Текст книги "Золотой дождь"

Автор книги: Джон Гришем (Гришэм)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Ребята гуртом валят сюда провести несколько часов, болтая, смеясь и флиртуя.

Сегодня Принс наблюдает за игрой по телевизору. Бейсбольный сезон только начался, но Принс уже уверен, что «Храбрецов» ждет большой успех. Он делает ставки на всех, но «Храбрецы» – его любимцы. Не имеет значения, кто из них играет, с кем и где, кто подает, кто получил травму, Принс все равно на их стороне и будет их всячески подбадривать.

Сегодня в моем распоряжении главный бар, и моя главная задача – следить, чтобы стакан Принса с ромом и тоником не просыхал. Он взвизгивает, когда Дейв Джастис делает удачный мощный бросок, приносящий команде лишнее очко. И затем отбирает часть выручки у коллеги болельщика. Они спорили, кто сделает этот бросок первым – Дейв Джастис или Барри Бондс. Я видел, что Принс поставил на то, какой будет первая подача игроку, чья очередь бить будет вторая и как он будет подавать мяч, сильным ударом или нет.

Хорошо, что сегодня я не обслуживаю столики. Голова у меня еще болит, и двигаться надо как можно меньше. К тому же я могу потаскивать пиво из холодильника, хорошее пиво в зеленых бутылках марки «Хайнекен» и «Музхед». Принс не возражает, что бармены тоже немножко между делом потягивают пивко.

Да, мне будет не хватать этой работы. А может, не уходить? Передняя кабинка полна наших студентов, все знакомые лица, но я бы предпочел с ними не встречаться. Они все, как и я, студенты-третьекурсники, и, наверное, у всех есть работа по специальности.

Можно быть барменом и официантом, пока ты еще студент-первокурсник или даже учишься на втором, есть даже некоторый престиж в том, чтобы подрабатывать в «Йогисе».

Но что за цена этому престижу через месяц, когда я окончу колледж!.. Тогда положение мое будет хуже, чем у студента, пытающегося свести концы с концами, и я стану жертвой, потерпевшим, статистической единицей, свидетельствующей о неудаче, еще одним студентом юридического колледжа, который не смог удержаться в тенетах юриспруденции и оказался никому не нужным.

Глава 7

Честно говоря, я не могу вспомнить, какие критерии я для себя сформулировал и потому применил на практике для первой попытки найти место работы. Я тогда остановился на «Юридическом заведении Обри X. Лонга и К°», но думаю, это отчасти зависело от их приятного и даже достойного на вид любезного объявления на желтых страницах телефонного справочника. Там же была помещена довольно невнятная черно-белая фотография мистера Лонга. Юристы, к сожалению, так же склонны помещать всюду свои фотографии, как предсказательницы судьбы по руке. Он производил впечатление человека искреннего, примерно лет сорока, с приятной улыбкой в противоположность неухоженным физиономиям, снимки которых обычно помещаются в юридических журналах. В его фирме работали четыре адвоката, специализировавшиеся на автокатастрофах. Они во что бы то ни стало стремились к восстановлению справедливости и предпочитали иметь дело со случаями увечья и с делами по страховке. Они изо всех сил сражались за интересы своих клиентов и гонорар брали, только добившись для них возмещения ущерба.

Но, черт возьми, должен же я был с чего-то начать. Я нашел адрес, по которому в городе находилась фирма, – в небольшом квадратном, решительно безобразном на вид кирпичном здании рядом с бесплатной парковкой. Она тоже была упомянута в телефонном справочнике. Когда я толкнул дверь, зазвенел колокольчик. Полноватая невысокая женщина, сидевшая за столом, заваленным бумагами, приветствовала меня чем-то вроде насупленной ухмылки. Я помешал ей печатать.

– Могу быть вам полезна? – спросила она, и ее жирные пальцы повисли в непосредственной близости от клавиатуры.

Черт, тяжелый случай. Я выдавил из себя улыбку.

– Да, возможно. Я хотел бы знать, нельзя ли увидеться с мистером Лонгом?

– Он в федеральном суде, – сообщила она и ударила двумя пальцами по клавишам. Что значит одно маленькое слово!.. Не просто «в суде», а в «федеральном». Слово «федеральный» подразумевает отношения с большими корпорациями, так что, когда юрист Обри Лонг имеет дело с федеральным судом, он, черт возьми, считает себя обязанным сообщить это всему свету. И его секретарша должна озвучивать эту информацию. – Так чем могу быть вам полезна? – повторяет она.

Я решился на самую жесткую правду. Уловки и мошенничество могут и подождать, хотя и недолго.

– Меня зовут Руди Бейлор. Я студент-третьекурсник юридического колледжа Мемфисского университета, вот-вот окончу его и хотел бы… ну… я как бы подыскиваю работу.

Теперь секретарша ухмыляется открыто. Она убирает руки с клавиатуры, поворачивается на вертящемся стуле и смотрит мне прямо в лицо, затем покачивает головой.

– Мы никого не берем на работу, – говорит она с явным удовлетворением, словно она глава отборочной комиссии по найму.

– Понимаю. А можно мне оставить анкету и письмо на имя мистера Лонга?

Она брезгливо берет документы, словно они вымокли в моче, и роняет их на стол.

– Я подложу их к таким же, как ваши.

А я, оказывается, еще в состоянии усмехаться:

– Много же нас здесь оказывается, а?

– Наверное, каждый день кто-нибудь приходит с предложением.

– Ах так? Извините, что побеспокоил.

– Нет проблем, – ворчит она под нос и опять поворачивается к машинке. Когда я ухожу, она уже яростно стучит по клавишам.

У меня много заявлений и много экземпляров анкеты. И я провожу уик-энд, сортируя бумаги и тщательно продумывая план наступления. Сейчас я очень много думаю о стратегии натиска, почти не испытывая оптимизма. Я планирую, что в ближайший месяц я каждый день буду посещать две-три небольшие фирмы, и так пять дней в неделю, пока не окончу колледжа. А там кто знает… Букер убедил Марвина Шэнкла прочесать все юридические коридоры в поисках работы для меня, а Маделейн Скиннер тоже, наверное, висит на телефоне, требуя, чтобы кто-нибудь меня нанял.

Может быть, кому-то и нужен работник?

В плане поисков под номером вторым значится фирма с тремя служащими в двух кварталах от той, где только что я побывал. Я уже наметил поход в нее заранее, так что легко смогу переместиться от одного отказа к получению второго.

Нечего зря время терять.

Согласно проспекту, «Нанли, Росс и Перри» – фирма с широким спектром судебных дел, которыми занимаются три парня, каждому из них немного за сорок. В фирме нет больше никаких служащих и подсобных юристов. И как будто большая часть дел связана с недвижимым имуществом – как раз тем, что я не выношу, но сейчас нельзя быть разборчивым.

Фирма размещается на третьем этаже нового железобетонного здания. В лифте душно, и поднимается он медленно.

На удивление, приемная оказывается очень приятной на вид. Линолеум с узором под дубовый паркет покрыт ковром с восточными мотивами. Стеклянный кофейный столик завален экземплярами газеты «Народ и мы». Секретарша опускает телефонную трубку и улыбается:

– Доброе утро. Чем могу служить?

– Пожалуйста, я хотел бы увидеться с мистером Нанли.

Все еще улыбаясь, она смотрит в толстую записную книжку посреди аккуратного стола.

– У вас назначена встреча? – спрашивает она, чертовски хорошо понимая, что ничего у меня не назначено.

– Нет.

– Понимаю. Но мистер Нанли в данный момент очень занят.

Так как прошлым летом я временно работал в юридической конторе, я понимаю, что мистер Нанли будет занят всегда, а не только в данный момент. Это обычная процедура. Ни один юрист в мире ни за что не сознается, что в данный момент он не утопает в делах, и не позволит своей секретарше говорить, что он свободен.

Могло быть и хуже. Например, он тоже мог сегодня утром отправиться в федеральный суд.

Родрик Нанли в этом заведении – старший партнер, он тоже выпускник Мемфисского университета, как следует из юридического справочника. Я составлял план наступления, стараясь включить в него как можно больше выпускников из нашего колледжа.

– Буду рад подождать, – замечаю я улыбаясь. Она тоже улыбается. Мы оба улыбаемся. В небольшом коридоре открывается дверь, и из нее выходит и направляется к нам человек без пиджака с закатанными рукавами рубашки. Он смотрит вверх, видит меня, и вот он уже рядом. Он подает папку улыбчивой секретарше.

– Доброе утро, – приветствует он. – Чем могу быть полезен? – Голос у него громкий. И вполне дружелюбный.

Женщина открывает рот, но я ее перебиваю:

– Мне нужно переговорить с мистером Нанли.

– Это я, – отвечает он и сует мне правую руку. – Род Нанли.

– Меня зовут Руди Бейлор. – Я крепко пожимаю его руку. – Я студент-третьекурсник Мемфисского университета, вот-вот окончу и хотел бы поговорить с вами насчет работы.

Рукопожатие еще продолжается и не становится менее крепким при упоминании о работе.

– Ага, – отвечает он, – насчет работы, да? – Он бросает взгляд на секретаршу, словно желая сказать: «Как это вы дали промашку и не выставили его?»

– Да, сэр. Если бы вы только уделили мне десять минут. Я знаю, что вы очень заняты.

– Но, знаете, буквально через несколько минут у меня слушание свидетельских показаний, и затем я сразу же отправляюсь в суд. – Он уже повернулся на каблуках, глядя на меня, потом переводит взгляд на секретаршу, затем смотрит на часы. Но в глубине души он добрый, мягкосердечный человек. Может быть, однажды, и не очень давно, он тоже стоял по эту сторону пропасти. Я смотрю на него умоляюще и протягиваю ему тоненькую папку с моей анкетой-заявлением на его имя. – Ну ладно, хорошо, давайте входите. Но только на минуту.

– Я вам позвоню через десять минут, – быстро говорит секретарша, стараясь искупить свою вину.

Как все очень занятые юристы, Нанли смотрит на часы, с секунду о чем-то размышляет и затем очень серьезно заключает:

– Да, максимум через десять минут. И позвоните Бланш. Скажите, что я, может быть, слегка опоздаю.

Таким образом, они быстро договорились, эти двое. Они оказали мне любезность, но незамедлительно обусловили и мой скорый уход.

– Идите за мной, Руди, – предлагает он с улыбкой, и я буквально приклеиваюсь к его спине, когда мы проходим по коридору.

Его кабинет представляет собой квадратную комнату. За столом вся стена уставлена книжными шкафами, на стене напротив двери красуется довольно внушительная реклама его личных достижений. Я быстро оглядываю их: почетный член клуба «Ротари», доброволец-бойскаут в юности, грамота «Лучшему адвокату месяца», по крайней мере две научные степени, фотография, на которой Род запечатлен с каким-то краснолицым политиком, членом Коммерческого совета. Этот парень все готов заключить в рамку и повесить на стенку.

Слышу, как тикают часы, когда мы усаживаемся и смотрим друг на друга через огромный, выбранный по каталогу стол американского делового стиля.

– Извините за настырность, – начинаю я, – но мне действительно нужна работа.

– Когда вы оканчиваете учебу? – спрашивает он, наклонившись и облокачиваясь на стол.

– В следующем месяце. Я знаю, по правилам игры я пришел с опозданием, но этому есть веская причина. – И затем рассказываю историю моих отношений с «Броднэкс и Спир».

Когда я подхожу к «Тинли Бритт», стараюсь изо всех сил нажать на предполагаемую его неприязнь к большим фирмам.

Неприязнь проистекает из естественного чувства соперничества, которую обычно испытывают такие мелкие людишки, как мой приятель Род, простецкий адвокат, по отношению к напыщенным, утонченным мальчикам, что служат в городских небоскребах. Я немного привираю, говоря, что «Тинли Бритт» хотела обсудить вопрос моей занятости, а затем ловко вворачиваю нужный мне пунктик насчет того, что я просто никогда бы не смог работать на большую компанию. Это совсем не в моей натуре. Я слишком независим и хочу представлять людей, а не большие корпорации.

Весь рассказ занимает меньше пяти минут.

Он умеет слушать, хотя и немного нервничает, так как за спиной звонят телефоны. Он заранее знает, что не возьмет меня, и, таким образом, тянет время, ждет, когда истекут мои десять минут.

– Они продешевили, – говорит он любезно, когда я заканчиваю.

– Но, возможно, это и к лучшему. – Я кроток, как агнец, ведомый на заклание. – Однако я готов работать. Я окончу среди первой трети курса по оценкам. Я обожаю проблемы недвижимости и занимался на двух соответствующих спецкурсах. И хорошо прошел оба.

– Да, мы много занимаемся недвижимостью, – заключает он с большим удовлетворением, как будто это самое прибыльное дело на свете. – И судебными процессами, – добавляет он с еще большим удовлетворением. Немногим больше, чем обычный кабинетный практик и делопроизводитель, возможно, очень поднаторевший в том, чем занимается, и способный на этом неплохо зарабатывать для беспечального образа жизни, он хочет еще и казаться одаренным судебным борцом, а с моей точки зрения – дураком-законником. Он говорит об этом, потому что так принято у юристов, это обычные хитрости. Я мало с кем знаком из них, но еще не встречал такого, который не уверял бы, что может дать в суде пинка в любую задницу.

Мое время истекает.

– Я работал, когда учился. Все последние семь лет. Ни одного пенни помощи от семьи.

– Что это была за работа?

– Да за любое дело брался. Сейчас вот работаю в «Йогисе», обслуживаю столики и бар.

– Вы бармен?

– Да, сэр. В том числе и бармен.

Он держит мою анкету.

– Вы холостяк, – произносит Нанли медленно. Но это написано там черным по белому.

– Да, сэр.

– Есть серьезный роман?

А это уже совсем не его дело, но я не в том положении, чтобы возражать.

– Нет, сэр.

– Но вы не голубой, а?

– Нет, конечно, нет. – И мы, гетеросексуалы, дружно улыбаемся. Мы с ним белые парни, очень правильные во всех отношениях.

Род откидывается назад, и лицо его становится внезапно серьезным, словно предстоит очень важное и неотложное дело.

– Мы уже несколько лет не нанимаем новых служащих. Но интересно, сколько сейчас большие фирмы в городе платят своим новобранцам?

Для такого вопроса есть причина. Что бы я ни ответил, он разыграет ужасное недоверие при упоминании о невероятных заработках в небоскребах. Но худо-бедно, это заложит фундамент нашего разговора о деньгах.

Врать бесполезно. Он, наверное, имеет достаточное представление о разнице в заработках. Юристы обожают посплетничать.

– «Тинли Бритт» – сторонники самого высокого жалованья. Я слышал, что зарплата иногда доходит до пятидесяти тысяч долларов.

Я еще не закончил, а он уже трясет головой.

– Не шутите, – говорит он в замешательстве. – Не надо шутить.

– Но я не настолько дорог, – быстро заявляю я. Я уже решил продать себя задешево любому, кто сделает предложение. У меня низкая планка, мне бы только зацепиться здесь, и тогда я буду усердно работать пару лет, а потом, может быть, подвернется что-нибудь еще.

– Что у вас на уме? – спрашивает он, словно его могущественная маленькая фирма может действовать наравне с большими ребятами, а другое положение было бы просто унизительно для него.

– Я буду работать за половину суммы. За двадцать пять тысяч долларов. Я согласен на восемьдесят часов в неделю, я займусь всеми «протухшими» делами, буду делать всю черную работу. Вы, и мистер Росс, и мистер Перри можете отдать мне все дела, за которые теперь ни за что бы не взялись, и я закончу их в полгода. Обещаю. Я отработаю свое жалованье в первые же двенадцать месяцев, а если нет, тогда сам уйду.

Род открыл рот, блеснули зубы. В глазах запрыгали огоньки при мысли, что все дерьмо будет вычищено из его конюшни и это сделает кто-то другой, а не он. В этот момент раздался громкий дребезжащий звонок по внутреннему телефону, и я услышал голос секретарши:

– Мистер Нанли, вас ждут.

Я бросаю взгляд на часы. Прошло всего восемь минут.

Он смотрит на свои. Хмурится, а потом говорит:

– Интересное предложение. Дайте подумать. Я должен поговорить с партнерами. Каждый четверг утром мы встречаемся для обмена мнениями. – Он встает. – Я обсужу с ними ваше предложение. Мне, по правде говоря, не приходила в голову такая перспектива. – Он обходит стол и уже готов меня выпроводить.

– Я буду работать, мистер Нанли. Двадцать пять тысяч в год устроят и меня, и вас. – И пячусь к двери.

На минуту он останавливается, словно остолбенев.

– О, дело не в деньгах, – возражает он, как будто он и его партнеры даже помыслить не способны, чтобы платить меньше «Тинли Бритт». – Просто у нас сейчас и так дела идут гладко. Делаем большие деньги, понимаете ли. Все довольны. И мы совсем не думаем о расширении. – Он открывает дверь и ждет, когда я выйду. – Мы с вами свяжемся.

Он провожает меня до двери и велит секретарше обязательно записать мой телефон. Он крепко пожимает мне руку, желает всего хорошего, обещает вскоре позвонить, и через несколько секунд я уже на улице.

Чтобы собраться с мыслями, мне нужна минута-другая. Я только что предложил продать мое образование и накопленный юридический багаж за бесценок и вот теперь стою опять на тротуаре. Судя по тому, как развиваются дела, моя краткая беседа с Родриком Нанли будет, очевидно, одной из самых продуктивных моих попыток.

Сейчас почти десять. Через тридцать минут у меня спецкурс «Избранные статьи Кодекса Наполеона», на него надо пойти, потому что я прогуливал его целую неделю. Конечно, я могу прогуливать его еще три недели, и никто не обратит внимания. Экзаменов по этому спецкурсу нет.

Я теперь свободно расхаживаю по колледжу, не стыдясь показываться на людях. Через несколько дней большинство студентов-третьекурсников покинут это здание. Пребывание в юридическом колледже начинается с интенсивной, как артиллерийский огонь, работы и с усиленной подготовки к экзаменам, а заканчивается несколькими поверхностными опросами и никому не нужными письменными работами. И все мы гораздо серьезнее относимся к экзамену на звание адвоката, чем беспокоимся о наших последних занятиях. А многие уже готовятся приступить к работе.

Маделейн Скиннер приняла мой случай близко к сердцу и страдает почти так же, как я, потому что обоим нам не везет.

Есть сенатор от Мемфиса, его офису в Нашвилле может понадобиться штатный поверенный для составления памятки законов и подзаконных актов – тридцать тысяч плюс регулярные выплаты премиальных от страховых компаний и разных агентств, но для этого надо уже иметь лицензию юриста-консультанта и двухлетний стаж работы. Какая-то маленькая компания ищет адвоката, пусть и с незаконченным образованием, но знающего бухгалтерское дело. Однако все эти годы я изучал историю.

– Департаменту помощи неимущим округа Шелби в августе понадобится штатный адвокат. – Она листает бумаги на столе, отчаянно пытаясь что-нибудь отыскать.

– Адвокат по делам помощи неимущим?

– Звучит великолепно, правда?

– А сколько они платят?

– Восемнадцать тысяч долларов.

– В чем состоит работа?

– Преследование папаш, находящихся в бегах, чтобы заставить их платить алименты.

– Опасное дело.

– Но это работа.

– А что я буду делать до августа?

– Готовиться к экзаменам на адвоката.

– Правильно, и если я буду усердно заниматься и выдержу экзамен, то удостоюсь работы в Департаменте помощи неимущим за минимальное жалованье.

– Послушай, Руди…

– Извините, сегодня у меня был тяжелый день.

Я обещаю наведаться завтра, чтобы завтра, не сомневаюсь, повторился сегодняшний разговор.

Глава 8

Где-то в архивных глубинах фирмы Шэнкла Букер нашел формы. Он рассказал, что в подвальном этаже сидит служащий, который время от времени занимается банкротствами и заполняет эти формы, но можно будет стащить несколько штук и самому сделать всю необходимую бумажную работу.

Формы довольно простые. На одной странице надо записывать все виды имеющейся собственности, что для меня легкая и быстрая задача. На другой странице список долгов. А также графы для сведений о занятости, предстоящих судебных разбирательствах и так далее. Все это имеет отношение к статье седьмой Закона о банкротстве. Когда все имущество уходит в уплату за долги, которые тем самым ликвидируются.

Я больше не работаю по найму в «Йогисе». То есть я работаю, но теперь мне платят наличными, а не по ведомости.

Никаких завитушек-расписок. Никаких обязательств делить мои тощие заработки с «Тексако». Я обсудил свое бедственное положение с Принсом, рассказал ему, как ужасно обстоят у меня дела, виня во всем образование и кредитные карточки, и он радостно согласился платить наличными, послав к черту государство. Он сам твердый последователь денежно-безналоговой экономики.

Принс также предложил деньги взаймы, чтобы выкрутиться, но это мне ни к чему. Он думает, что я скоро стану преуспевающим молодым адвокатом, делающим большие деньги, а у меня не хватило духу признаться, что, наверное, придется еще некоторое время у него поработать.

Не сказал я ему и того, как много мне пришлось бы у него занимать. «Тексако» судится со мной на сумму 612 долларов 88 центов, включающую судебные издержки и гонорары их доверенному. Мой домовладелец предъявил иск на 809 долларов, тоже включающий издержки и гонорары. Но настоящие волки только-только показались на горизонте. Я даже получаю скверные письма с угрозой натравить на меня адвокатов.

У меня есть кредитные карточки на предъявителя «МастерКард» и «Виза», выданные разными банками в Мемфисе. В промежуток между Днем благодарения и Рождеством в прошлом году, в благословенный краткий промежуток времени, когда я был уверен, что через несколько месяцев поступлю на хорошую работу, и когда я был так напрасно влюблен в Сару, я решил купить ей пару прелестных подарочков на праздники.

Причем хотел, чтобы это были подарки непреходящей ценности. С помощью «Мастеркард» я купил золотой с бриллиантами браслет за тысячу семьсот долларов, а на «Визу» приобрел для своей драгоценной комплект старинных серебряных сережек. Это обошлось мне в тысячу сто долларов. А за день до того, как она объявила, что больше не желает меня видеть, я пошел в магазин деликатесов и купил бутылку шампанского «Дом Периньон», полфунта гусиной печенки, немного икры, несколько чудесных сортов сыра и еще кое-какой вкуснятины для нашего рождественского пира. Это обошлось мне в триста долларов, но, черт возьми, ведь жизнь коротка.

Зловредные банки, выпускающие такие карточки, по неизвестной мне причине расширили перечень вещей, которые я мог приобретать в кредит, и как раз за несколько недель до праздников. Внезапно я получил возможность тратить сколько хочу, а так как впереди всего через несколько месяцев меня ожидали прощание с науками и работа, я был уверен, что смогу обернуться, делая небольшие необходимые месячные взносы в погашение долгов, к лету. Поэтому я тратил и тратил и лелеял сны золотые о прекрасной жизни вместе с Сарой.

Я теперь ненавижу себя за это, но тогда я взял листок бумаги и все тщательно рассчитал. Я вполне мог бы справиться.

Итак, паштет из гусиной печенки протух, когда вечером я, накачавшись дешевым пивом, забыл убрать деликатес в холодильник. Рождественский ленч из сыров и шампанского я съел в одиночестве в моей полутемной квартирке. К икре я не притронулся. Я сидел на своей бугристой софе и смотрел на драгоценные подарки, валявшиеся на полу. Поклевывая большие куски сыра бри и отпивая понемногу «Дом Периньон», я смотрел на рождественские подарки для моей возлюбленной и плакал.

Однако в какой-то момент между Рождеством и Новым годом я взял себя в руки и договорился, что верну дорогостоящие подарки туда, где купил. Сначала, правда, я тешил себя мыслью, что брошу их в реку с моста или сделаю еще что-то вроде этого. Поэтому, зная свое эмоциональное состояние, я постарался держаться подальше от мостов.

Это случилось в первый день нового года. Вернувшись домой после долгой прогулки и легкого выпивона, я понял, что меня обокрали, дверь была взломана. Воры утащили мой старый телевизор и стерео, кувшин с четвертаками, стоявший на комоде, и, разумеется, драгоценности, которые я купил для Сары.

Я вызвал полицейских и заполнил все требуемые формы и заявления. Я показал им кредитные квитанции. Сержант покачал головой и посоветовал обратиться в мою страховую компанию.

Я «наел» по своей пластиковой карточке три тысячи долларов. И теперь надо было срочно улаживать это дело.

Завтра я должен явиться в суд по поводу неуплаты квартирной аренды. В Законе о банкротстве есть замечательная оговорка, которая автоматически дает отсрочку во всех судебных начинаниях против должника. Вот почему большие корпорации, включая мою приятельницу «Тексако», прибегают к помощи судов по делам банкротств, когда им требуются защита и покровительство. Ведь мой домовладелец завтра уже ничего против меня сделать не сможет, даже позвонить по телефону и как следует обругать.

Я выхожу из лифта и делаю глубокий вдох. Коридор до отказа забит адвокатами. Здесь работают на полной ставке трое судей по делам о банкротстве, их офисы на этом этаже.

Они ежедневно проводят десятки слушаний, и на каждом слушании требуется присутствие целой группы адвокатов. Один защищает должника, несколько представляют интересы кредиторов. Это настоящий зоопарк. Я слышу множество важных разговоров, пока тащусь, шаркая, мимо: адвокаты шумно спорят о неоплаченных медицинских счетах, а также о том, сколько стоит грузовик-пикап. Я вхожу в приемную и жду десять минут, пока здешние адвокаты неторопливо раскладывают по порядку различные заявления и просьбы. Они очень хорошо знакомы с помощницами-делопроизводителями и напропалую флиртуют и болтают с ними о пустяках. Черт возьми, хотел бы я тоже стать влиятельным адвокатом по делам о банкротстве, чтобы здешние девушки тоже звали меня по имени, как этих Фредов или Санни.

В прошлом году преподаватель учил нас, что дела о банкротствах – плодотворная почва для нашего будущего, учитывая экономическую неопределенность, сокращение рабочих мест, уменьшение масштабов корпораций. Но ведь так считает человек, который никогда не занимался частной практикой.

Однако сегодня все выглядит действительно как одно большое и очень продуктивное производство. Направо и налево адвокаты составляют заявления о банкротствах. Такое впечатление, что все и всюду разоряются.

Я вручаю свои бумаги проворной девушке, у которой рот набит жвачкой. Она смотрит на заявление и затем внимательно оглядывает меня. На мне грубая рубашка и армейские брюки.

– Вы юрист? – спрашивает она довольно громко, и кое-кто оглядывается на меня.

– Нет.

– Вы должник? – спрашивает она еще громче, чавкая жвачкой.

– Да, – поспешно отвечаю я. Должник, не являющийся юристом, сам может составлять свое заявление, хотя нигде этого не сказано.

Она одобрительно кивает и ставит печать на моем заявлении.

– За прием заявления восемьдесят долларов, будьте любезны.

Я вручаю ей четыре двадцатки. Она берет бумажки и подозрительно их разглядывает. В моем заявлении нет номера банковского счета, потому что я вчера его закрыл, изъяв тем самым свою собственность в 11 долларов 84 цента. Другие предметы, которыми я владею, – очень подержанная «тойота» – 500 баксов, разномастная мебель и кухонная утварь – 150, несколько пар вельветовых брюк – 200, юридические справочники – 125, одежда и белье – 150. Все эти вещи считаются личными и, таким образом, изымаются из рассмотрения в судебном разбирательстве, которое я только что начал. Я могу их оставить при себе, но продолжать платить за «тойоту».

– Значит, наличными, да? – говорит она и начинает выписывать мне квитанцию за полученные деньги.

– У меня нет банковского счета, – чуть не ору я, заботясь об удобствах тех, кто, возможно, прислушивается к нашему разговору и хочет узнать продолжение моей истории.

Она яростно смотрит на меня, я с не меньшей ненавистью на нее. Она возвращается к своей скоропалительной работе и через минуту швыряет на стол копию заявления и квитанцию.

Я обращаю внимание на дату, время и зал, когда и где начнется слушание дела.

Я уже почти у двери, но тут меня останавливают. Толстый молодой человек с потным лицом и черной бородой легонько касается моей руки.

– Извините, сэр, – произносит он. Я останавливаюсь и смотрю на него. Он сует мне в руку визитную карточку. – Робби Молк, доверенный. Я невольно слышал, о чем вы говорили. И подумал, может быть, вы нуждаетесь в помощи, чтобы уладить дело с вашей КБ?

«КБ» – это сокращение, которое какой-то остряк-адвокат придумал для карточки банкрота.

Я смотрю на визитку, затем ему в лицо, покрытое оспинами. Я уже знаю о Молке, видел его имя в газете, в колонке объявлений. Он предлагал помощь за сто пятьдесят долларов в связи со статьей седьмой законодательства и теперь тут как тут, отирается в приемной в роли коршуна, готового ринуться на какого-нибудь замученного долгами бедолагу, из которого можно выбить эти сто пятьдесят баксов.

Я вежливо прячу его визитную карточку.

– Нет, благодарю, – отвечаю я, стараясь быть нелюбезным. – Я сам смогу с этим управиться.

– Но существует много способов избегать преследования по суду, – быстро продолжает он. И я уверен, что он говорил это уже тысячу раз. – Седьмая статья очень непроста. Я каждый год убеждаюсь, что там тьма подвохов. Двести долларов на бочку, и я перехватываю мяч и веду вашу игру. Я заручусь поддержкой всех присутствующих на суде.

Значит, теперь это стоит двести долларов. Наверное, он накинул за удовольствие войти с ним в персональный контакт. Очень легко было бы сейчас дать ему от ворот поворот, но внутреннее чувство подсказывает: Молк не такой человек, чтобы позволить ему нагрубить.

– Нет, благодарю вас, – повторяю я и прохожу мимо.

Спуск идет медленно и с большими неудобствами, лифт битком набит юристами, все плохо одеты, с потертыми портфелями и стоптанными каблуками. Они судачат об исключениях из перечней предметов личного обихода и о том, что застраховано, а что нет. Противная, надоедливая болтовня адвокатов. И у всех серьезные лица, словно они говорят о потрясающе важных вещах. Такое впечатление, что они просто не могут заткнуть фонтан.

Мы уже почти на первом этаже, когда я едва не подпрыгиваю от мысли, пришедшей в голову: понятия не имею, что я буду делать ровно через год, но только, может быть, и это очень-очень вероятно, я тоже буду спускаться на этом самом лифте и болтать на банальные темы с этими же людьми. Скорее всего так и окажется, я стану вроде них, буду так же развязно ходить по улицам и пытаться выжать деньгу из тех, кому нечем платить. Так же буду слоняться по залам судов в поисках какого-нибудь дела. От этой ужасной мысли у меня начинает кружиться голова. В лифте жарко, дышать нечем. Мне кажется, что меня сейчас вытошнит. Лифт останавливается, юристы вырываются в коридор и рассеиваются в разные стороны, все еще переговариваясь на ходу и решая деловые вопросы.

На свежем воздухе в голове проясняется, пока я иду по Средне-Американской аллее, пешеходной улице с маленьким специально приспособленным троллейбусом, который должен подбирать и развозить алкоголиков. Аллею часто называют Главной улицей, и она дом родной для множества юристов.