Текст книги "О мышах и о людях"

Автор книги: Джон Эрнст Стейнбек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Ленни смотрел на неё, открыв рот. Крючок спрятался за маской негритянского достоинства. А со стариком Липким произошла перемена – он вдруг поднялся и пнул бочонок с гвоздями.

– С меня хватит, – зло сказал он. – Тебя сюда не звали, ты здесь не нужна, мы так и сказали. И я тебе скажу, что ты меришь нас по мерке шлюхи. У тебя в твоей куриной башке ума не хватит даже чтобы понять, что мы не тупые. Положим, нас уволят, положим. Ты думаешь, мы пойдём по большой дороге искать другую такую же паршивую работёнку за четверть бакса, как здесь. Да только ты не знаешь, что у нас есть своё ранчо и собственный дом. Мы и не собираемся оставаться здесь. У нас есть и дом, и куры, и фруктовые деревья, и ранчо в сто раз лучше этого. И у нас есть друзья, вот что. Может, было время, мы и боялись потерять эту паршивую работёнку, да только больше уж не боимся. У нас есть своя землица, наша собственная, и мы можем враз туда уйти.

Жена Кудряша рассмеялась.

– Чушь, – сказала она. – Я вас хорошо знаю, ребята. Да заведись у вас четверть бакса, вы тут же возьмёте вискаря и будете сидеть в бараке, вылизывать стаканы насухо. Знаю я вас.

Лицо Липкого стремительно краснело, но прежде чем жена Кудряша закончила говорить, он взял себя в руки. Он был хозяином положения.

– Всё ясно, – сказал он мягко. – Слушай, может тебе лучше пойти покрутить свой обруч? Нам больше нечего сказать. Мы знаем, что́ у нас есть, и нам до лампочки, чего ты там знаешь или не знаешь. Так что тебе, наверно, лучше уйти, а то ведь Кудряшу может не понравиться, что его жена ошивается на конюшне с тупыми бродягами.

Она переводила взгляд с одного лица на другое – все они были равнодушны и явно не питали к ней приязни. Тогда она задержала долгий взгляд на Ленни, пока он испуганно не опустил глаза.

Вдруг она произнесла:

– Откуда у тебя эти синяки на лице?

Ленни с виноватым видом выдавил:

– У кого? У меня?

– У тебя, у тебя.

Ленни посмотрел на Липкого, ища подсказки, потом уставился на свои колени.

– У него рука попала в машину, – сказал он.

Жена Кудряша рассмеялась.

– Ага, ну ладно. В машину! Я с тобой потом поговорю. Мне нравятся такие машины.

Липкий вмешался:

– Оставь парня в покое. Не хватало ему ещё из–за тебя неприятностей. Я передам Джорджу, что ты тут наговорила, Джордж не позволит тебе впутать Ленни в историю.

– Кто такой Джордж? – спросила она. И взглянула на Ленни: – Это тот мелкий, с которым ты пришёл?

Лицо великана расплылось в счастливой улыбке.

– Ну да, – сказал он, – тот самый. И он позволит мне кормить кроликов.

– Да ради бога. Если это всё, чего ты хочешь, так я могла бы сама дать тебе пару кроликов на откорм.

Крючок поднялся с лежака и встал перед ней.

– Хватит, – сказал он холодно. – Ты не имеешь права входить в комнату цветного. Вообще не имеешь права тут околачиваться. Так что давай, уходи и побыстрей. Если не уйдёшь, я попрошу хозяина запретить тебе ходить на конюшню.

Она насмешливо повернулась к нему:

– Слушай, черномазый, – сказала она, – ты знаешь, что я могу с тобой сделать, если разинешь пасть?

Крючок бросил на неё беспомощный взгляд, опустился на лежак и скрючился, кажется, ещё больше.

Она подступила вплотную к нему, настырно повторила:

– Ты знаешь, что я могу сделать?

Крючок, казалось, стал ещё меньше, он прижался к стене и избегал смотреть на девушку.

– Да, мэм, – едва слышно произнёс он.

– Так знай своё место, нигер. Я ведь могу всё устроить, коли хочешь – тебя вздёрнут так быстро, что и хмыкнуть не успеешь.

Крючок окончательно сник, превратился в ничто. Не стало личности, не было «я», не было ничего, что могло бы вызвать приязнь или неприязнь. Он повторил «Да, мэм», и голос его был невыразителен, как шорох палой листвы.

Ещё мгновение она стояла над ним, будто ждала, не подаст ли он признаков жизни, чтобы снова наброситься на него, но Крючок замер совершенно неподвижно, отведя взгляд и, как улитка, втянув в себя всё, во что можно было ударить.

Наконец, она удовлетворилась победой и повернулась к двум другим. Старик Липкий не сводил с неё взгляда, будто зачарованный.

– Если ты попробуешь сделать это, мы расскажем, – спокойно предпредил он. – Мы расскажем, что ты просто решила подставить Крючка.

– Да расскажи, будь ты проклят, – крикнула она. – Никто не станет тебя слушать, и ты это знаешь. Никто тебя не послушает.

С Липкого тут же слетела всякая уверенность.

– Может, оно и так, – согласился он. – Может, и не послушают.

Ленни захныкал:

– Хочу, чтобы Джордж был тут. Хочу чтобы Джордж был тут.

Липкий шагнул к нему.

– Не волнуйся, – сказал он. – Я, кажется, слыхал, как ребята возвращаются. Джордж уже в бараке, готов поклясться. – Он повернулся к жене Кудряша: – Если ты уйдёшь прямо сейчас, мы не скажем Кудряшу, что ты была здесь.

Он смерила его ледяным взглядом.

– Не уверена, что ты чего–нибудь слышал.

– Лучше не испытывать судьбу, – ответил он. – Если не уверена, так поберегись на всякий случай.

Она повернулась к Ленни.

– Я рада, что ты поддал Кудряшу. Он сам напросился. Иногда мне и самой хочется хорошенько ему врезать.

Она выскользнула за дверь и через мгновение растворилась в темноте конюшни. Когда она проходила между стойлами, звякнула цепочка, всхрапнула одна лошадь, другая ударила копытом.

Крючок, казалось, медленно выползал из раковины, в которой прятался.

– Это ты правду сказал, что ребята вернулись? – спросил он.

– Конечно, я слышал.

– А я ничего не слыхал.

– Ворота хлопнули, – сказал Липкий и с усмешкой добавил: – Господи Иисусе, она умеет двигаться бесшумно. Должно, у неё было много случаев научиться.

Крючок теперь избегал обсуждения этой темы.

– Может, вы, ребята, пойдёте? – произнёс он. – Не уверен, что вам стоит здесь оставаться. Цветной тоже должен иметь некоторые права, даже если они ему не нравятся.

Липкий сказал:

– Эта сука не смела так с тобой говорить.

– Да ладно, забей, – вяло отозвался Крючок. – Вы, ребята, пришли и помогли мне забыть, кто я есть. А она – помогла вспомнить.

В конюшне зафыркали лошади, звякнули уздечки, и голос позвал:

– Ленни. Эй, Ленни, ты здесь?

– Это Джордж, – воскликнул Ленни. И отозвался: – Здеся, Джордж, я и взаправду здесь.

Через секунду Джордж возник в дверях и недовольно осмотрелся вокруг.

– Чего ты делаешь в комнате Крючка? Ты не должен тут быть.

Крючок кивнул:

– Я им говорил, но они всё равно пришли.

– Почему же ты их не выгнал?

– Я не особо переживал, – ответил Крючок. – Ленни нормальный парень.

Тут встрепенулся Липкий:

– Эй, Джордж, я тут всё прикидывал и так и этак. И кажется, я знаю, как мы можем сделать немного деньжат на кроликах.

Джордж нахмурился:

– Я думал, что сказал вам не трепаться про это.

Липкий помрачнел.

– А мы и не говорили никому, только Крючку.

– Ладно, вы ребята давайте отсюда, – сказал Джордж. – Господи, вас и на минуту нельзя оставить.

Липкий с Ленни поднялись и направлись к двери. Крючок окликнул:

– Липкий.

– А?

– Помнишь, что я сказал насчёт прополки и вообще любой работы?

– Ага, – бросил Липкий. – Я помню.

– Так вот, забудь, – сказал Крючок. – Я не хотел ничё такого, пошутил просто. Не хочу я никуда отсюда уходить.

– А–а. Ну, ладно, коли так. Спокойной ночи.

Трое мужчин вышли. Когда они шагали через конюшню, лошади зафыркали, зазвенели уздечки.

Крючок сел на лежак и мгновенье смотрел на дверь. Потом потянулся к бутылке с притиранием. Он задрал рубаху, взял немного мази на ладонь и принялся медленно втирать её в спину.

Одна половина большой конюшни была почти доверху завалена свежим сеном, и над этой кучей висели на ремне вилы в четыре зубца. Куча спускалась к противоположной стороне конюшни подобно склону горы, и там оставалось ещё незаполненное пространство. По сторонам были видны ясли, а за перегородками покачивали головами лошади.

Было воскресенье, недавно минул полдень. Оставшиеся в стойлах лошади пощипывали пахучее сено, били копытами и позвякивали цепочками в недоуздках. Послеполуденное солнце проникало внутрь сквозь щели в стенах конюшни и ложились на сено яркими рыжими полосами. Висело в воздухе ленивое послеполуденное гудение мух.

Снаружи доносился звон подков, удары об игровую стойку и крики играющих мужчин, то одобрительные, то насмешливые. Но в конюшне было тихо – только ленивое жужжание и душноватое тепло, пропитанное ароматом сена.

Ленни сидел на сене рядом с ящиком, что стоял в ещё не занятом углу конюшни. Ленни сидел на сене и смотрел на мёртвого щенка, что лежал перед ним. Он смотрел на него долго, а потом погладил коричневый бок своей огромной рукой, от ушей до хвоста.

– Почему ты помер? – нежно спросил он. – Ты же не маленькая мышка. Я и шлёпнул–то тебя совсем легонько. – Он приподнял голову щенка и заглянул в его мордашку. – Джордж не позволит мне присматривать за кроликами, коли найдёт тебя мёртвым.

Он вырыл небольшую ямку и положил в неё щенка, накрыв сеном. Долго смотрел на получившийся холмик, потом сказал:

– Это не шибко большая неприятность, чтобы мне идти прятаться в кустах. Ох, нет, это ничего, скажу Джорджу, будто нашёл его мёртвым.

Он откопал щенка, внимательно осмотрел и снова погладил от ушей до хвоста.

– Но он узнает, – печально продолжал верзила. – Джордж всё знает. Он скажет: ты сделал это, не пытайся меня надуть. И он скажет: теперь тебе нельзя будет смотреть за кроликами!

Внезапно он разозлился.

– Прокляни тебя бог! – крикнул он. – Почему ты издох? Ты не маленький, как мышка. – Он поднял щенка, швырнул в сторону и повернулся к нему спиной. Сел, обхватив колени руками, и захныкал: – Теперь я не смогу кормить кроликов. Теперь он не позволит мне.

Бедняга раскачивался взад и вперёд от горя.

Снаружи звякнули о железную стойку подковы, донёсся хор возбуждённых голосов. Шмыгая носом, Ленни подобрал щенка, положил обратно в ямку и уселся рядом. Снова погладил маленькое тельце.

– Ты был не шибко большой, – сказал он. – Они говорили мне, говорили, что ты ещё не шибко большой. Я не знал, что ты помрёшь так запросто. – Он коснулся пальцем пушистого уха щенка. – Может, Джордж не заметит, – продолжал он. – Этот маленький сукин сын ничего для Джорджа не значил.

Из–за последнего стойла показалась жена Кудряша. Она вошла очень тихо, так что Ленни не увидел и не услышал её. Она была одета в яркое хлопковое платье, на ногах – тапочки с красными страусиными перьями. Её лицо было накрашено, а маленькие, похожие на колбаски локоны аккуратно уложены. Она подошла почти вплотную, прежде чем Ленни поднял глаза и увидел её.

В панике он быстро забросал щенка сеном и угрюмо посмотрел на девушку.

– Чего там у тебя, дружок? – с улыбкой спросила она.

Ленни пристально смотрел на неё.

– Джордж говорит, что я должен держаться от тебя подальше и не говорить ни слова, – пробубнил он.

Она рассмеялась.

– Джордж даёт тебе распоряжения по любому делу?

Ленни потупился, уставясь на сено под ногами.

– Он не разрешит мне кормить кроликов, если стану говорить с тобой.

Она спокойно сказала:

– Он боится, что Кудряш озвереет. Ну, у Кудряша рука на привязи, а если он рыпнется, так ты ему сломаешь другую. Только не вешай мне опять лапшу на уши про какую–то там машину.

Ленни не поддался.

– Нет, сэр, я не стану с вами говорить или ещё чего, – буркнул он.

Жена Кудряша присела на сено рядом с ним.

– Послушай, – сказала она. – Все парни дуются на дворе в подкову. Сейчас только четыре часа и никто из них не бросит игру. Почему бы нам с тобой не поболтать немного? Мне ведь вообще не с кем поговорить, я такая одинокая.

– Я не должен с тобой разговаривать или ещё чего.

– Я такая одинокая, – продолжала она. – Ты можешь говорить с людьми, а я не могу ни с кем, кроме Кудряша. Иначе он звереет. Как бы тебе понравилось, если бы ты не мог ни с кем поговорить?

– Я не должен, – твердил Ленни. – Джордж боится, что я вляпаюсь в неприятности.

Она сменила тему:

– Чего ты там прятал?

Тут всё горе Ленни опять накатило на него.

– Мой щенок, – грустно молвил он. – Мой маленький щенок, – и он отодвинул со щенка сено.

– Да он же мёртвый! – воскликнула жена Кудряша.

– Он был такой маленький, – сказал Ленни. – Я только играл с ним… а он, вроде, хотел меня укусить… ну, я легонько шлёпнул его… и… я сделал это. А потом он помер.

Она стала его успокаивать:

– Ладно, успокойся. Это всего лишь шавка. Ты легко можешь получить другого – кругом полно дворняг.

– Это не то, – жалобно произнёс Ленни. – Теперь Джордж не разрешит мне кормить кроликов.

– С чего вдруг?

– Ну, он сказал, если я чего–нибудь натворю, он не позволит мне смотреть за кроликами.

Она подвинулась ближе к нему и заговорила успокаивающе:

– Не беспокойся насчёт того, что говоришь со мной. Слышишь, парни орут во дворе? У них ставка на игру – четыре бакса, так что никто из них не уйдёт, пока игра не кончится.

– Если Джордж увидит, что я говорю с тобой, он мне задаст чертей, – простонал Ленни, опасливо поёживаясь. – Он так сказал.

Её лицо стало сердитым.

– Да чё со мной не так? – воскликнула она. – Мне чё, нельзя ни с кем словом перемолвиться, что ли? Я им чего такое, в конце концов? Ты милый парень. Я не знаю, почему бы мне не поговорить с тобой, я ведь не собираюсь делать ничего дурного.

– Джордж говорит, из–за тебя у меня будут неприятности.

– Что за бред! – воскликнула она. – Какие неприятности? Похоже, всем фиолетово, как мне тут живётся. Знаешь, я не привыкла так жить, я могла бы кое–чего добиться. – И добавила мрачно: – Может, я ещё добьюсь. – И тут слова полились из неё потоком, будто она торопилась выговориться прежде чем снова некому станет её слушать. – Знаешь, я жила в самом Салинасе. Мои приехали туда, когда я ещё совсем ребёнком была. Ну, в общем, туда как–то приезжал театр, и я встречалась с одним парнем, из актёров. Так он говорил, что я могла бы уехать с ними. Но моя мамаша не пустила – сказала, что мне всего пятнадцать, так что нечего делать. Но тот парень говорил, что я могла бы. А если бы я уехала с ними, уж у меня не такая была бы житуха, будь уверен.

Ленни гладил щенка.

– У нас будет маленькое ранчо и кролики, – мечтательно произнёс он.

Она торопливо продолжила свою историю, прежде чем он её прервал бы.

– В другой раз я встретила парня, он был из кина. Поехала с ним в Данс Палас, в Риверсайд. Он говорил, что хочет снимать меня в кинах, что у меня дарование. Как только, грит, вернусь в Голливуд, так сразу тебе отпишу. – Она вгляделась в Ленни, чтобы увидеть, какое впечатление произвёл на него рассказ. – Ну, письма я так и не получила, – продолжала она. – Я и теперь думаю, что моя старуха его утаила. Ну, в общем, я не собиралась оставаться в таком месте, где я ничего не могу добиться и где от меня утаивают письма. Я её спросила, брала она письмо или нет, а она грит – нет, не брала. Тогда я вышла за Кудряша. Встретила его в ту же ночь в Риверсайде, возле Данс Палас… Ты слушаешь?

– Я? – вздрогнул Ленни. – Конечно.

– Знаешь, я ещё никому про это не рассказывала. Может, надо было. Я не люблю Кудряша. Нехороший он парень. – Доверясь Ленни, она придвинулась ещё ближе к нему. – Могла бы сниматься в кинах, иметь красивую одежду – такую же, как все там носят. Могла жить в больших отелях, а меня бы фоткали напропалую. А когда у них там были бы пробы, я бы ходила на них, и по радиве тоже разговаривала бы, и это мне не стоило бы ни цента, потому как я в кинах снималась бы. И носила бы такие красивые платья, как у них. Потому что тот парень говорил, что у меня врождённый талант, вот как. – Она посмотрела на Ленни и сделала красивый жест плечом и рукой, чтобы показать, как умеет играть. Пальцы её следовали за запястьем, а мизинец она грициозно отставила в сторону.

Ленни глубоко вздохнул. Снаружи донеслось звяканье подковы о металл, потом хор голосов.

– Кто–то сделал кон, – сказала жена Кудряша, прислушавшись.

Полосы света ползли вверх, по мере того как садилось солнце – ползли по стене и по кормушкам, над которыми склонялись лошади.

Ленни сказал:

– Может, я возьму этого щенка и спрячу от Джорджа, чтобы он ничего не узнал? И тогда я смогу ходить за кроликами.

Жена Кудряша сердито сказала:

– Ты не думаешь ни о чём, кроме кроликов?

– У нас будет маленькое ранчо, – терпеливо стал объяснять Ленни. – У нас будет дом, и сад, и участок для люцерны, и этой люцерной я стану кормить кроликов – возьму мешок, и наберу его полный люцерны, и дам кроликам.

Она спросила:

– Чего ты так сходишь с ума по кроликам?

Ленни пришлось хорошенько подумать, прежде чем прийти к заключению. Он осторожно подвинулся к ней, пока не оказался прямо напротив неё.

– Мне нравится гладить всякие щупкие вещи, – поведал он. – Один раз я видел кроликов с такой длинной шерстью, они были очень милые, точно тебе говорю. Иногда я глажу мышей, но только если нет чего получше.

Жена Кудряша чуть отодвинулась от него.

– Ты сбрендил, вот что я думаю, – сказала она.

– Нет, – убеждённо произнёс Ленни. – Джордж говорит, что я не чокнутый. Просто мне нравится гладить пальцами всё красивое и мягкое.

Она немного успокоилась.

– А кому не нравится? – сказала она. – Всем нравится. Мне приятней всего трогать шёлк и бархат. Тебе нравится бархат?

Ленни хихикнул от удовольствия.

– Конечно, – счастливо воскликнул он. – Один раз у меня было немножко бархата – одна мадам дала мне немножко, эта была моя тётка Клара. Она дала его мне, вот такой кусок. Хотел бы я иметь тот бархат сейчас. – Его брови нахмурились. – Я потерял его. Я не видал его уже давно.

Жена Кудряша рассмеялась над его несчастным видом.

– Нет, ты правда чокнутый, – сказала она. – Но вообще–то ты нормальный парень, только совсем как ребёнок. Но можно понять, о чём ты толкуешь. Иногда, когда я укладываю волосы, я тоже, бывает, сижу и просто глажу их – они такие мягкие. – Чтобы показать ему, как она сидит и гладит свои волосы, она провела пальцами по голове. – У некоторых волосы бывают такие жёсткие, – произнесла она самодовольно. – Возьми хоть Кудряша, у него волосы – как проволока. А мои – мягкие и красивые. Конечно, я часто их причёсываю, поэтому они такие красивые. Вот – пощупай. – Она взяла руку Ленни и положила её себе на голову. – Проведи по ним, и увидишь, какие они мягкие.

Здоровенные пальцы Ленни осторожно погладили её волосы.

– Только не перепутай, – сказала она.

– О! Такие мягкие! – сказал Ленни и стал гладить сильне. – Такие мягкие…

– Подожди, стой, ты помнёшь мне причёску, – сердито воскликнула она. – Да стой же, ты их все поперепутаешь! – Она дёрнула головой, пытаясь отстраниться, но пальцы Ленни вцепились в её волосы мёртвой хваткой. – Отпусти! – закричала она. – А ну, отпусти, слышишь!

Ленни охватила паника, его лицо скривилось. Тут она завизжала, и тогда Ленни другой рукой зажал ей рот.

– Пожалуйста, не надо, – взмолился он. – О! Пожалуйста, не делай этого. Джордж станет сердиться.

Она неистово забилась в его руках, её ноги колошматили по сену, она извивалась в попытках освободиться, и из–под руки Ленни вырвался сдавленный крик. Ленни заплакал от страха.

– О, прошу, не делай этого! – умолял он. – Джордж скажет, что я поступил дурно, он не разрешит мне ходить за кроликами. – Он чуть сдвинул руку, и её хриплый крик вырвался наружу. Тогда Ленни рассердился. – Перестань сейчас же, – сказал он. – Я не хочу, чтобы ты кричала. Из–за тебя у меня будут неприятности. Джордж предупреждал… Перестань кричать.

Она продолжала бороться, её глаза стали дикими от ужаса. Тогда, сердясь, он встряхнул её.

– Перестань кричать, – сказал он и снова встряхнул её, и тело её плеснулось в его руках, как рыба. И тут она затихла, потому что Ленни сломал ей шею.

Он посмотрел на неё сверху вниз и осторожно убрал ладонь с её рта, и она осталась лежать неподвижно.

– Я не хотел поранить тебя, – виновато произнёс Ленни, – но Джордж станет сердиться если ты не перестанешь кричать.

Она не отвечала и не шевелилась, тогда он наклонился над ней. Поднял её руку и позволил ей безжизненно упасть. Мгновение казалось, что Ленни сбит с толку, а потом он в ужасе прошептал:

– Я сделал дурную вещь. Я сделал ещё одну дурную вещь.

Он стал забрасывать тело сеном в попытке спрятать его.

Снаружи донёсся крик мужчин и двойной удар подковы о металлическую стойку. Впервые Ленни осознал, что́ происходит на дворе. Он отошёл, зарылся в сено и прислушался.

– Я сделал дурную вещь, – сказал он. – Я не должен был делать этого. Джордж станет сердиться. И… он сказал… и прятаться в кустах, пока он не придёт. Он станет сердиться. В кустах, пока он не придёт. Вот, что он сказал.

Ленни вернулся и посмотрел на мёртвую девушку. Щенок лежал рядом с нею. Ленни поднял его.

– Я его выброшу, – сказал он. – Всё и так уже плохо.

Он сунул щенка под куртку, подкрался к стене конюшни и глянул в щель между досками туда, где играли в подкову. Потом пробрался мимо кормушки и исчез.

Полосы солнечного света поднимались всё выше по стене, и свет в конюшне тускнел. Жена Кудряша лежала на спине, полуприкрытая сеном.

Было очень тихо, послеполуденная тишина объяла всё ранчо. Даже бряканье подковы и голоса игроков, кажется, стали значительно тише. В конюшне висел полумрак, в отличие от двора, залитого солнцем. Голубь влетел в открытую дверь и, покружив, вылетел снова. К крайнему стойлу подошла овчарка, поджарая, с тяжело отвисшими сосками. На полпути к ящику, в котором лежали её щенки, она остановилась и потянула носом воздух, учуяла запах смерти, исходящий от жены Кудряша, и шерсть у неё на загривке поднялась дыбом. Она заскулила, поджав хвост, прокралась к ящику и прыгнула к щенкам.

Жена Кудряша лежала, полуприкрытая сеном. И вульгарность, и несбыточные мечты, и неудовлетворённость, и жажда внимания – всё это было сброшено смертью с её лица, как ненужная больше бумажная маска. Теперь она была очень мила и проста, а её лицо – свежо и юно. Теперь её нарумяненные щёки и накрашенные губы придавали ей такой вид, будто она жива и просто задремала. Локоны, так похожие на небольшие колбаски, рассыпались по сену вокруг головы, губы её были чуть приоткрыты.

Как иногда случается, мгновение остановилось, повисло и растянулось гораздо больше, чем на мгновенье. Все звуки стихли и всякое движение прекратилось надолго – да, надолго, гораздо больше, чем на мгновенье.

Потом задремавшее время вздрогнуло, проснулось и лениво двинулось дальше. Лошади топали по ту сторону кормушки и побрякивали уздечками. Мужские голоса на дворе зазвучали громче и отчётливей.

Из–за последнего стойла послышался голос старика Липкого.

– Ленни, – позвал он. – Эй, Ленни, ты здесь? Я тут снова умом пораскинул, и знаешь, чего нам ещё надо сделать? – Теперь и сам старик показался из–за последнего стойла. – Эй, Ленни, – снова позвал он, потом остановился и замер. Культёй он потёр седые бакенбарды. – Я не знал, что ты здесь, – сказал он жене Кудряша.

После того как она не ответила, он подступил ближе.

– Тебе неслед спать здесь, – произнёс он неодобрительно. Потом подошёл к ней еще ближе и… – О, господи Иисусе!

Он беспомощно огляделся вокруг и потёр бороду. Потом подпрыгнул и выбежал из конюшни.

Конюшня ожила. Лошади затопали, зафыркали, принялись дёргать сено из своих подстилок, забряцали уздечками.

Через мгновение Липкий вернулся, за ним следовал Джордж. Он спросил:

– Что ты хочешь, чтобы я увидел?

Липкий указал на жену Кудряша. Джордж пригляделся.

– Чего с ней? – спросил он. Потом подошёл ближе, а потом, словно эхо Липкого: – О, господи Иисусе!

Он опустился на колени рядом с телом, положил руку ей на сердце, прислушался. Наконец, поднялся, медленно и с трудом, лицо его было застывшим, будто каменное, а глаза смотрели жёстко.

– Кто это сделал? – произнёс Липкий.

Джордж холодно взглянул на него.

– А у тебя никаких мыслей? – отозвался он. Липкий промолчал. – Я должен был знать, – сказал Джордж безнадёжно. – Думаю, где–то глубоко в башке я и знал.

Липкий спросил:

– Что нам теперь делать, Джордж? Что мы станем делать теперь?

Джордж долго не отвечал.

– Думаю… мы должны сказать… парням. Думаю, мы должны поймать его и посадить под замок. Мы не можем позволить ему удрать. Бедняга помрёт с голоду. – И попытался успокоить себя самого: – Может, они не тронут его, просто посадят под замок и всё.

Но Липкий возбуждённо произнёс:

– Мы должны дать ему удрать. Ты не знаешь Кудряша. Кудряш захочет его линчевать. Кудряш добьётся, чтобы его убили.

Джордж смотрел на губы Липкого.

– Да, – сказал он наконец, – всё так, Кудряш так и сделает. Да и другие тоже.

Он снова посмотрел на жену Кудряша.

Теперь Липкий озвучил самое большое своё опасение:

– Мы с тобой можем купить то ранчо, ведь так, а, Джордж? Ты и я, мы ведь сможем отправиться туда и жить в своё удовольствие, ведь так, Джордж? Так?

Прежде чем Джордж ответил, Липкий опустил голову и уставился вниз, на сено под ногами. Он знал ответ.

Джордж тихо произнёс:

– Думаю, я знал это с самого начала. Знал, что у нас его никогда не будет. Ленни всегда так любил слушать об этом, и я подумал, что, может, у нас и правда всё получится.

– Значит – всё? Конец? – угрюмо спросил Липкий.

Джордж не ответил. Он сказал:

– Отработаю тут месяц, получу свои полсотни баксов и забурюсь на всю ночь в какую–нибудь вшивую нору. Или засяду в бильярдной, пока все не разойдутся по домам. А потом вернусь и буду работать ещё месяц, и получу ещё полсотни зелёных.

– Он такой славный парень, – сказал Липкий. – Я не думал, что он может отмочить такое.

Джордж всё ещё не сводил взгляда с жены Кудряша.

– Ленни никогда не сделал бы ничего подобного по злобе, – сказал он. – Он вечно что–нибудь вытворял, но никогда не делал ничего по злобе. – Джордж выпрямился и посмотрел на Липкого. – А теперь слушай. Нам надо рассказать всё парням. Им придётся изловить его, я знаю. У них нет другого выхода. Может, они не причинят ему зла. Я не позволю им причинить зло Ленни, – добавил он резко. – Теперь слушай. Парни могут подумать, что я тоже замешан в этом. Сейчас я пойду в барак. Потом через минуту выйдешь ты и скажешь ребятам про неё, и я приду вместе с ними, будто ни сном ни духом. Ты сделаешь это? Так ребята не подумают, что я замешан в этом деле.

– Конечно, Джордж, конечно, я сделаю как ты сказал.

– Лады. Дай мне пару минут, потом беги и расскажи им, что только что нашёл её. Всё, я пошёл.

Джордж повернулся и быстро вышел из конюшни.

Старик Липкий посмотрел ему вслед. Потом беспомощно взглянул на жену Кудряша и постепенно его сожаление и гнев облачились в слова.

– Ты проклятая шлюха! – яростно произнёс он. – Добилась своего, да? Теперь ты, поди, рада. Все знали, что с тобой беды не оберёшься. Ты была бестолковая баба. От тебя и теперь толку нет, шлюха несчастная. – Он всхлипнул и голос его задрожал. – Я мог бы заниматься прополкой в огороде и мыть посуду для ребят. – Он помолчал, потом продолжил нараспев, повторяя слова, которые врезались ему в память: – Если в город приедет цирк, или там бейсбольный матч… мы обязательно пойдём поглазеть на это дело… просто скажем: чёрт с ней, с работой, – и пойдём. И никого спрашивать не станем. Были бы у нас куры, свинка… а зимой… маленькая пузатая печурка… дождь идёт… а мы знай себе сидим возле печки.

Его глаза заволокли слёзы, он повернулся и быстро вышел из конюшни, потирая бакенбарды культёй.

Шум игры снаружи утих. Послышались недоумённые выкрики, топот бегущих ног и мужчины ворвались в конюшню. Ловкач и Карлсон, молодой Уит и Кудряш, а следом – Крючок, держась поодаль. За ними приплёлся Липкий, а последним явился Джордж. Он натянул свою синюю джинсовую куртку и теперь застёгивал её, а его чёрная шляпа была опущена на самые глаза. Мужчины бегом обогнули стойло, их взгляды нашарили в полумраке жену Кудряша, тогда они остановились и тихо стояли, глядя на неё.

Потом Ловкач спокойно приблизился к телу и пощупал запястье безжизненной руки. Его тонкие пальцы коснулись щеки девушки, потом исследовали слегка искривлённую шею. Когда он поднялся, остальные столпились возле, оцепенение спало.

Кудряш внезапно ожил.

– Я знаю, кто это сделал, – заорал он. – Этот здоровый сукин сын, вот кто. Я знаю, это он. Кроме него некому, потому что все остальные играли в подкову. – Он всё больше распалялся. – Я его достану. Сейчас пойду за дробовиком и сам грохну этого здоровенного сукина сына. Пальну прямо в его вонючее брюхо. Пошли, ребята.

Он в ярости выбежал из конюшни.

– Возьму–ка я свой «Люгер», – сказал Карлсон и тоже ушёл.

Ловкач спокойно повернулся к Джорджу.

– Думаю, это Ленни натворил, не иначе, – сказал он. – У ней шея сломана.

Джордж не ответил, а только медленно кивнул. Его шляпа была так низко надвинута на лоб, что глаз было не видать.

Ловкач добавил:

– Может, как тот раз, в Уиде, ты рассказывал.

Джордж снова кивнул. Ловкач вздохнул.

– Ладно, думаю, мы должны его сыскать. Как считаешь, куда он мог двинуть?

Джорджу понадобилось время, чтобы выдавить:

– Мог податься на юг. Мы пришли с севера, так что он мог податься на юг.

– Думаю, нам надо его сыскать, – повторил Ловкач.

Джордж подошёл ближе.

– Могли бы мы привести его и посадить под замок? Он ведь чокнутый, Ловкач. Он никогда не сделал бы этого со зла.

Ловкач кивнул.

– Могли бы, – сказал он. – Если бы удержать Кудряша, то могли бы. Но Кудряш собирается пристрелить его. Он всё ещё психует из–за руки. И представь, если его посадят под замок – свяжут и посадят в клетку, как бешеного пса. Тут нет ничего хорошего, Джордж.

– Знаю, – сказал Джордж. – Знаю.

Вернулся Карлсон.

– Этот ублюдок стащил мой «Люгер», – крикнул он. – В мешке его нет.

За ним следовал Кудряш, держа в здоровой руке ружьё. Теперь он был спокоен.

– Ладно, парни, – сказал он. – У нигера есть дробовик; ты, Карлсон, возьмёшь его. Когда увидишь этого урода, не оставляй ему шанса, бей прямо в брюхо – это его прикончит.

Уит возбуждённо произнёс:

– У меня нет пушки.

Кудряш повернулся к нему.

– А ты двигай в Соледад и поднимай копов. Найди Эла Уилтса, он там шерифом. Давай, двигай. – Он с подозрением повернулся к Джорджу. – Ты идёшь с нами, парняга.

– Ага, – сказал Джордж. – Иду. Но послушай, Кудряш. Он просто чокнутый, бедолага. Не стреляйте в него, он же не понимал, что делал.

– Не стрелять в него? – заорал Кудряш. – Он увёл у Карлсона «Люгер». Чёрт, конечно мы будем стрелять.

Джордж слабо возразил:

– Может, Карлсон просто потерял пушку.

– Утром он был на месте, – покачал головой Карлсон. – Нет, его увели, ясное дело.

Ловкач стоял, глядя на жену Кудряша.

– Кудряш, может тебе лучше остаться здесь, с женой? – сказал он.

Лицо Кудряша покраснело.

– Я пойду, – сказал он. – Пойду и кончу этого здорового ублюдка сам, хоть у меня и одна рука. Я его достану.

Ловкач повернулся к Липкому.

– Тогда ты останься с ней, Липкий. Остальным лучше пойти.