Текст книги "След памяти"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

А Фостер выжил, несмотря ни на что, вернулся, воскрес из мертвых – последняя надежда вернуть Золотые Времена Валлона.

…чтобы судьба погубила его моими руками.

– Три тысячи лет, – произнес мой голос ошеломленно. – Три тысячи лет люди Валлона жили в дикости, когда вся слава его истории заперта в архивах?

– Я один, – сказал Оммодурад, – нес проклятый груз этого знания. Давным-давно, еще в дни Ртра, я забрал свой оригинал из архивов в предвкушении того момента, когда ему суждено будет пасть. Но этот долгожданный час принес мне мало радости.

– И теперь, – произнес мой голос, – ты надеешься заставить этот мозг – который даже нельзя назвать разумным мозгом – открыть архивы?

– Я знаю, что это безнадежно, – согласился Оммодурад. – Сначала мне показалось, что если он говорит на старо-валлонском, то просто деградировал. Но нет, он действительно ничего не знает. Он всего лишь скорлупа, от прежнего Ртра, и меня тошнит от его вида. Я бы с удовольствием прикончил его прямо сейчас и навсегда положил бы конец этому долгому фарсу.

– Нет! – резанул мой голос. – Я уже приговорил его к изгнанию, так тому и быть.

Лицо Оммодурада перекосилось от ярости.

– Твоя болтовня мне надоела.

– Стой! – рявкнул мой голос. – Ты откажешься от ключа.

Наступила тишина. В поле зрения глаза попала моя рука, державшая матрицу памяти Фостера.

– Двумирье лежит в моей руке, – проговорил мой голос. – Ты видишь черно-золотой код императорской матрицы памяти? Могуч тот, у кого в руках этот ключ. А что касается телесной скорлупы, то пусть она будет уничтожена.

Оммодурад скрестил свой взгляде моим.

– Быть по сему, – согласился он.

Рыжеголовый вытащил узкий стилет с улыбкой вампира. Медлить было нельзя…

Сквозь слабину, которую я поддерживал в барьере чужого мозга, я швырнул последние запасы энергии и ощутил, как враг отпрянул, а потом отозвался превосходящей силой. Но я уже успел миновать барьер.

Пока чужак окружал меня, я растворился на мириады нервных импульсов, обтекающих нападение противника. Я находил все новые и новые источники силы.

Щитом к щиту я наконец схватился с самим Аммерлином, и он оказался сильнее. Медленно, медленно я стал поддаваться, отступать, краем сознания улавливая смутное восприятие тела, застывшего неподвижно, с незрячими глазами, и ощутил отголосок слов издалека:

– Быстрей! Самозванца!

Шанс?! Я взял контроль над правым глазом и перекрыл дорогу зрительному импульсу. Чужак забился, словно одержимый, когда вокруг него сомкнулась темнота. Я услышал свой собственный вопль и передо мной мелькнуло угрожающее видение: рыжеголовый бросается ко мне, сверкает стилет…

И в этот момент давление чужака внезапно исчезло, распалось на части и пропало совсем.

Я был в одиночестве. Пещеры мозга маячили угрюмой опустошенностью. Я стал двигаться по главным нервным путям, занял подкорку…

На меня разом обрушилась нестерпимая боль. Я скорчился, грудь жгло, боль перекрывала нахлынувшее возвращенное ощущение рук, ног…

И вот, валяясь на полу, я наконец понял, что рыжеголовый действительно нанес мне удар стилетом и тот, другой, чужак в моем сознании, в непосредственной связи с болевыми центрами не устоял и отступил, оставив меня одного.

Сквозь багровый туман я увидел, как надо мной появилась фигура Оммодурада. Нагнулась и снова выпрямилась с императорской матрицей памяти в руке. А где-то поодаль, за ним, изворачивался Фостер, душа цепью наручников рыжеголового лакея. Оммодурад повернулся, шагнул, вырвал своего слугу из рук Фостера и оттолкнул в сторону.

Оммодурад выхватил свой кинжал. Фостер, словно пума, прыгнул вперед, ударил цепью, и оружие отлетело в сторону. Доменьер с проклятьем отступил. В этот момент рыжеголовый подхватил стилет и бросился на Фостера.

А я сражался со своим непослушным телом, пытаясь дотянуться до бедра и расстегнуть кобуру. Аммерлин сумел вырвать из моего сознания память об императорской матрице, но о револьвере он так ничего и не смог узнать. Преодолевая боль, я вытащил пистолет, медленно, неуклюже поднял его, нацелился на всклокоченный рыжий затылок и выстрелил. По залу прокатилось гулкое эхо. Оммодурад поднял свой клинок, и теперь Фостер отступал от него, весь забрызганный кровью рыжеголового. Он уперся спиной в стену, символ Двумирья оказался прямо над его бледным лицом. От потери крови у меня все плыло перед глазами, покрываясь багровым туманом.

Но меня еще мучила ускользающая мысль, найденная мной в сознании Аммерлина. В центре виднелась розетка с выступом, словно рукоять меча…

Ну, конечно, меч Ртра, использованный однажды на рассвете мира, но затем забытый, вложенный в ножны из камня, закодированный памятью Ртра, чтобы никто другой не мог им воспользоваться…

Преодолевая невыносимую боль, я глубоко вдохнул, смаргивая подступающую темноту.

– Фостер, – прохрипел я. – Меч!

Фостер метнул на меня взгляд. Я говорил по-английски. Чуждый язык в этом окружении. Оммодурад не обратил на меня никакого внимания.

– Вытащи… меч… из камня! Ты же Кулклан…

Он потянулся и ухватил изукрашенную рукоять. Оммодурад с криком бросился вперед.

Меч – четыре фута сверкающей стали – выскользнул из стены. Оммодурад резко остановился и уставился на сияющее лезвие в руках Фостера, скованных наручниками. Затем он медленно опустился на колени и склонил голову.

– Я сдаюсь, Кулклан, – сказал он. – Я взываю к милости Ртра.

Я смутно слышал топот бегущих ног. Я провалился куда-то, снова выплыл. Словно в тумане я ощущал, как Торбу приподнимает мою голову, видел склонившегося надо мной Фостера. Они о чем-то говорили, но я ничего не понимал. Мои ноги были холодны, и холод поднимался все выше и выше.

Меня касались руки, холодная гладь металла у моих висков, я хотел сказать что-нибудь, сказать Фостеру, что нашел ответ, который ускользал от меня всю жизнь. Мне хотелось сказать ему, что все жизни кажутся одной длины, если взирать на них с перспективы смерти, и что жизни, как и музыке, не нужен смысл, а только симметрия.

Но это было мне не по силам. Я пытался удержать мысль и унести ее с собой в ледяную пустоту, куда я уплывал. Но она ускользала, ускользала прочь, и только я один оставался в пустоте, ветер, дующий сквозь вечность, уносил прочь остатки моего "я". И я остался один на один с темнотой…

ЭПИЛОГ

Я проснулся от утреннего света, такого яркого и насыщенного, каким он бывает, когда мир кажется молодым и прекрасным. На высоких окнах колыхались паутинки занавесей, сквозь которые я видел, как по небу плывут белые облака.

Я повернул голову. Рядом стоял Фостер, одетый в короткую белую тунику.

– Что за идиотская одежонка, Фостер? Однако на тебе она неплохо смотрится. Хм, а ты, а гляжу, постарел, тебе никак не дать меньше двадцати пяти.

Фостер улыбнулся:

– Добро пожаловать на Валлон, мой друг, – сказал он по-английски.

Я обратил внимание, что он запнулся, произнося слова, словно давно уже не пользовался этим языком.

– Валлон, – повторил я. – Выходит, это все не сон?

– Пусть все остается сном, Легион. Твоя жизнь начинается сегодня.

– Что-то мне надо было сделать, – задумчиво произнес я. – Не помню. Впрочем, неважно. Я ощущаю себя, как новорожденный.

Возле кровати появился еще один.

– Гоп, – сказал я, но потом заколебался. – Ты ведь Гоп, верно? – спросил я уже по-валлонски.

Тот засмеялся:

– Да, меня так звали, но мое настоящее имя – Гвенн.

Я осмотрел свое тело и увидел, что на мне такая же туника, как на Фостере, только голубая.

– Кто меня так одел? – спросил я. – Где мои джинсы?

– Это одеяние тебе больше подходит, – ответил Гоп. – Вставай, поглядись-ка в зеркало.

Я поднялся и шагнул к высокому зеркалу.

– Да это же не я, ребята, – и замолк.

На меня из зеркала смотрело отражение могучего, черноволосого атлета. Я двинул рукой, и тот последовал моему примеру. Я резко обернулся…

– Что… как… кто?

– Смертное тело, бывшее Легионом, погибло от ран. Но память твою мы записали. Нам пришлось ждать много лет, прежде чем смогли вернуть тебе жизнь.

Я снова посмотрел на отражение. Молодой гигант в свою очередь, ошеломленно взирал на меня.

– Я помню, я помню… нож, рыжеголового, доменьера доменьеров…

– За свои преступления, – вставил Гоп-Гвенн, – он был отправлен в изгнание, пока не наступило время трансформации. Долго нам пришлось этого ждать.

Я снова глянул в зеркало и теперь только узнал две знакомые физиономии. Одна из них маячила где-то внизу у самых ног и принадлежала кошке, известной мне, как Итценка. А вторая – моя, как я теперь видел, принадлежала Оммодураду, молодому и полному энергии.

– На его пустое сознание мы просто нанесли твою матрицу, – пояснил Гоп.

– Он расплатился с тобой за твою гибель.

– Наверное, как маленький капризный ребенок, я должен был бы закатить хорошую истерику и потребовать, чтобы мне вернули мое собственное тело, – произнес я медленно и так, и эдак поворачиваясь перед зеркалом. – Но штука в том, что мне нравится походить на господина Вселенной.

– Твое земное тело была заражено вирусами старости, – откликнулся Фостер. – Но теперь-то ты можешь не беспокоиться о ранней смерти.

– Однако пошли, – сказал Гоп-Гвенн. – Валлон ждет, – и он подошел к высокому окну.

– Твое место всегда рядом со мной, – произнес торжественно Фостер. – Все Двумирье открыто для тебя.

Я выглянул в окно и увидел бесконечное покрывало зеленой травы, тянущееся через холмы до самого края леса. По нему двигалась процессия рыцарей в сияющих доспехах. Они гордо восседали на животных, как две капли воды похожих на единорогов.

Я устремил взгляд туда, где яркое солнце отражалось от голубых плит высоких башен. Где-то гремели фанфары.

– Заманчивая перспективка, – согласился я. – Ну, что ж, будь по-вашему.