворачивала. И вдруг Крошка нетерпеливо взвизгнул.

– Видишь, мама, о чем я говорила? Хорошо, Крошка, я перечитаю это место.

Снова молчание. Зеленые глаза Элистер скользили по строчкам. Внезапно Крошка поднялся и ткнулся носом ей в ногу.

– Да? Сноска? Хочешь, чтобы я прочла еще раз?

Крошка снова уселся.

– Здесь есть сноска насчет сверхпроводимости. И это его интересует, – объяснила Элистер. Затем она взглянула на мать. – Прочти это ему. – Элистер спрыгнула со стола и передала матери книгу. – Вот. Параграф сорок пять. Крошка, иди к маме, она тебе почитает. Давай. – Она подтолкнула Крошку к миссис Форсайт, которая зачарованно произнесла:

– Когда я была маленькой, я читала сказки куклам. Я думала, что уже покончила с этим навсегда, н вот, поглядите, я должна читать техническую литературу этому… этому хищнику. И что, читать вслух?

– Нет. Поглядим, понимает ли он тебя.

Но миссис Форсайт не удалось это проверить. Не успела она прочитать и двух строчек, как Крошка словно взбесился. Он бросился к миссис Форсайт, потом обратно к Элистер. Он носился, как перепуганный конь, вращал глазами и задыхался. Он повизгивал. Он даже начал рычать.

– Господи, что случилось?

– Боюсь, что он тебя не понимает, – ответила Элистер. – Я и раньше подозревала, что он как бы настроен на меня, а вот теперь в этом убедилась. Ну хорошо, дай мне книгу…

Но прежде чем она успела договорить, Крошка подбежал к миссис Форсайт, осторожно взял книгу у нее из рук и отнес своей хозяйке. Элистер улыбнулась побледневшей матери, взяла книгу и читала до тех пор, пока Крошка вдруг не потерял интереса. Он отошел к кухонному шкафу и, зевая, лег на пол.

– Вот и все, – сказала Элистер, захлопывая книгу. – Другими словами, урок окончен. Ну и как, мама?

Миссис Форсайт открыла рот, закрыла его снова и покачала головой. Элистер не удержалась от того, чтобы расхохотаться.

– Ой, мамочка! – говорила она сквозь смех. – Это же исторический день! Моя мама потеряла дар речи!

– Я не потеряла, – упрямо ответила миссис Форсайт. – Я… я… думаю… ну что ты будешь делать! Ты права! Я онемела!

Когда они успокоились – конечно, миссис Форсайт тоже хохотала, потому что ее дочь сказала сущую правду, – Элистер взяла книгу и заметила:

– А теперь, мам, нам с Крошкой пора заниматься.. Да-да, мы занимаемся регулярно, и он совершенно явно пытается меня натолкнуть на некоторые невероятные решения.

– Какие еще решения?

– Например, на решение проблемы вольфрамового литья, которую никому не удается разрешить. А знаешь, ведь это возможно.

– И не говори! В чем ты будешь отливать вольфрам?

Элистер сморщила прямой нос.

– Ты когда-нибудь слыхала о льде под давлением? Воду сжимают до тех пор, пока она не превращается в твердое тело при точке плавления?

– Что-то припоминаю.

– В общем для этого требуется лишь достаточное давление и камера, способная такое давление выдержать, и еще кое-что… ну, не будем вдаваться в детали. Главное, что этот путь перспективен.

– Если у нас есть яйца, да к тому же и ветчина, значит, мы можем сделать яичницу с ветчиной, – заметила миссис Форсайт. – Кроме того, мне припоминается, что твой лед при первой возможности растает. И можешь ли ты быть уверена, что этот формованный вольфрам – это будет ведь не литье, а формовкане перейдет в другое состояние, как лед?

– Над этим-то я и работаю, – спокойно ответила Элистер. – Пошли, Крошка. Ты, мама, обойдешься без нас? Если тебе что-нибудь понадобится, ты нам свистни. Это же не спиритический сеанс.

– Ты так думаешь? – пробормотала миссис Форсайт, глядя, как ее дочь поднимается с Крошкой по лестнице. Она покачала головой, вернулась на кухню, набрала ведро воды и отнесла к машине – на подъеме вода в двигателе выкипела. Сперва миссис Форсайт осторожно поплескала водой на раскаленный радиатор и только собралась было залить воду в мотор, как ее чуткий слух уловил шорох подошв на крутой дорожке.

Она оглянулась и увидела молодого человека, устало идущего в гору. На нем был легкий потертый костюм. На руке он нес плащ. Несмотря на усталый вид, походка у молодого человека была твердой. Его золотистые волосы поблескивали на солнце. Он подошел к миссис Форсайт и широко улыбнулся ей, сверкнув синими глазами и показав красивые зубы.