Текст книги "Афера"

Автор книги: Джон Гришэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 15

В пятницу обедали в баре «Забияка» – месте, о котором Зола никогда прежде не слыхала. Как сказал Тодд, они с Марком просто хотели угостить ее хорошей едой. Но стоило ей войти в заведение, как она поняла: что-то затевается. Марк и Тодд ждали ее в угловой кабинке, оба в новых костюмах, оба небритые и оба в странных новых очках: Марк в круглых с черепашьей оправой, Тодд – в узких, без оправы, в европейском стиле.

Она села за стол напротив них и спросила:

– Так, что происходит?

– Ты на этой неделе ходила на занятия? – вопросом на вопрос ответил Тодд.

– Пыталась. Во всяком случае, одну попытку сделала. Вас я там что-то не заметила.

– А нас там и не было, – признался Марк. – И тебе не советуем туда ходить.

– Разве это не прекрасно, Зола? – воскликнул Тодд. – Никогда больше не видеть Школу. Перестать волноваться из-за адвокатского экзамена!

– Продолжай, – сказала Зола. – Кстати, где вы взяли эти костюмы?

Официант принял у них заказ на напитки. Ребята заказали пиво, Зола – содовую.

– А это наш новый образ, – объяснил Марк. – Мы теперь адвокаты и должны выглядеть соответственно, хотя – учитывая ту сферу, какой занимаемся мы, – и не слишком круто. Адвокаты по делам о вождении в нетрезвом виде, как ты знаешь, редко красуются на обложке «GQ»[29]29
  GQ (Gentlemen’s Quarterly) – один из старейших в мире ежемесячных мужских глянцевых журналов о моде, бизнесе, спорте, историях успеха, эротике, автомобилях и технических новинках.


[Закрыть].

– Понятно. И кому же это так приспичило, что они наняли вас?

– А мы повесили свою собственную вывеску, – ответил Тодд. – Наняли сами себя. Юридическая контора «Апшо, Паркер и Лейн». – Он протянул ей новенькую визитку с названием фирмы, адресом и номером телефона.

Зола внимательно изучила ее и осведомилась:

– Вы ведь шутите, правда?

– Мы абсолютно серьезны, – возразил Марк. – И нам нужны сотрудники.

Зола тяжело вздохнула, медленно подняла руки и произнесла:

– Ладно. Больше вопросов не задаю. Объясните мне, что происходит, или я ухожу.

– Никуда ты не уходишь, – заявил Тодд. – Мы съехали со своих квартир, бросили Школу, поменяли фамилии и нашли способ немного подзаработать: собираемся выдавать себя за адвокатов, будем толкаться в уголовных судах в поисках гонораров – наличными, разумеется, – и надеяться, что нас не поймают.

– Нас не поймают, – заверил Марк. – Слишком многие занимаются тем же, чем собираемся заниматься мы.

– Но у остальных есть лицензии, – напомнила Зола.

– Откуда ты знаешь? Никто никогда не проверяет. А клиенты вообще понятия не имеют ни о каких лицензиях. Они до смерти напуганы, ошарашены, им и в голову не придет спросить. Мы же тогда, в тюрьме, не попросили Даррелла Кромли показать лицензию.

– Это подсудное дело, – сказала Зола. – Я не так хорошо училась в Фогги-Боттом, но знаю, что заниматься адвокатской деятельностью без лицензии противозаконно.

– Только если тебя поймают, – уточнил Марк. А Тодд добавил:

– Конечно, риск есть, но все не так уж страшно. Если что-то пойдет не так, мы просто снова исчезнем.

– И мы думаем, что сумеем таким образом скопить кое-какую наличность, свободную от налогов, разумеется.

– Вы сумасшедшие.

– Нет, на самом деле мы очень сообразительные. Мы прячемся на глазах у всех, Зола. Прячемся от своего хозяина. Прячемся от служб, ведающих студенческими кредитами. И при этом делаем хорошие деньги.

– А ваши долги?

Марк глотнул пива, вытер губы и наклонился к ней поближе.

– А с долгами будет вот что. В один прекрасный день Школа осозна́ет, что мы слиняли, но ничего предпринимать не станет. Почтенные юридические школы в таких случаях уведомляют Министерство образования, а потом пудрят ему мозги насчет того, сколько денег они должны вернуть. Бьюсь об заклад, Фогги-Боттом не захочет возвращать ничего, поэтому станет держать язык за зубами, а денежки оставит себе. Мы будем регистрироваться в соответствующих службах по электронной почте, создавая впечатление, будто исправно посещаем занятия. Выпуск в мае, и, как вы знаете, мы должны подписать план возмещения кредита, который вступает в действие через полгода после окончания учебного заведения. А поскольку мы ничего возмещать не станем, нас спишут в бесследно исчезнувшие.

– Ты, например, знаешь, – перебил его Тодд, – что в прошлом году таких бесследно исчезнувших выпускников был целый миллион?

Зола пожала плечами: то ли знала, то ли нет.

Марк продолжил:

– Таким образом, у нас есть некоторое время – девять или десять месяцев, – прежде чем наши долги начнут считаться просроченными. А к тому времени мы накопим денег и всем покажем, на что способно наше маленькое юридическое предприятие.

– Но отказ от уплаты долга есть отказ от уплаты долга – это гарантированное судебное дело, которое вы не сможете оспорить.

– Только в том случае, если нас найдут, – ухмыльнулся Тодд. – Мой сервисер[30]30
  Сервисер – агент по обслуживанию кредита, лицо, которое по поручению кредитора собирает с заемщика платежи в счет обслуживания кредита.


[Закрыть] работает на какой-то потогонке в Филадельфии. У Марка – в Нью-Джерси. А твой где? Напомни.

– В Чеви Чейзе.

– Ладно, пусть немного ближе, но все равно ты будешь в безопасности. Дело в том, что они не смогут нас найти, потому что у нас теперь другие имена и другие адреса. Они передадут наши дела какой-нибудь захудалой юридической конторе, которая наверняка принадлежит Хиндсу Рэкли, и та заведет на нас дело. Подумаешь! Они всегда как сумасшедшие гоняются за студентами, только их иски бесполезны.

– Но вы потеряете льготы.

– Какие льготы? Они в любом случае потеряны, потому что мы не собираемся возвращать ссуду. Даже если бы мы нашли честную работу, мы никак, черт возьми, не смогли бы возместить то, что должны.

Подошел официант, Марк заказал тарелку начос[31]31
  Мексиканские кукурузные чипсы.


[Закрыть]. Когда официант удалился, он сказал:

– Вот тебе и прекрасный обед.

– Это от нас. За счет фирмы, – улыбнулся Тодд.

Зола все еще держала в руке визитку. Она снова посмотрела на нее и спросила:

– Откуда взялись эти имена?

– Из телефонного справочника, – сообщил Марк. – Самые обычные, заурядные имена. Я – Марк Апшо, могу подтвердить это документами. Он – Тодд Лейн, еще один адвокат, шастающий по улицам.

– А Паркер – это кто?

– Это ты, – ответил Тодд. – Зола Паркер. Мы считаем, что нашему маленькому предприятию требуется некоторое разнообразие, поэтому добавили тебя как среднего партнера. Но мы все равны, понимаешь? Все трое – равноправные партнеры.

– Все трое равноправные мошенники, – усмехнулась Зола. – Вы меня извините, но это безумие.

– Да. Но еще большее безумие корпеть в Школе до конца, выпуститься в мае, не имея работы, а потом вкалывать, готовясь к адвокатскому экзамену. Посмотри в лицо правде, Зола, ты эмоционально не готова к этому. Как и мы. Поэтому мы уже свое решение приняли.

– Но мы же почти закончили юридическую школу, – сказала она.

– Ну и что? – отозвался Марк. – То, что ты получишь диплом, совершенно бесполезно. Просто еще одна бумажка в знак любезности от Хиндса Рэкли и его конвейера по производству дипломов. Нас втянули в аферу эпических масштабов. Горди был прав. Нельзя просто плыть по течению этой мошеннической реки и надеяться на чудо. Мы, по крайней мере, даем сдачи.

– Ничего вы не даете. Вы просто обманываете налогоплательщиков.

– Налогоплательщиков обманывают Конгресс и Министерство образования. И, разумеется, Рэкли, который уже немало наварил на наших денежках, – возразил Тодд.

– Но мы сами занимали деньги. Никто нас не заставлял.

– Это правда, но деньги нам ссудили обманным путем, – заметил Марк. – Когда ты начинала учиться в юридической школе, ты могла представить, что окажешься в один прекрасный день с кучей долгов и без работы? Нет, черт возьми. Картина, которую нам тогда рисовали, была куда более радужной. Берите деньги, получайте диплом, сдавайте адвокатский экзамен и включайтесь в эту великую профессию, которая позволит вам с легкостью выплатить все долги.

Официант снова принес напитки. В разговоре наступила пауза, во время которой все пили, уставившись в стол.

– Все это выглядит очень рискованно, – тихо сказала наконец Зола.

Марк и Тодд согласно кивнули, и Марк подтвердил:

– Да, риски есть, но мы не думаем, что они так уж велики. Первый – это что нас застукают на месте преступления. Ну и подумаешь! Небольшой штраф – и скатертью дорожка.

– Мы подробно изучили ситуацию, – добавил Тодд. – Несанкционированная практика – не такое уж редкое дело. И никто еще не попал за это в тюрьму.

– Видимо, ты предлагаешь мне этим утешаться?

– Предлагаю. Послушай, Зола, если кто-то что-то заподозрит, донесет на нас и, скажем, появятся представители Ассоциации адвокатов округа Колумбия с кучей вопросов, мы просто снова исчезнем.

– А это, наверное, должно быть еще утешительней?

Не обращая внимания на ее едкое замечание, Марк продолжил:

– Второй риск состоит в том, что из-за невыплаты долга наша и без того трудная жизнь осложнится еще больше.

Принесли начос, все принялись за еду. Зола промокнула глаза бумажной салфеткой, и только тут ребята заметили, что она плачет.

– Слушайте, мальчики, я не могу больше оставаться в старой квартире. Каждый раз, когда я вижу дверь Горди, со мной чуть ли не случается истерика. Во вторник родственники вывезли его вещи, потом я пошла туда и долго сидела на диване в темноте. Мне нужно уехать оттуда, куда угодно.

Парни кивнули, перестали есть, сделали по глотку.

– И еще кое-что, – продолжила Зола. Она тяжело вздохнула, снова вытерла глаза и поведала историю про однокашницу по техасскому колледжу, которую прямо посреди ночи выдернули из общежития агенты иммиграционной полиции. Ее выслали обратно в Сальвадор, где она воссоединилась со своей семьей, которую депортировали месяцем раньше. Проблема состояла в том, что эта студентка родилась в США и была полноправной американской гражданкой. Но ее апелляции до сих пор мурыжат где-то в недрах бюрократии.

Зола сказала, что ей известны с десяток случаев, когда граждане Соединенных Штатов попадали в сети, раскинутые иммиграционной полицией, и были высланы, причем всегда это происходило после ареста их родственников. А теперь она сама живет в постоянном страхе, и это лишает ее последних сил.

Марк и Тодд слушали с сочувствием. Когда она замолчала и перестала плакать, Марк произнес:

– А мы нашли превосходное убежище, и в нем есть место для тебя.

– Где? – спросила Зола.

– Здесь, наверху. Мы живем в конуре на четвертом этаже, добавлю – без лифта, а прямо под нами есть две свободные комнаты. Мейнард говорит, что мы можем снять их по очень разумной цене.

– Кто такой Мейнард?

– Наш хозяин, – ответил Тодд. – Ему принадлежит весь этот дом.

– Квартиру не назовешь уютной, – подхватил Марк, – но там тебе будет обеспечено уединение, по крайней мере отчасти.

– Ребята, я не стану делить жилье с вами.

– Конечно, нет! Мы будем жить на четвертом этаже, а ты – на третьем.

– А кухня там есть?

– Ну, не то чтобы… Но у тебя не будет нужды готовить.

– А ванная?

– Вот тут проблема, – признался Тодд. – Единственная ванная находится на четвертом этаже, но мы как-нибудь устроимся. Зола, конечно, это не идеальное решение, но нам всем приходится как-то выкручиваться. Продержимся несколько месяцев и посмотрим, как пойдут дела.

– Это идеальное место для того, чтобы спрятаться, – добавил Марк. – Вспомни Анну Франк, которая скрывалась от нацистов. У нас, конечно, не так сурово, но все же.

– И вы думаете, что от такого сравнения мне станет легче?

– Ну, сравнение можно найти и другое.

– А Мейнард? – спросила Зола. – Насколько много он знает?

– Я работаю на Мейнарда уже три года, – сообщил Тодд. – Он человек уравновешенный. Чуточку жуликоватый, конечно, крупный букмекер и все такое, но он понятия не имеет, что такое юридическая консультация. Он считает, что мы еще учимся, да ему особо и дела нет до этого. Мы с ним провели переговоры, предложили бартер: жилье в счет зарплаты. Он согласился.

– Не могу представить себя в роли этого Кромли, шастающей в поисках клиентов.

– Конечно, нет! – воскликнул Марк. – Насколько мы пока видели, все эти кромли мужчины, преимущественно белые. Ты не подходишь на эту роль, потому что ты… ну… привлекаешь внимание.

– Так что же будет входить в мои обязанности?

– Секретарская работа, – сказал Тодд.

– Не нравится мне все это. И где же будет офис?

– В твоей берлоге. Это и будет офис нашей конторы «Апшо, Паркер и Лейн. ВНВ. Нелегальная юридическая практика».

– Ловко.

– И мы так думаем. Твой талант мы видим в области законодательства о причинении личного ущерба, которое, как нам известно в силу нашего превосходного юридического образования, является самой прибыльной сферой уличной юриспруденции.

Как бы перехватив эстафетную палочку, Марк продолжил:

– Мы видим тебя с удочкой в больничных отделениях неотложной помощи, цепляющей на крючок предполагаемых истцов. В этом городе большинство из них чернокожие, и ты легче найдешь с ними контакт. Они будут тебе верить и захотят тебя нанять.

– Я ничего не смыслю в законодательстве о причинении личного ущерба, – заметила Зола.

– Конечно, смыслишь! Ты видела по телику тысячу рекламных роликов всех этих барышников, мечтающих заполучить клиентов. Они не самые тупые люди на свете, так что много работы ты там не найдешь.

– Спасибо.

– Но чтобы прилично заработать, достаточно парочки действительно хороших автомобильных аварий, Зола. Когда работал в «Старой рыжей кошке», я познакомился с адвокатом, который умирал с голоду, пока не поскользнулся на улице и не упал. В больнице в его палату привезли еще одного парня, который пострадал в аварии на своем мотоцикле. Спустя год этот адвокат урегулировал дело в пользу пострадавшего мотоциклиста почти за миллион долларов и огреб треть от этой суммы.

– Вот так просто? – удивилась Зола.

– Да. В пострадавших таким образом недостатка нет, и их всегда привозят в больницу. А там их будешь ждать ты.

– Это сработает, Зола, потому что мы заставим нашу схему работать, – заверил Марк. – Только мы трое: один за всех и все за одного. Равноправные партнеры до конца.

– А когда наступит этот конец, ребята? И каким будет эндшпиль?

– Выживание, – ответил Тодд. – Мы выживем, прячась и притворяясь другими людьми. И будем энергично суетиться, потому что пути назад уже нет.

– А если нас поймают?

Отпив по глотку пива, Марк и Тодд задумались над ответом, и Марк наконец сказал:

– Если нас поймают, мы просто снова слиняем. Исчезнем.

– Жизнь в бегах, – вздохнула Зола.

– Мы и сейчас постоянно бегаем, – сказал Тодд. – Ты, может, не захочешь с этим согласиться, Зола, но это так. Наша жизнь все равно неустойчива, так что нам не остается ничего другого, кроме как бегать.

Марк хрустнул костяшками пальцев и добавил:

– Вот такое дело, Зола. И мы в нем вместе, спаянные дружбой и верные друг другу до конца. Мы должны прямо сейчас поклясться на будущее, что, если потребуется, мы уйдем вместе.

– И куда пойдем?

– Об этом будем думать, когда настанет время.

– А как же ваши родные? – спросила Зола. – Им вы сказали?

Ребята замялись, и в этом уже содержался ответ.

– Нет, – ответил Марк, – я маме ничего не сказал, потому что у нее сейчас и без того проблем по горло. Она думает, что я хожу на занятия и по окончании Школы меня ждет хорошая работа, все идет по плану. Наверное, я выжду месяца два, а потом навру ей, что решил взять академический отпуск на один семестр. Не знаю. Что-нибудь придумаю.

– А ты? – обратилась Зола к Тодду.

– То же самое, – отозвался тот. – Сейчас у меня не хватает духу признаться родителям. Не знаю, какой вариант правды хуже. С одной стороны, у меня двести тысяч долга и никакой работы. С другой – я бросил Школу и зарабатываю тем, что, сменив личность, охочусь на нетрезвых водителей и выручаю их за наличные. Я, как и Марк, подожду и придумаю что-нибудь позже.

– А если вся эта афера лопнет и вы окажетесь в беде?

– Этого не случится, Зола, – заверил ее Марк.

– Хотелось бы вам верить, но я сомневаюсь, что вы отдаете себе полный отчет в том, во что ввязываетесь.

– Мы тоже не уверены в успехе, – признался Тодд. – Но мы приняли решение и уже не отступимся. Вопрос лишь в том, ты с нами или нет.

– Вы многого хотите от меня: чтобы я швырнула на ветер три года учебы в юридической школе.

– Послушай, Зола, – сказал Марк, – что дала тебе эта школа? Ничего, только разрушила твою жизнь. Мы предлагаем выход. Возможно, он не совсем чист, но на данный момент других у нас нет.

Она захрустела чипсами и осмотрелась вокруг. Бар был набит молодыми людьми тридцати-сорока лет, все они пили и смотрели баскетбольный или хоккейный матч на больших экранах. Женщин было мало, и среди них почти совсем не было студенток.

– А вы оба здесь работаете? – спросила она.

– Ага, – ответил Тодд. – Это гораздо веселее, чем сидеть на лекциях и готовиться к адвокатскому экзамену.

– И каковы условия вашего партнерства?

– Мы складываем в общий котел деньги, полученные за этот семестр, – каждый вносит десять тысяч. Это покроет начальные расходы: новые компьютеры, новые телефоны, кое-какое офисное оборудование, новые документы и одежда поприличнее.

– Так ты с нами? – поинтересовался Тодд.

– Дайте мне подумать, хорошо? Мне все еще кажется, что вы бредите.

– С этим мы спорить не станем.

Глава 16

Каких-то два с половиной года тому назад, когда Марк Фрейзер поставил свою подпись на последнем бланке, вступив в федеральную программу студенческих ссуд, и очертя голову бросился в трясину долгов, Министерство образования назначило ему долгового советника, или сервисера – женщину по имени Моргана Нэш. Она работала в «НауЭссист» – ньюджерсийской частной компании, которую Министерство образования подрядило для обслуживания студенческих долгов, и выбор ее был случайным. Марк никогда с ней не встречался, да и необходимости не было. Как заемщику, ему разрешалось самому выбирать схему взаимодействия, и он, подобно всем студентам, предпочел свести контакты к минимуму. Они с миз Нэш сообщались только по электронной почте. Однажды она попросила дать ей номер его мобильного, но, поскольку Марк не был обязан предоставлять такую информацию, номера так и не получила. «НауЭссист» была одной из многих компаний по обслуживанию долгов, и все они наверняка строго контролировались Министерством образования. Те, которые работали не на должном уровне, либо получали меньше работы, либо контракт с ними вовсе расторгался. По данным официального сайта Министерства образования, «НауЭссист» значилась где-то в середине рейтинга. Если не считать самого́ держащего за горло долга, Марк пока не имел никаких претензий к миз Нэш и ее деятельности. Выслушивая в течение двух с половиной лет нескончаемое ворчание других студентов, он понимал, что существуют куда более плохие компании по обслуживанию долгов, чем та, к которой прикреплен он.

В последнем письме от миз Нэш, полученном им по старому электронному адресу, говорилось:

Привет, Марк Фрейзер! Надеюсь, Вы хорошо провели каникулы и готовы энергично приняться за учебу в последнем семестре. Желаю успехов на этом последнем этапе. Когда мы связывались в последний раз, в ноябре, вы были воодушевлены работой в «Несс Скелтон», но Вас тревожила неопределенность относительно стартовой зарплаты. Я была бы признательна, если бы Вы сообщили мне последние новости по этой части. Основываясь на размере Вашей будущей зарплаты, я бы начала составлять для Вас план погашения долга. Как Вы знаете, закон требует, чтобы Вы подписали такой план по окончании учебы, после чего спустя ровно полгода начали выплачивать долг. Знаю, что Вы очень заняты, но буду Вам чрезвычайно благодарна, если Вы сообщите нужные сведения в удобное для Вас время.

Последний платеж на Ваше имя, сделанный 13 января 2014 года, составил $32 000. Ваш общий долг с учетом процентов равняется $266 000.

С наилучшими пожеланиями,

Моргана Нэш,

государственный представитель.

Выждав два дня, Марк ответил утром в субботу:

Дорогая миз Нэш,

благодарю Вас за письмо, был рад получить его. Надеюсь, у Вас все хорошо. В «Несс Скелтон» сейчас период неопределенности. Фирма пребывает в процессе слияния с некой британской компанией, и всё находится в состоянии перемен. В сущности, я не могу даже найти там кого-нибудь, кто выказал бы готовность поговорить со мной о будущем моем положении. У меня создается впечатление, что в процессе этого слияния сделанное мне предложение работы может быть отозвано. Это очень огорчительно. Прибавьте к этому, что мой лучший друг бросился с Арлингтонского мемориального моста в Потомак на прошлой неделе, и Вы поймете, что мне в эти дни было не до учебы. Дайте мне немного времени, чтобы прийти в себя. Последнее, о чем мне сейчас хочется говорить, это возврат долга.

Благодарю Вас за терпение.

Ваш Марк, дружески.

Тодд был прикреплен к компании под названием «Партнерство поддержки стипендиатов», или ППС, или даже просто ПП, как Тодд и другие студенты сокращенно называли ее. Компания базировалась в Филадельфии и имела неблагоприятную репутацию по части обслуживания долгов. Тодду удалось обнаружить минимум три судебных иска, предъявленных ей по всей стране в связи со злоупотреблениями, допущенными при сборе долгов. Компания была уличена в незаконных завышениях суммы долгов и уже выплачивала штрафы. Тем не менее Министерство образования не прерывало сотрудничества с ней.

«Советник» Тодда по имени Рекс Вагнер был настоящим нахалом и грубияном, которому Тодд, будь у него возможность, а ее, разумеется, никогда не будет, с удовольствием дал бы хорошего пинка под зад. Он представлял себе Вагнера забившимся в какую-нибудь каморку в котельном помещении, в цокольном этаже, где расположена захудалая контора, – вероятно, толстым, жующим чипсы, с напяленными на лысую голову наушниками от телефона, по которому он терроризирует молодых людей, одновременно рассылая хамские имейлы.

В последнем присланном Тодду, например, говорилось:

Дорогой мистер Лусеро,

теперь, когда окончание учебы не за горами и Вы вышли на финишную прямую, самое время поговорить о выплате долга, о чем Вам наверняка говорить совсем не хочется; как я понял из последнего Вашего письма, присланного месяц назад, Вы еще не нашли «заслуживающего внимания предложения работы по профессии». Надеюсь, ситуация изменилась. Пожалуйста, сообщите мне последние сведения о поисках работы. Боюсь, я не смогу согласиться с планом выплаты долга, основанным на Вашем желании работать только барменом. Нужно поговорить, и чем раньше, тем лучше.

Последний платеж на Ваше имя, сделанный 13 января 2014 года, составил $32 000. Ваш общий долг с учетом процентов равняется $195 000.

Искренне Ваш,

Рекс Вагнер, старший советник

по обслуживанию долгов.

На это Тодд в конце концов ответил:

Дорогой старший советник ПП по обслуживанию долгов Рекс Вагнер,

работая барменом, я смогу заработать больше, чем Вы, запугивая студентов. Я читал о Вашей компании и о предъявленных ей исках за использование недопустимых методов взыскания долгов, но Вас я не обвиняю – пока. Я не просрочил платеж, черт возьми, я даже еще не закончил учебу, так что отстаньте. Нет, у меня нет работы по специальности, потому что никаких вакансий не существует, по крайней мере для выпускников таких захудалых коммерческих школ, как Фогги-Боттом, которая в сущности, к слову сказать, обманула нас, когда мы еще только собирались в нее поступить. Господи, какими дураками мы были!

Дайте мне время, и я что-нибудь придумаю.

Тодд Лусеро.

Вагнер ответил:

Дорогой мистер Лусеро,

давайте сохранять позитивный настрой. Я работал со многими студентами, которые испытывали трудности с поиском работы, но в конце концов все они ее нашли. Просто поиски требуют расторопности и стаптывания башмаков, чтобы попасть в нужное место и постучать в нужную дверь. В округе Колумбия масса крупных юридических фирм и хорошо оплачиваемых мест в государственном секторе. Я уверен, что и Вы найдете свое место и сделаете успешную карьеру. Я пропускаю мимо ушей Ваши слова о «недопустимых методах» и «запугивании». Вся наша переписка общедоступна, и я советую тщательно выбирать выражения. Был бы рад обсудить это с Вами по телефону, но, разумеется, у меня нет Вашего номера.

Привет,

Рекс Вагнер, старший советник

по обслуживанию долгов.

Тодд ответил в свою очередь:

Дорогой старший советник ПП по обслуживанию долгов Вагнер,

прошу простить, если я оскорбил Вас. Уверен, что Вы не можете даже представить себе, в какой тяжелой ситуации я сейчас нахожусь. Все пошло не так, как планировалось, и будущее видится мне весьма мрачным. Я проклинаю тот день, когда решил поступить в юридическую школу, а особенно в Фогги-Боттом. Вы отдаете себе отчет в том, что хлыщ с Уолл-стрит, которому принадлежит Школа, гребет с нее 20 миллионов долларов в год? А она – лишь одна из восьми в его портфеле. Чудесно! Оглядываясь назад, я понимаю, что мне следовало купить такую школу, а не поступать в нее.

Нет, я не дам Вам свой телефонный номер. Судя по многочисленным искам, возбужденным против ПП, самое плохое творится как раз по телефону, поскольку телефонные разговоры почти никогда не записываются. Давайте продолжим общение по электронной почте, где каждое слово фиксируется.

Остаюсь дружески расположенным к Вам,

Тодд Лусеро.

Всю субботу они убирали, красили и выносили мусор мешками. «Люкс» Золы состоял фактически из трех комнат: одна должна была стать спальней, другая предназначалась под гостиную/офис, и была еще кладовка, которую тоже можно было как-то использовать. Они уговорили Мейнарда позволить им передвинуть одну стену и прорубить лишнюю дверь. Один из кузенов Мейнарда работал подрядчиком без лицензии и производил разные работы, не заморачиваясь никакими разрешениями. За тысячу наличными он был готов сляпать кое-как небольшую душевую, туалет и умывальник с туалетным столиком, превратив кладовку в ванную комнату. Тодд с Марком сомневались, что Золе она очень понравится, но выбора у нее все равно не имелось.

Она пока не дала согласия присоединиться к их товариществу, но это было лишь вопросом времени.

Субботний день выдался солнечным и холодным, а Золе требовался свежий воздух. Выйдя из своей квартиры рано утром, она пошла пешком к Моллу[32]32
  Национальный Молл в Вашингтоне – усаженная деревьями лужайка 3 км длиной – от Капитолия до Мемориала Линкольна. Молл является главным туристическим центром Вашингтона и включает известные достопримечательности столицы США: Монумент Вашингтона, мемориалы Линкольна, Рузвельта и Джефферсона, музеи Смитсоновского института, а также Национальной галереи искусств.


[Закрыть], где посидела на ступеньках Мемориала Линкольна, понаблюдала за туристами. Глядя на Монумент Вашингтона и виднеющийся за ним вдали Капитолий, она думала о родителях и брате, томящихся под замком, словно заключенные, в убогом центре временного содержания в ожидании высылки. Открывавшийся перед ней вид был восхитителен: каждое здание и каждый монумент представляли собой символ неукротимой свободы. Ее семья, если бы эта панорама была видна из места их нынешнего пребывания, могла бы лицезреть ее только через колючую проволоку ограды. Благодаря им ей было даровано американское гражданство, хотя сама она не сделала ничего, чтобы заслужить этот статус. Они работали как ломовые лошади в стране, которой гордились и гражданами которой мечтали стать. Какую конкретную выгоду получит от их высылки эта великая нация иммигрантов? В этом не было никакого смысла, и это казалось несправедливо жестоким.

О Горди Зола старалась не думать. Его трагедия осталась позади, и зацикливаться на ней бесполезно. Они все равно не имели общего будущего, думать по-другому было с ее стороны большой глупостью. Но он все еще оставался с нею, и она не могла освободиться от чувства вины. Зола прошла мимо Зеркального пруда, пытаясь представить себе это место, заполоненное двумястами пятьюдесятью тысячами людей тогда, в 1963 году, когда доктор Кинг описывал им свою мечту. Ее отец всегда говорил, что величие Америки состоит в том, что здесь каждый может осуществить любую свою мечту: любая мечта ценой упорного труда и готовности жертвовать может стать реальностью.

Теперь его мечты обернулись кошмаром, и Зола ничем не могла помочь.

Подойдя к Монументу Вашингтона, она встала в длинную очередь желающих подняться наверх, но вскоре ей надоело ждать, и она ушла. Зола любила Смитсоновский музей и провела в нем несколько часов, углубившись в американскую историю. За весь день она ни разу не вспомнила о своей юридической школе и поисках «достойной работы по специальности».

Ближе к вечеру Тодд прислал эсэмэску с предложением «снова хорошо поесть». Но Зола отказалась, сославшись на то, что у нее другие планы. Она почитала какой-то роман, посмотрела старый фильм по телевизору и вскоре после одиннадцати отправилась в постель. Дом сотрясался от громкой музыки и снующих туда-сюда буйных студентов. Субботний вечер в большом городе. Около часу ночи ее разбудила шумная ссора, происходившая в коридоре, но она сумела снова заснуть.

Зола спала глубоким сном, когда кто-то забарабанил в ее дверь. Для иммигрантов, особенно не имеющих документов, правило было хорошо известно: держи одежду и обувь, а также телефон под рукой, не открывай дверь, надейся и молись, чтобы это не оказалась иммиграционная полиция. Если это она, дверь все равно взломают, и бежать будет некуда. Хотя Зола являлась такой же полноправной гражданкой, как любой служащий СИТК, она тоже жила в соответствии с этим правилом.

Вне себя от страха, Зола натянула джинсы. Стук в дверь продолжался, и чей-то громкий голос вопил: «Открывайте! Иммиграционная полиция!» Бесшумно прокравшись в гостиную, она в ужасе смотрела на дверь, и ее сердце колотилось, как отбойный молоток. Она уже включила мобильник и собиралась нажать кнопку быстрого набора номера Марка, как будто он смог бы перенестись сюда прямо по воздуху в два часа ночи и спасти ее. Но тут стук прекратился. Голоса тоже стихли, доносилось только шарканье ног. Зола прильнула ухом к двери, прислушиваясь, но в коридоре было тихо. А потом в его дальнем конце раздался смех.

Были ли это и впрямь представители иммиграционной полиции или кто-то просто сыграл с ней дурную шутку? Зола стояла в темноте, стараясь взять себя в руки. Минуты шли, а она боялась пошевелиться, издать хоть малейший шорох. Ничего необычного в том, что иммиграционная полиция могла нагрянуть с вопросами, не было, но не в такой же час, правда? И потом, если приходят представители этого учреждения, они делают свое дело до конца и не уходят только потому, что никто не ответил на стук в дверь.

Кто бы то ни был, на Золу этот эпизод подействовал сокрушительно. Она медленно вернулась в спальню, натянула свитер, надела туфли и выждала еще некоторое время. Убедившись, что в коридоре полная тишина, она отперла дверь, высунула голову, посмотрела направо, налево и, никого не увидев, вышла и заперла за собой дверь. Воспользовавшись запасным ключом от квартиры Горди, она вошла в нее и, не зажигая света, растянулась на его голом матрасе.

Ни о каком сне не было и речи. Зола не могла больше так жить. Если двоим ее друзьям хватило безрассудства сменить личности, то и она воспользуется шансом вместе с ними.