Текст книги "О мышах и о людях"

Автор книги: Джон Эрнст Стейнбек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– И никакой тут потехи, что мы с ним вместе ходим, – наконец заговорил Джордж. – Мы оба родом из Оберна, я знал его тётку Клару. Она забрала его к себе – он ещё мальцом был – и вырастила. А когда тётка померла, Ленни стал ходить со мной на работу. Так и вышло, что мы друг с другом вроде как свыклись.

– Угу, – сказал Ловкач.

Джордж поднял взгляд на собеседника и увидел спокойные, как у Бога, глаза, устремлённые на него.

– Потешно, говоришь? – продолжал он. – Да уж, я частенько над ним потешался. Бывало и нехорошо шутил, он ведь такой простак, что и постоять за себя не умеет. У него ума не хватает даже на то, чтобы понять, что над ним издеваются. Вот я и потешался вовсю. И мне казалось, что я прям чертовски умный против него. А этот дурачина делал всё, что ни скажешь. Вели я ему влезть на скалу, так он бы полез. В общем, надоело мне его доводить. Ведь смешно – это когда парень понимает, что ты над ним подтруниваешь, и потому злится. А тут – чего? Он никогда не злился, вообще никогда. Бывало я и дубасил его, а этот дылда, который мог голыми руками переломать мне все кости, ни разу даже пальца на меня не поднял, – в голосе Джорджа зазвучало раскаяние. – Сказать тебе, с чего я перестал над ним издеваться? Однажды мы с парнями стояли на берегу Сакраменто, болтали о том о сём, и я себя воображал таким прям остроумным. В общем, поворачиваюсь я к Ленни и говорю: давай, прыгай вниз. И он прыгает. А плавать–то он – ни в зуб ногой, ни разу даже рукой не махнул, так и пошёл ко дну и почти уже потонул, когда мы его достали. И меня же ещё и благодарил, что мы его вытащили. Напрочь забыл, что это я велел ему прыгнуть. После того я завязал с потехами.

– Он хороший парень, – сказал Ловкач. – Парню ведь совсем не обязательно быть умником, чтобы быть стоящим парнем, а? Сдаётся мне, чаще бывает точно наоборот: возьми смекалистого парня, он вряд ли окажется стоящим.

Джордж собрал рассыпанные карты и принялся раскладывать новый пасьянс. Снаружи простучали по земле каблуки. Вечерний полусвет чертил на стене квадраты окон. Зудела и билась в стекло сонная муха.

– У меня родных никого нету, – сказал Джордж. – Видал я парней, что ходят по ранчо в одиночку. Ничего хорошего в том нет, тоска зелёная. Спустя время они будто звереют – так и норовят устроить драку.

– Это да, звереют, – согласился Ловкач. – Доходит до того, что из них слова не выжмешь.

– Оно конечно, по большей части с Ленни одни заморочки, – продолжал Джордж. – Но когда привыкаешь к парню, уже не можешь просто взять и бросить его.

– Он добрый малый, – сказал Ловкач. – Я‑то вижу, в Ленни совсем нет злобы.

– Точно, он добряк. Вот только постоянно влипнет в какую–нибудь передрягу, балбес. Навроде той, что была в Уиде… – Джордж осёкся на полуслове и перевернул карту. Бросил на Ловкача тревожный испытующий взгляд. – Ты никому не скажешь?

– А чего там было в Уиде? – спокойно спросил Ловкач.

– Ты не скажешь?.. Да нет, конечно, ты не станешь болтать.

– Так что насчёт Уида? – повторил Ловкач.

– Ну–у… увидел он там одну девчонку в красном платье. А это такой дуболом – если ему чего понравилось, то обязательно надо потрогать – попробовать на ощупь.

Ну он и потянулся пощупать это красное платье. Девка, понятно, давай верещать. А у бедняги Ленни крыша поехала от этого визга – хватает он её в охапку и не отпускает – у него только на это ума и хватило. Ну вот, стало быть, а девка знай себе верещит. Я как раз отошёл ненадолго, но как услышал эти визги, так со всех ног бегу назад. А на то время крышу у Ленни уже так перекосило – он только и придумал, что держать девку покрепче. Ну, я треснул ему по башке штакетиной от забора, чтобы привести в разум. Только он был до того не в себе от страха, что уже не мог отцепиться. А ведь он чертовски силён, ты видел.

Взгляд Ловкача был твёрдым, глаза не моргнули. Он только медленно кивнул и спросил:

– И что было дальше?

Джордж аккуратно выложил ряд пасьянса.

– Ну, короче, эта девка делает ноги, бежит к законникам и рассказывает, будто её снасильничали. Ребята в Уиде поднимают бучу и хотят линчевать Ленни. Короче, остаток дня мы просидели в оросительной канаве, из воды только головы торчали. А ночью смотались оттуда по–тихому.

Ловкач с минуту сидел молча. Наконец спросил:

– А он ту девочку не повредил, а?

– Чёрт, да нет. Он только напугал её. Я бы сам обделался, если б такой верзила меня сграбастал. Нет, он только хотел потрогать её красное, блин, платье – как щенков теперь будет тискать всё время.

– Он не злой, – сказал Ловкач. – Злого парня я и за милю узнаю.

– Конечно, он не злой, и сделает любую хрень, которую я…

В дверь вошёл Ленни. На плечи его была наброшена джинсовая куртка, а шёл он, чуть подавшись вперёд.

– Привет, Ленни, – окликнул его Джордж. – Ну как, нравится тебе щенок?

Ленни ответил восторженным шёпотом:

– Он коричневый с белым, точно как я хотел.

Верзила подошёл к своей койке, улёгся и, свернулся колачиком, лицом к стене.

Джордж медленно отложил карты.

– Ленни, – позвал он строго.

Ленни повернул голову и глянул на него через плечо.

– А? Чего тебе, Джордж?

– Я же говорил, чтобы ты не приносил щенка сюда.

– Какого щенка, Джордж? У меня нет никакого щенка.

Джордж быстро подошёл к нему, схватил за плечо и повернул. Он протянул руку и извлёк маленького щенка, которого Ленни прятал у себя на животе.

Верзила быстро поднялся и сел.

– Отдай мне его, Джордж, – взмолился он.

Джордж сказал:

– Ты прямо сейчас пойдёшь и вернёшь щенка в гнездо. Он должен спать со своей матерью, понимаешь? Ты чё, хочешь его убить? Он только прошлой ночью родился, а ты забираешь его из гнезда. Давай, тащи его обратно, или я скажу Ловкачу, чтобы он тебе его не давал.

Ленни с мольбой протянул руки.

– Дай мне его, Джордж. Я унесу его, унесу. Я не хотел ничего плохого, Джордж. Честно, не хотел. Я только думал погладить его, совсем немного.

Джордж протянул ему щенка.

– Ладно. Быстро верни назад и не смей больше уносить его оттуда. Ты же удавишь его и даже не заметишь.

Ленни поспешно вышел, осторожно неся щенка на груди.

Ловкач не двинулся. Его спокойный взгляд проследовал за Ленни до двери. И только когда верзила скрылся из виду, он произнёс:

– Господи, он же будто ребёнок, а?

– А что я говорил. Дурного в нем не больше, чем в ребёнке, только силён, как бык. Бьюсь об заклад, он не явится нынче спать – будет дрыхнуть в конюшне, прямо возле ящика. Да пусть его. Ничё дурного из этого не выйдет.

Снаружи почти стемнело. Явился Липкий, старик–уборщик, за ним волочился его старый пёс.

– Здоро́во, Ловкач. Привет, Джордж. Никто из вас не играл в подкову?

– Надоело каждый вечер, – сказал Ловкач.

Липкий продолжал:

– А нет у вас, ребята, глотка виски? Чё–то я животом прихворнул.

– Не–а, – отозвался Ловкач. – Я бы и сам глотнул, хотя живот у меня и не болит.

– Шибко уж прихватило, – пожаловался Липкий. – Это всё проклятая репа. Я ведь знал, что так выйдет, а всё равно съел.

Явился из сумерек Карлсон. Он прошёл на другой конец барака и включил вторую лампочку с таким же жестяным абажуром.

– Ну и темень тут – хуже, чем в аду, – сказал он. – Господи, но до чего же ловко черномазый бросает подкову!

– Да уж, молодчага, – кивнул Ловкач.

– Ага, тот ещё, – сказал Карлсон. – Никому не оставил шанса… – Он осёкся и потянул носом воздух, потом глянул на старого пса. – Боже праведный, как воняет эта псина! Гони его отсюда, Липкий! Я не знаю, что ещё может смердеть так же отвратно, как этот старый кобель. Гони его к чертям собачьим.

Липкий перекатился на край койки. Протянул руку и потрепал старого пса по холке. Потом виновато произнёс:

– Он у меня уже очень давно и сроду я не замечал никакой вони.

– Как хочешь, а я не собираюсь терпеть его тут, – сказал Карлсон. – После него тут ещё сутки смердит. – Тяжёлой походкой он приблизился к псу и уставился на него. – Совсем беззубый. И ревматизм его сковал, глянь как. Старик совсем плох, Липкий, накой он тебе? Он уже и сам себе не рад, посмотри на него. Почему бы тебе не пристрелить его, а?

Старик–уборщик беспокойно поёрзал.

– Чёрта с два! Он у меня давно, с тех пор, как был щенок. Овец со мной пас, – гордо сказал он. – Трудно поверить, глядя на него сейчас, но это был лучший овчар, которого я видал.

Джордж вмешался:

– Я видел одного парня в Уиде, так у него был эрдель, который мог пасти овец. Научился этому от других собак.

Карлсон не отставал.

– Послушай, Липкий, он же всё время мучается. Тебе надо бы вывести его на двор да пустить ему пулю в затылок. – Он наклонил голову и показал пальцем: – Прямо вот сюда. Он бы даже понять не успел, чего с ним такое приключилось.

Липкий удручённо посмотрел вокруг.

– Нет, – сказал он тихо. – Нет, я бы не смог. Он у меня очень давно.

– Ему же никакой радости жить, – настаивал Карлсон. – И воняет он так, что чертей колбасит. Вот что, Липкий, давай я пристрелю его, коли тебе самому не с руки.

Липкий сбросил ноги с койки, нервно поскрёб седую щетину на подбородке.

– До того свыкся я с ним, – тихо сказал он. – Он у меня с тех пор, как был щенок.

– Не очень–то это по–доброму – оставлять его мучиться, – убеждал Карлсон. – Послушай, Липкий, у Ловкача сука только что ощенилась. Я уверен, что Ловкач, отдаст тебе одного щенка на воспитание, верно Ловкач?

Погонщик спокойно рассматривал старого пса.

– Да, – сказал он. – Ты можешь взять щенка, если хочешь, Липкий. – Ловкач оживился, разговор, кажется, увлекал его всё больше. – Карлсон прав, ничего не попишешь – пёс совсем плох, и уже, поди, сам себе в тягость. На его месте я был бы рад, если бы кто пристрелил меня, коли уж стал я совсем никудышный.

Липкий в отчаянье смотрел на него – мнение Ловкача было законом.

– Наверно, ему будет больно, – предположил он. – А мне ничего не стоит заботиться о нём.

Карлсон сказал:

– Я правильно его пристрелю, он ничего не почувствует. Приставлю пушку ему прямо вот сюда, – он прикоснулся пальцем ноги к голове пса. – Прямо в затылок пальну. Он даже испугаться не успеет.

Липкий с мольбой переводил взгляд от лица к лицу. За окнами уже совсем стемнело. В барак вошёл молодой работник. Его покатые плечи были наклонены вперёд и он так грузно ступал на пятки, будто нёс на плечах тяжеленный мешок с зерном. Подойдя к своей кровати, он снял шляпу и положил на полку. Потом взял с полки какой–то бульварный журнальчик и переместился с ним за стол, поближе к свету.

– Я тебе показывал это, Ловкач? – спросил он.

– Показывал – что?

Молодой пролистал журнал до задней обложки, положил его на стол и ткнул пальцем.

– Вот здесь, читай.

Ловкач склонился над журналом.

– Давай, – сказал молодой, – прочти–ка вслух.

– Дорогой редактор, – медленно прочитал Ловкач, – я читаю ваш журнал уже где–то шесть годов. Думаю, что он лучший, какой можно купить за десять центов. Я люблю истории Питера Рэнда. Кажись, он чумовой парень. Давайте побольше вещей типа «Тёмного всадника». Я не мастак писать письма. Просто хотел сказать, что по мне ваш журнал самолучшее из того, за что не жалко отдать десятицентовик.

Ловкач вопросительно взглянул на молодого:

– Ну, и зачем я должен был это читать?

– Давай дальше, – сказал Уит. – Прочитай подпись внизу.

Ловкач прочитал:

– С пожеланием успехов, ваш Уильям Теннер.

Он снова бросил взгляд на Уита.

– Так зачем мне надо было это читать?

Уит в сердцах закрыл журнал.

– Ты чего, не помнишь Билла Червонца? Вкалывал здесь месяца три тому, неужто забыл?

Ловкач задумался.

– Такой невысокий парень? – спросил он. – Работал на культиваторе?

– Точно, – воскликнул Уит. – Он и есть.

– Ты думаешь, это он написал это письмо?

– Точно знаю, что он. Как–то мы с Биллом сидели здесь, и он как раз получил одну из этих книжек. Вот он и говорит: я, грит, им письмо написал, так интересно, вставили они его в этот номер? Но его тогда не оказалось. Билл говорит: может, грит, они его сберегли про запас. И точно, глянь, так они и сделали – вот оно, его письмецо.

– Похоже, так оно и есть, – согласился Ловкач. – Вот оно, прямо здесь.

– Можно взглянуть? – Джордж протянул руку к журналу.

Уит снова пролистал до нужного места, но не выпустил журнала из рук. Он ткнул указательным пальцем в письмо, а потом бережно вернул журнал на полку.

– Интересно, видел ли его Билл, – сказал он. – Мы с Биллом работали на горохе на одном участке. Оба водили культиваторы. Чертовски хороший парень был.

Карлсон не принимал участия в разговоре, он продолжал смотреть на пса. Липкий беспокойно следил за ним. Наконец, Карлсон сказал:

– Если хочешь, я избавлю старого чёрта от мучений прямо сейчас, и дело с концом. Ничего другого не остаётся, сам понимаешь. Есть не может, ничего не видит, ходить и то, поди, тошно.

Липкий с надеждой произнёс:

– У тебя пушки нет.

– Как же, нет. «Люгер». Ему вообще больно не будет.

– Может, завтра? – сказал Липкий. – Давай подождём до завтра.

– А чего ждать? – напирал Карлсон. Он подошёл к своей койке, вытащил из–под неё мешок и достал «Люгер». – Давай покончим с этим, – сказал он. – Невозможно же спать из–за его вони – она тут повсюду, – он сунул пистолет в набедренный карман.

Липкий упёрся в Ловкача долгим взглядом, ища поддержки. Но Ловкач словно не замечал его. Наконец, Липкий тихо и безнадёжно произнёс:

– Видать, ничего не поделаешь. Забирай его.

Он даже не взглянул на пса. Лег на спину, сложил руки за головой и уставился в потолок.

Из кармана Карлсон извлёк тонкий кожаный ремешок. Наклонился и завязал его вокруг шеи старого пса. Все, кроме Липкого, наблюдали за ним.

– Пойдём, старина, – сказал он мягко. – Ну, давай, пошли. – И добавил извиняющимся тоном, в сторону Липкого: – Он ничего не почувствует.

Липкий не шевельнулся и ничего не ответил.

– Ну, давай, старина, – Карлсон дёрнул ремешок. Пёс медленно, с трудом поднялся и последовал за натянутым ремешком.

– Эй, Карлсон, – позвал Ловкач.

– А?

– Ты ведь знаешь, что́ надо делать?

– Ты о чём, Ловкач?

– Лопату возьми, – коротко сказал погонщик.

– А, ну да, понял, – кивнул Карлсон и вывел пса во тьму.

Джордж закрыл за ними дверь, тихо опустил щеколду и вернулся на место. Липкий всё так же лежал в кровати, без движения, молча уставясь в потолок.

Ловкач громко сказал:

– У одного из моих коренных копыто треснуло. Смолой надо бы замазать.

Его голос смолк. Снаружи было не слышно ни звука. Шаги Карлсона замерли во тьме. В комнате повисла тишина. Неловкое молчание затягивалось.

Джордж тихонько рассмеялся:

– Бьюсь об заклад, Ленни в конюшне нянчится со своим щенком. Теперь его и арканом сюда не затащишь, коли появилась у него такая забава.

Ловкач сказал:

– Липкий, ты можешь взять любого щенка, какого захочешь.

Липкий не ответил. Молчание снова заволокло комнату, как дым.

– Сыграю с тобой разок, – поднялся Уит.

Он сел за стол напротив Джорджа, поближе к свету, но Джордж не торопился раздать. Он нервно прищёлкнул краем колоды, но чуть слышное потрескивание карт тут же привлекло все взгляды. Джордж замер.

И снова воцарилось тяжёлое молчание. Прошла минута. И ещё одна. Липкий по–прежнему неподвижно лежал и смотрел в потолок. Ловкач бросил на него быстрый пристальный взгляд и уставился на свои руки – ладонью одной руки он накрыл другую и держал их под столом. В тишине где–то под полом возник негромкий скребущий звук, и все взгляды с деланым оживлением устремились туда. И только Липкий продолжал смотреть в потолок.

– Такой звук – должно, там крыса завелась, – сказал Джордж. – Надо бы поставить мышеловку.

Уит не выдержал:

– Какого чёрта он там возится? Ну давай, сдавай карты, чего ты? Этак мы ни партейки в юкре[3]3
  Юкре (Euchre) – популярная в Америке карточная игра немецкого происхождения. (прим. перев.)


[Закрыть] не сгоняем.

Джордж тщательно сложил карты и принялся изучать их рубашку. Комната снова погрузилась в омут тишины.

Вдалеке глухо прозвучал выстрел. Все быстро переглянулись и уставились на старика, все головы повернулись к нему. Мгновение Липкий продолжал смотреть в потолок. Потом меделенно повернулся лицом к стене.

Джордж перетасовал карты и раздал. Уит подвинул ему доску и поставил колышки на нулевую отметку[4]4
  «Уит подвинул ему доску и поставил колышки на нулевую отметку» – в некоторых карточных играх выигранные очки не записывают, а отмечают колышками на специальной доске с лунками. (прим. перев.)


[Закрыть].

– Кажись, парни, вы действительно пришли сюда работать, – сказал он, подмигнув Джорджу.

– Ты о чём? – спросил тот.

Уит рассмеялся.

– Ну, вы пришли в пятницу. У вас два дня работы до воскресенья.

– Не понимаю, к чему ты клонишь, – пожал плечами Джордж.

Уит снова рассмеялся.

– А должен бы понять, коли ты повидал большие ранчо типа этого. Парень, который хочет присмотреться к ранчо, приходит в субботу после полудня. Получает ужин в субботу, да ещё в воскресенье три раза похавает, а в понедельник утром – после завтрака, конечно, – тихонько сваливает, пальцем не шевельнув. А вы, парни, пришли в пятницу в полдень. Так что вам полтора дня пахать, как ни крути.

Джордж спокойно посмотрел на него.

– Мы собираемся тут побыть покуда, – сказал он. – Хотим подкопить деньжат.

Дверь тихонько приоткрылась и внутрь просунулась голова конюха – худое лицо негра в морщинах пережитых бед, с терпеливыми глазами.

– Мистер Ловкач, – позвал он.

Ловкач оторвал взгляд от старика Липкого.

– А? А–а, привет, Крючок. Чего тебе?

– Вы велели согреть смолу для копыта того мула. Ну так она тёплая.

– А, ну да, конечно, Крючок, иду.

– Я могу сам, если хотите, мистер Ловкач.

– Нет, я сам пойду, – Ловкач поднялся

Крючок подумал и сказал:

– Мистер Ловкач.

– Ну?

– Этот новый парень, здоровый такой, он там дурака валяет с вашими щенками, в конюшне.

– Ничего плохого он не сделает. Я отдал ему одного.

– Я просто подумал, что вам надо знать, – сказал Крючок. – Он вытащил его из гнезда и тискает. Из этого не выйдет ничего хорошего.

– Он не причинит им вреда, – успокоил Ловкач. – Сейчас пойдём.

Джордж поднял глаза.

– Если этот дурень делает что–нибудь не то, просто вышвырни его вон, Ловкач.

Ловкач вслед за конюхом вышел из комнаты.

Джордж раздал карты, и Уит принялся изучать сдачу.

– Уже видал козочку? – спросил он между делом.

– Какую козочку? – не понял Джордж.

– Ну как же, молодуху Кудряша.

– А–а, эту. Видал.

– Милашка, ага? – подмигнул юнец.

– Я её не разглядывал, – равнодушно произнёс Джордж.

Уит выразительно положил карты на стол.

– Пока будешь отираться здесь, лучше держать глаза открытыми. Увидишь много чего. Да она ничего и не скрывает. Я ещё не видал таких – строит глазки всем подряд. Держу пари, она даже с нигером заигрывает. Не знаю, какого рожна ей надо.

Джордж мимоходом спросил:

– У кого–нибудь уже были неприятности через неё?

Уиту явно были неинтересны его карты. Он положил их на стол, а Джордж собрал их и принялся раскладывать свой любимый пасьянс – семь карт вниз, шесть сверху, потом ещё пять поверх.

Уит снова заговорил:

– Я понял, об чём ты. Нет, пока не было ничё такого. Кудряш бесится, но пока ничё не было. Только знаешь, стоит кому–нибудь из парней появиться, как и она тут как тут. То Кудряша, типа, ищет, то ещё чего–нибудь. Кажись, она без парней вообще жить не может. А Кудряш – бесится, но пока ничего не отчебучил.

Джордж кивнул:

– Накличет она беду. Большую беду может накликать. Это же не девка, это сыр в мышеловке. Рано или поздно кто–нибудь сделает за Кудряша его работу. На ранчо, где полно парней, не место девчонке, особенно такой, как эта.

Уит сказал:

– Если у тебя нет чего получше на примете, можешь рвануть с нами в город завтра вечером.

– И чё там делать?

– Да чё и всегда. Нагрянем к старушке Сюзи. Клёвое местечко. Старушка Сюзи весёлая бабёнка – всегда отмочит какую–нибудь шутку. Типа как в прошлую субботу, когда мы на крыльцо поднялись. Ну, она открывает нам дверь и орёт через плечо: живо одевайтесь, девочки, сюда шериф прётся, ха–ха. Смешная. Но скверного слова сроду не скажет, ничё такого. У неё там пять девочек.

– И во сколько это дело встанет? – спросил Джордж.

– Два с полтиной. Можешь получить выпивку за четверть бакса. У Сюзи и кресла путёвые – коли нету настроенья с девочкой поразвлечься, так есть где пристроить зад и опрокинуть стаканчик–другой, скоротать вечерок. Сюзи и слова не скажет – она не из тех, кто прогоняет, если не хочешь брать девчонку.

– Пожалуй, можно сходить глянуть, чё за нора, – сказал Джордж.

– Да конечно, пошли. Там чертовски весело бывает – Сюзи хохмит напропалую. Как она один раз отмочила: знаю я, грит, некоторых, которые заимеют облезлый ковёр да лампу с амурами и думают, будто у них салон. Это она на Клару намекает. Я, грит, знаю, парни, чего вам надо. У меня, грит, девочки чистые, и виски не разбавленное. А коли вам нужна лампа с амурами да не боитесь три пера поймать, так вы знаете, куда идти. Видала я, грит, таких рисковых, да и вы их легко узнаете – они после тех амуров ходят враскоряку.

Джорд улыбнулся, спросил:

– А эта Клара, видать, тоже девочек держит?

– Ну да, – сказал Уит. – Но мы к ней не ходим. Клара берёт три бакса за покувыркаться да тридцать пять центов за выпивку, и не хохмит сроду. А у Сюзи чисто и кресла что надо. И всякую шваль она не пускает.

– Нам с Ленни надо скопить деньжат, – сказал Джордж. – Я мог бы, конечно, пойти промочить горло, но выложить два с полтиной…

– Ну, расслабиться–то надо иногда, – солидно произнёс Уит.

Открылась дверь, вошли Ленни с Карлсоном. Ленни тихонько добрался до кровати и уселся, стараясь не привлекать внимания. Карлсон достал из–под своей койки мешок, стараясь не глядеть на старика Липкого, который так и лежал уткнувшись лицом в стену. Достав мешок, Карлсон отыскал шомпол и банку масла. Сложил всё это на кровать, вынул из пистолета магазин, щёлкнул затвором, высвобождая гильзу. Принялся энергично гонять шомпол в стволе. Когда выбрасыватель сработал, Липкий на мгновение повернулся и взглянул на пистолет, прежде чем снова уставиться в стену. Карлсон как бы между делом спросил:

– Кудряш не заходил?

– Нет, – сказал Уит. – Чего–то у него свербит, а чё – не пойму.

Карлсон прищурился, заглядывая в ствол пистолета.

– Он всё ищет свою жёнушку. Нарезает круги по двору.

Уит саркастически произнёс:

– Ага, полдня он её ищет, а остальное время – она его. Во житуха у них весёлая!

Кудряш был лёгок на помине – ворвался в комнату, словно подслушивал за дверью. Вид у него был возбуждённый, взъерошенный.

– Кто–нибудь видел мою жену, парни? – спросил он.

– Не–а, – качнул головой Уит. – Здесь она не была.

Кудряш угрожающе оглядел комнату.

– А где чёртов Ловкач?

– На конюшне, – сказал Джордж. – Пошёл замазывать смолой трещину в копыте.

Плечи Кудряша дёрнулись.

– И давно ушёл?

– Минут пять–десять.

Кудряш выскочил, громко хлопнув дверью. Уит поднялся.

– Пойти, что ли, глянуть, чё будет, – сказал он. – Кудряш на взводе, а то не помчался бы за Ловкачом. А драться он мастак, черти бы его взяли, на самом деле мастак. Доходил до финала «Золотой перчатки», у него есть газета, там про это написано. – Уит пораздумал. – Но к Ловкачу я бы на его месте не лез – никто не знает, на что способен Ловкач.

– Так он думает, что Ловкач с его жёнушкой, что ли? – усмехнулся Джордж.

– Похоже на то, – кивнул Уит. – Конечно Ловкач не с ней – не думаю, что он станет связываться. Но я бы посмотрел, как они с Кудряшом схлестнутся. Айда вместе?

– Нет, – покачал головой Джордж. – Меня это всё не касается. Мы с Ленни просто хотим подзаработать.

Карлсон кончил чистить пистолет, уложил его обратно в мешок и затолкал мешок под койку.

– Пойду–ка я тоже гляну, – сказал он.

Старик Липкий лежал без движения, а Ленни со своей кровати опасливо смотрел на Джорджа. Когда Уит с Карлсоном ушли и дверь за ними закрылась, Джордж повернулся к Ленни:

– Чё у тебя на уме?

– Я ничего не делал, Джордж, – вздрогнул Ленни. – Ловкач сказал, что мне пока лучше не гладить щенков подолгу. Он говорит, что им это вредно. Вот я и пришёл. Я вёл себя хорошо.

– Ну, пожалуй, – согласился Джордж.

– Я не сделал им ничего плохого. Я просто держал моего на коленях и гладил.

Джордж спросил:

– Ты видал на конюшне Ловкача?

– Конечно, видал. Он сказал, чтобы я больше не гладил щенка.

– А ту девчонку ты видал?

– Ты про девушку Кудряша?

– Да. Она заходила в конюшню?

– Я её не видал.

– А видал, чтобы Ловкач разговаривал с ней?

– Не–а. Она не была в конюшне.

– Ладно, – сказал Джордж. – Думаю, ребятам не обломится поглазеть на драку. Если будет драка – любая – держись подальше, Ленни.

– Я не хочу драк, – поморщился великан. Он поднялся с койки и сел за стол напротив Джорджа. Тот машинально перетасовал карты и принялся медленно и задумчиво раскладывать пасьянс.

Ленни взял карту, лежащую лицом, и стал с любопытством изучать её, поворачивая так и этак.

– Оба края одинаковые, – сказал он с улыбкой первооткрывателя. – Почему оба края одинаковые, Джордж?

– Почём я знаю, – отозвался тот. – Так их делают, и всё тут. А что Ловкач делал на конюшне, когда ты его видал?

– Ловкач?

– Ну да. Когда ты видал его на конюшне и он велел тебе не гладить щенка помногу.

– А, точно. У него была банка смолы и кисточка. Я не знаю, зачем.

– А ты уверен, что девчонка не приходила?

– Да. Не приходила.

Джордж вздохнул.

– Да уж, что ни говори, а бордель будет лучше, – сказал он. – Пришёл, выпил, справил надобность – и никаких забот. И всегда знаешь, во что тебе станет удовольствие. А с такой, как эта, того и гляди влипнешь.

Ленни восторженно слушал Джорджевы разглагольствования, и губы его шевелились, будто он повторял про себя каждое сказанное слово, заучивая наизусть.

Джордж продолжал:

– Ты помнишь Энди Кашмена, Ленни? В школу ходил с нами.

– Это у которого мать всегда угощала горячими пирожками?

– Ага, он самый. Ты всегда помнишь, если дело касается жратвы. – Джордж тщательно изучал карточный расклад. Он вынес бубнового туза, а на него – двойку, тройку и четвёрку. Потом поднял глаза на Ленни: – Энди сейчас в Сан—Квентине[5]5
  Сан—Квентин – тюрьма в штате Калифорния. (прим. перев.)


[Закрыть], из–за какой–то шлюхи.

Ленни постучал пальцами по столу.

– Джордж?

– Угу?

– Джорд, а когда у нас будет свой домик, земля и кролики?

– Не знаю, – пожал плечами Джордж. – Сначала нам надо скопить деньжат. У меня есть на примете домик, который можно купить подешевле, но за так нам его никто не отдаст.

Старик Липкий медленно повернулся на спину. Его глаза были широко открыты. Он внимательно посмотрел на Джорджа.

Ленни сказал:

– Расскажи мне про наш домик, Джордж.

– Я же вот рассказывал, прошлым вечером.

– Ну Джордж, расскажи ещё.

– Ладно. Так вот, там десять акров земли, – начал рассказывать Джордж, – небольшая ветряная мельница, есть курятник и махонькая лачужка. Кухня, сад – вишни, яблони, персиковые деревья, абрикосы, орешник, немного ягод там всяких. Есть участок для люцерны и полно воды для полива. Есть свинарник…

– И кролики, Джордж, – перебил Ленни.

– Нет, крольчатника пока нету, но я легко сделаю несколько клеток, и ты сможешь кормить кроликов люцерной.

– Конечно, смогу, – радостно кивнул Ленни. – Правда–правда смогу.

Джордж оторвался от карт. Его голос потеплел.

– Завели бы свиней. Я бы построил коптильню, какая была у моего деда, и мы могли бы коптить бекон и ветчину, делали бы колбасу и всё такое. А когда вверх по реке пойдёт лосось, мы его наловим сотню, насолим и тоже закоптим. Нет ничего лучше на завтрак, чем копчёная лососина, Ленни, уж поверь. А когда поспеют фрукты, будем делать из них консервы, и из томатов тоже – томаты просто консервировать. По воскресеньям будем забивать цыплёнка или кролика. А может, заимеем и корову или козу – вот тебе и сливки, да такие жирнючие, что впору ножом резать.

Ленни не сводил взгляда с Джорджева лица, и старик Липкий тоже смотрел на него. Ленни тихо произнёс:

– И будем мы жить от тука земли[6]6
  «И будем мы жить от тука земли» – библейский образ, как, например, в книге Бытия: «И отвечал Исаак, отец его, и сказал ему: вот, от тука земли будет обитание твое и от росы небесной свыше» (Быт., 27:39). (прим. перев.)


[Закрыть].

– Ага, – улыбнулся Джордж. – Любые тебе овощи в огороде, а если захочется пропустить по стаканчику виски, продадим немного яиц или ещё чего, да хоть молока. Будем – просто жить, и всё. Нам ведь больше ничё и не надо, а? Не надо будет мотаться по всей стране и жрать всякую гадость. Нет уж, сэр, у нас будет своя крыша над головой, так что не надо будет дрыхнуть по вонючим баракам.

– Расскажи о доме, Джордж, – попросил Ленни.

– Само собой, у нас будет небольшой домик и комнатка, где можно скоротать вечерок. Маленькая пузатая печурка, в которой зимой всегда будет гореть огонь. Земли там не шибко много, так что сильно вкалывать не придётся – ну, может, часов по шесть–семь в день. Уж весь день напропалую корячиться на ячмене – точно не придётся. Ну а когда посеем то–сё – снимем урожай и будем знать, чего наработали.

– И про кроликов, – нетерпеливо выдохнул Ленни. – И чтобы я за ними присматривал. Расскажи, как это будет, Джордж.

– Ну да, кролики. Ты прихватишь мешок и отправишься за люцерной. Насобираешь полный мешок, принесёшь и дашь кроликам.

– А уж они ну грызть, ну грызть, – счастливо улыбнулся Ленни, – как они всегда делают, я видел.

– Каждые шесть недель или около того, – продолжал Джордж, – они будут давать приплод, так что у нас скоро станет полно кроликов – хватит и для еды и на продажу. А ещё заведём голубей, чтобы летали вокруг мельницы – я помню, когда был маленький, они всегда так летали. – Он мечтательно обратил невидящий взгляд поверх головы Ленни. – И всё это будет наше, никто не сможет нас согнать за здорово живёшь. А если нам кто не понравится, мы завсегда сможем сказать «Иди ты к чёрту», и, клянусь, ему придётся отвалить. А если придёт кто–нибудь из приятелей, у нас завсегда найдётся лишняя койка и мы скажем: а чего бы тебе не остаться с ночевьём, дружище? – и он, ясное дело, не откажется. Будет у нас и сеттер, и пара полосатых кошек, пожалуй, но тебе придётся за ними смотреть, чтобы они не таскали крольчат.

Ленни тяжело засопел.

– Ага, пусть только попробуют таскать крольчат. Я им их чёртовы шеи враз сверну. Я… я их палкой так отхожу! – Он притих, бормоча что–то себе под нос, грозя будущим кошкам, которые осмелились побеспокоить будущих кроликов.

Джордж сидел, заворожённый собственным рассказом и теми картинами, которые так красочно рисовало ему воображение.

Когда Липкий вдруг заговорил, оба подпрыгнули на месте, будто их поймали за чем–нибудь нехорошим. Липкий сказал:

– И ты знаешь, где есть такое место?

Джордж немедленно насторожился.

– Допустим, знаю, – сказал он. – Тебе–то чего?

– Да нет, можешь не говорить, где оно – без разницы, где.

– Ну, понятно, – сказал Джордж, – тебе его и за сто лет не найти.

Липкий возбуждённо продолжал:

– И сколько хотят за такое ранчо?

Джордж подозрительно глянул на него.

– Ну, я мог бы получить его за шесть сотен. Старики–хозяева совсем на мели, а старой хозяйке нужна операция. Да тебе–то какой интерес, а? Не лез бы ты в наши дела.

Липкий сказал:

– От меня не много толку при одной–то руке. Я потерял вторую прямо здесь, на этом самом ранчо. Вот почему меня держат уборщиком. Мне дали две с половиной сотни за потерянную руку. Ещё полсотни у меня лежат в банке. В общем, три сотни, да ещё пятьдесят будут в конце месяца. Я это к чему говорю… – он быстро наклонился вперёд. – Я бы вошёл в долю, ребята – вложился бы на три с половиной сотни. Толку от меня не много, но я могу готовить, и за курями могу присмотреть, и сорняки могу полоть. Как вы на это смотрите?