355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джон Ле Карре » Звонок мертвецу. Убийство по-джентельменски » Текст книги (страница 8)
Звонок мертвецу. Убийство по-джентельменски
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 01:50

Текст книги "Звонок мертвецу. Убийство по-джентельменски"


Автор книги: Джон Ле Карре



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 12
Мечта на продажу

Она открыла дверь и какое-то время молча смотрела на него.

– Могли бы предупредить о своем приезде, – сказала она.

– Я подумал, что лучше этого не делать ради собственной безопасности.

– Не понимаю, о чем вы, – произнесла она после небольшой паузы.

Было видно, что ложь далась ей с огромным трудом.

– Могу я войти? – спросил Смайли. – У нас не так много времени.

Она выглядела постаревшей, утомленной и, похоже, не столь воинственно настроенной. Проведя его в гостиную, рассеянно указала на кресло.

Смайли предложил ей сигарету и закурил сам. Эльза Феннан встала у окна. Наблюдая за ней, замечая участившееся дыхание, лихорадочный блеск в глазах, он понял, что она почти утратила волю к сопротивлению.

А потому, когда он с ней заговорил, его голос звучал мягко и без признаков агрессии. Для Эльзы Феннан это был, вероятно, именно тот голос, который она так хотела услышать: успокаивающий, придающий сил, сострадательный, создающий иллюзию безопасности. Она медленно отошла от окна; правая рука, которой она держалась за раму, как бы нехотя скользнула вниз и потом упала вдоль тела в жесте, означавшем покорность судьбе. Эльза села напротив него, глядя с такой верой и надеждой, с какой возлюбленная могла бы смотреть на любовника.

– Вам, должно быть, сейчас очень одиноко, – сказал он. – Никому не под силу выдерживать одиночество вечно. Нужна смелость. А трудно быть храброй, когда рядом никого нет. Они не способны этого понять, верно? Им не ведомо, как это может быть сложно – все время чувствовать на себе грязь обмана и лжи, жить в изоляции от нормальных людей. Они считают, что вы способны держаться на том же топливе, которое поддерживает их самих, – на развевающихся флагах и бравурных патриотических маршах. Но вам нужно совсем другое топливо, когда вы остаетесь одна, не так ли? Вас вынуждают все время кого-то ненавидеть. А где взять на это силы, если то, что вы любите, так далеко от вас, настолько потеряло очертания, что перестало ощущаться родным?

Он сделал паузу. Скоро, подумал он, уже скоро ты сломаешься. И мысленно отчаянно молился, чтобы она приняла его, приняла предложенное утешение. Он снова посмотрел на нее. Да, скоро она сломается.

– Я сказал, что у нас мало времени. Вы поняли, что я имел в виду?

Она разглядывала сложенные на коленях руки. Смайли заметил темные корни ее осветленных волос и не мог понять, зачем ей вообще нужно было их осветлять. Она то ли в самом деле не расслышала вопроса, то ли сделала вид.

– Когда в то утро месяц назад я уехал от вас, то отправился домой в Лондон. А там уже ждал мужчина, который хотел меня убить. Той же ночью ему это почти удалось. Он ударил меня по голове три или четыре раза. Я только что вышел из больницы. Но мне еще повезло. Ведь существовал человек, у которого он брал напрокат машину. Не так давно речная полиция выловила его труп из Темзы. На нем не обнаружили следов насилия – он был просто накачан виски. Они не знали только одного – этот человек годами даже не приближался к реке. Но мы ведь имеем дело с очень опытным негодяем, не так ли? С профессионально обученным убийцей. И он стремится устранить всех, кто вступал в контакт с Сэмюэлом Феннаном. Или с его женой – не забудем и о ней. И есть еще та юная блондинка в репертуарном театре…

– Что вы такое говорите? – прошептала она. – В чем хотите меня убедить?

Смайли внезапно овладело желание причинить ей боль, окончательно сломать ее волю, избавиться от нее, как от врага. Слишком долго, пока он лежал в полнейшем бессилии, образ этой женщины преследовал его, представлялся некой силой – таинственной и потому страшной.

– В какие игры вы с ними играли? Вы двое? Неужели вы думали, что можно шутить с их могуществом, флиртовать с ними, ничем или почти ничем не рискуя и не жертвуя? Неужели вы считали себя в этом танце ведущим партнером, который может в любой момент остановиться? Что все под контролем у вас самих? Какие мечты вы лелеяли, миссис Феннан, не понимая, что им нет места в мире этих людей?

Она закрыла лицо ладонями, и он увидел, как слезы заструились между пальцами. Ее тело начало сотрясаться в рыданиях, а слова она выдавливала медленно, с усилием:

– Я… Я ни о чем не мечтала. Мечта была только у него. Да, и великая мечта… – Она продолжала плакать в горькой безысходности, а Смайли, чувствуя одновременно торжество победителя и стыд, ждал, чтобы она продолжила говорить. Но Эльза внезапно вздернула голову и посмотрела на него, не утирая все еще струившихся по щекам слез. – Посмотрите на меня, – сказала она. – Какие еще мечты могли у меня оставаться? Я мечтала о длинных золотистых локонах, но меня обрили наголо. Я мечтала иметь красивое тело, но его искалечили голодом. Мне довелось видеть, во что превращаются люди, так как же я могла верить в человеческое совершенство? И я твердила ему: не разрабатывай законов, не придумывай мифических идеалов, не выноси категорических суждений, и люди могут быть счастливы. Стоит дать им еще одну великую доктрину, вооружить грандиозной теорией, выдвинуть великий лозунг, и смертоносная игра начнется сызнова. Я не раз повторяла ему это. Мы говорили ночами напролет. Но нет, этот маленький мальчик вынашивал свою мечту, и если новый мир строился, Сэмюэл Феннан должен был стать его строителем. «Послушай, – говорила я ему. – Тебе дали все, что необходимо для жизни, – дом, деньги, вклад на будущее. Зачем же ты работаешь против них?» А он отвечал: «Я делаю это для их же блага. Я – их врач, и однажды они сами признают это». Он был ребенком, и им манипулировали, как ребенком, мистер Смайли.

Он не осмеливался вмешиваться, не пытался прерывать ее.

– Пять лет назад он познакомился с этим Дитером. В горнолыжном отеле рядом с Гармишем. Позже Фрайтаг сказал нам, что так и было запланировано – ведь Дитер не мог кататься из-за изуродованных болезнью ног. Тогда вообще все казалось нереальным. Фрайтаг было не настоящим именем. Эту кличку дал ему сам Сэмюэл Феннан – вспомнив Пятницу из «Робинзона Крузо». Дитеру это показалось настолько забавным, что Сэм никогда больше не обращался к ним иначе, как мистер Робинзон и Пятница. – Она прервалась и посмотрела на Смайли с чуть заметной улыбкой. – Извините, мой рассказ довольно бессвязен.

– Мне все в нем понятно.

– Эта девушка… Вы упомянули про девушку. Что с ней?

– Она жива. Не волнуйтесь за нее. Продолжайте.

– Вы были правы. Феннану вы понравились. А Фрайтаг пытался вас убить… Почему?

– Как я полагаю, потому что я вернулся и спросил вас о звонке в восемь тридцать. Вы ведь рассказали об этом Фрайтагу?

– О мой Бог! – Она в испуге приложила пальцы к губам.

– Вы позвонили ему, ведь так? Позвонили, как только я ушел.

– Да, да. Мне стало страшно. Я хотела предупредить, чтобы они с Дитером срочно уезжали и больше не возвращались, потому что поняла – вы все узнаете. Если не сразу, то очень скоро. И почему они не хотят оставить меня в покое? Они опасались меня, зная, что я не верю в их мечты и идеалы, что мне нужен был только Сэмюэл, только его я хотела любить и заботиться о нем. Только на это они и могли положиться.

В голове у Смайли пульсировала невыносимая боль.

– Стало быть, вы сразу же позвонили ему, – констатировал он. – Первым набрали номер «Примроуз», но там никто не ответил.

– Да, – ответила она тихо. – Так и было. Но только оба номера относятся к зоне «Примроуз».

– И тогда вы воспользовались другим номером, запасным…

Эльза снова подошла к окну. Было заметно, что она совершенно обессилела. Но одновременно казалась сейчас спокойнее и явно испытывала облегчение – признание далось нелегко, но сняло часть бремени с ее плеч.

– Да, Фрайтаг – большой мастер по части запасных вариантов.

– Приведите мне второй номер, – настойчиво попросил Смайли. Он все еще испытывал беспокойство, замечая, что она с отрешенным видом смотрит в глубину темного сада.

– Зачем он вам?

Он тоже подошел к окну и встал рядом с ней, краем глаза следя за ее профилем. И когда он снова заговорил, голос его звучал напористо и немного грубовато:

– Я заверил вас, что с девушкой все в порядке. Мы с вами тоже пока живы. Но не думаю, что мы в безопасности.

Она повернулась к нему с неприкрытым страхом в глазах, пристально посмотрела и кивнула. Смайли взял ее за руку и подвел к креслу. Сейчас ей не помешал бы какой-нибудь горячий напиток. Но она послушно села с пылающим, почти безумным взглядом.

– Запасной номер был девяносто семь сорок семь.

– А адрес? Вы знали адрес?

– Нет, адреса мне не дали. Только номер телефона. У них все трюки с телефонами. Никаких адресов, – повторила она, но с интонацией настолько фальшивой, что у Смайли сразу зародились сомнения. Его вдруг пронзила мысль – воспоминание об умении Дитера налаживать систему связи.

– Фрайтаг ведь не встретился с вами в тот вечер, когда убили Феннана, не так ли? Не пришел в театр?

– Да.

– И такое случилось впервые, верно? Вы запаниковали и ушли со спектакля.

– Нет… То есть да, конечно, я запаниковала…

– Это неправда. Вы ушли из театра до окончания спектакля не потому, что испугались. Просто так у вас и было запланировано. И почему же вы ушли рано? Почему?

Она молчала и лишь снова прижала ладони к лицу.

– Да неужели вы не понимаете? – заорал на нее Смайли. – Все еще считаете, что ситуация под контролем? А Фрайтаг убьет вас, убьет ту девушку. Он будет убивать, убивать, убивать!

Она зарыдала, но ничего так и не сказала. Смайли присел рядом с ней на корточки, продолжая яростно кричать:

– Хотите, я сам расскажу вам, почему вы ушли рано? Поделюсь своей версией. Вы убежали столь поспешно, чтобы успеть к последней отправке почты из Уэйбриджа. Он не пришел, вы не смогли обменяться квитанциями из гардероба, а потому, в точности следуя инструкции, вы отправили ему свою квитанцию по почте, потому что у вас был адрес. Нигде не записанный, но запомненный, зазубренный наизусть. «Если возникнет кризис и я не смогу прийти, вот адрес, которым можно воспользоваться». Он вам так сказал? И добавил, что об адресе никому нельзя рассказывать, что вам этот адрес необходимо запомнить, чтобы тут же забыть. Так ведь все обстояло на самом деле? Говорите!

Не глядя на него, Эльза поднялась, подошла к столу, нашла лист бумаги и карандаш. Слезы неудержимо струились у нее по щекам. Мучительно медленно выводила она каждую букву адреса; рука замирала, словно отказываясь писать.

Когда она закончила, Смайли сразу же взял листок, аккуратно сложил пополам и убрал в бумажник.

Теперь он приготовит для нее чашку чая.

У нее был вид ребенка, спасенного из океана после кораблекрушения. Она сидела на краю дивана, крепко держа чашку тонкими пальцами и плотно прижимая ее к груди, чтобы согреться. Тощие плечи подались вперед, ступни и лодыжки сдвинулись вместе. При взгляде на нее у Смайли возникло странное чувство, что он сломал нечто, к чему вообще не следовало прикасаться – настолько это было хрупко. Он ощущал себя омерзительно грубым солдафоном, и чашка чая представлялась до нелепости неадекватной компенсацией его неуклюжей жестокости.

Он не знал, что сказать. Прошло какое-то время, и первой заговорила Эльза:

– А вы ему понравились. Действительно понравились… Он назвал вас очень умным маленьким человеком. Сэмюэл редко называл кого-то умным.

Она медленно покачала головой. Вероятно, воспоминание о реакции мужа даже заставило ее грустно улыбнуться.

– Он любил повторять, что в мире борются две силы – положительная и отрицательная. «И как же мне поступить? – часто спрашивал он меня. – Позволить им уничтожить весь урожай только потому, что мне лично выделяют мою буханку хлеба? Творчество, прогресс, невиданная мощь – все будущее человечества уже стоит у порога. Так что же, мне не позволить им войти?» А я отвечала: «Но, Сэмюэл, быть может, люди будут счастливее без всего этого?» Но в слово «люди» мы, как видно, вкладывали не один и тот же смысл.

И я не в силах была остановить его. Знаете, что мне казалось самым странным в Феннане? При всех своих сомнениях, при всех попытках в бесконечных разговорах развеять их, он уже давно и прочно решил, что именно будет делать. А все остальное считал пустой лирикой. Его ум казался мне разбалансированным, и я говорила ему об этом…

– И тем не менее помогали, – заметил Смайли.

– Да, помогала. Он нуждался в помощи, и я ему ее оказывала. В нем была вся моя жизнь.

– Это я могу понять.

– Но тут коренилась моя ошибка. Понимаете, он был маленьким мальчиком. Даже рассеянным по-мальчишески. И очень тщеславным. Он решился делать это, но делал из рук вон плохо. Еще и потому, что относился ко всему не так, как вы или я. Вы бы назвали это по-другому. А для него это стало просто работой, и ничем другим.

Все началось так обыденно. Однажды вечером он принес домой текст телеграммы и показал мне его. Сказал только: «По-моему, Дитеру необходимо с этим ознакомиться». И больше ничего. Я сначала не могла поверить… В то, что он – шпион. А ведь он и был им, если называть вещи своими именами. Но постепенно до меня дошло. Они начали давать ему особые поручения. В папке для нот, которую я получала у Фрайтага, теперь часто лежали прямые приказы и иногда деньги. Я сказала ему: «Посмотри на то, что они тебе присылают. Разве ты нуждаешься?» И мы действительно не знали, что делать с деньгами. В результате мы их попросту раздали, вот и все. Зимой, когда я рассказала об этом Дитеру, он очень рассердился.

– О какой зиме идет речь? – спросил Смайли.

– О второй зимней встрече с Дитером. В пятьдесят шестом году в Мюррене. А впервые мы с ним столкнулись в январе пятьдесят пятого года. Тогда все и началось. И знаете, что интересно? События в Венгрии 1956 года не оказали на Сэмюэла никакого воздействия. Оставили совершенно равнодушным. Дитер очень тревожился по этому поводу. Я знаю. Мне об этом рассказал Фрайтаг. И когда Феннан вручил мне в ноябре новые документы для доставки в Уэйбридж, я действительно рассердилась не на шутку. «Разве ты не видишь, что все кончается одинаково? – кричала я на него. – Те же пушки, те же дети, погибающие на улицах? Только мечта изменилась, а цвет пролитой крови не меняется никогда. Ты этого добивался? – спрашивала я его. – А если бы такое произошло в Германии, тебе тоже было бы наплевать? Если бы стреляли в меня, ты бы и с этим смирился?» Но он лишь сказал: «Нет, здесь все иначе». И я продолжала носить папки с нотами. Вам это понятно?

– Даже не знаю. Нужно подумать. Но, вероятно, могу понять.

– Он был для меня в этой жизни всем. Он, наверное, и составлял смысл моего существования. А потому можно сказать, что я и себя тоже защищала. Постепенно втянулась в их дела, и останавливаться оказалось слишком поздно… Иногда, – добавила он почти шепотом, – я даже радовалась за нас, когда казалось, что весь мир аплодировал бы тому, чем мы с Сэмюэлом занимались. Подъем Западной Германии мы никак не могли приветствовать. Вернулись многие из прежних имен, которые наводили на нас ужас в детстве. Вернулся этот страшный тупой шовинизм. Было видно даже по газетным снимкам, как им хочется вышагивать строем под звуки старых маршей. Феннан разделял мои чувства, хотя, слава Богу, ему не довелось пережить того же, что и мне.

Нас поместили в лагерь на окраине Дрездена, где мы тогда жили. Моего отца разбил паралич. Больше всего он страдал от невозможности достать табак, и я делала ему самокрутки из любой ветоши, какую только могла найти, – как заменитель сигарет. Однажды охранник заметил, как он «курит», и поднял его на смех. Потом подошли другие и тоже принялись веселиться. Дело в том, что папа держал самодельную сигарету в парализованной руке и у него уже горели пальцы. А он ничего не чувствовал…

Так вот, когда они снова стали вооружать немцев, дали денег, обмундировали солдат… В те времена – пусть они продлились недолго – меня радовало то, что мы делали вместе с Сэмюэлом. Мы ведь, как вы знаете, евреи, а потому…

– Да, я все понимаю, – сказал Смайли. – Я ведь тоже был свидетелем, пусть многого и не видел.

– Да, Дитер говорил об этом.

– Дитер говорил вам об этом?

– Нет. Фрайтагу. Как и мой муж, он тоже сказал, что вы очень умный человек. По словам Фрайтага, однажды, еще перед войной, вы сумели обмануть Дитера, который узнал об этом лишь много лет спустя. Он считает вас лучшим в своей профессии.

– Когда же Фрайтаг рассказал вам все это?

Она долго смотрела на него. Смайли еще не доводилось видеть столь скорбного выражения лица, полного безнадежности и отчаяния. Ему вспомнились слова, сказанные ею раньше: «У меня слезы кончились уже давно, мистер Смайли – я пуста. Мне пришлось оплакивать слишком многих». Он понимал ее настроение лучше, чем тогда, и вновь уловил его отголоски во фразе, которую и ожидал услышать:

– А разве вы еще не догадались? В тот вечер, когда он убил Сэмюэла. В том-то и заключалась самая невероятная ирония судьбы, мистер Смайли, что в тот самый момент, когда у Сэмюэла появилась возможность дать им действительно много – не какие-то обрывки информации и не время от времени, а чуть ли не каждый день, – когда им оставалось лишь заготовить побольше папок для нот, именно в этот момент их собственный страх все разрушил, лишил разума, превратил в животных, заставил уничтожить то, что они создали.

Сэмюэл постоянно повторял: «Они победят, потому что знают, а остальные погибнут, потому что этим знанием не обладают. Люди, которые работают ради осуществления своей мечты, не остановятся на полпути». Это его слова. Но мне-то было виднее. Я предчувствовала, что их мечта нас уничтожит. Идеи губят людей. Даже вера в Христа, мечта о Его вечном царствии.

– Это Дитер видел меня в парке с Феннаном?

– Да.

– И подумал, что…

– …что Феннан предал его, и приказал Фрайтагу убить Сэмюэла.

– А анонимное письмо?

– Ничего о нем не знаю. Понятия не имею, кто его написал. Но мне кажется, этот человек хорошо знал Сэмюэла. Быть может, работал с ним вместе, имел возможность наблюдать за ним и обо всем догадался. Или они познакомились еще в Оксфорде, оба были членами компартии. Для меня это загадка. И Сэмюэл тоже предположить не мог, кто это был.

– Но предсмертное письмо…

Эльза посмотрела на него, и ее лицо сморщилось, словно от боли. Она готова была зарыдать и потому низко склонила голову.

– Его написала я. Фрайтаг принес бумагу, и я напечатала текст. А подпись на листке уже стояла. Подпись Сэмюэла.

Смайли подошел, сел рядом на диване и взял ее за руку. Но она резко повернулась к нему и с нежданной злобой почти выкрикнула:

– Уберите от меня руки! Неужели вы решили, что я теперь вся ваша только потому, что больше не принадлежу им? Убирайтесь! Отправляйтесь убивать Фрайтага и Дитера. Игра должна продолжаться, не так ли, мистер Смайли? Но только не думайте, что я теперь на вашей стороне, слышите? Потому что я – Вечная Жидовка, всегда на ничейной земле и под огнем с двух сторон там, где вы играете в солдатики. Вы можете бить меня, топтать ногами, но никогда, слышите, никогда не прикасайтесь ко мне и не говорите, что сожалеете. Понятно? А теперь уходите! Идите и продолжайте убивать!

Она сидела, вся дрожа, словно от холода. Дойдя до двери, он обернулся. В глазах у нее не было слез.

В машине его ждал Мендель.

Глава 13
Странные поступки Сэмюэла Феннана

В Митчам они приехали к обеду. Там их подкарауливал Питер Гиллам, сидевший в машине.

– Ну, ребятишки, какие у нас новости?

Смайли достал из бумажника листок бумаги и отдал ему.

– Был еще и телефонный номер на случай чрезвычайных обстоятельств – «Примроуз девяносто семь сорок семь». Проверь и его, и адрес, но я не связываю с этим особых надежд.

Питер вышел в прихожую и сел на телефон. Мендель принялся хлопотать в кухне и через десять минут вернулся в гостиную и принес на подносе пиво, хлеб и сыр. Гиллам присоединился к ним и уселся, ни слова не говоря. Вид у него был обеспокоенный. После затянувшейся паузы он спросил:

– Так что же она тебе рассказала, Джордж?

Когда Смайли подошел к концу отчета о своей утренней беседе, Мендель принялся убирать со стола.

– Понятно, – протянул Гиллам. – Все это очень тревожно. Что ж, пора ставить точку, Джордж. Мне придется изложить это дело на бумаге в виде рапорта и сразу же отправиться с ним к Мастону. Охота за мертвыми шпионами – дело неблагодарное и может обернуться самыми печальными последствиями.

– Какой доступ он имел к документам МИДа? – спросил Смайли.

– В последнее время самый обширный. Потому и было решено провести с ним беседу, как тебе, несомненно, известно.

– Но все же в основном к какого рода материалам?

– Этого я пока точно не знаю. Он работал на азиатском направлении, но несколько месяцев назад получил повышение, и характер его деятельности изменился.

– Он стал заниматься американцами, если мне не изменяет память, – сказал Смайли. – Но есть один важный вопрос, Питер.

– Какой?

– Ты задумывался, зачем им срочно понадобилось убивать Феннана? Даже если допустить, что, как они полагали, он их действительно предал, зачем его устранять? От этого же ничего не менялось. Его смерть ничего им не давала.

– Верно, скорее всего ты прав. Здесь есть над чем поразмыслить… Или же объяснение лежит на поверхности. Вообрази, что их предал бы агент уровня Маклина или Фукса. Что произошло бы в таком случае? Предположим, они опасались возникновения цепной реакции – не только здесь, но и в Америке, а быть может, и по всему миру. Могли они пойти на убийство, чтобы предотвратить ее? К сожалению, многого мы так никогда и не узнаем.

– Как, например, о звонке в половине девятого утра? – спросил Смайли.

– Вот именно. А теперь – до встречи. Побудьте здесь, пока я не позвоню. Мастон должен непременно пожелать встретиться с тобой. Представляю, как они забегают по коридорам, когда я сообщу им радостные новости. Мне придется нацепить особую улыбочку, которую я приберегаю на случай кризисных ситуаций.

Мендель проводил Питера и вернулся в гостиную.

– Лучшее, что ты сейчас можешь сделать, – это улечься отдохнуть, – сказал он Смайли. – Ты выглядишь так, словно вот-вот собираешься рассыпаться на части. Поверь, я не преувеличиваю.

«Мундт либо еще в стране, либо уже нет, – думал Смайли, лежа на кровати, не сняв жилетки и заложив руки за голову. – Если он сбежал, то делу конец. Мастон будет решать, как поступить с Эльзой Феннан, и, зная его, можно предсказать – он решит вообще ничего не делать».

Если Мундт остался в Англии, то по одной из трех причин:

а) потому что Дитер приказал ему затаиться и ждать, пока пыль осядет;

б) потому что он сейчас не в фаворе и боится возвращаться сам;

в) потому что у него остались незавершенные дела.

Первый вариант почти исключен. Излишний риск – не в характере Дитера, и вообще это было бы странно.

Вероятность второго варианта тоже ничтожна; если Мундт теперь боится Дитера, то у него не меньше оснований опасаться быть схваченным и осужденным за убийства; в таком случае разумнее всего было бы бежать в какую-то другую страну.

Третий вариант представляется наиболее очевидным объяснением. На месте Дитера меня бы очень волновала Эльза Феннан. Девица из театра – эта Пиджен – сама по себе ничего не значит. Она сможет представлять опасность, только если Эльза даст показания и прояснит картину. Пиджен не была участницей преступного сговора, и ее описание внешности приятеля Эльзы ни один суд не сочтет достоверным. Нет, для них только Эльза – реальная угроза».

Была, конечно, и еще одна возможность, которую Смайли не имел права полностью сбрасывать со счетов. Дитер мог курировать через Мундта еще и других агентов. Сам Смайли в это верил с трудом, но догадывался, что эта мысль пришла в голову и Питеру Гилламу.

Нет… Его теориям по-прежнему не хватало стройности. Какой-то хаос. И он решил начать размышления заново.

«Что нам известно?» Смайли сел, ища глазами карандаш и бумагу, отчего пульсирующая боль в голове сразу же возобновилась. Но он тем не менее встал с постели. Карандаш лежал во внутреннем кармане его пиджака. Блокнот он предусмотрительно упаковал в чемодан. Вернувшись затем к кровати, он взбил подушку поудобнее, принял сразу четыре таблетки аспирина из пузырька, стоявшего на столе, а потом уселся на кровать, опершись спиной о подушку и вытянув коротковатые ноги. И принялся писать. Начал с заголовка, выведя его ровным ученическим почерком и подчеркнув.

Что мы знаем?

Затем Смайли начал одно за другим перечислять происшедшие до сих пор события, стараясь оставаться объективным и беспристрастным.

В понедельник 2 января Дитер Фрей видел, как я в парке разговариваю с его агентом, и пришел к выводу… «Кстати, интересно, к какому именно выводу пришел Дитер? Что Феннан нам во всем признался? Что собирается признаться? Или он вообще мой агент с самого начала?..» «И пришел к выводу, что Феннан представляет опасность по причинам, которые нам пока не известны. Следующим вечером, в первый вторник месяца, Эльза Феннан отнесла донесения своего мужа в папке для нот в репертуарный театр Уэйбриджа, где по заранее согласованной схеме оставила папку в гардеробе, получив на нее квитанцию. Мундт должен был прийти со своей папкой и проделать ту же операцию. Во время спектакля Эльза и Мундт обменялись бы квитанциями. Но Мундт не пришел. И тогда, следуя процедуре для чрезвычайных обстоятельств, она отправила свою квитанцию на известный ей адрес, покинув театр раньше, чтобы успеть к последней отправке корреспонденции из почтового отделения Уэйбриджа. Затем она поехала домой, где и застала Мундта, уже убившего ее мужа, вероятно, по приказу Дитера. Он застрелил его в упор, как только они встретились в прихожей. Зная Дитера, я подозреваю, что предосторожности ради он давно держал при себе несколько чистых листов бумаги с подписью Феннана – подлинной или тщательно сфабрикованной – на случай, если возникнет необходимость скомпрометировать или шантажировать его. А если так, то Мундт предусмотрительно захватил с собой один из таких листов, чтобы напечатать предсмертное письмо Феннана на его же пишущей машинке. Во время отвратительной сцены, которая должна была последовать вслед за появлением Эльзы дома, Мундт понял, что Дитер неверно истолковал причины встречи Феннана со Смайли, но уговорил Эльзу во имя сохранения репутации покойного мужа не раскрывать их тайны, как и ее собственной вовлеченности в дело. После этого Мундт мог уже чувствовать себя относительно спокойно. Он уговорил Эльзу напечатать письмо, поскольку его собственный английский далек от совершенства. (N.B.: Кто же, черт возьми, написал первое письмо, пресловутую анонимку с обвинениями?)

Затем Мундт наверняка захотел получить папку с нотами, которую не смог забрать сам, и Эльза сообщила ему, что, строго следуя полученным инструкциям, отправила квитанцию из гардероба по адресу в Хэмпстеде, оставив папку в театре. Примечательна реакция Мундта. Он заставил ее позвонить в театр и сделать так, чтобы он смог забрать папку тем же вечером по пути в Лондон. Для этого могли быть две причины. Либо адрес, по которому почтой ушла квитанция, был уже недоступен. Либо Мундт собирался вернуться туда только утром, не имея возможности немедленно получить квитанцию и соответственно папку.

Смайли приезжает в Уоллистон рано утром в среду 4 января и во время первой беседы случайно отзывается на звонок в 8.30 с телефонной станции, заказанный (вне всякого сомнения) Феннаном в 19.55 накануне вечером. С КАКОЙ ЦЕЛЬЮ?

Позже тем же утром С. возвращается к Эльзе Феннан, чтобы узнать о звонке в 8.30, который, как она догадалась (и это ее собственные слова), неизбежно «заинтересует вас» (здесь, несомненно, сыграл свою роль лестный отзыв Мундта о моих способностях). Наговорив С. кучу глупейшей лжи о своей якобы плохой памяти, она в панике звонит Мундту.

Вооруженный либо описанием внешности, либо фотографией С., Мундт решает ликвидировать его (по приказу Дитера?), и вечером того же дня это ему почти удается. (N.B.: Мундт возвращает машину в гараж Скарра только поздно вечером 4 января. Но это не значит, что он не планировал покинуть страну ранее. Хотя в таком случае ему куда сподручнее было бы оставить машину Скарру уже днем и отправиться в аэропорт автобусом.)

Таким образом, представляется возможным, что Мундт изменил свои планы после звонка Эльзы. Остается неясным, изменил ли он их из-за ее звонка.

Могла ли Эльза нагнать на него такого страха, что он решил ради собственной безопасности задержаться и ликвидировать Адама Скарра? – задавался вопросом Смайли.

В холле зазвонил телефон…

– Джордж? Это Питер. Ни адрес, ни телефон ничего нам не дают. Там мы уперлись в тупик.

– Что ты имеешь в виду?

– И телефон, и адрес привели в одно и то же место – меблированную квартиру в Хайгейт-Виллидж.

– Ну и?..

– Квартира была арендована пилотом авиакомпании «Люфтойроп». Еще пятого января он заплатил за два месяца вперед и с тех пор больше не появлялся.

– Проклятие!

– Зато квартирная хозяйка очень хорошо запомнила Мундта. Друга того пилота. Для немца, говорит, очень приятный и обходительный молодой человек. Часто спал там на софе в гостиной.

– Бог ты мой!

– Я обыскал это жилье. Перевернул сверху донизу. В углу гостиной стоит письменный стол. Все его ящики пусты, за исключением того, где обнаружилась квитанция из театрального гардероба. И откуда она только могла там взяться, правда? Смешно… Но если хотите по-настоящему похохотать, приезжайте на Кембридж-серкус. Вот где наконец все засуетились по-настоящему. Вплоть до небожителей с самой вершины Олимпа. Да, и еще…

– Есть что-то еще?

– Да. Я прочесал бывшую квартиру Дитера. Там тоже кисло. Пропал четвертого января, не предупредив молочника, что больше не нуждается в его услугах.

– А почту проверил?

– Он никогда ничего не получал, кроме счетов. Проверил я и личное гнездышко товарища Мундта: пара комнат над конторой сталелитейного представительства. Но оттуда вывезли все до последней тумбочки. Уж извините.

– Понятно.

– Но могу рассказать тебе, Джордж, что мне показалось самым странным. Помнишь, мы решили просмотреть личные вещи Феннана – бумажник, записную книжку и тому подобное? Все, что забрала полиция.

– Конечно, помню.

– Так вот, я их разыскал. В разделе адресов его ежедневника имя Дитера значится черным по белому вместе с телефоном представительства. Чертовски неосторожно или нагло, воспринимай как хочешь.

– Это не просто неосторожно. Чистое безумие с его стороны. Невероятно!

– А на страничке за четвертое января записано: «Смайли С. А. Позвонить в восемь тридцать». На предыдущей странице напоминание: «Запросить звонок на утро в среду». Вот тебе и твой загадочный звонок.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю