Текст книги "Сжигающий суд"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Глава X

Они молча спустились по аллее, которая вилась среди высоких темных деревьев. Марк отправился в котельную к Хендерсону для того, чтобы вместе с ним накрыть вход в склеп брезентом, который обычно использовали для теннисного корта. Стивенс размышлял о том, что мог замыслить Партингтон, и сам решил перейти в наступление.

– У вас есть какая-нибудь версия относительно исчезновения и появления бутылки, кроме той, конечно, что вы уже высказали дамам?

– О! – бросил Партингтон, словно бы отрываясь от своих мыслей. – Даю слово… да вы и сами знаете, что я люблю полную ясность. Однако до тех пор, пока мы не увидим эту сиделку, мы даже не можем сказать, было ли содержимое бутылки твердым или жидким. А это весьма важно. Надо рассмотреть два варианта. Первый – идет ли речь о сердечном стимуляторе, стрихнине или дигиталине. Если это так, то, скажу вам откровенно, ситуация опасна. И может статься, что отравитель, если, конечно, речь идет об отравителе, пока еще не закончил свою работу.

– Именно об этом я и подумал, – согласился Стивенс.

– Хотя должен вам сказать, – сухо отрезал Партингтон, – мне это не кажется вероятным. Если бы что-то в этом роде исчезло, врач не успокоился бы до тех пор, пока не обнаружил пропажу. Но ни он, ни сиделка не проявили особенного беспокойства – так, какое-то раздражение. Вы следите за ходом моих мыслей? Точно так же можно утверждать, что это не был и сильный яд, например антимоний. Иначе, ручаюсь моей лицензией, врач никогда бы не рискнул засвидетельствовать, что Майлз умер естественной смертью. Нет, второе предположение более вероятно. Я имею в виду версию Марка о том, что были похищены несколько таблеток морфия.

– Майлзом?

Партингтон нахмурил брови. Этот вопрос, казалось, озадачил его больше других.

– Да, весьма вероятно, и это самое простое объяснение… Ведь мы ищем простых объяснений? – заметил Партингтон, и его лицо при свете звезд приняло странное выражение.

– Все же есть целый ряд деталей, которые противоречат этой гипотезе. Возвращение склянки особенно. Ведь комната Майлза смежная с комнатой сиделки, и весьма вероятно, что она не запирала дверь в комнату больного, в отличие от двери в коридор. Допустим, что Майлз похитил склянку и пожелал ее вернуть. Почему он просто-напросто не поставил ее на место в комнате сиделки? А вынес ее на столик в коридор!

– Разгадка проста, – заметил Стивенс. – Иначе сиделка тут же поняла бы, кто взял склянку, поскольку он один мог проникнуть в ее комнату!

Партингтон остановился и чертыхнулся вполголоса:

– Я старею, черт побери! – сказал он. – Вы правы – это очевидно. К тому же, возможно, она закрывала на ключ и дверь в комнату больного и тогда у нее не было абсолютно никаких причин подозревать его в похищении.

– Ну и к чему мы пришли?

– К мотивам! – упрямо сказал Партингтон – К причинам, по которым морфий был украден Майлзом или кем-нибудь другим. Если его похитил Майлз, причины очевидны, Но если речь идет о ком-нибудь другом? Для чего могли понадобиться таблетки? Не для другого преступления, во всяком случае! Ведь украдены были, по всей видимости, две-три таблетки, не более. Иначе врач или сиделка подняли бы большой шум. Обычно таблетки в четверть грана, а требуется два или три грана, чтобы лекарство представляло опасность для жизни. И четыре, чтобы быть уверенным в исходе дела. Мы также можем отбросить версию, по которой в доме есть морфиноман. Так как в этом случае, можете быть уверены, склянка никогда бы снова не появилась. Возможно, что кто-нибудь просто страдал бессонницей?… Вполне. Но тогда зачем употреблять такое сильное средство, когда в ванной лежит веронал? Его можно просто взять, а морфий необходимо похищать.. Итак, ни одна из этих версий не кажется мне разумной. Непонятно, для чего же похитили морфий?

– Ну, предположим, вы должны что-то сделать ночью, но не хотите быть увиденным или услышанным. Если вы дадите четверть грана морфия возможному свидетелю, то можете быть уверены, что он вам не помешает. Не так ли?

И вновь Партингтон замер, пристально уставившись на Стивенса. Тому даже подумалось, не навлек ли он сам на себя какое-нибудь подозрение. И он снова вспомнил ночь, когда скончался Майлз Деспард, ночь, когда Мэри и он находились в коттедже менее чем в четверти мили отсюда и когда он свалился спать в половине одиннадцатого.

Но Партингтон лишь сказал:

– Я сейчас подумал о наиболее сложном вопросе: вскрытии склепа и исчезновении тела. Если мистер и миссис Хендерсон были напичканы морфием, разве услышали бы они что бы то ни было?

– Боже мой, вы правы! – воскликнул Стивенс, чувствуя облегчение. – Тем не менее… – поколебавшись, добавил он.

– Вы хотите сказать, что кто-то другой мог бы услышать шум? И Хендерсон клянется, что вход в склеп не тронут? Пусть будет так, причем я очень хочу верить в его искренность. Мы действительно наделали много шума и повреждений, но вспомните, что мы пользовались рычагами и кузнечными молотами. Я полагаю, вы помните также покрытие склепа? Оно составлено из плит разных форм, соединенных цементом, который залит между ними в расщелины – нечто похожее на куски головоломки. Но под плитами нет цемента! Тогда не легче ли было удалить цемент по периметру и поднять плиты все вместе? Словно крышку, как мы это проделали с плитой, закрывавшей вход в склеп. Тогда нужно было лишь убрать цемент по периметру, а вот это Хендерсон мог и не заметить. Слой гравия и земли, который нужно поднять и переложить, оставил бы, конечно, следы… Но не забывайте, что он уже был потревожен во время похорон, и все вполне можно перепутать…

Так же, как и Партингтону, Стивенсу очень хотелось бы убедить себя в этой версии, однако причины у него были гораздо более личные, поэтому, наверное, ему удавалось размышлять так логично.

Они подошли к выходу из парка. Кингс-авеню в редком свете уличных фонарей напоминала темную реку.

– Я прошу прощения за свои длинные рассуждения, – сказал Партингтон, – но в том положении, в котором мы оказались, мы должны поверить во что-то в этом роде. Эдит считает меня материалистом, и я не вижу причин стыдиться этого. Она всегда думала, что я сделал аборт той девушке, которая работала у меня, только потому, что та забеременела моими стараниями. Так кто же тогда действительно материалист, позвольте спросить?

Прежде чем выйти из дома Партингтон пропустил еще один стакан, и это, кажется, окончательно развязало ему язык.

– Вы можете считать, что я нашел отличное объяснение всему, что касается склепа. Конечно же, это была какая-то махинация со стороны распорядителя похоронами.

– Распорядителя похоронами? Вы имеете в виду мистера Аткинсона?

Он увидел, как врач поднял брови.

– Старый Джонах? Да, конечно же, вы должны знать его! О, это интересный тип! Он похоронил несколько поколений Деспардов и теперь очень стар. Именно оттого, что речь шла об Аткинсоне, наш друг Хендерсон был так уверен, что не могло быть никакого надувательства со стороны служащих похоронного бюро. Марк показал мне это заведение по дороге сюда сегодня вечером. Он сказал что теперь сын старого Джонаха руководит предприятием. Старый Джонах часто виделся с отцом Марка, и тот любил спрашивать его, шутя, конечно, сидит ли он все еще в своем «чайном салоне» или в своем «углу»[3]3
  Намек на героя серии новелл баронессы Оржи «Старик на углу», который разгадывал тайны, занимаясь тем, что завязывал и развязывал узелки на шнурке


[Закрыть] ? Я не знаю, что он слышал в ответ. Возможно… О! Доброй ночи!

Стивенс, уверенный в том, что собеседник уже вряд ли способен нормально рассуждать, быстро удалялся, пожелав ему доброй ночи. Однако Стивенсу хотелось побыть одному, и он замедлил шаги, как только понял, что Партингтон возвращается по аллее обратно.

Стивенс находился в состоянии полной растерянности, мысли и чувства его были расстроены. Ему вдруг захотелось, чтобы кто-то мудрый оказался рядом и задал бы ему несколько точных вопросов, которые бы привели его собственные мысли в порядок. Например: «Не кажется ли тебе, что есть нечто ненормальное в том, что касается Мэри?» Но что он мог бы ответить? Именно к этой стороне дела Стивенс испытывал почти физическое отвращение. Именно перед этой чертой ум его, инстинктивно, так, как отступают перед огнем, останавливался. Он не мог бы ответить на свои же вопросы и поэтому не слишком фантастичными. К тому же на чем бы они основывались? Все сводилось к фотографии, совпадению имен, поразительному сходству… а также к тому, что фотография исчезла… Но это и все.

Стивенс постоял перед коттеджем. Дом был погружен в темноту, и только красноватый свет пробивался через окно гостиной. По всей видимости, Мэри зажгла камин. Это показалось ему странным, так как она не любила и даже боялась огня. Ощущение тревоги внезапно возникло у Стивенса.

Входная дверь оказалась запертой только на щеколду. Он открыл ее и вошел в холл, освещенный справа, из гостиной, лишь отблесками огня. Было тихо, слышалось только потрескивание древесины, пожираемой пламенем. Видимо, дрова были сырыми.

– Мэри! – позвал он.

Ему никто не ответил. С чувством все возрастающего беспокойства Стивенс вошел в гостиную. Без всякого сомнения, дрова были очень сырыми – он почти задохнулся от едкого желтоватого дыма, в клубах которого дрожало слабое и неяркое пламя. Слышалось, как шипят и трещат поленья. В дымном свете комната казалась странной, незнакомой, но тем не менее освещения было достаточно, чтобы Стивенс смог различить около камина табурет, на котором стояла тарелка с сандвичами, термос и чашка.

– Мэри!

Он вернулся в холл, его собственные шаги показались ему очень тяжелыми, и паркет из-за этого скрипел непривычно громко. Стивенс приблизился к маленькому столику, на котором стоял телефон, и его рука машинально ощупала кожаный портфель, который находился на прежнем месте. Однако портфель был открыт, а рукопись торчала из него наполовину, словно бы ее засовывали в спешке.

– Мэри!

Ему ответила лишь заскрипевшая под его ногами лестница. Он поднялся наверх, в спальне горела лампа, стоявшая у изголовья кровати, но комната оказалась пуста и покрывало было не смято. На камине часы лихорадочно отбивали секунды. Они показывали три часа пять минут. И тут Стивене увидел на бюро записку.

«Дорогой Тед, – прочел он. – Меня не будет этой ночью. От этого зависит наш с тобой душевный покой.

Я вернусь завтра утром, и, умоляю тебя, не тревожься. Все это ужасно трудно объяснить. Но что бы ни вообразил ты, ЭТО НЕ ТО, ЧТО ТЫ ДУМАЕШЬ.

Любящая тебя Мэри.

Р. S. Я беру машину. Приготовила тебе сандвичи и кофе в термосе. Ты найдешь все это в гостиной. Элен придет утром к твоему завтраку».

Стивенс сложил письмо и бросил его на бюро. Внезапно он почувствовал себя неимоверно усталым и присел на край кровати. Отдохнув немного, он встал и спустился на первый этаж, по пути зажигая лампы.

Он открыл портфель и, изучив его содержимое, обнаружил то, что и ожидал. Рукопись Кросса состояла из двенадцати глав, теперь их осталось только одиннадцать.

Глава, касающаяся Мари Д'Обрэй, гильотинированной за убийство, исчезла.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
АРГУМЕНТЫ

Лоренс, находясь однажды в спальне, взял

маленькую маску, покрытую черным бархатом,

и, шутки ради надев ее, направился к зеркалу.

Но не успел он посмотреть на свое отражение,

как старый Бэкстер закричал ему из-за кровати:

«Не делай этого, безумец! Ты что, хочешь

взглянуть на себя глазами смерти?»

Джеймс Р. Монтэгю «Взгляд из Хилла».

Глава XI

В половине восьмого утра Стивенс, уже приняв душ и переодевшись, спускался по лестнице. Неожиданно он услышал несмелый стук дверного молотка.

Стивенс замер, ухватившись рукой за перила, и почувствовал вдруг, что не может ответить, так как язык не слушался его. «А что если это Мэри?» – подумал он. Всю ночь он обдумывал упреки, но, не желая их высказывать, стал быстро соображать, с чего он может начать разговор с женой. Лампы на первом этаже по-прежнему были включены, и гостиная еще была полна остывшего уже дыма. Холл показался Стивенсу странно незнакомым.

В напряженной тишине лишь мягкое шипение электрической кофеварки напоминало о домашнем уюте. Стивенс прошел в столовую и выключил ее. Только после этого, немного успокоенный ароматом кофе, он отправился ко входной двери.

– Прошу прощения, – ответил ему незнакомый голос, – я хотела спросить…

За дверью стояла женщина решительного вида, одетая в длинное голубое пальто. Хотя она и сдерживалась, но в ней, однако же, угадывалось внутреннее возбуждение и даже гнев. Лицо, выглядывавшее из отворотов поднятого голубого вельветового воротника, пожалуй, нельзя было бы назвать красивым, но тем не менее, это было привлекательное лицо умного человека. Оно показалось Теду знакомым.

– Я не знаю, помните ли вы меня, мистер Стивенс, но я видела вас несколько раз в Деспард Парке. Свет в доме включен, поэтому я… Меня зовут Мира Корбет, я ухаживала за мистером Майлзом Деспардом.

– О, да, да! Конечно! Входите же!

– Видите ли, – сказала женщина, машинально прикасаясь к краю шляпки и оглядываясь в сторону Деспард Парка, – кажется, там что-то неладно… Прошедшей ночью кто-то прислал мне телеграмму, требуя, чтобы я немедленно явилась…

Она снова смешалась, а Стивенс подумал: «Еще одно сатанинское послание!»

– Но я была около больного и прочла ее лишь час назад, вернувшись домой. Тогда я и решила… – она занервничала еще больше, – решила, что мне нужно тут же отправиться в Деспард Парк. Но на мой стук никто не ответил. Я боюсь, не случилось ли там что-нибудь… У вас горел огонек, и я подумала, что вы не будете возражать, если я зайду к вам, чтобы подождать…

– Конечно, нет. Проходите же!

Он задержался на пороге и посмотрел на дорогу. В утреннем тумане какой-то автомобиль с зажженными фарами карабкался на холм. Машина подъехала к дому и остановилась.

– Хей-хо! Хей-хо! Хей-хо! – прокричал голос, который мог принадлежать только Огдену Деспарду.

Хлопнула дверца, и высокий мужской силуэт направился к дому Стивенса. На Огдене красовалась накидка из верблюжьей шерсти, из-под которой выглядывали брюки от вечернего костюма. Огден был одним из тех парней, которые встречаются во многих семьях и которые странно не походят на своих братьев. У него были черные блестящие волосы, немного впалые щеки и голубоватый подбородок. Сегодня он был небрит, но волосы его были тщательно расчесаны и уложены. Оглядев Стивенса, Огден уставился своими черными глазами на сиделку. Хотя ему и было только двадцать пять лет, он казался гораздо старше Марка.

– Встречайте! – сказал он, засунув руки в карманы. – Распутник вернулся!.. Но что он видит здесь? Любовное свидание?

У Огдена было явное пристрастие к скользким шуткам. Стивенс ничего не ответил и провел мисс Корбет в холл. Огден, закрыв дверь, последовал за ними.

– Я прошу извинить меня за беспорядок, – сказал Стивене сиделке, – но я работал почти всю ночь. Сейчас я сварю кофе. Вы выпьете чашечку?

– С большим удовольствием, – зябко поежившись, сказала мисс Корбет.

– Фи, кофе! – состроил гримасу Огден. – Разве так принимают гуляку, вернувшегося с ночной попойки?

– Виски стоит где всегда. Распоряжайтесь.

Стивенс заметил, что сиделка и Огден поглядели друг на друга с любопытством, но не сказали ни слова. Однако между ними чувствовалось какое-то напряжение. Мисс Корбет с непринужденным видом прошла в гостиную. Стивенс понес кофеварку в кухню и принялся разливать кофе по чашечкам. Туда же со стаканом, до половины наполненным виски, вскоре явился и Огден. Напевая, он открыл дверцу холодильника, нашел лимонад, разбавил виски и сказал:

– Значит, наша дорогая Мира тоже получила телеграмму из полиции с требованием прибыть сюда. Так же как и я.

Стивенс промолчал.

– Мне мою вручили ночью, – продолжал Огден. – Но я так весело развлекался, что у меня не было ни малейшего желания прерывать пьянку. Хорошо, что флики наконец-то выходят на след. Получается, что все наши опасения не безосновательны.

Он взял кубик льда и опустил его в стакан.

– Как я понимаю, вы провели эту ночь, помогая Марку вскрыть склеп.

– С чего вы взяли?

– С того, что я не дурак.

– Да уж куда там! Однако предупреждаю, что в моем нынешнем настроении я с удовольствием запихал бы в этот посудный шкаф… вас или кого другого, кто будет мне надоедать… Поэтому будет куда лучше, если вы просто передадите мне сливки, которые стоят в холодильнике.

Огден рассмеялся.

– Я прошу прощения, старина, но не понимаю, что вас так взбесило? У меня чутье сыщика. А в баре, где вы держите виски, лежат две сигаретки, из тех, что любит Марк. И даже эскиз плиточного покрытия склепа, тоже, видимо, сделанный его рукой. О, это меня не удивляет! Я догадывался, что Марк собирается сделать что-то в этом роде. И что он именно поэтому хотел, чтобы нас всех не было в доме этой ночью.

На лице Огдена появилось злобное выражение.

– Что сказала полиция, когда застукала вас в момент разрушения плит?

– Полиции не было.

– Что?

– И более того, я уверен, что все послания отправлялись не оттуда.

Огден, кусая нижнюю губу, бросил взгляд на него, потом заморгал.

– Да… мне тоже так показалось, но… Послушайте, Тед, вы можете сказать мне… тем более, я все равно сам узнаю это, как только приду домой… В вашем кабинете было три человека, потому что стоит три стакана. Кто был третьим?

– Некто доктор Партингтон.

– Черт побери! – воскликнул Огден, и взгляд его стал задумчивым. – Это значит, что он приготовился к Трафальгарской битве! Расстрига! А я-то думал, что доктор в Англии! Если когда-нибудь он узнает… О, теперь я все понимаю. Доктор потребовался Марку, чтобы кромсать старого дорогого Майлза… Ну и доложите, что же вы обнаружили?

– Ничего.

– Как?

– Буквально ничего. Тела не было в склепе.

На лице Огдена появилась растерянность, и Стивенс подумал, что никогда раньше он не видел у него такого выражения.

– Может быть, вы хотите сказать, что обнаружили бедного старого Майлза с желудком, переполненным ядом, и спрятали его труп? Чтобы никто никогда не узнал об этом? Мне известно намерение Марка не сообщать полиции. А не хотите ли вы узнать мое?

– Нет. Я вам рассказал, что произошло. Подержите, пожалуйста, дверь, я унесу чашки.

Огден, думая о чем-то своем, машинально выполнил просьбу, затем сказал, пристально вглядываясь в Стивенса:

– А… где же Мэри?

– Она… она еще в постели.

– Занятно!

Стивенс понимал, что за этим замечанием не кроется ничего и что Огден просто-напросто остался верным своей привычке приводить в замешательство собеседника, но, однако, оно произвело на него очень неприятное впечатление.

Огден проследовал за Стивенсом в гостиную и поприветствовал мисс Корбет, приподняв стакан.

– Я хотел поговорить с вами, моя дорогая, но вначале должен был немного подкрепиться. Ваше здоровье!

Мисс Корбет сидела спокойно, сложив на коленях руки, и, казалось, ее нисколько не удивляет и не оскорбляет такая развязность.

– А что вы скажете по поводу телеграмм? – спросил Огден.

– Почему вы решили, что я получила телеграмму? – поинтересовалась сиделка.

– Выходит, что и вам надо все растолковывать? Ради Бога. Потому что я сам получил телеграмму этой ночью. В тот момент я как раз совершал обход ресторанчиков…

– В таком случае, – практично заметила мисс Корбет, – каким же образом телеграмма смогла вас найти?

Глаза Огдена сверкнули, казалось, он был готов ответить какой-нибудь грубостью, но, видимо, он отдавал себе отчет в том, что это будет означать признание своего промаха, и предпочел сдержаться.

– Вам хочется поймать меня на ошибке? Но все очень просто. Телеграмма была послана в Хаверфорд Клаб. И мне вручили ее, как только я добрался туда. Но хватит говорить об одном и том же. Вы можете расспросить о телеграммах Теда Стивенса. Он в курсе всех этих событий. Однако очень хорошо, что вас вызвали сюда, так как ваше свидетельство может оказаться важным. Никто не знает…

– Мое свидетельство о чем?

– Об отравлении дяди Майлза, разумеется.

– У вас нет никаких оснований подозревать меня хоть в чем-либо! – вскричала сиделка, и немного кофе пролилось из ее чашки в блюдце. – Но если уж у вас возникают такие мысли, обратитесь к доктору Бейкеру! Нет никаких оснований думать…

Она замолчала, потом продолжила.

– Признаюсь, я немного волнуюсь. Не потому, что получила этот дурацкий приказ явиться сюда, а потому что отсутствовала в ту ночь, когда все это произошло. И потому…

– И потому, что вы так старательно забаррикадировали вашу комнату, – добавил медленно Огден. – Так старательно, что никто не смог бы добраться до лекарств, случись у дяди приступ. Таким образом, у вас есть причины, чтобы чувствовать за собой вину. И я не думаю, что ваша репутация останется безупречной, после того, как эти подробности станут известными…

Стивенс сознавал, что именно это обстоятельство беспокоит мисс Корбет.

– О, я понимаю, – продолжал Огден, – что у вас были основания поступить именно таким образом. Дяде Майлзу, казалось, стало лучше. К тому же из вашей комнаты только что был похищен смертельный яд. Вы, без сомнения, поступили правильно, желая воспрепятствовать тому, чтобы кража повторилась. Однако как же это у вас до сих пор не возникло никаких подозрений? В субботу похищают яд, а в ночь на четверг ваш больной умирает! Мне бы это показалось в высшей степени странным!

Огден скорее играл у мисс Корбет на нервах, чем искал доказательства ее вины. Он как бы наблюдал себя со стороны, причем с таким удовольствием, что сиделка наконец сообразила что к чему и снова стала бесстрастной.

– Вы, кажется, знаете об этом деле больше, чем кто-либо, – устало вымолвила она. – Следовательно вам должно быть известно, что похищенное из моей комнаты, во-первых, не может стать причиной смерти, а во-вторых, не могло вызвать ни одного из симптомов, появившихся у мистера Деспарда.

– Ах, даже так! Значит, это не был мышьяк? Так что же в таком случае?

Она не ответила.

– Между прочим, вы должны кого-то подозревать…

Мисс Корбет поставила пустую чашку на стол. Стивенс, который в это утро особенно остро воспринимал происходящее, почувствовал, что разговор принимает какой-то новый оборот. Сиделка посмотрела вокруг себя, затем в сторону лестницы, словно бы она кого-то ждала или услышала какой-то звук. Стивенсу показалось, что, если бы не Огден, она бы с удовольствием продолжила беседу.

– Я не имею ни малейшего понятия, – сказала она спокойно.

– Было бы, конечно, намного лучше, если бы вы поделились со мной, – сказал Огден тоном, претендующим на откровенность. – Это облегчило бы вашу душу, а я не ищу…

– Прекратите эту игру, Огден, – сухо перебил его Стивенс. – Вы не из полиции. К тому же складывается впечатление, что жуткая история, которая произошла с вашим дядей, доставила вам удовольствие…

Огден, улыбаясь, повернулся к нему.

– А вы-то, вы что скрываете? Я ведь вижу, что вы чем-то обеспокоены. Может быть, этим случаем с пропавшим телом?.. Или чем-нибудь другим? Только не надо пытаться меня разубеждать.

Сиделка встала, и Огден обратился к ней:

– Вы уходите? Позвольте мне проводить вас до дома.

– Не надо, благодарю вас.

Возникло неловкое замешательство. Огден некоторое время продолжал разглядывать собеседников со своей обычной ухмылкой, затем поблагодарил Стивенса за виски, раскланялся и ушел. Как только Стивенс закрыл за Огденом входную дверь, сиделка вышла к нему в холл, взяла его за руку и заговорила очень быстро:

– Истинная причина моего прихода к вам заключается в том, что я хочу поговорить с вами. Я знаю, что все это ерунда, но тем не менее я хотела предупредить вас, что…

Входная дверь снова открылась и появилась голова Огдена.

– Я прошу прощения, – произнес он, осклабясь. – Здесь оказывается любовное свидание! Хотя вряд ли – ведь жена спит на втором этаже… Но, может быть, ее нет? Я заметил, что гараж пуст, и подумал, что вам будет скучно вдвоем…

– Убирайтесь! – холодно приказал Стивенс.

– Ох, ох! Я также заметил, что в вашей комнате горит лампа. Мэри всегда спит при свете?.. – Убирайтесь! – повторил Стивенс.

Видимо, что-то в тоне Теда испугало Огдена. Но, тем не менее, когда Стивенс с мисс Корбет вышли из дома и направились в Деспард Парк, он на небольшом расстоянии ехал за ними в машине.

Огромная вилла уже стала появляться из скрадывавшего звуки тумана, когда неожиданно раздался стук дверного молотка. Звук тут же исчез, и тишина стала еще более гнетущей.

– О, Боже! – воскликнул Огден, подъехав к дому и вылезая из машины. – Вы не думаете, что все они тоже…

Обращался он к человеку, который стоял на крыльце. Человек этот держал в руках кожаный портфель, взгляд его был прям и решителен; одет он был очень аккуратно в плащ цвета морской волны и серую фетровую шляпу. Светлые волосы придавали лицу моложавость. Однако виски покрывала седина.

– Вы не отсюда? – спросил он. – Кажется, в доме ни кого нет. Меня зовут Бреннан, я из полиции.

Огден тихонько присвистнул, и Стивенсу показалось, что он сразу начал оправдываться:

– Возможно, хозяева легли поздно и крепко спят. Неважно, у меня есть ключи. Меня зовут Огден Деспард, я тоже живу здесь. Чем мы обязаны столь ранним визитом, инспектор?

– Капитан, – резко, как будто Огден вызвал в нем неприязнь, поправил его Бреннан. – Видимо, мне нужен ваш брат. Если…

Дверь раскрылась так неожиданно, что рука Бреннана, собравшегося было снова постучать дверным молотком, повисла в воздухе. На пороге появился Партингтон, одетый по-парадному и выбритый настолько тщательно, что казалось, будто он шлифовал свое лицо пемзой.

– Меня зовут Бреннан, – произнес капитан, кашлянув. – Я из полиции.

Сцена, последовавшая вслед за этим, произвела на Стивенса удручающее впечатление. Лицо Партингтона стало землистого цвета, ноги его подкосились, и если бы он не ухватился за наличник двери, то, наверное, упал бы.