Текст книги "Вне правил"

Автор книги: Джон Гришем (Гришэм)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

10

Мы заполняем необходимые бумаги, после чего нас обыскивают и пропускают. Мы с Напарником проходим с полмили по дорожке, обнесенной металлической сеткой и колючей проволокой, к блоку «Д», где сидят опасные преступники. Там нас снова досматривают угрюмые охранники, которые с удовольствием завернули бы нас обратно. Поскольку у Напарника есть диплом помощника юриста и он для убедительности захватил с собой документы, его пропускают в крыло, где проходят встречи. Охранник выбирает совещательную комнату для адвокатов, и мы усаживаемся перед прозрачным экраном.

Адвокаты могут приезжать в любое время, заблаговременно предупредив об этом, а родственников пускают только после обеда в воскресенье. Пока мы ждем, Напарник, и так не особенно разговорчивый, становится еще молчаливее. Мы навещаем Джамиля не реже одного раза в месяц, и эти поездки даются моему соратнику нелегко. Он тяжело переживает, потому что винит себя за многие проблемы сына. Парень, конечно, не был пай-мальчиком, но после оправдательного приговора Напарнику полицейские и прокуроры мечтали о мести. Убить полицейского, даже из самообороны, означает нажить себе смертельных врагов. Когда Джамиля арестовали, ни о каких сделках они и слышать не хотели. Максимальный срок был десять лет, и прокуроры стояли на этом насмерть. Я занимался его защитой, естественно, бесплатно, но сделать ничего не смог. Его поймали с рюкзаком, набитым марихуаной.

– Еще целых девять лет, – тихо произносит Напарник, глядя на экран. – О господи! Ночами я лежу и думаю, что с ним станет через девять лет. Ему будет двадцать восемь, и снова на улицу. Ни работы, ни образования, ни опыта, ни надежды, ничего. Еще один бывший зэк, обреченный на вечные неприятности.

– Кто знает, – осторожно отзываюсь я, не зная, что добавить: Напарнику этот мир знаком гораздо лучше, чем мне. – Его будут ждать отец и бабушка. Надеюсь, что и я буду рядом. Втроем мы что-нибудь придумаем.

– Может, тогда тебе понадобится новый помощник, – говорит он, едва заметно улыбнувшись.

– Всякое может быть.

В отсеке за экраном открывается дверь, и входит Джамиль в сопровождении охранника. Тот медленно расстегивает наручники и смотрит на нас.

– Привет, Хэнк, – говорю я.

– Привет, Радд, – отзывается тот. По словам Джамиля, он относится к хорошим охранникам. Думаю, что мои неплохие отношения с некоторыми тюремными охранниками можно занести в актив моей юридической практики. С некоторыми, но точно не со всеми.

– Не спешите, – говорит Хэнк и исчезает.

Продолжительность визита зависит только от него одного, и благодаря моему дружелюбию он не торопит. Но встречались и такие паскуды, которые сразу ограничивали время одним часом или просили сворачиваться побыстрее. Однако Хэнк не такой.

Джамиль смотрит на нас с улыбкой и говорит:

– Спасибо, что пришли.

– Привет, сын, – здоровается Напарник.

– Рад тебя видеть, Джамиль, – говорю я.

Он садится на пластиковый стул. Ростом он шесть футов пять дюймов, худой и весь как будто вытянутый. У Напарника же при росте шесть футов два дюйма плотное телосложение, и он выглядит крепышом. По его словам, мать Джамиля была высокой и худощавой. О ней уже много лет ничего не слышно – она просто исчезла в черной дыре уличной жизни. У нее есть брат, который играл в баскетбол в небольшом колледже, и Напарник всегда считал, что генами Джамиль пошел в ее родню. Уже в девятом классе он был ростом шесть футов три дюйма, и спортивные агенты, разыскивающие одаренную молодежь, уже начинали к нему присматриваться. Однако в какой-то момент он познакомился с марихуаной и кокаином и об игре больше не думал.

– Спасибо за деньги, – говорит он мне. Я посылаю ему сто долларов в месяц, на которые он может купить продукты в лавке и нужную мелочовку типа карандашей, бумаги, марок и безалкогольных напитков. Он купил вентилятор – в «Старине Роузберге» нет кондиционеров. В наших тюрьмах их вообще нет. Напарник тоже посылает ему деньги, хотя я понятия не имею сколько. Через пару месяцев после того, как он тут очутился, его камеру обыскали и в матраце нашли травку. Настучал осведомитель, и Джамиля на две недели заперли в одиночку. Думаю, что, если бы не экран, Напарник задушил бы сына собственными руками, но тот поклялся, что больше это никогда не повторится.

Мы говорим о его занятиях. Он ходит на коррекционные курсы, чтобы получить аттестат об окончании школы, но Напарника его успехи не впечатляют. Через несколько минут я прошу меня извинить и выхожу из комнаты. Отцу с сыном надо побыть вдвоем, для этого мы и приехали. По словам Напарника, их беседы носили эмоциональный характер. Он хотел втолковать сыну, что отец за него очень переживает и следит за ним со стороны. В «Старине Роузберге» полно банд, и Джамиль является легкой добычей. Тот клянется, что ни в чем не участвует, но Напарник ему не верит. Он хочет, чтобы его сын был в безопасности, и членство в банде нередко является наилучшей защитой. Но между бандами часто вспыхивают войны, процветает месть, что неизбежно порождает насилие. В прошлом году в «Старине Роузберге» были убиты семь заключенных. Но могло быть и хуже. Дальше по шоссе расположена федеральная тюрьма, и в ней происходит в среднем два убийства в месяц.

Я покупаю в автомате колу и присаживаюсь на пластиковый стул. Никаких других адвокатов сегодня нет, и все стулья свободны. Я открываю портфель и раскладываю бумаги на столе со старыми толстыми журналами. Появляется Хэнк и снова меня приветствует. Несколько минут мы болтаем, и я интересуюсь, как дела у сына Напарника.

– Нормально, – отвечает он, – ничего необычного. Выживает и по-прежнему здоров. Он здесь уже год и знает, что к чему. Правда, работать не хочет. Я устроил его в прачечную, но он продержался всего неделю. На занятия ходит, правда не на все.

– А банда?

– Не знаю, но я за ним присматриваю.

Через дверь в конце комнаты входит еще один охранник, и у Хэнка срочно появляются дела. Нельзя, чтобы видели, что он дружески общается с имеющим сомнительную репутацию адвокатом по уголовным делам. Я пытаюсь читать толстое дело, но не могу сосредоточиться. Подхожу к окну, из которого открывается вид на широкий двор, огороженный двойным рядом металлической сетки. Сотни заключенных в белых тюремных робах убивают здесь время под присмотром охранников на вышках.

Большинство из них – молодые чернокожие. Судя по срокам, совершили ненасильственные преступления, связанные с наркотиками. Средний срок отсидки – семь лет, и через три года шестьдесят процентов из них снова окажутся здесь.

А чему удивляться? Что их ждет на воле, что бы помешало им вернуться? Сейчас они – получившие срок преступники, и от этого клейма им уже никогда не избавиться. У них с самого начала карта легла не так, но теперь, когда они стали уголовниками, разве жизнь в свободном мире сделалась от этого лучше? Они – реальные жертвы наших войн. Войны с наркотиками, борьбы с преступностью. Побочные жертвы суровых законов, принятых жесткими политиками в последние сорок лет. В настоящее время в наших обветшавших тюрьмах содержится миллион молодых чернокожих мужчин, бьющих баклуши за счет налогоплательщиков.

Наши тюрьмы переполнены. На улицах полно нар-коты. Кто побеждает в этой войне?

Мир совсем обезумел.

11

Через два часа Хэнк говорит, что пора закругляться. Я стучу и вхожу в комнату – непроветриваемую маленькую клетушку, в которой всегда душно. Джамиль сидит, сложив руки на груди и уставившись глазами в пол. Напарник тоже сидит, сложив руки на груди, но смотрит на экран. У меня такое ощущение, будто они молчат давно, хотя до этого было сказано немало.

– Нам пора, – говорю я.

Этих слов явно ждали оба. И все же они находят в себе силы попрощаться с теплотой. Джамиль благодарит за приход, передает привет мисс Луэлле и поднимается с места, когда в дверях за ним появляется Хэнк.

На обратном пути Напарник целый час не произносит ни слова.

12

Линк Скэнлон не первый гангстер в моем послужном списке. Эта честь принадлежит потрясающему мошеннику по имени Дьюи Натт, и его в тюрьме я никогда не навещаю. Если Линку нравилось проливать кровь, ломать кости, запугивать, не скрывая этого, Дьюи старался шагать по преступной дорожке как можно тише. Если Линк с детства мечтал стать главой мафиозного клана, Дьюи честно торговал мебелью и не нарушал закон, пока его возраст не стал подбираться к сорока. Если Линк был богат, но отследить и оценить его активы не представлялось возможным, то состояние Дьюи на момент начала неприятностей достигало, по оценке одного делового журнала, трехсот миллионов долларов. Линка приговорили к смертной казни, Дьюи – к сорока годам в федеральной тюрьме. Линку удалось бежать; Дьюи отпустил волосы до пояса и выращивает в тюремном саду травы и овощи.

У Дьюи Натта был хорошо подвешен язык, и успешная торговля дешевой мебелью вкупе с накоплениями позволили ему приобрести дом для сдачи в аренду. Потом другой, а затем еще несколько. Он научился пользоваться чужими деньгами и стал получать удовольствие от проведения исключительно рискованных операций. Он превратил свои активы и кредиты в торговые центры и филиалы. Во время короткого спада банк отказал ему в кредите, и тогда он купил банк и уволил всех его сотрудников. Он досконально изучил банковское законодательство и нашел в нем все лазейки. Во время более длительного экономического спада он приобрел еще несколько банков и региональных ипотечных компаний. Деньги были дешевыми, и Дьюи Натт оказался настоящим мастером в игре с кредитами. Его падение, как потом выяснилось, началось с пристрастия к двойному и даже тройному обеспечению займов. Будучи настоящим провидцем в деле наживы сомнительным путем, он стал одним из первых, кто сумел снять пенки с благодатной почвы субстандартных ипотечных кредитов. Он с блеском использовал все тонкости ростовщичества. На-учился умело подкупать политиков и чиновников. А если к этому добавить уклонение от уплаты налогов, отмывание денег, мошенничество с использованием почты, инсайдерскую торговлю и прямое опустошение пенсионных фондов, то свои сорок лет тюрьмы Дьюи заслужил сполна.

Припрятанные остатки его состояния до сих пор разыскивает армия его нынешних и бывших врагов, органы банковского регулирования и надзора, по меньшей мере два суда по делам о банкротстве, адвокаты бывшей жены и несколько подразделений федерального правительства. До сих пор им так и не удалось ничего найти.

За год до пятидесятилетия Дьюи его не блещущего талантами сына Алана задержали с полным багажником кокаина. Алану исполнилось двадцать, мозгов было мало, и он хотел впечатлить отца собственным стилем предпринимательства. Дьюи пришел в такую ярость, что отказался нанимать адвоката для Алана. Ко мне его направил один знакомый. Я просмотрел материалы ареста, и одного взгляда было достаточно, чтобы увидеть, как полицейские сами себя подставили. У них не было ордера и никаких оснований для обыска автомобиля. Просто, как дважды два четыре. Я подал ходатайства с соответствующим обоснованием, и городской суд был вынужден их удовлетворить. Захват кокаина признали незаконным, доказательства отмели, и все обвинения против Алана были сняты. Эта история в свое время наделала много шума, и тогда моя фотография впервые появилась в газетах.

Дьюи вел дела только через своих доверенных адвокатов, однако его так впечатлила моя изворотливость, что он решил бросить мне несколько крох. Почти все они были вне сферы моей компетенции, но один случай меня заинтересовал, и я за него взялся.

Дьюи обожал гольф, но вписать игру в его лихорадочный ритм жизни представлялось практически невозможным. Кроме того, у него не хватало терпения поддерживать благородные традиции, присущие большинству гольф-клубов, да и вряд ли там захотели бы иметь среди членов человека со столь сомнительной репутацией. И он загорелся идеей построить собственную площадку для гольфа и провести туда освещение – тогда можно будет играть и ночью, хоть в одиночку, хоть с приятелями. В то время во всей стране было всего три таких площадки, и ни одной – в пределах тысячи миль от нашего Города. Восемнадцать лунок, все хорошо освещенные, – крутая игрушка для богатого дяди. Чтобы не связываться с нацистами из городских земельных органов, он нашел участок в двести акров в миле от городской черты. Но власти округа возражали. Соседи подали в суд. Я представлял интересы ответчика в суде и в конце концов выиграл дело. Необходимое разрешение было получено. Появились новые заголовки в газетах.

Однако настоящая слава ждала меня впереди. Ипотечный пузырь лопнул. Процентные ставки подскочили. Разразилась настоящая буря, и Дьюи не удалось перекредитоваться достаточно быстро. Его карточный дом рухнул с поистине театральным эффектом. С удивительной слаженностью к нему одновременно заявились представители ФБР, налоговой службы, Комиссии по ценным бумагам и целый отряд других крутых парней с жетонами и ордерами. Обвинительный акт был толщиной с дюйм, и его главной мишенью являлся, естественно, Дьюи. Ему предъявлялись обвинения в организации грандиозных преступных сговоров с участием банкиров, бухгалтеров, партнеров, юристов, биржевого маклера и двух членов городского совета. В акте содержалось весьма убедительное обоснование десятков нарушений закона «О коррумпированных и находящихся под влиянием организованной преступности организациях»[5]5
  Сокращенно – «РИКО», по первым буквам названия закона по-английски.


[Закрыть] – величайшего дара, каким Конгресс когда-либо наделял федеральных прокуроров.

Следствие велось и в отношении меня, и я не сомневался, что и против меня будут выдвинуты обвинения, хотя ни в чем незаконном я замешан не был. По счастью, я отделался легким испугом. Казалось, что расследование будет идти по шаблону «сначала стреляй, а потом спрашивай», но федералы неожиданно потеряли ко мне интерес и отступили. У них на прицеле были мошенники совсем другого калибра.

Против Алана тоже выдвинули обвинения, главным образом потому, что его отцом был Дьюи. Когда ФБР пригрозило обвинением дочери Дьюи, тот спасовал и согласился на сделку, по которой получал сорок лет тюрьмы. Надуманные обвинения против его детей были сняты, а большинству обвиняемых по делу вынесли мягкие приговоры. Никто из них надолго за решетку не угодил. Короче говоря, Дьюи поступил благородно, взяв все на себя, за что и получил по полной.

Когда появились федералы, строительство площадки для гольфа – величественно названной «Старой плантацией» – еще не завершилось. За считаные дни все деньги исчезли, и после четырнадцатого участка с самой короткой травой работы пришлось остановить.

На сегодняшний день это, судя по всему, единственная в мире площадка для гольфа с четырнадцатью освещенными лунками, потому что лунок должно быть восемнадцать. В честь Дьюи ее называют «Стариной Рико». Играть сюда пускают только близких друзей и подельников. Теперь Алан занимается только поддержанием площадки в порядке, чтобы на ней можно было играть, и ему это удается. Сам он играет постоянно и мечтает стать профессионалом. Денег, которые он собирает с игроков, хватает, чтобы платить нескольким служащим по уходу за территорией – все они нелегальные гастарбайтеры. К тому же, как мы подозреваем, он знает, где припрятано кое-что из нажитого стариком Дьюи. Я плачу ему пять тысяч долларов в год, и оно того стоит, чтобы не толкаться в толпе. Стартовые площадки и лужайки, как правило, находятся в приличной форме. Гладкое поле может быть неровным, но это особо никого не волнует. Если бы мы хотели играть на идеально ухоженном поле, то обратились бы в настоящий клуб, хотя из тех, кто посещает «Старину Рико», вряд ли бы кого-нибудь туда пустили.

Каждую среду в семь часов вечера мы собираемся для игры в «грязный гольф», имеющей мало общего с тем, что показывают по Си-би-эс. Дьюи намеревался построить сначала площадку, где он мог бы играть, а потом здание клуба, где мог бы выпить. Поскольку до здания гольф-клуба дело так и не дошло, мы, чтобы выпить и заключить пари, встречаемся перед игрой в переоборудованном сарае. В нем Дьюи когда-то устраивал петушиные бои – пожалуй, это было единственное преступление, которое не фигурировало в обвинительном акте. Там же наверху живет Алан с двумя женщинами, с которыми состоит в гражданском браке, и он же является организатором «грязного гольфа». Обе девушки работают в баре, сносят грубости и перешучиваются с гостями. Согласно ритуалу, первая пинта выпивается из стеклянной банки за здоровье Дьюи, который улыбается с неважного портрета, висящего над баром. Сегодня нас одиннадцать, и это хорошо, поскольку на «Старине Рико» всего двенадцать гольфмобилей. Пока мы потихоньку прихлебываем пиво, Алан, по заведенной традиции, хриплым голосом перечисляет правила турнира, устанавливает гандикапы и собирает деньги. Участие в «грязном гольфе» обходится каждому в двести долларов, причем победитель получает все. Неплохой куш, но мне он никогда не доставался.

Победа, конечно, требует мастерства, но также хорошего гандикапа и умения сжульничать и при этом не попасться. Правила довольно гибкие. Например, при неудачном ударе, когда мяч вылетает за пределы основной зоны, он остается в игре, если будет найден. На «Старине Рико» вообще нет такого понятия, как вылет мяча за границы площадки. Если мяч найден, можно играть. Мяч считается закатившимся в лунку, если до нее останется не больше трех футов, и противник, у которого удары не идут, не настаивает на непосредственном закатывании. Каждый игрок имеет право требовать от другого закатывать в лунки все мячи. Четверка играющих может договориться, что после неудачного удара у игрока есть право сделать еще один, чтобы исправить положение. А если никто не возражает, то игрокам предоставляется право на дополнительный удар после прохождения седьмой лунки каждого из двух раундов. Само собой разумеется, такая вольность правил приводит к спорам и конфликтам. Поскольку настоящие правила знает только один игрок из десяти, каждый раунд «грязного гольфа» сопровождается постоянным возмущением, недовольством, руганью и даже угрозами.

За рулем моего гольфмобиля сидит Напарник, и я тут не единственный, кого сопровождает телохранитель. Поскольку играю я один, моим партнером назначается Тоби Чок, бывший член городского совета, отсидевший четыре месяца после падения Дьюи. Он сам управляет своим гольфмобилем. На «Старине Рико» кедди запрещены.

После часа выпивки и разговоров мы направляемся на площадку. Темнеет, включилось освещение, и мы действительно чувствуем себя особенными благодаря возможности играть в гольф в ночное время. Игра начинается по сигналу. Нам с Тоби назначена пятая стартовая зона, и когда Алан командует: «Начали!», мы рвемся с места. Гольфмобили прыгают на ухабах, клюшки грохочут и стучат, а взрослые полупьяные мужики с толстыми сигарами в зубах орут во всю мочь, оглашая счастливыми воплями ночную мглу.

Напарник ухмыляется и качает головой. Эти белые – настоящие психи.

Часть третья. Солдаты полиции

1

А случилось вот что. Мои клиенты, мистер и миссис Даглас Ренфроу, которых все звали Даг и Китти, прожили тридцать спокойных и счастливых лет на тенистой улице в благополучном пригороде. Они были хорошими соседями, активными прихожанами и участниками местных благотворительных акций, всегда готовыми протянуть руку помощи. Им обоим было чуть за семьдесят, оба на пенсии, имели детей и внуков, пару собак и таймшер во Флориде. Особых денег у них не водилось, но кредиты они аккуратно погашали каждый месяц в полном объеме. Все у них было нормально, и на здоровье особенно не жаловались, хотя у Дага имелись проблемы с мерцательной аритмией, а Китти приходила в себя после рака молочной железы. Даг четырнадцать лет отслужил в армии, а потом до пенсии занимался продажей медицинских приборов. Она работала в страховой компании и, чтобы не чувствовать себя оторванной от жизни после выхода на пенсию, устроилась безвозмездно помогать в больнице, пока ее муж возился с разбитыми перед домом клумбами или играл в теннис в городском парке. По настоянию детей и внуков чета Ренфроу приобрела два ноутбука, по одному для каждого, и присоединилась к цифровому миру, хотя Интернетом они пользовались редко.

За эти годы дом у них по соседству продавался и покупался десятки раз, и нынешние владельцы были чудаками, предпочитавшими держаться особняком. У них имелся сын-подросток по имени Лэнс – шалопай, который проводил большую часть времени у себя в комнате, играя в видеоигры и продавая в розницу наркотики через Интернет. Чтобы его не смогли вычислить, он подключался к Интернету через беспроводной роутер супругов Ренфроу, о чем те, разумеется, не подозревали. Они умели только включать и выключать свои ноутбуки, чтобы отправлять и получать электронную почту, делать в интернет-магазинах простые заказы и узнавать погоду. Обо всем, что выходило за эти рамки, они не имели ни малейшего представления, как и о том, как вся эта техника работала, – это их совершенно не интересовало. Они не устанавливали пароли и не предпринимали никаких мер безопасности.

Чтобы положить конец незаконному обороту наркотиков через Интернет, полиция штата провела операцию с использованием подставного агента и установила, что IP-адрес торговца находится в доме Ренфроу. Кто-то там покупал и продавал экстази, и было принято решение о проведении полномасштабной операции силами спецназа. Были выписаны два ордера – один на обыск дома, а второй на арест Дага Ренфроу, – и в три часа тихой звездной ночью команда из восьми городских копов вынырнула из темноты и окружила дом Ренфроу. Все восемь полицейских были в полном боевом облачении: в кевларовых бронежилетах, камуфляже, касках, очках ночного видения, с рациями, полуавтоматическими пистолетами, штурмовыми винтовками, наколенниками, одни в черных масках, а другие для большего эффекта даже раскрасили себе лица черной краской. Пригнувшись, они бесстрашно преодолели цветочные клумбы, готовясь к бою и держа пальцы на спусковых крючках. У двоих были светошумовые гранаты, а еще у двоих – балки-тараны для выбивания дверей.

Солдаты полиции. Как потом выяснилось, подавляющее большинство из них оказались совершенно неподготовленными, но все рвались в бой. Шестеро потом признались, что потребляли энергетические напитки с высоким содержанием кофеина, чтобы не заснуть в столь безумное время.

Вместо того чтобы просто позвонить в дверь, разбудить Ренфроу и объяснить, что они из полиции и хотят задать несколько вопросов и обыскать дом, полицейские начали штурм, с грохотом выставив переднюю и заднюю двери. Потом они будут лгать, утверждая, что сначала громко кричали, но Даг и Китти крепко спали, что неудивительно в такое время. Пенсионеры ничего не слышали, пока не начался налет.

На то, чтобы полностью и достоверно установить, что именно произошло в следующие шестьдесят секунд, ушло несколько месяцев. Первой жертвой стал палевый лабрадор Спайк, спавший на полу в кухне. Ему уже было двенадцать лет, что для лабрадора весьма почтенный возраст, и слышал он плохо. Но грохот двери в нескольких футах от себя он не услышать не мог. Он совершил ошибку, вскочив и начав лаять, за что и получил три пули из пистолета калибра 9 мм. К тому времени Даг Ренфроу успел вылезти из кровати и достать свой пистолет, должным образом зарегистрированный и хранившийся в ящике на всякий случай. У него еще имелся дробовик двенадцатого калибра, с которым он дважды в год ездил охотиться на гусей, но тот был заперт в шкафу.

Пытаясь оправдать вторжение в дом, наш узколобый начальник полиции позже утверждал, что захват дома спецназом был необходим, поскольку полиция знала, что Даг Ренфроу хорошо вооружен.

Даг выскочил в коридор, где увидел, как по лестнице поднимаются несколько темных фигур. Четырнадцать лет армейской службы не прошли даром: он бросился на пол и открыл огонь, на который тоже ответили выстрелами. Перестрелка была короткой и результативной. В Дага угодили две пули – в плечо и предплечье. Полицейский по имени Кистлер был ранен в шею, предположительно Дагом. Китти, которая в панике выскочила за мужем в коридор, получила три пули в лицо и четыре в грудь, отчего умерла на месте. Вторая собака, шнауцер, спавшая с супругами, тоже была убита.

Дага Ренфроу и Кистлера срочно доставили в больницу, а Китти отвезли в городской морг. Соседи в недоумении таращились, глядя, как по их улице мчались машины «Скорой помощи», увозя жертв перестрелки – кого в больницу, кого в морг.

Полиция провела в доме несколько часов, собирая все возможные улики, включая ноутбуки. Еще до наступления рассвета выяснили, что компьютеры четы Ренфроу никогда не использовались для розничной торговли наркотиками. Копы поняли, что совершили ошибку, но способность признавать ошибки никак не входила в число их добродетелей. Прятать концы в воду начали сразу же. Командир группы спецназа с самым серьезным видом проинформировал слетевшихся на место происшествия телевизионщиков, что обитатели дома подозревались в торговле наркотиками и что хозяин дома, некий мистер Даг Ренфроу, пытался убить нескольких полицейских.

Через шесть часов после перестрелки, когда Даг пришел в себя после операции, ему сообщили о смерти жены. Ему также сообщили, что в его дом ворвались сотрудники полиции. Он понятия не имел об этом. Он не сомневался, что подвергся нападению грабителей.