Текст книги "Ханаанцы. На земле чудес ветхозаветных"

Автор книги: Джон Грэй

Глава 5
Ханаанская религия

До самого последнего времени основными источниками сведений о верованиях ханаанцев были Ветхий Завет, финикийские надписи дохристианских времен, труды Лукиана из Самосатты (около 150 года н. э.), Филона из Библоса (около 160 года н. э.), а также сочинения отца церкви писателя Иоанна Дамаскина (VI век н. э.). Понятно, что они давали достаточно неполную картину.

Ветхозаветные описания искажены догматическим подходом, совершенно естественным для представителей монотеистической религии, для которых верования ханаанцев заслуживали порицания уже потому, что относились к язычеству. Финикийские надписи в основном относятся к последней половине первого тысячелетия до нашей эры. Лукиан описывает только культ богини в Иерополисе (современный Мамбидж), а относительно полное описание верований «дотроянских времен» в городах ханаанского побережья, данное Филоном, содержит эпикурейскую трактовку ранних источников.

Археологические находки, сделанные в начале ХХ века, несколько дополнили сведения, содержащиеся в Библии, но, к сожалению, они носили преимущественно иллюстративный характер. Это были надписи на каменных стелах (masseboth), вырубленных в скалах нишах, где размещались изображения богини Ашеры (см. главу 3), и различные по планировке храмы. Иногда обнаруживались более или менее стилизованные фигурки Ваала и богини плодородия и даже, например в Бет-Шане, рельефные изображения ханаанских богов на покрытых письменами стелах.

Однако все эти данные с трудом поддавались интерпретации и мало что добавляли в наши знания о системе ханаанских верований. Понятно, что любая датировка достаточно приблизительна, а описание, особенно такое, что содержится в Ветхом Завете, достаточно тенденциозно и вряд ли поможет создать объективную картину.

Ситуация изменилась после открытия в Луксоре и Саккаре текстов Проклятий, а также сенсационного обнаружения записей мифов, легенд и описаний ритуалов в текстах из Рас-Шамры. Кроме того, важные сведения дают разнообразные деловые документы. В упомянутых текстах, датируемых XIX веком до н. э., перечисляются главы местных поселений в Палестине и Южной Сирии, перешедшие от кочевого к оседлому образу жизни. Они носят теофорные имена, то есть состоящие из имени или титула Бога и предиката, обозначающего положение, род деятельности или физические особенности носителя имени. Поэтому при изучении религии обитателей Ханаана имена становятся исчерпывающим источником информации.

В ранних текстах из Луксора Бог обычно именуется родственным титулом «Ammu» (дядя со стороны отца), «Halu» (дядя со стороны матери), «Abu» (отец) или «Ahu» (брат), что указывает на влияние родоплеменных традиций, где социальные отношения строились на основе семейной иерархии. Они отражали разнообразные комбинации племенных объединений, когда слабые племена принимали богов более сильных племен.

В этих текстах не перечислен ни один из тех ханаанских богов, которые позже становятся известными по культам плодородия, и ни один из выделенных богов не наделен функцией покровителя плодородия.

Верования той части Ханаана, которую составляли аморейцы, отражали и систему племенных предпочтений. Бог – покровитель племени прежде всего считался охранителем социальных ценностей, точно так же происходило и в иудаизме, где социальная основа религии установилась еще тогда, когда иудеи находились на племенной стадии развития. Важно отметить, что данная особенность была представлена в верованиях ханнанцев еще до появления там иудеев, хотя мы и не можем это установить с абсолютной точностью.

В текстах из Саккары, появившихся примерно через пятьдесят лет после луксорских, отражена совершенно иная ситуация. В отличие от ранних текстов, в которых упоминается о наличии нескольких вождей у одного племени, они показывают, что каждое сообщество имело только одного предводителя. Это почти наверняка свидетельствует о политической консолидации и четком движении ханаанцев к оседлому укладу.

Впервые в теофорных именах появляются наименования Хадада, ханаанского бога плодородия, который часто упоминается в текстах из Рас-Шамры как аналог верховного божества Ваала.

Из аморитских текстов конца XIX века, найденных в Месопотамии, и из текстов Рас-Шамры известно, что первоначально Хадад был богом зимних бурь и дождей, что согласуется и с предикатами в теофорных именах, упоминаемых в текстах Проклятий. Только после полного перехода к оседлому образу жизни он стал ассоциироваться с той растительностью, которую стимулировал.

Сведения о ханнанских верованиях, содержащиеся в текстах из Рас-Шамры, намного обширнее сочинений ранних авторов. Здесь свидетельств более чем достаточно. В записях легенд, персонажами которых являются люди, естественно, отражена и их религия. Большая часть теофорных имен, упомянутых в административных текстах, совпадает с текстами проклятий. В прошениях и других ритуальных текстах описаны многие боги, которым поклонялись и делались приношения. Наконец, в текстах мифов показаны принципы культа плодородия.

Главным божеством ханаанитского пантеона был Эль (Господь), олицетворявший высшую силу, действующую во всех делах людей и божеств. Его именовали «отец людей» ('ab 'adm) и «милостивый, милосердный» (ltpn 'el dp'ed), что, возможно, указывает на его высший моральный авторитет. Его также именуют «быком» (tr), что, вероятно, указывает на его силу. Если это так, то именно он представлен на стеле из Рас-Шамры в виде человекообразной фигуры с бычьими рогами. Он изображен сидящим, хотя обычно его принято изображать в позе стоящего воина, готового к нападению.

Эль «Бык» также именуется «создателем всех вещей» (bny bnwt). Он является родоначальником царской власти, и в мифах говорится о его дворце, стоящем где-то далеко «у слияния вод верха и низа» (mbk nhrm), то есть там, где соединяются два мира древней ближневосточной космологии. В образе Эля воплощено ханаанейское представление о высшем всемогущем Боге, властном над любой злой силой.

Наиболее активным божеством ханаанейского пантеона является Ваал. Он выступает как воин, противостоящий силам хаоса и беспорядка. Ваал всегда побеждает, сохраняя стабильность в мире, он вечно молод и энергичен, его обычно характеризуют как «могущественного» ('al 'eyn) или «самого могущественного из всех героев» ('al 'eyn qrdn) или именуют правителем (zbl), то есть Баал-зебул, отождествляя с ветхозаветным Экроном.

Его дополнительное имя Хадад этимологически соотносится с раскатами грома во время зимнего дождя, которые считаются проявлениями его силы. В этом случае его считают и богом растительности, которая появляется после дождя. Данная функция сближает его с месопотамским Таммузом, египетским Осирисом и более поздним сирийским Адонисом (рис. 22, 23).

Как уже говорилось, Ваала изображали в образе юного воина, облаченного в короткую тунику, вооруженного боевым топором и молнией, его шлем украшен рогами быка, возможно символизирующими его оплодотворяющую функцию.

Наименование «Ваал» могло употребляться и как титул, обычно означающий носителя власти, поскольку ханаанцы считали, что верховная власть имеет божественное происхождение, чему соответствует его трактовка как главного божества в их культе плодородия.

Следы данного употребления видны в теофорном имени Баал-Сапфон. Сапфон на еврейском иногда обозначает «Север», который греческие географы связывали с горой Касиос (современное название – Джебел-эль-Акра). Эта вершина возвышается над северным горизонтом Рас-Шамры. Она считалась местом обитания Ваала и «божественного собрания», своего рода ханаанского Олимпа, но культ Ваала был распространен по всему Ханаану.

В мифологических текстах Ваал именуется «сыном Дагона». Этому богу был посвящен храм в Рас-Шамре, расположенный рядом с храмом Ваала. Кроме того, Дагон известен благодаря теофорным именам, упоминаниям в списке подношений и двум вотивным надписям. Скорее всего, он был покровителем культурных растений, в основном зерна, на что указывает значение его имени. Эта связь с зерном и объясняет титулование Ваала как «сына Дагона».

Упоминание теофорного имени Дагантакала на амарнских табличках и название места Бет-Дагон, расположенного где-то в десяти милях восточнее Яффы, а также следы его культа в Ашдоде в филистимский период (1 Цар., 5: 1–2) указывают на то, что ему поклонялись в районах, где выращивали зерно, то есть по всей прибрежной равнине Палестины.

Дары регулярно приносились и Решефу. Он лишь однажды упоминается в мифологических текстах из Рас-Шамры, точнее, в одном фрагментарном тексте, а также в заклинаниях как астральное божество, привратник богини Солнца.

Он является одним из ханаанских божеств, чей культ проникает в Нижний Египет во время XVIII и XIX династий, он изображается на египетской скульптуре как бог-воин, подобный Ваалу, но с рогами газели на шлеме. Эта особенность может указывать на связь с пустыней, всегда воспринимаемой как источник зла в оседлом мире Древнего Востока, поскольку Решеф, как и Нергал в Месопотамии, был богом-разрушителем, который уничтожил массы людей во время военных действий или эпидемии чумы.

Мы полагаем, что рога газели на шлеме бога Мекаля (Уничтожителя) из Бет-Шана позволяют отождествить его с Решефом, которого особенно почитали в этом районе постоянного распространения малярии. В дальнейшем следы его культа видны в палестинской топонимике, таких названиях, как Арзуф, Распунна из ассирийских «Анналов» VIII века, расположенная на побережье к северу от Яффы (рис. 8).

В дальнейшем наблюдается сближение Решефа с Аполлоном, который убивает стрелами чуму. В греческие и римские времена Распунну действительно именовали Аполлонией. Как и «стреловержец» Аполлон, в одном отрывке из Рас-Шамры Решеф назван «повелителем стрел».

Еще одним могущественным и почитаемым божеством был Хорон, неизвестный в текстах прошений, но упомянутый в легенде о Керете, где его именем герой проклинает сына. Тексты проклятий из Луксора указывают, что он был известен аморитам. На это указывает личное имя Хорон-аби («Хорон – мой отец»), а также наименование места Бетх-Хорон (усыпальница Хорона в Палестине).

В текстах прошений также упоминается богиня плодородия Анат или Ашера, функции которой прослеживаются по мифам о культе плодородия. О поклонении этой богине часто упоминается в Ветхом Завете, возможно, она является богиней, известной с начала третьего тысячелетия как «Госпожа из Библоса». Возможно, эта богиня изображена на египетской статуе обнаженной женщины, сидящей на льве, относящейся к XVIII или XIX династии, где она именуется Кодшу, что, возможно, означает «священная проститутка». Этот лев обычно ассоциируется с Астартой или Анат.

Все три богини являются покровительницами плодородия, но внешний их облик различается. На стеле из Бет-Шана изображение Анат сопровождается иероглифической надписью «Антит, королева Неба и госпожа всех богов». На рельефных глиняных дощечках обе богини представлены в виде обнаженных женских фигур с гиперболизированными грудями и половыми органами.

Обычно их часто находят на раскопках в Ханаане. Анат обычно изображается с головой египетской богини-коровы Хатхор. Скорее всего, такие статуэтки были амулетами, способствующими деторождению. Культ этих богинь проник и в Нижний Египет, где во время правления Рамзеса II к Анат относились с особенным почтением как богине-воительнице, в этой роли она упоминается и в рас-шамранских текстах.

Богиня Астарта, часто упоминаемая в Ветхом Завете и финикийских надписях, начиная с первого тысячелетия редко встречается в рас-шамранских текстах, что, без сомнения, отражает особенности местных верований. На печати из Бетхела, датируемой 1300 годом, она представлена вместе с Ваалом, и ее имя написано египетскими иероглифами. Нет никакого сомнения в том, что на большинстве глиняных табличек, найденных в Палестине и Сирии, в изображениях обнаженной богини представлена именно Астарта (рис. 45).

^{Рис. 45.Отпечаток цилиндрической печати из Бетеля около 1300 года до н. э., иероглифическая надпись свидетельствует, что на ней изображена богиня Астарта (по Элбриджу)}

В месопотамских верованиях ей соответствует Иштар, богиня, отождествляемая с Венерой (Утренней звездой). Под именем Атхар она действует в мифах о плодородии как олицетворение женского начала, противоположного власти Ваала.

Ваала, возможно, также отожествляли с богом захода солнца (Шахара) и завершения дня (Шалем), чье рождение описано в одном из рас-шамранских текстов, а Шалем, кроме того, упоминается в просительных текстах из Рас-Шамры. В отличие от него Шахар упоминается в одном из теофорных имен в текстах Проклятий из Саккары. По-видимому, Шалему поклонялись в Палестине, его имя сохранилось и в названии города Иерусалима (оно может происходить от формулы «warawa Salem», то есть «Шалем основал»).

Поклонение Луне (yerah), его супруге Никкаль (месопотамской Нингал) и богине Солнца (Шепеш) отмечается в Рас-Шамре как в мифологических текстах, так и в просительных листах. Возможно, базальтовая фигура сидящего бога, расположенная рядом со стелой, на которой изображены руки, поднятые к полумесяцу и диску, раскопанная близ храма позднего бронзового века из Гезера, является изображением бога Луны.

Теофорные имена позднего бронзового века из Ханаана и текстов прошений из Рас-Шамры содержат имена многих богов, как семитских, так и несемитских. Особенно много их в документах из Рас-Шамры, где жили представители множества народностей. Но все же можно сказать, что главным среди их верований был культ богов плодородия, в котором центральное место занимала пара Ваал и Анат, а Эл считался повелителем богов и людей.

Богам регулярно совершались жертвоприношения из овец и скота различных размеров и возраста. Иногда жертвы приносились какому-либо конкретному божеству, но чаще церемония посвящалась сразу всем богам. Ритуал был традиционным: кровь жертвенного животного собирали, внутренние органы и жир сжигались на жертвеннике, а мясо использовалось в качестве угощения на общем пиру. Общее угощение способствовало объединению участников не только во время пира, но и в вере в единого для всех бога.

Ханааниты обходились и без данного ритуала, ограничиваясь клятвами и обетами. В то же время у нас нет сведений о принесении в жертву людей, как, например, в случае с дочерью Иоафата или среди финикийцев в железном веке. На протяжении истории Израиля мы встречаемся с обеими разновидностями жертвоприношения.

Как и израильтяне, ханаанцы считали, что жизнь полностью определяется сверхъестественными силами. Отсюда происходит постоянная нужда в предсказании будущего. О вере в оракула свидетельствует и содержание текста из Рас-Шамры, в котором говорится о прорицателе, принимавшем участие в церемонии во время праздника новой луны. Известно также, что древние правители Керет и Дне'л перед началом важных дел совершали молитву в святилище, точно так же поступал и Соломон в Гаваоне: «И пошел царь в Гаваон, чтобы принести там жертву, ибо там был главный жертвенник. Тысячу всесожжений вознес Соломон на том жертвеннике» (3 Цар., 3: 4).

Как и жители Месопотамии, ханаанцы считали, что дела людей определяются положением звезд, а следовательно, надо принимать и определенные меры предосторожности. Об этом говорится в следующем тексте (приведем наш приблизительный пробный перевод): «Во время шести дней новой луны месяца Хира солнце поднимается, а его привратник Решеф предупреждает посвященных об опасности».

Для гаданий в Месопотамии, как и на всем классическом Востоке, использовалась печень некоторых священных животных. В Ханаане находили глиняные фигурки-печати, возможно предназначавшиеся для обучения начинающих предсказателей. Однако в ханаанских документах не упоминается о снисхождении божественной силы на людей и появлении таких боговдохновленных личностей, как еврейские пророки.

В то же время в сообщении о приключениях неудачливого египетского посланника Венамона в Библосе около 1100 года рассказано, как местный правитель стал помогать ему после того, как один из его придворных, впав в состояние экстаза, произнес слово в его защиту. Эта сцена очень похожа на известный ветхозаветный рассказ о Сауле и пророках (1 Цар., 10).

Анализ рас-шамранских текстов показывает, что в Ханаане существовал сложный многоуровневый культ. В административных текстах начиная с XIV века перечисляются двенадцать семей священников, упоминаются их сторонники (qdsm) и «женщины» ('enst). Согласно свидетельству из Ветхого Завета это, возможно, были храмовые проститутки. Похожую функцию могли выполнять и храмовые певцы (srm), если учесть, что в ханаанской среде практиковалось псалмопение. Об этом свидетельствуют несколько отрывков из амарнских документов, в которых видны черты ритмизации, характерные для религиозной лирики.

При храмах работали люди разных профессий, среди которых были создатели облачений (yshm), каменотесы (pslm), горшечники (ysrm), прачки (kbsm) и мясники (mksm). Их упоминание в документах вместе со священниками может указывать на то, что они тоже были храмовыми служителями. В тех же самых списках названы nqdm, то есть те, кто ухаживал за скотом, отобранным для жертвоприношений или принадлежащим храму (сравним noqed в списке придворных Меши, правителя Моаба (2 Цар., 3: 4), а также Nskkksp (серебреники) и mkrm (торговцы). Они могли принимать, оценивать и переплавлять поступавшие в храм ценности, хранить их в сокровищнице и даже чеканить монету (как те, кто печатал серебряные монеты в храмах Иерусалима во времена Иосифа (2 Цар., 12: 7—10).

В Месопотамии существовала аналогичная прислуга при храмах, и, следовательно в ханаанских городах-государствах не следует искать чего-то другого. Административные и ритуальные тексты из Рас-Шамры подтверждают наши предположения о развитой церковной иерарахии.

Главным источником по данному вопросу для нас являются мифы, в которых описываются ритуалы, посвященные Ваалу. Хотя на протяжении длительного времени тексты подверглись значительной литературной обработке, сами обряды составляют достаточно регулярный цикл, охватывающий весь сельскохозяйственный год. Нам кажется, что их объединение вокруг образа Ваала было вызвано стремлением повысить их эффективность и способствовать возвышению данного божества. Действительно, входящие в обряды слова молитв перемежаются с обращениями к божеству, усиливавшими эффективность самого ритуала.

Но в настоящем исследовании нам придется ограничиться только переводом и объяснением самых значительных отрывков из мифов о Ваале, чтобы подтвердить культ плодородия и процитировать только отдельные ритуальные тексты, чтобы указать на разнообразие верований в Ханаане.

Главным мотивом всех мифов о Ваале был рассказ о его победе над Хаосом, которого ханаанцы отождествляли с водной стихией (ym, nhr), то есть с морем или рекой. Образ повелителя вод, в котором Ваал выступает во всех мифах, согласуется с его главной функцией бога плодородия и покровителя растений. Именно к нему обращались с просьбой о даровании живительной влаги во время сезонного увядания растительности или перед угрозой засухи (mt означает и смерть). В конце сельскохозяйственного года он торжественно приходил во главе потоков воды, оплодотворяющих землю.

Основные этапы его борьбы отмечались праздниками в течение всего земледельческого года, но главные церемонии, о которых говорится в еврейских псалмах, посвященные Ваалу как повелителю вод, совершались на осенних празднествах в честь наступления нового года.

Эти празднества отмечали ежегодный перелом, происходящий в природе, когда на смену засухе приходили животворные дожди, от регулярного наступления которых зависел и порядок в обществе, и само существование людей. Жители поддерживали свою веру, празднуя победу Ваала над морем и рекой как победу Порядка над природным Хаосом. В то же время они давали выход своей энергии, изображая перипетии борьбы Ваала и его заключительную победу.

К сожалению, нам неизвестно, какие именно действия связывались с этим мифом, но вполне можно предположить, что это был сюжетно выстроенный ритуал. На это указывает свойственная людям того времени вера в силу слова и неразграниченность описанного в мифе и их конкретных действий.

Как и в греческой трагедии, воспроизведение мифа являлось средством достижения катарсиса. В напряженной борьбе враги Ваала повержены, животворящие силы природы выпущены на свободу, и людей переполняло чувство удовлетворения сделанным.

Чувства древних ханаанцев лучше всего переданы в отрывках из текста самого мифа. В трех фрагментах, написанных алфавитной клинописью, описано, как море и река пытаются повелевать богами. Они требуют, чтобы и Ваал подчинился их воле, и боги униженно соглашаются. Однако сам Ваал не соглашается, начинает борьбу и выходит из нее победителем, как и Мардук во время похожих празднеств в Вавилоне по поводу Нового года.

Наконец борьба между Ваалом и бурными водами переходит в открытый конфликт, и, чтобы защитить мир, Ваал берет «искусное и всепоражающее оружие» (ktr whss), сделанное божественным мастером.

Тогда заговорил мудрейший и искусный:

 
«Разве я не говорил тебе, о правитель Ваал,
Разве я не повторял, тебе, поднимающемуся до облаков?
Пусть трепещет твой враг, о Ваал,
Пусть трепещет враг, побежденный мной,
Пусть будет повержен твой противник,
Он уйдет в загробный мир
И будет вечно пребывать там».
 
 
Мудрейший выковал двуручный меч
И нарек его именем:
 
 
«Твое имя – Повелитель,
Вод провелитель, повелевающий морями,
Свергни море с его трона
И даже реку с ее места.
Рази без пощады в руке Ваала,
Рази в его руке как орел,
Отруби голову царю моря,
Рассеки грудь реке».
 
 
Подняв меч, он разит как орел,
Он рубит голову царя моря,
Рассекает грудь матери-реки.
Море сильное, оно не подчиняется,
Его сила не убывает,
Его ловкость не уменьшается.
Мудрейший выковал двойной меч
И нарек его именем:
 
 
«Твое имя – Ниспровергатель,
Свергни, свергни море,
Свергни море с его трона,
И даже реку с места сдвинь.
Стань молнией в руке Ваала,
Рази как орел в его пальцах,
Ударь по голове правителя моря,
Между глаз порази мать-реку,
Чтобы море бессильно упало к ногам твоим».
 
 
Меч разит как молния в руках Ваала,
Разит как орел в его пальцах,
Он ударяет по голове властелина моря.
Между глаз реки-правительницы,
Море бессильно падает на землю,
Его сила уходит,
Его слабость пришла,
Ваал тащит его и бросает,
Он уничтожает мать реку.
Ликуя, Астарта кричит:
 
 
«Уничтожь его, о могущественный Ваал,
Уничтожь его, тот, кто поднялся до небес,
Владыка морей держал нас пленниками,
И даже мать-реку заточил!»
 
 
Затем Ваал отпускает его,
Ваал могущественный бросает его.
И [царь] моря умирает.
Да здравствует наш господин Ваал!
 

Вышеприведенный текст реконструирован на основе восьми табличек и по крайней мере вдвое превосходящих их по объему отрывков. Несмотря на это, некоторые исследователи оспаривают порядок расположения материала, и то, что в данном мифе описан праздник, посвященный деяниям Ваала и его сестры – «девственной Анат», которая ни в чем не отказывает себе во время массового убийства, и предназначение ритуала не вполне понятно.

Кульминация сюжета наступает в тот момент, когда богиня Анат вместе с Элем, старейшиной пантеона богов, благословляет строительство «дома» (дворца и храма) для Ваала в ознаменование его победы.

«Дом» запланирован и строится божественным строителем. Теперь Ваал имеет дом, как и подобает правителю, он достигает вершины могущества, и все ждут, что теперь

 
Ваал пришлет обильные дожди,
Вместе со снегом придет много влаги,
И раздастся его голос из-за облаков,
И разразится он молнией (ср. Иов, 37: 3–6).
 

Упоминание жизненной силы дождей, выпадающих поздней осенью и зимой, подтверждает наше предположение, что миф относится к осеннему празднованию нового года.

Когда дом был построен и оборудован всем необходимым, Ваал устроил для всех, кто ему помогал, щедрый пир, который напоминает огромные жертвоприношения в честь Соломона в храме Иерусалима. Строительство дома завершалось обрядом установки столба, поддерживающего крышу. Обряд происходит как состязание между Ваалом и божественным мастером. Сам столб символизирует незыблемость благоприятного будущего. Эта же символика просматривается в ритуале вызывания дождя, построенном как имитационная магия, что снова указывает на связь мифа с осенним празднованием нового года:

 
И пусть облака разверзнутся дождем,
Когда Мудрейший распахнет окно.
Окно открывается, и слышится удар грома, возвещающий дождь им.
 

В то время когда боги пировали в доме Ваала-охранителя, этот грозный бог совершает объезд всей страны, утверждая свое господство в «восьмидесяти и восьми городах и еще в девяти и девяноста».

В мифе изображены сотрясающиеся горы и земля, колеблющаяся от звуков его голоса. Услышав раскаты грома, враги спасаются в самых дальних уголках лесов и гор. Ваал надеется, что он может победить своего жестокого врага Мота – воплощение разрушительной силы засухи и бесплодия. В следующем отрывке говорится о том, как Ваал поддерживает рост растений. Описание отражает напряженное ожидание земледельца, вынужденного постоянно находиться под угрозой неурожая:

 
Вернувшись домой, Ваал спросил:
«Сможет ли еще кто ни нибудь,
Смертный или бессмертный,
Властвовать на земле?
Я действительно пошлю вестника богу Моту,
Вестника от героя, любимца Эля,
Чтобы он добрался до Мота в его могиле,
Чтобы он замкнул его гробницу.
Только я и никто другой буду править миром,
Повелевать богами и людьми
Во всех концах земли».
 

Затем Ваал направляет в подземное царство двух вестников «вина и поля» с дерзким посланием Моту:

 
И затем повернулся лицом
К горе trgzz,
К горе trmg,
К двум горам, что поднимаются над землей.
Обхватил гору руками,
Поднял гору в своих ладонях
И опустился в нижний мир
К тем, кто отправился в подземный мир.
И тогда вновь повернулся
К своему разрушенному городу.
Разрушенному трону, где он сидел,
Оставшегося ему от нашествия
Всей мерзости нижнего мира…
 

Из-за плохого состояния текста невозможно точно воспроизвести действия бога. Он проследовал в подземный мир, где, перевоплотившись в быка, оплодотворил корову. Возможно, здесь отражен какой-то ритуал, в котором молодой бычок символизировал Ваала и как бы подтверждал его силу в то время, когда стояла летняя жара. Текст завершается объявлением о смерти Ваала и описанием его оплакивания Элем.

Богиня Анат, сестра Ваала, искала его в горах и долинах. Вероятно, здесь представлен зимний обряд культа плодородия, аналогичный египетскому мифу о поисках Изидой мертвого Осириса, месопотамскому сюжету об Иштар и Таммузе, греческих сюжетах о Деметре и Персефоне, Афродите и Адонисе. Возможно с этим сюжетом связан и ветхозаветный рассказ об оплакивании «девственницами Израилевыми» дочери Иеффая (Суд., 11: 40).

Найдя тело Ваала, Анат хоронит его с помощью богини Солнца, сопровождая ритуал подношениями и плачами, в которых звучит скорбь по умершему богу. Представление о погребальных обычаях ханаанцев, отразившихся в упомянутом ритуале, посвященном умершему богу, дает эпизод из Второзакония (Втор., 26: 14), где израильские крестьяне, выплачивая свою десятину, говорят, что они платят умершему богу.

После того как бог утренней звезды Атхар не смог заменить Ваала на его троне, богиня Анат отправляется в Нижний мир к Моту, чтобы добиться возвращения Ваала:

 
Она схватила Мота, сына Эля,
Ножом убила его,
Лопатой измельчила его,
Сожгла его на огне,
Останки размолола жерновами,
Разбросала их по полю,
Там его съели дикие звери,
Крошки доели птицы,
Последние останки выбелило солнце.
 

Перед нами яркое символическое описание процесса сбора урожая. После обязательных подношений богам собранное зерно переставало считаться священным, и его начинали использовать обычным образом (сравним с обычаем поднесения Господу первых плодов, описанным в ветхозаветной книге Левит (Лев., 2: 14).

Можно заметить, как немотивированно Анат просит у Мота вернуть Ваала, после того как в тексте уже встретилось описание его смерти и погребения. Существует мнение, что, несмотря на то что миф развивался как эпическая по форме и стилю поэма, первоначально его не рассматривали как художественное произведение, ставя во главу практическое назначение текста. Впрочем, строгой логической точности не следует ожидать. В дальнейшем описании воскресение Ваала связано с картиной ежегодного оживления природы:

 
По воле Эля единого, могущественного, милосердного,
По воле Создателя всего сущего
Из небес лилось масло,
Реки наполнились медом [9]9
  Молочные реки, кисельные берега. (Примеч. ред.)


[Закрыть]
Эля милостивого, милосердного во славу.
Он устраивается на скамеечке для ног,
Открывает рот и смеется,
Он возвышает голос и кричит:
«Я сяду и возрадуюсь,
И душа вернется в грудь мою,
Поскольку Ваал могучий жив,
Поскольку есть на земле Владыка!».
 

Ежегодно воскресающий Ваал противостоит своему смертельному врагу Моту в решающей битве, «происходящей на седьмом году». Это может быть просто эпической формулой для обозначения неопределенного времени. С другой стороны, это отражает особенность местного земледельческого культа, в котором просматриваются черты цикличности.

Известно, что в Древнем Израиле седьмой год имел особое значение, поскольку с такой периодичностью пахотные земли оставляли под парами (Исх., 23: 10; Лев., 25: 3–7). В результате в большинстве земледельческих культур Ближнего Востока считалось, что каждые семь лет обязательно должна случаться засуха или неурожай. Если в течение шести лет все было благополучно, то на седьмой год обязательно ожидали засуху, во время которой не засевали и земли, стоявшие под парами, чтобы не допустить их истощения в следующий период.

Ханаанцы объясняли причину засухи тем, что каждые семь лет боги сходились в решающей схватке, описанной в мифе о Ваале:

 
Они стояли, испепеляя друг друга взглядами,
Два равно могучих исполина,
Они схватились, как дикие быки;
Два равно могучих исполина,
Они кусали друг друга, как змеи,
Два равно могучих исполина,
Они били друг друга, как жеребцы,
Мот внизу, Ваал над ним.
 

Ханаанцы зависели от природы точно так же, как и другие земледельческие народы Ближнего Востока. Они систематически устраивали празднества в честь Ваала и веселились на шумных пирах, получая эмоциональную разрядку от напряженного ожидания.

Вспомним, что именно из греческих земледельческих праздников берет свое начало драма. В Ханаане миф не получил столь высокого развития, но в ритуалах культа плодородия вполне различимы зачатки драмы. В процитированном выше мифе о Ваале есть уничижительная характеристика бога утренней звезды Атхара, содержащая явные элементы иронии: его голова не доходила до полога его трона, его ноги свешивались со стула, так что они не касались подножия.