Текст книги "Пылающее копье"

Автор книги: Джон Голсуорси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

XVI
...БОРЕТСЯ ЗА ВЕРУ

Треволнения, испытанные мистером Левендером, привели к тому, что Джо Петти назвал «честным нокаутом», и нашему герою пришлось провести три дня без газет, в постели. Тем не менее он распорядился, чтобы миссис Петти ни в коем случае не рвала и не теряла газеты, но складывала их стопкой в кабинете. Она так и поступала; хотя ее первой мыслью было каждое утро растапливать печь на кухне всеми пятью, однако по здравом раздумий она пришла к выводу, что двадцать газет, прочитанных в один присест, произведут на него более усыпляющее действие, нежели только пять.

Итак, мистер Левендер провел эти три дня в полном уединении, подкармливая Блинк, глядя в потолок и беседуя с Джо. Мучительное сознание, что он опять не сумел воздержаться от спиртного, заставляло его смотреть на жизнь глазами скорее ежемесячных, чем ежедневных изданий, и вести со своим шофером дискуссии отчасти философического характера.

– Наше будущее в значительной степени зависит от того, кто управляет нашей страной, Джо, – сказал мистер Левендер в последний вечер своего вынужденного уединения. – Как вы думаете, кто управляет нами на самом деле?

– Понятия не имею, – ответил Джо, – может быть, Глист?

– Не знаю, кого или что вы обозначаете этим словом, – ответил мистер Левендер. – Я спрашиваю, управляет ли нашей страной Народ?

– Народ! – ответил Джо. – Народ похож на того типа в сумасшедшем доме, которому позволили иметь чувства, но только не выражать их. В один прекрасный день все это выйдет наружу, и тогда у нас будет веселая жизнь.

– В таком случае, быть может, нами правит Общественное Мнение, выражаемое Прессой? – продолжал мистер Левендер.

– Ну нет, – сказал Джо. – Пресса больше выражает мнение мэров. Вы замечали, сэр, когда Пресса хочет поддержать то, что не нравится народу, она отправляется за помощью к мэрам и печатает их общественное мнение в два столбца?

– Мэры – исключительно ценные члены общества, – сказал мистер Левендер.

– Да я ничего не имею против них, – ответил Джо, – очень средняя публика, но они не Народ.

Мистер Левендер вздохнул.

– Кто же тогда Народ, Джо?

– Я, – ответил Джо. – У меня нет никаких особых мнений ни о чем, просто я хочу жить спокойно: малость пивка, табачок, рабочая неделя покороче и никаких лишних забот.

– Если вы сравните это с устремлениями наших мэров, вы увидите, как убоги ваши мечты, – сурово проговорил мистер Левендер.

– Пусть убоги, сэр, – ответил Джо, – только одного вы не заметили. Чтобы добиться своего, мне не надо никого приносить в жертву. А почему? Да у меня нет никаких особых устремлений. Это самое ценное. Возьмите Прессу, Парламент, мэров – все с ума посходили от устремлений. То Свободная Торговля, то Империализм, то Свобода для Европы, то Рабство для Ирландии, то Пожертвуем последним человеком и последним долларом. И никогда не знаешь, что у них будет следующим номером. А все эти устремления ведут к тому, что кого-то другого ради них приносят в жертву. Поймите все это правильно, сэр. Ну-ка, скажите речь, которая бы не исходила из этого!

– Мы уклонились от темы, Джо, – заметил мистер Левендер. – Так кто же управляет нашей страной?

– Невидимая Сила, – быстро ответил Джо.

– То есть?

– Ну, сэр, мы же демократическая страна. Народ избирает Парламент. Парламент избирает Правительство. Пока все в порядке, но что дальше? Правительство говорит: "Я сделаю то-то". Если с этим согласна Невидимая Сила, все идет гладко. А если не согласна? Эта Н. С. начинает действовать; в сотне газет появляется то, что Н. С. называет Общественным Мнением, то есть мнением тех, кто согласен с Н. С. Вот в ней-то и дело, сэр, управляет она, и это как будто убедительно. Нападки на политику правительства, гнусности о тех министрах, которые неосмотрительно говорят то, что думают, – им приписывают немецких родителей и прочие тайные грехи; и что самое главное, сотня газет никогда не скажет ни слова в поддержку правительства. Это идет изо дня в день, это беспокоит парламентские умы, действует на нервы правительству, а у правительства всегда слабые нервы, и вот министры говорят: "Явный непорядок, общественное мнение против. Нас могут выставить, а этого допустить нельзя, потому что никакие другие парни отечества не спасут". Кабинет заседает, политика меняется. А настоящего общественного мнения они никогда и не слыхивали. Они слышали только то, что позволила Н. С. На месте правительства я бы раз и навсегда покончил с этой Н. С.

– Ах! – воскликнул мистер Левендер, у которого глаза повылезали из орбит, так глубоко он был взволнован этой новой для себя мыслью.

– Да, – продолжал Джо, – будь я Правительством, как только бы такое случилось, я бы сказал: "Ладно, старая чертовка, делай, что тебе заблагорассудится. Я за тебя не отвечаю. Нападай, дави и так далее. Мы все равно будем гнуть свое!" И я бы так и делал. И что бы получилось? Или Н. С. вышла бы за пределы закона – и тогда бы я бросился на нее, прикрыл ее газеты и упек ее самое в каталажку, – или она сама бы сдалась и прекрасно проглотила все, что я делаю. Как бы то ни было, а Н. С. был бы конец. Ее цепей на мне бы не осталось. Но я не правительство, а правительство боится щекотки. Скажите, сэр: что толку иметь конституцию и избирать этих парней, когда они раз в жизни не могут поступить по своему разумению? Н. С. может быть патриотична и почтенна, может, у нее самые лучшие намерения и все такое, но она противоречит Конституции, а, кроме того, я не намерен отдавать последнюю кровь и последние деньги в демократической стране ради прихоти какого-нибудь типа или триумвирата, или кого-нибудь еще. А коли правительство не знает, чего хочет страна, то почему не спросить об этом как полагается? Нечего им судить понаслышке и верить газетам. Вот что я думаю. Слушая эту речь, мистер Левендер взволновался до такой степени, что его начало трясти, ибо, сам того не желая, Джо обнажил перед ним зияющую бездну между его преклонением перед политиками и его любовью к Прессе. И, как только шофер умолк, он воскликнул:

– Оставьте меня, Джо, я должен это продумать.

– Ладно, – усмехнулся Джо, забрал у хозяина чайный поднос, поставил его туда, где он скорее всего мог перевернуться, и вышел.

"Может ли быть, что я служу и Богу и Маммоне? – подумал мистер Аевендер, оставшись один. – Но что есть Бог и что есть Маммона? – прибавил он, и мысли его заплясали по бесчисленным речам и передовицам, составлявшим его духовную диету с самого начала войны. – А не может быть, что и то и другое есть Бог, или же, наоборот, Маммона? Если то, что говорит Джо, правда, и в газетах пишут только то, что одобряет эта Невидимая Сила, выходит, я все время знакомился с мнениями призраков и теней; да и разве сам я не призрак общественного деятеля? Ведь я не знаю ничего, кроме того, что пишется в газетах. – И, видя, что самые устои его веры находятся под угрозой, он сбросил с себя одеяло и стал расхаживать по комнате взад-вперед. – Выходит, что все мы лишь резиновые мячики, которыми играет невидимая рука, – размышлял он, – среди нас нет никого, кто мог бы, отскочив, ударить жонглера в глаз и повергнуть его. Боже, как я несчастлив, я не знаю, что есть мой Бог и что есть я сам: общественный деятель или резиновый мячик".

И чем больше он думал, тем ужаснее казалось ему его положение, ибо теперь он понимал, что газеты и брошюры, которыми кабинет был завален до потолка, вероятно, сообщали ему не истину, но ее тщательно отредактированные версии.

– Я должен освободиться от этого кошмара, – проговорил он вслух, иначе я потеряю способность помогать отечеству, над которым нависла угроза.

Внезапно его лоб покрылся испариной: он понял, что даже не знает, существует ли эта угроза на самом деле, – так странно подействовали слова Джо на его способность верить чему-либо.

"Но, без сомнения, эта угроза по крайней мере была когда-то, – подумал он, хватаясь для устойчивости за умывальник. – И все же, как я могу быть уверенным хотя бы в этом, ведь мне об этом только говорили; да и говорившие сами узнали это от Невидимой Силы, а та могла ошибиться или исказить истину в корыстных целях! О, как это ужасно, и где выход?"

И в судорогах, вызванных первыми сомнениями в истинности своей веры, он затряс фаянсовый таз умывальника.

– Куда же мне пойти, чтобы узнать истину? – вскричал он. – Даже книги, по-видимому, зависят от Невидимой Силы и не достигают моих глаз без ее санкции!

И чем больше он думал, тем больше убеждался, что ему ничто не поможет, кроме встречи лицом к лицу с самой Невидимой Силой, ибо только тогда он сможет убедиться, кто она, Ангел Истины или Демон, нисшедший на землю. Стоило этой идее прийти ему в голову, как он тотчас же осознал, что, осуществив этот план, он не только успокоит душу и окончательно утвердится в своей вере – или навсегда отречется от нее, – но и окажет величайшую услугу отечеству и всем общественным деятелям.

"Этим я увековечу свои труды, – подумал он, – и послужу Авроре, заре Истины и Красоты. Однако, я пока недостоин взяться за это высокое дело, ибо оно бесконечно сложнее и мучительнее всего, за что я брался доселе. Что делать, чтобы подготовить мой разум для этой высокой миссии, просветлить и освободить его от всех предрассудков, в которых я погряз, сам того не ведая? О, если бы я мог хоть на мгновение покинуть землю, чтобы побеседовать с облаками! Мне надо побывать в Хендоне {Один из первых английских аэродромов.}, может быть, там кто-нибудь за вознаграждение поднимет меня на небо, ибо на земле я более ни в чем не уверен".

И, завершив свои размышления этим высоким планом, он улегся в постель, причем голова его была легче, чем зрелый гриб-дождевик.

XVII
...ОБРАЩАЕТСЯ С РЕЧЬЮ К ОБЛАКАМ

Наутро по выздоровлении мистер Левендер ни свет ни заря отправился на знаменитый аэродром, никому не сказав о своем намерении. У подножия холма он с досадой обнаружил, что Блинк, заметив отсутствие хозяина, поспешила за ним. Поэтому ему пришлось проделать весь путь пешком, что сильно отсрочило его прибытие в Хендон. Однако судьба благоприятствовала ему, ибо он увидел, что его уже ожидает готовый к отлету аппарат, на который сосредоточенно смотрит молчаливый молодой человек с лошадиной челюстью и крылышками на груди.

– Готовы, сэр? – спросил он.

– Да, – ответил мистер Левендер, с ног до головы одетый в мех и кожу. Не будете ли добры подержать мою собаку? – обратился он к механику, погладив Блинк с таким чувством, словно навеки расстается с самым дорогим на свете существом.

Механик взял ее за ошейник, мистера Левендера посадили в кабину, где впереди него уже сидел молодой авиатор.

– У меня может быть приступ морской болезни? – спросил мистер Левендер.

– Может, – ответил молодой авиатор.

– Это не остановит меня, чем менее материален я стану, тем лучше.

Молодой авиатор оглянулся на него, и мистер Левендер уловил удивление в его желтых глазах.

– Держитесь, – сказал авиатор, – включаю мотор.

Мистер Левендер повиновался; аппарат медленно тронулся, но в это мгновение Блинк, издав отчаянный вопль, ринулась вперед и, вырвавшись из рук механика, вскочила в кабину и прижалась к груди мистера Левендера.

– Остановитесь! Остановитесь! – закричал он. – Моя собака!

– Устройте ее между ногами. Она не первая летит и не последняя вернется на землю.

Мистер Левендер устроил ее как мог.

"Если погибнем, Блинк, так вместе", – подумал он.

Верное создание, уже сожалевшее о своем поступке, ибо аппарат стал подниматься и воздух, взглянуло потускневшими глазами на мистера Левендера, который обеими руками зажимал себе уши, потому что рев мотора был оглушителен. Он почувствовал, что в желудке его что-то подымается, но это ощущение скоро прошло и сменилось волнением от мысли, что он покидает землю, так как они были уже на высоте дома и быстро поднимались еще выше.

"Я совсем не чувствую себя птичкой, – думал он, – скорее, я словно на медленном поезде, идущем по поверхности моря, или же на деревянном коньке карусели. Тем не менее я предвижу, что мой дух скоро обретет свободу, ведь я покидаю землю, похожую отсюда на шахматную доску, на которой переставляет фигуры невидимая рука!" – И, чрезмерно вытянув шею, он стукнулся подбородком о спину авиатора.

С трудом вернув голову в нормальное положение, он сосредоточил свое внимание на очищении духа, так как это и было главной целью его воздушного путешествия.

"Я нахожусь в трансцендентальном эфире, – думал он. – Он должен придать мне такую поразительную силу слов, какой достигали лишь величайшие писатели и ораторы; и поскольку я так быстро отвлекаюсь от низкой реальности, передо мной, подобно одной из тех звезд, к которым мы держим путь, появится Истина, впрочем, пока я ее не вижу".

Зажатая между коленями хозяина, Блинк, которая до сих пор не подозревала, что рассталась с землей, вылезла повыше и, положив передние лапы ему на грудь, скорбно смотрела в грозную пустоту окрест. Мистер Левендер судорожно обнял ее. Они быстро приближались к стаду небесных барашков, которые все росли и росли, пока не обратились в огромные снежные горы, разделенные полосами синевы.

"Неужели мы полетим над ними? – подумал мистер Левендер. – Надеюсь, что нет, они такие страшные".

Его опасения вскоре рассеялись, так как аппарат взял прямой курс, быть может, на тысячу футов ниже облаков, и лишь легкие их обрывки порою застилали поле зрения мистера Левендера и увлажняли его лоб.

Блинк опять устроилась между хозяйскими ногами, и вполне естественный трепет начал сменяться в душе мистера Левендера чувствами безопасности и восторга.

"Я вознесен на крыльях утра над всеми низменными страстями и умыслами. Скоро великие мысли начнут тесниться в моей голове, и я, наконец, увижу всеобщую абсолютную Истину".

Но великие мысли не приходили, вместо этого им овладела странная апатия, голова его откинулась, рот открылся. Так могло бы продолжаться до приземления, если бы авиатор не выключил мотор. Теперь они задумчиво плыли между облаками. С прекращением шума мысль мистера Левендера заработала вновь, и он с радостью услышал голос авиатора:

– Ну как вы там, сэр?

– Что касается моих ощущений, то это восхитительно, – ответил мистер Левендер, – ибо после первых мгновений, когда непривычность движения причиняет некоторые неудобства, я быстро ощутил радость нашего великого полета. Устремляться к сферам, видеть землю похожей на шахматную доску, ощущать под собою гибкое тело аэроплана, послушное каждому движению отважного юного авиатора, наполниться ревом мотора, быть как вольный орел, знать, что от малейшей ошибки бесстрашного юного пилота мы разлетимся на миллион частиц, – значит пережить незабываемое, то, чего никогда... гм... не забыть.

– Да ну! – сказал молодой авиатор.

– Да, – продолжал мистер Левендер, который словно читал свою собственную статью в завтрашней газете, – такие чувства должна испытывать покинувшая бренное тело душа по пути от земли к небу. Мы увидели на огромном расстоянии под нами узкую ленту дороги, по которой ползли две черные точки, и поняли, что это люди точно такие же, каких мы видели, покидая наше огромное общее обиталище, именуемое Землей.

– М-да, – сказал молодой авиатор, пока мистер Левендер переводил дух, у вас это здорово выходит, сэр! Где это появится?

– Эти огромные волокнистые существа, известные под именем облаков, продолжал мистер Левендер, не обращая внимания на вопрос, – казалось, ждали нашего прибытия в утреннем блеске своих величественных снегов, и мы, дышавшие разреженным воздухом, вдруг почувствовали, что не можем молча пролететь мимо них. – Мистер Левендер был так увлечен собственной элоквенцией, что действительно обратился к облакам с речью:

– О холодные призраки неба, ползущие по бескрайней голубизне! Мы, смертные, слабые, но неустрашимые, великодушно приветствуем вас. Исполненные скромности и отваги, мы прибыли сюда, чтобы состязаться с вами и с ветрами Урана, и сейчас мы летим в лучезарных дорогах между вами, мы ныряем, кружимся, прячемся и парим на своих ласточкиных крыльях. Мы – малые, но непобедимые Духи Д-з-з-з-земли!

Эти странные звуки, произнесенные мистером Левендером среди потока великолепной поэзии, настолько поразили его, что он не смог выговорить более ни слова.

– М-да, – сказал авиатор, в голосе его слышалась тревога. – Держитесь! – И они стали спускаться к земле еще быстрее, чем поднимались.

Они приземлились на том самом месте, с которого взлетели, и это показалось чудом погруженному в размышления мистеру Левендеру. Несколько человек ожидало их, и когда они вылезли, раздался голос:

– Прошу прошения!

Это было сказано столь недружелюбно, что вся задумчивость мистера Левендера сразу исчезла. У обратившегося к нему джентльмена были темные усы и густая седая шевелюра; если бы не монокль и не лишние дюйма три роста, его положительно нельзя было бы отличить от мистера Левендера.

– Благодарю вас от души, – ответил наш герой.

– Не за что, – сказал джентльмен, – совсем наоборот. Черт побери, кто вы такой?

– Общественный деятель, – сказал удивленный мистер Левендер и честно добавил: – Впрочем, я не вполне уверен в этом.

– Итак, – сказал джентльмен, – вы взяли и украли мой полет.

– Но кто вы? – спросил мистер Левендер.

– Я? – проговорил джентльмен, явно не на шутку удивленный тем, что его не узнают. – Я...

Но в эту секунду внимание мистера Левендера перескочило с джентльмена на Блинк, которая вдруг понеслась прочь, и, громко закричав "Моя собака", он сбросил с себя меха и кожу и со всех ног пустился вдогонку, так и не узнав, кто был сердитый джентльмен, и не сказав, кто он сам. Блинк же, заподозрив, что ее опять могут поднять в воздух, устремилась к воротам аэродрома и прыгнула в открытую дверцу стоявшего там автомобиля, приняв его за хозяйский. Мистер Левендер ворвался туда следом за ней; автомобиль качнуло на рессорах, отчего дремавший шофер проснулся, и, обернувшись к мистеру Левендеру, спросил:

– Желаете назад, сэр?

– Да, – задыхаясь, ответил мистер Левендер, – в Лондон.

XVIII
... ВСТРЕЧАЕТСЯ ЛИЦОМ К ЛИЦУ С ИСТИНОЙ

«Боюсь, что я нечаянно воспользовался полетом, который предназначался для того выдающегося деятеля с моноклем, – размышлял мистер Левендер на пути в Лондон. – Но ничего, зато испытанное очистило мой дух. Если бы только знать, где можно повстречаться с этой Невидимой Силой – но, может быть, ее передвижения зарегистрированы в газетах?» – И, вытащив из кармана еще не прочитанные утренние газеты, он углубился в них. Он был поглощен чтением до тех пор, пока автомобиль не остановился и шофер не постучал по стеклу. Сопровождаемый Блинк, мистер Левендер вылез и стал рыться в карманах, чтобы заплатить шоферу, но тот вдруг воскликнул:

– Черт знает что! Не того привез!

И прежде чем мистер Левендер оправился от изумления, шофер развернул машину и помчался назад, к аэродрому.

"Как вышло неловко! – подумал мистер Левендер, отличавшийся крайней щепетильностью в денежных делах. – Что же мне делать теперь?" И он осмотрелся. О чудо! Перед ним была редакция великой газеты, от которой его выдающийся коллега, вероятно, и ездил на аэродром и к которой его верный шофер по ошибке привез мистера Левендера.

Узрев в этом перст провидения, мистер Левендер вошел в здание. Читатели, внимательно следившие за деятельностью мистера Левендера, легко догадаются, что все принимали его за человека крайне известного, и не удивительно, что ему тотчас сообщили, что нужное ему Высокое Лицо только что отправилось на открытие госпиталя в Брайтон и что его еще можно нагнать на вокзале Виктория.

С учащенно бьющимся сердцем он пустился в погоню на такси и, прибыв на вокзал, купил билеты для себя и Блинк и осведомился о брайтонском поезде.

– Спешите! – сказал ему кассир. Мистер Левендер побежал вдоль поезда, заглядывая в окна вагонов в поисках нужного ему Лица. Раздался свисток; мистер Левендер был в отчаянии, но вдруг на глаза ему попалась табличка с надписью "Занято" на купе первого класса. Заглянув в окно, он увидел там одного пассажира, без сомнения, высокопоставленного, который сидел среди множества газет и курил сигару. Ни секунды не колеблясь, мистер Левендер рванул дверцу и вслед за Блинк ворвался в купе.

– Здесь занято, сэр, – проговорило Высокое Лицо, но поезд уже тронулся.

– Я знаю, – сказал мистер Левендер, опустившись на диван напротив, – и только неотложность моего дела заставляет меня нарушить ваше священное уединение, ибо, верьте мне, сэр, я обладаю если не привычками, то по крайней мере инстинктами джентльмена.

Высокое Лицо сделало нетерпеливый жест, словно желая мановением руки остановить поезд, но, видимо, отказалось от своего намерения, водрузило сигару на место и уставилось на мистера Левендера.

Наш герой ответил на этот многозначительный взгляд молчанием, Блинк же убралась под диван и прижалась мордой к полу, взволнованная новым способом передвижения.

"Да, – думал мистер Левендер, – в его глазах почти сверхчеловеческая сила и коварство. Это глаза паука, засевшего в центре огромной паутины. Они завораживают меня".

– Вы, без сомнения, и есть Невидимая Сила, сэр, – внезапно заговорил он, – я, кажется, на пороге разрешения тайны. Вы сами скажете мне, кто я: марионетка или общественный деятель.

Высокое Лицо явно пришло к выводу, что имеет дело с помешанным, поэтому оно положило руки на колени, чтобы быть готовым к обороне; тем не менее во рту его была сигара, а на лице – натянутая улыбка.

– Чем я могу быть полезен, сэр? – спросил он. – Не хотите ли сигару?

– Нет, благодарю вас, – ответил мистер Левендер, – очи моей души должны быть ясными, потому что я хочу спросить вас о самом главном. Вы или не вы управляете нашей страной? От вашего ответа зависит все мое будущее. Скажите, когда я призываю народ к чему-либо, я говорю то, что подсказывает мне моя совесть или ваша? Далее, если я говорю то, что подсказывает ваша совесть, то есть ли она у вас?

Высокое Лицо, по-видимому, решило ни в чем не перечить незваному гостю и стряхнуло пепел с сигары.

– Черт побери, сэр, – сказало оно, – я не знаю, кто вы такой, но моя совесть так же чиста, как и ваша.

– Я счастлив узнать это, – проговорил мистер Левендер со вздохом облегчения, – ибо правите вы страной или нет, вы, несомненно, являетесь тем источником, где черпают вдохновение почти все мои соотечественники и я сам. Мы припадаем к вам и пьем. И сознание, что ваши воды чисты и не замутнены никакими личными соображениями и властолюбием, бесконечно укрепит нас. Могу ли я в таком случае считать, что вы – стоящая над страстями и происками безличная сила и что ваши бесчисленные ежедневные издания отражают лишь объективную истину и никоим образом не искажают положения вещей предвзятостью или субъективизмом?

– Да вы хотите знать слишком много, – сказало Высокое Лицо, улыбаясь.

– Но как же можно знать слишком много? – спросил мистер Левендер. Если вы на самом деле невидимый властелин, направляющий потоки общественной жизни и поворачивающий их в какую угодно сторону, то необходимо, чтобы мы верили в вас; однако, прежде чем поверить в вас, мы должны узнать о вас все – не так ли?

– Избави боже, сэр, – ответило Высокое Лицо, – это же противно всем основам религии. Вера никогда не опирается на знание.

Мистер Левендер был настолько потрясен этим ответом, что на мгновение умолк; брови его так и ходили вверх и вниз.

– Сэр, – выговорил он наконец, – вы подали мне новую идею. Если вы правы, то не доверять вам и вашим действиям или, вернее, вашим изданиям, есть не что иное, как кощунство.

– Надеюсь, что да, – сказало Высокое Лицо, выпуская длинную струйку сигарного дыма. – Вам это раньше никогда не приходило в голову?

– Нет, – простодушно ответил мистер Левендер, – я еще никогда не сомневался в том, что пишут в газетах.

Лицо усердно закашляло.

– Я всегда отношусь к ним с полным доверием, – продолжал мистер Левендер, – и хочу, чтобы меня считали таким же: "без страха и упрека". Насколько я понимаю, это тот принцип, на котором джентльмен должен строить свою жизнь, всегда доверяя другим и стремясь к тому, чтобы другие доверяли ему. Я, конечно, не говорю о немцах, – поспешно добавил он.

– Естественно, – ответило Высокое Лицо. – Попробуйте-ка найти в наших газетах что-нибудь, что противоречило бы этому принципу. Все, что они печатают, относится к немцам, если не прямо, то косвенно. Немцы – их idee fixe {Навязчивая мысль (франц.).}, а без idee fixe никакая религия невозможна. Вам понятна моя мысль?

– Конечно! – воскликнул восхищенный мистер Левендер, для которого вдруг все на свете стало понятным и, более того, совпадало с его собственными предположениями, так что все сомнения тут же отпали. – Вы, сэр, то есть Невидимая Сила, есть кристаллизованное воплощение национальных чувств во время войны; служа вам и проводя в жизнь идеи, сформулированные в ваших газетах, мы, общественные деятели, служим всеобщей тенденции, которая, в свою очередь, служит слепому и жгучему инстинкту Правосудия. Это в высшей степени радостно для меня, не желающего лучшей судьбы, чем судьба скромного слуги в общем доме.

Но только он закончил эту тираду, как ему вспомнились слова Джо Петти об общественном мнении, и он добавил: – Но действительно ли вы есть всеобщая тенденция, а не тенденция одних мэров? Вот в чем вопрос.

Высокое Лицо, казалось, с трудом понимало, о чем он говорит.

– Что вы хотите сказать? – спросило оно. Мистер Левендер взъерошил волосы.

– Все дело в том, кого считать носителем общественных чувств и разума, – спросил он. – Мэры это или не мэры?

Высокое Лицо улыбнулось,

– А как вы сами думаете? – спросило оно. – Вы никогда не слыхали, какие речи говорят мэры после ужина? Тут просто сомневаться не в чем. Если только это волнует вас, то можете быть совершенно спокойны.

Мистер Левендер страшно обрадовался добродушной уверенности ответа.

– Благодарю вас, сэр! – воскликнул он. – Я отправлюсь домой и опровергну домыслы этого низкого насмешника и разрушителя веры. Я встретился лицом к лицу с Истиной и теперь полон желания продолжить мою общественную деятельность. Я приношу вам тысячу извинений и покидаю вас, – добавил он, потому что поезд как раз остановился в Саут Кройдоне. – Блинк! – И он вышел из купе в сопровождении Блинк.

Высокое Лицо, которое на самом деле было личным секретарем личного секретаря того Лица, которое мистер Левендер считал обладателем Истины, следило за ним из окна.

– Вот это был номер, черт побери, – выпуская струю дыма, пробормотало оно, когда его собеседник скрылся из виду.