Текст книги "Пока смерть не разлучит нас"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– О нет. Конечно, мелькала.

– Верите моим словам?

– Верю. Только ведь возможна ошибка… может быть, это вовсе не Лесли…

– А отпечаткам пальцев поверите?

– Да. Придется.

– Но и тогда не поверите, что она попытается вас отравить?

– Нет.

– Почему? Считаете, для вас сделает исключение?

Ответа не последовало.

– Думаете, она в конце концов полюбила по-настоящему?

Ответа не последовало.

– Предположим, что так. Вы все еще хотите жениться на ней?

Дик поднялся со стула. Хотел махнуть в воздухе кулаком, заглушить в ушах голос, который загонял его в угол, заставлял смотреть в лицо фактам, опровергал каждый предложенный им вариант.

– Можете выбрать, – продолжал собеседник, – два пути. Первый, как я вижу сам, уже перед вами открылся. Хотите поговорить с ней об этом, не так ли?

– Естественно!

– Очень хорошо. Телефон в холле. Позвоните, спросите, правда ли это, умоляйте опровергнуть. Конечно, она опровергнет. Сами должны понять, если у вас осталась хоть капля здравого смысла. И вы окажетесь в том же самом положении.

– А другой путь?

Сэр Харви перестал осторожно расхаживать, остановился за мягким креслом. Тощая шея по-черепашьи вылезла из воротника пижамы под старым халатом. Он постучал указательным пальцем по спинке кресла.

– Можно расставить ловушку, – просто сказал он. – Сами увидите, что она за личность. А я смогу выяснить, как она, черт возьми, совершает убийства.

Глава 5

Дик снова сел, весьма смутно себе представляя, в каком направлении пойдет дальше беседа.

– Какую ловушку? – спросил он.

– Завтра вечером, – начал сэр Харви, – вы обедаете дома у леди. Верно?

– Да.

– Отмечаете помолвку? Точно так же, как Мартин Белфорд за несколько часов до смерти?

В желудке у Дика возникло физическое ощущение холода. Он не чувствовал страха: слишком абсурдно испытывать страх в связи с Лесли. Однако ощущение не исчезало.

– Послушайте, сэр! Неужели вы думаете, будто после обеда с Лесли я вернусь домой и запрусь в комнате, где меня на следующее утро найдут мертвым, отравленным синильной кислотой?

– Думаю, молодой человек.

– Ждете, что я покончу с собой?

– По крайней мере, все именно так будет выглядеть.

– Но почему? Из-за чего-то, что будет сказано, сделано или предложено на обеде?

– Весьма возможно. Да.

– Например?

– Я не знаю, – развел сэр Харви руками. – Поэтому хочу присутствовать, видеть своими глазами. – Он минуту молчал, обдумывая план действий. – Прошу заметить, – продолжал сэр Харви, – мы впервые получаем возможность все видеть собственными глазами. Дедукция никуда нас не приведет, как уже убедился Гидеон Фелл; мы должны посмотреть. Есть и еще одна вещь, на которую надо взглянуть. Расскажите-ка мне кое-что о «Лесли Грант». – И снова наставил палец. – Она не любит драгоценностей, так?

Дик задумался.

– Правда.

– У нее их нет? И в доме никогда не хранится крупных денежных сумм?

– Никогда.

– Тогда перейдем к обстоятельству, которое полностью выяснилось лишь после смерти третьей жертвы. Когда эта женщина вышла за Фостера, американского юриста, у них в спальне был установлен маленький, но очень надежный стенной сейф. Когда она вышла за Дэвиса, ливерпульского брокера, в доме тоже поставили сейф. Она всякий раз объясняла, будто это идея мужа, якобы для хранения деловых бумаг. Никаких подозрений не возникало.

Однако, – подчеркнуто добавил сэр Харви, – когда она жила одна, самостоятельно, на авеню Фоша в Париже, там тоже обнаружился встроенный сейф.

– Ну и что?

– Драгоценностей у нее нет. Крупных денег она в доме не держит. Зачем ей тогда маленький надежный сейф? Что она прячет в сейфе, который осматривают только после убийства?

В голове у Дика мелькали туманные, бесформенные, но сплошь неприятные предположения.

– На что вы намекаете, сэр?

Он старался сохранить на лице равнодушное выражение, старался уклониться от острых глаз сэра Харви. Но высохший старый черт, как обычно, больше прислушивался к его мыслям, чем к произносимым словам.

– И сейчас у нее в доме есть сейф, не правда ли, молодой человек?

– Да, есть. Я случайно узнал, из какого-то замечания горничной. – Дик замялся и нерешительно добавил: – Лесли просто засмеялась и сказала, что прячет там свой дневник. – И умолк, огорошенный жутчайшим подтекстом. – Дневник, – повторил он. – Но…

– Признайте, пожалуйста, фактом, – потребовал сэр Харви, – что эта девушка ненормальная. Отравители непременно должны кому-то или чему-то довериться, как правило дневнику. Тем не менее я надеюсь найти и еще кое-что, кроме этого. Вспомните, ни одна ниточка никогда ее ни с ядом не связывала, ни со шприцем. Может быть, она держит яд в сейфе. А может быть…

– Что?

– Хуже того, – ответил сэр Харви, сложив губы в странную гримасу и глядя в пустоту. – Да. Хуже того. Гидеон Фелл однажды сказал…

И тут его прервали.

– Я сегодня слышал в пабе, – неожиданно вставил доктор Миддлсуорт, вытащив изо рта до сих пор не набитую трубку, – что доктор Фелл проводит лето в Гастингсе. У него там коттедж.

Возникло впечатление, будто заговорил какой-то предмет мебели. Сэр Харви сморщился, раздраженно оглянулся. Миддлсуорт, продолжая посасывать пустую трубку, задумчиво созерцал лампу.

– Гидеон Фелл поблизости? – Сэр Харви сменил угрюмое настроение на радостное оживление. – Тогда его надо привлечь. Хэдли с ним консультировался насчет того случая с Дэвисом, и запертые комнаты очень его озадачили. Знаете, когда мы эту комнату отопрем…

– С моей помощью? – мрачно уточнил Дик.

– Да. С вашей помощью.

– А если я не пожелаю?

– Думаю, пожелаете. Так называемая мисс Грант считает, что я в коме, при смерти. Поэтому я ее разоблачить не могу. Вы следите за мыслью?

– О да. Слежу.

– Она, конечно, глупа. Но обречена играть в восхитительную и блистательную игру под названием отравление. Она ею захвачена. Одержима. Поэтому рискнула в меня выстрелить и с невинным видом, пользуясь всеобщим легковерием, объявила, будто это вышло нечаянно. Все ее приготовления ведут к чьей-то смерти. Она не откажется от волнующих ощущений. – Сэр Харви постучал пальцем по краешку письменного стола. – Вы, мистер Маркем, пойдете обедать. Делайте все, что она вам предложит, соглашайтесь с каждым словом. Я буду слушать в соседней комнате. С вашей помощью мы узнаем, что хранится в пресловутом тайнике. А когда выясним, каким образом не слишком умная леди умудрилась провести полицию двух стран…

– Простите, – опять перебил доктор Миддлсуорт.

Дик и сэр Харви слегка вздрогнули.

Доктор же, сохраняя невозмутимость, встал с плетеного кресла и направился к ближайшему окну.

Два окна были завешены плотной цветастой тканью, выцветшей и потемневшей со временем от табачного дыма Шторы оказались не совсем плотно задернуты, а ближайшее окно вообще распахнуто настежь. Миддлсуорт раздвинул занавески, и свет лампы хлынул в сад перед домом. Высунув в окно голову, он взглянул налево-направо, потом опустил раму и какое-то время – долгое время – пристально смотрел в окно, прежде чем закрыть шторы.

– Что? – спросил сэр Харви. – В чем дело?

– Ничего, – бросил доктор и вернулся в кресло.

Сэр Харви испытующе его разглядывал.

– Вы, доктор, – сухо заметил он, – до сих пор почти ничего не сказали.

– Да, – подтвердил Миддлсуорт.

– И что обо всем этом думаете?

– Что ж! – сказал доктор, чувствуя себя очень неловко. Он посмотрел на трубку, на свои поношенные старые башмаки, потом взглянул на Дика. – Дело дурно пахнет. Вам неприятно обсуждать его при мне, при чужом человеке, и я вас не упрекаю за это.

– Все в порядке, – заверил Дик. Ему нравился доктор; он почувствовал некоторое облегчение, услышав его интеллигентное мнение. – А что бы вы решили на моем месте?

– Если честно, не знаю, что сказать. Нельзя поддерживать отношения с убийцей. Дик. Из простого здравого смысла. Однако… – Миддлсуорт помолчал. – Может быть, стоит испробовать ловушку сэра Харви. Таково мое мнение. Впрочем, девушка должна быть поистине сумасшедшей, чтобы совершить против вас какую-то коварную проделку всего через сорок восемь часов после происшествия с ружьем. Кроме того, затея полностью провалится, если просочатся какие-либо сведения, что сэр Харви не тяжело ранен. Майору Прайсу, к примеру, это уже известно. – Мрачно задумавшись, Миддлсуорт грыз черенок трубки. Потом взглянул на Дика, тихо и ободряюще пробурчав: – Возможно, окажется, что все это ошибка, хотя сэр Харви и вся на свете полиция клятвенно утверждают обратное. Пока у нас просто предположения. Однако дело в том. Дик… проклятье… так или иначе, надо убедиться.

– Да. Я понимаю.

Дик откинулся в кресле. Он чувствовал себя побитым и опустошенным, но худшее еще ждало впереди, когда пройдет шок. Мирная гостиная с батальными гравюрами и темными дубовыми балками, с каминной доской, украшенной накладным латунным орнаментом, казалась столь же нереальной, как история Лесли. Он закрыл руками лицо, гадая, каким мир предстанет у него перед глазами в новом, правильном фокусе. Сэр Харви с отеческим чувством смотрел на него.

– Так что решим… о завтрашнем вечере?

– Ладно. Пожалуй.

– Завтра утром, – многозначительно продолжал хозяин коттеджа, – вы получите окончательные инструкции. Надеюсь, вы не пророните ни слова, ни даже намека нашей проворной подруге?

– Но допустим, она виновата! – почти крикнул Дик, внезапно открывая глаза. – Предположим, виновата, и ваш трюк это подтвердит. Что тогда будет?

– Честно сказать, меня это не занимает.

– Арестовать ее я не позволю. Предупреждаю вас, даже если мне придется пойти на лжесвидетельство.

Сэр Харви поднял одну бровь:

– Предпочтете смотреть, как она травит следующих женихов?

– Мне плевать, черт побери, что она будет делать!

– Давайте отложим этот вопрос, – предложил патолог, – пока вы не увидите, как чувствуете себя после эксперимента? Поверьте, завтра вечером к этому часу вы уже преисполнитесь отвращения. Возможно, вдруг окажется, вы уже не испытываете безумной любви. Даете слово не портить дело и ничего не говорить нашей подруге?

– Даю. А пока…

– А пока, – вмешался доктор Миддлсуорт, – идите домой и постарайтесь заснуть. И вам, – обратился он к сэру Харви, – надо лечь. Вы мне говорили, что захватили с собой люминал. Если снова спина заболит, примите четверть грана. Утром я приду повязку сменить. А сейчас сядьте, пожалуйста.

Сэр Харви повиновался, осторожно опустившись в мягкое кресло. Он тоже выглядел несколько обессилевшим и вытер лоб рукавом халата.

– Мне не заснуть, – пожаловался он. – Не заснуть ни с какими снотворными. Раскрыть, наконец, игру… выяснить, как она травит мужей и возлюбленных, и никого больше…

Дик Маркем, который тяжело поднялся и пошел к двери, резко оглянулся.

– Никого больше? – переспросил он. – Что вы имеете в виду?

– Дорогой друг! Почему она выбрала вас, как считаете?

– До сих пор не пойму.

– Заметьте, пожалуйста, – назидательно сказал сэр Харви, – каждой жертвой становился мужчина влюбленный или, как минимум, до безумия увлеченный. Слепой. Неспособный критически мыслить. Безрассудный. Признаюсь, сейчас я теоретизирую. Но ведь вы, безусловно, не верите, будто выбор случаен или что все это лишь совпадение? Жертва должна находиться в таком состоянии.

– Зачем?

– Чтобы выполнять ее просьбы. Беспрекословно.

– Минуточку, – вмешался озадаченный доктор Миддлсуорт, который уже было взял со столика свою шляпу, докторский чемоданчик и попытался вытолкнуть Дика в дверь, но теперь задержался. – Давайте рассуждать здраво, сэр Харви. Неужели вы думаете, будто девушка скажет: «Слушай, вот тебе полный шприц синильной кислоты. Выполни мою просьбу: иди домой и введи ее себе в вену»?

– Нет, вовсе не так примитивно и грубо.

– А как же?

– Будем надеяться, что узнаем. Если есть какая-то разгадка всех случаев в запертых комнатах. Но для успешного исхода дела требуется ослепленный мужчина, у которого голова идет кругом, которого легко обмануть. Ни с кем другим, полагаю, у нас ничего не получится.

– Не получится, например, с вами?

– Со мной – вряд ли, – сухо и многозначительно ответил хозяин. – Спокойной ночи, джентльмены. Тысяча благодарностей.

И тут они увидели на губах сэра Харви улыбку, взгляд его уже утрачивал гипнотическую силу: дело было благополучно завершено.

Когда Дик Маркем с доктором Миддлсуортом вышли из дома, вдали над полями церковные часы в Шести Ясенях пробили одиннадцать. Звуки прорвали пелену тишины, плотной и ощутимой. Испытывая тяжелое напряжение, мужчины молчали. Шагая впереди с электрическим фонарем, доктор Миддлсуорт указал на свою машину, стоявшую на дороге.

– Садитесь, – предложил он. – Подброшу вас домой.

Во время короткой поездки их угнетала застывшая тишина, оба смотрели прямо перед собой в переднее стекло. Колеса прыгали по неровной дороге, Миддлсуорт постоянно поддавал газу. Машина остановилась у коттеджа Дика, заскрежетав тормозами. Под треск выхлопных газов доктор оглянулся по сторонам и спросил сквозь шум:

– Все в порядке?

– Вполне, – ответил Дик, открывая дверцу.

– Ночь будет тяжелая. Хотите таблетку снотворного?

– Нет, спасибо. У меня виски полно.

– Только не напивайтесь. – Миддлсуорт стиснул руль. – Ради бога, не напивайтесь. – Он поколебался в нерешительности. – Слушайте. Что касается Лесли. Я просто подумал…

– Спокойной ночи, доктор.

– Спокойной ночи, старина.

Машина сорвалась с места, направилась к западу. Когда задние подфарники исчезли за изгибом живой изгороди, Дик Маркем остановился у калитки в собственный сад. Несколько минут простоял без движения. Черным-черно на душе; под утихавший вдали шум автомобильного мотора чернота, как гасильный колпак, накрыла его.

Сэр Харви Гилмен, думал он, с необычайной ясностью читал его мысли.

Впервые углубившись в размышления, Дик совсем не думал об убийстве. Не думал о мужчинах, якобы убитых Лесли. Он думал о мужчинах, которым она перед их смертью признавалась в любви.

Разрозненные слова, выражения, порой целые фразы вспоминались, кружились в голове, живо звучали, слышались как бы одновременно.

«Этой так называемой девочке сорок один год». «В полной прострации, проливая потоки слез». «Слегка поизносившаяся». «Крепкий старик». «У них в спальне». «Жуткое совпадение или ошибка». «Разве ситуация не представляется чуточку подозрительной? Несколько устрашающей?»

Ребячество? Несомненно! Легкомыслие? Несомненно!

Он старался внушить себе это. Но именно так ведут себя влюбленные, а он любил Лесли и поэтому взбесился. Слова подбирались словно нарочно, и каждое крохотным острым кинжалом било в один и тот же нерв.

Дик попытался представить себе тех самых мужчин. Американец адвокат Бартон Фостер рисовался добродушным щеголеватым парнем, довольно подозрительным и тем легче проглотившим наживку. Не составило труда вообразить мистера Дэвиса, «крепкого старика», на фоне «большого, вычурного, старомодного дома».

Мартин Белфорд, последний из троицы, оставался в тени, но вызывал почему-то больше симпатии. Молодой. Возможно, беспечный и искренний. Белфорд почему-то не играл в глазах Дика особой роли.

Если рассуждать хотя бы с каплей здравого смысла, то совершенно нелепо торчать тут среди ночи, ненавидя троих мертвых мужчин, и терзаться, рисуя образы тех, кого никогда не встречал и никогда уже больше не встретишь. Самым главным должен оставаться вопиющий факт: шприц, наполненный ядом.

«Она потеряла контроль над собой». «Психическое заболевание». «Эта девушка ненормальная». «Она не откажется от волнующих переживаний». Вот какие слова должны вспомниться первыми, а вместе с ними залившееся краской девичье лицо рядом со встроенным в стену сейфом.

Факты? О да.

Он выпалил кучу красивых слов о том, что это ошибка. Но в глубине души Дик Маркем не верил в ошибку. Скотленд-Ярд подобных ошибок не делает. И все-таки именно первые, а не дальнейшие слова сэра Харви вновь и вновь приходили на память, жгли, язвили. Если б она столько не налгала ему о своей прошлой жизни…

Но ведь она вообще не лгала. Она ему просто ничего не рассказывала.

О господи, почему все так перепуталось!

Дик ударил кулаком по столбику калитки. Позади у него в коттедже горел свет, отбрасывая влажные блики на траву под окнами и освещая растрескавшуюся мощеную дорожку к парадным дверям. Ступив на нее, он почувствовал одиночество, острое, болезненное одиночество, будто у него что-то отняли. И испытал недоумение: раньше ему казалось, что он любил одиночество. А теперь боялся его. Коттедж напоминал пустую раковину, которая загудела, когда он закрыл за собой парадную дверь. Проследовал по коридору к кабинету, вошел… и застыл на месте.

На диване в кабинете сидела Лесли.

Глава 6

Она рассеянно листала журнал и быстро подняла глаза к открывшейся двери.

Масляная лампа на столе освещала гладкую, чистую кожу, сияла на мягких темных волосах, загибавшихся на плечах. Она сменила белое платье на темно-зеленое с блестящими пуговицами. «Прекрасная англичанка, такая шикарная и благородная». На гладкой шее ни единой морщины. Широко открытые карие невинные глаза смотрели испуганно.

Оба какое-то время молчали. Должно быть, Лесли заметила выражение его лица.

Бросила журнал, вскочила, метнулась к нему.

Он поцеловал ее – по привычке.

– Дик, – тихо заговорила Лесли. – Что случилось?

– Почему ты думаешь, будто что-то случилось?

Она отстранилась на расстояние вытянутой руки, пытливо разглядывая его.

– Ты… далеко, – вымолвила она, встряхнув его за руки. – Тебя здесь уже нет. В чем дело? – Потом быстро добавила: – В предсказателе? В сэре… сэре Харви Гилмене? Как он?

– Не хуже, чем следует ожидать.

– Значит, он умирает, да? – уточнила Лесли. На нее будто бы снизошло озарение. – Слушай, Дик! Ты поэтому так смотришь и держишься? – И с ужасом взглянула на него. – Неужели ты думаешь, будто я сделала это нарочно?

– Нет, конечно!

«Так помоги же мне Бог, – взмолился он про себя, – не проронить ни одного намека! Ни единого неосторожного слова, импульсивного вопроса, чтобы не погубить дело! Кругом сплошь волчьи ямы». Голос его звучал глухо, фальшиво, лицемерно, по крайней мере в собственных ушах. Он потрепал ее по плечу, уставился на каминную стену, первым делом увидев широкую желтую афишу одной своей пьесы под названием «Ошибка отравителя».

– Правда? – настаивала Лесли.

– Милая девочка! Нарочно стрелять в старика? Ты ведь даже никогда его раньше не видела, так ведь?

– Никогда! – Глаза наполнились слезами. – Я… я о нем даже не слышала до последнего времени. Пока кто-то не рассказал.

Он с усилием рассмеялся:

– Тогда, разумеется, не о чем беспокоиться. Забудь, вот и все. Кстати, что он тебе наговорил?

Дик решительно не собирался задавать такой вопрос. И когда он сам собой вырвался, жестоко обругал себя, чуть не завопив от отчаяния. Какой-то неуправляемый импульс побуждал его, овладевал им, заставлял действовать против собственной воли.

– Да ведь я же тебе говорила! – воскликнула Лесли. – Обычные вещи про счастливую жизнь, легкую болезнь, придет письмо с приятными новостями… Ты мне веришь?

– Конечно.

Она шагнула обратно к дивану, он двинулся за ней. Хотел сесть напротив, видеть ее в лучах света, уклониться от волнующей физической близости. Но Лесли ждала, что он сядет рядом, и Дик повиновался.

Лесли смотрела в ковер. Волосы свесились на лицо, слегка прикрыв щеки.

– Если он умрет, Дик, что со мной сделают?

– Абсолютно ничего. Просто несчастный случай.

– Я хочу сказать… за мной придет полиция?

В комнате повисло полное молчание.

Дик протянул руку за сигаретой в портсигаре на столике за диваном. На запястье колотился пульс, он не был уверен, удастся ли сдержать дрожь в руке. Они словно балансировали на краю воображаемой пропасти, где присутствовали книги, картины, висящая люстра.

– Боюсь, будет расследование.

– Ты имеешь в виду, все попадет в газеты? Будет упомянуто мое имя?

– Просто формальность, Лесли… А почему нет?

– Зачем? Только… – Она повернулась к нему, явно перепуганная, лицо исказила кривая тоскливая улыбка. – Только, знаешь, о таких вещах мне известно лишь из твоих рассказов.

– Из каких рассказов?

Она кивнула на расставленные рядами книги, кишевшие, как червивые яблоки, головоломными криминальными историями; на пестрые обложки, на театральные афиши, которые кажутся в высшей степени увлекательными, когда речь идет о преступлении на бумаге.

– Тебя жутко интересуют подобные вещи, – усмехнулась она. – Я ненавижу смерть, хотя, пожалуй, она мне тоже интересна. Потрясающе в каком-то смысле. Сотни людей со своими задушевными мыслями… – И тут Лесли внезапно воскликнула: – Я хочу, чтоб меня уважали! Страшно хочу заслужить уважение!

Дик сумел беззаботно спросить:

– Разве тебе не удалось заслужить уважение?

– Милый, не шути, пожалуйста! Я сейчас вляпалась в жуткую кашу, хоть и не по своей вине. – Она вновь взглянула на него с таким страстным призывом, что он потерял способность здраво мыслить. – Только это ведь не испортит наше торжество, правда?

– Ты говоришь о завтрашнем вечере?

– Да. Об обеде вдвоем.

– Ничто меня не заставит от этого отказаться. Еще гости будут?

Она вытаращила на него глаза:

– Разве тебе нужны другие гости?.. Дик, что случилось? Почему ты от меня отдаляешься? Знаешь, через минуту у меня тоже появятся странные подозрения.

– Ничего не случилось! Я просто…

– Я хочу, чтобы у нас все было хорошо! Все! И особенно хочется (как по-твоему, я сентиментальна?), чтоб завтра все было прекрасно. Потому что мне надо тебе кое-что рассказать. И кое-что показать.

– Да? И что ты собираешься мне рассказать?

Он взял и раскурил сигарету. А когда задал вопрос, в дверь резко постучали. Лесли вскрикнула и глубже втиснулась в спинку дивана.

Дик не знал, радоваться или досадовать на помеху. Скорее всего, радоваться, так как эмоциональный накал повышался, а он даже ценой своей собственной жизни не мог избежать взыскующего взгляда Лесли. Возникла возможность расслабиться хоть на минуту, отвлечься от лихорадочной сосредоточенности, от стараний не выдать никаких секретов. Поэтому он поспешил в парадное, распахнул дверь, изумленно сощурился на посетителя, который переминался на коврике с ноги на ногу.

– Гм… Добрый вечер, – поздоровался визитер. – Извините за беспокойство в столь позднее время.

– Еще вовсе не поздно, сэр. Заходите.

У ворот стоял «форд»-развалюха с тарахтевшим мотором. Посетитель махнул рукой кому-то, сидевшему в «форде», и тот заглушил мотор. Потом гость неуверенно, робко вошел.

Джордж Конверс, барон Эш, был единственным пэром, которого Дик знал лично. Однако, нередко встречаясь с подобными персонажами в литературе, как правило надменными, аристократичными, карикатурно ленивыми и старчески никчемными, Дик считал лорда Эша редкостным исключением.

Лорд представлял собой жилистого мужчину среднего роста, шестидесяти с небольшим лет, с волосами серо-стального цвета, с розоватым лицом, сосредоточенным на научных изысканиях. На людях его видели редко. Считалось, что он составляет бесконечную историю своего собственного семейства. Лорд вечно ходит в потрепанной одежде, что совсем неудивительно, учитывая выплачиваемые им налоги и хронически затруднительное финансовое положение. Но общаться с ним было приятно, если он сам того хотел или не видел необходимости спешить, как часы.

Пока лорд Эш следовал по коридору за Диком, тот вспомнил слова, прозвучавшие сегодня вечером в этом самом коттедже из уст Синтии Дрю: «Почему лорд Эш всегда так странно смотрит на бедняжку Лесли при их случайных редких встречах?»

В этот момент лорд Эш резко замер на пороге кабинета и странно посмотрел на Лесли.

Лесли вскочила.

– Гм… да, – пробормотал гость. – Да, да, да! – Потом распрямился с улыбкой и куртуазным поклоном. – Мисс Грант, не так ли? Я… гм… впрочем… – Явно растерявшись, он оглянулся на Дика: – Милый мой мальчик, тут у нас сам дьявол в какие-то игры играет.

– В какие? – воскликнула Лесли.

– Все в полном порядке, мисс Грант! – утешительно заверил лорд Эш. – Даю честное слово, беспокоиться нечего. Впрочем, я, пожалуй, рад видеть вас. Не ожидал здесь найти.

– Я… я просто забежала…

– Да-да, конечно. – Он вновь взглянул на Дика: – Я только что был… – и кивком указал на другой коттедж. – Посчитал своим долгом зайти. – Кажется, этот долг не доставлял радости лорду Эту. – Однако во всем доме темно, и никто не ответил на стук.

– Ничего страшного. Просто сэр Харви заснул.

Лорд Эш удивился:

– Разве доктор не с ним? Или опытная сиделка?

– Нет. Доктор Миддлсуорт не счел необходимым.

– Но дорогой мой мальчик? Разве это разумно? Хотя, думаю, доктор Миддлсуорт свое дело знает. Как пациент? Я… гм… догадываюсь, вам весь вечер докучают подобным вопросом, однако посчитал своим долгом зайти и спросить.

– Пациент, – сказал Дик, – чувствует себя не хуже, чем следует ожидать. А что это вы говорите насчет дьявольских игр?

– Кто-то ружье украл, – сообщил лорд Эш.

Все молчали.

Зловещее молчание намекало на завершение какого-то плана. Вытащив из кармана просторного твидового пиджака футляр для очков, лорд Эш вынул пенсне без оправы и водрузил на нос.

– Будьте добры, скажите, мисс… гм… Грант. Вы не припомните, что сделали с ружьем после нынешнего прискорбного случая с нечаянным выстрелом?

Лесли смотрела на него широко открытыми глазами.

– Майору Прайсу отдала. Это все подтвердят.

– Да. Совершенно верно. Все единогласно подтверждают. Но случайно, не припомните, что сталось с ружьем после того, как вы его отдали майору Прайсу?

Лесли нервно замотала головой.

– Майор Прайс, – отвечала она, – стал собирать ружья, когда разразилась гроза. Они были разложены в ряд на прилавке у стенда. После ужасного происшествия я… я просто швырнула ему то самое ружье. По-моему, он его положил на прилавок рядом с остальными. Только я не уверена. Была страшно расстроена. Попросила Дика отвезти меня домой.

– Гм… да. Вы, мой мальчик, случайно, не помните?

Дик постарался мысленно сосредоточиться на эпизоде, когда хлестал дождь, все кругом бушевало, палатки раздувались. Казалось, это происходило ужасно давно, чуть ли не в прошлом веке.

– Да, все именно так и было, – подтвердил он. – Когда сэр Харви упал, я высунул голову из палатки, кликнул майора Прайса и доктора Миддлсуорта.

– А дальше?

– Билл Эрншо, знаете, банковский менеджер, – объяснял Дик, смутно предположив, что лорд Эш, далекий от жизни деревни, не вспомнит фамилии, – Билл Эрншо явился как раз в тот момент. Майор Прайс попросил Билла за ружьями присмотреть, пока они с доктором Миддлсуортом отнесут сэра Харви к докторской машине. Больше я ничего не могу вам сказать.

– Совершенно верно, – подтвердил лорд Эш.

– Тогда в чем дело, сэр?

– Понимаете ли, майор Прайс утверждает, что в его присутствии ружья никто не мог унести. Мистер Эрншо заявляет, что при нем никто не брал ружья. Тем не менее ружье исчезло.

– Это, – нерешительно вставила Лесли, – не то ли самое ружье, из которого я…

– Да.

На среднем пальце левой руки лорд Эш носил колечко с печаткой, неяркое и неприметное. Дик его разглядел, когда гость поднял руку к пенсне. Лесли его тоже увидела и, пожалуй, впервые с момента появления визитера сильно разволновалась. А лорд Эш теперь разыгрывал свой знаменитый прием: заспешил, как часы, но затоптался на месте, подобно заевшему граммофону.

– Гм… Осмелюсь заметить, все это значения не имеет, – вымолвил он наконец. Игла попала на дорожку, пластинка опять завертелась. – Хотя майор Прайс с мистером Эрншо очень сильно разгорячились. Думаю, нынче днем в тире майор сыграл с мистером Эрншо какую-то глупую шутку и подозревает, будто мистер Эрншо пытается, как говорится, отплатить ему той же монетой. Только все это чрезвычайно странно. В высшей степени странно! Особенно если учитывать слухи, которые ходят кругом.

– Какие слухи? – вскинулась Лесли и стиснула руки. – Расскажите, пожалуйста! Обо мне говорят?

– Моя дорогая юная леди! Святители небесные! Нет! Скажем, я, например, даже слышал, будто рана сэра Харви совсем несерьезная. Будем надеяться. Мой внучатный дядя Стивен получил на Южно-Африканской войне очень опасное пулевое ранение и все-таки остался в живых. То есть тогда остался. Я имею в виду, пока не умер своей смертью. Мой милый мальчик, не буду вам больше мешать. Гм… у вас транспорт есть, мисс Грант?

– Транспорт?

– Чтобы доехать до дому, – объяснил лорд Эш.

– Нет. Я… я пешком пройдусь.

– Позвольте тогда предложить подвезти вас? У меня на улице «форд», а Перкинс весьма осторожный водитель.

– Спасибо, лорд Эш. Наверно, мне и впрямь пора уходить.

Взгляд Лесли умолял Дика Маркема найти предлог, который позволил бы ей задержаться и поговорить еще. Она была почти в истерике, молча упрашивая сказать нужное слово. Но он его не сказал.

Дик знал: если она останется еще на пять минут, он ей выложит целиком всю историю. В присутствии здравомыслящего и благодушного лорда Эша всплыли и стали нормальными основные нравственные принципы. Он на секунду забыл или почти забыл о реально сложившейся ситуации. Потом все ошеломляюще вспомнилось. Он очень ясно понимал, что любит Лесли и дальше будет любить. Но сейчас он больше не вынесет.

Итак, они уходили, и сердце его разрывалось при взгляде на лицо Лесли. Не успели они выйти на дорогу, как ему захотелось крикнуть: «Вернитесь! Все это неправда! Дайте я расскажу!»

Но «форд» уже тронулся с места.

Дик стоял в саду перед домом, под высокими равнодушными звездами. Сигарета погасла. Дик швырнул ее в сырую траву и вернулся в коттедж.

Зашел в маленькую гостиную, взял стакан, сифон, бутылку виски. Принес все это в кабинет, поставил на письменный стол, возле машинки. Голова странно кружилась. Он попросту устал, устал до головокружения, – казалось, никаких сил не хватит, чтобы отвинтить железную пробку, нажать на ручку сифона.

И он лег ничком на диван.

«Я только на секунду закрою глаза, – сказал он самому себе. – Свет оставлю гореть, не засну. Только на секунду закрою глаза. Спать в любом случае не хочу. Потом встану, налью себе выпить…»

Лампа мягко светила. Окна с ромбовидными стеклами, выходившие в садик с восточной стороны, стояли открытыми, словно дверцы. Оконные щеколды дребезжали на ночном ветру, от которого кипели листья. Далекие церковные часы пробили полночь, но Дик их не слышал.

Если бы кто-нибудь заглянул в окно – а в тот самый неуверенный, тающий час чье-то лицо туда в самом деле заглядывало, – то увидел бы светловолосого молодого человека с крепкой, квадратной челюстью, лоб которого, впрочем, свидетельствовал о чрезмерно богатом воображении, лежащего на скрипучем диване в серых фланелевых брюках и мятой спортивной куртке, бледного и бормочущего во сне.

Ему снились ужасные сны. Впоследствии он их не вспомнил, видимо из-за дальнейшего развития событий. Для Дика Маркема те часы, когда сон просто свалил его с ног, остались лишь слепым черным разрывом с реальным миром, пока оттуда что-то не прорвалось. Что-то требовательно зазвучало, призывало настойчиво и резко…