Текст книги "Месть Мориарти"

Автор книги: Джон Эдмунд Гарднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Перехватив взгляд Уэллборна, он кивнул и тут же заметил, как тот наклонился и прошептал что-то Францу. Великан напрягся, потом повернулся и посмотрел на Эмбера. Глаза у него были холодные, под вельветовой курткой бугрились могучие мышцы. Эмбер бесстрастно кивнул и, забрав стакан, пробился сквозь толпу к угловому столу.

– Мистер Эмбер, каким ветром в наши края? – грубовато, с язвительной ноткой, поинтересовался Уэллборн.

– Пытаюсь выяснить, откуда так воняет. Вот, кажется, нашел. – Эмбер повернулся к немцу. – По-английски говоришь? – спросил он, без труда сохраняя простодушный вид.

– Конечно, – коротко бросил немец, с недоверием разглядывая незнакомца.

Эмбер взглянул на Уэллборна.

– Ты с ним работаешь?

– Можно и так сказать. Как раз говорил, что ты одно время у Профессора подвизался. А что ж за границу с ним не подался?

Эмбер отхаркался, сплюнул на пол.

– Я теперь сам по себе.

– Ловкий был человек, – тем же резким, возможно, из-за акцента, тоном заметил Франц. – Но нашлись половчее.

– Слышал, твой босс дело затевает.

– Что? Кто тебе сказал?

– Меня здесь многие знают. И друзья имеются. Так что, мистер…

– Просто Франц. Так что тебе с того, что мой босс, как ты говоришь, дело затевает?

Времени на раздумья не оставалось, и Эмбер решил рискнуть и сыграть в открытую.

– У меня, может, есть для него кое-что. Но только при условии, что я и сам участвую. Дело не легкое.

– Взлом? – спросил Уэллборн.

– Это уж его боссу решать.

– Так у тебя предложение?

– Пожалуй, что так. – Эмбер оглянулся и, понизив голос, продолжал: – Ставки большие. Нужна хорошая команда. Самое то, что мистеру Шлайфштайну и надо.

– Герр Шлайфштайн, – перебил его Франц, – ищет что-нибудь особенное.

– Оно и есть особенное.

– Добыча должна быть…

– Большая. Так и будет. Для меня одного слишком большая. Придется переправлять через Канал. Мне надо с ним повидаться. Сказать по правде, его-то я и ищу.

– А мне сказать не можешь?

– Нет. Только твоему боссу.

– Пойдешь со мной. Прямо сейчас.

– Ну, я тогда потопаю дальше. – Уэллборн начал подниматься, но Эмбер привстал и мягко толкнул его в плечо, заставив опуститься.

– Мистер Уэллборн пойдет с нами.

– Послушайте, мистер Эмбер…

– Ты пойдешь со мной и Францем. Я и без того сказал слишком много и не хочу, чтобы ты шатался по пивнушкам и везде рассказывал, что Эмбер замыслил большое дело.

– Да не буду я трепаться. Мне только…

– Мистер Эмбер прав. Пойдешь с нами. – Франц, пошатнувшись, встал. На его изрытом оспинами лице появилась добродушная усмешка. – Пойдешь или я сломаю тебе руку.

Дом в Эдмонтоне Эмбер уже видел, когда расставлял там сторожей. С конки они сошли у Ангела, потом прогулялись пешком, и, уже приближаясь к месту, он заметил двух «ворон» – Слепого Фреда, торговавшего спичками на противоположной стороне улицы в сопровождении своей маленькой дочурки, исполнявшей роль поводыря, и Бена Таффнела, в «костюмчике» трясуна Джемми, пристроившегося, между бакалейной лавкой и швейной мастерской. Слепой Фред отстучал свое раз-два-три, дав понять, что засек Эмбера, но легче от этого не стало. При малейшем подозрении Франц запросто сломал бы Эмберу шею, а Фреду засунул в пасть его белую, как у всех незрячих, палку. Оставалось утешаться хотя бы тем, что сторожа на месте и делают свое дело.

Небольшой домик выглядел вполне аккуратным: серый камень, арочная дверь, высокие окна как на первом, так и на втором этаже. Пройдя железные воротца, они ступили на бетонированную дорожку, а потом поднялись по пяти каменным ступенькам к двери. Огромная латунная ручка казалась в сумраке зеленоватой – похоже, ее давно не полировали. У Франца нашелся собственный ключ, но едва они переступили порог, как Эмбер понял, что первое впечатление было обманчиво. Старая, разбитая мебель, ободранные обои, на потертом ковре темнели пятна неизвестного происхождения. Женщин нет, подумал Эмбер. Бережливые.

Франц провел его в столовую, где два немца склонились над мисками с каким-то жирным варевом. Один – небритый толстячок, грязный, неряшливый, противный; другой – помоложе, чистенький, опрятный, хорошо одетый – полная противоположность приятелю. Оба кивнули и обменялись с Францем несколькими словами на родном языке.

– Подождите здесь, – предупредил Франц и вышел из комнаты.

Эмбер прислушался – шаги по лестнице… дверь открылась и закрылась… голоса наверху. И тут же другой голос, уже от двери.

– Привет, Эмбер. Никак работу ищешь, а?

Он обернулся – голос принадлежал здоровенному малому, вышибале из Хундсдитча, работавшему в былые времена на Профессора. Звали его Ивэнс, и Эмбер бы не доверил ему приглядывать даже за сестриной кошкой.

Эмбер показал взглядом вверх.

– Так ты теперь у пруссака?

– Только когда он здесь. Не то, конечно, что с Мориарти, но теперь все по-другому. А ты? Сам себе хозяин?

– У меня к нему предложение.

Франц уже спускался по лестнице. Ивэнс поспешно отступил, давая ему пройти. Было видно, что к немцу он относится почтительно.

– Босс примет тебя. Наверху. Идем со мной.

Франц скользнул взглядом по остальным членам шайки, и у Эмбера возникло ощущение, что его здесь принимают как чужака.

Комната Шлайфштайна служила когда-то, судя по всему, главной спальней – первая дверь справа от лестницы. Сам немец вполне сошел бы за провинциального управляющего банком. Им бы он скорее всего и стал, если бы не свернул на кривую дорожку. Здесь, в запущенной спальне с железной койкой, облезлым деревянным столом и ободранными обоями, Шлайфштайн явно выглядел чужеродным предметом. Что это, притворство? Или немец по каким-то причинам утратил влияние и был изгнан или бежал из Берлина?

Как бы там ни было, Шлайфштайн остался собой – импозантный мужчина в темном костюме; человек, окруженный особенной аурой, рожденный распоряжаться и вести за собой; лидер, стоящий намного выше и в стороне от своих сторонников.

Вильгельм Шлайфштайн действительно начал карьеру на банковском поприще, которое оставил по причине растраты. Далее последовали мошенничество и подделка, грабеж и торговля живым товаром. За немцем закрепилась репутация человека жестокого и решительного, но сейчас репутация не срабатывала: глядя на сидящего перед собой человека, Эмберу было трудно представить его в роли криминального властителя Берлина. И зачем только Профессору понадобилось изобретать хитроумный план, чтобы заманить в ловушку этого неудачника?

– Добрый вечер, мистер Эмбер. Много о вас слышал. Франц говорит, что у вас есть ко мне предложение. – По-английски он говорил хорошо, и иностранца в нем выдавал лишь легкий акцент – звук «д» звучал как «т». Большие, мягкие руки лежали на столе, маленькие темные глазки смотрели спокойно.

– Сесть могу предложить лишь на кровать. Вижу, вы уже задаетесь вопросом, почему я живу в таком свинарнике.

– По-моему, вам к такому не привыкать.

Избрав самоуверенную и дерзкую манеру поведения, Эмбер немало рисковал, но он уже решил для себя, что держаться нужно на равных.

– После крушения прежнего режима в Лондоне воцарился хаос, а навести порядок можно только крепкой рукой. Ваш бывший хозяин поддерживал твердую дисциплину, как и я в Берлине.

– Слышал.

– Здесь многое по-другому. Своего рода открытый рынок. Который я и намерен использовать. И который нельзя растревожить. Поселись я в хорошем отеле, полиция крутилась бы рядом, как кобели вокруг сучки. Вот почему разумнее залечь в тихом месте и для начала провести рекогносцировку. А потом люди пойдут сами. Те, кто слышал обо мне. Кто знает мою репутацию. Люди вроде вас.

– Разумно. Я вот уже здесь.

– Если удастся провернуть крупное дело с теми недотепами, которых вы видели внизу, то, возможно, потребуется и другое убежище. Подальше от глаз. Лучше начинать с малого, чем поспешить и уйти ни с чем. Итак, какое у вас предложение?

Эмбер взглянул на застывшего у двери Франца. В наступившей неловкой тишине с улицы долетели пьяные вопли. Возможно, Бен Таффнел давал знать, что он на месте и продолжает наблюдение.

Шлайфштайн отдал короткое приказание по-немецки, и Франц, бросив в сторону англичанина недоверчивый взгляд, вышел из комнаты. По лестнице как будто прокатилась пустая бочка.

– Я знаю вас. – Шлайфштайн откинулся на спинку кресла. – Знаю, что вы работали на Мориарти и занимали при нем довольно высокое положение. Остается только выяснить, можно ли вам доверять. Ваше предложение.

Эмбер принес с собой копию списка драгоценностей, которым предстояло провести уикенд, с 20-го по 23-е, в сейфе ювелирного магазина Фриланда. На листке не было ни названия, ни адреса магазина, ни имен леди Скоби или герцогини Эшер. Не было и дат.

Шлайфштайн прочитал список дважды.

– Перечень драгоценностей. И что?

– То, что они будут все в одном месте. И еще много чего.

– Что за место? Где оно?

– Здесь, в Лондоне. Больше пока не скажу.

– Туда можно попасть?

– Ну, попасть туда – не кукольный домик взломать. Но можно. С хорошей командой.

– В которой ДОЛЖНЫ быть и вы?

– В которой я буду главным.

– Вы взломщик? Я не знал.

– Занимался всем понемногу. И провернуть дело смогу… если правильно спланировать.

Шлайфштайн по-прежнему смотрел на него с сомнением.

– Тогда почему бы, друг мой Эмбер, вам не сделать это самому? Почему вы пришли ко мне?

– Там большие камни. Здесь их не продать. Мне нужны скупщики во Франции или Голландии. Может, в Германии, – добавил он на всякий случай.

– Но ведь есть люди, с которыми вы работали раньше.

– Есть. Много. Но когда исчезнут такие камушки, пилеры будут рыть землю, а все лондонские скупщики им известны. Вы могли бы увезти их еще до того, как обнаружится пропажа.

– Как предполагаете разделить добычу?

– Львиная доля – вам. Вторая часть мне. Что останется, поделить между остальными.

– Сколько человек в команде?

– Четверо. Работы там на две ночи.

– Назовите место и число.

– Извините, герр Шлайфштайн. Вам придется довериться мне, а мне – вам.

Шлайфштайн еще раз прошел глазами по списку.

– И вы точно знаете, что это все будет там?

– Уверен. И взять это все можно.

– Расскажите, как.

Впервые за время разговора Эмбер разглядел в глазах немца жадность. Пора. План он изложил подробно, но опустил все детали, которые могли бы привести Шлайфштайна к нужному месту.

– Для верности пусть лучше будет пять, – заметил немец, когда Эмбер закончил. – Пятый посторожит. Вам хватит Франца и еще троих?

– Смотря каких троих.

– Видели двух моих людей внизу?

– Да.

– Будут они и еще один, его вы тоже видели – Ивэнс.

– У вас внизу дремала, Уэллборн. Парень слишком любит потрепаться. Если я пойду с ними, надо, чтобы все держали рот на замке.

– С этим проблем не будет.

– После того как мы вскроем пол в пятницу, нам придется сделать перерыв до вечера в субботу. Я хочу, чтобы все оставались вместе, и никто в одиночку не разгуливал.

– Можете отсидеться здесь. Место надежное.

– Сколько времени вам нужно, чтобы со всеми договориться и все организовать?

– Четыре дня. Мои люди постоянно поддерживают связь с континентом.

– Ладно, тогда я согласен.

– Хорошо, – отрывисто бросил Шлайфштайн. В его устах слово прозвучало коротко, словно он отхватил кусок сладкого пудинга. – Когда это случится?

– Подождите. Я вернусь через три дня и поговорю с Францем и остальными вашими людьми. Вы им так и скажите.

– По рукам.

Эмбер уже протянул было руку, но в последний момент остановился.

– Вообще-то, мы еще не договорились.

– Вы же сказали, львиная доля мне. Я возьму половину. Вторую половину поделим поровну: одна часть вам, другая – моим людям. Справедливо?

– Кусок получается большой.

– Значит, по рукам?

Рука у немца была мягкая, мясистая, и у Эмбера осталось неприятное ощущение, как будто пожал сосиску. Он заметил, что, отвернувшись, Шлайфштайн вытер ладонь носовым платком.

Слепой Фред исчез, Таффнела тоже видно не было, но Эмбер для собственного успокоения сказал себе, что они где-то поблизости и просто не хотят мозолить глаза немцам. Народу на улицах поубавилось, но, дойдя до Энджел-стрит, он заметил прислонившегося к стене Хромого Джека со стаканом в руке и костылем подмышкой. Поблизости болтались двое или трое оборванных сорванцов, которым Джек позволял время от времени сделать по глотку джина.

Сунув руки в карманы пальто, Эмбер завел песню:

 
У будки солдат-караульный стоял,
Шла девушка мимо, он за руку взял,
Потом к себе в будку ее пригласил,
И честь отдавать там ее обучил.
 

Хромой Джек даже не взглянул в его сторону, но Эмбер не сомневался – он все понял. Песня была условленным сигналом, означающим, что Джеку нужно взять под наблюдение любого, кто попытается проследить за Эмбером.

Омнибусов видно не было, и он решил пройтись пешком и уже минут через пять понял, что тащит за собой хвост. Дважды Эмбер внезапно останавливался в безлюдных переулках и ловил эхо чужих шагов, замиравшее мгновением позже, а задержавшись на углу, успел даже увидеть мелькнувшую в конце аллеи фигуру.

Что ж, пусть побегает, решил Эмбер и принялся петлять и кружить, ныряя в темные дворы, перебегая с одной стороны улицы на другую и даже поворачивая в противоположном направлении. Тем не менее преследователь не отставал. Так продолжалось с полчаса, пока они не оказались почти у Хакни. Будь это Хромой Джек, он давно бы потерял свои костыли, да ему бы и сил не хватало держаться так долго. Но если не Джек, то кто? Эмбер насторожился.

Дойдя до угла узкого, пустынного переулка, растянувшегося на добрых три сотни ярдов и упирающегося в Далстон-лейн, он заметил примерно посередине его фонарь с желтоватой лужицей света под ним. Выждав секунду, Эмбер рванул в сторону Далстон-лейн. Эхо шагов заметалось между грязными стенами. Миновав фонарь, он нырнул в темноту уже почти у самой улицы, остановился в тени и прислушался. Преследователь быстро приближался.

Природа не наделила Эмбера большой силой, а вот хитрости ему было не занимать. Правая рука скользнула в карман и нашла то, что нужно, – кастет, который он всегда носил с собой. Держась поближе к стене, Эмбер продвинулся назад, к фонарю. Преследователь был уже рядом, и Эмбер слышал его надсадное дыхание. Как только незнакомец поравнялся ним, он выставил ногу. Хрип… оборвавшееся проклятие… и «хвост» покатился к фонарю. Эмбер быстро шагнул к распростертой на земле фигуре и для верности врезал по уху. Незнакомец обмяк, и Эмбер, наклонившись, приподнял его голову. Потом выпрямился и негромко свистнул. По переулку к нему уже спешил Хромой Джек.

– Посмотри-ка. – Эмбер ткнул ногой неподвижное тело, перевернув так, чтобы свет падал на лицо. Так и есть, Ивэнс. – Ушел в страну снов.

Рассказ о вечерних событиях Мориарти выслушал молча, внимательно и с нахмуренным лицом.

– Вильгельм весьма осторожен, – сказал он, когда Эмбер закончил свой подробный отчет. – Осторожность – качество во многих отношениях похвальное. И все же я озабочен. Было бы лучше, если бы за тобой следил Франц. Я помню Ивэнса. Силы и дерзости у него хватает, а вот мозгов недостает. Если не ошибаюсь, язык у парня хорошо подвешен. Изворотливый малый. Тот факт, что следить за тобой поручили Ивэнсу, означает, что ему доверяют. А это уже попахивает предательством. Мы должны быть осторожны, как кошки на тонком льду.

– Слепой Фред прислал весточку. – Эмбер плохо выспался и заметно нервничал. Не самое лучшее состояние для того, кому назначено сыграть важную роль в опасной игре. – Ивэнс вернулся в Эдмонтон через пару часов после того, как я оставил его под фонарем. Едва притащился. А еще через полчаса Франц и оба пруссака вышли из дому.

Голова Мориарти качнулась вперед-назад.

– Притворись, будто ничего не знаешь. Да, на тебя кто-то напал, но ты его не разглядел.

Эмбер уныло вздохнул.

– Думаю, Хромой Джек забрал у него кошелек.

Спир, до того молча сидевший в углу кабинета, вскинул голову.

– Откуда тебе знать, кто там еще рыскал после того, как ты ушел.

– Есть два момента, – медленно, тщательно подбирая слова, как человек, отвечающий на вопросы полицейских, заговорил Мориарти. – Первое. Тебя, возможно, ищут. Значит, ты должен искать их. Если прижмут, объяснишь так: за тобой кто-то гнался, и ты счел за лучшее рассказать им. Если они не станут скрывать тот факт, что это был Ивэнс, у тебя есть основание оскорбиться. Тебе не нужна рознь в твоей же команде. Как может развернуться эта ситуация, мы все представляем. Второе. Если они решат следить за тобой, ты ни в коем случае не должен приводить их сюда. Так что будь осторожен, смотри в оба.

– Прикроюсь парочкой сычей, – хищно усмехнулся Эмбер.

– Так-то лучше. Но возьми самых надежных.

– Возьму двоих, что не были в Эдмонтоне. Топтуна и Вдову Винни.

– Это ненадолго, меньше трех недель, но приглядывать надо за каждой щелкой. – Мориарти попал в свою стихию; он лучше всего чувствовал себя, передвигая фигуры по большой доске криминальной игры. – Наблюдатели нам понадобятся везде – и в Корнхилле, и по всему маршруту до Эдмонтона. Если наш друг Вильгельм изменит в последний момент свои планы, удар будет жестокий. Что с полицией, Спир?

– В пятницу все будет, как обычно. Нашего человека введем в дело в субботу. По возможности попозже.

– Что наша «черная мария»? [29]29
  Название кареты для перевозки заключенных применяемое в криминальной среде. Примеч. автора.


[Закрыть]

– Выглядит, как настоящая.

Мориарти повернулся к Эмберу.

– Инструменты у тебя есть?

– Позаимствую. Двусторонний гаечный ключ, винтовой домкрат, пила, ручное сверло, ломик. Обычный набор. Возьму у старика Болтона – ему уже не нужен. Живет в Сент-Джеймс-Вуд. И помочь всегда готов.

– Не доверяй даже собственной тени. – Мориарти поднялся из-за стола, подошел к окну. – Скажи, что берешь для приятеля. А у нас разве своих инструментов нет?

– Лучше воспользоваться тем, что уже давно лежит без дела.

Профессор кивнул. Эмбер не пользовался у него большой симпатией, но преданность этого малоприятного, с острой, крысиной мордочкой человечка сомнений не вызывала. Он уже ощущал почти чувственное возбуждение, представляя себя акулой, челюсти которой вот-вот сомкнутся на ноге этого прусского наглеца, Шлайфштайна. В самой мысли этой было что-то эротическое. «Надо сказать Сэл, чтобы прислала ту итальяночку», подумал он.

Добравшись до Сент-Джеймс-Вуда, Эмбер отправился к Тому Болтону, отставному взломщику, проживавшему в маленьком, уютном особнячке, купленном на доходы от профессии, которой он отдал едва ли не всю жизнь. Цель визита была сугубо деловая – позаимствовать инструменты.

– Нужны одному приятелю, – объяснил Эмбер. – Дельце намечается за городом – вскрыть старый сейф.

– Инструмент у меня хороший, – с гордостью заявил Том, отличавшийся в молодые годы поразительной ловкостью, умевший проскользнуть в самое крохотное оконце и ползавший по крышам не хуже змеи. Теперь Эмбер видел перед собой дряхлого старика с костылями и полуслепыми, слезящимися глазами. – Не то, что эти ваши новомодные штучки. – Расставаться с инструментом ему явно не хотелось. – Я-то обходился без этих… как их там… паяльных ламп и всего такого.

– Они и не понадобятся, – бодро заверил старика гость. – Говорю же, коробка древняя.

– Я бы и не против, мне не жалко, – вздохнул Том, – но надо знать, кто им пользоваться будет.

– Приятель мой, пруссак. Его по всей Германии разыскивают, вот он сюда и пожаловал, да только без железок. Провернет дельце, ему на пока и хватит. Хороший малый. Один из лучших.

– Ну…

– С меня сто гиней.

– Сто гиней? Деньги хорошие. Тут большим делом пахнет.

– Ты меня лучше не расспрашивай – не отвечу. Значит, так, Том. Пятьдесят гиней сейчас, остальное потом.

Старый взломщик с видимой неохотой поднялся по лестнице. Что-то звякнуло.

– Возьми сам, – подал голос Том, появляясь через пару минут на площадке. – Я их вниз не сволоку. Годы. Да и ревматизм замучил. Помню, как-то уходил по крышам от пилеров с железками да еще добычей фунтов на сорок с лишком. А теперь за чаем целый час ковыляю. Так ты говоришь, пруссак? Может, я его знаю?

– Вряд ли. – Эмбер высыпал на кухонный стол горсть золотых соверенов и взбежал по ступенькам наверх, где его ждал саквояж из грубой коричневой кожи. – Не пожалеешь, – крикнул он Болтону. – Получишь все обратно до конца месяца.

За стариком присматривала жившая неподалеку женщина. Делала она это не от чистого сердца, а за плату, небольшую и не очень регулярную. Том Болтон знал – женщина подворовывает, прикарманивает кое-что из тех денег, что он дает ей на покупки, но обойтись без посторонней помощи не мог. Когда она пришла на следующее утро, Том попросил ее отправить письмо, за которым просидел добрый час, – суставы на пальцах распухли, и каждая буква давалась большим трудом. Она взяла письмо и бросила в почтовый ящик по пути в бакалейную лавку. Письмо было адресовано Энгусу Маккреди Кроу, эсквайру, проживающему в доме 63 по Кинг-стрит.

Как и обещал, Эмбер вернулся в Эдмонтон через три дня после своего первого визита туда. За эти три дня он лишь однажды, да и то мельком, видел Франца и другого немца – того, что поопрятнее. Они его не заметили. Топтун и Вдова Винни уверяли, что слежки нет.

Дверь открыл Франц, и Эмбер сразу ощутил враждебную атмосферу. В столовой сидели двое, Уэллборн и толстый, грязный немец. Ивэнс, с перевязанной головой, жался к камину.

– Где это тебя так? – наигранно бодро поинтересовался Эмбер.

– Не твое дело, – неприязненно пробормотал Ивэнс.

– Вы как в прошлый раз добрались домой, мистер Эмбер? – Франц даже не потрудился как-то замаскировать прозвучавшую в его голосе враждебность.

– Ну, раз уж вам интересно, какой-то бродяга попытался проверить мои карманы по эту сторону от Хакни.

– Ночью на улицах много плохих людей. Будьте осторожны.

– Не беспокойся, Франц. Уж о себе-то я всегда позабочусь.

В доме воняло протухшими овощами. Запах этот присутствовал повсюду, но Эмбер давно к нему привык и почти не замечал – он вовсе не разделял мнения тех, кто считал, что чистота стоит где-то рядом с благочестием.

Притулившийся у камина Ивэнс что-то пробормотал.

– Когда идем на дело? – спросил Франц.

– Когда я скажу и не раньше.

– Ты нам не доверяешь?

– Я никому не доверяю, приятель. И тебе, Франц, стану доверять, когда мы все благополучно закончим.

Вошедший в комнату Шлайфштайн повел носом и поморщился.

– Я бы хотел поговорить с вами. Наверху.

Немец держался, как всегда, с холодной любезностью, но на Эмбера смотрел так, словно это он притащил с собой всю вонь, что витала в воздухе.

– Это вы столь нелюбезно обошлись с Ивэнсом?

– Я нелюбезно обошелся с Ивэнсом?

– Ну-ну, не притворяйтесь. Я попросил Ивэнса проводить вас до дома. Вы устроили ему засаду у Далстон-лейн.

Эмбер знал, что его положение выигрышное, а потому мог позволить себе держаться уверенно.

– Так это был Ивэнс? При всем уважении, босс, не делайте этого больше. Если что-то нужно, так и скажите. Не люблю, когда кто-то крадется за мной по темной улице. Я от этого нервничаю. А когда нервничаю, могу и зарезать кого-нибудь.

– Я лишь хотел удостовериться, что с вами ничего не случится. – Прозвучало правдоподобно. Почти убедительно. – Ничего страшного, впрочем, не случилось. Пострадал только Ивэнс, но у него все скоро пройдет. Однако гордость его вы уязвили. Думаю, будет лучше, если он не узнает, что это были вы.

– Пожалуй, что не стоит.

– Я также думаю, что было несправедливо забирать его кошелек.

– Я не брал его кошелек.

– Как скажете. Ивэнс поправится через неделю. Вас это устраивает или потребуется замена? Время позволяет?

– Позволяет.

– Хорошо. Тогда, если Петер пришел, вам стоит познакомить их с планом.

– Вот что еще. – Эмбер протянул руку, как будто собирался схватить немца за рукав. – То время, что мы будем там, главным должен быть я.

– Примерно так и будет.

«Не самое убедительное обещание», – подумал Эмбер.

Петером звали второго немца, того, что почище. Когда они спустились, он уже сидел в комнате, но где был и чем занимался, никто объяснить не потрудился. Появился в компании и новичок – парнишка лет семнадцати, высокий, неуклюжий, с густыми волосами, такими засаленными, что жира с них хватило бы, чтобы поджарить тост.

– Говорить буду только с теми, кто пойдет на дело, – заявил Эмбер, упершись взглядом в стену между Шлайфштайном и Францем.

Уэллборна и парнишку удалили из комнаты, и Эмбер приступил к изложению плана. Все произойдет через неделю. Заходов будет два. Относительно местонахождения магазина он не сказал ничего, но подробно остановился на деталях: как предстоит войти, какую работу проделать, кто чем займется. Франц задал несколько вопросов, но Эмбер ответил только на те, которые не касались главного.

К тому времени, когда он собрался уходить, отношение к нему заметно смягчилось, хотя Франц по-прежнему оставался настороже.

В коридоре Эмбер коротко поговорил с Шлайфштайном.

– Держите их всех под рукой, – сказал он, прекрасно понимая, что теперь сам держит их всех в руке. – Ждать не больше трех недель. Я приду в понедельник или вторник, дня за три до дела. И вот что, босс, не посылайте никого за мной. Я и сам доберусь.

Бен Таффнел занимал привычное место на другой стороне улицы, и на него уже никто не обращал внимания. Ярдов через двести, уже на другой стороне, выпрашивал милостыню Чучело Сим. Эмберу показалось, что язв и струпьев у него стало даже больше. Выглядели они вполне натурально, и добрые люди Эдмонтона с готовностью бросали в протянутую руку мелкую монету – ради успокоения совести.

Для начала, чтобы юная итальянка не смущалась и побыстрее обвыклась, Мориарти продемонстрировал ей сложный трюк с четырьмя тузами. Два черных туза кладутся в середину колоды, два красных – сверху и снизу. Потом колода переворачивается, и изумленный зритель видит, что два черных оказались сверху и снизу, а два красных – в середине. На гостью фокус произвел сильное впечатление.

Девушку звали Карлоттой, и ее талию можно было легко обхватить одной рукой. Волосы черные, как вороново крыло, кожа смуглая, почти как у негритянки. Последнее обстоятельство особенно заинтриговало Профессора. Вдобавок у нее были изящные лодыжки, а платье скрывало тело, при малейшем движении которого кровь в венах Мориарти начинала закипать.

Сэл отвела итальянку наверх, предупредив, что ей следует хорошо себя вести, и что бояться Профессора не нужно.

Остановившись в дверях, Сэл подмигнула Мориарти и прошептала:

– Сладкий горшочек под кустиком, а? Поговорим потом, Джеймс. Надеюсь, она то, что надо.

Профессор заверил ее, что Карлотта, похоже, идеально подойдет для разработанного им плана. Потом он поговорил с девушкой, сыграл ей Шопена и показал карточный фокус с четырьмя тузами.

Ей было лет девятнадцать или двадцать. Спокойная, уравновешенная, ни намека на буйный темперамент, ассоциирующийся обычно с южными женщинами. Бриджет Спир подала холодные закуски: ветчину, язык и мясной пирог от мистера Беллами. На столе появились также две бутылки «Моэ и Шандон Брют Империаль» 1884 года, одну из которых парочка осушила еще до того, как они отправились в постель, где Карлотта явила себя настоящей тигрицей.

– Миссис Ходжес сказала, – заметил Мориарти во время восстановительной паузы, – что ты никогда не бывала в своей родной Италии.

Карлотта надула губки.

– Нет, ни разу. Родители возвращаться туда не желали, а у меня не было ни денег, ни времени. А почему вы спрашиваете?

Она вытаращилась на него с откровенным вожделением, и он подумал, что при соответствующей небольшой шлифовке и правильной подаче – пока что Карлотта одевалась слишком ярко и безвкусно – смуглолицая итальяночка вполне может сойти за какую-нибудь графиню.

– Я подумываю о том, чтобы совершить весной небольшое путешествие в Италию. Рим – чудесный город в это время года.

– Какой вы счастливчик. – Она склонилась над ним, проделала пару манипуляций, на которые способны лишь женщины ее профессии, и кокетливо добавила: – Вам во всем везет.

– Полагаю, ты могла бы составить мне компанию. Если, конечно, пожелаешь.

В ответ на это обещание Карлотта выдала серию итальянских междометий, прозвучавших сладкой смесью восхищения и удовольствия.

– Ты ни в чем не будешь нуждаться. Получишь новые наряды. Все, что захочешь.

Он улыбнулся ей с подушки и, словно доверяя большой секрет, понизил голос:

– А еще рубиновое ожерелье, которое украсит твою прелестную шейку.

– Ожерелье? С настоящими рубинами?

– Разумеется.

Ее ловкие пальчики исполнили несколько трюков, о существовании которых девушке ее нежного возраста не подобало бы даже знать.

– А можно личную горничную? – прошептала она ему на ухо.

Энгус Кроу давно взял за правило время от времени навещать отставного взломщика после наступления темноты. Они не устанавливали никакого графика, но встречи эти проходили довольно регулярно, по сигналу, подавал который старик. Если он был в доме один, занавески на окнах в гостиной сдвигались сразу после заката (летом окно оставалось закрытым). Если же в доме находился посторонний, старик оставлял заметный просвет.

Кроу подозревал, что этим же способом Том Болтон подает знак и другим, потому что каждый раз заставал старика выходящим из гостиной. Потом они перебирались в кухню, где и разговаривали.

В этот вечер Кроу даже обрадовался тому, что у него есть законный повод ускользнуть из дома. Каждый день приносил свидетельства того, что Сильвия теряет связь с реальностью. Проклятая служанка, Лотти, постоянно находилась в доме и неизменно крутилась у него под ногами. К тому же Сильвия неустанно что-то придумывала, изобретала предлоги для все новых развлечений. Очередной манией стали званые обеды. Бедняга инспектор утешался лишь тем, что друзья, побывав у них однажды, больше уже не придут. По крайней мере, пока на кухне всем заправляет Лотти.

Визит к Тому Болтону стал приятным отвлечением от домашних проблем. Он с удовольствием устроился в скромной кухоньке перед кружкой горячего пунша на красной, с кистями скатерти, слушая, как посвистывает на плите закипающий чайник, вбирая тепло камина. Разглядывая (не в первый уже раз) аккуратно расставленный на маленьком буфете фарфор, инспектор укреплялся во мнении, что вещицы эти, несомненно, высокого качества. Интересно, кто был их прошлым владельцем?

Раскурив неспешно трубку, Болтон в красках поведал гостю о недавних визитах Эмбера. Кроу не перебивал старика и заговорил лишь тогда, когда тот добрался до конца.

– Так вы, значит, инструмент ему отдали? – спросил он с неизменной ноткой огорчения, которое испытывал всегда, сталкиваясь со слабостями представителей уголовного мира.

– А что еще мне было делать? Вы же знаете, что это за народ. Я, конечно, стар, ни на что не годен и едва ползаю, но ведь за жизнь каждый цепляется.

Кроу шумно засопел. Означает сопение сочувствие, понимание или укор, определить было невозможно.