Текст книги "Вопрос на засыпку. Как заставить мозги шевелиться"
Автор книги: Джон Фарндон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]
Всегда ли прав Витгенштейн?
(Французский язык и философия, Оксфорд)
Если вы говорите что-то и я говорю то же самое, то мы согласны друг с другом, и не нужно больше никаких споров. Витгенштейн утверждал, что не существует истины в точном смысле этого слова и что западные философы тщетно пытаются ее отыскать, подобно физикам ЦЕРНа[9]9
ЦЕРН (CERN – от фр. Conseil Européen pour la Recherche Nucléaire) – Европейская организация по ядерным исследованиям. Прим. ред.
[Закрыть], охотящимся за «частицей бога», бозоном Хиггса, при помощи адронного коллайдера. Все дело в языковых играх и двойных значениях. Ну или не все, а только часть, как станет ясно далее.
Должен признать, что я был весьма удивлен, когда узнал немного больше об идеях Витгенштейна. Его мысли казались настолько запутанными и растворенными в рассуждениях о высших материях, что я даже засомневался – действительно ли он жил в XX веке. Я представлял, как он, одетый в рясу, скитается по средневековой Германии, бормоча под нос нечто странное и непостижимое и выставляя окружающих дураками, подобно алхимику.
И хотя я сильно ошибся относительно времени его жизни (1889–1951), сложившийся у меня образ нельзя назвать совсем уж неточным. В том блеске, который Витгенштейн придал философии, было что-то от стиля Греты Гарбо, так же как и в том, что он оставил академическую среду после написания первой книги – я так и вижу, как он шепчет: «Я хочу быть один!» В присутствии Витгенштейна даже самым лучшим ораторам казалось, что сказанное ими избыточно, и они втайне жалели, что наговорили слишком много.
Витгенштейн высказал мнение об истине в своем первом и единственном вышедшем при его жизни труде – «Логико-философском трактате» 1921 года. Это очень короткая и чрезвычайно непростая книга. Но она произвела эффект разорвавшейся бомбы в глазах всех западных философов, и, возможно, именно поэтому Витгенштейн оставил академическую науку и вернулся к преподаванию, чувствуя, что ему нечего больше сказать.
Философы, говорил Витгенштейн, ошибались, считая себя учеными, исследующими смысл, который стоит за такими понятиями, как истина, разум, время, справедливость, реальность. На самом деле смысл этих категорий не имеет значения или же вообще непознаваем. Философ может тратить время на то, чтобы понять, как он узнаёт о том, что плачущий ребенок с разбитой коленкой действительно испытывает боль, тогда как мать сразу прибежит со словами утешения и с бинтами. В этом случае именно философу следует извлечь для себя урок.
Ошибка, утверждал Витгенштейн, заключается в том, что мы считаем, будто философское знание может ответить на эти вопросы. Она происходит из нашего неверного взгляда на язык, подразумевающего, что каждое слово должно что-то означать. Философ спрашивает: «Что есть реальность?», «Что есть справедливость?», «Что есть сознание?» – затем начинает исследовать подобные вопросы при помощи логики – и, конечно, не может найти ответ, потому что это просто слова. Именно потому такие исследования были бесплодными на протяжении веков. Но если вы вспомните, что язык изменяется и слова означают то, что люди вкладывают в них в определенной ситуации, то проблема исчезнет. Именно потому что, если вы скажете, что Витгенштейн прав, и я пойму, что означает «прав» в данном контексте, больше не надо будет ничего говорить. На самом деле Витгенштейн оспорил роль логики в качестве главного критерия истины. Он считал, что 2 + 2 = 4 не является окончательной истиной, это просто утверждение, имеющее арифметический смысл. Если бы вы заявили, что 2 + 2 = 97, сказанное было бы не ложью, а просто бессмыслицей. Задача философа состоит в том, чтобы разоблачать бессмыслицу.
Определение того, является ли предположение логически истинным или ложным, полностью лишено смысла, продолжал Витгенштейн, так как у языка есть много и других применений. Такое наблюдение может показаться тривиальным, но оно содержит главный смысл. Философия «не создает новых фактов, этим занимается только наука, – писал он. – Но правильное изложение этих тривиальностей чрезвычайно сложно и имеет огромное значение. Философия на самом деле является обзором тривиальностей».
В более поздних неопубликованных при его жизни работах Витгенштейн говорил о «языковых играх». Люди играют с языком и по-разному используют его в различных контекстах. Они выбирают нужный смысл при помощи ассоциаций. Так, слово «эфир» имеет разные значения для химика и радиоведущего. Ни одно из них нельзя назвать единственно истинным, все зависит от употребления.
Витгенштейн писал о знаменитой иллюзии с кроликом и уткой, впервые опубликованной в немецком журнале Fliegende Blätter в 1892 году. Вам кажется, что рисунок изображает кролика, до тех пор пока вы внезапно не понимаете, что это утка, – и наоборот. Ни одно, ни другое, увиденное вами, не является истиной; и то и другое – просто разные способы восприятия.
Витгенштейн предполагал, что некоторым образом поэзия, музыка и искусство могут рассказать нам о смысле жизни больше, чем наука и философия, и что значение первых недооценивается. На самом деле он воспринимал философию скорее как поэзию, нежели как науку. И точно так же, как не может существовать «правильное» стихотворение, не может быть и «правильной» философии – но это не значит, что поэзия и философия не способны влиять на умы и иметь смысл.
Мнения о работе Витгенштейна были неоднозначными и после его смерти в 1951 году. Сначала научное сообщество отвергло идеи – возможно, потому что они выбрасывали за борт мысли величайших философов западного мира и при этом были выражены настолько запутанно, что многие не могли их полностью понять или даже не пытались. Позднее, однако, интерес к этим идеям возрос.
«Быть или не быть, вот в чем вопрос», – говорил Гамлет. Наверное, Витгенштейн мог бы сказать, что ответ зависит от того, как люди понимают эти слова. Любопытно, что Том Стоппард написал комедию «Гамлет Догга, Макбет Кахута», основываясь на идеях Витгенштейна. В ней группа детей репетирует «Гамлета», но так мало понимает в нем, будто он написан на иностранном языке. На самом деле дети говорят на языке догг, состоящем из английских слов, значение которых изменено. В пьесе есть эпизод, основанный на опубликованной после смерти Витгенштейна работе «Философские исследования». В ней строитель просит своего помощника подать ему «плиту», «колонну», «балку», и тот приносит их, будто бы знает, какие предметы обозначают эти слова – но, вероятно, он просто уже запомнил, что нужно приносить и в каком порядке. Тогда вместо этих слов можно было бы просто использовать «один», «два», «три». Так что, если вы спросите, всегда ли Витгенштейн прав, я отвечу: «Нет, но иногда не остается ничего другого».
Насколько маленьким вы можете сделать компьютер?
(Инженерное дело, Кембридж)
Над этим вопросом в последнее время много думали разработчики компьютеров, и короткий ответ таков: очень-очень маленьким. Уже в 2013 году удалось создать полностью рабочий компьютер размером с песчинку. Его разработали для того, чтобы поместить прямо в глаз для мониторинга глаукомы, и потому остроумно назвали «микросучком», имея в виду известное библейское выражение[10]10
«И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?» (Матфей 7:3). Прим. пер.
[Закрыть]. Он включал в себя процессор, устройство для хранения данных и даже модуль беспроводной связи. В качестве источника питания использовались солнечные батареи, работающие за счет попадающего в глаз света.
В процессе реализации европейского проекта Pico-Inside был создан логический элемент гораздо меньших размеров. Его вычислительная мощь эквивалентна 14 транзисторам, и он состоит всего из 30 атомов. Это не только значит, что его нельзя увидеть в оптический микроскоп, – он слишком мал для того, чтобы его можно было увидеть при помощи чего-либо, кроме самых мощных туннельных сканирующих микроскопов. Внутрь упомянутого ранее «сучка» можно поместить около квинтиллиона таких процессоров!
Еще в конце 1960-х годов основатель компании Intel Гордон Мур заметил интересную закономерность. В 1958 году два транзистора были соединены в интегральную схему на кристалле кремния, так появился первый кремниевый чип. С тех пор, как отметил Мур, количество транзисторов, помещающихся в одном чипе, удваивается каждый год. Поэтому электронные устройства каждый год уменьшаются в соответствии с законом Мура.
В последнее время темп миниатюризации снизился, и количество транзисторов удваивается каждые два года. Но все же мы смогли создать «умные» устройства, которыми сейчас пользуемся, – планшеты и телефоны, – обладающие вычислительной мощью суперкомпьютеров недавнего прошлого. Каждый раз, когда кто-то утверждает, что миниатюризация достигла своего предела, проектировщики компьютеров умудряются вместить их в еще меньший объем. Вопрос в том, сколько еще мы сможем их уменьшать и зачем нам нужно что-то еще меньшее.
Кажется, что мы действительно достигли предела возможностей обычных транзисторов. Они уже уменьшились до наноразмеров – миллиардных долей метра (размер вирусов). Дальше могут возникнуть проблемы. Транзисторы работают как вентили, включающие и выключающие поток электронов. Они сделаны из полупроводников, которые способны пропускать электроны или блокировать их. Но когда размер барьера уменьшается до нанометров, начинают проявляться квантовые эффекты. В частности, возникает туннельный эффект. Он заключается в том, что электрон проходит сквозь барьер так, будто бы его нет. (На самом деле он не проходит, а исчезает с одной стороны барьера и появляется с другой.) Если вентили не в состоянии преградить путь потоку электронов из-за туннельного эффекта, транзисторы просто не могут работать. Сейчас самые маленькие транзисторы имеют размер около 30 нм, так что этот предел скоро будет достигнут.
Транзисторы представляют собой логические элементы, от которых зависят вычисления: «да/нет», «и/или», 0/1. Если транзисторы достигнут своего предела, можно ли будет построить логику на альтернативных элементах, устойчивых к проявлению квантовых эффектов? Именно над этим вопросом работает команда проекта Pico-Inside и другие исследователи.
Вместо того чтобы пытаться впихнуть как можно больше вычислительной мощности в минимальный объем, они начали с противоположной стороны и создали компьютер из атомов, чтобы использовать преимущества квантовых эффектов, а не устранить их. При постройке компьютера они применяли атомные силовые микроскопы, с помощью которых помещали атомы в нужное место. На данный момент, кроме логического элемента из 30 атомов, ученым удалось собрать из атомов шестеренки, колеса и даже двигатели, каждый из которых представляет собой одну молекулу. До того, чтобы собрать полностью рабочий компьютер, еще далеко, но возможность этого очевидна.
Главная проблема всех нанокомпьютеров не в вычислительной мощности, а в дополнительных устройствах. Как обеспечить для них питание? Как их охлаждать? Как они смогут взаимодействовать с другими устройствами? Бессмысленно создавать компьютер размером с молекулу, если затем понадобится в триллион раз больший модуль беспроводной связи и огромный аккумулятор или солнечная батарея. И, разумеется, солнечные батареи не будут работать в темноте. Именно эти проблемы предстоит решить, чтобы нанокомпьютеры стали реальностью.
Еще более впечатляющих результатов можно добиться, если отказаться от обычных логических элементов на транзисторах в пользу квантовых вычислений. При этом целью будет не дальнейшее уменьшение компьютера, а использование силы квантовых эффектов для достижения высоких скоростей обработки информации. Для создания такого компьютера нужно уменьшить элементы настолько, чтобы вступили в силу квантовые эффекты, то есть до размера атома, электрона или даже фотона. Если квантовые компьютеры будут когда-либо построены, они станут использовать атомные и субатомные частицы в качестве рабочих элементов.
Смысл в том, что вместо обычных битов, способных принимать значение 0 и 1, можно будет использовать квантовые биты, или кубиты, которые находятся в состоянии суперпозиции и могут принимать значение 0 и 1 одновременно. В обычном компьютере биты должны менять свое состояние последовательно. При использовании кубитов все вычисления могут выполняться одновременно. Это значит, что такой компьютер станет решать задачи в миллионы раз быстрее обычного за счет параллельной работы над задачей.
В 2014 году канадская компания D-Wave попала на обложку журнала Time с устройством, которое ее сотрудники объявили первым коммерческим квантовым компьютером. Эта машина размером с большой шкаф – и она работает, – но никто не уверен, действительно ли она представляет собой квантовый компьютер. Также никто не уверен, что такой компьютер может принести какую-либо пользу. Предполагается, что он способен помочь банкам быстрее проводить финансовые операции при помощи сверхбыстрых вычислений, но зачем он нужен всему человечеству, пока неясно.
Это одна из проблем маленьких компьютеров: какова цель? Зачем нужен компьютер размером с песчинку, если легко потерять дома даже обычный сверхплоский телефон? На этот вопрос есть по меньшей мере два ответа.
Во-первых, устройства размером с ваш телефон смогут очень сильно увеличить свою вычислительную мощь и будут способны делать фантастические вещи, на которые они не способны в настоящий момент. Некоторые критики, впрочем, говорят, что это неправильный взгляд на мир. Не нужно увеличивать мощность отдельных компьютеров. Вместо этого следует улучшать связь, так чтобы вычислительная мощь всех компьютеров, объединенных в сеть, использовалась одновременно, как в случае облачных вычислений. При этом мощность вашего индивидуального терминала может быть небольшой, но он станет использовать всю мощь «облака».
Во-вторых, нанокомпьютеры окажутся полезны для манипуляций с объектами в наномасштабе. Самые многообещающие возможности находятся внутри тела. Я уже рассказывал о компьютере, работающем в глазу. Нанокомпьютеры могут быть помещены в кровеносную систему для мониторинга кровообращения или для помощи при постановке диагноза. Одно такое маленькое устройство не способно на многое, но их совокупность, которую можно поместить в таблетку, позволит снизить уровень холестерина или уничтожить камни в почках.
Некоторые ученые говорят о перспективном использовании энергии органических молекул для построения биоразлагаемых компьютеров, которые смогут работать внутри живых тканей, доставляя в них лекарства или обезвреживая раковые клетки. Вид нашего тела, которое постоянно ремонтируют изнутри множество невообразимо маленьких компьютеризованных устройств, представляет собой чрезвычайно привлекательное зрелище. В случае реализации это может стать самым большим прорывом в медицине за все время ее существования. Кроме того, нанокомпьютеры будут применимы во многих областях, от очистки внутренностей труб до создания новых лекарств молекула за молекулой.
Все это пока остается достаточно отдаленной перспективой, так как существуют проблемы с питанием, связью и созданием таких устройств. Но кто еще 60 лет назад мог представить, что компьютеры будут маленькими и достаточно мощными, чтобы делать все то, что мы сейчас принимаем как данность, – например, позволять выходить в интернет при помощи небольшого телефона почти в любой точке мира?
Лично я не в силах изобрести компьютер, который был бы меньше и сложнее, чем счеты, но есть люди, которые это могут. Впрочем, я придумал кое-что получше: я приму участие в создании самого совершенного компьютера – человеческого мозга. Даже полностью выросший человеческий мозг удивительно мал для своих возможностей – это самый мощный известный компьютер. Не хочешь ли сделать сегодня ночью суперкомпьютер, дорогая?
Как бы вы могли устроить успешную революцию?
(История, Оксфорд)
Согласно многим журналистам и ученым, современные революции организовывались при помощи социальных сетей. Если эти утверждения верны, то быть революционером довольно удобно. Мне не нужно одеваться в темную униформу, покрывать себя анархистскими лозунгами и татуировками, писать боевые послания и даже учиться делать бомбы. Я должен просто сидеть дома в пижаме и с ноутбуком и твитить «#даздравствуетреволюция»[11]11
Социальные сети, несомненно, играли большую роль в недавних событиях. Протесты 2009 года в Иране назвали «Революцией Facebook». Восстание 2011 года в Тунисе известно также как «Революция Wikileaks». Египетская революция 2011 года была названа «Революцией Twitter».
Социальные сети позволяют распространять новости без контроля со стороны обычных СМИ. Они рассказывают частные истории, которые привлекают внимание людей. Они позволяют обмениваться идеями и мнениями. Они упрощают координацию протестов – таких, например, как на каирской площади Тахрир. Согласно некоторым источникам, число пользователей Facebook в Египте за первые три месяца 2011 года увеличилось на два миллиона, а во всем арабском мире это число за то же время удвоилось.
Но вопрос заключается в том, как устроить успешную революцию, а это ограничение сразу снижает привлекательность Facebook и Twitter в качестве двигателей социального протеста. Кажется, только Тунису удалось плавно перейти к новой либеральной конституции и демократическому правлению, в то время как в Египте этот процесс так и не закончился. Конфликт в Сирии нельзя разрешить при помощи социальных сетей.
Любопытно, что в качестве события в соцсетях египетская революция 2011 года была успешной. Сети позволили многим почувствовать себя непосредственно вовлеченными в происходящее. Миллионы людей по всему миру следили за занятием площади Тахрир, чувствуя свою причастность в гораздо большей степени, чем если бы просто слушали новости. Когда Хосни Мубарак ушел в отставку после восемнадцати дней, что люди стояли на площади, это выглядело как самосрежиссированная телепостановка. Гораздо менее привлекательная реальность последующих событий уже не отражалась в социальных сетях, поэтому тяжело назвать успехом возвращение военных к власти и суд над первым избранным президентом Мохаммедом Мосли.
[Закрыть]!
Но прежде всего мне надо решить, какова же цель моей революции. Она, например, может быть маленькая, повседневная, подобная той, о которой говорят в рекламе, расхваливая революционную силу нового отбеливателя. Но почему бы не мыслить шире? Давайте свергнем глобальный капитализм и заменим его мелкомасштабным народным социализмом на всей планете. Я хочу увидеть, как деньги и власть уходят из рук транснациональных корпораций, финансовых сетей и теневых негосударственных организаций и распределяются между сообществами людей на местном уровне. Как же мне этого добиться? Когда российские социалисты решили сбросить власть царя и совершить марксистскую революцию, они разделились на основе двух возможных подходов к революции. Меньшевики выступали за медленный, долгий путь, создание поддержки в народе и постепенное привлечение людей на свою сторону. Подход большевиков, выраженный в известной статье Ленина 1901 года «С чего начать?», подразумевал резкий захват власти небольшим авангардом революционеров, за которыми должен будет последовать остальной народ[12]12
Меньшевики считали, что революция должна начаться как либерально-буржуазная и привести к построению демократического капитализма. Но вскоре они были отстранены Лениным и авангардом большевиков. После смерти Ленина в 1924 году основная борьба развернулась между идеями Сталина, сформулировавшего теорию «социализма для одной страны» – то есть жесткой индустриализации для достижения уровня западных капиталистических стран, – и Троцким, который считал единственно допустимой «перманентную революцию» – распространение революции на весь мир до тех пор, пока не будет пути назад. Но Сталин победил, и идеи Троцкого так и остались лишь теорией.
[Закрыть].
Мне ближе идея большевиков. В конце концов, глобальный капитализм действительно создает много проблем. Людям нужны перемены сейчас, сегодня. Даже еще один ребенок, умерший от голода, еще один человек, страдающий от бедности, – это слишком много. Но исторические прецеденты такого подхода не очень обнадеживают. Именно люди, (слишком) убежденные в своей правоте, привели к революционному террору во Франции, невероятно масштабным чисткам в сталинской России и бедствиям в маоистском Китае.
На самом деле бесчисленные революции, основанные на таком подходе, заканчивались кровопролитием и страданиями – и, скорее всего, это неизбежно, потому что кто должен решать, кому находиться у власти? Ирландский политический философ Эдмунд Берк в те времена, когда английские романтики были очарованы французской революцией, предсказывал, что нарушение статус-кво приведет к борьбе между фракциями и вакуум власти будет заполнен военной диктатурой, что и сбылось не только в случае Наполеона, но и в случае Сталина и многих других.
Я мог бы устроить эффективную «революцию сверху», но вряд ли она оказалась бы успешной и продолжительной[13]13
В прошлом долгое время революция по определению не могла закончиться успехом. Революция была катастрофой, сломом обычного порядка вещей, погружением в хаос, которого следовало избегать изо всех сил – мир переворачивался вверх ногами. Это не значит, что революций не случалось или они не меняли мир к лучшему. Есть бесчисленное множество примеров того, что мы сейчас называем революциями. Но их обреченность была очевидна даже для их сторонников, они считались необходимым злом, а не легкой дорогой к светлому будущему.
Только с середины XVII века революции стали многими считаться жизненно необходимым шагом на пути человечества к более просвещенному, справедливому миру, необходимому для уничтожения режима тирана. А Карл Маркс, разумеется, считал революцию неизбежной стадией развития человечества. Ученые потратили тысячи слов, анализируя причины революций с XVII до XX века, в частности, «Славной революции» в Англии в 1688 году, американской революции 1765–1783 годов, французской революции 1789 года, русской революции 1917 года и китайской революции 1927–1949 годов. И хотя точки зрения исследователей сильно различались, все сходились на том, что эти революции случились, так как для них пришло время. Другими словами, к каждому такому моменту уже существовало достаточное количество людей, которые готовы были принять грядущие перемены или даже отчаянно их хотели.
[Закрыть]. Я думаю, что успех зависит от движения снизу, поддерживаемого основной массой народа. Огромный объем работы по вовлечению большего количества людей отпугивает многих потенциальных революционеров от этой идеи, особенно когда существующий режим полностью держит все нити в своих руках. Соблазнительно думать, отчаянно желая перемен, что совершить революцию можно, только если держать все нити в своих руках, но тянуть их в противоположном направлении. Мне кажется, главное – помнить о том, что нельзя устраивать революцию в одиночку. Нужно просто распространить свои идеи. Если множество людей начнут верить в одно и то же, то перемены произойдут, они будут значительными, и никто не сумеет их остановить. Может показаться, что я, как один человек из семи миллиардов, изолирован и бессилен что-либо изменить. Но если я правильно смотрю на вещи, то этот взгляд быстро распространится среди большого числа людей.
В 1960-е годы американский психолог Стэнли Милгрэм выдвинул знаменитую идею «шести рукопожатий» – теорию, согласно которой мы все связаны друг с другом и от любого человека на планете нас отделяет не более шести взаимосвязей. Другими словами, мне просто нужно убедить несколько человек в правдивости моих идей, а они, в свою очередь, убедят других. Таким образом, мой взгляд на вещи распространится по всему миру с удивительной скоростью, и произойдет это, конечно, при помощи социальных сетей. Проблема в том, что пока мои идеи недостаточно захватывающие.
Наряду с передачей мыслей от человека к человеку я попробую и другие способы. Как писатель я знаю о привлекательности СМИ, поэтому попытаюсь продвинуть свои идеи при помощи различных каналов, от книг и телевидения до YouTube, Twitter и других социальных сетей. Я знаю, что это будет нелегко, так как контроль над повесткой дня в СМИ находится в руках тех сил, которые я хочу свергнуть. Потому мне придется использовать другие средства для привлечения внимания к своим идеям.
Некоторые способы создания информационных поводов уже известны. Мирное занятие ключевых площадей города является одним из таких способов. Занятие площади Тахрир в Каире и площади Независимости в Киеве несколькими тысячами людей привлекло к себе внимание всего мира, потому что такие события тяжело игнорировать – особенно когда они широко освещаются в социальных сетях. Приведет ли это к успешной революции, зависит от соотношения сил – и, разумеется, в некоторых случаях такие действия опасны или невозможны, как, например, в Сирии. Впрочем, при поддержке соцсетей цель вполне достижима.
Но так как цель моей революции – свержение глобального капитализма – не слишком близка многим людям в развитых странах мира, поскольку угрожает их комфорту, вероятно, она не найдет достаточно большой поддержки, как показало нам движение Occupy.
Поэтому прежде всего я должен распространить свои идеи и убедить большое количество людей в том, что пришло время для перемен. И если все останутся глухи к моим словам, то мне, пожалуй, придется нанять гипнотизера, чтобы он на ключевых встречах мировых лидеров, таких как саммит «большой двадцатки», собрания Бильдербергского клуба или сессии ООН, использовал силу внушения, чтобы убедить присутствующих политиков и плутократов в том, что они лично были бы гораздо счастливее, если б стали героями «бархатной революции», которая уничтожит все зло глобального капитализма. На самом деле, возможно, мне следует попробовать убедить их в этом, написав длинное личное письмо каждому…
