Текст книги "Грубая обработка (сборник)"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 38 страниц)

35

– Хотел бы я знать, каким образом никто из наших не заметил автомобиля, стоявшего так близко к участку, что до него можно было добросить камнем с места парковки? Если они ослепли, то почему не задавали вопросов? Разве мы не искали владельцев «форда-сьерры»? Что случилось с проверкой автомобилей через проклятый национальный компьютер? Один Бог знает, сколько часов сверхурочного времени ушло на это, а в результате какому-то частному лицу пришлось подсказать нам. Большое спасибо людям, действительно спасибо, но что, черт побери, происходит?

Джек Скелтон был недоволен. Он созвал своих старших сотрудников прямо с утра и не для того, чтобы рассыпать перед ними комплименты. Скелтон на этот раз был не в обычной рубашке с короткими рукавами, в которой он, даже отдавая жесткие деловые распоряжения, казался таким простым и доступным. Сейчас он стоял за своим столом в строгом костюме с галстуком, так туго затянутым, что создавалась угроза кровообращению.

– Давайте оставим в стороне всякие сентиментальности, неряшливость и возьмемся как следует за дело, проявим чуточку больше усердия. Чарли, я хочу, чтобы эта лекторша была здесь после обеда, даже если для этого вам придется тащить ее на плечах. Давайте устроим Шепперду парад опознания. А до этого – всю информацию на него и на его жену. Надо задать об этой паре столько вопросов, сколько сможем. Соседи, друзья, коллеги, давайте обратим особое внимание на людей, которые откликнулись на опубликованный рисунок. Кое-что из рассказа Чарли указывает на то, что Джоан может знать больше, чем говорит. Потрясите ее, если потребуется, потрясите всех и вся. Один ребенок уже мертв, другой исчез. Ради Бога, давайте сделаем то, за что нам платят жалованье, и сделаем это хорошо.

Миллингтон перехватил Резника, когда тот возвращался в отделение.

– Как прошло? – спросил он, но, взглянув в лицо инспектора, пожалел, что задал этот вопрос. – Так плохо? – произнес он сочувственно.

– Хуже.

Резник прошел в свой кабинет, Миллингтон проследовал за ним.

– Вы, – повернувшись, он ткнул сержанта пальцем, – теперь Килпатрик ваш. До конца дня вы должны узнать о нем все, от того, где он проводит отпуск, до того, чистит ли он зубы и как. Понятно?

– Да, сэр. – Миллингтон уже уходил.

– И пошлите Линн сюда.

– Не уверен, что она вернулась, сэр.

– Тогда доставьте ее обратно.

Из доклада Миллингтона следовало: Бернард Килпатрик был гладкий, как шелк, и почти такой же скользкий. Да, действительно, он припарковывал свою машину там в воскресенье. Честно говоря, он провел большую часть обеденного времени в «Розе и короне» и неплохо выпил. Несмотря на это, он забрался в машину и решил поехать домой, но не успел понять, что произошло, как одно колесо выскочило на обочину. Ему не нужно было второго предупреждения, он вылез из машины и отправился пешком. Пришел за машиной позднее. Но еще был в таком состоянии, что смог только стянуть с себя ботинки и свалиться на сиденье. Нет, он не знает, когда проснулся, не знает также, когда приходил за машиной, но он совершенно уверен, что было темно. Да, в это время года во второй половине дня большей частью бывает темно.

«Роза и корона» – большой трактир, по воскресеньям он мог быть набит битком, но, если Килпатрик был там достаточно длительное время, чтобы так напиться, кто-нибудь должен был его заметить.

– Грэхем, – обратился Резник в дежурную комнату.

– Сэр?

– Я полагаю, мы проверили, сколько выпил Килпатрик за обеденное время?

– Дивайн находится там сейчас, сэр.

«Боже! – подумал Резник. – Это все равно что послать клептомана в Сейнсбери в то время, когда выключен свет».

Восемь часов, девять, десять, одиннадцать. Каждый раз, когда Стивен выключал инструмент, с которым работал, он слышал, как Джоан ходила над головой, ее шаги были хорошо слышны сквозь звуки струнных и духовых инструментов передаваемой по радио дневной легкой музыки. Один раз она заглянула вниз и спросила, не хочет ли он кофе, но он не ответил: за одним пойдут и другие вопросы. Они и так будут довольно скоро, зачем их торопить.

Во всяком случае, оставалось совсем немного времени до двенадцати.

– Стивен, – прокричала вниз его жена. – Ты должен подняться наверх. Здесь опять полиция, которая хочет поговорить с тобой.

На этот раз инспектор был один, тот, который выглядел более грузным и со странной фамилией.

– Извините, что прервал вас, мистер Шепперд, но тут есть одна проблема. Вчера вечером вы, казалось, были уверены, что плавали в воскресенье, во второй половине дня. У вас было время подумать об этом, и у меня возник вопрос, не изменили ли вы свое мнение.

– Нет. – Стивен моргнул.

– Вы не бегали?

– Нет, я говорил вам…

– Не бегали, а плавали?

– Совершенно верно.

– В бассейне «Виктории»?

– Да.

– Это не могло быть где-нибудь еще? Вы не могли бы… Стивен покачал головой.

– Я всегда туда хожу. Почему вы не спросите у них? Они знают меня.

– Спасибо, мистер Шепперд. – Резник улыбнулся. – Мы это уже сделали.

Стивен стоял в напряжении, ожидая, что последует за этим. Но, по-видимому, на этом все и закончилось. Он стал дышать свободнее, когда Резник повернул к двери.

– Мы хотели бы, чтобы вы приняли участие в процедуре опознания после обеда. Это простая формальность. Закрыть вопрос раз и навсегда.

– Но я был в бассейне, спросите их, вы говорили, что спрашивали…

– Да, мы это сделали, мистер Шепперд. Опознание необходимо для подтверждения. – Резник посмотрел ему прямо в лицо. – У вас есть причины для отказа?

– Нет. – Голос был каким-то далеким, чужим. – Нет, конечно, нет.

– Хорошо, тогда в три часа. Да, вы можете пригласить кого-либо присутствовать, если хотите.

– Кого-либо?..

– Приятеля или даже адвоката… – Резник взялся за ручку двери. – До встречи после обеда, мистер Шепперд. В три часа. Вероятно, вы хотите, чтобы мы прислали машину?

– Нет, спасибо, не надо. В этом нет необходимости.

Резник кивнул и закрыл дверь. Не поворачиваясь, Стивен знал, что Джоан стоит за его спиной и смотрит вслед инспектору.

Миллингтон не понимал, откуда столько нахальства, чтобы продавать почти за сотню гиней пару гимнастических туфель. Хорошо, по краям красивый рисунок, красный и черный, впереди высовываются длинные забавные языки, но, когда подумаешь про их назначение, они все равно остаются гимнастическими туфлями. Хотя и превосходными, надо сказать.

– Много продаете таких?

– Могу выписать любое количество. – Килпатрик взял тренировочную туфлю из рук сержанта и с восхищением посмотрел на нее.

– За такую цену?

– Как только проносится слух, что они появились у нас в продаже, тут же со всех сторон сюда устремляются потоки людей. Редкая ценность, видите ли. Ни в одном большом магазине они не залеживаются.

– Но почему? – Миллингтон был поражен.

– Взгляните на это с другой точки зрения. Вам семнадцать или восемнадцать. Что вы делаете большую часть времени, ведь денег на развлечения у вас мало? Вы бродите по городу вместе со своими одногодками. Группки парней всегда сталкиваются с другими парнями. И что они делают? Сравнивают, что на ком надето. Штаны, водолазки и больше всего кроссовки. Вы идете с гордым видом вдоль «Бридлсмит Гейт» или вокруг «Брод Марш» в такой вот паре. Может быть, во всем городе имеется всего только дюжина пар таких ботинок. Люди будут смотреть на вас, думая, что вы что-то собой представляете. Понимаете, что я имею в виду?

– Да, – ответил Миллингтон, – а они удобные? Два чернокожих молодых человека, один с выбритой зигзагообразной линией на одной стороне коротко остриженной головы, другой с неровными клочьями волос, забранными в сетку, какую носила бабушка Миллингтона, выбирали тренировочные костюмы в глубине магазина. Мужчина под тридцать, безвкусно одетый и сочетающий в себе серьезность и нерешительность, что позволило Миллингтону причислить его к работникам социального обеспечения, долго обдумывал, какого цвета волан лучше всего подойдет к его ракетке.

Бернард Килпатрик щелкнул кассовым аппаратом, и через какое-то мгновение прозвенел колокольчик закрывшейся двери.

– Тот тип, который купил воланы, – обратился Миллингтон к хозяину лавки. – Вы, случайно, не знаете, чем он занимается?

– Приходской священник. Довольно приятный, но может быть совершенно беспомощным. Человек, для которого переход улицы может составить моральную дилемму.

– В какой церкви он служит?

– «Дни Святых и Воскресение».

Миллингтон печально покачал головой. Совсем не так давно все священнослужители носили черные костюмы, а в магазине «Вулис» можно было купить белые кроссовки и собачий ошейник и при этом с фунта получали сдачу.

– Одну вещь мы пока еще не выяснили. – Миллингтон как бы только что вспомнил об этом. – Время, когда вы вернулись и забрали автомобиль.

– Я этого не знаю. – Килпатрик пожал плечами.

– Ну хотя бы приблизительно.

– Все зависит от того, как долго я проспал. Час. Может быть, больше.

– А когда вы вернулись домой? В три?

– Около того.

– Так что вы могли забрать машину даже в четыре? Килпатрик нахмурился. Основное его внимание было сосредоточено не на сержанте, а на том, что эта пара в глубине магазина могла вытворить.

– Может быть. Это важно?

– Вероятно, нет, – ответил Миллингтон. – Мы сообщим вам, если вы понадобитесь.

Линн Келлог отступила назад, увидев, что Джоан Шепперд вышла из машины и отказалась от предложения мужа помочь ей поднести свертки и книги в школу. Она наблюдала за Стивеном, смотревшим, как его жена проделала свой путь до классной комнаты среди кричавших и бегавших детей. Только после его отъезда, она вошла в школу.

Джоан Шепперд доставала что-то из шкафа, когда в комнату вошла Линн, держа повестку в руке.

Когда учительница повернулась к вошедшей, фломастеры выпали у нее из рук.

– Мой муж должен быть в полицейском участке сегодня после обеда.

– Я знаю, миссис Шепперд, это просто…

– Дети должны вот-вот прийти в школу.

– Ваш муж сказал, что ходил плавать после обеда в воскресенье…

– Но он же вам объяснил…

– Может быть, он ошибается? Вероятно, у него есть причина, чтобы ошибиться?

Джоан наклонилась и стала собирать фломастеры. За дверью слышались голоса, нетерпеливое шарканье ног.

– Если Стивен сказал, что он плавал, значит, он так и делал.

Линн наклонилась к ней, вложила в ее руку повестку.

– Если вы надумаете что-то, о чем вам захочется поговорить со мной скорее, чем с кем-нибудь еще, вы можете позвонить по этому номеру телефона. – Выпрямившись, Линн направилась в сторону двери. – Извините, что побеспокоила вас, миссис Шепперд. Возможно, мы поговорим с вами снова.

Когда она покидала классную комнату, дети так и толклись вокруг нее.

36

Канцелярия факультета представляла собой длинное низкое здание с грязными и ободранными стенами и покатой рифленой крышей. Оно выглядело не как центр науки, а, скорее, как перестроенный телятник. Но, возможно, что для изучения американской и канадской жизни и природы оно и должно было так выглядеть. Чувство огромных просторов, дух первооткрывателей. Секретарша приветствовала Резника улыбкой, которая больше соответствовала бы просторам Саскачевана или Манитобы, и проводила его к аудитории в самом конце здания. Вивьен Натансон не читала лекции в общепринятом смысле этого слова, по крайней мере, как это понимал Резник, то есть стоя за кафедрой. Она сидела в углу комнаты в окружении человек семи студентов. Дожидаясь появления индейцев, Резник улыбнулся и опустился на стул около двери.

– Если вам нужен основной текст, – говорила Вивьен, – вы не сможете найти лучше, чем у Макадама, которого мы рассматривали раньше. «Когда мы встретились, я думал, что познание друг друга имеет пределы, что в любви мы ограничены, как звери, живущие бок о бок на одной территории. Но, наблюдая, как ты прикасаешься к предметам, которые мне безразличны, я вижу столь страстное желание в твоих глазах, что оно заставляет меня сказать: я все еще тебя не знаю. Заставляет сказать: есть в тебе такие уголки, которые я могу не захотеть узнать». Кто-нибудь помнит продолжение?

После недолгого шуршания бумагами и внезапного интереса к обуви, одна девушка с волосами цвета спелой кукурузы осмелилась:

– Это отрывок о бесконечности? Вивьен поощрительно улыбнулась.

– «Звери Бесконечности»?

– Совершенно верно. «В любви мы звери бесконечности, грубые в наших стремлениях к вещам, которые могут развести нас в стороны». Я бы лишь хотела обратить ваше внимание на интересный аспект: на то, как желание и сексуальность рассматриваются с точки зрения расстояния, места, границ. Эту точку зрения, я думаю, вам и стоит отразить в ваших эссе. Хорошо?

Книжка захлопывается – занятия окончены.

– Вы не собираетесь дать нам тему эссе? – спросил один из молодых людей. Дикость его прически совершенно не вязалась с вежливой интонацией голоса.

– О! Очень хорошо. – Вставая, Вивьен скользнула глазами в сторону Резника, сидевшего в другом конце комнаты, первое признание, что его присутствие здесь не осталось незамеченным. – Что вы думаете о: «Желание и место: эротика расстояния в канадской поэзии»? Это достаточно трудная для вас постановка вопроса?

Двое или трое студентов засмеялись. Юноша, который задал вопрос, вспыхнул и зашаркал ногами.

– Должны мы ограничиться поэтами, о которых говорили? – Девушка с шелковистыми кукурузного цвета волосами шла к двери вместе с Вивьен.

– Нет. Совсем не обязательно. Но вы могли бы начать с Рона Макадама, Сьюзан Масгрейв. После этого, – она улыбнулась, – возможности не ограничены.

Лишь изредка бросая взгляд в сторону Резника, студенты выходили из комнаты.

– Я думала, что ваше появление здесь будет более впечатляющим, – заявила Вивьен с улыбкой, которая еще не сошла с ее лица, – что вы минуты три будете вещать о личной безопасности и о сохранности имущества.

Резник кивнул в сторону двери.

– Один Бог знает, что они подумали относительно того, что я делаю здесь. Кто-то из ремонтного бюро пришел осмотреть место для последующей его покраски. Во всяком случае они не проявили особого интереса.

– А, были равнодушны. В их кругу не пристало проявлять повышенный интерес к чему бы то ни было. И меньше всего – к работе неизвестных мужчин. Но, если задето ваше самолюбие, они, вероятно, подумали, что вы мой любовник. Я уверена, что они считают, что он у меня есть где-то. – Она глухо кашлянула. – По крайней мере, я, конечно, надеюсь на это.

«Ну, – подумал Резник, – давай выкладывай, каков ответ, есть он у тебя или его нет». В ее глазах появился озорной огонек, как если бы она знала, о чем он сейчас думает.

– Та поэма, которую вы читали, – спросил Резник. – Это действительно поэма?

– Да.

– У нее есть название?

– «Звери Бесконечности». Вот, возьмите. На время, конечно.

Резник перевел взгляд с ее лица на книгу в руке.

– Спасибо, не надо.

– Нет, возьмите. Я пока не буду пользоваться ею. Вы можете вернуть ее позднее.

Обложка книги была светло-розового цвета, а слова на ней были напечатаны черной и серой красками. Глядя на нее, Резник пытался определить, были ли стекла ее очков сделаны голубоватыми или же таков был естественный цвет ее глаз.

– Человек, которого вы видели бегущим…

– Вы нашли его.

– Мы так думаем. Нам бы хотелось, чтобы вы пришли и опознали его, если вы, конечно, можете.

– Вы имеете в виду одно из тех опознаний, на которых вы можете видеть их, а они вас нет?

– Не на такой технической высоте. Не будет никакого зеркала, которое пропускало бы световые лучи только в одну сторону. Просто большая комната, где каждый может встать и смотреть друг на друга.

– Это звучит устрашающе.

– Да. Но у вас это получится. – Без особой надобности он посмотрел на часы. – Если мы отправимся сейчас, все будет более или менее подготовлено.

– Тогда поехали.

Проходя мимо секретарши, она спросила:

– Если мы поедем в вашем автомобиле, означает ли это, что вы привезете меня и обратно?

– Не обязательно я. Но кто-либо привезет вас обязательно.

Как расценила это Вивьен Натансон, он не узнал.

Стивен Шепперд приехал в участок в залатанном твидовом пиджаке и коричневых вельветовых брюках. Патель сделал все возможное, чтобы он успокоился, пока они дожидались возвращения Резника. Но Шепперда не успокаивали ни вежливое обращение, ни вопросы о погоде.

Когда Резник вошел в комнату, где его ждали, Шепперд открыл рот, чтобы сказать что-то, но передумал и только прикусил нижнюю губу.

– Вы знаете, что имеете право на то, чтобы с вами был кто-либо? – спросил его Резник.

Шепперд утвердительно кивнул головой.

– Вы понимаете, что вы вправе отказаться принимать участие в опознании, но, если вы согласны, то мы можем организовать вам встречу со свидетелем?

Шепперд кивнул.

– Еще вот что: если вы откажетесь участвовать в опознании, этот факт может быть представлен как доказательство на любом последующем суде?

– Каком суде?

– Мы этого еще не знаем, мистер Шепперд. На любом, который может последовать.

Шепперд прижал руку к щеке и стал водить зубами по месту на губе, которое он прикусил ранее. Резник кивнул Пателю, и тот передал Шепперду копию формы, где подробно описывалась вся процедура.

– Когда вы прочитаете эту бумагу, мистер Шепперд, подпишитесь внизу и укажите в нужном месте, что вы согласны с изложенным здесь порядком.

Шепперд читал формуляр с трудом, держа его нетвердой рукой, а его подпись скорее напоминала какую-то каракулю.

Около двери, которая вела в комнату, где должно было проходить опознание, Резник задержал его.

– Там находятся восемь мужчин, подобранных из-за физического сходства с вами. Вы можете выбрать любое место между ними, встав в общую с ними линию. Вы увидите на полу карточки с цифрами. Каждая карточка предназначена для одного из вас. Когда войдет свидетель, его попросят определить человека, которого он видел раньше (если он может это сделать), и назвать номер, у которого тот стоит.

Глаза Шепперда бегали по сторонам, но ни разу не задержались на лице Резника.

– Это ясно?

– Да.

– Поскольку с вами нет никакого другого лица, фотограф сделает снимок всех выставленных людей до того, как войдет свидетель. Экземпляр снимка будет вручен вам или вашему адвокату, если это понадобится.

Резник отступил назад, чтобы позволить Пателю ввести Шепперда. Он нашел Вивьен Натансон, что-то оживленно обсуждавшую с Линн Келлог. О чем бы они ни говорили, разговор внезапно прервался, как только к ним приблизился Резник.

– Я должен сказать вам, – обратился Резник к Вивьен, направляясь обратно в комнату, – человек, которого вы видели, может находиться или не находиться в этой комнате. Если вы не сможете сделать положительное опознание, вы просто должны будете сказать это. Если вы узнаете кого-либо, вы просто должны будете назвать его номер.

– У них есть номера?

– Угу.

– Вокруг шеи?

– Перед каждым стоящим.

Через минуту они были в комнате. Стивен Шепперд встал третьим в шеренге. Пятерых прохожих с улицы уговорили выполнить свой гражданский долг, остальные были переодетыми в штатское полицейскими.

– Не торопитесь, – проговорил Резник. – Пройдите вдоль шеренги по крайней мере два раза, и затем, если можете, если вы совершенно уверены, я хочу, чтобы вы указали, находится ли в этой комнате человек, которого вы видели бегущим в прошлое воскресенье во второй половине дня.

Вивьен Натансон думала, что это будет очень просто. Она не представляла себе, что это окажется так сложно. В конце концов, она только свидетель, она сама пришла, по своей доброй воле, желая помочь. Почему же сейчас, когда она глядела на эту цепочку мужчин, у нее внезапно пересохло во рту, а в желудке начались спазмы?

37

Дивайн был в привычной для него обстановке. Сержант приказал ему добыть что-либо на Килпатрика. Он неплохо поработал, и теперь Миллингтон и он направлялись в Балвелл. Миллингтон насвистывал, отдыхая на месте пассажира и предвкушая предстоящее удовольствие. «Только что подровнял свои вонючие усики», – усмехнулся Дивайн, представляя свою фотографию уже напечатанной в газетах.

Когда они вошли, Бернард Килпатрик обслуживал молодого парня в хлопчатобумажном пиджаке и джинсах, примерявшего спортивные туфли «Найк» восьмого размера.

– К вашим услугам через секунду, – нахмурился Килпатрик. Он почти полностью исключал, чтобы детектив появился снова в магазине так быстро, да еще с подкреплением.

– Нет, извините. Я не чувствую в них себя хорошо. – Паренек не без сожаления вернул Килпатрику спортивные туфли и вышел на улицу.

– Все же занятие, – объяснил Килпатрик, укладывая ботинки обратно в коробку. – На этой неделе он приходит уже третий раз. Прекрасно ему подходят, но он никогда не сможет позволить себе купить их.

В одном углу магазина Дивайн взял биту для игры в крикет и отрабатывал удар с подъемом мяча.

– Прекрасная бита, – заявил Килпатрик. – «Дункан Фирнли». Если вы ищете биту несколько потяжелее, то это и есть то самое. Посмотрите, попробуйте одной рукой, проверьте балансировку.

– В какое время вы собираетесь закрываться? – спросил Миллингтон.

Килпатрик моргнул.

– Пять тридцать, шесть, а что?

– Думаю, сегодня может выйти по-другому. Килпатрик взял биту у Дивайна и начал потихоньку постукивать ею по наружной стороне ноги.

– Может быть, вы лучше объясните мне, что тут происходит.

– О, всего несколько вопросов.

– А именно?

– Послушайте, – сказал Миллингтон, двигаясь к двери, – почему бы нам не перевернуть эту штуку?

– Вы не можете…

Но сержант уже повернул табличку с надписью «Открыто» на другую сторону, где значилось «Закрыто». Дивайн быстро оказался около Килпатрика и забрал биту для крикета из его руки.

– Послушайте, я… – Килпатрик повернулся к прилавку, глядя на телефон.

Дивайн низко наклонился и вытащил вилку из розетки телефона.

– Так лучше, – заявил Миллингтон, – никаких шансов, что нас побеспокоят.

– Правильно, – улыбнулся Дивайн. – А то вдруг поступит внезапный заказ от местных скаутов на шарики для пинг-понга.

– Это безобразное издевательство, – заявил Килпатрик.

– Это щеколда? – спросил сержант.

– Что бы здесь ни происходило, я хочу пригласить моего адвоката.

– Нет. – Дивайн подошел к нему спереди почти вплотную. – Я так не думаю. Нет, нет.

– Еще нет, – добавил Миллингтон.

– Не хотите ли вы сесть? – спросил Дивайн.

– Или вы предпочитаете стоять?

– Что я хочу, так это узнать, что за чертовщина здесь происходит?

– Правильно, – кивнул головой Миллингтон.

– Правильно, – закивал Дивайн.

– Двадцать третье февраля, – сказал Миллингтон, – это для начала.

Килпатрик прислонился к прилавку. Он стал покрываться потом под тренировочным костюмом, который носил на работе, чтобы привлечь покупателей. Просторные брюки со штрипками и жакет, застегивающийся на молнию. Все в серебряных и голубых тонах.

– Вы помните двадцать третье?

– Февраля?

– Двадцать третье.

– Этого года?

– Прекратите водить нас за нос, – посоветовал сержант.

– Я ничего. Я не…

Двое парней затрясли дверь, но Дивайн жестом показал, чтобы они шли своей дорогой.

– А как в отношении тринадцатого?

– Февраля?

– Июня.

– Какого дьявола я должен знать это? Как…

– Спокойно, – предупредил Миллингтон.

– Нервы, нервы, – ухмыльнулся Дивайн.

– Давайте выкладывайте, не ленитесь подумать.

– Июнь, тринадцатое.

– Несчастливое тринадцатое.

– Несчастливое для некоторых.

– Тогда было и девятое.

– Сентября, насколько я помню.

– Совершенно верно, сентябрь.

– В этом же месяце исчезла Глория Саммерс.

– Кто? – спросил Килпатрик.

– Глория Саммерс.

– Шести лет.

– Исчезла с места, где она играла.

– Нашли ее два месяца спустя.

– Вероятно, вы читали об этом.

– В каком-то старом складе?

– На железнодорожной ветке.

– Мертвую.

– Ну хорошо. – Килпатрик раскинул руки, протолкнулся между ними почти до двери из магазина и только тогда повернулся лицом к ним. – Я не знаю, что все это значит. Не могу даже догадываться. Но вы пришли сюда со своим обычным напором, целым арсеналом пушек и ядер. За одну минуту вы спрашиваете у меня про целую цепочку дат, которые ничего не значат, затем говорите о том, что какой-то ребенок оказался убитым. Я хочу знать, что все это значит, и я хочу поговорить со своим адвокатом сейчас. До того, как я скажу еще хотя бы одно слово.

Дивайн посмотрел на Миллингтона, который слегка наклонил голову. По этому знаку Дивайн взял вилку телефонного провода и воткнул в розетку. Подняв трубку с аппарата, он протянул ее в направлении Килпатрика.

Килпатрик не сдвинулся с места.

– Девятого сентября, – начал Миллингтон, – вас остановили в вашей машине в районе Радфорд-роуд. Двое полицейских-детективов заявили, что специально наблюдали за вами почти целый час, в течение которого вы притормаживали машину и обращались к нескольким женщинам, которых они имеют основания рассматривать как занимающихся проституцией. Они также заметили, что вы проезжали несколько раз мимо дома, который, как они подозревают, используется как публичный дом. Вас предупредили, что данные о вашем имени, адресе и регистрационном номере машины будут записаны и сохранятся в архивах. Вас также предупредили о том, как мы можем поступить с вами. Помните?

– Да.

– И вы помните, что подобные предупреждения вы получали тринадцатого июня и двадцать третьего февраля?

– Да.

– По словам ваших соседей, у вас была привычна принимать у себя дома различных молодых женщин, которые якобы предоставляли услуги как массажистки.

– Некоторым людям было бы полезнее, если бы они занимались своими собственными делами. – Килпатрик нахмурился.

– Другим можно посоветовать держаться подальше от подобного сорта женщин.

– Это было плохое для меня время, плохой год. Мы с женой разошлись…

– После чего вы перебрались к семнадцатилетней проститутке, которая через месяц бросила вас. – Дивайн разогревался, как спортсмен, готовящийся к главному действу. Он уже начинал получать удовольствие, предвкушая дальнейшее.

– Восемнадцать. Ей было восемнадцать. Дивайн рассмеялся прямо ему в лицо.

– Семнадцать лет семь месяцев и способность выглядеть моложе. Много моложе. Если на это был спрос.

Килпатрик повернул голову, но теперь остановить Дивайна было просто невозможно. Он нашел эту девушку через Тома Хаддона в местечке, которое было в стороне от Карлтон-роуд, где она предлагала облегчающий массаж в обеденное время и через день.

– Когда вы повстречались с ней, она работала в гостиницах. Совала десятку дежурным и прогуливалась по коридорам с улыбкой и бутылочкой лосьона для массажа в сумочке. Интересно, на что вы клюнули в первый раз, на эту улыбку невинной школьницы?

Килпатрик быстро замахнулся и, может быть, мгновение или два собирался ударить Дивайна, вколотить свой кулак в его ухмыляющуюся физиономию.

– Разыгрываешь школьника, Килпатрик, – усмехнулся Дивайн.

– Прекратите! – закричал Килпатрик. – Вы можете, черт бы вас побрал, прекратить это! Вы можете положить конец этому сейчас же, мать вашу!..

– Матросочка, – подначивал Дивайн. – Волосы собраны в хвостик. Игры в классных комнатах.

– Ублюдок!

– Ты будешь избалованной маленькой школьницей, а я буду твой учитель.

Килпатрик схватил телефон, прижал его к груди, пока лихорадочно листал страницы книги с адресами, раскрытой на прилавке. Дивайн повернулся к Миллингтону и подмигнул.

– Сьюзан Олдс, – сказал Килпатрик в трубку.

– Девятого сентября, – сказал Миллингтон, – вас остановила полиция, когда вы искали продажной любви. Это была вторая неделя сентября. В эту же неделю Глория Саммерс была похищена, подверглась сенсуальному насилию, была убита.

– Нет, я не хочу ее секретаря, – кричал Килпатрик, – я хочу ее лично, и, если это означает необходимость вызвать ее из суда, вам лучше сделать это.

Вивьен Натансон остановилась в нерешительности перед Шеппердом во второй раз. Человек, который налетел на нее почти неделю тому назад, смотрел тогда через плечо. Она видела его лицо в течение одной минуты, даже меньше. Этого было достаточно для того, чтобы полицейский художник изобразил его основные черты. Глядя на рисунок, она была уверена, что он действительно выглядел тан. Но теперь в духоте служебной комнаты все было по-другому. Надо было смотреть на этих восьмерых, вначале на одного, затем на другого, третьего и так далее, а каждый смотрит на тебя в свою очередь. Другие тоже смотрят и ждут.

Она думала о пропавшей девочке.

О фотографиях, которые были размножены.

О том страшном, что было сделано.

Она прошла до конца шеренги выстроенных мужчин, возвратилась обратно. Медленно она подошла к Резнику и покачала головой.

– Человек, которого вы видели в прошлое воскресенье. Вы видите его здесь сейчас?

Легкое колебание и затем: «Я не уверена». Резник не отрываясь смотрел на нее. Он явно ожидал услышать другое.

– Я не уверена, – снова повторила она. Он кивнул с сумрачным лицом.

– Очень хорошо. Спасибо вам за то, что вы пришли. Констебль Патель доставит вас туда, куда вы пожелаете.

Она колебалась, пыталась найти в его глазах что-то еще, кроме злости и разочарования.

Патель жестом пригласил ее на выход.

Когда дверь за ними закрылась, Резник подошел к Шепперду, который стоял теперь, скрестив на груди руки, чтобы остановить охватившую его дрожь.

– Если у вас имеются какие-либо замечания относительного того, как проходило опознание, то сейчас самое время их сделать.