Текст книги "Друг стад (Айболит из Алабамы)"

Автор книги: Джон Маккормак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Хлопнула входная дверь, Хэппи забрался в грузовик и нажал на стартер. Затем оглянулся на меня и покачал головой, словно занятие мое внушало ему глубочайшее отвращение. Однако, дав задний ход и повернув направо, он высунулся в окно и заорал:

– ПРИВОЗИ ТОММИ, ДА УДОЧКУ ЗАХВАТИ, НА РЫБАЛКУ СХОДИМ!

И машина сорвалась с места. На губах Хэппи играла озорная улыбка. Я тоже усмехнулся, вспомнив, как мы с сынишкой приехали однажды по вызову к нему на ферму и как после работы, прихватив удочки, отправились на пруд. Хэппи просто из кожи вон лез, так ему хотелось, чтобы Том поймал рыбку: просто-таки готов был сам нырнуть в воду и насадить добычу ему на крючок. За всей этой грубоватой резкостью и неуживчивостью скрывалось сердце, огромное, точно арбуз; но знали о нем разве что самые близкие из друзей.

Вскорости после инцидента с Хэппи и миндалинами я отправился по вызовам на пару ферм в южной части графства. И тут миссис Ли связалась со мной по приемно-передающему радио.

– Доктор Джон, только что звонил Хэппи Дюпри; просит приехать к нему как можно скорее. Он прослышал, что вы сегодня работаете от него по соседству, и говорит, что требуется неотложная помощь, однако подробностей не сообщил. – Это показалось мне странным: обычно Хэппи пространно объяснял, что не так с больной коровой. Однако я знал: если Хэппи сказал, что дело срочное, значит, так оно и есть. И времени терять нельзя.

– О'кей, я как раз выезжаю от Бруэров. Двину сразу на север – и буду у него минут через десять-пятнадцать, – отвечал я.

Едва я вырулил на подъездную дорожку и припарковался за его грузовиком, Хэппи проворно выбежал из черного хода, неся в руках нечто, завернутое в одеяло. Поспешая ко мне, он то и дело встревоженно поглядывал на смятый тючок. Поравнявшись с грузовиком, он лихорадочно размотал ткань, явив взгляду маленького терьера: песик тяжело дышал, пускал слюни, смотрел блуждающим взглядом.

– Доктор Джон, это Глендина собачка, и бедолаге совсем худо, смущенно пролепетал Хэппи. – Гленда-то на этой неделе укатила в лагерь «Фор эйч«[9]9
  4-H («Фор эйч») – программа по оказанию помощи сельской молодежи в овладении полезными сельскохозяйственными навыками и специальностями; финансируется правительством.


[Закрыть], а я пришел домой с сенокоса, пообедать значит, а собачечка-то того и гляди помрет. Не пьет, не ест, и даже щенят не покормит. Небось, наглоталась крысиного яда, там, на крылечке!

– Щенят? Ты сказал, щенят?

– Ну да, у нее четыре штуки народилось несколько дней назад. Ох, Господи, неужто мне придется малышей из бутылочки выкармливать? Помыслить страшно! Как думаешь, ее еще можно спасти?

«Ага! – подумал я про себя. – У собаки эклампсия; медленно вводим внутривенно небольшую дозу кальция – и она у нас мигом оживет! Но сперва отплачу-ка я Хэппи его же монетой!»

Собачка Гленды страдала от острой нехватки кальция, вызванной тем, что новорожденным щенятам внезапно потребовалось молоко. Причина этого недуга одна и та же у всех видов, а вот проявления разнятся. У собак зачастую поднимается высокая температура, взгляд становится безумным, пес дышит учащенно, с открытой пастью, то и дело нервно вздрагивает. Иногда первые симптомы выражены нечетко и от взгляда стороннего наблюдателя скорее всего укроются, однако прозорливый хозяин всегда поймет: с собакой что-то неладно. У слабенькой, недавно родившей собаки при сильной лактации эклампсия всегда под подозрением.

– Уж и не знаю, Хэппи, – медленно протянул я, снимая стетоскоп и в очередной раз долго и пристально изучая градусник. – У собачки высокая температура; она серьезно больна. Придется сделать анализ крови, а, может быть, свозить ее в одну из этих первоклассных клиник в Меридиане на рентген, а то и поместить пациентку в блок интенсивной терапии. Ну, то есть, если она и впрямь так много значит для тебя и твоей семьи.

– Ох, гм, ну еще бы, Док, – пробормотал он. – Вообще-то это Глендина собачка, ты ж понимаешь, так что я…

– Да, но действовать надо быстро; я боюсь, она вот-вот дух испустит. Нельзя терять ни минуты.

– И… во что мне это встанет? – слабо вопросил он.

– Ну, долларов в пятьдесят, может, чуть больше. Ты же знаешь, как баснословно дороги все эти анализы да клинические обследования! Но мы постараемся по возможности сократить расходы, – пообещал я.

– Что-то не тянет меня тащиться за тридевять земель в этот самый Меридиан! Может, ты нашу собачку к себе заберешь, да сделаешь все, что нужно? Лишь бы спасти ее, лишь бы спасти! У малютки Гленды сердце разобьется, ежели собачка помрет, особливо если из-за меня! – На лбу у него выступили капельки пота размером с полевой горох, – выступили, медленно, зигзагами покатились вниз, и затерялись в зарослях кустистых бровей. Я видел: вот теперь-то мы поменялись ролями! Пожалуй, еще до того, как я доведу урок до конца, он научится лучше понимать чувства других по отношению к четвероногим питомцам!

– Но сперва давайте-ка вернемся на веранду и вкатим ей укольчик-другой в вену на ноге, – так, на всякий случай, может, бедолаге полегче станет, предложил я. – Ты ведь ее подержишь: так, чтобы левая передняя нога ни в коем случае не дернулась? – Я вспомнил схожий сценарий из опыта прошлого года, – тогда я впервые познакомился с Карни Сэмом Дженкинсом, явившись к нему не то со светским, не то с деловым визитом. Там, в его мастерской, где Карни занимался таксидермией, равно как и доморощенной ветеринарной практикой, обнаружилась собачка, очень похожая на нынешнюю. Обе только что произвели на свет щенков, обе принадлежали маленьким девочкам. Я вспомнил, как горевала малышка, думая, что видит свою любимицу в последний раз, и как ликовала она позже, вернувшись и обнаружив, что собачке гораздо лучше и что она явно идет на поправку.

Как и прежде, я сбегал к машине за иглой, шприцем, кусочком ваты, спиртом и раствором кальция. Несколько минут спустя Хэппи уже держал лапу так, как мне требовалось. Я осторожно ввел иглу в вену и медленно впрыснул раствор в кровь. Хэппи вел себя тихо, как мышь, однако я слышал его учащенное дыхание, да время от времени со лба его срывалась капля испарины прямо мне на руку, сжимавшую шприц. Я знал, что Хэппи пристально наблюдает за каждым движением и меня, и пациентки.

– А теперь посадим-ка ее к щенкам и через десять минут поглядим, не попьет ли она водички, – распорядился я, извлекая иглу из вены и слегка массируя место укола. Пока Хэппи возился с ящиком со щенятами, поставленным в углу веранды, я отнес шприц и иголку назад к грузовику и задержался там на несколько минут, выжидая, чтобы истек мною же назначенный срок. Я заглянул в колодезный домик, ополоснул руки, постоял у загона, где Хэппи держал свою свору дирхаундов, отпустил в их адрес шутку-другую. Наконец, я неспешно возвратился к дому и поднялся на веранду. Хэппи ронял кастрюли, наливал воду, наталкивался на стулья и кресла, – однако никто из нас так и не проронил ни слова. Неловкая пауза затянулась. Наконец, Хэппи нарушил тишину, продемонстрировав завидную наблюдательность:

– А ведь она почитай что и оклемалась, Док. Уже так не нервничает, заметил он. – А тебе как кажется?

– Налей-ка ей в чашку колодезной водички, посмотрим, как у нее с языком: работает ли? – предложил я. Хэппи только того и ждал: сей же миг он водрузил чашку перед нашей пациенткой. Та сейчас же принялась лакать, вскорости осушила емкость и принялась вылизывать края, ища добавки.

– Да ей и впрямь гораздо лучше, – отметил я. – Просто не узнать собаченцию!

– Значит, ей теперь все эти дорогущие рентгены да анализы не понадобятся? – спросил он.

– Думаю, нет, – отвечал я. – Слушай, Хэппи, я же просто проучить тебя хотел. Помнишь, пришел ты ко мне в клинику, а я как раз удалял миндалины? То-то задал ты мне жару: издеваться вздумал над старушкой, у которой в целом мире никого, кроме этой собачки, и нету! Ну, что, доказал я, что даже старый грубиян и упрямец вроде тебя не может не испытывать сочувствия к беспомощному созданию, даже если это комнатная собачонка!

– Надо думать, ты прав. Сам знаешь, я насчет этих миндалин просто шутил. Но, пожалуйста, уж будь так добр, не говори никому, что я согласился потратить пятьдесят долларов на собаку, которая охотится разве что за печенюшкой!

Когда люди принимают на себя почетную ответственность за живое существо, будь то домашний любимец, вьючное животное, рабочий скот, своего рода забава или потенциальный источник пищи, они обязаны заботиться о здоровье своих питомцев. Слишком многие злоупотребляют этой привилегией, и конечный результат зачастую оборачивается низкой работоспособностью и неоправданными страданиями. Пусть мой приятель Хэппи Дюпри и молол языком насчет того, что ветеринар, дескать, зря время тратит, пользуя комнатных собачонок, но, едва беда затронула его самого, он захотел, чтобы любимице его семьи оказали помощь тут же, безотлагательно.

С животными следует обращаться уважительно, – так, как они того и заслуживают, и не только потому, что они – тоже живые создания, но и в благодарность за то, сколь многим мы им обязаны. Братья наши меньшие дают нам пищу, стерегут нашу собственность, щедро дарят свою любовь, становятся неизменными нашими спутниками. Они – больше чем просто домашний скот; они своего рода инвестиция в нашу эмоциональную жизнь, и, чтобы получать желаемую прибыль, нужно непрестанно обеспечивать им должный уход. Тем, кто не заботится о нуждах своих питомцев, нужно вовсе запретить их держать.

13

Впридачу к тестированию коров на бруцеллез, немало времени уходило у меня на «обихаживание скотины», что включало в себя прогон коров через раскол и выполнение столь непростых и рискованных операций как вакцинация, дегельминитизация, кастрация, обезроживание, проверка на беременность и любые другие процедуры, затребованные владельцами находящегося в загоне стада. И работа эта выполнялась не только ради увеселения или удовольствия местных жителей; но во имя предотвращения заболеваний, увеличения продуктивности, обеспечения удобства и безопасности, а во многих случаях для того, чтобы выяснить, не пора ли выбраковать и отправить в город некоторых отдельных представителей коровьего царства. Коровы, не приносящие по ягненку в год, нарушительницы дисциплины или состарившиеся особи с искрошившимися, стертыми зубами, – все кандидатки на ликвидацию.

В большинстве своем все эти процедуры бывали приурочены ко времени года и календарю разведения скота. Если, скажем, телята рождались в конце зимы и ранней весной, вакцинировать их следовало где-то в мае, а проверка на беременность проводилась осенью, примерно в пору отъема. Для стада коров с осенним отелом со всей очевидностью использовалось иное расписание. Куда труднее было планировать график для стад, где круглый год используется вольная случка, поскольку на каждый день в году приходятся телята всех возрастов. Однако «обрабатывать» телят, пока они весят двести фунтов, а не пятьсот, куда проще и для самого теленка, и для фермера, и для ветеринара.

Многие фермеры в дни «обслуживания стада» взывают о помощи к соседям: гораздо более удобно, если сбоку от раскола стоят двое-трое рабочих, а еще двое-трое, встав сзади, прогоняют скотину через сам раскол. Данное утверждение справедливо при условии, что загон в пристойном состоянии и достаточно крепок, чтобы выдержать сопротивление группы животных, которые участвуют во всей этой процедуре отнюдь не по доброй воле. Второе условие состоит в том, чтобы присутствующие имели по меньшей мере базовые познания касательно того, что делать, где стоять, когда подавать голос и как размахивать палкой в нужный момент.

Все рабочие и зрители, помогающие кастрировать телят, исключая разве что одного, должны обладать своего рода иммунитетом против обмороков. Иные спросят: а зачем, собственно говоря, нужен этот самый теряющий сознание слабак? Да потому, что обслуживание скота – дело рутинное, занудное для всех присутствующих, кроме самого ветеринара и его подопечных, и азартное предвкушение того, как наш слабонервный друг вот-вот выкинет свой фокус, нарушает монотонность процедуры и не дает соскучившимся витать в облаках. А ежели кто-нибудь хотел бы скоординировать происходящее с точностью до мгновения, тютелька в тютельку, пусть выберет иную специальность, скажем, водит реактивные самолеты или делает операцию на сердце.

Джо Боб Дженкинс (он же – Обморочный Дженкинс) довел обмороки до уровня настоящего искусства; его представления можно было отхронометрировать почти до секунды. В ста процентах случаев он хлопался без чувств приблизительно тридцать секунд спустя после того, как на его глазах кто-нибудь прикасался к необычному объекту, свисающему между задних ног скотины. При кастрации свиней он терял сознание в семидесяти пяти процентов случаев, и в пятидесяти – когда та же самая процедура производилась с быком. Спрос на Дженкинса был огромный: местные обитатели просто обожали шоу с его участием.

Всякий раз случались незапланированные визитеры (НВ), обычно по двое за раз: эти проезжали себе мимо по проселочной дороге и вдруг замечали, что в загоне происходит что-то интересное. НВ обычно не имеют постоянной работы, – такие живут на пенсию либо по старости, либо по инвалидности, – и пик их дневной деятельности – это съездить в город за женами, отрабатывающими долгие смены на фабрике дамского белья «Ярмарка тщеславия».

Число НВ при каждом обслуживании стада прямо пропорционально количеству и качеству наличествующих легких закусок и напитков. Так, я обнаружил, что на луизианских «скотообихаживаниях» присутствует больше НВ за раз, нежели где бы то ни было в США, поскольку подобающая еда там считается приоритетом номер один.

Впридачу к НВ, на месте событий непременно присутствует всезнайка (ВЗ), вроде Саффорда Агэкалки. ВЗ видит все это по меньшей мере в пятый раз, и потому осаживает всех и каждого, будь то король Англии или профессиональный ветеринар мирового класса. Многие ВЗ частенько по совместительству подрабатывают в магазинах.

– А ну-ка гляньте вон туда! – объявлял кто-нибудь. – Вон, видите, черная ангусская телка-альбиноска: та, у которой рога растут прямо из подгрудка, а хвост – из последнего ребра!

– Ага, я таких насмотрелся. Одну такую в России видел много лет назад. Конечно, это не настоящий альбинос. Таких зовут псевдоальбиносы. А феномен заключается в следующем… – Далее следует пространное рассуждение на тему альбинизма. Здесь-то и пригодились бы затычки для ушей!

Карни Сэм Дженкинс числился штатным ВЗ графства Чокто. Хотя ни в России, ни в Луизиане он отродясь не бывал, он всегда знал, как лучше выполнить ту или иную работу, критиковал конструкцию загона, трещал без умолку и всегда умудрялся перекричать собачий лай.

Так же требуются минимум две собаки, предпочтительно дворняги, – в ходе любой ветеринарной процедуры они патрулируют загон и область вокруг раскола. Собака Номер Один назначается «рогоносом». В ее обязанности входит проворно собирать только что удаленные рога. Далее рога поступают в полное песье распоряжение, – при условии, что пес слопает их тут же, на месте, или зароет на пастбище в преддверии будущих, неурожайных на рога деньков. Рожки молодых телят еще вполне мягкие, так что собака с крепкими зубами легко с ними управится. Рога взрослых коров представляют собою твердую кость, однако погрызть их приятно, – а заодно и зубы чистятся. Хороший «рогонос» уплетает рога за обе щеки, до тех пор, пока ветеринар с хозяином не обеспокоятся о его здоровье.

– Бак, да ты словно арбуз проглотил! Может, хоть этот закопаешь? сочувственно советуют псу. Но Бак, по-собачьи ухмыльнувшись, облизывается и глаз не сводит с раскола, предвкушая новое угощение. Однако со временем приходит черед и церемонии погребения рогов. Меня всегда изумляло, как проворно первостатейный рогонос подхватывает рог с земли, отбегает в сторону, выкапывает яму, возлагает туда рог, забрасывает его землей и возвращается за следующим, – причем зрители даже заметить не успевают, что происходит.

Видел я, как владельцы сурово отчитывают рогоноса, когда тот, раздувшись, что твой шар, начинает пренебрегать своими обязанностями. Но даже мировому чемпиону-рогоносу с двумя сотнями рогов так быстро не управиться; так что, когда перед расколом вырастает небольшая горка, бедному псу необходима небольшая передышка.

Собака Номер Два присутствует лишь в качестве дополнительного раздражителя. Иначе говоря, этот пес досаждает коровам, пытаясь цапнуть их через забор, однако людей донимает куда сильнее, постоянно вертясь под ногами и гавкая не с той стороны от животного. В результате над толпой не умолкает угрожающий гвалт.

– Растус, пошел домой! – неумолчно орет кто-нибудь, швыряя комья глины, камушки и рога в безмозглую дворнягу. Стоит снаряду просвистеть в опасной близости от собачьей головы, и типичный пес-досаждала быстро-быстро поморгает немного, явно ожидая продолжения обстрела, затем подожмет хвост, пристыженно понурит голову и бочком-бочком сделает несколько шагов по направлению к дому. Однако заслышав шум и гвалт, – это очередную жертву с лязгом заперли в расколе, – он замрет, обернется, глянет на загон, оближется, усмехнется, – и в очередной раз глупость одержит верх над здравым смыслом. Отлично зная, что очень скоро в него вновь полетят камни, он вновь самозабвенно предастся ритуальному действу и станет лаять и пытаться укусить корову через просветы между обшивкой, пока кто-нибудь не рявкнет: «Растус, а ну, домой!» – и цикл повторится сначала.

Любая из этих собак может по совместительству выполнять обязанности третьей, факультативной категории, – категории «догонялы». Ее призвание состоит в том, чтобы преследовать и даже обгонять чужие машины, въезжающие на территорию фермы, – или выезжающие из таковой. Пикап ветеринара вызывает у таких собак особенный интерес.

Пожалуй, звание чемпиона среди всех «догонял» принадлежало псу по кличке Везунчик, жившему на ферме Хиллсмана, – помеси колли с грейхаундом. При его короткой шерсти и длинном, поджаром теле он был идеальным кандидатом для бега наперегонки с пикапом ветеринара, уезжающего с фермы по очередному вызову. И хотя Везунчик официально числился рогоносом, на моей памяти ему никогда не случалось обожраться так, чтобы не суметь поучаствовать в гонках, по крайней мере, в лучшие его годы. Обычно состязание наше начиналось, когда с последней коровой бывало покончено и оборудование загружалось в машину. Ополаскивая сапоги, я принимался за подготовку к гонкам, – начинал подзуживать и дружески поддразнивать пса, а Везунчик с каждой моей фразой приходил все в большее возбуждение.

– Ну что, приятель, готов? Уж сегодня-то я тебя обставлю, так и знай! Ну, давай, Везунчик, пошли! – говаривал я. Везунчик вертелся колесом, лаял, с длинного высунутого красного языка срывались капли слюны, а глаза следили за каждым моим движением. Наконец я запрыгивал в грузовик и медленно, задом выезжал из огромного амбара. Смачный шлепок ладонью по двери – и гонка начиналась!

S-образная, посыпанная гравием подъездная дорожка от амбара к окружной дороге, мощеной щебнем пополам с гудроном, тянулась на четверть мили. По правую ее руку раскинулось поле люцерны, по левую – пастбище, заросшее овсяницей. Если я обходил пса на старте, и если овсяница по левую сторону вымахала еще не слишком высоко, Везунчик подныривал под забором у поворота налево, перебегал прямо перед грузовиком на правую обочину, и сотни две ярдов несся что было духу по прямой. Затем дорога сворачивала вправо, пес снова нырял под забор и еще ярдов тридцать мчался чпрез люцерну, после чего снова подлезал под проволокой для небольшой пробежки по мощеной дороге, после чего и машина, и пес слегка притормаживали. Тут-то и наступал момент для моего коронного трюка: я пытался обдурить пса и, делая вид, что сверну направо, выруливал налево, – или наоборот.

После нескольких таких наших гонок на пару, на сцене появился новый пес. Кудряшка, небольшая рыжевато-коричневая помесь овчарки, в полном соответствии с именем, представляла собою этакий клубок шерсти и пуха. На заре ее карьеры у Кудряшки случился перелом нескольких тазовых костей, и я частенько дивился тому, сколь эффективно срослись косточки благодаря шести неделям сидения взаперти и стараниям матушки-Природы. Как только собака окончательно выздоровела, ей пришло в голову участвовать в гонках заодно со своим более легконогим приятелем, причем без хитрости не обошлось – нельзя же было допустить, чтобы Везунчик отрывался от нее окончательно! Очень скоро Кудряшка обнаружила, что, если вцепиться зубами в его ошейник на старте, это не только замедлит соперника, но и ей изрядно поспособствует. Зачастую Везунчику удавалось стряхнуть с себя овчарку, однако и тогда его стремительный бег отчасти замедлялся, поскольку пес то и дело оглядывался, проверяя, далеко ли Кудряшка и не настигает ли его.

В ходе одной из наших последних гонок я притворился, что сворачиваю налево, и одураченный пес умчался в том же направлении со скоростью около тридцати миль в час ярдов на пятьдесят, прежде чем понял, что его провели. К тому времени, как он осознал свою ошибку, я уже ехал в другую сторону, и несколькими секундами спустя снова свернул налево и выехал на подъездную дорожку, уводившую к птичникам. Везунчик ринулся наперерез через скошенное поле, догнал меня и мы помчались голова в голову до середины первого строения в триста футов длиной. Когда впереди, по левую сторону от дороги, показались вместительные питающие бункера, мне пришло в голову, что Везунчик слишком часто оглядывается через плечо на Кудряшку и на закрома внимания словно бы не обращает. Однако я решил, что пес отлично знает все препятствия, попадающиеся на пути, а мне и самому приходилось лавировать, глядя в оба, – я пытался объехать кучу мусора, воздвигшуюся по правую сторону дороги, и одновременно «не вписаться» в выбоины.

БЭМММС! Даже не оглянувшись, я опознал тошнотворный звук: это пес на полной скорости головой врезался в кусок промышленного углового железа, зафиксированный в бетоне, – на нем крепился пустой жестяной бункер. Как отлично знают эксперты по столкновениям собак с зерновыми бункерами, при наличии внутри нескольких сотен бушелей кукурузы или соевых бобов воспоследовал бы глухой стук, – шмяк или бум, – причем куда более зловещий. Я возблагодарил судьбу за то, что в тот день бункера были пусты.

Я выскочил из пикапа. Кудряшка уже обогнала своего рухнувшего без чувств приятеля и на полной скорости миновала первый птичник, абсолютно не сознавая, что, раз один из соперников сошел с дистанции, гонка отменена. Я занялся Везунчиком: как выяснилось, имя свое пес вполне оправдал. Он пошатывался, тряс головой, облизывался и тихонько подвывал, – словом, демонстрировал все признаки угло-железнитиса. Я осмотрел собаку: ни кровоточащих ссадин, ни шишек на голове не обнаружилось, хотя глаза бедняги остекленели и словно бы слегка косили.

К сожалению, Везунчик больше не проявлял желания поучаствовать в спортивном состязании. Изредка, видя, что я выезжаю из амбара, он символически предпринимал что-то вроде вялой попытки побежать, но на повороте отставал, останавливался и провожал меня взглядом. У Кудряшки же тоже не нашлось мужества гоняться за пикапами в одиночестве. Она была, что называется, бегун-досаждала.

* * *

Хотя во время работы с животными скотовладельцы обычно тут как тут, я считаю, что их присутствие вовсе не обязательно. Собственно говоря, при наличии хозяина времени обычно уходит куда больше, – ведь он то и дело пристает с расспросами и пересказывает родословную каждого экземпляра.

– Док, что это там за красное пятнышко на спине у вон той? Это ж моя лучшая телка! Она ж от Троесисой, а папаша ее – Ужас! Что это у нее на ухе, никак, бородавка? Эта корова, часом, не хромает? Это ж моя самая лучшая! Док, а, док, а вон у того бычка хвост не посмотрите, док? Как-то он странно висит! От этих вечных вердиктов и вопросов мне хочется сбегать к пикапу за кляпом и конскими путами для ног. По мне, как только владелец получил все, что заказывал, его комментарии должны сводиться к жалобам и нытью насчет того, с какой стати вакцина, глистогонное и время ветеринара так баснословно дороги.

Точная дата для работы со стадом назначается за несколько дней, недель, а порою и месяцев, чтобы спланировать время сева или сбор урожая, а также график отъема, а в Алабаме еще и расписание университетских футбольных матчей. Любому жителю штата, заподозренному в том, что он обихаживает скотину во время матча Алабама-Оберн, грозит остракизм, а то и обвинение в преступлении. Разумеется, доказать проступок столь тяжкий невозможно, потому что все потенциальные свидетели в нужный момент будут намертво «приклеены» к радио и телевизорам.

Впридачу возникает проблема дождливой погоды. Поскольку дата планируется настолько заранее, всегда существует вероятность того, что затяжные ливни превратят открытый загон в грязевое море. Если дождь прерывает работу надолго, считайте, что все пропало – в том числе и желание вернуться в загон, когда слегка развиднеется. Порою вынужденная проволочка соблазняет на витание в облаках, а это – опасное занятие для неутомимых тружеников!

Одним теплым утром мы укрылись в амбаре мистера Джимми Трокмортона. Усевшись на тюки прошлогоднего прессованного свинороя, мы ждали, чтобы проливной дождь слегка поутих. Мы уже наполовину покончили с вакцинацией и прочей рутинной работой, когда разразилась гроза.

Карни Сэм Дженкинс, наш штатный ВЗ и великий философ, устроился на тюке слева, оккупировав его целиком. Места ему требовалось немало: оказавшись без дела, он обычно извлекал на свет острый, как бритва, перочинный нож фирмы «Сирс и Робак»[10]10
  «Сирс и Робак» (Sears and Roebuck) – крупнейшая в США торговая корпорация, рассылающая товары по почте.


[Закрыть] и принимался строгать деревяшку. Резчик он был импульсивный и непредсказуемый; нож у него то и дело соскальзывал и втыкался в пол, а то и в бедро соседа. Кроме того, Карни Сэм жевал табак, причем до крайности неряшливо, – он обильно пускал слюну и то и дело, сплевывая, забрызгивал рядом сидящих, – а плевался он часто и щедро.

Я обосновался на одном тюке с Поссумом Миллером, молодым фермером, пламенно обожающим гольф. Если он не играл наяву, он играл в мыслях. Время от времени я составлял ему компанию, однако нечасто: характер у него был тот еще. В порыве гнева он швырялся клюшками, порою забрасывая их в кроны раскидистых дубов или в густые заросли пуэрарии. Несколько молодых деревцев на поле для гольфа уже пали жертвой согнутых Поссумовских клюшек. Зато со скотиной он управлялся недурно, и, когда я работал в тех краях, частенько вербовался в помощники.

А вот владельцу стада, мистеру Джимми Трокмортону, не сиделось. Он нервно расхаживал взад и вперед перед дверью, раздражаясь и досадуя на то, сколько времени потеряно впустую из-за дождя.

– Мне страшно некогда! – ревел он. – Сено убирать пора, да еще на похороны съездить надо, и свинью изволь сготовить для этой оравы с бумажной фабрики! Мне все это ну совершенно не в кассу!

Карни Сэм на мгновение перестал строгать, нагнулся вперед и опорожнил ротовую полость, извергнув струю омерзительной жидкости точнехонько в лужу за открытой дверью.

– Да хватит тебе топать, Сквайр, – пробулькал Карни, перекатывая во рту комок табачной жвачки. – Радуйся славному дождичку, что наслал Христос. Ливень нам позарез нужен. – Как всегда, его краткие реплики свидетельствовали о здравом смысле и степенной основательности.

Среди друзей мистер Джимми фигурировал под несколькими прозвищами. К нему обращались: Сквайр, Советник, Судья и Профессор. Все эти громкие титулы объяснялись тем, что он вроде бы кое-что смыслил в юриспруденции. Одни верили, будто он некогда обучался в огромном юридическом колледже где-то на северо-востоке; прочие подозревали, что он всего лишь закончил сомнительные двухнедельные заочные курсы, рекламу которых обнаружил на последней странице комиксов. Но факт оставался фактом: и он, и Карни обладали изрядной толикой здравого смысла и оба «обеспечивали» закулисными советами и поддержкой разнообразных политиков и разнообразные начинания.

Дождь с прежней силой атаковал жестяную крышу амбара, изредка перемежаясь раскатами грома, от которых мурашки бежали по коже. Похоже было на то, что заняться следующей по счету коровой нам сегодня уже не «светит». Воспользовавшись временным затишьем, я задал вопрос из тех, что способствуют витанию в облаках.

– А что бы вы, ребята, сделали, будь у вас миллион долларов?

– Ха, я бы поехал в Калифорнию и поиграл в гольф на всех этих пижонских площадках, что по телику показывают, – объявил Поссум. – Я потом перелетел бы через океанище, взял напрокат машину и опробовал бы площадки Шотландии.

– Ох, Поссум, да ты бы там и голову сложил, – предостерег Джимми. Мне рассказывали, что тамошние все ездят по неправильной стороне дороги.

– Ну, так я бы шофера нанял, – рассудил Поссум. – Я бы там проторчал с месяц, а то и поболе.

– Не забывай, что тебе не слабо бы вернуться домой вовремя, чтобы зерно убрать, да сладкий картофель выкопать, – напомнил я.

– Ах, ну да, ваша правда! Ну, так я бы управляющего нанял, он бы все сделал, что надо.

– А как насчет тебя, Карни?

– Думаю, купил бы у Клатиса Тью новехонький красный грузовичок для балансовой древесины, – в этом его салоне «Шевроле», – оторвал бы у него обе двери и привесил бы сзади здоровенную лучковую цепную пилу «Пулан». Потом взялся бы за дубинку да как въехал бы по капоту хорошенько, чтобы грузовик мой ничем не отличался от всех прочих, что по здешним дорогам разъезжают. А потом покатил бы в лес деревья валить.

– Деревья валить! – не сдержался Поссум. – Да это ж адова работенка, хуже нее разве что табак молоть, курятники чистить, да уголь добывать!

– Да вы не поняли, – отвечал Карни, в очередной раз смачно сплюнув. Я стану лес валить, когда придет охота, а ежели надоест, так я ж напрягаться не стану. На корд[11]11
  Мера дров, вязанка восемь футов в длину, четыре в ширину и четыре в высоту; однако в разных областях параметры разнятся.


[Закрыть] дров у меня, может, целый месяц уйдет, а то и поболе! Ну, разве не сладкая житуха?

– А как насчет мистера Джимми?

– Я отгрохаю себе самый что ни на есть первостатейный загон для отлова, – под крышей, с освещением, и там же – автомат с холодными напитками, в который монетки бросать не нужно. И пусть от «Доктора Пеппера» каждые несколько дней парень является, да наполняет его «под завязку» для моих друзей, – поведал Джимми. – А потом я избавлюсь от этих беспородных сосновок, а вместо них выпишу с запада отменных, чистокровных черных мангустов.

– Черных ангуссцев, – поправил я.

– Да как бы уж там они не прозывались, – отмахнулся Джимми. – А потом построил бы себе чудесный домик вон на том гребне. Сидел бы на крылечке, любовался, как они щиплют зеленую Чоктовскую травку, да деньгу зашибал. Может, в один прекрасный день баллотировался бы в законодательное собрание штата. Уж небось, я ничем не хуже тех, которые там сейчас штаны просиживают.