Текст книги "Ледяной город"

Автор книги: Джон Фарроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Санк-Марс прошел по комнате в примыкавший к ней кабинет хозяина и взял там с небольшого подноса визитную карточку.

– Твой хозяин – Каплонский?

– Да, сэр, – ответил парень.

Теперь он явно забеспокоился. Вопросы, видимо, отличались от тех, которые он ожидал. Он все еще надеялся, что узнает какие-то подробности, чтобы поделиться с товарищами по работе.

– Что это за фамилия, – поинтересовался Санк-Марс, – тоже армянская?

– Польская, – блеснул эрудицией Мэтерз.

Санк-Марс снова подошел к ним.

– Значит, тебя оставили здесь за главного? – спросил он Коутеса.

– Да, сэр.

– Ты, должно быть, тут большая шишка, если тебя за главного оставили.

– Нет, как раз наоборот. Я здесь ниже всех по рангу – всем остальным дали отпуск.

– Должно быть, все остальные его заслужили. Как думаешь?

– Да, сэр. То есть я хотел сказать, нет, сэр. – Теперь парень нервничал уже не на шутку.

Санк-Марс грозно вытянул шею, хотя и без этого был на голову выше жестянщика, приблизился и стал пристально рассматривать собеседника сверху вниз.

– Где ты здесь обычно работаешь? Когда радио не слушаешь и «Пентхауз» не почитываешь там, сзади, как ты делал, когда мы позвонили в дверь? Где твое рабочее место?

– Там, сзади.

– В кузовном цехе? Где стоит тот «бьюик»?

– Да, сэр.

– Ты с какими там машинами работаешь?

Молодой человек пожал плечами.

– Со всякими. С битыми тачками.

– Каких марок?

– Всех.

– В основном с новыми или со старыми?

– Не знаю. Старых, должно быть, больше. Иногда и с новыми.

– А в передней части мастерской, где ты не работаешь, там какие обычно ставят машины?

Парень снова пожал плечами.

– Разные.

– А как тебе все-таки кажется, какие именно?

Видимо, ему все меньше нравилось то направление, в котором его вели задаваемые вопросы.

– Больше, должно быть, немецкие, откуда мне знать.

– «Мерседесы»?

– Да, сэр.

– БМВ?

– Да, сэр.

– А японские тачки? «Лексусы», например?

– Да, я и такие здесь видел.

– Здесь, если я правильно понимаю, все машины новые?

– Вроде да.

– Сделай мне одолжение, – строго сказал ему Санк-Марс, – отвечай без всяких «вроде».

– Это просто выражение такое.

– Мне не надо, парень, чтоб ты здесь выражался. Просто отвечай на мои вопросы.

Коутес старался держаться спокойно, но Мэтерз видел, что у парня внутри нарастает возмущение тоном задаваемых вопросов. Он постоянно бросал взгляды на молодого полицейского, как будто искал у него защиты.

– Какие проблемы были с теми машинами, с которыми здесь работали?

– Механические. Точно не знаю. Это не по моей части. Вроде что-то регулировали.

– «Регулировали», – передразнил его Санк-Марс. – Слушай, парень, если бы у тебя был новый «мерседес-бенц», ты повез бы его в эту дыру вашу поганую, в этот крысиный район, чтобы его тебе здесь регулировали? Раскинь мозгами!

Жестянщик перевел взгляд с Санк-Марса на Мэтерза и обратно. Потом упер глаза в пол.

– Наверное, нет, – сказал он.

– Каждый день к вам сюда загоняют и от вас забирают краденые тачки, так, сынок?

Джим стоял, понурив голову.

– Эй, я тебя спрашиваю!

– Не знаю, – ответил он. – Я работаю со старыми машинами. С клиентами своими разговариваю. Их машины не ворованные.

– Сейчас у нас не о жестянке речь. Нам всем ясно, что это только для отмазки. Мы говорим о тех тачках, которые пригоняют в эту часть гаража. О тех, которые обслуживаются в первую очередь. Вот о каких. Или для тебя новость, что они угнанные? Парень опять пожал плечами в присущей ему манере.

– Не знаю, – повторил он.

– А что ты знаешь?

На этот раз он расправил плечи.

– Я ничего не знаю об угнанных машинах. Честно. Я в другом конце гаража занимаюсь жестянкой.

– Парень, который работает на шайку автомобильных воров, может напороться на крупные неприятности.

На этот раз Джим Коутес поднял руки, будто пытался защититься. Взгляд его бегал по сторонам, но посмотреть в глаза полицейским он не решался.

– Я к этому не имею никакого отношения. У меня долго не было вообще никакой работы, а потом я эту получил. Я делаю свое дело, и все.

– Протяни руку, – приказал ему Санк-Марс.

– Что?

– Ты что, глухой? Руку вперед вытяни!

Парень вытянул левую руку. Он держался нерешительно, как провинившийся ученик в кабинете директора школы.

Санк-Марс вынул свою руку из кармана куртки и положил в ладонь Джима несколько небольших прямоугольных металлических пластинок.

– Теперь, парень, рука у тебя грязная. Скажи мне, что ты в ней держишь?

Джим взглянул на то, что получил от Санк-Марса.

– Ах, черт! – вырвалось у него.

– Скажи мне, что у тебя там в ладони.

– Вы сами знаете, что это такое.

– Я хочу услышать это от тебя.

– Идентификационные номера автомобилей.

– Точнее говоря, идентификационные номера угнанных машин. Так я говорю?

– Послушайте, когда я сюда пришел, хозяин спросил меня: «Работать можешь?» Я сказал: «Да». Тогда он меня спросил, умею ли я держать язык за зубами. Я ответил: «Конечно». Вот и все. Больше я ничего не знаю.

– Ну, давай, потрогай их, потри их пальцами. Мне надо, чтобы на этих пластинках твои пальчики были очень четкими. Давай, делай, что тебе говорят!

– Не хочу, – тихо ответил Джим.

– Если ты делаешь то, что тебе говорит вор, черт возьми, можешь выполнить и то, что велит полицейский! – Парень сделал то, что ему было сказано. Санк-Марс поднял клапан и раскрыл карман куртки. – А сейчас клади их мне в карман. – Джим положил. – Хорошо. Теперь твоя песенка спета. Хотя я это пока только предполагаю. Это выражение такое.

Жестянщик угрюмо молчал.

– Что вы собираетесь делать? – шепотом спросил он.

– Вопрос сформулирован неверно, – вмешался Билл Мэтерз и сделал шаг в сторону парня так, что Санк-Марсу пришлось отступить назад. – Он состоит в другом: что теперь собираешься делать ты? Тебе не кажется, Джим, что ты слишком много знаешь?

– Я вам уже сказал, что ничего не знаю о том, что здесь происходит.

– А ты не думаешь, что Акоп Артинян знал слишком много?

– Может быть, – допустил он после недолгого раздумья.

– Знаешь, что с ним случилось? Его переодели в костюм Санта-Клауса, сломали ему шею и проткнули крюком для мясных туш. Это я его нашел подвешенным в том шкафу, куда его упрятали. Не самое приятное зрелище. Ну что, Джим, теперь до тебя доходит что-нибудь или нет? Ты знаешь, что работаешь на банду угонщиков. Можешь себе представить, насколько это опасно. Будь я на твоем месте, я бы начал себе подыскивать другую работу. Такую, где было бы побольше льгот. Местечко, где не мочат за то, что ты знаешь чуть больше, чем от тебя требуется. Найди себе, Джим, такую работу. Потом подай за две недели господину Каплонскому заявление об увольнении. Если бы я был на твоем месте, я бы обязательно так поступил.

– Вот, – вмешался Санк-Марс, – я взял карточку Каплонского, а ты возьми мою. Если когда-нибудь тебе покажется, что и тебя в скором будущем ждет мясной крюк, можешь мне позвонить. А пока иди включи свое радио и листай себе свой «Пентхауз». Нам здесь надо кое-что посмотреть. А ты обо всем этом напрочь забудешь. Ведь так?

– Да, – не стал спорить Коутес.

– Хорошо, – ответил Санк-Марс. – Запиши его адрес и телефон, – сказал он Мэтерзу.

– Начинай новую работу искать, – повторил парню Мэтерз, записав его координаты. – Работу найти нелегко, но сейчас у тебя есть стимул. Тебе легче будет, чем раньше. Работа в этом гараже добавила тебе опыта.

Оба полицейских стали выдвигать ящики столов и просматривать бумаги. Санк-Марс медленно рылся в папках, помеченных буквами «П» и «С». Потом он взялся за обследование телефонов и настольных ламп, а Билл Мэтерз стал проверять нижние панели столов и ящиков и нашел там микрофон.

Санк-Марс приложил палец к губам. Обсуждать значение этой находки надо было в другом месте.

Довольные результатами полицейские крикнули что-то на прощание Джиму Коутесу и ушли.

На улице Мэтерз спросил:

– Кто-то из наших?

– Есть другие варианты?

– Во-первых, его мог поставить кто-то из наших. Во-вторых – кто-то из них, чтобы следить за своими людьми. В-третьих, что менее всего вероятно, кто-то из другой банды.

– В-четвертых, – добавил Санк-Марс, – его мог туда поставить Акоп Артинян или тот, на кого он работал. Мой информатор, например. Тот человек, который время от времени подбрасывает мне ценную информацию. В гараже работал Акоп – отсюда основания для такой версии. Мог его поставить и кто-то из наших. Жучок настолько прост, что тот, кто его поставил, должен был сидеть на бюджете. Это могли быть как наши, так, думаю, и кто угодно другой. Другая банда? Как ты сказал, это маловероятно. Мы его нашли в помещении для сотрудников, так? Кому надо знать, о чем болтают секретарши? Может быть, хозяину? Я уверен, что мой информатор, будь у него выбор, поставил бы жучок в кабинете хозяина. И наш человек тоже. Поэтому скорее хозяин шпионил за сотрудниками, чем мой контакт или полиция.

Мэтерз открыл переднюю дверь машины и сел на место водителя. Он распахнул другую дверь перед Санк-Марсом, потом включил двигатель. Колеса прокрутились на обледеневшем снегу, и они выехали на улицу. В окне конторы гаража виднелся силуэт наблюдавшего за ними Джима Коутеса.

– Вы нашли что-нибудь в документах? – спросил Мэтерз.

– Вполне хватает, чтобы вернуться сюда с ордером.

– Это радует. Что у нас дальше, Эмиль?

– Надо его пальчики отдать на проверку. Думаю, он чист, но проверить не мешает. Позднее мы навестим семью Артиняна. Надо засвидетельствовать им свое уважение, разделить их горе. Ведь это мы нашли их сына.

– Звучит убедительно. У вас, Эмиль, это должно хорошо получиться. Но как мы потом будем объясняться в управлении?

Санк-Марс улыбнулся.

– Тебя постоянно волнует этот вопрос.

– Потому что я в другой весовой категории.

– Это дело гроша ломаного не стоит. Мы ведем расследование по банде угонщиков и через неделю-другую ждем хороших результатов. Пока готовимся к операции под эгидой управления, которому достанутся все лавры. А на следующей неделе или через неделю, когда будет проводиться операция, они либо слиняют, либо останутся. Тогда мы сможем выйти на след того, кто поставил жучок.

Окиндер Бойл, одолеваемый гриппом и изрядной жалостью к себе, валялся на матрасе в самом плачевном состоянии. В городе – как кара небесная – стояла лютая зима и бушевала эпидемия азиатского гриппа. У Бойла хватало сил только стонать, о работе и речи идти не могло.

Раздавшийся стук в дверь окончательно его доконал.

Пришлось встать, и он сильно закашлялся. Сам факт, что он вообще стоит на ногах, мог довести его до апоплексического удара.

– Хватит тебе притворяться, – раздался громкий голос из коридора.

Его редактор. Окиндер не знал, как относиться к человеку, которому доставляло удовольствие грубить. И в раздражении, и в радости манера его поведения была одинакова. Бойл отворил дверь.

– Господи, – сказал гость. Его звали Гаро Богосян, он впервые решил нанести визит одному из своих репортеров. Скромность этого жилища, граничащая с нищетой, неприятно удивила редактора. – Да, платим мы тебе явно недостаточно… Бойл, ты выглядишь отвратительно. Высморкайся, черт тебя возьми. И даже не думай на меня дышать!

– Что вы здесь делаете, Гаро?

– Пришел посмотреть, как ты здесь кантуешься. А ты что подумал?

Окиндер Бойл прижал руку к раскалывающейся от боли голове. Он хотел только одного – хоть немного еще продержаться на ногах. Его сильно шатало.

– Посмотрели? Теперь можете идти.

– Ты и впрямь не притворяешься. Честно говоря, я так и думал. Считал тебя сопливым слизняком, который ловит все микробы, что носятся в воздухе. Я, Бойл, пришел к тебе по делу.

Репортер был вынужден сесть. Он свалился на ближайший стул и застыл.

– Я сейчас ни о чем не могу говорить. Подождите немного, пока мне не полегчает.

– Я здесь был неподалеку, решил к тебе заскочить. Скажу, что собирался, потом уйду.

Богосян склонился над журналистом. Ему было где-то под пятьдесят, растрепанные волосы торчали во все стороны, причем с боков они были гуще, а на макушке – реже. Брови у него были внушительными, на носу сидели очки с толстыми линзами. Обычно он выглядел так, будто спал в одежде, но сегодня на нем безукоризненно сидел дорогой костюм.

– Меня может вырвать.

– Даже не думай об этом. Продержись еще пару минут, ты же мужчина.

Бойл лишь поднял на него глаза – он был слишком слаб, чтобы спорить.

– Гаро, я не шучу. Мне гораздо хуже, чем вы можете себе представить. Помогите мне лечь. Я никогда ни о чем вас не просил. Помогите мне лечь, иначе меня стошнит.

Богосян недооценил его состояние. Редактор крепко обнял репортера, помог ему сделать несколько шагов и мягко опустил его на матрас. Потом оглядел убогую квартирку. Это была однокомнатная нора, которую даже нельзя было назвать квартирой, с электроплиткой и холодильником размером с пишущую машинку. Небольшая дверь вела в закуток с унитазом, раковиной и душем. У Бойла ничего не было, кроме рассохшегося шкафа, письменного стола, компьютера, массы книг, составленных в пачки, кучи бумаг и продавленного матраса, стоявшего прямо на полу.

– Ты питаешься нормально?

В ответ Бойл лишь громко застонал.

– А пьешь ты что? Тебе сейчас надо много пить.

На этот раз больному удалось покачать головой.

– Господи, парень, ты же окочуришься, если не будешь много пить. Я разве не говорил тебе, когда брал на работу, что я редактор, а не мамка да нянька? Ты только посмотри на себя!

Богосян открыл холодильник и увидел там два пакета сока, но оба оказались пустыми. Он налил в стакан воды из крана, но вода оказалась мутной.

– Не запирай дверь, – приказным тоном сказал он. – Нравится тебе это или нет, но я вернусь через пять минут.

Он быстро вернулся и принес с собой кучу соков, лекарств, печенья и супов.

– Я тебе, Окиндер, помереть не дам. Я из тебя еще не все дерьмо выбил. Ну как ты, не получше?

– Да, – сказал Бойл. Он был настолько бледен, что кожа его даже отдавала в желтизну.

– Выпей вот это.

– Чего вы от меня хотите, Гаро? Только говорите медленно.

– У тебя есть что-нибудь для публикации?

– Да, лучший репортаж, который мне удалось сделать. Но я его не закончу, пока не поправлюсь.

– Ладно. Это хорошо. Слушай, хочу тебе подбросить еще один сюжет. Я знаю, что ты сам привык искать себе темы, мы ведь так и договаривались. Поэтому прошу тебя заняться этим в качестве личного одолжения. Я больше ни к кому не хочу обращаться с такой просьбой.

Здесь недалеко от тебя, на этой же улице – не знаю, слышал ты об этом или уже болел, – в канун Рождества убили одного паренька. Его звали Акоп Артинян. На нем был костюм Санта-Клауса. Ему сломали шею, а потом в спину воткнули крюк для туш так, что он прошел сквозь сердце. Я только что был на месте преступления. Он там жил, или, может быть, он там только умер. Мебели там вообще никакой – еще меньше, чем у тебя. Холодильник нашли совершенно пустым. И одежды не было никакой в том шкафу, где он висел мертвый. Вообще ничего не было – только стол и шкаф. Вот так-то.

– Как вы туда попали? – спросил Бойл. Он пытался слушать внимательно, но у него кружилась голова. Заметив, что Гаро Богосян не отвечает, он чуть вздернул подбородок. Мужчина, склонившись вперед, сидел на стуле с прямой спинкой и вертел в руках шерстяную шапку.

– Гаро…

Редактор прочистил горло.

– Я родней ему прихожусь, Окиндер. Акоп – мой племянник. Сын моей сестры. Мы не можем этого понять. Что он делал в той пустой квартире? Почему он был одет как Санта-Клаус? Он был хорошим мальчиком, просто отличным парнем. Кому могло прийти в голову его убить? И еще эта дурацкая надпись, которая болталась у него на груди: «Веселого Рождества, М5». Что это? Я хочу сказать, что все это значит? Ты хорошо знаешь жизнь города, когда ты не занимаешься бездомными, ты ведь пишешь о молодежи. Я очень надеюсь, что тот репортаж, о котором ты говорил, не о бомжах.

– Нет, он как раз о них самых. Сочувствую, Гаро, вы пережили такое горе. Не знаю даже, что и сказать… Я себе в страшном сне такое представить не смог бы.

Богосян махнул рукой.

– Спасибо. Со мной все в порядке. На первый взгляд от этого просто жуть берет, такого просто не может быть. Помоги нам разобраться, пойми, это твоя улица, твой район. Если он в чем-то был замешан, тогда тебе надо будет об этом написать. Но мы хотим знать, в чем здесь дело! Это матери его надо, отцу, мне – я только что был на похоронах. Мне тоже надо знать, в чем здесь дело.

Окиндер Бойл представить себе не мог, что увидит когда-нибудь Гаро Богосяна, готового расплакаться. От этого зрелища он даже на время забыл о своей хвори.

– Я сделаю все, что смогу. Можете мне поверить.

– Спасибо. – Редактор поднялся со стула. – А теперь тебе надо побольше пить. Первый тебе приказ по работе – как можно скорее поправляйся. В этом состоянии проку от тебя никакого. Я тебе здесь печенья разного принес, а на дне пакета – куриный суп с лапшой.

– Сколько я вам должен?

– Забудь, нисколько. Как-нибудь в другой раз вычту у тебя из гонорара. А сейчас выздоравливай. Я к тебе завтра загляну.

– Вы что, – поддел его Бойл, – в няньки ко мне решили податься?

Окиндер Бойл слушал, как шаги начальника эхом отдавались в коридоре. Его редактор терпеть не мог открытых эмоций в журналистике, считая их дешевкой, чем-то вроде надувательства. Этот человек безжалостно вырезал из его репортажей все чувства, оставляя лишь голую канву событий. Но когда тот ушел, журналист ощутил помимо собственной боли и страданий, вызванных проклятым гриппом, еще и глубочайшую бездну отчаяния, в которую Гаро Богосян был погружен настолько, что его трудно было узнать.

Дом на улице Анвер был простым жилищем рабочего человека, выстроенным в стиле, который был распространен в пятидесятые и шестидесятые годы. Позже от него отказались по трем причинам, создававшим неудобства зимой: крыши у таких домов были чуть скошены и не защищали от снега; въезд в гараж, находившийся в полуподвале, был слишком крутым, зимой по нему зачастую было трудно въезжать и выезжать, да и лестницы, ведущие в квартиру, были небезопасны – со слишком широкими ступеньками, без перил, их надо было постоянно расчищать от снега, сбивать с них лед. За последние дни ступени этого дома истоптали ноги многих людей, и казалось, что снег затвердел от печали. К числу скорбящих добавились теперь и Эмиль Санк-Марс с Биллом Мэтерзом.

Через большое занавешенное кружевными шторами окно эркера, нависавшего над гаражной дверью, в гостиную проникал яркий свет. Комната была полна людей. Позвонив в дверь, Санк-Марс увидел сквозь прорезанное в ней окошко, что кто-то идет им открывать.

Детектив Мэтерз показал свой значок – полицейских впустил в дом симпатичный худенький паренек лет одиннадцати или двенадцати в отутюженных брюках и белой рубашке с галстуком. Вид у него был угрюмый. Они ждали в тесной прихожей, тронутые горем, воцарившимся в этом доме. Всюду стояли траурные венки и букеты. Смущение детективов усиливало рождественское убранство помещения: в углу гостиной красовалась нарядная рождественская елка, на комоде стоял макет яслей с игрушечными овцами и коровами. На полках рядом с открытками с рождественскими и новогодними поздравлениями стояли карточки с выражением соболезнований. Рождественские и новогодние праздники в этой семье прервала страшная трагедия, и теперь уже никогда в это время года их не будет покидать печаль. Мальчик вернулся и под руку привел отца. Эмиль Санк-Марс ему сразу представился.

– Мы уже несколько раз говорили с полицией, – устало сказал мужчина. – Пожалуйста, только не сегодня. Сегодня утром мы похоронили нашего мальчика.

– Мы не собираемся допрашивать вас, сэр. И совсем не хотим беспокоить вашу семью. Я пришел сюда, господин Артинян, чтобы отдать вам дань уважения. Мы с моим напарником нашли вашего сына. Мы не работаем в отделе убийств и не занимаемся расследованием обстоятельств его смерти. Но, как я уже говорил вам, поскольку мы его нашли, то сочли своим долгом выразить вам свое уважение и соболезнования.

Мужчина кивнул.

– Пожалуйста, – сказал он, – проходите. Василий, мой сын, возьмет ваши куртки.

Родственники остались с семьей до вечера. Убитая горем мать сидела в кресле, окруженная фотографиями сына и всей семьи в более счастливые времена. Бумажной салфеткой дородная женщина с кругами под глазами утирала слезы, иногда прикладывая ее к носу. Санк-Марс подошел к ней и склонился, чтобы сказать слова утешения, осторожно взяв ее руку в свою. Горе состарило ее на годы. Когда Санк-Марс распрямился в полный рост, ему предложили сесть на диван. Мэтерз устроился рядом. Они согласились выпить по чашечке чая.

– Эти люди, – пояснил господин Артинян собравшимся, – были последними, кто видел нашего Акопа живым.

Мужчины и женщины, сидевшие в гостиной, с интересом закивали головами, а Санк-Марс в знак протеста поднял руку, желая деликатно возразить. «Ты не прав, – пронеслось у него в голове, – мы не были последними, кто видел его живым, мы были первыми, кто увидел его мертвым». Но даже такое утверждение было бы неверным.

– Это не совсем так, сэр. Случилось так, что, выполняя с напарником наш долг, мы его обнаружили. Мы нашли его, сэр.

– Да, да, – рассеянно ответил отец, вспомнив, что сказал ему полицейский.

В комнате воцарилось молчание, нарушенное вскоре рыданиями госпожи Артинян. Самое страшное испытание для матери и отца, подумал Санк-Марс, – это смерть ребенка.

– Госпожа Артинян, – начал детектив, – я уверен, что ваш сын был добрым и справедливым человеком. Я уверен, что он хотел помочь другу, попавшему в беду. Я уверен в том, что для своих друзей он погиб как герой.

Рыдания госпожи Артинян стихли. Все собравшиеся в комнате внимательно вслушивались в слова полицейского.

Артинян-старший, сидевший в кресле, чуть подался вперед.

– Господин…

– Санк-Марс.

– Господин Санк-Марс, другие полицейские, которые с нами много раз говорили, все время спрашивали, был ли наш мальчик наркоманом, имел ли он дело с преступниками, сидел ли он в тюрьме или в колонии. Мой сын – хороший мальчик! Студент университета! Он ходит в МакГилл [10]10
  МакГилл (McGill) – самый престижный из четырех монреальских университетов.


[Закрыть]! Он не употребляет наркотики. Я им об этом говорю. Они смотрят на меня, как будто я плохой отец, который не знает, что делает его сын. Они думают, он не знает. Акоп приходит к нам на обед каждое воскресенье. Он счастлив. Он говорит о работе, об учебе, о жизни, о друзьях. Я встречаю его друзей. Это не такой мальчик, который рыщет повсюду в поисках наркотиков.

– Господин Артинян, вы правы, и я хотел бы перед вами извиниться от имени всего полицейского управления за такую манеру расследования. Работа полицейских – задавать вопросы. Мы должны задавать такие вопросы, но сегодня я пришел сюда сказать, что в этом деле в них нет никакой нужды. Ваш сын был хорошим мальчиком. Он старался помогать другим, но, когда он это делал, что-то пошло наперекосяк. Мы постараемся выяснить, что это было. Мы постараемся выяснить, кем были его друзья, – закончил Санк-Марс, обращаясь к родителям паренька.

Собравшиеся стали называть имена, перечислять возможности. Они говорили о соседских ребятах, попадавших в неприятные переделки, и Мэтерз с сознанием долга записывал имена всех, кого они называли. Старший детектив все время держал в поле зрения Василия – мальчика, который открыл им дверь. Он улыбнулся ему, как бы подталкивая на откровенность:

– Ты знаешь кого-нибудь, кто мог бы нам помочь? Может быть, брат тебе говорил что-нибудь, что может оказаться для нас важным?

Мальчик отрицательно покачал головой. Он сидел на подлокотнике кресла отца и пристально смотрел на полицейского.

Хотя никаких конкретных вопросов задано не было, господин Артинян подбадривал собравшихся, побуждал родственников высказывать предположения. До этого расследование убийства его сына носило совсем иной характер – скорее обвинительный, чем помогающий выявить истину, не столько сострадательный, сколько враждебный. А теперь вдруг оказалось, что соображения по этому поводу были у всех, и Санк-Марс прислушивался к каждому.

Детектив Мэтерз чувствовал, что всем этим людям надо было выговориться, высказать собственные догадки и мнения об ужасной кончине их дорогого Акопа. В большинстве своем их предположения были совершенно беспочвенными, но он, следуя примеру Санк-Марса, проявлял к каждому из них неподдельный интерес, к каждой реплике относился с уважением.

Василий Артинян своих соображений не высказывал. Внимательно следивший за ним, Санк-Марс видел, что он постоянно кивает головой, но в выражении его лица угадывалась непонятная агрессия. Старший детектив воспринял это как намек на то, что им пора уходить.

– Вы очень нам помогли. Я обещал вам, что в этот печальный день не буду проводить расследование. Но позже у меня еще будет возможность поговорить с вами. Спасибо за гостеприимство, господин и госпожа Артинян. Еще раз примите мои искренние соболезнования.

Василий Артинян принес ему куртку, и Санк-Марс снова обратил внимание на странное поведение мальчика. Он жестом попросил его отца подойти, чтобы сказать ему что-то без свидетелей.

– Господин Артинян, я хотел бы, с вашего разрешения, пару минут поговорить с Василием наедине. Для него это большая утрата. Он, должно быть, очень обеспокоен, я хочу его поддержать, поговорить с ним как мужчина с мужчиной.

– Вы очень добры, сэр. Конечно, конечно. – Каменщик отошел от полицейского и махнул сыну рукой, чтобы тот подошел. – Василий, Василий, иди сюда.

Он провел мальчика и гостя по коридору в спальню и пригласил их войти.

– Мне очень жаль, Василий, что с твоим братом случилась такая беда. Тебе, наверное, теперь очень тяжело, – начал Санк-Марс.

Мальчик молчал, пристально глядя на стража порядка.

– Я так понимаю, у тебя сейчас рождественские каникулы?

– Да.

– Тебе нравится твоя школа?

– Там все в порядке.

– Василий, что тебе известно? Ты знаешь что-то, о чем хотел бы мне рассказать?

– Вы думаете, что все в моей семье дураки, – сказал мальчик, в его голосе слышалась явная неприязнь.

Санк-Марс не ожидал таких нападок.

– Я вовсе так не думаю. У тебя замечательная семья, это всем ясно. Почему ты мне это сказал?

– Вы сюда пришли и сказали, что хотите выразить нам свое уважение. А на самом деле вы это сделали только для того, чтобы развязать нам языки.

Детектив сделал извиняющийся жест рукой, который мог означать, что он просит у мальчика прощения.

– Иногда случается так, что полицейский, который во мне сидит, все пересиливает, хоть я и хочу быть как все другие.

– Веселого Рождества, М5, – вдруг выпалил пацан.

– Что, прости?

– Моя мама не говорит по-французски, а папа говорит с ошибками.

– Но ты-то французский знаешь хорошо.

– Я хожу в школу. М5. Пятое марта. Санк-Марс – это вы. Мой брат… Мы с ним однажды гуляли… Он журнал один увидел, «Алло, полиция!». Взял его, показал мне и сказал: «Видишь этого человека? У него хорошая репутация. Но я – один из тех, кто ему ее создает».

– Этим человеком на картинке был я, Василий?

– Да, вы, Санк-Марс. Мой брат умер, а вы к нам пришли, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Черт меня побери!

– Я хочу выяснить, кто его убил, Василий, так же, как хочешь этого ты.

– Поспорить могу, вы свою шкуру хотите спасти!

– Чтобы все было по справедливости – вот ради чего работал твой брат. Ради справедливости. Василий, ты можешь нам помочь? На кого он работал? Кем были его друзья?

– Он работал на вас, – резко ответил мальчик. – Вот все, что он сказал. Еще он сказал, что больше говорить мне ничего не может. Его работа была опасной, а вы на ней себе репутацию зарабатывали, когда ловили преступников. Это все, что я знаю.

– Это все?

– Все, что я должен знать. Вам бы лучше сюда не возвращаться. Если вы к нам еще раз придете, я скажу отцу то, что сказал вам. Мало вам не покажется. Он вам шею свернет. Сегодня я его расстраивать не буду. Мама моя… – голос паренька сорвался. – Вам здесь лучше больше не появляться, – снова предостерег его Василий.

В прихожей Санк-Марс пожал руку господину Артиняну, мозолистую, сильную руку каменщика, и склонился, чтобы дать ему себя обнять. Когда полицейские уходили, вслед им звучали слова благодарности за сочувствие горю семьи.

На улице дул холодный ветер. Солнце село, тьму сгустившихся сумерек разгоняли уличные фонари.

– Ну что? – спросил Билл Мэтерз.

– Что – что?

– Мальчик что-нибудь знает?

– Слишком много и слишком мало, – ответил Санк-Марс. – Такая смесь хорошей не бывает.

Спустившись с лестницы, Санк-Марс нагнулся и прихватил с сугроба заледеневший снег. Он бросил его в ближайший фонарный столб, но промазал. Потом снова наклонился и собрал снег, чтобы сделать снежок.

– Что теперь? – не угомонился Мэтерз.

– Теперь? Теперь мы возвращаемся в участок. После этого едем к женам домой ужинать. Ночью постараемся выспаться. Постараемся выкинуть из головы горе этих людей. Чтобы сделать это, мы себе скажем, что ответственность за смерть их сына лежит не на нас.

Санк-Марс скатал снежок, бросил и на этот раз попал в цель. Снежок разбился о столб и разлетелся в пыль.

– Вы ни в чем не виноваты, Эмиль. Он давал вам информацию по собственной инициативе.

Санк-Марс не ответил.

– Может быть, нам сначала зайти куда-нибудь промочить горло? – предложил Мэтерз.

– Пожалуй, так будет лучше – согласился Санк-Марс.