Текст книги "Огонь, гори!"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Леди Корк снова кивнула – энергично, не оборачиваясь. Ее старые покатые плечи дрожали.

Мисс Ренфру, однако, направилась не к двойным дверям, выходящим в галерею; ее белое платье с лифом, отделанным красными с черным розами, исчезло в проеме двери, ведущей в спальню. Посмотрев ей вслед, Чевиот хотел было что-то сказать, но потом передумал.

– Леди Корк, я не имею права и не хочу огорчать вас. Но почему вы не сказали, что у вас похитили драгоценности? Зачем скрывали кражу?

– Чтобы все опять надо мной смеялись – как всегда?

– Да, понимаю.

– Человек, способный смеяться над вами, ваша светлость, – вмешался вдруг мистер Хенли с едва скрываемой яростью, – будет иметь дело со мной. Вот как перед Богом истинным!

Порыв старшего клерка тронул старуху. Она повернула голову и подарила мистеру Хенли особенно любезную улыбку. Но, не желая выдавать свою слабость – плач при посторонних являлся злостным нарушением правил приличия, – смерила Чевиота пристальным холодным взглядом.

– Кто бы мог подумать, – почти презрительно заявила леди Корк, хотя слезы текли у нее по лицу ручьем, – что у сына Джорджа Чевиота хватит мозгов раскрыть правду?

– Это моя профессия, мадам.

– Ваша… что?

– Извините… моя работа. Позволите ли задать вам еще один вопрос?

– Позволю.

– Во вторник ночью вы в виде опыта поместили четыре драгоценные вещицы в кормушки клеток с попугаями в вашей спальне? Да. На следующее утро вы были охвачены ужасом, изумлены, вас охватило глубокое возмущение, когда оказалось, что они исчезли. Вечером в четверг вы спрятали еще одну безделушку в клетке для канарейки в галерее; безделушку пустячную, почти не представляющую никакой ценности – возможно, с целью заманить вора в ловушку?

Леди Корк изумленно вытаращила глаза:

– Да! Правда! Но… как, как вы догадались?! Прежде мы говорили о магах и чародеях… Вы что, и правда колдун?

Захваченный врасплох таким изумлением, Чевиот протестующе взмахнул рукой:

– Самое простое предположение, мадам, и больше ничего.

– Ага! Тогда скажите вот что, синьор Калиостро! – Даже в слезах леди Корк не утратила способности быстро соображать. – Зачем проклятый вор опустошил кормушки, высыпал корм в чашку или еще куда-то, а не выудил сокровище пальцами, оставив корм нетронутым?

– Мадам, тому есть несколько объяснений. Я снова могу предложить вам лишь самое вероятное из возможных.

– Слушаю!

– Разве не ясно, что на следующее утро вы первым делом отправитесь к клеткам и проверите, на месте ли ваши сокровища?

– Силы небесные! – воскликнула леди Корк. – Так я и сделала!

– Вору или воровке ночью нужно было действовать быстро. Не так уж легко шуровать в клетках с попугаями, не взволновав птиц и не разбудив тем самым вас. Несомненно, вора не огорчало то, что птицы останутся голодными… Вы понимаете, что это значит?

– Что же?

– Сейчас объясню. Запирается ли ваш дом на ночь?

– Как Ныогейтская тюрьма! Как долговая тюрьма Флит! И даже прочнее!

– А двери спальни вы на ночь запираете?

– Нет. А зачем?

– Значит, вор или воровка – кто-то из ваших домочадцев. Не сочтите за нескромность, мадам… Вы никого не подозреваете?

– Нет, – сухо ответила старуха после паузы.

– Вы говорили кому-нибудь, что намереваетесь спрятать драгоценности?

– Никому! – отрезала леди Корк более уверенным тоном.

– Тогда, мадам, еще всего один вопрос. Вы уверены, вы совершенно уверены в том, что ночью не слышали никакого шума, шороха, не видели света?

– Нет. Я ведь принимаю лауданум.

– Лауданум?

– Да! Настойку опия! Мальчик мой, старухи спят мало. – Тут она напустилась на него: – Я принимаю настойку каждый вечер, чтобы спать спокойно! Я ничего не могу с собой поделать! Даже когда в четверг расставила ловушку, поместив в клетку с канарейкой дешевую безделушку, я не удержалась и выпила настойку. Что тут плохого? Сам король принимает лауданум, чтобы унять боли в мочевом пузыре! Когда его министры толкуют о государственных делах, он настолько одурманен, что не в состоянии говорить!

Леди Корк задумалась; видимо, ее одолевали тяжелые мысли. Рука ее то сжимала, то разжимала набалдашник палки. Однако тон ее изменился.

– Король, – проговорила она. – Ведь они его ненавидят! Да! Они все его ненавидят. А я знавала его в те дни, когда он был молод, красив, как бог, и ухаживал за бедняжкой Пердитой Робинсон.

Снова ее лицевые мускулы непроизвольно задергались. Как она ни сдерживалась, слезы вдруг хлынули ручьем.

– Уходите! – неожиданно закричала, кашляя, леди Корк. – Хватит с меня на сегодня. Убирайтесь отсюда!

Чевиот подал знак мистеру Хенли.

Старший клерк закрыл чернильницу, убрал перья, застегнул бювар и тихо заковылял, опираясь на свою толстую трость, к камину, где дернул за витой шнурок звонка. Потом они с Чевиотом направились к двойным дверям.

– Погодите! – неожиданно приказала леди Корк и поднялась с кресла. Несмотря на заплаканное лицо, держалась она величественно. – Последнее слово! Я не глухая. И я услышала – не важно как и от кого – о броши с бриллиантами и рубинами в форме кораблика… Та брошь была первым подарком, полученным мной от мужа после свадьбы. Так вот, ее заложили у Вулкана.

Старуху, видимо, раздражали громкие звуки вальса. Она застучала палкой по полу так сильно, что попугай снова закричал.

– Моя брошь! – Леди Корк с трудом сдерживалась, чтобы снова не разрыдаться. – У Вулкана!

«Кто такой Вулкан? – недоумевал Чевиот. – Может, ростовщик?»

Но спросить, кто такой Вулкан, он не мог. Леди Корк говорила так, будто он непременно должен был его знать. Однако спросить можно и у других, а потому Чевиот просто поклонился:

– Спокойной ночи, леди Корк.

Он жестом пропустил вперед клерка; оба вышли.

После того как Чевиот захлопнул дверь, они с Хенли принялись тихо совещаться посреди длинной и широкой галереи, освещенной двумя рядами китайских ламп.

– Итак, что вы обо всем этом думаете? – спросил мистер Хенли.

– Самое главное, – искренне ответил Чевиот, – она словно живая реликвия восемнадцатого века. Я с трудом понимал ее выговор, и еще труднее было подражать ей. Какое облегчение, что можно говорить естественно!

(Естественно! За девяносто лет до собственного рождения!)

– Ах! – пробормотал мистер Хенли, делая серьезное лицо. – Я и сам пару раз не понял, о чем она говорит, хотя я гораздо старше вас. Но я хотел спросить о другом…

– Всей правды она нам не говорит. Она знает или догадывается о том, кто украл драгоценности. Если бы вещицы не были ей особенно дороги, она и вовсе не раскрыла бы рта. Совершенно очевидно, что… – Чевиот замолчал, так как его спутник вдруг отвернулся от него.

Мистер Хенли смотрел вперед, нахмурив рыжеватые брови; он даже приподнял трость, будто указывая на что-то. Чевиот обернулся.

Примерно в двенадцати футах, спиной к ним, стояла Флора Дрейтон.

В самом ее присутствии не было ничего необычного. Она стояла на ковре с правой стороны галереи, ближе к двойным дверям, ведущим в бальную залу.

Странной была ее неестественная поза: голова слишком откинута назад, обе руки в меховой муфте. Хотя лица ее они не видели, вся ее фигура, казалось, дышала страданием и отчаянием.

У Чевиота сжалось сердце – как будто кто-то стиснул его в кулаке.

Через две секунды послышался скрип. Открылась ярко-оранжевая одинарная дверь, сейчас она находилась слева от Чевиота и Хенли, поскольку они стояли лицом к лестнице. Собственно говоря, это была дверь в спальню леди Корк.

Оттуда вышла Маргарет Ренфру и гулко захлопнула дверь за собой. Она стояла к ним в профиль, и они видели лишь очертания ее щеки. Мисс Ренфру прошла мимо Флоры, двигаясь по диагонали, будто направлялась в бальную залу.

Вдруг она остановилась и, будто передумав, досадливо взмахнула рукой, развернулась и направилась к лестнице.

Шагала она прямо посередине ковра. Мисс Ренфру оказалась футах в десяти впереди застывшей в отчаянии Флоры…

И в тот же миг грянул выстрел.

Они почти не услышали выстрела, что, впрочем, вполне понятно. Дюжина скрипок и арфа, наяривавшие бешеную мелодию, топот танцующих, шорох юбок, хихиканье женщин и выкрики мужчин наполнили галерею невероятным шумом.

Пуля угодила Маргарет Ренфру точно под левую лопатку.

Благодаря острому зрению Чевиот заметил черную дырочку в белом платье. Похоже было на то, будто чья-то неведомая рука сильно толкнула женщину вперед. Она сделала два шага, споткнулась и упала ничком.

Чевиоту показалось, что прошла целая вечность, хотя на самом деле пролетели две или три секунды. Мисс Ренфру лежала неподвижно. Вдруг ее пальцы зашевелились – она судорожно заскребла по ковру и попыталась опереться на руки; ей удалось приподняться на локтях. Но тут сильная дрожь сотрясла все ее тело. Она ударилась лбом о ковер; блестящие черные локоны рассыпались по сторонам, и женщина застыла в неподвижности.

Звуки вальса по-прежнему то затихали, то делались громче.

 
«Мы скользим по волне и мечтаем о весне…»
 

Чевиот бросился вперед; замелькали золотые драконы на черных стенах. Он опустился на колени перед неподвижной фигурой.

Пулевое отверстие было маленьким; крови вытекло совсем немного. Пистолет с небольшим зарядом способен стрелять почти бесшумно. Им нельзя тяжело ранить, если только не попасть прямо в сердце.

Пуля угодила Маргарет Ренфру точно в сердце.

Выхватив из кармана часы, Чевиот открыл крышку. Приподняв голову женщины, он поднес циферблат к накрашенным губам, одновременно засекая время. Стекло не затуманилось от дыхания. Смерть наступила двадцать секунд назад.

Чевиот осторожно опустил голову Маргарет Ренфру на пол. Захлопнул крышку часов и сунул их в карман.

Мистер Хенли, белый как мел, с отвисшей челюстью, с трудом приковылял к нему. Старший клерк едва не упал, опускаясь на колени.

– Что?… – начал было он, не сводя взгляда с трупа мисс Ренфру.

Чевиот оглянулся и похолодел. Флора вышла из оцепенения. Теперь она стояла к нему лицом и смотрела на него невидящими глазами. Ее била дрожь – видимо, она совершенно не владела собой. Так как ее руки тоже дрожали, меховая муфта сползла в сторону.

Флора автоматически подхватила муфту левой рукой, а правая ее рука в белой перчатке, разъехавшейся по шву, бессильно упала вниз. И из нее выпал маленький пистолет с золотой ромбовидной пластинкой, прикрепленной к деревянной рукоятке. Пистолет упал на ковер; сверкнуло золото.

Флора выронила муфту и закрыла лицо руками.

Глава 6
Кошмар в галерее

Поднявшись, Чевиот крепко сжал плечо мистера Хенли, стоявшего на коленях.

– Переверните ее! – приказал он.

– Что?

– Переверните ее на спину и убедитесь, что она мертва. Вы ведь воевали, так что в обморок не упадете. И пусть ничто не отвлекает вашего внимания!

– Как скажете, сэр.

Если старший клерк обернется…

Но он не обернулся. Хромому нелегко ворочать неподвижное мертвое тело.

И тут суперинтендент уголовного розыска Джон Чевиот сделал то, чего совершенно от себя не ожидал. Он подошел к Флоре, в чьих глазах читалась немая мольба, и поднял с пола пистолет, осторожно ухватив его за дуло большим и указательным пальцами.

Совсем рядом с Флорой находился низенький черный тиковый столик с лампой. На вид фарфоровая подставка лампы казалась тяжелой, но Чевиот знал, что внутри она полая. Левой рукой он поднял лампу. Правой сунул под нее пистолет. Основание лампы свободно накрыло его, став тайником.

От внимания суперинтендента не укрылось очень важное обстоятельство. Пистолет был еще теплый. Пальцы его испачкались порохом. На маленькой золотой ромбовидной пластинке, вделанной в деревянную рукоятку пистолета, он заметил выгравированные инициалы «А.Д.».

Чтобы спрятать пистолет, Чевиоту пришлось на несколько секунд отвернуться. Когда же он развернулся назад, мистер Хенли по-прежнему стоял на коленях и смотрел на труп. Но… Боже всемогущий! Чевиоту показалось, что створка двойных дверей, ведущих в бальную залу, приоткрылась дюйма на два и тут же снова закрылась. Между сверкающими оранжевыми прямоугольниками с золотыми завитушками ему смутно померещилось что-то черное – фрак, а может, волосы.

Однако Чевиот ни в чем не был уверен. Он лишь краем глаза уловил какое-то движение; возможно, это был оптический обман. Чевиот решил, что паниковать не стоит.

Маргарет Ренфру лежала на спине с широко открытыми глазами и отвисшей челюстью. Она уже не слышала музыку – и никогда ее не услышит. Мистер Хенли, все еще бледный, понемногу начал приходить в себя. Он с трудом поднялся и спросил:

– Мистер Чевиот, кто ж ее так? – Старший клерк был так взволнован, что невольно выразился по-простецки. – Вы нет, – продолжал он. – Я тоже. При всем уважении к даме – я ничего обидного не имею в виду, – он мотнул головой по направлению к Флоре, – она тоже этого не делала. Я наблюдал за ней, она ни на секунду не вынимала рук из муфты…

Клерк был прав. Прав настолько, что пораженный Чевиот ответил, не медля ни секунды:

– Вы видели рану. Выстрел произвели из маленького пистолета, который называют карманным. Если бы вы или я стреляли из кармана, вспышки бы не было…

Мистер Хенли страшно разволновался.

– Посмотрите на мою одежду! – воскликнул он, опуская глаза. – Можно считать, что вы уже суперинтендент. Пожалуйста, обыщите меня! А я в свою очередь осмотрю вас.

– Но…

– Прошу вас, сэр! Я настаиваю!

Чевиот выполнил просьбу старшего клерка. Он даже открыл бювар, осмотрел его содержимое, а потом оглядел толстую палку. И ничего не нашел – впрочем, иного он и не ожидал. Мистер Хенли осмотрел его. Мысли Чевиота были прикованы к муфте Флоры.

– Простая формальность, – проговорил он, растягивая губы в неестественной улыбке и поднимая с пола муфту.

Флора не могла бы выстрелить из муфты, не прострелив ее насквозь. Повертев муфту в руках, он не обнаружил в ней отверстия и отдал муфту хозяйке.

Флора больше не дрожала. Она больше не боялась; страх, заставивший ее отпрянуть – какова бы ни была его причина, – прошел. Когда она заговорила, губы ее двигались с трудом.

– Милый! – прошептала она так тихо, что он едва расслышал. – Милый, милый, милый! Ты ведь знаешь, что я не убивала ее… Но кто это сделал? – воскликнула она чуть громче. – В галерее больше никого не было!

Снова правда; в галерее, кроме них, никого не было.

Масляные лампы отбрасывали странные отблески на черном лакированном дереве. Канарейки прыгали в клетках. Чевиот снова повернулся к мистеру Хенли. Последний услужливо приложил два пальца ко лбу.

– Не мое это дело, мистер Чевиот. Но… – он обвел галерею рукой, – тут может быть только одно. Кто-то выстрелил из-за приоткрытой двери.

– Готов присягнуть, – тихо ответил Чевиот, – когда ее убили, ни одна из дверей не открывалась.

– Вы уверены, сэр?

– Вполне уверен.

– Но…

– Стойте, погодите! Дайте подумать.

Чевиот посмотрел на ковер. Женщина не могла умереть от пулевого ранения, раз ни одна человеческая рука не спускала курок; и все же ее убили. Чевиот отчетливо слышал, как тикают в кармане часы.

Их звук пробудил его к жизни. Он снова схватил часы; оказалось, что сейчас три минуты первого. Видимо, вальс скоро кончится; музыка и так играла слишком долго. Мисс Ренфру собиралась – по крайней мере, она так сказала – пригласить гостей к ужину. Совсем скоро толпа гостей выйдет в галерею. Если они увидят на полу труп…

– Подождите! – крикнул Чевиот старшему клерку и Флоре.

Он подошел к дверям в залу, открыл правую створку и заглянул внутрь. На первый взгляд никто не обратил на него внимания.

В лицо ему ударила волна душного, насыщенного ароматами духов воздуха. Скрипачи, стоящие на небольшом возвышении, играли вальс. Бальные платья дам с широкими юбками и буфами – голубые, розовые, зеленые, белые и лимонные – кружились, сливаясь в пестрое пятно. Прелестные женские головки были украшены перьями и живыми цветами. С тонких запястий свисали танцевальные программки. Все дамы были в длинных перчатках до локтей, а их кавалеры в черных фраках и лайковых перчатках.

Чевиоту вспомнилось, как Флора сказала, что некоторые до сих пор считают вальс неприличным. Ему было трудно понять их. Но в самом деле кавалеры держали своих партнерш на расстоянии вытянутой руки. И все же…

И все же в бальной зале, освещаемой тусклым, неверным газовым светом, царило явственное, хотя и старательно сдерживаемое возбуждение. Его ощущал даже Чевиот. Лица дам пылали от быстрого танца; лица мужчин также покраснели от движения или от выпитого. Зеркальный блеск паркета, окна, полускрытые тяжелыми зелеными шторами, зеркала – все создавало чувственную атмосферу.

«Что за всем этим кроется? – подумал Чевиот. – На первый взгляд все просто. Но если задуматься, то вполне можно отыскать примитивный мотив, приведший к убийству».

Он заметил, что изнутри в замке торчит большой медный ключ. Чевиот перешагнул через порог, бесцеремонно вытащил ключ из замочной скважины и сунул его в карман.

«На поверхности, – бегло размышлял он, – все пристойно, как в начальной школе. Что же кроется внутри?»

Осторожно!

Незамеченная из-за тусклого освещения, на него из круга танцующих вылетела какая-то пара. У него не было времени посторониться. Его толкнули. Танцующие попятились, но не сбились с ритма. Чевиот тут же рассыпался в извинениях перед молодой дамой:

– Мадам, умоляю простить меня! Это всецело моя вина. Я зазевался.

Молодая красивая запыхавшаяся девушка, со светло-каштановыми волосами и широко поставленными светло-карими глазами, в голубом шелковом платье, с незабудками в волосах, тяжело дышала, разрумянившись от быстрого танца. Однако она не забыла присесть в вежливом книксене. Девушка подняла на него большие глаза и улыбнулась.

И тут Чевиот понял, какое качество отличает дам 1829 года, и в первую очередь Флору, от жительниц столицы из его… прошлой жизни. Им присуща подлинная женственность – самое сильное оружие, каким может обладать женщина; оружие, способное причинить мужчинам немало бед.

– Прошу вас, сэр, не беспокойтесь, – улыбнулась девушка, тяжело дыша и глядя на него так, словно дело имело особо важное значение. – Ничего страшного! Подобные случаи нередки. Уверена, мой кавалер со мной согласен…

Она обернулась, и Чевиот оказался лицом к лицу с тем гвардейским офицером, капитаном Хогбеном, с которым он уже успел обменяться парой «ласковых» слов на лестнице.

В первые мгновения капитан Хогбен, переполненный яростью и находясь под парами пунша, не вымолвил ни слова. Казалось, он вовсе не рассердился; манеры у него были по-прежнему надменными и вялыми. Пригладив усики и баки, он довольно спокойно протянул:

– Опять вы, приятель? Что ж! Придется вас примерно проучить; но не сейчас. Мы с вами поговорим в другое время и в другом месте. А пока… убирайтесь! – И капитан замахнулся, собираясь презрительно пихнуть Чевиота в грудь.

Но тут случилась еще более странная вещь. В душе Чевиота вскипел гнев, который он редко испытывал и еще реже выказывал. Не дожидаясь тычка, он опередил своего противника, гвардейского офицера, и ударил его.

Капитан Хогбен завертелся волчком на скользком полу и так грохнулся, что задрожало пламя в газовых горелках. Однако он тут же вскочил и занял боевую стойку, выставив вперед правую ногу в остроконечном армейском сапоге. Глаза его метали молнии.

Сказать, что девушка с каштановыми волосами повисла у него на руке, было бы не правдой. И все же она схватила своего кавалера за руки, словно желая возобновить танец, и принялась утешать и увещевать его.

Чевиот ждал, глядя капитану Хогбену прямо в глаза.

И все-таки возобладали строгие правила этикета. Капитан Хогбен повел свою даму прочь. Остальные, поглощенные танцем, почти не заметили неприятного инцидента, лишь громко хихикнула какая-то девушка в сиреневом, да круглолицый Фредди Деббит выразил Чевиоту на ходу свое восхищение – он проплыл мимо, кружа в вальсе царственного вида брюнетку в розовом платье.

Чевиот, попятившись, вышел из залы. Закрыв дверь, он вытащил из кармана ключ и запер обе створки снаружи. Ключ он оставил в замке.

На лбу у него выступила испарина. Что за ерунда с ним творится? Неужели на него так подействовала атмосфера бала? А может, в глубине души его грызли и мучили сомнения относительно Флоры – и ее невиновности?

Сама Флора, которая уже отошла от трупа, крикнула ему, и этот крик в пустой галерее показался оглушительным:

– Джек! Боже мой, что тебе понадобилось в зале? Нашел время!

Чевиот словно пробудился ото сна.

– Я запер их, – беззаботно объяснил он, не сводя взгляда с ясных и серьезных глаз Флоры. – Нельзя допускать, чтобы здесь толпился народ. А сейчас спокойно! Спешить не нужно.

– Какой ужас! – Золотая головка кивнула в сторону Маргарет Ренфру. Флора заломила руки. – Что делать?!

– Сейчас покажу.

Флора едва снова не закричала, когда Чевиот, опять оставляя их, поспешил к будуару леди Корк. Постучав, он повернул ручку – дверь отворилась с громким щелчком – и вошел.

Леди Корк дремала в кресле, рядом с почти погасшим камином; ее кружевной чепец обвис, рука сжимала набалдашник палки. Даже у попугая были закрыты глаза. Но, услышав щелчок замка, леди Корк дернулась и подняла голову.

– В чем дело, юноша? – осведомилась она, вставая. – Полно, нечего меня обманывать. Я не слепая. Так в чем дело?

– Мне жаль, но ваша племянница, мисс Ренфру…

– Никакая она мне не племянница! – презрительно перебила его леди Корк. – Да и вообще не родня. Так что она натворила?

– Ничего. Произошел несчастный случай. Откровенно говоря, она мертва.

– Мертва, – повторила леди Корк, помолчав. Чевиоту показалось, что старуха слегка побледнела. Потом она прищурилась. – Так вы сказали несчастный случай?

– Нет. Я просто употребил обычную полицейскую формулировку, желая немного смягчить удар. В нее выстрелили сзади; пуля попала в сердце. Она лежит в галерее. И мне, мадам, – Чевиот посмотрел леди Корк в глаза, – понадобится ваша помощь. Будучи полицейским, я не могу допустить, чтобы в галерее толпился народ, пока не закончу осмотр. Не будете ли вы так добры и не поможете ли задержать ваших гостей в бальной зале? Можно произнести речь или объявить еще один танец – что хотите. Задержите их на десять – пятнадцать минут, не объясняя пока, что случилось. Пожалуйста, прошу вас, будьте так добры…

– Хорошо! – буркнула леди Корк, стукнув палкой по полу. – Я добра и такой буду. Там присутствуют с десяток почтенных матрон; они прибыли как дуэньи, и они мне помогут! – Она заторопилась к дверям, но на пороге остановилась и поджала губы. – Застрелили! – без выражения повторила она. – Кто? Ее любовник?

На сей раз на лице Чевиота не отразилось никаких чувств.

– Значит, у мисс Ренфру был любовник, леди Корк?

– Ха! Еще спрашивает! Конечно!

– Его имя?

– Откуда мне знать? Негодница держала язык за зубами. Но разве не было заметно по ее глазам?

– Да… я что-то заметил.

– Одновременно гордость и стыд, да? Обидчивость, злость, испуг – как бы кто не догадался… Чего уж тут не понять, румянилась и мазала губы… С другой стороны, она ведь не девочка – ей… был тридцать один год! Ха! Нынешняя молодежь всякий стыд потеряла!

По лицу старухи промелькнула темная тень, но что творилось в ее душе, Чевиоту было не понять.

– Я ее выкрутасов терпеть не могла. Пройдоха, хитрая пройдоха! Бог мой! Да неужто она решила, что я буду против? – Внезапно леди Корк издала каркающий звук – то ли смеялась, то ли кашляла. – В наше время, юноша, девицы считали за позор, коли к двадцати годам у них не было с полдюжины любовников. Хотите найти ухажера Пег – ищите его там, в бальной зале. Но она клялась и божилась, что у нее никого нет… И вот – умерла!

– Леди Корк!

Старуха обернулась с порога:

– Что?

– Подтвердите мои сомнения. Я почти с самого начала подозревал, что ваши драгоценности украла мисс Ренфру… По крайней мере, вы считали ее воровкой.

Музыка прекратилась.

В старом душном особняке воцарилась тишина. Из бальной залы послышались аплодисменты, однако хлопали явно лишь из вежливости. Было очевидно, что усталые гости, мужчины и женщины, мечтают как следует поесть и выпить.

– Я прав, леди Корк? Вы подозревали мисс Ренфру?

– Юноша, юноша, поторопитесь! Разве вы глухой? Объявят ужин или нет, а сейчас гости понесутся вниз, как кони на водопой. Идите!

– Они никуда не понесутся. Я запер их.

– Бог мой! – проскрипела леди Корк, почти как ее попугай. Лицо ее исказилось, губы вытянулись в язвительной гримасе. – Вот как вы предполагали сохранить дело в тайне! Как по-вашему, обрадуются они, обнаружив, что их заперли?

– Ответьте мне, леди Корк!

– Молодой человек, вы что же, угрожаете мне?

– Нет, мадам. Но если вы не ответите, мне придется сделать вывод о том, что вы действительно подозреваете мисс Ренфру – и ведете себя соответственно.

Леди Корк изумленно воззрилась на него.

Чевиот был уверен, что лицо ее выдает правду. Он готов был поклясться, что она вот-вот ответит: «Да», однако неожиданно старуха передумала. Она шумно втянула носом воздух, повернула ручку – послышался щелчок – и вышла.

Отчаявшемуся Чевиоту оставалось только следовать за ней.

Леди Корк не удостоила взглядом ни Флору, ни мистера Хенли, которые застыли в тех же позах, в каких их покинул Чевиот. Некоторое время тучная, приземистая старуха, моргая, смотрела на тело Маргарет Ренфру.

– Бедняжка, – проворчала леди Корк и тут же поспешила к бальной зале. Она повернула ключ в замке, вошла и закрыла за собой двери. Невнятный гул голосов сменился журчанием, а потом вдруг раздался взрыв аплодисментов.

– Ну вот! – произнес Чевиот, обращаясь к Флоре. – Посмотрим, что можно сделать.

При обычных обстоятельствах он ни за что не позволил бы перемещать труп. Он велел мистеру Хенли перевернуть тело только для того, чтобы отвлечь внимание старшего клерка и спрятать еще теплый пистолет, из которого недавно стреляли.

Однако то, что труп двигали, дела не меняло. Маргарет Ренфру сильно ударилась об пол. Очертания ее тела, включая положение рук и ног, отпечатались на пыльном ковре. Снова перекатив ее на живот, он без труда разместил ее так, как она лежала.

И тут Чевиот со всей ясностью осознал собственную беспомощность.

Тело нет возможности сфотографировать. У него нет ни мела, ни лупы, ни рулетки. Однако главное даже не отсутствие определенных предметов – их худо-бедно еще можно чем-то заменить.

В 1829 году не было ни одного эксперта-баллистика, способного с точностью сказать, что пуля выпущена именно из данного гладкоствольного оружия. Даже допустив, что Флора невиновна, а пистолет попал к ней вследствие несчастного стечения обстоятельств, он ни за что не определит, из какого пистолета стреляли.

Отпечатки пальцев, на которые Чевиот возлагал столько надежд, предлагая опыт полковнику Роуэну и мистеру Мейну, в данном случае также были более чем бесполезны: если не считать слуг, например Соланж, и себя самого, мистера Хенли и леди Корк, все остальные были в перчатках.

Преимущества, даруемые техническим прогрессом, таяли на глазах. Оставалось надеяться лишь на собственные мозги.

– Мистер Хенли! – Чевиот оглянулся, прикидывая расстояние на глаз. – В вашем бюваре, случайно, не найдется мела?

– Мела, мистер Чевиот? – изумился старший клерк, отступая на шаг. – Простите, сэр, на что вам мел?

– Чтобы очертить контуры тела. Мы не можем вечно держать труп здесь.

– А! – облегченно вздохнул мистер Хенли, радуясь, что слышит разумные слова. – У меня есть уголек… может, он сойдет?

– Да! Спасибо! Ковер достаточно светлый, рисунок будет виден. Если не возражаете, передайте мне ваш бювар. Я должен сам все измерить и зарисовать.

Целых десять минут мистер Хенли и Флора, которая находилась на грани истерики, наблюдали за его быстрыми, профессиональными действиями. Для измерения расстояний

Чевиот воспользовался собственным большим шелковым носовым платком. Он ползал по полу – от трупа к стене и назад. Голоса в бальной зале звучали все громче и громче. Чевиот снова испугался. Перо царапало по плохой бумаге; чернила оставляли кляксы. В 1829 году еще не изобрели промокательной бумаги, а о песке он попросту позабыл.

– По-моему, все, – наконец объявил Чевиот, возвращая клерку бювар и помахивая листом бумаги в воздухе, чтобы просушить чернила. – Мистер Хенли, очень не хочется утруждать вас, но вы прибыли верхом. Не могли бы вы съездить за врачом? Любым, но лучше хорошим.

– Мистер Чевиот! Дама мертва! Ни один врач не сумеет ее воскресить.

– Да. Но он сумеет вынуть пулю и скажет мне, откуда стреляли.

– П-простите, сэр…

– Послушайте меня! – потребовал Чевиот, глядя прямо в большие воловьи глаза мистера Хенли. – Мы с вами пришли к выводу, что леди Дрейтон не стреляла.

– Да! Верно.

– Далее вы заметили, – мягко продолжал Чевиот, – что никакого оружия у леди Дрейтон нет.

– Снова верно.

– Отлично. – Взглянуть на Флору он не осмеливался. – Но в галерее нет оружия. Я только что все обыскал. Далее, обратите внимание на положение тела мисс Ренфру. В нее стреляли сзади. Все произошло на наших глазах, мы это знаем. Как видите, она лежит на середине ковра, лицом к лестнице, на довольно значительном расстоянии от всех дверей, выходящих в галерею.

– Ага! Значит…

– Вероятно, одну из дверей быстро открыли и тут же снова закрыли.

– Но вы ведь сказали, что…

– Я помню, что я говорил. Мне до сих пор кажется, что ни одна дверь не открывалась. И тем не менее, если не допустить такой возможности, остается поверить в чудеса, магию или колдовство.

– Осторожнее, сэр! Осторожнее! Колдовство, возможно, и существует, хотя и говорят, что это враки.

Пропустив последнее замечание мимо ушей, Чевиот шагнул вперед.

– Вы спрашиваете, на что нужен врач? Извлекши пулю, врач может сказать, направлен был выстрел прямо или по диагонали. Если по диагонали, то откуда стреляли – справа или слева. Вы понимаете, насколько это важно? Мы узнаем, где стоял убийца.

– Ах-ах-ах! – прошептал мистер Хенли, распрямляя спину. – Сэр, прошу прощения. Теперь-то я понимаю: в полиции служить – не только пятерней махать да выбивать правду из воришек. Напрасно я отрывал вас от дела, мистер Чевиот, больше я ни секунды лишней не потрачу. Бегу за врачом! – И старший клерк, с достоинством склонив свою лысеющую голову, развернулся и заковылял к лестнице.

Чевиот некоторое время смотрел ему вслед.

Он помнил, что выражение «пятерней махать» в то время обозначало «работать кулаками». Он много читал, был более-менее в курсе тогдашнего политического положения и, в общем, разбирался в выражениях, присущих только что образованной столичной полиции, однако не испытывал иллюзий и понимал, что не сможет понять все тонкости старого жаргона.

Оставалось лишь с трудом продвигаться вперед, расследуя преступление, кренясь под тяжким бременем, которым нагрузили его случай и время.

Он нагнулся, подсунул руку под плечи Маргарет Ренфру, другой подхватил ее под колени и поднял.