Текст книги "Исповедь экономического убийцы"
Автор книги: Джон Перкинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 3. ИНДОНЕЗИЯ: УРОКИ ДЛЯ ЭУ
Помимо изучения моей новой специальности, я проводил много времени за книгами по Индонезии.
– Чем больше ты узнаешь о стране до своего приезда туда, тем легче будет тебе работать, – советовала Клодин.
Я в высшей степени серьезно отнесся к ее словам.
Когда Колумб в 1492 году отправился в плавание, он собирался достичь Индонезии, известной в ту пору как Пряные острова. В колониальную эпоху Индонезия считалась сокровищем значительно более ценным, чем Америка. Ява, с ее тканями, легендарными специями, процветающими королевствами, была одновременно и жемчужиной в короне, и полем яростных столкновений между испанскими, голландскими, португальскими и британскими искателями приключений. В 1750 году Нидерланды победили, но, хотя они и контролировали Яву, им потребовалось еще более ста пятидесяти лет, чтобы подчинить окружающие острова.
Когда во время Второй мировой войны в Индонезию вторглись японцы, голландцы практически не оказали им сопротивления. В результате индонезийцы, особенно жители Явы, очень сильно пострадали. Когда Япония капитулировала, харизматический лидер Сукарно провозгласил независимость. После четырех лет борьбы, 27 декабря 1949 года Голландия приспустила свой флаг и возвратила суверенитет людям, на протяжении трех веков не знавшим ничего, кроме иноземного владычества и борьбы. Сукарно стал первым президентом новой республики.
Однако управлять Индонезией оказалось сложнее, чем победить голландцев. Архипелаг, состоящий из более чем 17 500 островов, представлял собой кипящий котел межплеменной борьбы, различных культур, десятков языков и диалектов, этнических групп, раздираемых вековой враждой. Конфликты были частыми и ожесточенными, и Сукарно зажал страну в тиски. В 1960 году он распустил парламент, в 1963 году стал пожизненным президентом. Сукарно тесно сотрудничал с коммунистическими правительствами разных стран в обмен на военную технику и помощь в подготовке кадров. Он послал свои войска, вооруженные советским оружием, в соседнюю Малайзию, чтобы содействовать распространению коммунистических идей по всей Юго–Восточной Азии и завоевать одобрение лидеров социалистических государств.
Оппозиция нарастала, и в 1965 году произошел переворот. Сукарно избежал уничтожения только благодаря сообразительности своей любовницы. Многие из высокопоставленных военных и его ближайших соратников были менее удачливы. События напоминали то, что случилось в Иране в 1953 году. В конце концов ответственность за все возложили на Коммунистическую партию, прежде всего на то ее крыло, которое было ориентировано на Китай. Затем последовала организованная военными резня, было убито по разным подсчетам от трехсот до пятисот тысяч. В 1968 году глава военных, генерал Сухарто, стал президентом [17]17
Больше об Индонезии и ее истории вы можете прочитать в книге Jean Gelman Taylor, indonesia; Peoples and Histories (New Haven and London: Yale University Press, 2003); and Theodore Friend, indonesian Destinies (Cambridge MA and London: The Belknap Press of Harvard University, 2003).
[Закрыть].
К 1971 году укрепилось намерение США изменить прокоммунистическую ориентацию Индонезии, так как исход Вьетнамской войны становился все менее предсказуемым. Летом 1969 года президент Никсон начал частичный вывод войск из Вьетнама. Стратегия США перестраивалась с учетом глобальной перспективы. Теперь стратегическая задача состояла в том, чтобы не допустить эффекта домино, когда одна страна вслед за другой стали бы примыкать к коммунистическому лагерю. Внимание сосредоточилось на нескольких государствах, Индонезии отводилась ключевая роль. Проект электрификации МЕЙН был частью всеобъемлющего плана установления американского влияния в Юго–Восточной Азии.
Американские внешнеполитические силы предполагали, что Сухарто сыграет для США ту же роль, что и шах Ирака. Кроме того, они надеялись, что Индонезия станет примером для других стран региона. Вашингтон частично основывал свою стратегию на предположении, что успех в Индонезии положительно скажется на всем исламском мире, в частности на взрывоопасном Ближнем Востоке. К тому же, помимо всего прочего, в Индонезии была нефть. Никто не знал размера запасов и их качества, но эксперты нефтяных компаний предполагали, что там имеются богатейшие возможности.
По мере того как я все глубже погружался в чтение книг в Бостонской публичной библиотеке, мое возбуждение нарастало. Я стал представлять предстоящие приключения. Работа на МЕЙН позволила мне поменять тот суровый образ жизни, который вел, служа в Корпусе мира, на куда более приятный и даже роскошный. Время, которое я проводил с Клодин, уже было реализацией некоторых моих фантазий. Все складывалось слишком хорошо. Моя теперешняя жизнь была частичным вознаграждением за годы, проведенные в заключении в школе для мальчиков.
И еще кое–что происходило в моей жизни: у нас с Энн не складывались отношения. Наверное, она чувствовала, что я веду двойную жизнь. Я объяснял это прежде всего чувством обиды на нее за то, что она силой вовлекла меня в семейную жизнь. Не важно, что она нянчилась со мной и поддерживала меня в нелегкие дни нашей работы в Эквадоре: я все еще воспринимал ее как воплощение моего подчинения родительской воле. Конечно, сейчас, с расстояния прожитых лет, я понимаю, что решающим фактором все–таки были наши отношения с Клодин. Я не мог рассказать Энн о них, но она все чувствовала. Так или иначе, мы решили разъехаться.
Однажды в 1971 году, примерно за неделю до моего отъезда в Индонезию, придя в квартиру к Клодин, я увидел накрытый стол, на котором стояли сыры, хлеб и бутылка божоле. Она подняла бокал.
– Совершилось. Ты смог! – Она улыбнулась, но улыбка показалась мне не вполне искренней. – Теперь ты один из нас.
Мы немного поболтали. Потом, когда мы уже допивали вино, она посмотрела на меня взглядом, которого я никогда раньше у нее не видел.
– Никогда не говори никому о наших встречах, – сказала она жестко. – Если расскажешь, я тебя не прощу никогда. Я вообще буду отрицать знакомство с тобой. – Она пристально посмотрела на меня – и это был, наверное, единственный раз, когда я испугался ее, – и затем холодно рассмеялась. – Рассказы о нас могут поставить под угрозу твою жизнь.
Я был ошеломлен. Я чувствовал себя ужасно. Уже позже, возвращаясь от Клодин, я понял, как умно была придумана вся схема. Все наши встречи с ней проходили у нее в квартире. Не существовало никаких доказательств нашего знакомства. Никто из МЕЙН никоим образом не был вовлечен в наше общение. В чем–то я был благодарен ей за прямоту: она не обманула меня так, как это сделали мои родители в отношении Тилтона и Миддлбери.
Глава 4. СПАСЕНИЕ СТРАНЫ ОТ КОММУНИЗМА
У меня было романтическое представление об Индонезии – стране, в которой мне предстояло провести следующие три месяца. В некоторых прочитанных мной книгах мне встречались фотографии красивых женщин в ярких саронгах, экзотических танцовщиц с острова Бали, шаманов, дышащих огнем, воинов, управляющих длинными, выдолбленными из дерева каноэ в изумрудных водах у подножия курящихся вулканов. Особенно впечатляющими были картинки с великолепными галеонами под черными парусами. Они принадлежали пользующимся дурной славой пиратам–бугинезам, которые все еще обитали в морях архипелага и которые когда–то терроризировали европейских моряков, так что те, возвращаясь домой, пугали ими своих детей: «Веди себя хорошо, а не то бугинез придет». Боже, как эти картинки волновали мое воображение!
История и легенды этой страны изобилуют масштабными фигурами: гневные боги, драконы Комодо, вожди племен. Древние сказания, появившись задолго до рождения Христа, совершили путешествие над горами Азии, над пустынями Персии, над Средиземным морем и глубоко укоренились в нашем коллективном сознании. Уже сами названия островов – Ява, Суматра, Борнео, Сулавеси – будоражат ум. Это была страна мистики, мифов, эротической красоты; ускользающее сокровище, которое искал, но так и не нашел Колумб; принцесса, вожделенная, но не обретенная Испанией, Голландией, Португалией, Японией; земля фантазий и мечты.
Я ожидал слишком многого, думаю, что мои ожидания были сродни тем, с которыми сюда стремились великие первооткрыватели. Однако, подобно Колумбу, мне следовало бы умерить свою фантазию. Возможно, мне уже надо было знать, что путеводная звезда указывает на путь, не всегда совпадающий с тем, что мы рисуем в своем воображении. Индонезия обладала сокровищами, но она не была вместилищем лекарств от всех моих недугов, каковой мне представлялась. На самом деле мои первые дни в душной от жары и влажности столице Индонезии, Джакарте, в конце августа 1971 года были ужасными.
Конечно, было красиво. Эффектные женщины в красочных саронгах. Буйные сады, изобилующие тропическими цветами. Экзотические танцовщицы с острова Бали. Велорикши, с причудливыми, раскрашенными во все цвета радуги картинками по обеим сторонам высоких сидений, на которых развалились пассажиры, а за их спинами крутят педали рикши. Голландские дома в колониальном стиле, мечети с башенками. Но у города было и другое, ужасающее в своем безобразии лицо. Прокаженные, вытягивающие перед собой кровоточащие культи, изъеденные болезнью. Молоденькие девушки, предлагающие себя за гроши. Когда–то великолепные голландские каналы, превратившиеся в сточные канавы. Приткнувшиеся вдоль замусоренных берегов черных рек картонные лачуги, в которых жили целыми семьями. Ревущие гудки машин, удушающий дым. Прекрасная и безобразная, элегантная и вульгарная, духовная и убогая. Такой была Джакарта, где чарующие ароматы гвоздики и орхидей боролись с миазмами открытых сточных канав.
Я видел нищету и раньше. Многие из моих одноклассников в Нью–Гемпшире, обитавшие в холодных лачугах из толя, приходили в школу зимой, когда температура опускалась ниже нуля, в тонких куртках и изношенных спортивных тапочках. Их немытые тела распространяли запах пота и навоза. Я жил в глиняных лачугах с андскими крестьянами, которые питались только сушеной кукурузой и картошкой, и иногда казалось, что у новорожденного столько же шансов умереть, сколько дожить до ближайшего дня рождения. Я был знаком с нищетой, но это не подготовило меня к тому, что я увидел в Джакарте.
Конечно, наша команда жила в лучшем местном отеле, «Интерконтинентал Индонезия», принадлежавшем авиакомпании «Пан Америкэн эйруэйз». Как и все отели этой сети, разбросанные по всему миру, он отвечал всем прихотям своих состоятельных иностранных постояльцев, в частности сотрудников нефтяных компаний и их семей. В наш первый вечер в Джакарте менеджер проекта Чарли Иллингворт дал для нас ужин в элегантном ресторане на крыше отеля.
Чарли был знатоком военной истории; почти все свое свободное время он посвящал чтению книг по истории и исторических романов о великих полководцах и военных сражениях. Он был ходячим вариантом прикованного к креслу инвалида – ярого сторонника Вьетнамской войны. В тот вечер, как обычно, на нем были брюки цвета хаки и такого же цвета футболка с погонами, имитирующие военную форму.
Поприветствовав нас, он закурил сигару.
– За хорошую жизнь, – вздохнул он, поднимая бокал шампанского.
Мы поддержали его:
– За хорошую жизнь. – Вместе чокнулись.
Весь в клубах сигарного дыма, Чарли окинул взглядом комнату.
– Мы встретим здесь прекрасное отношение, – сказал он, одобрительно кивая головой. – Индонезийцы будут хорошо заботиться о нас, так же как и сотрудники американского посольства. Но давайте не забывать, что мы здесь с важным заданием. – Он посмотрел на стопку карточек перед собой. – Да, мы здесь для того, чтобы разработать план электрификации Явы – одного из самых густонаселенных мест в мире. Но это только верхушка айсберга.
Выражение его лица стало серьезным; сейчас он напоминал Джорджа Скотта в роли генерала Паттона, одного из своих любимых героев.
– Мы здесь, чтобы, без преувеличения, спасти эту страну от лап коммунизма. Как вы знаете, у Индонезии долгая и трагическая история. Теперь, готовясь войти в двадцатый век, страна опять на пути испытаний. Мы должны сделать так, чтобы страна не пошла по стопам своих северных соседей – Вьетнама, Камбоджи и Лаоса. И ключевым моментом здесь является интегрированная система электроснабжения. Именно это, более чем любой другой фактор (возможно, за исключением нефти), обеспечит победу капитализма и демократии. Кстати о нефти. – Он опять затянулся сигарой и перевернул несколько карточек перед собой. – Мы все знаем, насколько наша страна зависит от нефти. В этом отношении Индонезия может стать для нас могущественным союзником. Так что, когда вы приступите к разработке генерального плана, пожалуйста, сделайте все возможное, чтобы нефтяная промышленность и вся инфраструктура – порты, трубопроводы, строительные компании – смогли удовлетворять свои потребности в электроэнергии в период действия этого двадцатипятилетнего плана.
Оторвав взгляд от карточек, он посмотрел прямо на меня.
– Лучше ошибиться в переоценке, чем недооценить. Вы же не хотите, чтобы на ваших руках была кровь индонезийских детей или наша собственная. Вы же не хотите, чтобы они жили под серпом и молотом китайского красного флага.
Той ночью, лежа в своей постели в роскошном номере пятизвездочного отеля, я вспомнил Клодин. Меня преследовали ее рассуждения об иностранном долге. Я пытался успокоить себя, вспоминая лекции по макроэкономике в школе бизнеса. В конце концов, говорил я себе, я нахожусь здесь, чтобы помочь Индонезии выйти из Средневековья и занять свое место в современном промышленном мире. Но я знал, что утром, выглянув из окна, за бассейном и цветущими садами отеля я увижу нищие лачуги, разбросанные на много миль вокруг. И я буду знать, что младенцы умирают от недостатка питания и питьевой воды, что дети и взрослые страдают от страшных болезней и живут в ужасающих условиях.
Я беспокойно ворочался в постели. Невозможно было отрицать, что Чарли и все остальные члены нашей команды приехали сюда по эгоистическим причинам. Мы продвигали внешнюю политику США и защищали корпоративные интересы. Нами руководила скорее жадность, чем желание улучшить жизнь местному населению. На ум пришло слово «корпоратократия». Я не знал, услышал ли я его где–то или изобрел сам, но оно точно подходило для обозначения новой элиты, задумавшей установить господство над всей планетой.
Это было тесно спаянное братство горстки людей, имевших общие цели. Члены братства свободно перемещались с должностей в правлениях корпораций на правительственные посты. Я вдруг подумал, что превосходным примером этому был Роберт Макнамара, в то время президент Всемирного банка. Ранее занимая пост президента «Форд мотор компани», в правление президентов Кеннеди и Джонсона он был министром обороны, а теперь возглавил самую влиятельную финансовую организацию в мире.
Я также понял, что профессора в колледже не понимали действительной природы макроэкономики: во многих случаях помощь в развитии экономики приводит к обогащению нескольких человек на вершине пирамиды, находящиеся же внизу опускаются еще ниже. Действительно, развитие капитализма часто приводит к возникновению системы, напоминающей средневековое феодальное общество. Если кто–то из моих профессоров и понимал это, они бы ни за что в этом не признались – вероятно потому, что колледжи спонсируются крупными корпорациями и их руководством. Такое откровение стоило бы этим профессорам их должностей, точно так же, как и мое открытие могло стоить мне потери моей работы.
Эти мысли не давали мне спать все время, пока я жил в «Интерконтинентал Индонезия». В конце концов я нашел способ защитить себя от этих мыслей. Этот способ оправдывал лично меня: я вырвался из городишки в Нью–Гемпшире, из подготовительной школы, избежал призыва в армию. Благодаря стечению обстоятельств и упорному труду я заработал свое место в хорошей жизни. Меня также успокаивало сознание того, что по меркам моего общества я делал правильные вещи. Я становился успешным и уважаемым экономистом. Я делал то, к чему готовили меня в школе бизнеса. Я помогал воплотить модель развития, одобренную лучшими умами мира.
И тем не менее по ночам я часто утешал себя мыслью, что когда–нибудь я расскажу правду. После этого я вгонял себя в сон, читая романы Луиса Ламора о приключениях метких стрелков–ковбоев на Диком Западе.
Глава 5. ПРОДАВАЯ ДУШУ
Шесть дней мы провели в Джакарте: регистрировались в посольстве США, встречались с различными чиновниками и отдыхали около бассейна. Меня поразило количество американцев, проживавших в «Интерконтинентал». Я с удовольствием наблюдал за красивыми молодыми женщинами, женами высокопоставленных сотрудников американских нефтяных и строительных компаний, которые проводили дни около бассейна, а вечера – в нескольких шикарных ресторанах недалеко от гостиницы.
Затем Чарли перевез нас в находящийся в горах город Бандунг. Климат там был мягче, нищета не так бросалась в глаза, кроме того, там было меньше отвлекающих факторов. Нас поселили в «Висме» – принадлежащем правительству пансионе. Он был укомплектован обслуживающим персоналом, имелись управляющий, повар, садовник. Построенный в период голландской колонии, «Висма» был райским местом. Его просторная веранда выходила на чайные плантации, покрывавшие холмы и склоны вулканических гор Явы. Кроме того, мы получили в свое распоряжение одиннадцать внедорожников «Тойота» с водителями и переводчиками. И наконец, нам предоставили членство в эксклюзивном бандунгском гольф–клубе и офис в местной штаб–квартире «Перусахан Умум Листрик Негара» (ПЛН), государственной электрической компании.
Мои первые дни в Бандунге были заняты встречами с Чарли и Говардом Паркером. Говарду было за семьдесят. Он вышел на пенсию с должности главного прогнозиста загруженности «Энергетических систем Новой Англии». Когда мы познакомились с ним, он отвечал за прогнозирование количества энергии и генерирующей мощности (нагрузки), которая понадобится острову Ява в течение последующих двадцати пяти лет, а также за разбивку этого показателя по городам и районам. Поскольку потребности в электроэнергии в значительной степени соотносятся с экономическим ростом, его прогнозы находились в зависимости от моих перспективных оценок экономики. Остальные члены нашей команды должны были, основываясь на наших прогнозах, разработать генеральный план, определить месторасположение и тип заводов, магистральных и распределительных линий передачи и систем доставки топлива, с тем чтобы этот план максимально полно отвечал нашим оценкам. Во время наших встреч Чарли постоянно подчеркивал важность моей работы и изводил меня разговорами о том, что я должен быть очень оптимистичен в своих оценках. Клодин была права: я выполнял ключевую для всего проекта работу.
– Первые несколько недель здесь, – объяснял Чарли, – должны быть посвящены сбору информации.
Он, Говард и я сидели в больших ротанговых креслах в его шикарном кабинете. Стены были украшены батиками с иллюстрациями древнеиндийских эпических текстов «Рамаяна». Чарли попыхивал сигарой.
– Инженеры составят подробное описание существующей энергосистемы, пропускной способности портов, автодорог, железных дорог и прочего. – Он указал сигарой в мою сторону. – Тебе надо действовать быстро. К концу первого месяца Говард должен получить полное представление о том экономическом чуде, которое свершится, когда вступит в действие новая экономическая система. К концу второго месяца ему понадобится разбивка по регионам. Последний месяц уйдет на заполнение пробелов. Это будет важнейшим моментом. В этот месяц нам придется поработать совместно. В день отъезда мы должны быть абсолютно уверены, что у нас есть вся необходимая информация. Мой девиз – «Домой ко Дню благодарения!». И никаких возвращений!
Говард казался дружелюбным человеком, добрым дедушкой, но на самом деле это был ожесточившийся человек, чувствовавший себя обманутым жизнью. Он не смог достичь карьерных вершин в «Энергетических системах Новой Англии», и это глубоко его обижало.
– Меня обошли, – повторял он мне, – потому что я отказался купить линию, принадлежавшую компании.
Его насильно выпихнули на пенсию, и тогда, не в состоянии сидеть дома с женой, он стал работать консультантом в МЕЙН. Это была его вторая командировка. Эйнар и Чарли предупредили меня, чтобы я был с ним поосторожней. Говоря о нем, они использовали слова «упрямый», «посредственный» и «мстительный».
Получилось так, что Говард стал одним из самых мудрых моих наставников, хотя в то время я не был готов воспринять его таковым. Он не получил обучения, аналогичного тому, что дала мне Клодин. Возможно, его посчитали слишком старым или слишком упрямым. А может быть, решили, что он недолго задержится на этом месте – пока вместо него не найдут более гибкого сотрудника вроде меня. Короче говоря, с их точки зрения он представлял собой проблему. Говард совершенно отчетливо понимал ситуацию и то, что от него ожидали, и не был намерен стать пешкой в этой игре. Все эпитеты, которые употребляли Эйнар и Чарли по отношению к нему, соответствовали действительности, однако какая–то часть его упрямства проистекала из нежелания прислуживать им. Сомневаюсь, что он когда–либо слышал термин «экономический убийца», но он осознавал, что они намерены использовать его для продвижения той формы империализма, которую он не мог принять.
После одной из наших встреч с Чарли он отвел меня в сторону. Он пользовался слуховым аппаратом и сейчас теребил маленькую коробочку под рубашкой, с помощью которой регулировалась громкость.
– Разговор между нами, – сказал он шепотом. Мы стояли у окна нашего с ним кабинета, глядя на застоявшиеся воды канала, протекавшего мимо здания «ПЛН». Молодая женщина купалась в грязной воде, пытаясь сохранить какое–то подобие скромности, обернув саронг вокруг своего обнаженного тела. – Они попытаются убедить тебя, что экономика собирается взмыть как ракета, – продолжал он. – Чарли беспощаден. Не дай ему добраться до тебя.
После его слов я почувствовал внезапную слабость – и одновременно желание убедить его, что Чарли был прав; в конце концов, моя карьера зависела от расположения ко мне моих боссов.
– Конечно, экономика будет процветать, – сказал я, не отводя глаз от женщины в канале. – Смотри, что происходит.
– Понятно, – пробормотал он, очевидно не имея представления о происходившем прямо перед нами. – Ты уже принял их линию, не так ли?
Движение выше по каналу привлекло мое внимание. Пожилой человек подошел к берегу, спустил штаны и уселся на корточках для отправления естественной нужды. Молодая женщина видела это, но, ничуть не смущаясь, продолжала купаться. Я отвернулся от окна и посмотрел Говарду в глаза.
– Я кое–что повидал, – сказал я. – Может быть, я молод, но я только что вернулся из трехгодичной командировки в Южную Америку. Я видел, что происходит, когда находят нефть. Все быстро меняется.
– Что ж, я тоже кое–что повидал, – передразнил он меня. – За много лет. И сообщу вам кое–что, молодой человек. Мне наплевать на вашу нефть и все такое. Я прогнозировал нагрузки всю свою жизнь: во времена Великой депрессии, Второй мировой войны, во времена взлетов и провалов. Я видел, что сделала 128–я магистраль, так называемое массачусетское чудо, с Бостоном. И я знаю наверняка, что нагрузка никогда не возрастала больше чем на 7–9 процентов в год за какой бы то ни было продолжительный период. Это в лучшие времена. Шесть процентов в год – более вероятная цифра.
Я пристально посмотрел на него. Какая–то часть меня подозревала, что он прав, но я собирался отстаивать свою позицию. Я знал, что мне надо убедить его, потому что моя собственная совесть требовала оправданий.
– Говард, это не Бостон. Это страна, в которой до сих пор не было электричества. Здесь все по–другому.
Он повернулся на каблуках и взмахнул рукой так, как будто собирался вымести меня из комнаты.
– Давай, вперед, – проворчал он. – Продавайся. Мне наплевать на твои результаты. – Он рывком вытащил стул из–за стола и упал на него. – Я составлю свой прогноз, основываясь на том, что я думаю, а не на каких–то высосанных из пальца экономических исследованиях. – Схватив карандаш, он стал что–то писать в блокноте.
Это был вызов, который я не мог проигнорировать. Я подошел к нему и встал перед столом.
– Ты будешь выглядеть довольно глупо, если я выдам всеми ожидаемую оценку – бум, как во времена золотой лихорадки в Калифорнии, а ты спрогнозируешь рост электричества, сопоставимый с бостонским в 1960–х годах.
Он бросил карандаш и уставился на меня.
– Это бесчестно! Вот как это называется. Вы – все вы, – он обвел рукой кабинет, – вы все продали душу дьяволу. Вы делаете это только ради денег. Ладно, – он выдавил улыбку и потянулся рукой к коробочке под рубашкой, – я отключаю звук и продолжаю работать.
Он потряс меня до глубины души. Я выскочил из кабинета и направился к Чарли. Остановившись на полпути, я задумался: а что я, собственно, собираюсь сделать? Развернувшись, я спустился вниз и вышел на улицу. Молодая женщина выходила из канала. Ее мокрый саронг плотно облегал тело. Пожилой мужчина исчез. Несколько мальчишек с брызгами и криками резвились в канале. Пожилая женщина, стоя по колено в воде, чистила зубы; рядом другая стирала белье.
В горле вырос огромный ком. Я присел на бетонный обломок, стараясь не замечать резкой вони из канала. Я пытался удержать слезы: мне надо было понять, почему я чувствую себя таким несчастным.
«Вы делаете это только ради денег». Слова Говарда снова и снова звучали у меня в голове. Он наступил на больную мозоль.
Мальчишки продолжали брызгаться. Их веселые голоса наполняли воздух вокруг. Я раздумывал, что же мне делать. Что нужно для того, чтобы стать таким же беззаботным, как они? Этот вопрос не переставал мучить меня, пока я сидел, наблюдая, как они резвятся в своем блаженном неведении, очевидно не имея ни малейшего представления о том, какую угрозу представляют собой эти зловонные воды. Вдоль канала шел прихрамывая горбатый старик с кривой жестянкой в руках. Остановившись, он стал наблюдать за мальчишками, и его лицо растянулось в беззубой улыбке.
Может, мне следует довериться Говарду; тогда вместе мы сможем найти решение. И я сразу же почувствовал облегчение. Подняв с земли маленький камешек, я бросил его канал. По мере угасания кругов на воде исчезала и моя эйфория. Я знал, что я не смогу этого сделать. Говард был стар, разочарован в жизни. Карьерные перспективы остались для него позади. Ясное дело, теперь он не хочет прогибаться. Я был молод, только начинал карьеру и совершенно не собирался заканчивать ее так, как он.
Уставясь в гниющую воду канала, я опять вспомнил Нью–Гемпшир, школу на холме, в которой я в одиночестве проводил каникулы, в то время как мои одноклассники веселились на балах дебютанток. Постепенно я осознал печальный факт. Мне опять не с кем было поговорить.
В ту ночь, лежа в постели, я думал о людях, встретившихся мне в жизни: Говарде, Чарли, Клодин, Энн, Эйнаре, дяде Фрэнке. Интересно, какой была бы моя жизнь, если бы я их не встретил? Где бы я жил? Уж не в Индонезии, это точно. Я размышлял о своем будущем, о том, куда же я иду. Я обдумывал решение, которое мне предстояло принять. Чарли недвусмысленно Дал понять, что ожидает от нас с Говардом показателей роста не менее 17 процентов в год. Какой же прогноз должен я составить?
Внезапно мне в голову пришла мысль, которая немного Успокоила меня. Почему я раньше до этого не додумался? Решение принадлежало вовсе не мне. Говард сказал, что он поступит так, как сочтет правильным, вне зависимости от моих заключений. Я мог порадовать своих боссов высокой оценкой экономического роста, но он все равно поступит по–своему; моя оценка никак не отразится на генеральном плане. Мне все время указывали на важность моей работы, но это было не так. Гора упала с моих плеч. Я провалился в глубокий сон.
Через несколько дней Говарда свалил сильнейший приступ амебного гепатита. Мы срочно уложили его в госпиталь при католической миссии. Врачи, назначив лечение, настоятельно посоветовали ему вернуться в Штаты. Говард заверил нас, что уже собрал всю необходимую ему информацию и вполне может закончить отчет в Бостоне. Прощаясь, он повторил мне то, о чем уже предупреждал раньше:
– У тебя нет необходимости химичить с цифрами. Я не буду участвовать в этой афере, и мне все равно, что ты там расскажешь о чудесах экономического роста!
